Текст книги "Явочная квартира"

Автор книги: Дерек Картун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

– Позвоните старику, – посоветовал он и дал домашний телефон Альфреда Баума.

– Неплохо поработали, – похвалил Баум, – Он о слежке не догадался?

– Не думаю. Шел до самого места спокойно. Не оглядывался.

– Отлично. Хорошо сделали, что не пошли за ним в бар. Теперь перехватите его, как только он выйдет. Думаю, после такого денька он домой пойдет. Только следите, чтобы он вас не заметил.

– Конечно.

Баум вернулся к списку жильцов дома № 8, который ему продиктовали по телефону с улицы Нелатон. В нем и загадки никакой не было. Третьим в списке значился полковник Робер Виссак. "Этого следовало ожидать" – пробормотал почти про себя Баум, но жена услышала и тут же отозвалась:

– Ты что-то сказал?

– Просто подумал вслух, что если даже точно знаешь, как обстоят дела, все равно всякий раз удивляешься, когда жизнь твою правоту подтверждает.

– Должна признаться, со мной так не бывает.

– Может быть, причина в том, что я интроверт – вечно к себе прислушиваюсь.

– Да, ты к этому склонен, Альфред, – сочувственно сказала жена, Отсюда твои постоянные тревоги и сомнения.

– Мольер сказал, что сомнения причиняют больше страданий, чем самая жестокая правда. Он прав был, старый хитрец. Видишь, какая у меня трудная работа.

А Морана благополучно сопроводили до самого его дома в девятнадцатом округе. По дороге он позвонил кому-то из кафе, открытого всю ночь.

Глава 15

В тот же вечер Баум связался по телефону с начальником технического отдела Алибером.

– Завтра в восемь утра зайдите ко мне в кабинет. Есть работа.

И ровно в восемь сообщил Алиберу, что необходимо сделать:

– Пятьдесят хороших отпечатков голов тех двух мальчишек на фотографиях. Напечатайте их раздельно. Размер? Чтобы в карман помещался. И чтобы изображения были четкими. Мне они нужны к полудню.

– Это будет непросто.

– Пусть даже очень трудно, но к полудню все должны быть готовы. Советую позаботиться об этом.

Баум все ещё не забыл вину Алибера.

Потом он позвонил домой начальнику уголовной полиции Бальдини.

– Не хотелось бы беспокоить вас, старина, но дело срочное. Да, связано с министром. Могу я зайти к вам? В девять? Идет.

В восемь двадцать он отправился в кафе по соседству и там, в полном одиночестве, за чашкой горячего кофе просмотрел газеты. По рейтингу партия Лашома на шесть пунктов опережала ближайшего соперника. Лидеры толковали о перестройке в коалиции. "Монд" с присущей ему склонностью к политическим намекам писал о том, как победа Лашома на выборах отразилась бы на франко-советских отношениях. "Цена, которую пришлось бы уплатить за улучшение отношений между Францией и СССР, – соответственное ухудшение отношений с Соединенными Штатами. Готовы ли мы платить? И как отнесется к этому западный альянс? В частности, "колючий сосед" по ту сторону Ламанша? Понимает ли электорат, за что он голосует?"

В девять, находясь уже в офисе Бальдини, Баум объяснил, чего хочет.

– Вы знаете, что фотографии, на основании которых подозревался Лашом, оказались фальшивками, изготовленными здесь, на Западе?

Нет, Бальдини этого не знал, и Баум рассказал ему все, что считал нужным. Затем продолжал:

– Хотя фальшивки изготовлены в Германии, я тем не менее полагаю, что сами снимки сделаны здесь. Может, конечно, я и ошибаюсь, но все же хочу попытаться отыскать этих парней, которые согласились позировать для сцены в постели, не подозревая, конечно, как могут быть использованы фотографии. Поэтому я заказал их портреты, к полудню получу их, и тут мне понадобится ваша помощь.

– Никаких проблем.

– Наверняка у вас есть свои люди среди геев?

– Разумеется.

– На бульваре Монпарнас есть бар "У Тони", там собирается подобная публика. Не удивлюсь, если этих ребят там знают. Это, правда, лишь предположение...

Бальдини сделал пометку в блокноте.

– Еще что-нибудь?

– Думаю, нет. Фотографии вы получите.

Баум поднялся и откланялся.

Бальдини, хоть и не семи пядей во лбу, но умеет и приказ отдать и строго взыскать с тех, кто его не выполнит. В данном случае он испытывал прилив служебного рвения – его особенно вдохновила возможность услужить министру, а заодно и сквитаться с сообществом геев, к которым он испытывал глубоко скрытую неприязнь. Как следствие, множество полицейских в самый короткий срок были снабжены портретами двух молодых людей и получили задание как можно скорей найти оригиналы. Зная по опыту, что появление представителя закона в мутном мире работающих по найму гомосексуалистов накладывает печать молчания на все уста и провоцирует массовое бегство, эти полицейские направили во все сомнительные бары и кафе вблизи Монпарнаса лучших своих внедренных агентов. Фотографии предъявлялись также в отелях, пользующихся определенной репутацией. Реакция была всюду одинаковой: нахмуренные брови, долгая пауза, как бы обозначающая напрасные усилия памяти, и в заключение отрицательное покачивание головой. Агенты расхаживали в парках, где гомосексуалисты собирались на свои встречи, заглядывали в лица, сверяясь тайком с фотографиями, проклинали чертово задание и погоду. Бары внушали больше надежд: там можно было встретить своего информатора или кого-то, кто готов отплатить услугой за услугу.

Кафе "У Тони" было отлично известно полиции. Двое молодых полицейских, которые часто бывали здесь под видом геев, были тщательно проинструктированы и отправлены туда со словами: "Смотрите во все глаза. В первый вечер фотографии никому не показывайте. Если ничего не заметите, на вторую ночь можно их показать, но осторожно, только знакомым и по одной. Шумное обсуждение ни к чему."

Эти слова были встречены с пониманием.

– У нас там знакомые сохранились ещё с прошлого года, – напомнил один из переодетых полицейских, – Было дело.

– Но вас ведь тогда не разоблачили?

– Да нет. Можем действовать.

– Вот и хорошо. Возобновите знакомство.

– Могут спросить, зачем нам те двое понадобились. Знаете, эти ребята за любую мелочь могут дружка заложить, но если ему что-то серьезное грозит – тут они проявят солидарность.

– Так и скажите: ищут их, но ничего серьезного.

– Что конкретно сказать?

– Это уж вы сами придумайте, вам виднее.

Первый вечер никаких результатов не принес. К двум часам ночи оба полицейских были хороши: дешевое красное вино, выпитое в большом количестве, притупило их бдительность. Поговорили кое с кем, снимки не показывали. В третьем часу один предложил:

– Отложим до завтра. Раз договорились картинки сегодня не показывать. Без них не выходит ничего.

– Точно.

И разошлись по домам.

На следующий вечер у них ничего нового не появилось, однако слух о том, что Джо и Франсиса кто-то разыскивает по отелям на Монмартре, достиг посетителей кафе "У Тони". Один из сотрудников ДСТ, прослушивающих телефон Дидье Морана, засек следующее:

– Дидье? Это Абу.

Говорили с сильным арабским акцентом.

– Что тебе надо? Я же просил сюда не звонить.

– Ищут Джо и Франсиса.

– Откуда ты знаешь?

– Полиция кругом рыщет. Всем подряд их портреты демонстрируют. Я подумал, что не мешает тебе об этом знать.

– Это все?

– Все.

Трубка звякнула. Прослушивающий отпечатал беседу на машинке, проставил время и дату и, согласно инструкции, переслал в кабинет Альфреда Баума.

– Кое-какой прогресс есть, – сказал Баум, прочитав машинописный текст. Он протянул листок Алламбо, который как раз сидел у него, – Теперь наш голубчик должен вступить с кем-то в контакт. Надеюсь, твои люди за ним наблюдают?

Алламбо кивнул.

– Должен сказать, все идет по-дурацки, как обычно. Прошлым вечером Моран явно заметил слежку.

– Ну и пусть, – отозвался Баум. Алламбо этот ответ озадачил, хотя он и привык к противоречивому характеру шефа, – Полагаю, все следует повторить, но именно так, чтобы он чувствовал за собой "хвост". Пусть твои люди прямо в открытую за ним ходят. Если он идет к телефону, то надо встать рядом с будкой, слушать разговор, даже улыбаться ему. Хочу, чтобы он потерял покой. Вот тогда он и выкинет какую-нибудь глупость, а мы этим воспользуемся. Передай это своим сейчас же.

Час спустя полицейским "У Тони" улыбнулась удача. У входа на улице они увидели старого знакомого – бледный паренек в длинном черном пальто и в полукедах. Стоял, облокотясь о стену, руки в карманах, взгляд отсутствующий.

– Привет, Марсель.

– Привет, – парень ответил не глядя.

– Как дела? Мы тебя вчера видели...

– Все нормально.

– А выглядишь, как будто тебе доза требуется.

В пустых глазах промелькнул интерес.

– Одолжи пару сотен франков, сегодня же вечером отдам.

– Нет. Деньги самому нужны. Помоги мне кое в чем – двести франков твои.

– Чем помочь?

– Джо знаешь?

– Которого? Их тут полно.

Полицейский достал из кармана фото.

– Вот этого.

Парень не сразу смог сфокусировать взгляд. Наконец, сосредоточился, долго разглядывал лицо на снимке.

– Это не Джо.

– А вот этот?

– Этого знаю. Может, и Джо, я имен не запоминаю.

– Где он обретается?

– Здесь бывает иногда. Давно его не видел – с неделю, наверно.

– А где бывает, не знаешь? Мне бы его застать – я с него деньги получу, и двести франков у тебя в кармане.

На лице у малого мелькнула тревога:

– Как это?

– Просто он мне должен.

– А второй?

– Тоже мой должник.

– Странно как-то. Рыщешь тут с какими-то фотографиями.

Полицейский сразу нашелся:

– Всегда фотографирую тех, с кем у меня любовь. Привычка такая.

Собеседник молча собирался с мыслями. Решение принималось с трудом: мозг затуманен предыдущей дозой и все настоятельней требует новой. Нет, тут дело нечисто. Но ему необходимы деньги, и это самое главное, остальное отодвигается, исчезает...

– Джо живет за вокзалом Монпарнас, на улице Пернели. Я у него был один раз, только номер не помню.

– Спасибо.

– А деньги?

– Через пару часов увидимся – отдам, – пообещал полицейский.

– Не забудь только. Мне нужно. Срочно.

– Где я возьму? Вот увижу Джо, тогда.

Полицейские вдвоем пошли искать телефон, чтобы сообщить полученную информацию начальству. Через полчаса Альфред Баум уже звонил коллеге Бальдини.

– Хорошо бы как можно больше людей направить на улицу Пернели, пусть ходят из двери в дверь, показывают фотографии, пока кто-нибудь их не опознает. Это просто моя рекомендация – конечно, решение принадлежит вам.

– Я именно так и собирался распорядиться, – ответил Бальдини. Самоуважение и сознание важности занимаемого поста были у него чрезвычайно развиты, в посторонних советах он не нуждался.

– Отлично, – сказал Баум, – Вы действуете решительно, как всегда. Можно ли начать операцию завтра утром?

– Именно рано утром.

– Держите меня в курсе.

– Разумеется, – Бальдини положил трубку и принялся отдавать распоряжения.

...Люди Алламбо проводили Дидье Морана от его дома до бара, а оттуда к телефонной будке в подвальном помещении. Действуя согласно инструкции, полученной от Алламбо, один из преследователей, считавший себя большим шутником, пока Моран разговаривал, строил ему всякие рожи. Моран занервничал, повернулся спиной к своему мучителю и, наконец, не в силах продолжать разговор, выскочил из будки:

– Ты что это делаешь, а?

– Что я делаю?

– Тащишься за мной, рожи корчишь идиотские.

– Ничего не могу с собой поделать, так получается.

– Уйди ты от меня. ради всего святого.

– Не могу, мы с тобой связаны.

– Да кто ты такой?

– А вот это не твое дело.

Моран кинулся вверх по лестнице и вон из кафе, а тут его встретили пристальными взглядами двое в плащах и устремились следом. На следующим же перекрестке ему попалось такси и он сел, не оглянувшись. Маленький "рено" вывернулся из переулка и незаметно пристроился за такси, соблюдая дистанцию. Не отрываясь от преследуемой машины, "рено" доехал до бульвара Мортье. Тут Моран остановил такси и вышел возле железных ворот, преграждающих путь к штаб-квартире ДГСЕ – французской разведки. В будке, где сидел охранник, узнал, как найти полковника Робера Виссака.

Те, кто приехал на "рено", немедленно известили по рации свое начальство, и Баум уже был в курсе. Выслушав сообщение, он отправился в архив, чтобы поработать с картотекой – это называлось у него "маленьким увлечением".

Запросив несколько досье и получив их немедленно, он сложил их стопкой на левом краю стола и предался "увлечению", читая методично все страницы подряд и время от времени делая пометки в блокноте. Когда папка заканчивалась, он перекладывал её направо и брался за следующую. Кому-нибудь другому это занятие показалось бы скучным, а для Баума это была очередная экспедиция в неизведанную страну, средоточие и высшая точка, по его пониманию, всей деятельности офицера контрразведки.

"Ответ найдете в картотеке – учил он младших коллег, – Там все есть. В наших досье содержится все, что следует знать о тех, кто предает страну. Надо только найти и правильно прочесть. Это – искусство, но за него нам и платят".

Через несколько часов все папки перекочевали на правый край стола, а записей в блокноте набралось на целых три страницы.

Полицейская операция на улице Пернели была назначена на семь утра. Улочка коротенькая, длиной чуть больше ста метров, по обе стороны обшарпанные дома. Участников операции проинструктировали четко: показывать фотографии консьержкам там, где они есть, а потом – ходить из квартиры в квартиру. Держать ухо востро – вряд ли Джо или его приятели пойдут на сотрудничество. Если дверь на звонок не откроют, отметить номер квартиры, потом будем решать, что делать в таких случаях. Если обнаружатся те, что на снимках, – везти в полицию.

Когда первая из полицейских машин въехала в узкую улочку, черный "фиат", двигавшийся навстречу, вынужден был притормозить и податься в сторону. Сержант, сидевший в полицейской машине спереди, на месте пассажира, заглянул в окно "фиата". За рулем – горбоносый парень лет двадцати двух, пассажир постарше, грузный, вжался в сиденье и уставился в переднее окно. Через секунду машины разъехались.

– Странно, – произнес сержант.

– О чем ты?

– Это был Ашар. Что ему тут понадобилось в такую рань?

– Какой Ашар? Тот самый?

– А какой же еще?

Сержант и шофер вышли из машины, к ним присоединились двое ехавших на задних сидениях. Сержант все ещё бормотал про себя, покачивая головой: с какой стати этот бандит ни свет, ни заря появляется на эдакой затрапезной улице? Странно все же! Он дал команду остальным и все четверо отправились в дом № 1 по улице Пернели.

Ничего интересного не произошло примерно до девяти часов. Две группы полицейских обошли несколько домов, и четверка, возглавляемая сержантом, двинулась к номеру 11, на подъезде которого значилось: "Hitel de la Gare Monparnas. Chambres tous confort"1. Хозяин-оптимист велел маляру, написавшему вывеску, изобразить на ней шесть звезд. Держалась вывеска на одном гвозде и ветер раскачивал её туда-сюда.

– Местечко, что надо, – произнес сержант, – Может, тут нам и повезет.

Что представляет собой "Hitel", стало ясно, когда он подошел к конторке в узком холле. Дюжина ключей красовалась на доске за стойкой, на которой стоял телефон и валялась сломанная авторучка. С улицы сквозь стеклянную дверь проникал мутный свет, короткая неоновая трубка придавала ему голубой оттенок. Впечатление было удручающее.

За конторкой сидел пожилой человек, на лице которого читалось: "Ты из полиции, сразу видно, ну и что из того?" Он был в рубашке с коротким рукавом, один рукав сколот булавкой, прикрывая культю. Небрит уже пару дней, нижняя часть лица заросла щетиной, зато сверху сплошь розовая лысина. Человек оторвался от утренней газеты о скачках, разложенной на конторке.

– Слушаю вас.

– У нас есть ордер на обыск – ищем двоих.

Лысый пожал плечами, но не ответил. Сержант предъявил фотографии:

– Знаете их?

Тот нагнулся, рассматривая снимки, потом поднял голову и, сузив глаза, посмотрел на полицейского. Снова молчание.

– Так что? Знаете?

– Они снимают комнату. Дешевую, на верхнем этаже. Платят исправно, а вопросы я не задаю. Не мое это дело.

– Сейчас они дома?

– Должны быть. Я заступил в семь, они не выходили.

– Самый верхний этаж, говорите?

Лысый портье кивнул и добавил, когда четверо полицейских направились к лестнице:

– К ним сегодня утром кто-то приходил. Около семи. Чем они там занимались, меня не касается.

– А кто приходил?

– Обычный парень. Высокий, худощавый. Лет двадцати. Из их компании, наверно, кто их там разберет? – Он покачал головой.

Сержант повел своих людей вверх по лестнице.

– Номер три, – крикнул снизу портье, – Первая комната справа.

В комнату под самой крышей вела ненадежная деревянная дверь. Стучать сержант не стал. Повернул ручку – остальные дышали ему в затылок – и толкнул резко, ожидая встретить сопротивление замка, но дверь легко отворилась, и сержант, внезапно оказавшись в комнате, вдохнул застарелый воздух и явственно ощутил кисло-сладкий запах застывающей крови.

Бледный луч света падал сверху, из окна прямо на широкую кровать – она занимала почти всю комнату. На кровати бок о бок ничком лежали парни в пижамных куртках. Обоих застрелили в затылок с малого расстояния, и вытекающая кровь образовала две лужицы на простыне. Сцена казалась удивительно мирной – никаких признаков борьбы, какого-нибудь насилия. Смерть в чистом виде. На столике сбоку – кое-какие вещицы: двое часов, записная книжка, носовой платок, несколько монет – ничего не тронуто, похоже, никто этого и не касался. Ничего – только голый факт: два выстрела сзади, действовал профессионал, сработал безупречно.

– Пошли отсюда, – велел сержант, – Ничего не трогать. Шарло, ступай к телефону, позвони в отдел убийств. Наше задание выполнено – мы нашли, кого надо, и теперь имеем право выпить по чашечке кофе на рабочем месте.

Тут он вспомнил Ашара в черном "фиате".

– Постой, Шарло, я, пожалуй, сам позвоню.

Глава 16

Судебный следователь – человек лет сорока с лишним, угрюмый и худой, страдал заиканием и нервным тиком – другими словами, нервы у него явно пошаливали. Он знал, что ни должность, ни официальная власть закона, представителем которого он является, не смогут его в данном случае защитить. Не собирался он браться за это расследование и никак не ожидал, что оно окажется именно у него, но самым непонятным образом дело о двойном убийстве на улице Пернели попало в его график, и никто не смог бы объяснить, почему.

Не то, чтобы расправа над двумя продажными мальчиками была сама по себе так уж необычна или представляла какой-то интерес, ничего подобного. Необычным и значительным был лишь тот факт, что главным подозреваемым, по мнению полиции, числился Анри Ашар. Что и привело в кабинет судебного следователя этих двоих: мсье Ашар, самоуверенный, даже улыбающийся, пришел со своим адвокатом, мэтром Фраскони. Наглая улыбка на грубом лице Ашара плохо гармонировала с недовольным видом, который напустил на себя Фраскони. Следователь почувствовал, что из двух этих неприятных посетителей тот, что хмурился, все же ему ближе.

Следователя предупредили заранее, что Анри Ашар – важная птица не только в Париже, он имеет связи с самыми богатыми и самыми криминальными его представителями в провинции, а также у него есть друзья на набережной Орфевр, то есть в полиции, а заодно и в политических кругах: в мэрии и в министерстве внутренних дел. Даже будто бы некоторым членам парламента есть за что благодарить этого типа. Может статься, все это выдумки, но, возможно, и правда. Следователю было известно, что Ашар уже попадал в руки полиции и даже представал перед судом, однако его ни разу ни в чем не удалось обвинить. Зато кое-кто из особо усердных судебных следователей теперь в провинции допрашивает мелких воришек и пьяниц, которые лупят своих жен, потому что внезапно выяснилось, что в Париже в их услугах больше никто не нуждается. И вообще, дело это весьма щекотливое не только из-за того, что в нем замешан Анри Ашар, но ещё и потому, что министерство внутренних дел проявляет к нему интерес, неадекватный самому преступлению. Так или иначе, судебный следователь, чье имя было Птижан, чувствовал, что работа ему не по плечу – этого, по-видимому, и добивались те, кто подсунул ему двойное убийство.

– С Фраскони держи ухо востро, – предостерег его коллега, – Такого загнать в угол не так-то просто, а если направишь в суд не до конца расследованное дело и защита выиграет – тут тебе, приятель, и славу поют.

Птижан попытался возразить что-то – надо же сохранять достоинство, но не мог не почувствовать правоту собеседника. И вот, извольте видеть, эта парочка сидит у него в кабинете, а у него щека дергается – верный признак того, что ситуация тревожная. За неимением ничего лучшего, он сразу перешел в наступление.

– Ваш клиент – персона известная – рявкнул он на Фраскони, – С чего это он является сюда и плетет небылицы, будто ранним утром любит прокатиться по Парижу. Я хочу точно знать, где он был тем утром и что делал.

– Мой клиент встал рано, как обычно – он всегда рано встает... И велел шоферу ехать на рынок – любит сам покупать фрукты, отбирает самые лучшие и платит щедро.

– Думаете, я вам поверю?

– Думаю, да. Или вы хотите сказать, что мой клиент врет?

– Мы без труда проверим, был ли он на рынке.

– К сожалению, мой клиент до рынка не доехал. Вспомнил на полпути, что у него на восемь назначена встреча. Пришлось вернуться, иначе бы он опоздал. Можете спросить у шофера.

Следователю было известно, что ничего он не может спросить у шофера тот пропал, его со дня убийства безуспешно ищет полиция.

– Где он, ваш шофер?

Ответил сам Ашар:

– Понятия не имею. Проработал у меня несколько месяцев, но в тот самый день ушел куда-то – и с концами. – Он попытался сделать вид, будто расстроен, однако не смог сдержать улыбку, – Мне самому жалко, хороший водитель.

– Вы как это себе представляете? Суд поверит, будто Анри Ашар совершенно случайно оказался как раз около того места и в то время, когда произошла типичная разборка со смертельным исходом – и все это под ерундовым предлогом, что, мол, бананов захотелось?

Следователь почувствовал себя увереннее и решил слегка нажать на посетителей:

– Убийства совершаются профессионалами. Ваш клиент связан с преступным миром – мы знаем, с кем именно, имен можете не называть. Алиби у него фактически нет – пусть сам разыщет своего шофера, чтобы тот подтвердил эту сказочку. Я был бы ему за это благодарен. Только его, конечно, не найдут, разве что полиция за дело возьмется. Все это звучит нелепо, мэтр Фраскони, и вы понимаете это не хуже меня.

– Нет уж! На самом деле нелепо то, что с моим клиентом, против которого у полиции нет никаких – повторяю, никаких улик, – обращаются как с заведомым преступником, априори считая его виновным. Интересно, скольких граждан, проходивших в тот момент по улице Пернели, арестовала полиция?

– Я тут не для того, чтобы отвечать на подобные вопросы.

– Отлично. Я все-таки ещё спрошу, хотите вы того или нет, – почему портье в отеле "Монпарнасский вокзал" не смог опознать моего клиента? Несмотря даже на то, что полиция подсказывала изо всех сил, когда устроили официальное опознание. Он так и не указал на моего клиента как на того человека, который поднимался в комнату к мальчишкам. Почему это, а?

– Потому что запуган Ашаром и его бандой, это всем понятно.

Судебный следователь, хоть и не располагал фактами, легко представлял себе, как это произошло. В день убийства, когда портье из отеля зашел, как обычно, в соседний бар выпить аперитив, к нему подошел незнакомец и объяснил, что готов помочь избежать неприятностей.

– Каких ещё неприятностей?

– Говорят, ты будешь главным свидетелем на суде, если поймают киллера, который шлепнул двух ваших постояльцев с верхнего этажа.

– Откуда тебе все это известно? Я тебя здесь раньше не видел.

– Что знаю, то знаю, у тебя наверняка проблемы появятся, если не остережешься. Будь уверен, кое-кому не понравится, если на официальном опознании вякнешь, что не надо. Ты меня понял?

– Не видел я ничего, – сказал портье, утирая внезапно вспотевшую лысину, – Это все меня не касается.

– Вот и лады. Я просто слыхал один разговор: дескать, однорукий старикан из отеля может начать болтать, чего не следует. Тогда придется и последнюю руку ему оторвать. Подумал, что не мешает тебе это знать.

Незнакомец осушил свой стакан и как бы невзначай дотронулся до пустого рукава собеседника.

– Устроят множественный перелом, рука и перестанет действовать. – Он улыбнулся понимающе. – Ну кому охота остаться без обеих рук?

И медленно удалился...

Мэтр Фраскони так и вскипел, его голос дрожал от негодования:

– Самым серьезным образом возражаю против попытки очернить моего клиента. Еще раз повторяю: Анри Ашар не был замешан ни в чем и никогда. Он чист, как слеза.

Улыбка Ашара стала ещё шире:

– Советую вам, дорогой мэтр Птижан, поискать убийцу в другом месте, произнес он с почти отеческим добродушием. Он, Ашар, изо всех сил стремится помочь правосудию, ему больно от происходящей несправедливости. – Мой совет – доложите полицейским, что они взяли неверный след и только зря тратят ваше время. Пусть-ка поработают, как следует, пусть разыщут тех, кто действительно совершил это ужасное преступление. А то выбрали легкий путь. Нашли кого арестовать! Кое-кто из полицейских пытается свести со мной счеты, настоящую вендетту объявили. – Ашар изобразил на лице грусть и обиду, – Им не впервой, и наверняка они на этом не остановятся. К счастью у меня есть друзья, и я уже научился отстаивать свои интересы.

Многозначительный намек на "друзей" не ускользнул от внимания следователя, он почувствовал, что голова идет кругом.

– Предупреждаю, Ашар, – на сей раз вам не выкрутиться, – произнес он и сам почувствовал, сколь неубедительна эта угроза.

Мэтр Фраскони позволил себе улыбнуться:

– Пустое, – сказал он, – И раньше судебные следователи пугали моего клиента теми же словами. Полиция давно объявила ему войну, к этому приложили руку его деловые партнеры, проще сказать, конкуренты. Сфера бизнеса господина Ашара, к сожалению, не регулируема.

Это была чистая правда – Ашар со своими помощниками контролировал семь баров на Монмартре, известных полиции как центры наркоторговли, и три кабаре, которые на самом деле были просто борделями. Регулярные визиты Анри Ашара в Южную Америку предпринимались отнюдь не для поправки здоровья или ради экзотических фотосъемок. На набережной Орфевр бытовало единодушное мнение, что если какое-нибудь лицо пожелает свести счеты с другим лицом, неважно по какой причине, то тут ему наилучшим образом помогут люди Анри Ашара.

– Пятнадцать лет пытаемся подловить на чем-нибудь этого подонка – и впустую, знаем, что он виноват, а все ускользает, – жаловались в уголовном розыске, – значит, пора прищучить его там, где он ни сном, ни духом...

Ничего странного не было в этой идее, обычный ход мыслей раздраженных полицейских. Но кто-то возразил, что и такое трижды уж предпринималось: и улики подбирались, и свидетелей натаскивали, но каждый раз мэтр Фраскони, поддерживаемый неведомыми силами, вытаскивал Ашара из беды.

– К этому типу ни на какой козе не подъедешь, – сказал кто-то, – Вон Аль Капоне тоже ухватить не могли, а уж сколько за ним числилось убийств, вымогательств и всякого такого. А посадили за неуплату налогов.

Эти слова были встречены громовым хохотом:

– Если Ашара за это брать, так полстраны пересажать бы пришлось. Если обвинить его в том, что нагадил на тротуар или с газовым счетчиком похимичил, чтобы меньше платить – и то больше шансов упрятать гада за решетку.

На том дискуссия и закончилась, ни к чему она не привела.

Судебный следователь Артур Птижан в самом мрачном расположении духа, дергаясь всем лицом – тик усилился, – решил вернуть дело в полицию на доследование. Именно к этому и склонял его мэтр Фраскони.

– Вот так. Ваш клиент должен быть готов, что его вызовут. А пока вы свободны.

Широко улыбаясь, Анри Ашар поднялся и протянул следователю руку:

– Благодарю. Вам скажут, где меня найти.

Чуть поколебавшись, не в силах устоять перед этакой наглостью, следователь пожал протянутую руку.

Потом обменялся рукопожатием с Фраскони – этот хоть коллега, пусть даже с самой сомнительной репутацией, – и посетители ушли. Неприятная ситуация. Но по крайней мере ему теперь не грозит изгнание в провинцию.

Если бы ему удалось подслушать разговор, который вели его недавние визитеры, покидая Дворец правосудия, он и вовсе бы успокоился.

– С дураком удалось договориться, – сказал Ашар.

– Не спеши с выводами, Анри, – возразил Фраскони, – Полиция так легко от своей редкостной удачи не откажется: тебя же застали чуть ли не на месте преступления. Надо ещё что-нибудь придумать.

– Что, например?

– Можешь надавить на какое-нибудь начальство?

Собеседники остановились у самого входа во Дворец правосудия, прохожим приходилось их обходить.

– Самое высокое. Может быть, использовать кого-нибудь из тех, кто перед тобой в долгу?

– Я их оставляю на самый крайний случай. Считаешь, сейчас такой случай?

– Да.

Сунув руки поглубже в карман и притопывая ногами от холода, Ашар погрузился в раздумье.

– От этих кретинов из Ассамблеи пользы, похоже, никакой не будет, сказал он наконец.

– А если кто-нибудь с набережной Орфевр...

– Есть и такие, но дело-то не в их руках.

– Без помощи со стороны хороший исход не гарантирован, – признался мэтр Фраскони, – Портье не особенно надежен.

– О нем я уже позаботился. Он, конечно, видел того, кто поднялся наверх, но знает, что лучше ему все позабыть. Есть для этого причины – ему объяснили.

– Ну, у полиции найдутся и свои убедительные причины. Такое тоже бывает. Нароют что-нибудь против него – он им все и выложит. И на суде засвидетельствует, что видел тебя с напарником, как вы по лестнице шли наверх.

– Избавиться от него, что ли?

– Не хотелось бы ещё одного убийства.

– Думаешь, я хочу?

Они помолчали, потом Фраскони сказал:

– Ну какого черта ты сам в это ввязался?

Ашар пожал плечами:

– Наверно, от старых привычек не избавился. Но главное – дело-то очень важное, лучше меня никто не сделает, я должен быть уверен.

– А может тот, кто за этим стоит, нам и поможет выкрутиться?

– Возможно, – усмехнулся Ашар, – Очень может быть.

– Нечто вырисовывается, – поделился Баум с Алламбо, – Со множеством темных пятен, малопривлекательное, но все же кое-что.

Перед ним лежал отчет Бальдини о том, что сделано полицией по поводу двойного убийства на улице Пернели, и о том, как судебный следователь не сумел дать делу ход. Этот отчет помог Бауму сделать кое-какие заключения.

– Что у нас есть? В метро убита жена перебежчика. Затем убита горничная Лашома, тоже в метро. Далее – убийство двух несчастных мальчишек, изображенных на снимках. И ещё убит человек во Франкфурте – тот, что смонтировал фотографии. Пять убийств! – Он покачал головой, как бы сам себе не доверяя, – Рискованные и дорогостоящие операции. А цель-то какая, Господи прости?