Текст книги "Русские царицы (1547-1918)"

Автор книги: Детлеф Йена

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 33 страниц)

Особые приемы сватовства

В конце 30-х годов наследник престола предпринял продолжительное путешествие по России. Оно не оставило неизгладимых впечатлений. Вместо этого Александр заболел, был бледен, и родители тревожились за быстро растущего, мечтательного, чувствительного и эмоционального юношу. Ему было 20 лет. Вопрос его женитьбы давно назрел. Правда, непосредственной проблемы наследования престола у семи детей, зачатых Николаем, не было, но Александр был достаточно взрослым для брака. Он должен был жениться на принцессе из немецкого княжеского дома. В 1838 году его послали в путешествие по Европе. В багаже лежал утвержденный императором список пригодных для женитьбы принцесс, среди которых молодой человек якобы должен был выбрать невесту. Через Швецию и Данию Александр поехал на отдых в Бад Эмс. Затем он сразу поехал в Веймар и Берлин, осмотрел поле Битвы народов при Лейпциге, достиг Мюнхена и поехал дальше в Италию. Александр был пленен итальянским искусством. На обратном пути он добрался до Вены и подружился с князем Меттернихом и его супругой. Жуковский сопровождал цесаревича и в марте 1839 года лаконично резюмировал его появление: «Он всеми любим, каждый ценит его чистое сердце, ясный ум и достоинство, которое он выражает самым непосредственным и тактичным образом».

Не было только невесты! Александр предавался всем возможным удовольствиям, однако не предпринимал никаких мер для серьезного выбора супруги. Он послушно поехал в Баден, Вюртемберг и Дармштадт. Со времен Екатерины II Гессен-Дармштадт и Петербург имели прочный опыт в организации династических браков. Великий герцог Гессен-Дармштадтский Людвиг и прежде всего его супруга принцесса Вильгельмина Луиза Баденская уже предпринимали настойчивые усилия для вступления в брак своей дочери Максимилианы с русским наследником престола. Поговаривали, правда, что Максимилиана была внебрачным ребенком барона Августа Сенарклена фон Граней; кроме того, до осуществления своих брачных планов великая герцогиня Вильгельмина умерла от туберкулеза, но до 1839 года приготовления зашли так далеко, что Александр мог посмотреть на 15-летнюю невесту. К сожалению, девушка заболела в самый неподходящий момент. Возможно, действительно никто не диагностировал начинающийся туберкулез. В любом случае она кашляла так сильно, что ее скрыли от Александра и он вынужден был ехать дальше, даже не посмотрев на девушку и не поговорив с ней. Николай I переступил через этот пункт, рассматривавшийся как особо критический: «Отважится ли кто-нибудь сказать, что русский наследник престола обручился с внебрачной девушкой! Поскольку великий герцог Дармштадтский об этом не беспокоится, я не вижу оснований заявлять протест». Хотя самодержавные филистеры прошлись по поводу мнимого мезальянса, Николай дал сыну официальное разрешение на брак. Нужно было только немного подождать и пройти испытательный срок – невеста была еще слишком молода. Но подлинной причиной промедления была, скорее, ее болезнь, так как в апреле 1840 года Александр вновь прибыл в Дармштадт. На этот раз он нашел маленькую невесту восхитительной и достойной любви. Он подарил ей украшенный бриллиантами браслет, который она от сильного волнения потеряла при первой же прогулке. За эту оплошность ее вновь удалили от жениха, но благодаря усердию придворных драгоценность смогли найти, а Марию возвратить Александру.

В сентябре 1840 года император Николай I представил в Санкт-Петербурге в сопровождении эффектного военного парада нежную и застенчивую Максимилиану и ее поступившего на русскую службу брата Александра Гессенского и Рейнского. Невеста сразу начала усиленно учить русский язык, переход в православную религию не доставлял ей внутренних проблем, и 5 декабря 1840 года состоялось обращение и присвоение имени: великая княгиня Мария Александровна – как ее теперь называли – могла готовиться к намеченной на апрель 1841 года свадьбе. Смена Дармштадта на Петербург вскрыла серьезные проблемы в области здоровья. Возобновился мучивший Марию кашель, она удалилась от общества и вызвала новые сомнения в ее способности править. Признаки болезни своевременно приглушили, помог и теплый весенний воздух, и 16 апреля 1841 года смогли отпраздновать свадьбу. Дармштадтские родственники облегченно вздохнули. В свое время брак принцессы Августы Вильгельмины с Павлом Петровичем оказал благодатное в финансовом отношении влияние.

Император устроил грандиозный праздник, который представил новобрачным мир, полный счастья, богатства и вечной радости. Но то, что начиналось на седьмом небе, вскоре должно было упасть на землю и в конце концов умереть в холоде. Первоначально все участники были довольны. Юную великую княгиню приняли радушно. Оценили ее искренность и уравновешенность. Правда, уже тогда находились люди, которые считали Марию слишком строгой, слишком верующей и слишком преданной властям. Она следила за непременным соблюдением придворного этикета. Новобрачные любили друг друга спокойно и искренне, Александр окружил Марию уверенностью и вниманием. Она могла быть уверена в том, что достигла счастья, если бы только здоровье не расстраивало ее планы. Николай щедро обустроил молодую пару и ввел сына в различные учреждения империи. Наследник престола посещал заседания Государственного совета или Совета министров и в каждом случае разделял мнение отца. Император посылал его на представительские мероприятия внутри страны и за границей. Оба, Александр и Мария, долго и терпеливо готовились к своим будущим задачам в качестве правителей.

Полные перемен годы

В первый год семейной жизни Мария родила дочь Александру. Рождение девочки вызвало критические взгляды и первую напряженность. Брат Марии Александр так решительно защищал сестру, что император на год удалил его от дома – Николай не намерен был терпеть никаких ссор в семье. Позднее Александр Гессенский поступил на австрийскую службу. Правда, Мария вела с Александром постоянную переписку, интересную для оценки ее политических взглядов и личностных воззрений, и они работали рука об руку, но не брат был причиной ее медленного отдаления от русского императора.

В 1848-1849 годах Александр Николаевич и Мария поддерживали политику императора по подавлению революций в Польше, Венгрии и по всей Европе. В 1849 году умерла первая дочь – Александра. Появившемуся на свет в 1843 году Николаю также не суждена была долгая жизнь. Крымскую войну наследная пара рассматривала как посягательство на законные интересы России. В январе 1855 года Николай 1 заболел. На смертном одре он еще раз сказал сыну: «Держи все в своих руках, держи все в своих руках!» 18 февраля 1855 года император Николай 1 умер. В русской истории наследование престола сыном редко происходило так беспрепятственно, как в случае Александра.

Император Александр II вступил на престол. В Европе ожидали скорого окончания Крымской войны. Первое политическое заявление Александра II оставляло открытым пространство и для другого развития: «Я настаиваю на принципах, которые служили правилом моему дяде и отцу. Эти принципы – в „Священном союзе“… Но если переговоры, которые должны открыться в Вене, не приведут к приемлемому для нас результату, тогда, господа, тогда я вступлю в борьбу во главе моей верной России и всего моего народа». Он считал невозможным прекратить борьбу против французского императора Наполеона III. Это был вопрос национальной чести и традиции. Александр II отдал приказ о новом наступлении в Крыму. В августе 1855 года русские вынуждены были оставить Севастополь. Александр сам отправился в Крым. Повсюду его встречал боевой оптимизм. Зимой 1855/1856 года он не принадлежал к числу тех, кто стремился к заключению мира. Однако известно, что русское правительство использовало династические связи в Европе, чтобы добиться окончания войны, в бессмысленности которой, вопреки высказываниям Николая 1 и Александра II, была убеждена императрица Мария. Своей фрейлине Анне Тютчевой она убежденно и взвешенно заявила: «Наше несчастье в том, что мы должны молчать. Мы не можем сказать людям, что эта война началась совершенно бессмысленно с бесцеремонной аннексии Дунайских княжеств, что она ведется вопреки здравому смыслу, что страна была не подготовлена к подобному конфликту, что у нас нет ни вооружения, ни боеприпасов, что все ветви власти плохо организованы, что наши финансы истощены и все это вместе привело нас в состояние, в котором мы находимся». Мадам Тютчева оценила эту откровенность так, что император не найдет выхода из кризиса. Императрица Мария объяснила ей причину оторванности от реальности: «Царица также недостаточно находчива. Возможно, она святая, но ни в коем случае не правительница. Ее жизненный круг – мир морали, а не развращенный мир земной действительности».

Александр продолжал войну, но после австрийского ультиматума в феврале 1856 года в Париже начались мирные переговоры. Русские посредники добились приемлемого мирного договора. Севастополь оставался за Россией, Турция получала обратно Карс. Молдавское княжество получало устье Дуная и часть Бессарабии. Таким образом, Россия больше не граничила непосредственно с Османской империей. Черное море объявили нейтральной зоной. Но самый важный результат заключался в осторожном французско-русском сближении.

Коронация императорской пары и окончание крепостного права

После заключения мира Александр осторожными шагами внутри страны увеличил политические свободы и ослабил цензуру в прессе. А в апреле 1856 года он провозгласил: «Теперь, когда счастливый мир подарил России благотворный покой, мы решили последовать примеру наших благочестивых предков, надеть корону и принять святое помазание. В эти торжества включена и возлюбленная супруга Мария Александровна». Торжественное событие состоялось в августе 1856 года в Москве. Традиция и новаторство тесно соседствовали. Впервые в русской истории императорская пара отправилась на коронацию на поезде! Как и все его предшественники на престоле, Александр, прежде чем въехать в Первопрестольную, на несколько дней остановился, чтобы собраться с мыслями, перед воротами Москвы (в Петровском замке). Коронация проходила согласно утвержденному чину. Пожалуй, самую меткую краткую формулу для описания торжеств оставило острое перо человека по имени Хомяков: «Это было как сказка. Все в золоте, азиатские народности, прекрасные мундиры и старые парики, напудренные на немецкий манер. Это было как „Тысяча и одна ночь“, но рассказанная Эрнстом Теодором Амадеем Гофманом».

Церемония коронации состоялась 26 августа 1856 года в Успенском соборе Кремля – традиционном со времен Ивана Грозного месте коронаций. Александр II занял место на троне великого князя Московского Ивана III – деда Ивана Грозного, его супруга – на троне царя Михаила и его мать – на троне царя Алексея – отца Петра Великого. В этом событии ожила вся русская история. После длительной церемонии император принял из рук духовенства украшенную бриллиантами корону. В то же время митрополит Филарет произносил судьбоносные слова: «Это зримое украшение есть символ невидимого венца, который с благословением временно вручает тебе как главе всех земель русских Господь наш Иисус Христос, честной царь, чтобы тебе досталась высшая и безграничная власть над твоими подданными». Александр был взволнован и со всей серьезностью воспринимал важность минуты. Он короновал супругу меньшей короной. Из-за неловкости она упала у нее с головы. Незначительный эпизод, но в этот судьбоносный момент и мелочь полна мистической символики. Марии Александровне сразу же пришло на ум мрачное пророчество: «Это значит, что я не долго буду ее носить». Она не могла предполагать, насколько была права! Но в эту минуту Александр плакал, выпрашивая божественного благословения своему правлению: «Ты избрал меня царем и высшим судией Твоим человекам. Я склоняюсь перед Тобой и прошу Тебя, Господи, мой Боже, не оставь меня в моих намерениях, научи меня и веди меня в моих деяниях на службе твоей. Кладу сердце мое в руку Твою». Хор пел хвалу Господу, и митрополит помазал царя: «Пусть меч царя всегда снаряжен будет для защиты правого, пусть только присутствие его уменьшает несправедливость и зло». Александр и Мария осознавали величие момента. Они чувствовали груз ответственности, который лежал на их плечах! На Ходынском поле у палаток с напитками и закусками толпились около двухсот тысяч человек. Ливший как из ведра дождь привел к массовым дракам за оставшийся хлеб. Это был плохой знак – беда пришла в дом!

В то время в России из 61 миллиона человек 50 миллионов жили в условиях крепостной зависимости. Из года в год росло число крестьянских восстаний. Среди русской интеллигенции с 40-х годов «западники» и «славянофилы» дискутировали о будущем России. Даже в императорской семье находились защитники отмены крепостного права. Александр взывал к совести дворянства: «Они, конечно, сами поймут, что нынешняя система крепостных душ не может остаться неизменной. Однако лучше упразднить ее сверху, чем ждать того момента, когда она будет ликвидирована снизу». Император обращался к общественности. Отмена крепостного права превратилась в открыто обсуждаемую проблему. Постепенно прагматично мыслящая группа чиновников признала: реформа позволит укрепить социальный мир, урегулировать правовые отношения между крестьянами и помещиками и повысить цену на землю!

Император нашел политически дальновидных компетентных людей, таких как высокообразованный Николай Милютин. Тот собрал еще ряд деятелей: Соловьева, Самарина, князя Черкасского и других. Однако споры между противниками и защитниками реформ не кончались. 26 января 1861 года Александр категорически заявил: «Я желаю, я требую и я приказываю, чтобы все это было завершено к 15 февраля. Вы не смеете забывать, господа, что в России законы разрабатывает и провозглашает власть государя». Три дня спустя император подтвердил в Государственном совете: «Дело отмены крепостного права – вопрос выживания, от которого зависит упрочение силы и мощи России». 19 февраля 1861 года император подписал положение об отмене крепостного права. Несмотря на все противоречия, обманутые надежды и раздоры, в России начался новый век. Александр был горд своими достижениями, хотя совершенно ясно представлял себе все ловушки.

Императрица Мария отрицательно отзывалась о Крымской войне. В 1861 году она уже 20 лет была замужем за Александром. Она не вмешивалась активно в разработку аграрной реформы. Можно предположить, что до начала 60-х годов она являлась моральной поддержкой супругу и по-своему способствовала делу реформ, продолжая традиционную благотворительную работу. Но самые трудные задачи были еще впереди. Крестьянскую реформу следовало понимать как исходную точку обширной сети политических и административных реформ. Император опасался волнений. Первоначально народ приветствовал его ликованием. Возник ореол благодетеля, «царя-освободителя».

По всей стране шел дележ. За каждый квадратный сантиметр земли боролись, торговались и обманывали. Крестьянские восстания вспыхивали и подавлялись с применением военной силы. Студенты жаловались на отсутствие академических свобод и наталкивались на радикально-социалистические идеи, которые высказывали такие идеологи, как Александр Герцен или Михаил Бакунин. Александр был столь же мало подготовлен к такому развитию событий, как и администрация. Он, правда, склонялся к терпимости, однако выйти из затруднительного положения умел только за счет репрессивных мер. Прием в университеты был сокращен, консерваторы пришли на место либерально мыслящих реформаторов. Всем следившим за русской внутренней политикой казалось, что назначение Петра Валуева министром внутренних дел было сигналом того, что рассматривавшиеся в качестве либеральных реформы будут пущены по умеренно-консервативному руслу.

Императрица была в страхе, опасалась нововведений и поддерживала консервативные силы. Когда в Москве и Петербурге дело дошло до поджогов, а в Польше разразилось восстание, она предостерегала, что «это начало выполнения революционной программы». Она требовала энергичных мер восставших. Царь Александр действительно приказал схватить нарушителей спокойствия и вплоть до 1863 года жестоко подавлял Польское восстание. Императрица Мария также опасалась Польского восстания, потому что русские акции по его подавлению вызывали протесты Австрии, Пруссии, Англии и Франции. Кроме того, «неполитизированная» царица видела угрозу отношениям, осуществлявшимся с английскими предпринимателями благодаря строительству железной дороги от Москвы до Севастополя. Барон Ротшильд также намеревался участвовать «50 миллионами в нашем займе». Поэтому необходимо было «окончательно закончить с Польшей». Брат Марии Александр Гессенский и Рейнский выполнил свое русское поручение, успокоил Англию и Австрию, не было европейской войны, поляки умирали под градом огня русских пехотинцев, а международный консорциум смог финансировать железнодорожное строительство, отсутствие которой ранее внесло свой вклад в поражение русских в Крымской войне!

Политика реформ Александра послужила причиной развития общества и вызвала появление движений, которые в долгосрочной перспективе могли поставить под сомнение принцип самодержавия. После упорной борьбы университеты получили полную автономию. Школы освободили от надзора Священного Синода. Возникли ориентированные на будущее реальные гимназии. Государство назначало стипендии способным ученикам и студентам. 20 ноября 1864 года после двухгодичной подготовки была проведена судебная реформа. Реформа соответствовала многим отличительным чертам современного западноевропейского судопроизводства. В 1864 году появились земства – собрания, заседавшие наряду с прежними дворянскими собраниями, председатели которых избирались натри года и которые заботились о многочисленных региональных проблемах в сфере образования, здравоохранения и социального обеспечения. Подобные местные структуры были созданы и в городах.

Вместе с реформами шла индустриализация. Строительство железных дорог мобилизовало хозяйство. Рядом с государственными монополиями развивались частные промышленные предприятия. В страну начался приток иностранного капитала. Происходили невиданные до сих пор структурные изменения в экономике. Крестьяне устремились в города и промышленные поселки, они выходили из деревенской общины и создавали ядро будущего промышленного пролетариата. Сопровождавшие реформу структурные изменения неизбежно оказывали воздействие и на армию. Александр нашел в Дмитрии Милютине выдающегося человека для военной реформы: срок службы был сокращен до 16 лет, введена всеобщая воинская повинность.

Реформы подняли вопрос о центральном и выборном парламентском органе. Было разработано предложение о неком учреждении для обсуждения важных законов и стратегий, члены которого должны были частично выбираться из народа. Эта мысль была единогласно отвергнута Советом министров, и император пока отказался от нее. Реформа натолкнулась на свои же границы.

Противодействие реформам

Императорская семья находилась в замешательстве в связи с реакцией на реформы. Столь же шумными, как и нигилистические листки, были и патриотически-консервативные органы, и впереди всех издатель «Московских ведомостей» Михаил Катков. Он презрительно-иронически упрекал императора в том, что теперь он видит последствия своих бессмысленных реформ. Несмотря на аресты, выступления и реакцию, сражение неумолимо продолжалось и настолько взволновало императорскую семью, что наметились новые черты в личностном развитии императора, его супруги и в их браке.

После 1862 года у императрицы усилился туберкулез, но распознан в этом качестве не был. Александр выказывал по отношению к супруге подобающее почтение, однако все в большей степени обращался к молодым и красивым женщинам. Совесть он успокаивал болезнью Марии. Они вместе отправились на лечение в Бад-Киссинген, Дармштадт и Ниццу, но все незначительные улучшения здоровья сводилась на нет заботами о больном наследнике престола. Противоборство Австрии и Пруссии в шлезвиг-гольштейнском вопросе и предстоящее объединение немецких малых государств достигло Петербурга. Императрица Мария видела для Германии альтернативную перспективу – «гражданская война или демократический парламент» – и не принимала бисмарковскую политику объединения рейха, тем более что все без исключения сестры ее супруга были выданы замуж в немецкие малые государства. Аристократическое родство, эффективно налаженное Екатериной II и Марией Федоровной в конце XVIII века, принесло грандиозные политические результаты, и императрица России при этом не стояла в стороне.

Оставались заботы в собственной стране. 4 апреля 1866 года Александр II пошел на прогулку в петербургский Летний сад. Когда он покинул территорию недалеко от Михайловского дворца, к нему подошел молодой человек и вынул револьвер. Прохожий, заметив опасность, мгновенно ударил по вооруженной руке – прозвучал выстрел и не попал в цель. Это было первое покушение на Александра II. Люди бросились на преступника и скрутили его, прежде чем он смог выстрелить второй раз. Император пошел в Казанский собор и возблагодарил Бога за то, что еще жив. Покушение утвердило императрицу в ее православных убеждениях, и она оказывала давление на духовенство, чтобы оно побудило царя к более консервативному образу мышления.

Империя пришла в волнение. Федор Достоевский не мог постичь катастрофы. Впервые в русской истории простой русский поднял руку на императора – и на том основании, что при освобождении крестьян народ обманули. Во всеобще подогреваемой атмосфере Дмитрий Каракозов мог считаться преступником-одиночкой. Александр назначил Петра Шувалова военным министром и генерала Трепова – обер-полицмейстером Санкт-Петербурга. Генерал Муравьев, «вешатель Польши и Литвы», руководил расследованием дела Каракозова. Стрелявший был приговорен к смерти и повешен перед Петропавловской крепостью на глазах у огромной толпы.

Покушение на священную жизнь императора явилось поворотным пунктом. Реформы приобрели новое направление. 13 мая 1866 года вышел рескрипт: «Провидение стремилось наглядно показать России, куда может завести безумное усердие некоторых людей, которые борются против всего, что есть священного в нашей стране: веры в Бога, основ семьи, права на собственность, повиновения законам и уважения правительства… Чтобы гарантировать успех мероприятий, предпринимаемых против этих темных учений, которые получили развитие в обществе и угрожают подорвать основы религии, морали и общественного порядка, руководство важнейших институтов государства должно позаботиться о том, чтобы получили признание консервативные элементы, те живые и здоровые силы, которых, слава Богу, сегодня еще много в России». Персональные перестановки в министерствах, ужесточение цензуры в прессе, репрессии против земств и дум – завоевания реформ пошатнулись. Но «нигилизм» неудержимо ширился. Император стал замкнутым и недоверчивым. Он хотел дать России конституцию, но был убежден в том, что она будет означать предательство традиций самодержавия. На кого ему следовало опереться? На супругу Марию Александровну, которая настойчиво внушала ему, что в России нельзя ничего менять, в противном случае империя разрушится? Возможно, ему следовало опереться на Православную церковь и «славянских фундаменталистов». Но мог он ориентироваться и на утопистов с их писателями, художниками и поэтами, на Тургенева, Гоголя, Льва Толстого или Достоевского. Все было возможно и ничего не случилось. Император оставался в одиночестве, предавался мрачным настроениям и лишь с огромным усилием выполнял общественный долг.

Императрица между тем из-за восьми беременностей и туберкулеза преждевременно состарилась, была больной и слабой. Она вынуждена была все чаще искать прибежище в лечебных ваннах в стране и за границей. Не одни беременности и болезнь были причинами разрушения. Это была вся изнуряющая жизнь при императорском дворе. Крымская война, прусско-австрийские противоречия, заботы о Дармштадте в борьбе за объединение Германии и реформы были решающими политическими событиями, которые отдалили Марию от мужа. За дело взялись гонка и спешка, и императорская чета изматывала себя в представительских обязанностях. Если даже император все более замыкался в себе от этого давления, насколько же противоречили они существу Марии. В те годы ее описывали как женщину печально-грациозную, со стройной хрупкой фигурой и темно-голубыми глазами. Анна Тютчева писала: «В ней было что-то одухотворенное, что-то чистое, абстрактное. Она напоминала мадонну Дюрера или книжную миниатюру… Каждый раз, когда я за ней наблюдала, у меня было впечатление, что ее душа находится бесконечно далеко от нас и что у нее нет дела с пестрой земной толпой, которая ее окружает… Она собранна, не оказывает большого воздействия, чужда своему окружению, совершенно не подходит в качестве матери, жены и царицы. Она прилагает усилия, чтобы быть достойной своего положения, но ей недостает естественности… Поскольку у нее отсутствует всякий темперамент, она не кажется созданной для того, что ей дала судьба. Она постоянно, все для нее – повод, старается страдать. Отсюда возникает нервозное напряжение, которое в конце концов лишает ее всякой энергии и заставляет ее становиться некой пассивной фигурой. Она святая или кусок дерева?»

Действительно ли Мария предъявляла чрезмерные требования, не хотела ли она больше содействовать политике императора или не могла? Формально она придавала значение тому, чтобы постоянно быть на стороне императора. Это относилось не только к обязательному представительству, но и к обсуждению политических и социальных вопросов. Ее принципиальной позицией оставалась ориентация на триединство самодержавия, православия и народности, причем православие стояло в центре. Мария понимала переход в другую веру не как необходимость с прагматической точки зрения – прусская принцесса Шарлотта и в качестве императрицы Марии Александровны проводила в своих покоях часы духовного очищения в пиетистском духе, – она жила под давлением того, что должна стать воплощением православия. Религиозность и набожность царя были вне всякого сомнения. Но Мария под влиянием своих подруг Анастасии Мальцевой и Антонины Блудовой возвысилась до «ханжеского и направленного вспять» фарисейства, которое находилось в противоречии с задачами императорских реформ. По ее мнению, Россия может спастись, только утвердившись в своих консервативных ценностях. Царь все больше или больше молчал, когда она распространяла подобные сентенции, а министр народного просвещения отмечал в дневнике: «Царица сказала мне, что надеется, что я не готовлю для нее неожиданностей, что в ее устах означает конституционные реформы или уступки в отношении религиозных меньшинств и иноверцев… Это был уже не первый раз, когда я констатирую, что она оказывает гибельное, если и незаметное влияние на богослужебные дела. Gutta cavat lapidem[25]25
  („Капля точит камень“ – первая часть строки стихотворения „Овидия Gutta cavat lapidem non vi, sed saepe cadendo“ – „капля точит камень не силой, но частым паденьем“. – Прим. пер.


[Закрыть]. Царь очень слушает ее. Из ее высказываний о земствах я понял, что она видит средство в том, чтобы избежать появления конституции».