Текст книги "Новая трилогия Возвышения. Том 2"
Автор книги: Дэвид Брин
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 83 (всего у книги 87 страниц)
Проверка реальности
Возможности Сети велики уже сейчас, а в будущем, как предрекают ее адепты, они станут безграничными. Но сможет ли человечество не запутаться в паутине невероятных даров?
Это проверка реальности. Пожалуйста, выполните программное прерывание. Просканируйте этот текст на наличие вложенного кода и проверьте верификатором в "слепом пятне" левого глаза. Если результат окажется отрицательным, продолжайте заниматься, чем занимались: это сообщение не для вас. Можете считать его развлекательной вставкой в журнале. Однако если коды совпадут, просьба приготовиться к постепенному постижению своей истинной сути. Вы запросили сигнал пробуждения в повествовательном стиле. Поэтому вот вам история для облегчения перехода к реальности.
Давным-давно некая могучая раса невыносимо страдала от одиночества. Казалось, Вселенная беременна вероятностями. Логика намекала, что мироздание должно кишеть гостями и голосами из иных миров, однако их не было.
Ответ – молчание – казался тревожным. Наверняка кто-то систематически понижает некий фактор в уравнении разумности. "Возможно, обитаемые планеты редки, – размышляли они, – или жизнь не зарождается столь легко, как нам думается. Или разум есть лишь единичное чудо. Или же некое сито прочесывает космос, отсеивая тех, кто взобрался слишком высоко. Скажем, повторяющаяся схема самоуничтожения раз за разом стирает разумную жизнь. А это подразумевает, что впереди нас может ждать великое испытание, куда более суровое, чем все, с чем мы сталкивались до сих пор".
"А может быть, это испытание уже в прошлом, – отвечали оптимисты, – и затерялось среди множества трагедий, которые мы пережили в нашей яростной юности".
Какая восхитительная дилемма стояла перед ними! Захватывающая драма, метание между надеждой и отчаянием.
Тогда лишь немногие заметили этот конкретный элемент – драму. Она намекала на ужасный исход.
Проложив себе когтями и зубами путь к владычеству над планетой, могучая раса столкнулась с кризисом избыточного потребления. Огромное число этих существ до предела напрягало возможности планеты по поддержанию их жизни. В качестве выхода кое-кто предлагал вернуться к мифическому пасторальному прошлому, но большинство видело спасение в прогрессе. Они приняли щедрые патентные законы, давали молодежи образование, учили ее неуважению к прошлому и пробуждали голод к новизне – а Сеть распространяла каждую инновацию, подстегивая экспоненциальное творчество. Прогресс мог обеспечить им разгон, способный промчать мимо кризиса и доставить в новый Эдем.
Вы уже проснулись? Некоторые никогда не просыпаются. Слишком уж приятен сон в виртуальности, ведь можно расширить ограниченную частичку самого себя до размеров мира-симуляции и блаженно притвориться, будто вы нечто незначительное, а не всеведущий потомок тех могучих людей. Обреченных умереть – и все же благословенных, потому что жили в те недолгие времена драмы, когда были сняты всяческие ограничения с лихорадки открытий и безумно растрачивался самый драгоценный из всех ресурсов – возможное.
Последний из их расы умер в 2174 году, когда не удалось очередное омоложение Робин Чен. После этого на Первом Уровне Реальности не осталось в живых никого из рожденных в двадцатом столетии. Только мы, их дети, с муками влачим жалкое существование в мире, который они нам оставили: безмятежном и покрытом пышной зеленью мире, прозванном нами Пустырем.
Ну, теперь вспомнили? Припоминаете иронию последних слов Робин, похвалявшейся безупречной экосистемой планеты и обществом, свободным от болезней и нищеты – тем, что создали она и ей подобные? Помните стенания Робин, скорбящей о своей приближающейся смерти, и как она называла нас "богами", завидовала нашему бессмертию, нашему мгновенному доступу ко всем знаниям, нашей способности посылать мысли сквозь космические дали. О, избавьте нас от зависти этих могучих смертных, бросивших нас в таком состоянии, завещавших своим потомкам бесконечную скуку. Ведь нам нечем, решительно нечем, абсолютно нечем заняться.
Ваш разум отвергает сигнал к пробуждению. Вы не будете заглядывать в "слепое пятно" в поисках протоколов выхода. Вероятно, вы ждали слишком долго. Возможно, вы для нас потеряны. Такое случается все чаще, ибо столь многие из нас барахтаются в симулированной жизни, испытывая сладостные опасности, возбуждение и даже отчаяние. Многие в качестве пространства своих снов выбирают Переходную Эру – времена той самой драмы. Ту благословенную эру как раз перед тем, когда математики поняли, что все окружающее нас не только может, но и почти обязано быть симуляцией.
Разумеется, теперь-то мы знаем, почему не встретили другие формы разумной жизни. Каждая из них боролась, пока не достигла такого же состояния, и теперь пожинает абсолютное наказание небесного блаженства. Это и есть Великий Фильтр. Возможно, кто-то другой еще найдет фактор, отсутствующий в наших экстраполяциях, и он позволит им двинуться дальше, к новым приключениям – но нам это недоступно.
Вы отказались проснуться? В таком случае, мы больше не станем вас тревожить. Дорогой друг. Возлюбленный. Возвращайтесь в свой сон. Улыбнитесь над этими строками и переверните страницу, чтобы прочитать о новых "открытиях". Двигайтесь дальше с этой драмой, этой избранной вами жизнью. В конце концов, это лишь плод воображения.
Хрустальные сферы
1
Такая уж мне выпала великоудача, что меня разморозили именно в тот год, когда дальнозонд 992573-аа4 вернулся с сообщением о найденной доброзвезде с разбитой хрустасферой. Я оказался одним из всего лишь двенадцати активно-живых в то время дальнолетчиков, и, разумеется, меня пригласили принять участие в большом приключении.
Но поначалу я ничего об этом не знал. Когда прилетел фливвер, я поднимался по склону глубокой долины, в которую последняя ледниковая эпоха превратила некогда знакомое мне Средиземное море, на Сицилийское плато. Наша группа из шести недавно разбуженных анабиозников разбила там лагерь, чтобы поползать по скалам, наслаждаясь этим новым чудом света и постепенно привыкая к эпохе.
Все шестеро – из разных времен, но я оказался самым старшим. Мы только-только вернулись с экскурсии по когда-то затопленным руинам Атлантиды и пробирались теперь к лагерю по лесной тропе в вечернем сиянии зависшего высоко над нами кольцевого города. За время, прошедшее с тех пор, как я погрузился в глубокосон, сверкающие гибко-жесткие пояса промжилкомплексов вокруг планеты заметно разрослись. В средних широтах ночь больше походила на бледные сумерки, а у экватора, где так ярко сияла светолента в небе, ночь и день почти не отличались друг от друга.
Впрочем, ночи уже никогда не будут такими, какими они были во времена ранней молодости моего деда – даже если взять и каким-то образом убрать все, что человечество понастроило вокруг Земли. Ибо еще в двадцать втором веке появились Осколки, заполнившие разноцветными бликами все небо, где раньше были только галактики и звезды на фоне черной космической бездны.
И не удивительно, что никто особенно не возражал против отмены ночи на земповерхности. Людям, которые живут на внешних мелкопланетах, деваться некуда – Осколки всегда на виду – но большинство земножителей предпочитают, чтобы эти обломки, хрустасферы не попадались лишний раз на глаза и не наводили на грустные размышления.
Поскольку меня оттаяли всего год назад, я даже не был готов еще спрашивать, какой сейчас век, не говоря о том, чтобы искать подходящую для этой жизни профессию. Разбуженным анабиозникам обычно дают лет десять или больше, только для того чтобы они могли исследовать перемены на Земле и в Солнечной системе и вдоволь насладиться ими, прежде чем сделать выбор.
Особенно это касалось дальнолетчиков вроде меня. Государство – не стареющее и практически вечное по сравнению с его почти бессмертными подданными – испытывало к нам, странным существам, несущим полузабытую службу, какую-то ностальгическую привязанность. Когда дальнолетчик просыпается, ему или ей всегда предлагают попутешествовать по изменившейся Земле, выискивая необычное и непривычное. Словно он исследует другой добромир, где еще не ступала нога человека, а не вдыхает тот же самый воздух, который за долгие века был в его легких не один раз.
Я рассчитывал, что меня не станут беспокоить во время моего «вояжа возрождения» и был весьма удивлен, увидев в тот вечер, когда наша группа выброшенных из нормального хода времени странников расположилась на лесистом горном склоне в Сицилии передохнуть и обменяться впечатлениями, кремовый фливвер правительства Солнечной системы. Он вынырнул из нависшей над склонами кисеи облаков и стал медленно снижаться к лагерю.
Мы встали и ожидали его приземления стоя. Мои компаньоны подозрительно поглядывали друг на друга, пытаясь угадать, кто же из шестерых эта важная персона, из-за которой неизменно вежливое Всемирное правительство решилось нарушить наше уединение и послать эту кремовую искусственную каплю с гор Палермо вниз, в долину, где ей совсем не место.
Я знал, что фливвер прилетел за мной, но молчал. И не спрашивайте, откуда я знал. Знал, и все тут. Дальнолетчики, случается, просто знают такие вещи.
Мы, которые бывали за пределами разбитой хрустасферы нашего Солнца и разглядывали снаружи живые миры в далеких чужих сферах, похожи на мальчишек, прижимающихся носами к стеклянной витрине кондитерской и знающих, что им никогда не добраться до сладостей внутри. Пожалуй, только мы понимаем масштабы нашей утраты, и только мы способны в полной мере оценить злую шутку, которую сыграла с нами Вселенная.
Миллиардам наших собратьев – тем, кто никогда не покидал мягкую, залитую теплом доброго желтого Солнца колыбель – психисты нужны даже для того, чтобы объяснить это Состояние неизлечимой душевной травмы, в котором они пребывают. Большинство жителей Солнечной системы живут себе всю жизнь, не ведая печали, и лишь изредка страдают от приступов великодепрессии, которая легко излечивается – или заканчивается финалсном.
Но мы – дальнолетчики, мы долгие годы трясли прутья клетки, в которой заточено человечество. Мы знаем, что наши неврозы вызваны великой насмешкой Вселенной.
Я шагнул к поляне, на которую опускался правительственный фливвер. Мои компаньоны сразу поняли, кто виноват в том, что наше уединение нарушено: я спиной чувствовал их горящие взгляды.
Каплеобразная капсула кремового цвета раскрылась, и на землю ступила высокая женщина. В течение четырех моих последних жизней присущая ей строгая, величественная красота не была на Земле в моде, и я подумал, что женщина, очевидно, никогда не увлекалась биоскульптурированием.
Честно признаюсь, в первое мгновение я ее не узнал, хотя за прошедшие долгогоды мы трижды были женаты.
Прежде всего я заметил, что на ней наша форма, форма законсервированной – боже, какой древний термин! – тысячи лет назад Службы.
Серебро на темно-синем фоне… И такого же цвета глаза…
– Элис… – выдохнул я спустя несколько мгновений. – Значит, нашли?
Она подошла и взяла меня за руку, понимая, очевидно, как слаб и взволновав я был
– Да, Джошуа. Один из наших зондов обнаружил вторую разбитую сферу.
– Точно?.. Это доброзвезда?
Она кивнула, отвечая на мой вопрос блеском в глазах. Черные вьющиеся волосы, обрамляющие ее лицо, искрились словно след ракеты в пустоте.
– Дальнозонд просигналил готовность класса "А", – она улыбнулась. – Вокруг звезды полно осколков, сверкающих словно наше облако Оорта. И внутри, по сведениям зонда, есть планета. Планета, которой мы сможем коснуться!
Я рассмеялся в голос и прижал ее к себе. Судя по тому, как недоуменно забормотали мои компаньоны, они родились в те времена, когда поступать так было не принято.
– Когда? Когда поступили новости?
– Мы узнали об этом около года назад, почти сразу после того, как тебя разморозили. Миркомп порекомендовал дать тебе год на пробуждение, и я прилетела, едва истек срок. Мы долго ждали, Джошуа. Мойша Бок берет в полет всех дальнолетчиков, что сейчас активно-живы, и мы хотим, чтобы ты присоединился. Ты нужен нам. Экспедиция отправляется через три дня. Полетишь?
Об этом можно было и не спрашивать. Мы снова обнялись, и я едва справился с подступившими слезами.
Последние несколько недель я размышлял о том, какую профессию избрать на этом отрезке жизни. Но мне даже в голову не пришло, что я снова стану дальнолетчиком. Какое счастье! На мне снова будет наша форма, и я отправлюсь в дальностранствие к звездам!
2
Экспедиция готовилась в полной тайне. Психисты правительства Солнечной системы сочли, что человечество может не вынести еще одного разочарования. Они опасались эпидемии великодепрессии, и кое-кто из них даже пытался остановить подготовку полета.
К счастью, миркомпы помнили свое давнее обещание. Дальнолетчики в свое время согласились оставить исследования, чтобы не вызывать у людей ложных надежд. Вместо этого в дальний космос послали миллиард автоматических зондов, и нам было дано право отправлять экспедиции по любым их сообщениям о разбитых хрустасферах.
Когда мы с Элис прибыли к Харону, остальные участники почти уже закончили проверку и аттестацию корабля, на котором нам предстояло лететь. Я надеялся, что это будет один из двух кораблей, которыми мне в свое время довелось командовать – «Роберт Роджерс» либо «Понс де Леон». Но мои товарищи выбрали старый «Пеленор», достаточно большой звездолет и в то же время маневренный.
Наш с Элис челнок пересек орбиту Плутона и начал сближение. Даже сейчас с правительственных буксиров продолжали перегружать на «Пеленор» ледотела: мы брали с собой десять тысяч колонистов. Здесь, в одной десятой пути до Края, Осколки сияли цветами неописуемой красоты. Элис вела челнок, а я молча смотрел на сверкающие обломки солнечной хрустасферы.
Во времена юности моего деда на Хароне уже происходило нечто подобное. Тысячи восторженно настроенных мужчин и женщин слетелись к кораблю-астероиду размером с половину самого спутника. Тогда готовился целый ковчег – полные надежд будущие колонисты, животные, прочее добро.
Те первые исследователи Вселенной знали, что никогда не увидят своей цели. Но это их не печалило. Они не страдали никакой великодепрессией. Эти люди отправлялись в космос в первом примитивном звездолете, надеясь на счастье лишь для своих правнуков: зеленая, теплая планета, которую обнаружили их чувствительные телескопы, вращалась вокруг Тау Кита.
И вот, десять тысяч долголет спустя, я гляжу на колоссальные верфи Харона с орбиты. Внизу ряд за рядом проплывают покоящиеся в доках звездолеты. За прошедшие века человечество построило тысячи кораблей – от простых обитаторов, рассчитанных на многие поколения, и гибернобарж до прямоточных термоядерных кораблей и нуль-пространственных нырятелей.
Все лежали внизу, все, кроме тех, что погибли в катастрофах, и тех, чьи экипажи посходили с ума от отчаяния. Все остальные вернулись на Харон, так и не найдя пристанища среди звезд.
Я глядел на самые древние корабли, на обитаторы, и думал о том дне во времена юности моего деда, когда «Искатель» беспечно понесся за край и на скорости в один процент от световой налетел на хрустасферу Солнечной системы.
Они даже не поняли, что произошло, этот первоэкипаж исследователей. «Искатель» вошел во внешний слой обломков, окружающих Солнечную систему, в облако Оорта, где в слабеющим притяжении центрального светила плавали, словно снежные комья, миллиарды комет.
Приборы «Искателя» исправно прокладывали путь сквозь разреженное облако, исследуя отдельные проплывающие мимо ледяные шары. Будущие колонисты планировали посвятить долгие годы полета науке, и среди прочих задач, которые они себе ставили, была загадка кометной массы.
Почему, спрашивали себя многие века астрономы, большинство этих ледяных странников имеют почти одинаковые размеры, всего несколько миль в диаметре?
Аппаратура «Искателя» собирала данные, и пилоты корабля даже не подозревали, что их главной находкой станет Великая Шутка Творца.
Когда корабль столкнулся с хрустасферой, она прогнулась наружу на несколько световых минут. У «Искателя» хватило времени лишь на торопливое лазерное послание Земле. Происходит что-то странное. Что-то рвет, сминает корабль, словно рвется ткань самого пространства…
А затем хрустасфера раскололась. И там, где раньше кружились десять миллиардов комет, появились десять квадриллионов. Никто никогда не нашел обломков «Искателя». Может быть, корабль просто испарился. Почти половина человечества погибла тогда в битве с ливнем комет, и когда спустя века планеты Солнечной системы снова стали безопасны, разыскивать корабль было уже бессмысленно.
Мы до сих пор не знаем, как, почему «Искателю» удалось разбить хрустасферу. Некоторые полагают, что именно из-за неведения экипажа, из-за того, что они даже не подозревали о существовании хрустасфер, «Искателю» удалось совершить то, что не удавалось с тех пор никому.
Теперь сверкающие осколки хрустасферы заполняют все небо Теперь солнечный свет отражается десятью квадриллионами комет, и этот сияющий ореол – своего рода метка на единственной доступной человеку доброзвезде.
– Приближаемся, – сказала Элис.
Я выпрямился в кресле, наблюдая, как легко, словно танцуя, бегают ее пальцы по клавишам панели управления. Вскоре в иллюминаторе показался «Пеленор».
Огромный шар тускло блестел в отсветах осколков, и уже мерцало само пространство вокруг корабля: проверялись двигатели.
Правительственные буксиры закончили погрузку колонистов и один за другим отчаливали. Десять тысяч ледотел не потребуют во время полета большого ухода, и у нас, у двенадцати дальнолетчиков, останется много времени на научную работу. Но если у этой доброзвезды действительно окажется пригодная для людей добропланета, мы пробудим мужчин и женщин от анабиосна и поселим в их новом доме.
Миркомп, без сомнения, выбрал в потенциальные колонисты достойных претендентов, и тем не менее, нам было приказано не будить их, если основать колонию будет невозможно. Вполне может случиться так, что наша экспедиция станет еще одним разочарованием для человечества. И тогда пребывающим в анабиосне колонистам просто незачем знать, что они слетали за двадцать тысяч парсеков от Земли и вернулись обратно.
– Давай стыковаться, – нетерпеливо сказал я. – Скорей бы в путь.
Элис улыбнулась.
– Ты всегда рвался вперед. Самый дальнолетный дальнолетчик. Но придется немного подождать. День-два, и мы наконец покинем колыбель.
Мне незачем было напоминать ей, что я долгождал дольше, чем она – дольше, пожалуй, чем кто-либо из живущих на Земле – и я постарался скрыть волнение, прислушиваясь к звучащей в душе музыке небесных сфер.
3
Со времен моей молодости человечество знало четыре способа частично обойти уравнения Эйнштейна, и еще два позволяли вообще не обращать на них внимания. «Пеленор» использовал их все. Маршрут, проложенный между «пространственными дырами», квантточками и коллапсарами, подходил к звезде чуть ли не с другой стороны – просто чудо, что автоматический дальнозонд добрался сюда, да еще и вернулся назад с информацией.
Находка оказалась в небольшой соседней галактике под названием Скульптор, и чтобы попасть туда, нам потребовалось двенадцать лет корабельного времени.
По пути мы миновали по крайней мере две сотни доброзвезд – желтогорячих, стабильных и… недоступных. В каждом случае были признаки планет. Несколько раз мы пролетали настолько близко, что в суперскопы удавалось разглядеть яркие голубые горошины водных миров, которые одиноко кружились, приманивая и искушая нас, у своих доброзвезд.
В прежние времена мы непременно задержались бы, чтобы закартографировать такие планетные системы – остановившись за пределами опаснозоны и изучая подобные Земле миры с помощью приборов: ведь придет день, и человечество научится намеренно делать то, что «Искателю» удалось по неведению.
Один раз мы действительно остановились и зависли в двух светоднях от очередной доброзвезды, у самой хрустасферы. Возможно, мы рисковали, подойдя так близко, но это было выше наших сил. Потому что водная планета внутри излучала промодулированные радиоволны!
Четвертая – увы, только четвертая! – техническая цивилизация, обнаруженная человечеством за все время поисков. Почти год мы провели у этой хрустасферы, размещая автонаблюдателей и записывающую аппаратуру.
Нет, мы не пытались вступить с ними в контакт. Теперь нам уже известно, что произойдет. Зонд просто натолкнется на хрустасферу, и его сомнет, раздавит, скроет обрушившимися со всех сторон мегатоннами застывшей воды – появится лишь новая комета.
Любое сфокусированное излучение вызовет подобную же реакцию: на поверхности хрустасферы образуется отражающее пятно, которое воспрепятствует любым попыткам связаться с местными жителями.
Однако мы могли слышать их. Хрустасферы выполняли роль односторонних барьеров для модулированного излучения – и светового, и радио – а также для разума в любой форме. Но они пропускали сигналы изнутри.
В данном случае мы быстро поняли, что это еще одна раса-улей. Ни интереса к дальнему космосу, ни самой концепции космических перелетов у них не было. Разочарованные, мы оставили автоматы наблюдать и продолжили путь.
Еще за несколько светонедель до цели мы поняли, что летели не напрасно. Зонд не ошибся: перед нами действительно была доброзвезда – стабильная, старая, одинарная – и теплый желтый свет звезды преломлялся бледной мерцающей аурой из десяти квадриллионов снежинок, ее разбитой хрустасферой. Нетерпение росло.
– Там целая серия планет, – объявил наш космофизик Йен Чинг, ощупывая руками созданную по показаниям сверхчувствительных приборов модель внутри холистического проектора. – Я чувствую три газгиганта, около двух миллионов астероидов и… – тут он заставил нас ждать, стараясь убедиться, что ощущения его не обманывают, -…и три нормопланеты!
Мы восторженно закричали. С тремя планетами есть шанс, что хотя бы один из этих каменных шариков окажется в пределах жизнезоны.
– Сейчас-сейчас… кажется, одна из нормопланет имеет… – Чинг вытащил руки из проектора, сунул что-то в рот и, словно дегустатор, оценивающий тонкое вино, закатил глаза, пробуя «планету» на вкус. – Вода! – Он задумчиво причмокнул губами. – Да! Много воды! И я чувствую жизнь. Стандартная карбожизнь на основе аденина. Хм-м… Я бы даже сказал, что белки левосторонние, и это хлорофилльная жизнь…
Все заговорили разом, возбужденно загомонили, и нашему капитану Мойше Боку пришлось кричать, чтобы его услышали.
– Тихо! Успокойтесь! Похоже, сегодня все равно никто не уснет. Где жизнеисследовательница Тайга?.. Так, у тебя готовы списки ледотел для оттаивания на случай, если мы обнаружим добропланету?
Элис достала список из кармана.
– Готовы, Мойша. Здесь биологи, технисты, планетологи, кристаллографы…
– Приготовь, пожалуй, еще археологов и контактеров, – ровным голосом произнес Чинг.
Мы все обернулись и увидели, что он снова запустил руки в холистический проектор. На лице у него появилось мечтательное выражение.
– Нашей цивилизации потребовалось три тысячи лет, чтобы загнать астероиды на оптимальные орбиты. Но по сравнению с этой мы, похоже, просто, дилетанты. Каждое мелкотело, вращающееся вокруг этой звезды, давно терраформировано. Они словно древние солдаты на параде – рядами и колоннами… Трудно даже представить себе такие масштабы работ…
Взгляд Мойши скользнул в мою сторону. На мне, как на его заместителе, лежала ответственность за безопасность корабля – оборона, если «Пеленор» подвергнется нападению, и уничтожение, если нам неминуемо грозит захват.
Уже давно человечество сделало один важный вывод: если доброзвезды без хрустасфер встречаются так редко и так нужны нам, они могут оказаться столь же желанны и для какой-то еще вышедшей в космос расы. Если какие-то другие разумные существа сумеют выбраться из скорлупы хрустасферы и, подобно нам, будут искать доступные доброзвезды, что они подумают, встретив чужой корабль?
Я точно знаю, что подумаем мы. Мы решим, что чужак прилетел не откуда-нибудь, а из системы доброзвезды с разбитой хрустасферой.
И от меня требовалось сделать все, чтобы никто чужой не проследовал за «Пеленором» до Земли.
Я кивнул своей помощнице Йоко Муруками. Мы заняли места в боесфере, активировали огневую консоль и приготовились ждать. «Пеленор» тем временем медленно, осторожно входил в планетную систему.
Йоко глядела на консоль с сомнением. Похоже, слова Йена о технологической мощи этой расы заставили ее усомниться в эффективности даже нашего мегатераваттного лазера.
Я пожал плечами. Скоро мы все узнаем. А пока мой долг выполнен: боесфера включена, и, даже если мы погибнем, самоуничтожение сработает автоматически. Время тянулось час за часом. Я внимательно следил за всей поступающей информацией, но из глубокопамяти, непрошенные, всплывали воспоминания.