Текст книги "Мистик-ривер"

Автор книги: Деннис Лихэйн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 28 страниц)

13
Огни

– Здесь наверху кафетерий, – сказал Шон, обращаясь к Джимми. – Почему бы нам не выпить кофе?

Джимми все стоял над телом дочери. Ее опять прикрыли простыней. Джимми поднял верхний угол простыни и стал смотреть в лицо дочери, вглядываясь в него, как в глубь колодца, желая одного – нырнуть и самому в этот колодец вслед за ней.

– Здесь кафетерий в том же здании, что и морг?

– Да. Здание-то большое.

– Чудно как-то... – сказал Джимми бесцветным голосом. – И что, патологоанатомы после вскрытия сидят в том же зале, что и другие люди?

Шон забеспокоился: не первая ли это стадия шока?

– Да не знаю я, Джим.

– Мистер Маркус, – сказал Уайти, – мы надеемся, что сможем задать вам ряд вопросов. Я понимаю, что сейчас вам очень тяжело, но...

Джимми опять опустил простыню на лицо дочери; губы его шевелились, но звуков слышно не было. Он посмотрел на Уайти, словно удивившись, зачем он здесь, в этой комнате, с блокнотом и авторучкой наготове. Джимми перевел взгляд на Шона.

– Тебе вот приходило в голову, – спросил Джимми, – что какая-то мелочь вдруг может изменить всю твою жизнь?

Шон вытаращил на него глаза:

– То есть как это?

Лицо Джимми было бледным и отсутствующим, глаза он возвел к потолку, словно силясь вспомнить, где оставил ключи от машины.

– Однажды я слыхал, что мать Гитлера чуть было не сделала аборта, но в последнюю минуту все-таки оставила ребенка. Слыхал еще, что он уехал из Вены, потому что не мог продать своих картин. Ну а если бы он продал картину, а, Шон? Или если бы его мать сделала аборт? Мир стал бы другим. Понимаешь? Или вот, скажем, однажды утром ты опоздал на автобус, и ты заказываешь себе еще чашечку кофе и покупаешь лотерейный билет. И лотерейный билет выигрывает. И тебе больше не нужен автобус. Ты ездишь на работу в «линкольне». Но ты попадаешь в автокатастрофу и погибаешь. И все из-за того, что однажды утром опоздал на автобус.

Шон переглянулся с Уайти. Тот пожал плечами.

– Нет, – сказал Джимми, – не надо так. Не гляди на меня с таким видом, будто я сошел с ума. С ума я не сошел. И я не в шоке.

– Ладно, Джим, ладно.

– Я просто говорю, что все в жизни связано. Нитями. Потянешь за ниточку, глядишь – все изменилось. Скажем, шел бы тогда в Далласе дождь и не сел бы Кеннеди в открытую машину. Сталин остался бы в семинарии. Или мы с тобой, Шон, сели бы тогда в ту машину с Дейвом Бойлом.

– Что? – удивился Уайти. – В какую машину?

Шон предостерегающе поднял руку и сказал Джимми:

– Это-то тут при чем?

– При чем? Влезь мы тогда в машину, и жизнь пошла бы по-другому. Моя первая жена Марита, мать Кейти, она ведь была красавица. Настоящая королева Знаешь, какими иногда бывают эти латиноамериканки? Глаз не оторвешь. И она это знала. К такой подойти – надо смелости набраться. Надо быть крутым парнем. А я таким и был. В шестнадцать лет на мне пробы ставить было негде, я не знал, что такое страх. И я подошел к ней, и я назначил ей свидание. А через год – господи, мне и было-то всего семнадцать, мальчишка, если подумать, – мы поженились, и она забеременела Кейти.

Джимми обошел тело дочери, сделал круг, другой.

– Вот ведь какая штука, Шон. Влезь мы тогда в ту машину, увезла бы она нас черт знает куда, где эти два подонка делали бы с нами черт-те что все четыре дня, а было бы нам тогда – сколько нам тогда было? – одиннадцать, и уж, наверное, в шестнадцать лет я не стал бы крутым парнем. А вырос бы я эдаким слабаком-недоноском или психом, накачанным наркотиками. И понятно, что я в жизни не осмелился бы подойти к такой красавице, глаз не отвести, как Марита, не назначил бы ей свидания. И не родилась бы Кейти. И не убили бы ее. Но ее убили. А все из-за того, что не полезли мы в ту машину, Шон. Смекаешь, о чем я толкую?

Джимми глядел на Шона так, словно ждал от него подтверждения, но подтверждения в чем-то таком, что было за пределами понимания Шона. Словно ждал отпущения греха – вины в том, что мальчишкой не влез в ту машину, что родил ребенка, которому суждено было погибнуть.

Иногда во время пробежки Шону случалось забегать на Гэннон-стрит и останавливаться на том месте посреди улицы, где они катались, сцепившись в драке, с Дейвом Бойлом, а потом, подняв глаза, увидели ожидавшую их машину. Иногда Шон чуял еще запах яблок, доносившийся из этой машины. И если резко обернуться, еще можно было увидеть Дейва Бойла на заднем сиденье машины, заворачивающей за угол; увозимого Дейва, чье обращенное к ним лицо постепенно исчезает из вида.

А однажды Шону – дело это было навскидку лет десять назад, он тогда выпивал с друзьями и под влиянием винных паров расфилософствовался – почудилось, что в машину ту они все-таки влезли. Влезли все трое. А то, что было потом в их жизни, было во сне. А в действительности им все еще одиннадцать и они схвачены, заперты в каком-то подвале, откуда мечтают выбраться, чтобы стать большими и сильными.

Интересно, что хотя Шон и понимал тогда, что это лишь игра пьяного воображения, видение это угнездилось в сознании, и бередило, и тревожило, как тревожит камешек в ботинке.

И потому он нет-нет да заворачивал на Гэннон-стрит постоять около бывшего своего дома, увидеть краешком глаза исчезающего Дейва Бойла, вдохнуть яблочный запах, думая: «Нет, нет, очнись!»

Он поймал жалобный взгляд Джимми и захотел что-нибудь сказать ему. Сказать, что и он спрашивал себя, что было бы, если б влезли они в ту машину. Что мысль о том, как по-другому могла бы сложиться жизнь, постоянно витала над ним, появляясь вновь и вновь, эхом звуча в сознании, как оклик за окном. Сказать Джимми о страшном сне, преследующем его, – сне о том, как улица, схватив его за ноги, сама несет его к открытой дверце машины. Сказать, что и у него с того дня жизнь не слишком задалась, что он нередко думает о своей легковесности, мучается неосновательностью своего характера. Но они находились в морге, и их разделяло лежавшее перед ними тело – тело дочери Джимми, – и перо Уайти было занесено над блокнотом; поэтому на жалобную мольбу Джимми Шон только и сказал: – Ну пойдем, Джим. Выпьем кофе.

* * *

Аннабет Маркус, по мнению Шона, оказалась бабой с чертовски сильным характером. В этот холодный предвечерний час воскресенья она сидела в искусственном стерильном тепле муниципального кафетерия, семью этажами выше морга, беседуя с властями о своей падчерице, и Шон видел, как ей тяжело, но она держалась. Глаза у нее были красные, но уже после первой минуты беседы Шон понял, что она не расплачется перед ними. Нет, черт возьми, ни за что.

Несколько раз слова ее прерывались, потому что ей требовалось вздохнуть. У нее перехватывало горло, будто ее стукнули кулаком в грудь, сдавили что-то внутри. Она хваталась рукой за грудь и прикрывала рот, ожидая новой порции кислорода, чтобы можно было продолжать.

– В субботу она вернулась с работы из магазина в половине пятого.

– Из какого магазина, миссис Маркус?

Она пальцем указала на Джимми:

– Мой муж – владелец «Сельского рая».

– На углу Ист-Коттедж и Баки-авеню? – подхватил Уайти. – Там кофе, наверное, лучший в городе.

Аннабет сказала:

– Вернулась и прямиком в душ. Вышла, и мы сели обедать. Нет, погодите, она не обедала. Просто посидела с нами, поболтала с девочками, но есть – не ела. Сказала, что поест с Ив и Дайаной.

– Подружки, с которыми она была в последний вечер, – пояснил Уайти, обращаясь к Джимми.

Джимми кивнул.

– Так, значит, не ела, – сказал Уайти.

– Но девочкам она уделила внимание. Девочки – это наши дочки, ее сестры. Они обсудили ожидающееся через неделю праздничное шествие и первое причастие Надин. Потом она немного поговорила по телефону в своей комнате и около восьми уехала.

– Вы знаете, с кем она говорила по телефону?

Аннабет покачала головой.

– Телефон у нее в комнате, – сказал Уайти. – Это что, личный номер?

– Да.

– Вы не против, если мы наведем справки в телефонной компании относительно этого разговора?

Аннабет покосилась на Джимми, и тот сказал:

– Нет, не против.

– Итак, в восемь она уехала. Насколько вам известно, встретиться с подружками, Ив и Дайаной. Так?

– Да.

– А вы в это время еще были в магазине, мистер Маркус?

– Да. По субботам я работаю. С двенадцати до восьми.

Уайти перелистнул страничку блокнота и бегло улыбнулся им обоим:

– Воображаю, чего вам это стоит, но держитесь вы просто молодцом.

Аннабет кивнула и повернулась к мужу:

– Я позвонила Кевину.

– Да? И говорила с девочками?

– С Сарой говорила. Сказала, что мы скоро будем дома. Больше ничего не сказала.

– Она спросила о Кейти?

Аннабет кивнула.

– И что ты ей сказала?

– Только что мы скоро будем, – ответила Аннабет, и Шон услышал, как задрожал ее голос на слове «скоро».

И она и Джимми взглянули на Уайти, и он опять бегло улыбнулся им, словно успокаивая.

– Хочу заверить вас, и это приказ самого высокого городского начальства, что дело ваше рассматривается вне всякой очереди как экстренное. Ошибки мы постараемся исключить. Полицейский Дивайн дан мне в помощь, потому что он друг семьи и наш босс уверен, что это обстоятельство заставит его проявлять тем большее усердие. Он будет при мне неотлучно на каждом этапе следствия, и мы отыщем того, кто погубил вашу дочь.

Аннабет недоуменно взглянула на Шона:

– Друг семьи? Я вас не знаю.

Сбитый с толку Уайти нахмурился.

Шон сказал:

– Мы дружили с вашим мужем, миссис Маркус.

– Давным-давно, – сказал Джимми.

– Наши отцы вместе работали.

Аннабет кивнула, все еще слегка озадаченная.

– Мистер Маркус, – сказал Уайти, – в субботу вы провели с дочерью значительную часть дня. Я прав?

– Это как сказать, – возразил Джимми. – По большей части я был в конторе, а Кейти работала за кассой.

– Но вам запомнилось что-нибудь необычное? Она вела себя странно? Была напряжена? Может быть, испугана? Не было ли у нее ссоры с посетителем?

– Нет, при мне ничего этого не было. Я дам вам номер телефона парня, с которым она работала с утра. Возможно, что-то происходило до того, как заступил я.

– Спасибо. Ну а когда вы находились в магазине?

– Она была как обычно. В хорошем настроении. Если только...

– Только что?

– Нет, ничего.

– Тут важна каждая мелочь, сэр.

Аннабет подалась вперед:

– Джимми...

Джимми смущенно скривился.

– Да это я так... просто... Было такое... Я сидел за столом, а когда поднял глаза, она стоит в дверях. Просто стоит, тянет кока-колу через соломинку и глядит на меня. И на секунду мне показалось, что вот так же она глядела на меня однажды в детстве, когда ей было пять лет и я хотел оставить ее в машине, а сам сбегать в аптеку. Тогда, правда, она подняла крик – ведь я только что вернулся из тюрьмы и только что умерла ее мать, и, думаю, ей всякий раз казалось, когда я ее оставлял, что это уж навсегда. Отсюда и этот взгляд, понимаете? Она могла плакать, могла не плакать, но глядела так, словно готовилась к тому, что больше меня не увидит.

Джимми откашлялся, потом вздохнул долгим вздохом, немного выкатив глаза.

– Словом, как бы там ни было, взгляда этого я у нее не замечал лет эдак семь или восемь, но вот в субботу на какую-то минуту она посмотрела на меня именно этим взглядом.

– Словно готовилась к тому, что больше вас не увидит.

– Ага. – Джимми смотрел, как Уайти пишет это в блокнот. – Слушайте, вы это не раздувайте, ведь это был всего лишь взгляд.

– Я не собираюсь ничего раздувать, мистер Маркус, уверяю вас. Это просто информация. А мое дело – собрать достаточное количество информации, чтобы можно было сопоставить факты и связать их в общую картину. Вы сказали, что были в тюрьме?

– О господи, – тихонько сказала Аннабет и покачала головой.

Джимми откинулся на спинку кресла.

– Ну, вот мы и приехали.

– Я лишь спросил, – сказал Уайти.

– Точно так же, как спросили бы о моей престижной работе пятнадцать лет назад? – хихикнул Джимми. – Да, я отбывал срок за ограбление. Два года в «Оленьем острове». Запишите это в блокнот. Разве такая информация может помочь вам поймать того парня, что убил мою дочь, а, сержант?

– Я лишь спросил.

Уайти метнул взгляд в сторону Шона.

Шон сказал:

– Никто здесь не хотел тебя обидеть, Джим. Давай забудем это и вернемся к сути дела.

– К сути, – повторил Джимми.

– Ну а кроме того, как посмотрела на тебя Кейти, – сказал Шон, – тебе не запомнилось ничего необычного?

Джимми, не спускавший с Уайти тоскливого взгляда арестанта на прогулке, перевел взгляд на чашку кофе и отпил глоток.

– Нет. Ничего не заметил. Хотя... погоди. Этот парень, Брендан Харрис. Нет, это уже сегодня утром было.

– А что это за парень?

– Просто соседский парень. Зашел сегодня в магазин и осведомился о Кейти, как будто ожидал ее увидеть. Но они едва знакомы. Вот это мне и показалось немного странным. Но это, конечно, ничего не значит.

Тем не менее Уайти записал в блокнот фамилию и имя парня.

– Может быть, они встречаются? – спросил Шон.

– Нет.

– Ну откуда ты знаешь, Джимми... – вмешалась Аннабет.

– Знаю, – сказал Джимми. – Не могла она с ним встречаться.

– Нет? – спросил Шон.

– Нет.

– А почему ты так уверен?

– Послушай, Шон, какого черта... Это что, допрос с пристрастием?

– Ничего подобного, Джим. Я просто удивился, что ты так уверенно говоришь, что дочь твоя не могла встречаться с этим Бренданом Харрисом.

Джимми вытянул губы трубочкой и, закатив глаза, выдохнул в потолок.

– Отцы обычно в курсе, не так ли?

Шон решил на время удовольствоваться этим. Он кивнул Уайти, передавая эстафету ему.

Уайти спросил:

– Ну а на самом деле как? С кем она встречалась?

– Насколько нам известно, – сказала Аннабет, – в данный момент ни с кем.

– Ну а бывшие ее дружки? Кто-нибудь затаивший обиду? Парень, которого она бросила, что-нибудь такое?

Аннабет и Джимми переглянулись, и Шон почувствовал промелькнувшую между ними искру подозрения.

– Бобби О'Доннел, – вдруг сказала Аннабет.

Уайти уронил на блокнот свою авторучку и уставился на них через стол.

– Мы о том самом Бобби О'Доннеле говорим?

– Не знаю, – сказал Джимми. – Наркоторговец и сутенер. Лет двадцати семи.

– Это он, – сказал Уайти. – У него было несколько приводов за последние два года.

– Но под суд вы его тем не менее не отправили.

– Ну, во-первых, мистер Маркус, мы полиция штата. Если б преступление не произошло на территории парка, здесь и духу моего не было бы. Ист-Бакинхем по большей части находится в ведении городской полиции, а за ее действия я ответственности не несу.

– Надо будет сообщить это моей приятельнице Конни. Бобби с дружками спалили ее цветочный магазин, – сказала Аннабет.

– За что? – спросил Шон.

– За то, что она отказывалась платить ему, – сказала Аннабет.

– Платить? За что?

– Чтоб не подорвали этот ее чертов магазин, – сказала Аннабет, отхлебнув глоток кофе.

И Шон еще раз подумал: «Крепкий орешек эта баба. С такой связаться – себе дороже».

– Значит, ваша дочь с ним встречалась, – сказал Уайти.

Аннабет кивнула:

– Недолго. Сколько это длилось, Джим? Несколько месяцев? К ноябрю уже все кончилось.

– И как он это воспринял? – спросил Уайти.

Маркусы опять переглянулись, после чего Джимми сказал:

– Однажды вечером была стычка. Он заявился к нам в дом со своим подлипалой Романом Феллоу.

– Ну и?..

– Мы дали им понять, чтоб убирались.

– Кто это «мы»?

– Мои братья живут в нашем же доме, на верхнем и нижнем этажах. Они очень опекают Кейти, – сказала Аннабет.

– Сэвиджи, – обращаясь к Уайти, пояснил Шон.

Уайти вновь уронил ручку на блокнот и прижал два пальца к виску:

– Братья Сэвиджи...

– Да. А что такое?

– При всем моем к вам уважении, мэм, боюсь, что это может вылиться в пренеприятную историю. – Уайти опустил голову и потер затылок. – Не хочу, конечно, вас обижать, но...

– Так всегда говорят, прежде чем обидеть.

Уайти поднял на нее удивленный взгляд и улыбнулся:

– Ваши братья, как вам должно быть известно, имеют не очень хорошую репутацию.

Аннабет холодно улыбнулась ему в ответ.

– Кто они и каковы, мне известно, сержант Пауэрс. Можете говорить прямо.

– Мой хороший знакомый майор Краймс говорил мне пару месяцев назад, что была какая-то история, связанная с О'Доннелом, торговлей героином и рэкетом. И то и другое, как мне объяснили, прерогатива Сэвиджей.

– Но не на Плешке.

– Вы это о чем, мэм?

– Не на Плешке, – сказал Джимми, тронув ладонь жены. – Она хочет сказать, что ничего противозаконного они по соседству делать не будут.

– А не по соседству будут, – сказал Уайти, дав этой фразе на некоторое время повиснуть в воздухе. – Так или иначе, на Плешке в этом смысле имеется некая перспектива. Чем, если сведения мои верны, Бобби О'Доннел и собирался воспользоваться.

– И дальше? – спросил Джимми, приподнимаясь в кресле.

– Дальше?

– И как это связано с моей дочерью, сержант?

– Самым непосредственным образом, – сказал Уайти и развел руками. – Самым непосредственным образом, мистер Маркус, потому что единственное, что требовалось обеим сторонам, чтобы начать войну, это повод. А теперь он у них есть.

Джимми покачал головой, и углы его рта дрогнули в улыбке.

– Вы так не считаете, мистер Маркус?

Джимми поднял голову.

– Думаю, сержант, что район мой скоро исчезнет. А вместе с ним уйдет и преступность. И будет это не из-за Доннелов, не из-за Сэвиджей и не потому, что полиция их обезвредит. Будет это потому, что доходы здесь падают, а налоги растут, и каждому охота перебраться в город, там пристроиться всегда можно, и скоро все здесь поглотят рестораны. А тем, кто здесь поселится, героин не нужен, и шесть баров на квартал тоже не нужны, и за десять долларов они вкалывать не будут. Они живут лучше некуда. Устроены прекрасно. У них есть будущее. Они разъезжают на «мерседесах». Вот когда они все здесь заполонят, преступность и уберется отсюда вместе с половиной жителей. Так что, сержант, я не стал бы беспокоиться о том, что мои родственники затеют разборки с Бобби О'Доннелом. Чего ради?

– Ради сегодняшнего дня, – сказал Уайти.

– Вы вправду думаете, что О'Доннел убил мою дочь? – спросил Джимми.

– Я думаю, что Сэвиджи могут его заподозрить. И думаю, что стоит их в этом разубедить, чтобы у нас было время выполнить что положено.

Шон вгляделся в лица сидевших напротив него Джимми и Аннабет, но прочесть в них ничего не смог.

– Джимми, – сказал Шон, – если нам не мешать, мы сможем быстро закрыть это дело.

– Да? – произнес Джимми. – Ручаешься, Шон?

– Ручаюсь. И закрыть его так, что в суде комар носу не подточит.

– И сколько?

– Что «сколько»?

– Сколько времени вам понадобится, чтобы засадить убийцу за решетку?

– Погодите-ка, – поднял руку Уайти, – вы что, устраиваете с нами торг, мистер Маркус?

– Торг? – Лицо Джимми опять стало мертвенной маской арестанта.

– Именно, – сказал Уайти. – Потому что я уловил...

– Уловили?

– ...в ваших словах некую угрозу.

– Правда? – Сказано это было с невинным видом, но в глазах Джимми по-прежнему зияла мертвенная пустота.

– Как будто вы нам ставите предельный срок, – сказал Уайти.

– Полицейский Дивайн обещал мне найти убийцу дочери. Я лишь спросил, за какой срок, по его мнению, это может произойти.

– Полицейский Дивайн, – сказал Уайти, – за расследование не отвечает. Отвечаю я. И мы, мистер и миссис Маркус, строжайшим образом взыщем с преступника, кто бы он ни был. Но вот чего мне никоим образом не нужно, так это чтобы кто-нибудь вообразил себе, что наш страх перед разборками двух шаек – Сэвиджей и О'Доннела – можно использовать как рычаг давления на нас. Если так, мне лучше арестовать их как представляющих угрозу для общественного спокойствия. По крайней мере бумажной волокиты меньше будет до закрытия дела.

Мимо прошли два служителя с подносами. В переполненных тарелках дымилось что-то волглое. Шон почувствовал, каким спертым стал воздух, как темнеет за окном.

– Ну, ладно, – с бодрой улыбкой проговорил Джимми.

– Что «ладно»?

– Ищите убийцу, я мешать не буду. – Он повернулся к жене, затем встал и подал ей руку: – Пошли, милая.

– Мистер Маркус, – сказал Уайти.

Джимми взглянул на него сверху вниз, в то время как жена, опершись на его руку, встала.

– Полицейский внизу отвезет вас домой, – сказал Уайти, роясь в бумажнике. – Если надумаете что-нибудь, позвоните.

Джимми взял у Уайти визитку и сунул ее в задний карман.

Теперь, стоя, Аннабет выглядела не так уверенно. Казалось, ей трудно держаться на ногах, а колени ее подгибаются. Побелевшей рукой она сжимала руку мужа.

– Спасибо вам, – шепнула она Шону, и следы усталости и страдания теперь резче проступили на ее лице, окутав ее словно тенью. Под беспощадным верхним светом Шон ясно увидел, какой она будет в старости: красивая женщина со шрамами непрошеной мудрости на лице.

Шон сам не знал, откуда явились эти слова. Он даже понятия не имел, что говорит их, пока они не раздались в промозглом кафетерии.

– Мы отомстим за нее, миссис Маркус. Мы договорились, и мы это сделаем.

Лицо Аннабет на секунду сморщилось, а потом она сделала короткий вдох и несколько раз кивнула, опираясь на мужа и слегка пошатываясь.

– Да, мистер Дивайн. Мы договорились. Очень хорошо.

* * *

Когда они возвращались обратно, Уайти спросил:

– А что это за история с машиной?

– Что? – сказал Шон.

– Маркус говорил, что мальчишками вы чуть было не влезли в какую-то машину...

– Мы... – Потянувшись, Шон поправил зеркальце бокового вида над приборной доской, так что в нем отразилась цепочка фар задних машин – желтые туманные точки, слегка подрагивающие, мерцающие. – Да, была, черт возьми, такая история. Мы играли на улице перед моим домом – я, Джимми и еще один мальчишка, Дейв Бойл. Было нам тогда лет одиннадцать. Одним словом, к нам подъехала машина и увезла Дейва.

– Похищение?

Шон кивнул, не сводя взгляда с мерцающих желтых огней.

– Те мужики притворились полицейскими. И убедили Дейва сесть в машину. А Джимми и я не сели. Они продержали Дейва четыре дня. А потом он ухитрился сбежать. Теперь вот живет на Плешке.

– Тех мужиков поймали?

– Один из них погиб, второго через год замели, и он повесился в камере.

– Знаешь, дружище, – сказал Уайти, – я иногда мечтаю о таком острове... вроде того, как в картине, где Стив Маккуин играет француза; все другие говорят с акцентом, а он – нет. Маккуин как Маккуин, только с французским именем. Он там в конце прыгает вниз со скалы, и у него еще плот из кокосовых скорлупок. Видел картину?

– Нет.

– Хорошая картина. Так вот на такой бы остров и запрятать всех, кто детей насилует и похищает, стервятников этих чертовых! Снабжать их с воздуха едой по нескольку раз в неделю, водой, всем необходимым. И никого с острова не выпускать. Оступился однажды – пожалуйста, на остров! Простите, ребята, но выпустить вас – значит рисковать тем, что зараза распространится. Потому что это как эпидемия. Тебе передали заразу, и ты передаешь ее дальше. Как проказа. Вот и надо запрятать их всех на остров, чтоб зараза дальше не пошла. С каждым новым поколением их число будет уменьшаться. Глядишь, через сотню-другую лет это будет как курорт или оздоровительный клуб. Дети будут слушать истории об этих выродках, как слушаешь истории о привидениях, о каких-нибудь допотопных чудовищах.

– Да с чего это тебя вдруг понесло? – удивился Шон.

Уайти осклабился, съезжая на автостраду.

– Все от твоего дружка Маркуса, с него все пошло, – сказал он. – Я сразу, как только взглянул на него, понял, что он отсидел срок. У них остается что-то в повадках, плечи напряжены, сгорблены. Главным образом это плечи выдают. Два года сплошняком жить сгорбившись, уж конечно, такое бесследно не проходит.

– Он только что потерял дочь, дружище. Может быть, это и сгорбило его плечи.

Уайти покачал головой:

– Нет. Это-то у него внутри. Видел, как он все время гримасничает? Горе у него внутри сидит и разъедает внутренности. А вот плечи – тут сказывается тюрьма.

Оторвав взгляд от зеркальца заднего вида, Шон глядел на огни на противоположной стороне автострады. Они были нацелены на них, как дула пистолетов; они тянулись мимо, как туманные ленты, расплываясь, сливаясь между собой. Со всех сторон они опоясали город с его многоэтажными жилыми домами, башнями учреждений, гаражами, аренами, ночными клубами и церквами, и Шон знал: погасни один из этих огней, и никто этого не заметит. И не заметит, если зажжется новый. Но все же они мерцали, сияли, поблескивали и вспыхивали, перемигиваясь с вами, вот как сейчас перемигивались с огнями фар его и Уайти, мчавшихся по автостраде в этом потоке желто-красных огней, проносящихся, летящих мимо в мутных воскресных сумерках.

Летящих куда?

К мраку погашенных огней, дурачок ты эдакий. К стеклу, разбитому вдребезги.

* * *

После полуночи, когда Аннабет и девочки наконец отправились спать, а кузина Аннабет Селеста, прибежавшая, едва узнав о несчастье, уже задремала на своей кушетке, Джимми спустился вниз на переднее крыльцо трехэтажки, которую он делил с братьями Сэвиджами.

Он прихватил с собой бейсбольную перчатку-ловушку Шона, нацепил ее на руку, хотя большой палец его теперь не лез в перчатку и протолкнуть в нее кисть он мог только до половины. Он сидел, уставившись на четыре проезжие полосы Бакинхем-авеню, подкидывая и ловя мячик; мягкое трение кожи о кожу действовало на него успокаивающе.

Джимми всегда любил сидеть здесь ночью. Витрины лавок на авеню закрыты, большей частью не освещены. Кварталы, где днем кипела жизнь, затихали. И тишина эта была особая. Шум, царивший здесь днем, не исчезал, он лишь затаивался, втянутый в глубины, как воздух в легкие, ждущий, когда его выдохнут. Такая тишина тоже успокаивала, умиротворяла сознанием, что шум потом вернется, вырвется из плена. Джимми не мог представить себе жизни в деревне, где нет шума громче этой тишины, где молчание хрупко и разбивается от малейшего касания.

Но вот эта тишина, эта бурлящая жизнью пауза ему нравилась. До этого часа вечер был таким шумным, наполненным криками, воплями, плачем жены, девочек. Шон Дивайн прислал к ним двух детективов – Брэкета и Розенталя, – и те, смущенно потупившись, обыскивали комнату Кейти, с тихими извинениями открывали ящики, рыскали под кроватью, матрасом; Джимми хотел одного: чтобы это скорее кончилось и чтоб они не заговаривали с ним. В результате они не нашли ничего необычного, кроме семисот долларов в новеньких купюрах среди носков Кейти. Они показали деньги Джимми вместе с ее банковской книжкой, где был проставлен штамп «Счет закрыт» и отмечено, что последний раз деньги снимались в пятницу днем.

Объяснения этому Джимми не нашел. Это было неожиданностью. Но по сравнению с прочими неожиданностями этого дня на Джимми это не произвело впечатления. Лишь новый повод к тупому удивлению.

– Мы можем его убить.

На крыльцо вышел Вэл и протянул Джимми банку с пивом. Он сел рядом, поставил на ступеньку босые ноги.

– О'Доннела?

Вэл кивнул.

– Я так с удовольствием. Ясно?

– Ты думаешь, это он убил Кейти?

Вэл опять кивнул:

– Или подослал кого-нибудь. А ты разве так не думаешь? Ее подружки, так те уверены. Говорят, Роман к ним лез в баре, угрожал Кейти.

– Угрожал?

– Болтал всякую ерунду, словно она еще с О'Доннелом. Брось, Джимми, явно это Бобби!

– Я еще точно этого не знаю, – сказал Джимми.

– Ну а когда будешь точно это знать, что сделаешь?

Положив перчатку на ступеньку ниже, Джимми открыл пивную банку. Сделал долгий глоток.

– И этого я тоже не знаю.