Текст книги "Буддизм: основы пути"

Автор книги: Деннис) Сангхаракшита (Лингвуд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)

ПЯТЬ ОСНОВНЫХ МЕТОДОВ МЕДИТАЦИИ

В буддийской традиции существует пять основных медитативных упражнений, каждое из которых является противоядием от одной из «пяти отрав» (рассеянности, гнева, страстного желания, тщеславия и неведения). Начнем с отравы рассеянностью или склонностью ума перепрыгивать с одного на другое. Мы говорим о людях, что у них «ум кузнечика» или «ум бабочки», и подразумеваем, что они не в состоянии задерживать свое внимание на одном предмете сколько-нибудь долго. Об этом Т. С. Элиот сказал в своей известной строке: «distracted from distraction by distraction» – «рассеян я от рассеянности рассеянностью»{158}158
  Из первого раздела книги Т.С. Элиота «Четыре квартета».


[Закрыть]. Это главный итог современной жизни в ее непрекращающейся череде – каждый день, каждую неделю человек «рассеян от рассеянности рассеянностью». Противоядием против этого, хотя бы как состояния ума, является памятование о дыхании{159}159
  Внимательность к дыханию – медитационная практика, в которой дыхание используется в качестве объекта концентрации.


[Закрыть]. Сосредоточение, сфокусированное на процессе дыхания, противостоит всей нашей рассеянности.

Второй отравой является гнев. Противоядие ему очень естественное. Это метта-бхавана{160}160
  Метта-бхавана – медитационная практика, в которой объектом медитации является положительное чувство добросердечности.


[Закрыть], развитие вселенской любящей доброты – изумительная практика, которая для многих оказывается предельно трудной. Хотя она и трудна, мы постоянно ее практикуем на занятиях медитацией{161}161
  Занятия медитацией для начинающих проводятся в центрах ДЗБО, по меньшей мере, один раз в неделю.


[Закрыть]. Многие люди знают по собственному опыту, что конкретно эта отрицательная эмоция, гнев, может быть развеяна именно этой конкретной практикой намеренного и внимательного развития любви и доброжелательности ко всем живым существам. Именно так человек искореняет отраву гнева, развивая вселенскую любящую доброту.

Третья отрава – страстное желание. В каком-то смысле это отрава из отрав. Это не просто «желание», а то, что называется «невротическим желанием». Возьмем, к примеру, пищу – самую обычную пищу. У всех нас есть желание покушать той или иной еды – это вполне нормально и здраво. Однако желание есть становится невротическим, когда мы пытаемся использовать пищу в качестве заменителя для удовлетворения некоторых наших других потребностей, будь они умственными или эмоциональными. Как раз вчера вечером я заглянул в статью одного журналиста, публикующегося в женских журналах, там приводились сведения о том, что многие читательницы журнала чувствуют неодолимую тягу к сластям, когда эмоционально озабочены. Это и есть «невротическое желание», иными словами, – страстное желание.

Как мы могли убедиться, страстное желание – это целая проблема, особенно в современном мире. Большие отрасли промышленности занимаются разжиганием наших страстных желаний и только этим. Реклама убеждает нас при помощи рациональных доводов или без них, что нам надо иметь это, то или другое. Можно сказать, что занятие рекламой – одна из самых безнравственных профессий.

Страстное влечение искореняется с помощью различных практик. Я упомяну лишь некоторые (в величине проблемы вы сможете убедиться хотя бы по числу противоядий). Некоторые противоядия, должен предупредить вас заранее, достаточно крутые. Например, созерцание десяти стадий разложения трупа. Это до сих пор очень популярная практика в некоторых буддийских странах. Считается, что она особенно полезна в качестве противоядия от сексуальных желаний, другими словами – от невротического полового желания. Не стану объяснять вам эти стадии одну за другой – это будет для вас чересчур.

Если кто-то не может освоить все досконально, то на это есть смягченный вариант практики: медитация на месте кремации. Как вы, возможно, знаете, в Индии людей обычно кремируют, а не хоронят, и существуют особые площадки, называемые местами сжигания трупов, которые именно для этого используются; чаще всего они находятся по берегам рек. Рекомендуется отправиться туда ночью в одиночестве, сесть и помедитировать. Смею заверить вас, что места для кремации – не самые приятные даже днем. Кругом валяются обгорелые кости и клочья одежды, и обычно в воздухе висит довольно сильный запах горелой человеческой плоти. Но это может быть весьма полезной и интересной и, я бы даже сказал, живительной практикой.

Много лет назад я сам испытал это на берегу Ганга неподалеку от Лакхнау. Там простирался замечательный пляж из белого песка, и была ночь полнолуния. Все вокруг было посеребрено ее светом, и отчетливо различались низкие песчаные холмики из песка, оставленные там и тут, на местах кремации. Повсюду были разбросаны небольшие кости и космы волос. В тишине можно было ощутить себя вдали от мира. И во всем этом переживании не чувствовалось и доли тоски, можно сказать только, что это оживляло. Чувствуешь себя, как я сказал, вдалеке от всего этого, словно здесь только что кремировали тебя самого. Интересно в этой связи отметить, что, когда индуист становится ортодоксальным саньясином, он свершает свой собственный похоронный обряд, производя лично манипуляции сожжения трупа. Смысл состоит в том, что, когда человек становится саньясином, он умирает для мирского, происходит гражданская смерть, и человек перестает существовать для общества. Этот обряд – последнее, что он совершает, перед тем как облачиться в желтое. Такое сочетание искоренения всех мирских страстных желаний со смертью выражает ту же самую идею. Если же случайный визит на кладбище – это слишком сильное для вас переживание, и вы предпочитаете более мягкую форму подобной практики, можете медитировать о смерти, осознавая следующее: смерть неизбежна, она приходит к каждому в положенный срок, и никто не может избегнуть ее. А раз она должна прийти, почему бы тогда не воспользоваться жизнью наилучшим образом? Зачем тратить жизнь на никчемные цели? Зачем потакать жалким страстям, которые в конечном счете не приносят никакого удовлетворения и никакого счастья? В таком вот духе человек медитирует об идее смерти. Это подавит все страстные влечения, будь то стремление к обладанию, или к успеху, или к наслаждению.

Можно также медитировать о непостоянстве: все непостоянно, ничто не длится вечно (будь то солнечная система или ваше дыхание); каждое мгновение все меняется. Человек припоминает, как все проходит мимо, подобно облакам, плывущим по небу. Эта медитация оказывает тот же общий эффект, что и другие практики, о которых я упомянул. Никто не будет слишком цепляться за предметы, которых он, рано или поздно, лишится.

Есть еще один вид практики. Это называется созерцанием мерзости пищи. Я не стану вдаваться в детали и этой практики тоже, ибо они довольно неприятны, что было сделано вполне намеренно. Однако эта практика очень подходит барышням с невротической тягой к сластям.

Среди различных противоядий против страстных желаний каждый должен избрать для себя упражнение, отвечающее его нуждам. Если вы чувствуете, что страстное влечение слишком сильно и вы попались-таки в его сети, тогда, не задерживаясь, стисните покрепче зубы и отправляйтесь к месту кремации и отыщите труп или что-нибудь, напоминающее о смерти, даже если это пара косточек, и тогда задержитесь на мыслях о смерти. Некоторые приучают себя к этой мысли тем, что хранят при себе черепа и кости. Да и чего бояться, в конце концов? Я на своей квартире в районе Хайгейт{162}162
  Когда читалась эта лекция, Сангхаракшита жил в Лондоне на Хайгет Вест Хил, около Хампстед Хиф.


[Закрыть] храню хорошо отполированную старую чашу из черепной кости. Как-то ко мне пришла на чашку чая дама и стала расспрашивать о моих вещах, привезенных из Тибета. Она сказала, что любит все тибетское. «Как вам понравится вот это?» – спросил я и вложил чашу ей в руки. Она ее едва не выронила, как будто это был пылающий уголь, и воскликнула: «Ой, это же череп!» Я ответил: «Ну да, конечно. В Тибете постоянно пользуются такими вещами». Надо сказать, что тибетцам очень нравятся подобные предметы. Им вообще нравится все, что сделано из человеческих костей или черепов. Они любят четки, выполненные из кусочков человеческих костей, любят трубы из бедренных костей; им очень нравятся чаши из черепов. Все это потому, что они воспринимают смерть как совершенно естественное, нормальное явление. Им не кажется, что в этом есть нечто нездоровое или мрачное, как это думаем мы. Мы были воспитаны в христианской традиции, и при слове смерть у нас холодок пробегает по спине. Но буддисты не воспринимают смерть вот так. Смерть – столь же естественна, как и жизнь. В связи с этим я всегда вспоминаю слова великого бенгальского поэта Рабиндраната Тагора: «И потому, что я люблю жизнь, я знаю, что полюблю смерть»{163}163
  Рабиндранат Тагор. Сочинения. М., 1957. Т.7. С.266.


[Закрыть]. Для него жизнь и смерть – две стороны одного и того же явления, так что, если любишь жизнь, должен любить и смерть. Это парадоксально, но истинно.

Четвертая отрава – это тщеславие. Санскритский термин иногда переводят как гордость, но, думаю, что перевод «тщеславие» подходит лучше. Все мы знаем о тщеславии и из своего собственного опыта, и мне нет нужды о нем распространяться. Тщеславие можно описать так: некто воспринимает себя отдельно, и не только отдельно, но и отделенно, и не только отделенно, но и выше других. Противоядием этому служит медитация на шести элементах. Эти элементы – земля, вода, огонь, воздух, эфир, или пространство (санскр. – акаша), и сознание.

Как выполняется эта медитация? Сперва медитируют о земле и размышляют так: «В моем физическом теле присутствует плотный элемент, земля в форме мышц, костей и тому подобного. Откуда же это произошло? Это возникло от элемента земли во Вселенной. Что произойдет, когда я умру? Моя плоть и кости разрушатся и вернутся назад к элементу земли во Вселенной: «Пепел – к пеплу, прах – во прах!» Человек думает и размышляет подобным образом, хотя это лишь абрис медитации, которая намного разработаннее.

Затем человек переходит к элементу воды в своем физическом теле: «Во мне есть кровь, пот, слезы и так далее... Это элемент воды. Откуда вода возникла во мне? Она не моя собственная и в действительности мне не принадлежит. Она произошла из воды в окружающем: из дождя, из моря, из ручьев. Когда-то я должен буду это вернуть, жидкий элемент из меня утечет назад, чтобы слиться с жидким элементом Вселенной».

Далее начинается медитация о элементе огня (гораздо более тонком). Человек размышляет следующим образом: «Во мне есть жар и тепло. Откуда они произошли? Что за великий источник тепла обогревает всю солнечную систему? Это Солнце. Без него вся солнечная система погрузится в холод и во тьму. Так что тепло во мне пришло из этого источника. Что произойдет, когда я умру? Тепло – это последнее, что покидает тело – будет уходить из моих конечностей, пока не останется маленькое теплое пятнышко на макушке головы. Когда это исчезнет, – я буду мертв. Элемент огня во мне вернется назад к источнику тепла и света всей Вселенной». Так человек медитирует об элементе огня, сознавая, что и этот тоже был одолжен на некоторое время с тем, чтобы вернуться назад.

Затем думают о воздухе. «Что представляет во мне элемент воздуха? Это воздух моих легких. Я вбираю его в себя и возвращаю наружу каждое мгновение. Он в самом деле мне не принадлежит. Правда, ни один из элементов не мой, но что до воздуха, то я задерживаю его в себе лишь на несколько мгновений. Однажды я вдохну и выдохну, вдохну еще раз и сделаю выдох... а затем ни одного вдоха уже больше не будет. Значит, я верну свое дыхание окончательно. Я умру. Мое дыхание перестанет мне принадлежать; значит, оно не принадлежит мне и теперь».

Затем начинается медитация об эфире (или пространстве). Человек размышляет так: «Мое физическое тело занимает определенное пространство. Но когда тело распадается, что станется с этой частью пространства, которое оно ранее занимало? Она воссоединится с бесконечным пространством вокруг, или, другими словами, исчезнет».

А сознание? Вы размышляете: «Все мое сознание соединено с физическим телом и с пространством, которое занимает тело. Когда тело перестает существовать и то пространство, которое оно занимало ранее, соединится с бесконечным пространством, что же станет тогда с этим ограниченным сознанием? Оно станет безграничным. Оно станет свободным. Когда я умру физически, я переживу, хотя бы на мгновение, что сознание беспредельно. Когда я умру духовно, мое сознание окончательно преодолеет все возможные ограничения, и я испытаю на собственном опыте состояние полной свободы». Таким вот образом медитируют о сознании.

Это только краткое объяснение, но оно может дать вам некоторое представление, как медитируют о шести элементах – земле, воде, огне, воздухе, эфире и сознании. Медитируя так, человек пользуется противоядием от отравы тщеславием. Он последовательно отвязывается от материального тела, созданного из грубых элементов, от пространства, занимаемого телом, и от ограниченного сознания, связанного с телом и с этой частью пространства. Так человек становится полностью свободен, он достигает Просветления. Пятая отрава – неведение. Имеется в виду духовное неведение, или неосознавание реальности, и это считается основным загрязнением. Противоядием служит медитация о звеньях (ниданах) взаимозависимого происхождения. Их всего двадцать четыре – двенадцать мирских, относящихся к циклическому строю существования, а также двенадцать духовных, описывающих спиралевидный строй существования. Первые двенадцать представляют собою колесо жизни, последние двенадцать соответствуют стадиям пути. Первые соотносятся с умом, реагирующим в ответ, вторые же – с творческим умом.

Таковы пять основных медитаций: памятование о дыхании, которое служит противоядием от отравы рассеянностью; развитие вселенской любящей доброты – противоядие от отравы гневом; различные формы медитации о непостоянстве, смерти, нечистоте и др. – противоядие от отравы страстными желаниями; медитация о шести элементах в качестве противоядия тщеславию; наконец, медитация о звеньях (ниданах) как противоядие от духовного неведения. (Из лекции №67: «ОбетБодхисаттвы», 1969)

ОТЧУЖДЕННОЕ ОСОЗНАВАНИЕ И СОПРИЧАСТНОЕ ОСОЗНАВАНИЕ

Что такое отчужденное осознавание? От чего оно отчуждено? Что такое сопричастное осознавание? Чему оно сопричастно? Ответив на эти вопросы, мы уясним себе суть различения между отчужденным и сопричастным осознаванием.

Коротко можно сказать, что отчужденное осознавание – это осознавание себя без действительного переживания самих себя, прежде всего без переживания своих чувств и эмоций. В своем крайнем выражении отчужденное осознавание – это осознавание нашего собственного не переживания себя и даже осознание того, что я не тут, как это ни кажется парадоксально. Ясно, что в таком состоянии находиться очень опасно. Отчужденное осознавание может сопровождаться различными физическими симптомами, особенно сильными, даже изматывающими головными болями. Это чаще происходит, когда человек намеренно усиливает отчужденное осознавание, будучи ошибочно убежден, что он тем самым практикует памятование. (Безусловно, не всякая головная боль, появляющаяся в процессе медитации, вызвана отчужденным осознаванием.)

Сопричастное же осознавание – это осознавание себя тогда, когда мы действительно переживаем себя. Наше переживание самих себя может быть и положительным, и отрицательным, смотря по тому, каково состояние нашего ума. Но даже если мы находимся в отрицательном состоянии, оно в итоге будет разрешаться благодаря тому, что мы не только позволяем себе его переживать, но также и осознаем его. Таким образом, отчужденное осознавание – это осознавание, которое отделено от переживания самого себя, особенно в плане эмоций. Сопричастное осознавание сопричастно переживанию себя, особенно своих эмоций. Так суть различения между отчужденным и сопричастным осознаванием проясняется хотя бы на уровне понятий.

Вероятно, некоторым из нас по-прежнему трудно уловить это различение и соотнести со своим действительным опытом. Так что взглянем на проблему в несколько ином свете, с позиции трех уровней или трех ступеней. Первый уровень – это переживание без осознавания, безотчетное. Это то, что с нами бывает большую часть времени. Мы чувствуем себя счастливыми или опечалены, переживаем боль или радость, любовь или ненависть, но мы не знаем этого по-настоящему. Не отдаем себе отчета в том, что таково содержание нашего опыта. Итак, здесь нет осознавания, только лишь голое ощущение или чувство. Мы теряемся в опыте. Мы себя не помним, – например, когда впадаем в гнев. После приступа гнева, придя в себя, мы говорим: Я не знал, что делал. Я не был самим собой, себя не помнил. Иными словами, пока мы отождествлялись со своей эмоцией, даже были одержимы ею, осознавания не было. Переживание на этом, первом, уровне есть – не скажешь, что его вообще нет, – но переживание не сопровождается осознаванием.

Второй уровень – это осознавание без переживания. Это отчужденное осознавание. Между нами и нашим переживанием возникает как бы зазор. Это как будто бы и не наш вовсе опыт – он там, снаружи. Так что мы не переживаем его в действительности. Мы на деле не чувствуем своих чувств; мы любим, но не на самом деле; мы ненавидим, но не на самом деле. Мы со стороны отчужденным осознаванием смотрим на собственное переживание.

Третий уровень – это переживание вместе с осознаванием. Это – сопричастное осознавание. В этом случае благодаря одному тому, что мы теперь переживаем сопричастное осознавание, весь эмоциональный опыт окажется скорее положительным, нежели отрицательным. У нас здесь есть переживание, и оно к тому же насыщено – вплоть до тождества с собою – осознаванием. Осознавание и переживание сошлись. Можно сказать, что осознавание проясняет переживание, а переживание дает осознаванию материал. Осознавание и переживание сплавляются так, что разграничить их невозможно: нельзя поставить переживание тут, а осознавание – там. Вы полностью погружены в эмоцию, то есть по-настоящему ее переживаете, но в то же самое время вместе с нею нераздельно присутствует и осознавание. Это гораздо более высокое состояние, которое нам трудно представить, если мы сами этого не переживали. Здесь не столько осознавание переживания, сколько осознавание-с-переживанием. Это осознавание-в-переживании, даже осознавание в гуще переживания.

Таким образом, эти три уровня следующие: (1) переживание без осознавания – обычное наше состояние; (2) осознавание без переживания, или относительно отстранившееся от переживания, что бывает нашим состоянием, когда мы вступаем на духовный путь и несколько сбиваемся в сторону; (3) осознавание и переживание во взаимном слиянии.

Каким же образом возникает отчужденное осознавание? Как это у нас выходит не переживать себя? Можно сказать, что отчасти таково свойство времени, в котором мы живем, особенно здесь, на Западе. Нам часто говорят, что мы живем в эпоху перемен. Еще бы! Иногда мы даже не понимаем, насколько резок, даже насильствен, но также и потенциально ценен свершающийся переход в иное состояние. Многие прежние ценности рушатся. Мы уже не так уверены в том, что истинно, а что ложно. Нам теперь не известно, как жить, какую взять роль в жизни. В связи с этим наше чувство самотождественности ослабевает, и, как результат, широко распространяется тревожность.

Но не следует преувеличивать важность этого фактора эпохи, в которую мы живем, рассмотрим более подробно некоторые непосредственные факторы, приводящие к отчужденности осознавания. Я рассказывал однажды о трех уровнях осознавания себя: осознавании тела, осознавании чувств и эмоций и осознавании мыслей. Таким же образом мы можем говорить о трех уровнях самопереживания и даже о трех уровнях самонепереживания.

Во-первых, рассмотрим переживания своего тела. Тому есть ряд причин. Одной из наиболее важных является отказ от подлинного переживания телесных ощущений, особенно связанных с сексом. Подобный отказ часто связан с неправильным воспитанием в детстве. Например, обнаруживается, что людей воспитали в представлении или смутном чувстве, что тело постыдно или, по крайней мере, оно не столь благородно или почтенно, как ум. Сходным образом некоторым людям было привито представление, что сексуальные чувства греховны. Все подобного рода представления или чувства унаследованы от христианства. Хотя во многом мы могли и перерасти христианство, по крайней мере христианскую догму и опеку церковников, все же подобные взгляды широко распространены и по-прежнему наносят много вреда. Пожалуй, одной из великих заслуг Вильгельма Райха было его основательнейшее исследование предмета, благодаря чему он смог достаточно ясно показать, как подавление в детстве приятных телесных ощущений может привести в зрелом возрасте к калечащему отрицанию мужчиной или женщиной их жизненных сил{164}164
  Вильгельм Райх (1897-1957) – австрийский врач и психолог. В лечении больных он обращал внимание прежде всего на общую структуру их характера, а не на индивидуальные симптомы. В работах The Function of the Orgasm (1927) и Character Analysis (1945) развил теорию о том, что больные строят «броню характера» для защиты против осознания их собственного скрытого невроза.


[Закрыть].

Во-вторых, возможно не переживание чувств и эмоций. Это происходит различными путями. Например, нам привили веру, что некоторые эмоции, особенно отрицательные, неверны и им нельзя предаваться. Может быть, нас учили, что нельзя гневаться. После такого обучения мы чувствуем себя виноватыми, если по какой-то причине испытываем гнев. Даже будучи уже в состоянии гнева, мы и то иной раз настаиваем, что это не гнев. Мы не хотим признаваться в своем гневе. То есть мы давим чувство, отказываясь его переживать, и оно уходит в подполье.

Или же мы переживаем эмоцию, но нам самым авторитетным образом заявляют, что в действительности мы не испытываем этой эмоции. Допустим, вы в раннем детстве не любили младшую сестру, – это очень обычное явление во многих семьях. Ваш отец или мать, однако, говорили: «Конечно, ты ее любишь. Ты любишь ее потому, что она твоя сестренка». В подобной ситуации мы не понимаем, что происходит: мы переживаем определенное чувство, но нас уверяют, что нет. Здесь нам говорят, что такого чувства переживать не следует, – нам просто говорят, что этого чувства у нас нет.

Другой пример: мать говорит маленькому сыну, что он не боится темноты, потому что храбрые маленькие мальчики никогда не боятся темноты. Желая, чтобы его считали храбрым мальчиком, ребенок старается подавить свой страх. Он отказывается переживать собственный страх сознательно, но тот может возвращаться в кошмарных снах. Или малыш вдруг выпалит: «Я убью папу!» Но мать скажет: «Нет, ты этого не хочешь. Никто никогда не хочет убить папу». Маленький мальчик или девочка не любят черного хлеба, а мать говорит: «Конечно, ты любишь черный хлеб. Ты любишь, потому что тебе это полезно». В каждом из этих случаев присутствует замешательство и подавление, а ребенок отчуждается от своих собственных чувств.

Последствия этого длятся всю жизнь. На самом деле они не только продолжаются, но и многократно усиливаются другими источниками. Когда мы становимся постарше, например в подростковом возрасте, мы вдруг обнаруживаем, что не любим ходить на вечеринки, но убеждаем себя, что это нам нравится, потому что все вокруг (так мы себя уговариваем) это любят. Или на другом уровне, может статься, что мы совершенно равнодушны к работам некоего известного художника – его картины ничуть не трогают. Но мы также видим, что самые умные наши знакомые восхищаются его работами и высоко их ценят. Поэтому мы, хотя, может быть, считаем его картины просто мазней, тоже должны быть глубоко взволнованы. Примеров, по-видимому, достаточно. Конечный результат всего этого – наше отчуждение от своих чувств и эмоций, возникающее в большей или меньшей степени.

В-третьих, возможно не переживание мыслей. Нам не то, чтобы не удается мысли переживать, а вообще не получается, чтобы у нас были мысли. И все потому, что в наши дни так много посредников – родители, учителя, средства массовой информации – все говорят нам, что нам думать. Это не тот случай, когда нас закармливают информацией и фактами, а нечто совсем иное. Ведь все эти посредники сообщают нам также и оценочные суждения: они объясняют нам, что это правильно, а это неправильно, это хорошо, а это плохо. Газеты, радио, телевидение дают нам отобранную и искаженную информацию. Они за нас самих составляют наше мнение обо всем, что хочешь, а мы редко осознаем, как они это делают, да и делают ли вообще.

После этого небольшого обзора нам стало виднее, в каком состоянии находится большинство из нас. Мы отчуждены от самих себя: от собственного физического тела, – от своих чувств и эмоций; от своих мыслей. Мир, эпоха, общество, наши родители и учителя, а в завершение всего мы сами, продолжая добрую традицию, ввергают нас в это состояние. Мы не переживаем самих себя. Это мы должны признать и принять, научиться иметь с этим дело. Сравним ситуацию с айсбергом. Только верхушка айсберга возвышается над поверхностью волн, тогда как большая его часть остается под водой. Так и наше достаточно обширное Я, подобно айсбергу, находится под водой, но та его часть, которую мы имеем в переживании – нам это кем-то позволено или сами мы себе это позволили, – подобна верхушке айсберга, она сравнительно мала, а в некоторых случаях – крайне мала.

Именно в таком состоянии отчужденности некоторые из нас приходят к буддизму. Мы начинаем изучать самые разные чудесные вещи, в том числе памятование. Нас обучают памятованию, и мы воспринимаем это так, что нам предлагается отступить на шаг от самих себя, особенно от своих отрицательных эмоций, и ничего не переживать. То есть нам будто бы нужно только наблюдать себя, как если бы мы наблюдали за другим человеком. Конечно, на нас такое учение произведет глубокое впечатление, потому что в своем отчужденном состоянии мы непременно подумаем, что именно это нам и нужно. И мы начинаем практиковаться в памятовании так, как его восприняли. Мы отстраняемся от своих мыслей и чувств, отталкиваем их туда, наружу и просто смотрим на них. В результате этого в девяти случаях из десяти нам удается лишь усилить наше переживание отчужденного осознавания.

Учимся мы в буддизме и другим хорошим вещам. Например, узнаем, что желание, гнев и страх – это неискусные состояния. (Нам говорят, что мы должны называть их неискусными состояниями, а не грехами, потому что они грехов не лучше, даже куда хуже.) Нас учат, что надо избавляться от этих неискусных состояний. Мы думаем, что рады все это слышать, – почувствовать радость на этой стадии мы реально не можем. Мы думаем, что рады, – ведь это означает, что мы можем по-прежнему все эти эмоции заметать под ковер и утверждать, что их там нет. И это также усиливает наше отчужденное осознавание.

Далее, когда мы начинаем читать книги по буддизму, мы встречаемся с учением об анатме (пали – anatta), то есть отсутствии Я. На этой стадии, если повезет, какой-нибудь улыбающийся восточный монах расскажет нам, что, со– гласно учению буддизма, не существует Я, что это чистая иллюзия. Он скажет, что стоит только всмотреться, и сразу увидишь, что нет тут никакого Я. А считать, что у нас есть Я, – это грубая ошибка. Такие речи нам тоже по нраву. Они находят в нас отзвук потому, что в результате практики так называемого памятования наше ощущение реальности весьма поблекло. В своем переживании собственной нереальности нам кажется, что мы начали постигать истину анатма. Иными словами, мы начинаем думать, что развили запредельное прозрение. Тот лее самый улыбающийся восточный монах – он же ничего не знает о тех ошибках, которые могут совершать люди на Западе, – возможно, станет поощрять вас думать в этом направлении. Результатом будет наша все большая и большая отчужденность. Беда здесь не в том, что само учение неверно, но в том, что мы его неверно применили, или можно сказать, что иногда учителя с Востока, проповедуя на Западе и будучи незнакомы с западной психологией, применяют его неверно. Учение метафизически истинно: с метафизической точки зрения индивидуального Я не существует. Однако мы не воспринимаем этого метафизически. Мы принимаем это психологически, а от этого весь вред.

Так, в некоторых буддийских кругах развивается странная псевдодуховность. Люди там в целом достаточно развили памятование, т.е. внимательны: двери закрывают тихо; в дождливый день, прежде чем зайти в дом, тщательно вытирают ноги. Они не гневаются, по крайней мере того не показывают. Они очень тихие и контролируют себя. Но все выглядит как-то мертвенно, они не производят впечатления действительно живых. Они подавили свои жизненные силы и развили холодное отчужденное осознавание. Они не развили истинного сопричастного осознавания, в котором сплавлены самоосознавание и жизненные силы, жизненность.

Теперь возникает другой вопрос: как можно развить сопричастное осознавание? Для этого необходимо прежде всего понять, хотя бы теоретически, что произошло. Мы должны уяснить себе различие между сопричастным и отчужденным осознаванием, восстановить в памяти все свои шаги и загладить нанесенный самим себе ущерб (или вред от дурных сторонних воздействий). Надо позволить самим себе переживать свой собственный опыт. Если мы однажды избрали неверный ход и отчужденное осознавание развилось до какого-то серьезного уровня, тогда нам необходимо вернуться к началу и выучиться воспринимать и переживать себя. Мы должны научиться воспринимать переживания собственного тела, свои зажатые эмоции и чувства, мы должны научиться думать и упорно думать свои собственные мысли. Это не так просто, особенно для тех, кто уже немало пожил, потому что некоторые чувства похоронены очень глубоко и их трудно восстановить. Может быть, нам потребуется для этого профессиональная помощь. Может быть, мы должны хотя бы иногда демонстрировать наши чувства. Это не означает, что им следует потворствовать, но нужно не спеша и внимательно дать им возможность выйти наружу. Мы позволяем себе переживать свои чувства, сохраняя осознавание того, что мы действительно сами их переживаем. Если мы будем действовать в этом духе, мы вновь начнем воспринимать и переживать себя. Мы сможем переживать себя полностью и целиком. У нас будет опыт так называемого доброго и так называемого неблагородного, то есть всего, что живет внутри нас и является нами. Когда же мы действительно воспримем себя живо и во всей полноте, тогда мы сможем начать практиковать памятование, потому что тогда такая практика станет чем-то реальным, это будет целостное, или сопричастное осознавание.

(Из лекции №84: «От отчужденного осознавания к сопричастному осознаванию », 1970)