Текст книги "Братство волка"

Автор книги: Дэвид Фарланд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 40 страниц)

Габорн должен был отомстить. Радж Ахтен разгуливал сейчас по его родной земле, по Мистаррии. Советники Габорна как один сходились на том, что силы Гередона слишком слабы, чтобы немедленно двинуться на юг на помощь Мистаррии. Не хватало ни воинов, ни боевых коней. Солдаты Радж Ахтена, отступая, забрали из конюшен Сильварреста всех крепких лошадей. И одной из первых забот Габорна по прибытии в замок было узнать у конюхов клички всех украденных лошадей и клички их Посвященных. Список этот он отослал к герцогу Гроверману, где содержались Посвященные кони, и всех их убили.

Это была слабая попытка задержать вступление Радж Ахтена в Мистаррию. Неодолимым пришлось скакать на обычных лошадях. Возможно, благодаря этому Рыцарям Справедливости и удалось устроить им несколько удачных засад.

Габорн дал тем самым герцогу Палдану время, в котором тот нуждался, чтобы укрепить оборону, и немного потрепал Радж Ахтена. Мистаррия была самым большим и богатым из всех королевств Рофехавана. И под командованием Палдана-охотника была почти треть всех армий севера.

Иом не надеялась, что Палдан сможет остановить Радж Ахтена. Если он хотя бы задержит наступление Лорда Волка, пока Лорды Севера не соберут войска, и то была бы большая удача. Габорн уже разослал гонцов по всему Рофехавану с просьбой выслать поддержку Охотнику.

Однако сам не отправил туда из Гередона никого.

– Почему? – спросила Иом. – Почему ты не пытаешься остановить Радж Ахтена? Тебе не нужно делать это самому. Здесь сейчас собрались лорды со всего Гередона. У тебя есть воины, которые могут сражаться, а лорды Гередона жаждут мести! Я сама буду сражаться! Я не решаюсь спрашивать, но… ты что, боишься его?

Габорн в ответ покачал головой и посмотрел ей в глаза в надежде, что Иом поймет.

– Не боюсь, – сказал он. – Но что-то меня удерживает. Что-то такое… Это глубоко внутри… Объяснить очень трудно. Я пытаюсь, но выходит все как-то не так… Я Король Земли, и мне поручено в наступающей тьме спасти семена рода человеческого. Жители Индопала нам не враги. Я не могу причинить им вред. Я не могу и не хочу уничтожать людей. Не хочу, потому что мне кажется, что настоящие наши враги – опустошители.

– Наш враг Радж Ахтен, – сказала Иом. – Он хуже любого опустошителя.

– Да, – согласился Габорн, – но подумай вот о чем: у нас на четыре сотни мужчин и женщин есть только один солдат, защитник, способный остановить опустошителя. И если он погибнет, обречены и эти четыреста.

Все это было ужасно. В последнее время, когда на плечи Иом легла тяжесть подготовки к войне, она действительно мало о чем думала, кроме обеспечения тыла, лошадей, продовольствия, снабжения солдат. Сколько воинов можно потерять в войне с Радж Ахтеном? И впрямь может ли Габорн позволить себе потерять хотя бы одного из них?

Габорн прямо сказал о том, что дело обстоит именно так. С запасом в сорок тысяч форсиблей, которые отец его захватил в Лонгмоте, он мог подготовить к битве четыре тысячи солдат. В десять раз больше, чем было у отца Иом. Но по сравнению с войском Радж Ахтена это совсем немного.

А ведь биться придется не только с войском, но и с самим Лордом Волком. У кого-кого, а у Радж Ахтена тысячи даров. С помощью форсиблей можно сравняться с ним силами.

Но Габорн боялся растратить запас. Неизвестно, будут ли новые. Джурим уже сказал, что рудники кровяного металла в Картише истощены. Эти сорок тысяч форсиблей были единственным стоящим оружием Габорна против опустошителей.

Тут Иом внезапно уловила мысль, которая раньше ускользала от ее внимания.

– Погоди, ты сказал, что не хочешь убивать Радж Ахтена?

До сих пор ей казалось, что Габорн задерживается в Гередоне потому, что здесь от Радж Ахтена его хранят Даннвудские леса и духи предков. Но сейчас он был слишком взволнован и не скрывал своих чувств. Наоборот, Габорну было необходимо поговорить с женой, и он смотрел на нее так, будто просил понять то, о чем она не хотела даже слушать.

Габорн отвернулся, искоса бросив на Иом быстрый взгляд, словно не решаясь посмотреть прямо в лицо.

– Ты должна понять, любовь моя: народ Индопала не враг мне. Земля сделала меня своим Королем, и значит, Индопал тоже входит в мое королевство. Я должен спасти всех. Индопал тоже нуждается в защитнике.

– Ты не поедешь в Индопал, – сказала Иом. – Даже думать об этом не смей. Люди Радж Ахтена тебя убьют. Кроме того, ты нужен здесь.

– Конечно, – согласился Габорн. – У Радж Ахтена самая сильная армия в мире, и он самый могущественный из королей. Если я вступлю с ним в бой, мы погибнем все. Если же я попытаюсь пренебречь исходящей от него опасностью, я наверняка навлеку беду и на себя, и на своих людей. Если я попытаюсь бежать от него, он возьмется меня ловить. Я вижу только один выход…

– Ты… Ты хочешь сказать, что решил избрать его? После того, что он сделал? – Иом не могла скрыть изумления и гнева.

– Я надеюсь договориться с ним о перемирии, – признался Габорн, и по его тону она поняла, что это решение окончательное. – Я должен обсудить это с Джуримом.

– Радж Ахтен не пойдет на перемирие, – уверенно сказала Иом. – Не пойдет, пока ты не вернешь форсибли, которые твой отец захватил ценой собственной жизни. Но и это будет не перемирие, это будет капитуляция!

Габорн кивнул, спокойно глядя на нее.

– Неужели ты не понимаешь? – воскликнула Иом. – Это даже не будет достойная капитуляция, поскольку, как только ты отдашь форсибли, Радж Ахтен тут же использует их, чтобы тебя уничтожить. Я знаю своего кузена. Хорошо знаю. Он не оставит тебя в покое. То, что Земля дала тебе власть над человеческим родом, вовсе не означает, что Радж Ахтен добровольно уступит тебе славу.

Габорн стиснул зубы и отвернулся. Иом заметила выражение боли на его лице. Она знала, как он любит свой народ и хочет защитить его всеми своими силами, и понимала, что сейчас он действительно не видит другого способа справиться с Радж Ахтеном.

– Все-таки я должен попытаться, – ответил Габорн. – Если добиться перемирия не удастся, тогда… я вынужден буду просить о достойной капитуляции. И только в том случае, если я не сумею добиться даже этого, я буду сражаться.

– Не соглашайся на капитуляцию, – сказала Иом. – Мой отец сдался на его милость, и Радж Ахтен тут же изменил условия договора. Ты не можешь быть одновременно Королем Земли и Посвященным Радж Ахтена!

– Здесь ты права, – с тяжелым вздохом сказал Габорн, садясь на кровать рядом с Иом и беря ее за руку. Но это ее мало утешило.

– Почему ты не можешь просто убить его и покончить с этим? – спросила Иом.

– У Радж Ахтена не меньше десяти тысяч сильных воинов, – сказал Габорн. – Даже если я разгромлю его и потеряю вполовину меньше своих людей, не слишком ли дорого обойдется победа? Подумай о четырех с половиной миллионах женщин и детей! Могу ли я сознательно отнять жизнь хотя бы у одного человека? И кто сказал, что на этом все кончится? Как мы остановим опустошителей, потеряв столько воинов?

Габорн замолчал. Потом приложил палец к губам, призывая Иом к тишине, и подошел к старому письменному столу короля Сильварреста. Он вынул из верхнего ящика небольшую книжку и вытащил из-под ее переплета какие-то бумаги.

Затем поднес их Иом и прошептал:

– В Доме Разумения, в Палате Сновидений, Хроно изучают природу добра и зла.

Иом удивилась. Учение Хроно было запретным для Властителей Рун. Теперь она поняла, почему он перешел на шепот. Оба их Хроно находились сразу за дверью.

Габорн показал следующую диаграмму:

Три сферы человека:

1. Сфера Невидимого – Время, Свободная Воля, Телесное пространство.

2. Сфера Общественная – Семья, Самосознание, Общество.

3. Сфера Видимого – Дом, Тело, Благосостояние.

– Со своей точки зрения каждый человек – лорд, – сказал Габорн, – и владеет тремя сферами: Сферой Невидимого, Сферой Общественной и Сферой Видимого.

Каждая сфера делится на части. Время человека, его телесное пространство, его свободная воля – это части Сферы Невидимого, а все вещи, которыми он обладает, все, что он видит вокруг себя – это части его Сферы Видимого.

Всякий раз, когда кто-то вторгается в нашу сферу, мы называем это злом. Если кто-то хочет отнять у нас землю или жену, если он пытается разрушить наш дом или запятнать наше доброе имя, если он злоупотребляет нашим временем или пытается отрицать нашу свободную волю, он становится врагом.

Но если кто-то увеличивает наши владения, мы называем это добром. Если он хвалит нас, укрепляет наше положение в обществе, мы называем его другом. Если благодаря ему растет наше благосостояние или крепнет уважение к нам, мы его любим.

Иом, вот здесь изображено то, что я чувствую, и объяснить это я могу только таким образом: жизнь всех людей, их судьбы – они здесь, внутри моей сферы!

Он указал на рисунок, куда-то на Сферу Общественную и Сферу Невидимого. Иом заглянула ему в глаза и ей показалось, что она поняла. Она сама всю жизнь была Властительницей Рун, и ей доверялись некоторые государственные дела. Надежды, мечты и судьбы своих подданных были частью и ее жизни.

– Понимаю, – прошептала Иом.

– Да, понимаешь, но не все, – вздохнул Габорн, – не все. Я чувствую… чувствую приближающуюся грозу. Меня предупреждает Земля. Опасность близко. Опасность не только для тебя или меня, но и для всех Избранных, для каждого мужчины, женщины и ребенка, которых я избрал.

Я должен сделать все, что в моих силах, чтобы их защитить – все, даже если я обречен. Я должен искать союза с Радж Ахтеном.

Слушая его взволнованный голос, Иом поняла, что Габорн еще не принял решения и ждет ее одобрения.

– И в какую же из твоих сфер вхожу я? – спросила она, показав на рисунок, лежавший у него на коленях.

– Во все, – сказал Габорн. – Неужели ты не понимаешь? Это не моя постель и не твоя. Это наша постель, – он коснулся своей груди. – Это не мое тело и не твое, это наше тело. Твоя судьба – это моя судьба, а моя судьба – твоя. Твои надежды – мои надежды, и мои должны стать твоими. Я не хочу никаких стен, никакого разделения между нами. Если есть что-то подобное, значит, мы не женаты по-настоящему. Значит, мы не едины.

Иом кивнула. Она поняла. Ей приходилось раньше видеть такие браки, когда супруги столько отдают друг другу, становятся так близки, что делят все, даже самые нелепые привычки и взгляды.

Иом и сама хотела такого союза.

– Думаешь, ты один такой образованный, – сказала она, – что щеголяешь знанием тайных учений. Я вот тоже кое-что слышала о Палате Сновидений.

В Доме Разумения, в Палате Сновидений говорят, что человек рождается в слезах. Он плачет, чтобы мать дала ему грудь. Плачет, чтобы мать услышала, если он упадет. Плачет, чтобы получить тепло и любовь. Становясь старше, он учится определять свои желания. «Хочу есть!» – плачет он. «Хочу тепла. Хочу, чтобы наступило утро». И когда мать утешает ребенка, ее слова – это тоже плач: «Хочу, чтобы ты не плакал».

Потом мы учимся говорить, но почти все наши слова – тоже плач, только более внятный. Вслушайся в каждое слово, которое тебе говорят, и услышишь мольбу. «Хочу любви». «Хочу утешения». «Хочу свободы».

Иом умолкла, чтобы выждать паузу, и по тому, что Габорн не прервал внезапно наступившую тишину, поняла, как внимательно он ее слушает.

Тогда она решилась сказать:

– Габорн, не сдавайся Радж Ахтену. Если ты любишь меня, если любишь свою жизнь и свой народ – не склоняйся перед злом.

– Не склонюсь. До тех пор, пока у меня есть выбор, – сказал Габорн.

Она столкнула книгу на пол, взяла Габорна за подбородок, нежно поцеловала и опрокинула на кровать.

Через два часа стражники на стене замка подняли крик, глядя на реку Вай, струившуюся среди зеленых полей. Выше по течению вода в реке стала красной – красной, как кровь.

Но чем ближе становилась красная вода, все сильнее становился запах серы и меди. Это была не кровь, а грязь, которых, правда, хватило бы, чтобы испортить воду, чтобы забились жабры и рыба погибла.

Габорн пришел посмотреть на реку вместе с чародеем. Биннесман ступил по колено в воду, окунул для проверки руку и попробовал воду на вкус, после чего помрачнел лицом.

– Грязь из подземных недр.

– Как она попала в реку? – удивился Габорн. Он остался стоять на берегу, потому что запах был резкий и неприятный.

– Ключ, от которого берет начало Вай, – сказал Биннесман, – бьет из глубокого подземелья. Грязь оттуда.

– Не могло ли это случиться из-за землетрясения? – спросил Габорн.

– Из-за сдвига коры могло, – Биннесман задумался. – Но боюсь, дело не в этом. Думаю, опустошители прокладывают тоннель. Может быть, мы убили не всех.

На Праздник Урожая возле замка Сильварреста собралось немало храбрых лордов, и охотников проскакать тридцать миль по горам набралось немало. Уже через шесть часов, вскоре после полудня, пять сотен воинов во главе с Габорном и Биннесманом, знавшими дорогу, достигли древних руин даскинов.

Руины выглядели точно так же, как и в прошлую ночь, когда оттуда вышли Биннесман, Габорн и Боринсон. Вход на холме наполовину закрывали кривые корни громадного дуба. Люди зажгли факелы и начали спускаться по древней полуразрушившейся лестнице вниз, туда, где от земли исходил тот же сильный неприятный запах. Габорн машинально отметил, что по сравнению со вчерашним запах изменился.

Вход в древний город даскинов был сделан в форме идеального полукруга в диаметре около двадцати футов. Камни в стенной кладке были огромны, но вытесаны и пригнаны столь совершенно, что даже через тысячи лет в стене не появилось ни трещины.

Первую четверть мили от главного коридора отходило несметное число боковых тоннелей и комнат, лавок и домов, в которых когда-то жили даскины, заросших теперь неизвестными растениями Подземного Мира – растения эти цеплялись за стены своими темными каучуковыми листьями, похожими на человеческое ухо, образуя нечто вроде губчатых ковриков. Вещи, оставшиеся от даскинов, были вынесены много столетий назад, и теперь подземный город служил лишь прибежищем для тритонов, безглазых крабов и других обитателей Подземного Мира.

Не успел отряд спуститься и на полмили по поворачивавшей в разные стороны лестнице, когда внезапно она оборвалась.

Путь вперед был перекрыт. Там, где должны были быть ступени – лестница до самого моря Айдимин – проходил теперь широкий тоннель.

Биннесман спустился на последнюю ступень, но камень под ногами затрещал и зашатался, и чародей отскочил обратно. Поднял фонарь повыше и вгляделся вниз.

Новый туннель, пробитый сквозь плотный грунт и руины, был круглым, огромным, шириной, по меньшей мере, в две сотни ярдов. На дне были грязь и камни. Человеку прокопать такой проход не под силу. Опустошителю тоже.

Биннесман долго вглядывался в тоннель, задумчиво поглаживая бороду. Потом поднял камень и бросил.

– Что ж, я чувствовал, как что-то шевелилось под ногами, – подумал он вслух. – Земля страдает.

Несколько маленьких темных тварей бросились наутек по черному тоннелю, то были существа из Подземного Мира, которые не выносят дневного света. Визжа от боли, они прятались от фонарей.

Занервничавший Боринсон нарушил молчание.

– Кто мог прорыть такой тоннель?

– Только одно существо, – ответил Биннесман, – хотя в моем бестиарии Подземного Мира говорится, что человек встречал его лишь единожды, и потому оно считается существом сказочным. Такой тоннель мог прорыть только хаджмот, мировой червь.

Глава 4
Мировой червь

– Наездница Аверан, – сказал старший скотник Бранд, – ты нужна.

В предрассветном сумраке Аверан повернулась, чтобы взглянуть на него, не сразу. На просторном чердаке гнезда грааков было темно, и потому она скорее поняла, чем увидела, где находится Бранд, по звуку его шагов. Аверан кормила нескольких оперившихся птенцов и не решилась отвести взгляд. Грааки были размером в четырнадцать футов и без труда могли бы проглотить ребенка вроде Аверан. Впрочем, грааки ее обожали, поскольку она кормила их с того самого дня, как они выкарабкались из своих кожистых яиц, хотя, проголодавшись, вполне могли бы и попробовать ее на зубок. Порой грааки пытались длинными когтистыми крыльями выхватить у нее из рук мясо. Аверан не хотела потерять руку, как много лет назад Бранд.

«Наездница, – подумала она. – Он назвал меня наездницей. А не смотрителем». В девять лет Аверан была уже слишком большой, слишком старой для наездника. Уже два года, как ей не разрешали летать.

Бранд стоял в дверях чердака, и тусклый утренний свет вставал за ним, как ореол. К поясу у него была привязана баранья нога с мотком веревки, приманка для грааков. Он щурился и поглаживал седую бороду левой рукой.

«Не слишком ли много молодого вина выпил он нынче ночью, что забыл даже, какая я старая», – подумала Аверан.

– Ты уверен, что…

– Уверен? Ну да, – угрюмо буркнул Бранд. – Давай-ка поторопись.

Потом повернулся и пошел наверх.

В утреннем сумраке Аверан и Бранд поднялись по высеченной из камня лестнице в верхнее гнездо. Пахло там отвратительно. Запах взрослых грааков пронзительнее, чем у змей, и за века провонялись даже сами камни гнезда. Аверан давно приучила себя любить этот запах, как, говорят, некоторые могут наслаждаться и зловонием конского пота и псины.

Лестница привела их в просторное помещение с единственным узким выходом, пробитым с восточной стороны холма. Аверан разглядела в тусклом свете, что в гнезде пусто. Грааки были на утренней охоте. От осеннего холода им было голодно и беспокойно.

Вслед за Брандом Аверан вышла на посадочную площадку. Немного помедлив, он снял с пояса баранью ногу и проверил, аккуратно ли привязана веревка. Потом принялся раскачивать огромную, тяжелую приманку. Такой наживкой для граака мог манипулировать только взрослый человек.

– Налетчик! – позвал он. – Налетчик!

Граак был приучен отзываться на кличку. Если чудовище прилетало на зов, баранина служила наградой за послушание.

Аверан всматривалась в светлеющее небо. Граака нигде не было видно. Налетчик был старым крупным зверем, с высокой жизнестойкостью, но не очень быстрым. Теперь его редко использовали для полетов. Этим летом он стал залетать охотиться все дальше и дальше в поля.

На западе вздымали свои острые пики горы Хест, белые от выпавшего ночью снега. На склоне горы пониже гнезда возвышалась крепость Хаберд – пять каменных башен, стены которых соединяли две стороны узкого ущелья, которое вело в горы. Люди в крепости с криками бегали взад и вперед. У некоторых в руках еще горели факелы. Издалека было не разобрать, что там кричат. Женщины и дети, пытаясь спастись бегством, забирались в повозки и спускались вниз, на луга.

Только теперь Аверан поняла, что дело не в ней.

– Что случилось?

Бранд положил наземь баранью ногу, словно устав держать, и смерил девочку взглядом.

– С холмов Мореншира прискакал оруженосец с вестями. Ночью в горах Алькайр ожил вулкан. Вместе с пеплом появились опустошители. Вестник говорит, там около восьмидесяти тысяч носителей клинков, примерно тысяча малых магов и по меньшей мере одна горная колдунья. Над ними несется целая туча гри, такая, что закрывает небо. Тебе нужно лететь в Каррис, отнести послание герцогу Палдану.

Аверан силилась понять смысл сказанного Брандом. Мореншир находился на самом дальнем западе Мистаррии, там, где сходились горы Хест и Алькайр. Здешняя цитадель, башня Хаберд, была старой хорошей крепостью. Она защищала от бурь, служила пристанищем для путешествующих в горах, и стража ее главным образом охраняла дороги от разбойников, воров и прочего сброда. Но никогда эта крепость не оборонялась против сил, подобных тем, что описал Бранд. Опустошители одолели бы ее стены за час, и пленных они не брали.

Герцог Палдан был королевским стратегом. Если кто и мог остановить опустошителей, так это он. Но у него своих хлопот полон рот. Воины Радж Ахтена захватили и разрушили несколько крепостей на границах, и на севере уже не осталось никого – ни лордов, ни крестьян.

– Наш лорд думает, что опустошителей выгнало из логовищ извержение вулкана, – продолжал Бранд. – Так уже однажды было, при моей бабушке. Недра вулкана переполнились, и чудовищам пришлось спасаться от лавы. Но это извержение принесет гораздо больше бед. Опустошителей в наших горах стало слишком много.

Он почесал усы.

– А ты? – спросила Аверан. – Что будешь делать ты?

– За меня не беспокойся, – сказал Бранд. – Я им задам одной левой, коли придется.

Он качнул обрубком правой руки и горько засмеялся собственной шутке.

Но она разглядела в его глазах страх.

– Не беспокойся обо мне. Возьмешь старичка Налетчика, – сказал Бранд. – Полетишь без удобств – без седла, еды и воды – чтобы уменьшить вес.

– А где Дервин? – спросила Аверан. – Почему бы ему не отвезти послание герцогу Палдану?

Дервин был младше. В свои пять лет он был главным наездником башни Хаберд.

– Я отправил его еще ночью с другим поручением, – ответил Бранд, высматривая, не возвращается ли с юга граак. Потом проворчал с горечью: – Наш лорд дурака валяет – посылает наездников с записочками для своей дамочки.

Аверан уже поняла, в чем дело. Когда-то и она частенько отвозила письма и розы от лорда Хаберда к леди Четхэм в Арроушир. В ответ леди посылала записки, медальоны, пряди своих волос и надушенные платочки. Лорд Хаберд полагал, видимо, что амурные дела скрыть проще, если посылать детей, а не кого-нибудь из взрослых воинов.

Плодородные равнины на востоке были окутаны утренней дымкой, которая, когда ее коснулись первые лучи солнца, окрасилась в бледно-золотой цвет. Тут и там из тумана, как изумрудные острова, выглядывали зеленые холмы. Аверан высматривала среди долин следы присутствия граака. Налетчик должен быть где-то там, где паслись жирные неповоротливые овцы.

– Когда опустошители доберутся сюда? – спросила Аверан.

– Часа через два, – ответил Бранд. – Самое позднее.

Времени укреплять оборону не оставалось. Обратись лорд Хаберд за помощью даже в ближайшие крепости, до них – день пути на самых быстроходных лошадях.

Бранд приложил руку ко рту, еще раз позвал граака. Аверан увидела вдалеке вынырнувшее из тумана желтовато-коричневое пятнышко, блеснувшее в солнечных лучах, – Налетчик откликнулся на зов.

– Налетчик стар, – сказал Бранд. – Придется тебе останавливаться, чтобы дать ему отдых. Аверан кивнула.

– Полетишь над лесом к северу, потом свернешь через кряж к горам Брэйс. Тут всего двести сорок миль – немного. К сумеркам ты уже доберешься до Карриса.

– Даже с остановками? – спросила Аверан. – Может, лучше лететь без посадки?

– Так надежнее, – сказал Бранд. – Не стоит спешить и загонять зверя без нужды.

«О чем это он?» – подумала Аверан. Конечно же, ей нужно спешить – гибель граака никак не сравнима с гибелью людей.

Но тут же она и поняла. Башня Хаберд обречена. Что бы теперь ни сделала Аверан, это уже не имело значения. Подмога все равно опоздает. Лорд Хаберд уже наверняка разослал во все стороны быстрых вестников. Их сильные лошади доберутся до цели раньше, чем она. Предельная скорость граака сорок миль в час, к тому же, летя на север в это время года, придется бороться со встречными ветрами. Быстрая же лошадь с несколькими дарами метаболизма, силы и жизнестойкости легко делала в час восемьдесят миль.

– Ты посылаешь меня вовсе не с посланием, – сказала Аверан. В горле у нее застрял комок, сердце застучало. Бранд посмотрел на нее с ласковой улыбкой.

– Нет, конечно. Я спасаю твою жизнь, дитя, – признался он. – Но, если хочешь, отвези послание герцогу Палдану. Вполне вероятно, что верховые не сумеют проехать.

Он наклонился и заговорщически прошептал:

– Но коли хочешь совета, не оставайся там. Дворец в Каррисе – смертельная западня. Если опустошители отправятся туда, они возьмут его за две недели, а Палдан может и не позволить тебе улететь. Скажи ему, что тебе ведено лететь дальше на север, в Монталфер, предупредить тамошнего лорда, нашего троюродного брата. Тогда Палдан не решится тебя задержать.

Налетчик не без труда проделал путь над туманными холмами, поскольку нес в огромной пасти украденную где-то овцу. Он энергично работал крыльями, пристально осматривая окрестности своими маленькими золотистыми глазками.

Зверь опустился на выступ, хлопая громадными крыльями так, что ветер растрепал волосы Аверан. Налетчик неуклюже подпрыгнул, потом осторожно опустил овечью тушу к ногам Бранда, как какая-нибудь гигантская кошка, притащившая хозяину в подарок дохлую мышь. Граак часто, тяжело дышал, и когда он попытался успокоить дыхание, складки кожи на его горле затрепетали.

Он наклонился и обнюхал грудь Бранда.

Бранд грустно улыбнулся, протянул свою единственную целую руку и, похлопав зверя по носу, просунул кусок мяса меж его саблевидных зубов.

– Я буду скучать по тебе, старая ящерица, – сказал Бранд. Он подбросил баранью ногу как можно выше. Налетчик подхватил ее, прежде чем она успела коснуться земли.

Бранд сказал Аверан:

– Я ездил на нем еще мальчишкой, лет сорок назад – и король Ордин тоже. Так что знай, ты летишь на королевском грааке.

Налетчик был один из самых старых в гнезде, и будь у Аверан выбор, она взяла бы другого граака. Но зато он был хорошо обучен, и Бранд всегда питал особенную привязанность к этому чудовищу.

– Я позабочусь о нем, не бойся, – сказала Аверан.

Бранд протянул руку вперед вниз ладонью, и громадная рептилия нагнулась и присела так, чтобы Аверан смогла влезть ему на спину. Как и все наездники, Аверан обладала дарами жизнестойкости и мускульной силы. Силы и выносливости у нее было больше, чем у взрослого человека, но, будучи ребенком, она без труда могла разместиться и удержаться на спине чудовища. Кроме того, она обладала даром ума и потому могла бы пересказать слово в слово почти любое послание лорда. Обладание такими дарами выделяло ее среди других детей. Ей было только девять, но она уже умела многое.

Аверан примостилась перед роговой пластинкой на шее зверя. Почесала его толстую кожу.

– Держись крепче, не падай, – сказал Бранд. Это было Первое правило, которое заучивали наездники, и форма прощания, напутствие перед каждой поездкой.

– Не упаду, – ответила Аверан. Он бросил ей маленькую сумку, в которой, когда Аверан поймала ее, звякнули монеты. Все сбережения Бранда, поняла она.

Она стиснула ногами шею граака, ощутила пульсацию мышц и напряжение зверя, ожидающего команды.

Ей хотелось еще что-нибудь сказать Бранду на прощание, но не было времени. И все же не верилось, что опустошители и вправду придут. Башня в это утро выглядела обычно, как в любой другой осенний день. Здесь, на выступе высоко над замком, по камням стелились папоротники адиантумы и вьюнки с широко раскрытыми пурпурными цветами. Было тихо и спокойно. Снизу от крепости доносился запах готовящейся еды.

Рассудок ее не в силах был осознать, что она улетает отсюда навсегда. Будь это обычный полет, Аверан сначала накормила бы граака получше. Но далеко с полным желудком не улетишь. Зверь быстро устанет, не выдержав ее тяжести.

Во рту у Аверан пересохло. На глаза навернулись жгучие слезы. Она шмыгнула носом и в последний раз спросила:

– Но как же ты, Бранд? Что будешь делать ты? Ты уйдешь из замка? Обещай спрятаться… если не ради себя, то ради меня!

– Бежать от опустошителей – верная смерть, – сказал Бранд. – Они меня перекусят пополам, как сосиску. И, боюсь, в таком виде, как теперь, из меня выйдет неважнецкий лучник.

– Тогда спрячься – ради меня, – взмолилась Аверан. Бранд был для нее всем – отцом, братом, другом.

Семьи у нее не было. Отец погиб в схватке с опустошителями еще до того, как она родилась, а мать умерла, когда Аверан только начинала ходить – упав со стула, на который забралась, чтобы зажечь светильник в комнате лорда. Аверан видела, как упала мать, но так и не смогла поверить до конца, что можно умереть из-за такого пустякового падения. Она сама не раз падала с пятнадцати футов, когда рептилия сталкивалась с ней, ничем не привязанной, на выступе, и ничего себе не повреждала при этом.

– Обещаю, что спрячусь, коли от этого будет какой-то толк, – сказал Бранд.

Она посмотрела ему в глаза, пытаясь понять, не лжет ли он. Но Аверан никогда не умела понять, что таится в глубине глаз другого человека. О чем люди думают, чего хотят на самом деле, казалось ей непостижимой тайной.

Что ж, оставалось только тешить себя надеждой, что Бранд спрячется или убежит, как-нибудь да спасется и от опустошителей и от воинов Радж Ахтена.

Бранд смотрел на нее, но внезапно взгляд его остановился на чем-то за спиной Аверан, и он затаил дыхание.

Аверан обернулась. И на дальнем холме над каньоном внезапно увидела опустошителей, стремительно несшихся вперед на своих шести ногах. Тела их в утреннем свете казались светло-серыми, и на таком расстоянии невозможно было понять, сколько рун вытатуировано у них на коже. Видно было только, как сверкали на солнце клинки и блестели огненные жезлы. Издалека шестиногие твари казались похожими на странных насекомых, выбежавших из-под скалы. Но Аверан знала, что каждый из этих горных зверей выше человека втрое.

Над ними темным жутким облаком кишмя кишели гри. По размеру они были чем-то средним между летучей мышью и майским жуком. Порой они вылетали из своих пещер. Но Аверан никогда прежде не видела их столько, чтобы они закрывали небо.

– Лети немедленно! – сказал Бранд. Опустошители будут в крепости не через два часа. С такой скоростью, с какой бегут они, им понадобится минут пять, не больше.

– Пошел! – крикнула Аверан.

Граак развернулся и спрыгнул вниз. В момент падения Аверан слегка замутило от страха. Внизу, в сотне футов под ними, поднимались к небу острые скалы.

На время она забыла об опустошителях. Немало костей юных наездников лежит среди этих камней. В прошлом году Аверан видела, как упала маленькая Кайлис, слышала предсмертный крик девочки. И сейчас, в это долгое, бесконечное мгновение Аверан боялась, что Налетчик не выдержит ее веса, и они оба погибнут.

Но граак расправил крылья, и они взлетели.

Аверан оглянулась. Бранд, озаренный утренним солнцем, помахал ей с каменного карниза, потом решительно вошел внутрь.

Аверан показалось, что гора его поглотила. Ей захотелось было сделать несколько кругов над городом, посмотреть, что же сделают опустошители, но тут же испугалась даже самой мысли об этом и поняла, что это потом придется помнить всю оставшуюся жизнь.

Направляя Налетчика ногами и отдавая команды, поднявшись над клубами сверкающего, как морские волны, тумана, Аверан развернула его на север. И когда Налетчик понес ее прочь, она смахнула с глаз горькие слезы.