Текст книги "Звездолет, открытый всем ветрам (сборник)"

Автор книги: Дэвид Джонатан Уильямс

Соавторы: Адам Браун,Джо Мёрфи,Энди Миллер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

Публикант

Джо занимался продажей обуви и держал собственный магазинчик, «Под каблуком», в полуразрушенном доме на набережной. А потом он взял да уплыл на «Громобое Роланде», торговом судне, ходившем в Ливерпуль, Марсель, Палермо и Одессу. Все его постоянные покупатели – мистер Джеффрис, Кассандра Уитком, Билли Холлидей-О'Нил и Жорж Ласкó – дó смерти хотели узнать, что же его подвигло на такой шаг.

Одна молоденькая Салли Гриндель прекрасно всё понимала – та самая девушка, которая открыла для Джо тонкое искусство массажа ступней. Она знала Джо получше, чем остальные, и сказала ему, что ему надо делать этот самый массаж. По вечерам, бывало, Салли сядет на ящик из-под апельсинов в аллейке за магазином, обхватит его ступню своими ручками, положит на колено, и они давай говорить. Когда все разговоры кончались, они смотрели на звёзды и слушали, как все корабли в гавани собираются на ночь вместе, от часа прилива до часа отлива.

У Джо была дворняжка лимонного цвета, такой терьерчик по кличке Ряпа – сокращенно от Репка, – и этот Ряпа обожал играть в воде возле кораблей. Он умел курить трубку, и ходил на задних лапах, и представлял всякие номера, прямо как цирковая собака, – но в один прекрасный день он забыл посмотреть по сторонам, когда переходил дорогу, и его сбила машина. Эта собачонка была для Джо дороже всего на свете.

– Прямо не знаю, что я без Ряпы буду делать, – говорил он.

Одна только Салли знала, как помочь его беде. Она ведь не только занималась единолично рекламой магазина «Под каблуком», и пансиона Жоржа Ласко, и магазина игрушек на Рыночной улице – плакаты, брошюры, рекламные щиты, настенные указатели… нет, Салли была также всем известна как составительница астрологических таблиц, гадательница на картах Таро и тэдэ и тэпэ. И вот она закрыла глаза и устремилась в глубь собственной души в поисках ответа…

И в результате этого они сказали друг другу «прощай».

Джо сел на корабль и отплыл смотреть мир и его окрестности, а Салли опять засела за составление астрологических таблиц, толкование карт Таро и тэдэ и тэпэ.

* * *

Шесть дней Джо пересекал Атлантику в недрах «Громобоя Роланда», швыряя уголь в топку котельной. За это время Салли Гриндель в своей комнате в пансионе Ласко составила двадцать три гороскопа, и ни один из них не сошелся. Ей также пришлось поставить пару кофейных клизмочек – то, что называется «чудодейственное средство». Первая из них таки не исцелила мистера Джеффриса, у которого был сифилис, а вторая не излечила Кассандру от ипохондрии. Эта дурочка была убеждена, что скоро умрет, и вообще-то должна была, но ей суждено было прожить ещё восемьдесят три года. Ей предстояло умереть в зрелом 106-летнем возрасте – и то в результате бактериальной инфекции, подцепленной во время лечения очередным чудодейственным средством.

Но даже Салли Гриндель это было неведомо.

* * *

Джо отправил домой пару писем, с тем чтобы их повесили на двери его магазина, «Под каблуком», который закрыли навсегда. Первое письмо:

Друзья мои,

солнце на самом деле ничуть не больше, чем нам кажется. Я его видел над головой, с близкого расстояния, по пути в Ливерпуль. Я его даже трогал. Солнце покрыто золотыми скарабеями, а шестеренки внутри крутятся и тикают, как сто тысяч жуков. «Кто его сделал?» – спросил я одного из попутчиков. «Там внизу есть наклейка», – ответил он. И верно, так и оказалось – «Общество Часовых Дел Мастеров, Балтимор, Мэриленд. Осн. в 1743.».

Искренне ваш,

Джо Публик

А через шесть недель пришло вот это:

Мистер Джеффрис, Кассандра Уитком, Билли Холлидей-О'Нил и пр.:

Марсель отвернулся от нас. Он пахнет горчицей.

Мысленно вместе,

Джо Публик

Постоянные покупатели Джо стояли возле «Под каблуком» и читали второе письмо, и Жорж Ласко чувствовал, что его проигнорировали.

– Почему он и ко мне не обратился?

Билли ему сказала: – Ты же «и пр.»?

– Ну, наверно, что так, – ответил он, но лучше ему от этого не стало. Ласко пошел себе домой в пансион. Там, по крайней мере, он был над всем командир.

Мистер Джеффрис между тем ухмылялся во всю ширь Кассандре и Билли, ухмылочкой просмолённого моряка, гордый тем, что его имя стояло первым. Он обхватил обеих девушек за талии, и вместе они двинулись вдоль по пирсу, смотреть на воду, смотреть на солнце над головой – солнце, которое на самом деле ничуть не больше, чем нам кажется.

* * *

Салли Гриндель получила целую охапку писем, но шифрованных.

* * *

По пути из Одессы, в Стамбуле, Джо сошел с корабля. Ему более чем надоело драить палубу, чистить картошку, следить за бойлером и прочее в этом духе.

* * *

Обломки «Громобоя Роланда» вынесло волной на берег неподалёку от Бенгази; вся команда пропала без вести, вследствие столкновения с греческим миноносцем.

Капитан и команда торгового судна все были родом из Афин.

* * *

Джо пешком перевалил через Балканы и в Бухаресте сел на поезд. Он слал письма Салли Гриндель, слал их из Будапешта, Вены, Мюнхена и Кале, и всякий раз использовал особый шифр – цифровой, анаграммы, ребус или симпатические чернила, – и наконец объявился под дверью «Под каблуком»: через тысячу дней, считая со дня отбытия. Через правый глаз у него была кожаная повязка, а в руках саквояж.

Дело обстояло ночью, уже довольно глубокой.

При свете луны он перечел оба письма, наклеенных на двери магазина. Бумага пожелтела и висела лохмотьями. А ниже на двери было вырезано:

Да будет земля ему пухом

Вести о крушении «Громобоя Роланда» пришли в порт, и постоянные покупатели решили, что Джо пошёл на дно вместе с судном.

Салли никому не сказала про полученные ею письма – письма, которые она, к несчастью, не могла прочесть, так как у неё не было ключа к шифру. Или Джо забыл ей его дать, или она его сама потеряла. Неважно… скоро они друг друга найдут.

Джо протопал к пансиону Ласко, запустил камешком в знакомое Саллино окошко – и, к его удивлению, Кассандра Уитком появилась в окне в пушистой розовой пижаме. Она протёрла глаза, посмотрела – и испустила леденящий кровь вопль.

Как и следовало ожидать, естественно. Ведь она же увидела привидение? Прочие жильцы проснулись и повылезали из постелей посмотреть, что стряслось на этот раз: Кассандра будила их таким манером в среднем два раза в неделю. Иногда это был дурной сон, или дом скрипел, или мышь пробежала по кровати, преследуя другую мышь с целью понаделать мышат прямо на Кассандрином лоскутном одеяле. Она всё нудила Жоржу Ласко: «Надо завести кошку!», но против привидений и кошка не поможет… разве только там «мяу», потрется об ноги привидению, помурлычет. Джо нагнулся погладить эту ласковую приблудную тварь – а скоро и Кассандра с нею подружится.

Жорж Ласко выругался так, что по всему коридору эхом отдалось.

Мистер Джеффрис выглянул в окно и – увидевши Джо или его призрак – подпрыгнул от радости, потому что подмётки у него на туфлях протёрлись насквозь, так что и подложенная газета больше не помогала; ему были нужны новые ботинки.

С другой стороны дома Билли выглянула из окошка на полную луну и – увидевши полную луну – вернулась в постель спать; Кассандра боялась луны и частенько говаривала, что это летучий корабль приходит за ней. Поэтому Билли и выставила её из своей комнаты в Саллину. Ей надоело вечно успокаивать и утешать дурочку по ночам.

Салли Гриндель поглядела через Кассандрино плечо и – увидевши Джо – испустила радостный взвизг.

– Я так и знала! – сказала она. – Я знала, что он вернётся! – Она побежала по ступенькам вниз и на улицу, в одном халате и чулках, схватила его в объятья и повалила на землю. – Я так и знала! Я так и знала!

Джо обнял её, и они лежали посреди улицы рядом с его саквояжем.

– А что у тебя с глазом? – она только тут заметила повязку.

– Я тебе писал. Ты что, не читала?

– Я потеряла шифр, – сказала она.

– А. Ну… случилось это в Кале, пока мы дожидались отплытия «Юкатана»; я ловил рыбу с дока с другими юнгами, и мне крючок попал в глаз – пришлось идти к судовому врачу удалять.

* * *

К этому времени Джо рассказал Салли и своим постоянным покупателям про своё путешествие, до того момента, когда он добрался до Канкуна и сбежал с корабля. Оттуда он быстренько поездом, а потом автостопом – у последнего водителя вся машина была замусорена интеллектуальными комиксами, бутылками яблочного сидра и сушеными человечьими головами, – и наконец прибыл в Балтимор, штат Мэриленд, под самые двери Общества Часовых Дел Мастеров.

– Такие большие, бронзовые двери, – он рассказывал, – и пара вот такенных дверных молотков. Я беру по молотку в руки…

– И красотища же там…

– У солнца кончился завод, и оно встало, когда я шёл через Альпы. Ну, я его поднял и положил в саквояж, и вот я его достаю и показываю этим самым членам Общества. Можете его починить, говорю. «Ах, конечно-конечно». И не успел глазом моргнуть, как уже колёсики внутри крутятся и тикают, как сто тысяч жуков…

– Ну, я его и принёс домой.

И вот Джо достаёт солнце из саквояжа и показывает Салли и прочим.

– Что скажете, разве не красотища? – спрашивает.

И все согласились. Чего там, и правда красотища.

* * *

И они переименовали свой город и его дивную гавань в Гелиополис Гидальго.

Джо снова открыл «Под каблуком», и мистер Джеффрис купил себе новые ботинки. После закрытия Джо с Салли вышли в заднюю аллейку, и опять Салли села на ящик – доставшийся ей на память из-под апельсинов Иеронима Босха – и взяла ступню Джо себе на колени. О чём они говорили? О Ряпе, но совсем недолго.

– Правда, хороший был пёс?

– Правда, правда. Пёс был замечательнейший.

– Я так рада, что ты вернулся, Джо.

– И я рад, – сказал он.

И они посмотрели вверх на звёзды и стали слушать, как все корабли в гавани собираются на ночь вместе, от часа прилива до часа отлива.

Песнь детей в паучьих тенетах

Перидо, шаман в грязно-белом балахоне, краской вывел знак на своём шалаше: спираль, символ грядущих перемен. Его соплеменники умели привораживать перемены. Теперь они все стояли вдоль тропы, уводившей его, и благословляли его в дорогу.

Тропа вела к пролому посреди черной земли. Из него подымался пар, подобный дыханию чудища на холоде; шаман ступил ему в пасть и начал спускаться в подземный ход. Дошедши до конца, он достал складную лопатку и начал рыть.

Только свеча отбрасывала неверные тени вокруг.

* * *

Лопатка ткнулась в твердое, в засыпанную землей дверь, и шаман принялся расчищать её. Затем он поднял свечу, отворил дверь и ринулся во тьму.

* * *

«Нашел!» – закричал он, и голос его эхом отразился от стен погребённого собора. Эхо разлетелось волнами и разбилось об статуи тысяч заброшенных за ненужностью богов, а затем ринулось назад, вверх по подземному ходу, и породило страшные видения в душах тех, кто остался ожидать на поверхности. Набухшие порогами горные реки; затем море звезд, высохшее – оставившее по себе лишь растрескавшуюся грязь тверди небесной и скелеты безымянных инопланетных рыб; затем невозможные, слитые воедино массы животных, что паслись в лугах высоко в ночи и мириады их рогов озарялись огнями святого Эльма; и, растирая видения в труху, шевелила шестернями машина Творения, с каждым оборотом замедляя ход.

* * *

В ночь, когда он родился, племя нашло кости мамонта. В семистах метрах от места, где умирала его мать, выпихивая его наружу, в семистах метрах от его первого плача. Шаман, его отец, принимал те окаменелые кости, и не сумел произвести обычные ритуалы очищения и нарекания имени, ритуалы, заклинающие смерть.

Уж потом всё племя собралось, и назвали мальчика Перидо – «Разлучённый», – ибо рождение его оказалось позабыто среди других забот. Окаменелый скелет мамонта очистили, установили на прогалине и приделали поверху крышу. И пока Перидо рос, он привык называть его: дом. Он влезал по мамонтовым ногам и спал в гулком проёме меж его рёбер.

Пришел срок, и его голос стал отражением голоса племени. Ему стали сниться сны и уводить его вперед, и все племя шло за ним, прочь от нажитых жилищ, пока наконец игла шпиля, пронзившая золу походного костра, не открыла им то место, где был погребен под землей собор.

* * *

На алтаре стоял нагрудник от боевого доспеха, чистейшего золота, золота его предков – народа Орла, и Ягуара. Чьё наследие давно растворили иноземные горнила и переплавили в формы, угодные поработителям. Бок о бок с доспехом, в стеклянном фиале, стоял раскрывший белые лепестки цветок лотоса.

Сонные видения, учителя его детства, давно причаровали все грядущие события: и цветок, и нагрудник. И вот теперь Перидо услыхал сердце, бьющееся под этим самым нагрудником. Сердце это было вместилищем всех невзгод, тяготевших над племенем.

Он принялся искать, но не был уверен, что именно нужно найти, пока наконец не нашёл, позади статуи богини в одеяниях, с поднятыми руками: разделяющий жизнь и смерть, то был револьвер Кольта. И с его обретением внутри Перидо стало расти слово; губы его раздвинулись и выпустили слово, точно воздух в вакуум: «Нашел!»

* * *

Ему казалось, что статуи вне фокуса его зрения движутся, и свеча его придавала жёсткость краям их теней; волосы встали дыбом у него на загривке. Перидо вслушался, и услышал лишь отголоски этого слова, словно волны захлёстывали чашу высокого купола и вырывались наружу – всего лишь слово, разбившееся в осколки и невразумительное.

Вновь вернулся он в мыслях к своим соплеменникам. Они дожидались своего шамана. Мужчины, должно быть, поют заклинания о благополучном его возвращении. Женщины танцуют вокруг костра под биение ритма, привораживая богов. Дети смотрят, уставившись, на неверные язычки огня, пока не начнут чудиться им голоса богов.

* * *

Была лишь одна пуля, один выстрел. Перидо прицелился так, как бесчисленные сны учили его, в нагрудник в трёх метрах от себя. Он выжал курок, и гробницу потряс великий взрыв, неслыханной силы звук, схлопывающийся сам в себя, искажённый нишами, искривившийся вдоль высокого купола – и затем устремившийся вверх по тоннелю, на поверхность земли. Где звук взрыва переродился в неотступный отголосок музыки – и произвёл великое причитание среди народа. Все они сходили с ума от его неблагозвучия, порождавшего в них невыносимое страдание.

А Перидо внизу не слыхал ничего – вылетел из дула кусочек свинца и врезался с пружинящим всплеском в золото. В облаке кислой пороховой вони подошёл он к алтарю потрясённый, оглушенный, позабыв про револьвер в руке.

Дыра на нагруднике уже затянулась; поблескивало нетронутое золото. Он провёл воображаемую линию, траекторию пули, от нагрудника до отверстия в стене. Пульсируя, рывками изливалась из него алая жидкость. Свободная рука его протянулась и коснулась её. На ощупь жидкость казалась тёплой, и он поднёс пальцы к губам, попробовать. Вкус мёда, растворённого в уксусе. За ним последовали несколько мгновений судорог всего тела; он провалился сквозь зыбучий пол – и затем шаман был исторгнут, словно из женского чрева.

* * *

Цветок лотоса закрылся, точно сжался кулак.

* * *

Молоко плескало шумным потоком; он переливал его из одной алюминиевой канистры в другую. Перидо погрузил полную канистру в кузов пикапа и закрыл задвижку борта; зажмурившись крепко от полуденного солнца, он левой рукой нащупал свой путь к пассажирской двери. Забрался, и нечем дышать было в раскалённой кабине. Старик рядом с ним покашлял, прочищая горло, и повернул ключ зажигания. Мотор завёлся, и рывком грузовичок дёрнулся вперёд. Поднимая пыль, поехали они вдоль по дороге.

Перидо легчало на душе от дрожи мотора и от шуршания шин по насквозь пропечённому просёлку. Он открыл глаза, любуясь придорожным пейзажем – высохшая, готовая загореться трава, местами уже обугленная. Короткошёрстная дворняжка в придорожной канаве подняла на них глаза, когда они проезжали мимо, и кровь капала с её морды; ей привалил на обед вздувшийся телёнок. Собака гавкнула, повиляла хвостом и продолжила набивать себе брюхо.

Перидо глазел на телефонные провода и колючую проволоку вдоль дороги, и хотя старался об этом не думать, но заброшенные фермы – их пустые чёрные окна – смотрели в упор на него.

Планета поворачивалась под колёсами грузовика.

«Не смотри в окно, – приказал он себе. – Не смотри, и всё».

И он снова закрыл глаза и потянулся к рукоятке на приборной доске. Включил радио; треск помех преобразился, как нарочно, в музыку здешних фермеров. Одинокая скрипка, банджо и гнусавый напев о любви.

Перидо откинулся на сиденье и постарался обо всём забыть.

* * *

На девочке был саван телесного цвета. Она прошла сквозь проём среди зелени в священную кущу. Тени льнули к ветвям вокруг неё в сгущающейся тьме, и она чувствовала на своей шее их холодное дыхание. Они шептали её имя: «Игуала…»

Прошлой ночью племя, озабоченное нашествиями пришельцев, собрало совет. «Нет у нас будущего», – говорили. Кто-то предлагал воевать, хотя ни разу не бывал в битве. Один предложил пойти на подкуп – предложил отдать кости мамонта в обмен на исход пришельцев, – но племя отказалось лишиться тотема.

Порешили колдовать. И поставили условия шаману… и старик воспротивился. «Жизнь сына, – сказал он, – не принадлежит отцу».

Но именно этого дара и требовали они. «Кровавая жертва, – говорили они, – это единственный способ изменить нашу судьбу и изгнать пришельцев с нашей земли. Дóлжно угодить богам».

«Хорошо, – сказал старый шаман, – но только не сына. Я пошлю дочь мою, Игуалу…»

Её обрядили в саван и отправили к Ткачу Судьбы – чудищу, о котором никто не хотел говорить. Прошлой ночью сводный брат Игуалы, Перидо, слез на землю с окаменелого скелета и плакал один в ночи. Она его видела… но его не было здесь этим утром, когда дрожащими руками папа пихнул её к проёму среди зелени; она оглянулась, и все на неё закричали, и вот она пошла вперёд.

Теперь она только и могла думать, что о чудище впереди, и всё твердила себе, что не боится. Она заслышала шаги, и тени вокруг неё затрепетали на фоне тьмы, словно невидимые свечи. Шаги подкрались сзади, рука коснулась плеча, и голос произнёс её имя: «Игуала».

Девочка вздрогнула, повернулась и увидела старшего брата, и он улыбался в прорывавшемся сквозь листья свете.

«Я иду с тобой», – сказал он.

Игуала посмотрела на него снизу вверх и тоже улыбнулась. «Ладно, – сказала она. – Пойдём вместе в гости к нашему другу Ткачу».

Мальчик кивнул и взял её за руку. Вместе пошли они в самую кущу, в логово чудища.

* * *

И вдруг грузовик остановился. Перидо отмёл прочь своё детство, словно слой пыли, открыл глаза и увидел человека в грязно-белом балахоне посреди дороги. В руках человека был пистолет. Перидо повернулся посмотреть на шофёра, но шофёра не было за рулём. Ключ торчал из замка зажигания, и мотор работал. Человек на дороге прицелился в решётку мотора, ствол револьвера изрыгнул облачко синего дыма, и грузовик дёрнулся назад, толкнув шамана вперёд с сиденья. Перидо ударился головой о приборную доску; доска треснула и, не желая глядеть вперёд на того человека на дороге, Перидо весь погрузился в эту жёлтую трещину, бегущую наискосок по багряной приборной доске.

И тут грузовик снова тронулся в путь. Он обтёк его тело, как река, и двинулся дальше, а Перидо остался сидеть на дороге. Перидо поднялся на ноги и смотрел, как грузовик тарахтит прочь без него. Человек с револьвером исчез.

Он пожал плечами и пошёл себе дальше пешком по дороге; вдали лежал город – цветок лотоса в дымке забвения.

* * *

Вокруг него вставали белые здания, стекло и сталь. Перидо прислонялся к ним и ощущал их прохладу. Мимо спешили деловые люди в серых костюмах, и Перидо начал терять надежду. Неуверенно пошёл он по улице, пробуя каждую дверь, ища одну, незапертую – вот эту. Под шелест кондиционеров Перидо вступил в комнату, и дверь автоматически закрылась за ним.

За столом сидела дежурная, спина прямая как палка, без выражения на лице.

– Господин Голондрино, – сказала она, – мы очень рады вас снова видеть.

– Меня зовут Перидо, – сказал он.

– Ну конечно… чем могу вам помочь?

Его сны сто тысяч раз учили его, что он должен ответить:

– Я хочу выйти отсюда.

– Дверь позади вас.

– Нет, – сказал Перидо. – Я хочу расторгнуть сделку.

– А! Ну, что ж. Вам нужно переговорить с доктором де Анджело-Сирсом. Он сейчас на заседании. Хотите, я вас запишу на приём? Я попробую как-нибудь втиснуть вас на следующую неделю…

– Нет, – сказал Перидо. – Я должен с ним встретиться сейчас.

Дежурная бросила взгляд на закрытую дверь под номером 201; он обошёл её стол и устремился к двери, пока она набирала номер и вызывала охрану. И в этот момент из её интеркома донеслось пение детей и отвлекло топотавших по коридору охранников в чёрной форме. Изумлённые, они стали оглядываться по сторонам, как раз когда Перидо дотянулся до дверной ручки. Он почувствовал знакомое пружинящее сопротивление и всплеск, когда рука его проходила сквозь дверь, и с другой стороны нащупал револьвер. Он вытянул его наружу, зная, что тот не заряжен, – последнюю пулю он пустил сквозь золотой нагрудник, чтобы остановить бьющееся внутри сердце, – но охранники остановились; послышалось бряцанье ключей. Пустыми глазами смотрели они на него.

Перидо посмотрел на них и помахал револьвером.

– Назад, – сказал он. Охранники покачали головами и опасливо приблизились. Он прицелился в люстру и выжал курок – свет вырубился, и пение по интеркому зазвучало с новой силой, как будто где-то там отступили тени и возвратился свет.

А здесь во тьме Перидо вновь потянулся к двери, и она распахнулась разом.

* * *

Он был свободен, вопреки себе самому.

* * *

Игуала в своём саване телесного цвета сидела на валуне возле тропы. Она выжила. Племя услышало песнь детей в паучьих тенетах, их славу пауку. Слыша песнь, племя ужаснулось и стояло в недоумении; спряталось в домах и вот вышло снова. Игуала и Перидо побороли чудище тем, что перестали видеть в нём чудище, а увидели то, что было – безобидного садового паука. Животик у него был светящеся-жёлтый, и ткал он чудесную паутину. Они пели ему: «наш приятель, крошка Ткач», и страхи их улетучились.

И теперь было не опасно оставить паука в паутине.

И вот толпа собралась вокруг девочки и брата, и когда-то такие грозные тени разбились в свете солнечных лучей, и осколки их унесло прочь.

Перидо, мальчик, которому предстояло стать мужчиной, сказал:

– Я не сын моему отцу.

Сестра посмотрела на него снизу вверх и улыбнулась. Шёпот прокатился по толпе: перед ними стоял их новый шаман.