Текст книги "Явочная квартира"

Автор книги: Дерек Картун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

– Благодарю. – Никакой, однако, благодарности в голосе, ответил, будто рявкнул.

– Как я уже говорил, министр требует действий. Настроен круто. Я, как обычно, защищал права своего ведомства.

Ответа не последовало. В самом ли деле Виссак глумился в душе над всем этим? Что точно, он ни на миг не поверил директору, будто тот противостоял министру. И не посчитал нервный монолог своего начальника поводом для беседы. Всегда умел промолчать там, где другой вступил бы в перепалку.

– Вывод такой, – заключил директор, – Надо начать действовать и возглавить это дело.

– Министр объяснил, как надлежит действовать?

– Нет. Заявил, что детали его не интересуют. Процитировал слова Наполеона, сказанные накануне битвы при Эйлау. Что будем делать?

Подобный вопрос, чувствовал директор, унижает его, нелегко было задать его подчиненному.

– Мой информатор в ДСТ говорит, что они в тупике. Следят за ночными прогулками Лашома. Шестую неделю допрашивают Котова, хотя его показания явно достоверны, как мы знаем. Больше ничего.

– Разумеется, – директор произнес это таким тоном, будто ничего нового не услышал. И задал новый вопрос:

– А, собственно, что мы знаем насчет показаний Котова?

Виссак ответил не сразу, помедлил:

– Мы знаем, что Лашома в Москве на чем-то поймали, и у Котова есть документальное свидетельство. Мы знаем, что Котов специально возвращался за этим документом в Лондон. Мы знаем, что документ достоверен. Мы знаем, что премьер-министр не разрешает напрямую предъявить Лашому обвинения. Говоривший сделал паузу, – На данной стадии больше и знать нечего.

– Похоже, будто кто-то тормозит расследование, – заметил директор.

– Да, похоже.

– Как же его оживить?

Виссак снова погрузился в молчание, потом произнес:

– Повидаюсь кое с кем. Может быть, хорошо организованная утечка информации...

Директор подождал конца фразы, но, поскольку собеседник ничего не добавил к сказанному, понял, что они ступили на скользкую почву и предпочтительно лишнего ему не знать.

– Действуйте осторожно, Виссак, – отдав такой приказ, директор успокоил свою совесть.

– А с чего мне действовать неосторожно? – собеседник был явно недоволен. Ждал одобрения – догадался шеф, наблюдая, как Виссак поднимается со стула, поворачивается на каблуках и выходит из комнаты – все чуть медленнее, чем требуют обстоятельства.

В тот же вечер Виссак отправился в район Менильмонтан и зашел в бар, который обычно посещали рабочие. Напротив него за столиком оказался неприметный коротышка в плаще. Оба заказали пиво. Коротышка достал блокнот и полез в нагрудный карман за авторучкой.

– Уберите это, – велел Виссак, – Написано должно быть только в газете, больше нигде.

Тот послушно убрал блокнот и отхлебнул пива. Он поспешил – вероятно, нервничал, и пиво потекло по подбородку. Лицо у него было невыразительное, как бы анонимное – лицо в толпе. Только глаза под густыми бровями необычные – светло-голубые, водянистые, глубоко упрятанные. В них сквозила кошачья настороженность и плохо скрываемая тревога.

– Субъект – Антуан Лашом, – сказал Виссак, – Следует задать ряд вопросов. Кинуть пробный шар. Но не на первой странице.

– Место в газете я не контролирую. Нештатников не спрашивают, куда помещать материал.

– А вы скажите своему издателю, чтобы не раздувал излишнюю шумиху. Дескать, факты не полностью проверены.

Журналист позволил себе нервный смешок, тут же, впрочем, подавленный.

– С каких это пор подобные доводы принимаются во внимание? Этот желтый листок...

– Мне известны все ваши газетные правила. Поговорите с Маваром. Скажите, что сможете продолжить тему, но только если будут соблюдаться ваши условия. То есть условия того, кто поставляет информацию. И он все сделает. Он же знает, откуда вы получаете свои данные.

– Так что за история с Лашомом, господин полковник?

– Как я уже сказал, надлежит задать несколько вопросов. Первый: почему сотрудники ДСТ следят за домом на авеню Виктор Гюго и что они ночь за ночью понапрасну караулят на Монмартре? Упомяните названия улиц вокруг площади Бланш. Поинтересуйтесь также, какой повод у контрразведки следить в течение целого месяца за Антуаном Лашомом. И, наконец, можете спросить, кого это он навещает в дешевых публичных домах, каких таких политиков?

Журналист молча кивнул.

– Затем вы зададите ещё несколько вопросов, не связывая – заметьте, не связывая их с предыдущими. Почему ничего больше не слышно о советском перебежчике Алексее Котове, который, как известно, располагает интригующей информацией о предательстве в высших эшелонах власти? Запишите имя: Котов Алексей.

– Я не забуду.

– Все, что нужно знать о нем, найдете в архиве газеты. Факты должны быть точны, но смаковать их не следует. Просто сухие факты. И выразите сомнение насчет сообщений, будто бы он переправлен в США.

– Хорошо, господин полковник.

– И еще, – Виссак подался вперед и осторожно, двумя пальцами ухватил собеседника за лацкан. Жест был оскорбителен, но журналист – его звали Моран – смолчал, – Если вся эта история примет дурной оборот и у вас начнут выпытывать источник сведений, ни при каких обстоятельствах не называйте меня. Никаких описаний или намеков. Ясно?

– Ясно, господин полковник. Я же всегда соблюдал нашу договоренность.

– В противном случае, – Виссак потянул за лацкан, вынудив собеседника наклониться, – всплывет история с мальчиком, которая ныне покоится в полицейском архиве Лилля. Это тоже ясно?

– Вполне, господин полковник.

Лацкан был отпущен и Моран нетвердой рукой схватился за пивную кружку.

– Значит, мы поняли друг друга, – заключил Виссак, – Я хочу, чтобы публикация появилась на этой неделе.

– От меня это не зависит.

– На этой неделе. Может, вы плохо расслышали, приятель? Вы что, теряете слух?

– Нет, господин полковник.

– Отлично. Это все. Можете идти.

Несколько минут спустя Виссак заплатил за пиво, вышел из бара и пересек улицу, направляясь в метро.

Статья за подписью Морана появилась в субботнем номере "Пти галуа" в самом верху четвертой полосы. Редактор, с его безошибочным инстинктом выживания и обостренным нюхом на неприятности, разделил материал надвое. Заголовок был подан крупно: "Тайна МВД. Почему сотрудники министерства следят за своим министром Лашомом?!!". Вторая часть, касающаяся советского перебежчика, помещалась ниже, как бы отдельно, в особой рамке. Заголовок гласил: "Куда исчез перебежчик, рассказавший о предательстве на самом верху?". Связь между двумя этими материалами бросалась в глаза, однако юрист газеты заверил редактора, что она недоказуема, если дойдет до уголовного суда.

В качестве ещё одной меры предосторожности главный редактор велел отделу новостей подготовить негодующую статью в защиту репутации министра той самой репутации, которая оставалась в полном порядке, пока "Пти голуа" не бросилась её защищать.

В субботу, когда все это появилось на страницах "Пти галуа", Жорж Вавр позвонил Альфреду Бауму в Версаль и попросил явиться в контору к двум:

– Извини, что испортил твой обед. Ты знаешь, я бы не побеспокоил тебя без крайней необходимости.

– Знаю, конечно. Можешь сказать, в чем дело?

– Купи на станции "Пти галуа". Она скрасит дорогу.

Баум так и поступил: купил газетенку, прочел и до самого вокзала Монпарнас предавался мрачным размышлениям по поводу прочитанного. А также по поводу смерти Елены Котовой. О ней он сообщил Котову накануне, во время своего визита на улицу Лурмель, стремясь, насколько возможно, смягчить ужас происшедшего. Но Котов принял печальное известие на удивление спокойно. Шок – решил про себя Баум. Бывает такая реакция у некоторых, горе нахлынет позже. А для дела это весьма некстати, предстоит утешать его и выражать симпатию, в нашей работе нет времени на все это.

– Мне в самом деле очень жаль, – сказал он Котову, – Что я могу для вас сделать?

– Ничего, спасибо. Разве что закончить все эти шарады. Моя жена была прекрасная женщина, царствие ей небесное. Надо известить её семью в Свердловске.

– Сообщите мне необходимые данные.

– У вас они уже есть. Посмотрите записи бесед в Лондоне.

– Я позабочусь, чтобы её вещи доставили сюда.

– Благодарю.

И все.

Хладнокровный тип, – сказал себе Баум, когда поезд уже въезжал под своды вокзала Монпарнас.

– Звонил Антуан Лашом, – сообщил Жорж Вавр, как только Баум вошел к нему. – Брызжет слюной, естественно. Созвал конференцию на три часа в министерстве.

– Кто будет?

– Он сам, Бальдини из уголовного розыска и мы. Я предложил не звать пока полицию, но Лашом неуправляем, как бешеный бык. Он хотел притащить к нам редактора "Пти галуа" и допросить. Думает, мы ещё в средневековье. Кое-как удалось хоть от одной глупости его отговорить.

– Бальдини, бедняга, вообще не в курсе.

– Честный малый.

– Ну и что? Моя консьержка тоже честная, но государственные секреты я бы ей не доверил.

Вавр грустно покачал головой:

– Придется объясняться насчет слежки за ним. Была ведь слежка?

– Ничего об этом не слыхал, – тон сказанного ясно дал понять начальнику: защищаю тебя от необходимости сознательно врать министру.

– Ладно. Разберись с этим сам. Кстати, как ты думаешь, откуда эта вонючая газетенка получила сведения?

Он приподнял двумя пальцами газету и снова уронил на стол.

– Из ДГСЕ, это их рук дело. Могу навести справки, тогда скажу точнее.

– Они целятся в Лашома.

– У министра обороны могут быть политические причины, чтобы напасть на Лашома, но что-то уж слишком грубо...

– Может, все проще. Что, если в министерстве обороны вправду верят, что Лашом – агент? При наличии такого свидетельства можно и поверить.

– Но свидетельства-то нет, – мягко возразил Баум, – Или, скажем, оно есть, но недостаточно убедительно, на его основании Лашома обвинить можно разве что в глупости.

– А сведения о решениях кабинета министров и комитета обороны?

– Они достоверны, но исходить могли от кого-то другого.

Баум уже успел потихоньку побеседовать с секретарем комитета обороны, показал ему полученные от перебежчика данные, не объясняя, откуда они взялись, и через пару дней получил подтверждение, что все сведения соответствуют действительности.

– Невозможно убедить этих политиков, чтобы они не болтали со своими женами, – сетовал секретарь.

– И с любовницами, – Баум предпочел оставить собеседника в его заблуждении.

– Это ещё хуже!

– Вот именно, – Баум позволил себе сочувственный вздох и покинул кабинет. Секретарь комитета обороны, вне всякого сомнения, передаст этот разговор начальнику канцелярии министра, тот доложит не только министру, но и директору ДГСЕ – они, как известно, приятели, однокашники, в один год закончили "Эколь нормаль суперьер". Ничего хорошего это не сулит, скорее следует ждать неприятностей, но деваться некуда.

В два тридцать Вавр и Баум отправились на площадь Бово, где располагается министерство внутренних дел, и в три уже сидели в креслах за низким круглым столом в кабинете внушительных размеров, украшенном резной мебелью, двумя бесценными гобеленами на стенах и ярким ковром обюссон на полу. Хозяин – министр Антуан Лашом, собравший у себя маленькое нестабильное общество, раздираемое ревностью и политическими дрязгами, выглядел тем не менее безупречно: светлый пиджак, бледно-желтая рубашка, галстук в золотистых тонах, седеющие волосы зачесаны назад. Перед ним лежал экземпляр "Пти галуа", длинные пальцы, украшенные двумя золотыми кольцами, барабанили по газете.

"Интересно, как бы он реагировал, если бы я сказал ему, что под правым плечом, как раз под самой ключицей у него крупная родинка, волосы на груди редкие, зато к животу гораздо гуще", – Баум усмехнулся про себя – чувство юмора иной раз выручало его в неприятных ситуациях, таких, как эта.

– Господа, вам известно, зачем я вас вызвал, – начал Лашом, – Вы уже видели эту грязную инсинуацию. – Он помахал газетой, возразить никто не осмелился, – У меня два вопроса, на которые я намерен получить ответ: кто и зачем? Кто это организовал и зачем ему это понадобилось? Похоже, тут замешаны полиция и контрразведка – газета прямо указывает на них. Сопоставление со статьей о Котове тоже бросается в глаза. Самый глупый читатель этого мерзкого листка сообразит. Да и другие подобные издания, конечно, все подхватят и раздуют.

Наступившее неловкое молчание нарушил Жорж Вавр.

– Слухи, будто бы мы за вами следили, господин министр, не соответствуют действительности. Баум, здесь присутствующий, заверил меня, что ничего подобного не было.

Он повернулся к Бауму.

– Я подтверждаю, – заявил тот с выражением оскорбленной невинности, Можно сделать вывод, что кто-то пустил этот слух с целью обострить ситуацию.

– Не понимаю смысла подобного маневра.

Стальные нервы – Баум не мог не отдать ему должное. Но министр не знает о сделанных в Москве фотографиях, которые могут его погубить.

– Можно вызвать Мавара и пару его сотрудников сюда, пусть объяснятся, – предложил Бальдини, маленький нервный человечек, которому явно было не по себе в роскошном кабинете. Но министр после утреннего телефонного разговора с Вавром остыл к этой идее.

– Я поговорил с премьер-министром. Мы оба пришли к выводу, что эта шваль снова кинется в атаку, если заметит по нашей реакции, что удалось задеть за живое.

– Согласен, господин министр, – поддержал его Жорж Вавр, – мы имеем дело с бульварной прессой: они закинули удочку в мутную воду на авось. Если же за этим что-то кроется, то наша задача – я имею в виду контрразведку, выяснить, что именно.

– Что может за этим скрываться?

"Железные нервы" – повторил про себя Баум.

– Понятия не имею, – ответил Вавр, – Будем расследовать.

– Этот перебежчик – он у вас?

– Да. Его допрашивают.

– Он сообщил что-нибудь важное?

Вавр повернулся к Бауму.

– Допросы веду я, господин министр, – сказал тот, – Именно поэтому мы его и держим у себя. Он твердит, будто в нашем правительстве действует руссий агент.

– И есть доказательства?

Жесткий взгляд министра уперся в лицо Баума. Тот не отвел глаза. И взглянул на руки министра, спокойно лежавшие на подлокотниках: нет, он не нервничает.

– Определенно имеются кое-какие косвенные доказательства, – произнес Баум, – Мы их рассматриваем. Главный вопрос и наиболее ответственная задача – точно определить виновного.

– Полагаю, мне не следует вмешиваться, пока расследование не закончено, – сказал министр, – Но вот что я подумал: вся эта чепуха в газете может оказаться превентивным ударом. Кто-то опасается за свою шкуру и пытается таким образом отвлечь внимание спецслужб, переключить его на других. На меня.

– Эта идея и нам приходила в голову, – сказал Вавр. – Ей отведено место в нашей аналитической работе.

– Мы не раз производили обыски в редакции "Пти галуа", – сообщил Бальдини, – Может, проделать это и сейчас, как бы безотносительно к данным материалам. Но мои люди, возможно, определят их источник.

– Я же сказал: премьер-министр и я решили, что ответные действия только усугубят ситуацию.

– Разумеется, господин министр, – согласился Бальдини, подумав про себя, что если дело обстоит именно так, то зачем его вызвали в субботу? Он бы нашел занятие поприятней.

Совещание подошло к концу, не принеся результатов, не сняв напряжения и не смягчив раздражения.

Когда участники встречи готовы были разойтись, Лашом задержал уже в дверях Жоржа Вавра:

– Присядьте на минуту и поговорим как мужчина с мужчиной, – начал он.

Вавр предвидел подобный ход.

– Принимая во внимание показания перебежчика, – продолжал министр, мне не следует возмущаться тем, что контрразведка решила наблюдать за мной, за кем угодно, хоть за самим премьер-министром.

– Баум клянется, что никакого наблюдения нет.

– А я ему не верю, – Лашом слегка наклонился и похлопал собеседника по колену. Во время наступившей паузы он предложил Вавру сигарету и закурил сам, щелкнув золотой зажигалкой.

– Что правда, то правда, – он тонко улыбнулся, – мне случается навещать кое-кого в позднее время в тех местах, что упомянуты в газете. По чисто личным причинам, связанным, как вы понимаете, с моей семьей, я бы хотел сохранить это в тайне. Прихлопнуть бы эту чертову газетенку.

– Полагаю, закрыть её можно только через суд, но, я полагаю, это было бы неразумно. Огласка будет максимальной.

– Но должен же я как-то пресечь эти слухи – успокоить свою семью, коллег. Существует такая штука, как личное достоинство, его следует сохранять даже в политической жизни. – Лашом выглядел совершенно спокойным и рассуждал здраво.

– Боюсь, мы можем только игнорировать происходящее. Любая попытка остановить распространение слухов приведет к тому, что их примутся раздувать все газеты страны.

– Вот прелести государственной службы, – мрачно заметил министр и поднялся из-за стола, – Благодарю, что пришли. – И, когда Жорж Вавр уже ступил на ковер обюссон, направляясь к дверям, добавил с легким смехом, прозвучавшим вполне естественно:

– Я, стало быть, подозреваемый...

– В подобных обстоятельствах все мы под подозрением, – отозвался Вавр, не подтвердив, но и не опровергнув сказанное министром.

– Пусть-ка посомневается в душе, от этого вреда, по-моему, не будет, заметил позже Вавр, пересказывая Бауму, чем завершилась эта странная встреча.

Пока Антуан Лашом и Вавр беседовали наедине, начальница канцелярии министра сопровождала Баума и шефа полиции Бальдини, покидающих здание министерства. Следуя за этой дамой, Баум поймал себя на том, что любуется её красивыми ногами и тем, как вызывающе колышутся туго обтянутые юбкой бедра, вопреки тому, что строгий костюм должен бы придавать своей хозяйке вид деловой и сугубо профессиональный. У выхода на лестницу она повернулась к нему:

– В последнее время вы редко заглядываете к нам, господин Баум. Может быть, из-за того, что ваше управление в прошлом году перебралось на другой берег?

Ее гладкие черные волосы блестели и мерцали, отражая лучи светильников на стене, а в глазах, как впервые заметил Баум, дрожали красноватые огоньки. Едва заметная улыбка играла на губах.

– Бесцельно реку не пересекают, мадам. Но когда меня вызывают, я это делаю.

Они уже стояли у лестницы.

– Мы вам всегда рады.

– Даже по субботам?

Она снова улыбнулась.

"Зубы великолепные, – отметил про себя Баум, – Я всегда находил её красивой. И весьма способной во всех отношениях. Любопытно, за что её выбрал Лашом, – за внешность или за ум?"

– Министр может располагать нами в любое время, – сказала она и протянула тонкую руку, – Всего доброго, господа.

Спускаясь по ступенькам, Бальдини многозначительно усмехнулся:

– Слыхал, будто интерес министра к Лоре Фабьен простирается за стены его кабинета.

– Сплетни, – возразил Баум, – О красивых женщинах вечно распускают подобные слухи. Люди часто отказывают им в профессиональных достоинствах...

Он поймал себя на том, что ухмылка начальника полиции ему неприятна. Он и сам слышал, о чем болтают в министерстве, но не любил разговоров на постельные темы.

Во дворе, где их дожидались машины, он в целях конспирации отвел своего спутника подальше от стоявших возле них водителей.

– Теперь, дорогой Бальдини, нам предстоит установить, откуда газета получила эту информацию.

– Но ведь министр определенно сказал, что этого делать не следует.

– Разумеется. Но мы-то с вами, дружище, лучше знаем, чего не следует делать, а что необходимо.

– Но премьер-министр...

Баум не дал ему договорить. Подумав про себя, что Бальдини был бы на месте разве что в дорожной полиции, из него получился бы отличный сержант, вслух он произнес совсем другое:

– Дорогой коллега, политикам приходится говорить подобные вещи. Откуда им знать – а если и знают, то вынуждены это скрывать – о всяких хитростях и уловках, к которым вы прибегаете каждый день?

– Вот именно.

– У вас же есть досье на "Пти галуа" и их информаторов?

– Есть.

– Разрешите мне познакомиться с ним. Всю ответственность беру на себя.

– Конечно, дорогой коллега, буду счастлив. Однако...

– Отлично, Бальдини, отлично. Чтобы не засветить лично вас, попрошу в вашем архиве сведения о нескольких наиболее скандальных газетах – в том числе "Пти галуа". Сотрудник архива обратится к вам за разрешением, а вы с самым небрежным видом ответите: почему бы и нет? Ну, в этом роде. Это нетрудно, да?

Бальдини только плечами пожал. Отказа не последовало.

Глава 9

– Вижу, что псы из "Пти галуа" возвращаются к своей блевотине, заметил Баум три дня спустя, прочитав заголовок в самом низу газетной страницы: "Жорж Вавр вызван на ковер к министру!" Заметка строилась на фактах и домыслах.

"Министр внутренних дел Антуан Лашом пришел в ярость, когда узнал что за ним следят его собственные подчиненные, и на прошлой неделе вызвал к себе начальника контрразведки Жоржа Вавра. По слухам, встреча была бурной. Наш репортер не получил комментариев ни в ДСТ, ни в министерстве.

Что же это происходит? За министром внутренних дел, в чьем подчинении находится служба контрразведки, во время его ночных похождений шпионят люди из ДСТ. Связано это с разведывательной деятельностью или со скандально известной частной жизнью премьера? Что интересует его в районе площади Бланш? И чем вызван интерес ДСТ к этому же месту?

"Пти галуа", всегда стоящая на страже безопасности страны и готовая защищать общественную мораль, будет продолжать эту тему. Учитывая предстоящие выборы, мы считаем, что наши читатели должны узнать ответы на все эти весьма серьезные вопросы."

Перебежчик Котов на сей раз не упоминался.

Прочитав заметку как раз перед тем, как идти на Кэ д'Орсэ, в полицейский архив, Баум покачал головой. Мадемуазель Пино в надвинутой на глаза шляпке наблюдала за ним, примостившись, как птичка, на краешке стула и держа наготове карандаш.

– Я в полицию, – сообщил он, – И вряд ли сегодня вернусь. Надо как следует покопаться в архиве.

– Хорошо.

– Если у вас окажется свободная минута, я бы хотел, чтобы вы поискали данные о некоем Гюставе Шабане. Это журналист, который время от времени оказывает нам кое-какие услуги, но где он сейчас работает, понятия не имею. Поспрашивайте у сотрудников, может, кто знает, где его найти. Мне нужен его телефон.

– Постараюсь, господин Баум.

Мадемуазель Пино вскочила со стула и удалилась. В её манерах все ещё сквозил намек на обиду: она не простила шефу того, что он пренебрегает своим здоровьем, его желудочные проблемы она считала вполне разрешимыми, если бы он прислушивался к её советам.

В архиве Баум взял картотеки сразу трех газет: крайне левой, крайне правой и "Пти галуа", не имевшей никаких тенденций, кроме желания сеять смуту. Две первые он отодвинул в сторону и принялся изучать все, что полиции было известно или по крайней мере считалось известным относительно "Пти галуа" – о её владельцах, сотрудниках и связях. Данных оказалось не так уж много. В течение часа он выписывал имена и штудировал вырезки, которые полиция сочла нужным поместить в картотеку. Потом, проформы ради, посмотрел остальные картотеки и, сдав все три сотруднику архива, перешел по мосту Сену и направился на вокзал Монпарнас, а оттуда домой. Толку от полицейского архива оказалось немного, но, если мадемуазель Пино разыщет Гюстава Шабана, это может принести пользу.

Так оно и случилось. На следующее утро номер Шабана, записанный четким почерком мадемуазель Пино, поджидал его на столе, а ещё два часа спустя журналист и Баум пили кофе в соседнем баре.

– Вы должны помочь, – сказал Баум напрямую, – У меня проблема и я на вас рассчитываю.

– Только не пытайтесь превратить меня в агента, – возразил Шабан, – У меня другая профессия.

– Понимаю. Но то, что я собираюсь попросить, находясь в сложном положении, – это помощь не агента, а патриота. Разница ощутимая, и вы должны мне доверять. Смею думать, мы всегда доверяли друг другу в прошлом.

– Согласен. Что я могу сделать?

– Полагаю, вы не работаете на "Пти галуа"?

Шабан усмехнулся, покачав головой:

– Я пока не голодаю, но если бы такое и стряслось со мной, сотрудничать с этой газетой не стал бы.

– Меня интересует то, что они пишут о спецслужбах, – сказал осторожно Баум, – Как правило, все это чушь, но иногда появляется кое-что нам во вред. У них есть какие-то источники – сообщают им то ли целые истории, то ли элементы, из которых они лепят свои истории. Мне необходимо побольше разузнать об этих источниках.

– Но я с этим совершенно незнаком.

– Я так и думал. И все же – вы знаете журналистский мир, его правила, обычаи и всякое такое. Попробуйте что-нибудь узнать, пользуясь вот этим.

Баум достал из кармана листок бумаги, протянул собеседнику через стол:

– Список сотрудников газеты – я его составил согласно подписям под материалами. Вы видите – тут фамилии, но есть и одни только инициалы. Меня интересуют две вещи: кем подписаны статьи, имеющие отношение к секретным службам, и кто скрывается за инициалами.

– Тут придется пересмотреть все картотеки в самой редакции – жуткое дело...

– Беседы с вашими коллегами тоже могут кое-что прояснить.

– Есть у меня один знакомец, забавный тип, моральные принципы как у голодного хорька. Иногда подрабатывает ночным дежурным редактором в "Пти галуа". С ним я и побеседую.

– Отлично.

– Чего не сделаешь ради Франции! – вздохнул Шабан. Баум ответил широкой улыбкой, и собеседники, пожав друг другу руки, разошлись.

В конторе Баума ожидала записка от мадемуазель Пино. Некий А. У. звонил из Лондона и просил перезвонить. Разговор с Артуром Уэдделом оказался коротким.

– Меня попросили пригласить тебя на завтрашнюю встречу ровно в десять. Наш директор полагает, что тебе полезно будет поприсутствовать.

– Больше ничего не скажешь, Артур?

– Я выполняю поручение.

– Ладно, я приеду.

– Пришлем за тобой машину в Хитроу. Рекомендую рейс восемь с чем-то, прибудешь в девять.

– Спасибо.

Не то, что в прошлый раз, – теперь, может, и чашечку кофе предложат что-то им от него нужно.

Встретил его в аэропорту сам Артур Уэддел. Стоя на тротуаре, приятели ожидали, пока девушка-водитель выведет машину со стоянки.

– Так в чем дело? – спросил Баум.

– Наши американские друзья проявили интерес.

– Чего же они в Париже его не проявили?

– Думаю, им кажется, что ты охотнее пойдешь на сближение, если использовать нас как посредников.

– И кого я увижу?

– Моего начальника.

– И...

– Хаагленда.

Баум не нашел, что сказать. Машина все не появлялась, люди вокруг толпились в очереди на такси, холодный ветер мел по открытому пространству и вдоль домов.

– С Хааглендом встречаться не собираюсь, – произнес, наконец, Баум.

– Он будет в десять, – голос Уэддела звучал виновато.

– Меня, стало быть, пригласили в Англию только ради этого деятеля.

– У нас с ЦРУ отношения непростые.

– Все. Возвращаюсь домой.

– Дорогой Альфред, на мой взгляд это неразумно. Хаагленд говорит, что у него есть ключ к котовскому сценарию.

– Какой ещё ключ?

– Не сказал, для тебя приберег.

– По опыту знаю: если этот тип и расскажет, то за услугу потребует куда больше.

– Посмотрим, – вздохнул Артур Уэддел.

Машина, наконец, подъехала, и скоро они уже катили в Лондон по забитому транспортом шоссе.

На Гоуэр стрит на сей раз Баума ожидал весьма теплый прием: в кабинете генерального директора были расставлены стулья вокруг стола и на одном из них восседал в непринужденной позе приличный с виду и даже привлекательный мужчина. Серый костюм, светло-зеленая рубашка, галстук в тон. Базз Хаагленд, собственной персоной.

– Рад вас видеть, Баум.

По-французски Хаагленд говорил отлично.

– Кофе, дорогой коллега? – генеральный директор тоже непрочь блеснуть своим французским.

– С удовольствием, – отозвался Баум, не выказывая при этом никакого удовольствия. Раз уж его сюда попросту заманили, то с какой стати демонстрировать доброжелательность?

Расположившись с кофейными чашками за столом, гости и хозяин уставились друг на друга. Генеральный директор откашлялся, как бы давая сигнал, что пора приступать к трудному разговору.

– Хотелось бы знать, – произнес он наконец, – как идет допрос этого русского.

– Медленно и трудно, – ответил Баум.

– Может, расскажете подробнее? – высказал надежду генеральный директор.

– Полагаю, это преждевременно. – Баум сделал паузу, будто раздумывая. – Да, господа, к сожалению, преждевременно.

– У нас есть информация, будто Котов катит бочку на одного из ваших министров. – Хаагленд сказал как раз то, что Баум рассчитывал услышать.

– Из какого источника поступила информация?

– У меня нет полномочий это обсуждать.

– Ну а я не уполномочен обсуждать данные, полученные во время допроса, если дело ещё не закончено. – Баум приветливо улыбнулся Хаагленду, – Сами понимаете, тут могут возникнуть кривотолки.

– Наш источник даже имя назвал, – сказал Хаагленд, будто не слыша Баума. Тот повернулся к генеральному директору:

– Боюсь, вы сочтете меня чересчур любопытным, но я все же спрошу: что случилось после моего последнего визита, почему вдруг так заинтересовались Котовым британцы и американцы? В прошлый раз у меня сложилось впечатление, что Лондон просто хочет отпихнуться от этого дела.

– Дорогой друг, что могло привести вас к такому ошибочному выводу? Баум перехватил извиняющийся взгляд Артура Уэддела: стыдно ему за свое начальство.

– Поправьте меня, если я ошибаюсь. Но если у американцев есть свой интерес в деле Котова, то они приехали бы в Париж. Я, конечно, люблю Лондон, но...

Он не счел нужным продолжать.

– Нам известно имя, – гнул свое Хаагленд, – А вы это имя знаете, Баум?

– Котов пересказывает тексты, воспроизведенные по памяти, и сообщает клички агентов. Никаких имен.

– Но есть же доказательства, Баум. Разве у него нет материалов, указывающих на определенное лицо?

– Только косвенные улики, мы их проверяем.

– Ну и как?

– Есть прогресс.

Хаагленд осторожно отодвинул в сторону свою чашку, будто собираясь наброситься на Баума через стол.

– Мы хотим иметь доступ к этим данным. Мне поручили сказать, что они крайне необходимы, и мы стремимся заполучить их именно на этом этапе, чтобы избежать обращений выше, по начальству. А также всякой шумихи.

– Хотите сказать, что если не получите желаемого, то предадите дело огласке?

– Это было бы выкручивание рук, я в такие игры не играю. Но сами знаете – если пойдешь к начальству, то огласка неизбежна, всякие там утечки информации, кампании в прессе. Нужно вам это?

– Допустим, я назвал бы имя – вы же не думаете, что я сделаю это прежде чем услышу, кто ваш осведомитель.

– На такие условия согласен, – сказал Хаагленд.

– Что касается доступа к сведениям, которые сообщает Котов – вы в свое время получите его живьем, он только и мечтает попасть в Штаты. Вот тогда и допрашивайте его о чем хотите, кое-что интересное для вас у него найдется.

– Вашингтон хочет знать сейчас.