Текст книги "Больше чем любовь(другой перевод)"
Автор книги: Дениз Робинс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)
Глава 19
Я уже не раз упоминала о том, что с появлением Ричарда в моей жизни из Розалинды Браун я превратилась в Розу-Линду.
После этой ночи Ричард говорил, у него такое чувство, что он стал моим мужем. Но это был наш секрет, а реальность и не совсем привлекательные факты оставались неизменными и удручающе холодными. Я просто жила с ним. И никаких привилегий, положенных жене, на мою долю не выпало. Но самая большая привилегия, которая одна, собственно говоря, меня и интересовала, – это возможность любить его и получать его любовь.
Позже я немного успокоилась, почувствовав, что Ричард действительно любит меня. И очень сильно.
Два года я не вела записи в своей книге.
С той ночи во Фрейлинге прошло целых два года. Когда я оглядываюсь назад, то вижу там смесь острой радости и боли. Похоже, я на себе испытала весь спектр человеческих эмоций, которые вообще можно пережить. В это время мы почти постоянно были вместе. Я наслаждалась его искренним отношением ко мне и его преданностью. Я была самой счастливой женщиной на земле. Но в те дни, когда я оставалась одна, когда ему приходилось возвращаться в семью, я болезненно переживала свое одиночество. Я с трудом переносила эти моменты, и никакое философское отношение к жизни мне не помогало. Разумная и практичная Роза-Линда просто переставала существовать. Прошло много месяцев, прежде чем я смогла осознать, в чем, собственно, состояла основная трудность моего положения. И тогда я поняла, почему Ричард так долго колебался, прежде чем вступить со мной в близкие отношения. В данной ситуации я исполняла роль проигравшей стороны. Он не терял ничего, я теряла все.
Как-то однажды Ричард сказал, что собирается взять меня с собой в Нью-Форест. Предполагалось, что Марион уедет на уик-энд в Ракесли. Ричард очень радовался, что можно будет побродить по лесу, подышать свежим воздухом, забрести в какой-нибудь паб, где нас никто не знал.
Сейчас я работала у мистера Кайя-Мартина секретарем. Работа мне нравилась, и доктор хорошо платил. Ричард предлагал мне оставить это место и жить на его содержании, но для меня такой вариант был неприемлем.
– Ничто на свете не заставит меня стать содержанкой, – смеясь, сказала я ему. – Ты можешь помогать мне деньгами, если тебе это нравится, но зарабатывать себе на жизнь я буду сама.
В тот уик-энд, когда мы собрались отправиться в Нью-Форест, я чувствовала себя уставшей, взвинченной, мне хотелось побыстрее оказаться в лесу, чтобы забыть хотя бы ненадолго о своих проблемах. После длинной унылой зимы люди всегда чувствуют себя измученными, уставшими, хочется новых впечатлений и отдыха. Кроме того, Ричард собирался отдохнуть еще и в понедельник, а я на этот день тоже отпросилась у доктора. Так что впереди нас ждало целых три дня.
Каждая такая поездка с Ричардом превращалась для нас в новый медовый месяц. Зимой мы не так часто встречались, потому что Марион была в городе, к тому же она без конца чем-то болела и в доме постоянно требовалось его присутствие. Только раза два в неделю по вечерам Ричард появлялся на Маркхэм-сквер. И эти часы превращали мое одинокое жилище в подобие рая.
В начале весны мы тоже не так часто виделись. На каникулы приезжала Роберта, а потом Ричарду предстояло поехать в командировку в Скандинавию. Поэтому этот уик-энд для меня сиял в темноте, как факел.
Но в пятницу, вернувшись с работы, я обнаружила, что в почтовый ящик мне бросили телеграмму, и теперь она приветствовала меня, лежа на коврике у моих ног. Я с сомнением посмотрела на нее. Ничего подобного я не ожидала. Мое сердце тревожно дернулось в груди.
Я вскрыла оранжевый конверт и прочитала: «Тысяча извинений уик-энд откладывается позвоню позже».
Я медленно прошла в гостиную и опустилась на кресло. Хотелось плакать…
Бросив коробку, которую я принесла с собой и в которой лежали только что купленные блузка и чулки на пол, я разрыдалась. Тюльпаны в вазе на моем столе уныло опустили свои головки. Комната выглядела немного пыльной и имела какой-то заброшенный вид. Теперь у меня была даже служанка, миссис Микин, приходившая каждое утро. Но вчера она предупредила, что не сможет убираться у меня в течение нескольких дней, так как заболел ее сын.
Что же случилось с Ричардом? У меня было ощущение, что произошло что-то серьезное. Мне казалось, что я почувствую себя лучше, если услышу его голос по телефону. Он все объяснит и успокоит меня. Мы договоримся о новой встрече, и я не буду чувствовать себя такой несчастной.
Дорогой Ричард! В моей маленькой квартирке столько всего, что напоминало о нашей любви.
Моя кровать, которую мне подарила миссис Диксон-Род, была накрыта жемчужно-серым покрывалом, такого же цвета занавески висели и на окнах. Стены покрывали шелковые обои в персиковых тонах. Над кроватью располагалась картина с изображением балетной сцены в стиле Дега. Ричард подарил мне множество вещей, милых и полезных излишеств, которые создавали особую атмосферу этой квартиры. Во всем чувствовались роскошь и стиль. Он хотел, чтобы я переехала в квартиру большего размера, но я не хотела. Я также не хотела принимать от него все эти подарки, воспринимая это в каком-то роде как покушение на свою независимость. Но я знала, что у Ричарда не было намерений сделать из меня свою собственность, он просто делал все это, чтобы как-то выразить свою любовь и признательность.
– Боже! Какая же ты упрямая. Но может, именно это так и привлекает? – смеялся он.
Сначала то кольцо, которое мне подарила Ира, я хранила в ящике шкафа и не хотела надевать. Ричард обижался и стал настаивать, чтобы я носила его. На внутренней стороне кольца была выгравирована дата нашей первой ночи во Фрейлинге. И с тех пор мне пришлось называть себя миссис Браун. Это делалось из-за таких людей, как миссис Микин, которая постоянно видела меня в обществе Ричарда. Но для меня это мало имело значение. Главное, я любила его, а он любил меня.
Разумеется, мне очень хотелось поехать с ним куда-нибудь заграницу, но Ричард сказал, что этот вопрос не обсуждается. Он был слишком известным человеком и не мог себе позволить появиться в обществе с какой-то другой женщиной, кроме жены. Малейшая провокация с его стороны, и Марион отберет у него ребенка. Поэтому я никогда не заводила подобных разговоров. Это было частью нашего своеобразного договора.
Прошлой зимой он ездил в Канны с Марион. И за все это время я получила только лишь одно письмо. А я даже не могла написать ему ничего в ответ. Мы решили, что так будет лучше для него. Мое письмо могло попасться на глаза кому-нибудь из его домашних.
Когда он вернулся из Канн, я почувствовала, что он так же соскучился по мне, как и я по нему. Первые сутки мы провели в постели. А потом я рассказала ему о том, что видела его фотографию с Марион в «Тэтлер» и что она сильно огорчила меня. Он засмеялся и сказал:
– Господи, что за глупость! Бедная деточка! Но у меня десятки фотографий с Марион! И они ровным счетом ничего не значат. И ты ведь знаешь об этом.
– Но вы там смотрели друг на друга такими… влюбленными глазами! – пробормотала я.
– Роза-Линда, но как ты можешь быть такой глупой! Ты просто невозможна!
Я запротестовала:
– О, но ты ведь знаешь, это просто ревность! Я не хочу, чтобы ты был с ней.
Он отодвинулся от меня, и я увидела, как изменилось выражение его лица. Нежность и веселость тут же сменились на озабоченность. Он встал с дивана, на котором мы вместе сидели, и подошел к камину. Облокотился на него и после паузы заговорил чужим, напряженным голосом:
– Я понимаю, дорогая, что все это значит для тебя. Это всегда будет расстраивать тебя. Не думай, что я этого не понимаю. Я вижу, что все это слишком несправедливо по отношению к тебе. Разумеется, вряд ли какой женщине это понравилось бы, а ты гораздо чувствительнее, чем многие. Я даже думаю, может…
Быстро вскочив с дивана, я подбежала к нему, чтобы он не успел произнести эти ужасные слова, что мы не будем больше встречаться, что ему следует оставить меня и так далее, и так далее. Сейчас, глядя на него, я понимала, как глупо с моей стороны ревновать его к Марион. Никакому мужчине не понравится, если женщина попытается ограничить его свободу и будет без конца критиковать его действия. Даже Ричард, такой мягкий и открытый, такой понимающий, не являлся исключением из этого правила.
– Ричард, забудь об этом! – воскликнула я. – Я знаю, это все такая глупость! И не говори мне ничего! Все это нелепо. Давай лучше поиграем в триктрак… Я сейчас все приготовлю.
Я потянула его за руку к шкафу, где лежала игра. Мне необходимо было срочно хоть как-то отвлечь его от мрачных мыслей. Хотя бы как-то сгладить свое глупое поведение. Но даже позже, когда мы сидели на диване напротив друг друга, когда выражение его лица стало мягким, я чувствовала, что он сильно расстроен.
Когда Ричард появился у меня в следующий раз, он изо всех сил старался не упоминать ни о Марион, ни о дочери, ни о фотографии в Каннах. Был необыкновенно нежен и добр. Он боялся меня потерять, я это почувствовала. Я знала, что он любит только меня и своего ребенка.
Но однажды мы снова поссорились, и уже более серьезно. На этот раз из-за Роберты.
Ричард обещал взять меня в субботу на концерт, на который мне давно уже хотелось сходить. Но в субботу он приехал ко мне, чтобы извиниться за невозможность выполнить свое обещание. Оказалось, совершенно неожиданно школьников отпустили на небольшие каникулы и Роберта вернулась домой. Поэтому Ричард решил взять вместо меня на концерт в «Альберт-Холл» ее.
– Я себя просто ужасно чувствую от этого, дорогая, – сказал он и поцеловал меня в голову. – Это действительно ужасно, но я не вижу другого выхода. Они станут задавать вопросы. Кроме того, Берта может отправиться туда одна и увидит нас.
Обычно я всегда проявляла понимание и терпение во всех вопросах, касающихся дочери Ричарда. Но возможно, сейчас, в конце недели, я чувствовала себя особенно уставшей и измученной. А потому просто взорвалась в ответ. Мы с ним уже давно знали друг друга и потому могли показать, что «не в настроении». Люди, много общающиеся между собой, не могут постоянно пребывать в ровном состоянии духа.
Я высвободилась из его объятий и нахмурилась. Затем пошла на кухню готовить чай, он последовал за мной. Наконец сказал:
– Послушай, я бы никогда не допустил, чтобы такое случилось, дорогая. Честно. Но все произошло так неожиданно, я не знал, что Берта приедет на уик-энд. Мне в офис позвонила Марион и сказала, что, оказывается, в Бронзон-Касл празднование годовщины основания школы.
Я холодно ответила:
– Ну разумеется…
– Дорогая, ты не сердишься на меня?
Я прикусила верхнюю губу, стараясь не встречаться с ним взглядом.
– Вовсе нет, – отозвалась я. – Почему я должна сердиться? У меня нет на это права. Я должна оставаться дома, если приезжает Роберта.
Я посмотрела ему в глаза и увидела в них удивление, смешанное с болью. Сразу же пожалела о своих словах и почувствовала себя совсем несчастной. Не зная, что сказать, решила просто промолчать.
Наказание последовало незамедлительно. Ричард даже не рассердился, он просто замкнулся в себе, словно отгородился от меня невидимой стеной. Имя Берты больше не произносилось вслух, мы сели пить чай в полном молчании. О Марион мне позволялось говорить все, что хотелось, но с Бертой все обстояло по-другому. Но кто был в этом виноват? Он ведь столько раз пытался положить конец нашим отношениям именно из-за нежелания причинять мне боль. Так что в этой ситуации мне приходилось признать, что вина и ответственность за создавшееся положение лежат на мне.
Мы старались избегать подобных тем в разговорах, но именно они вызывали в нас обоих нарастание скрытого раздражения. В конце этого дня я чувствовала себя совершенно измученной и едва сдерживала слезы. Увидев, в каком состоянии я нахожусь, Ричард быстро обнял меня и попытался успокоить:
– Я очень люблю тебя, моя дорогая. Как мне все это не нравится самому. Мне так хочется взять и увезти тебя куда-нибудь, чтобы уже никогда с тобой не расставаться! – сказал Ричард, и я знала, что он говорит правду.
Этой ночью мы были вместе. Он не захотел уходить от меня. А Марион Ричард послал телеграмму, в которой сообщал, что вынужден уехать из Лондона по делам, вернется завтра утром и проведет весь день с Бертой.
Я пообещала больше никогда не показывать даже намека на ревность к его дочери.
И так жизнь продолжалась дальше…
Теперь я снова волновалась – я не могла и предположить, по какой причине Ричард отменил нашу поездку в Нью-Форест. Оставалось лишь сидеть и ждать его звонка и объяснений.
Позже, когда он наконец позвонил и начал объяснять причину своего отсутствия, я почувствовала, как во мне поднимается волна гнева. Но ни Марион на этот раз была причиной. И ни Роберта. Я ощущала ненависть к сложившимся обстоятельствам. Неожиданно и серьезно заболел тесть Ричарда, старый Уэйлинг. И именно это изменило все наши планы. Марион также вынуждена была поехать к отцу.
– Черт возьми, дорогая, но я ничего не могу с этим сделать.
Я постаралась взять себя в руки, а потом начала утешать Ричарда, так как он был так же расстроен, как и я. Целый уик-энд ему придется слоняться по Ракесли, слушая истерические рыдания своей тещи. Зная хотя бы немного знаменитую Виолетту, можно было предположить, что в час испытания именно это она и станет делать.
– Не беспокойся обо мне, дорогой, – горячо стала уверять я его. – Все будет хорошо. И мы с тобой сможем увидеться на следующей неделе.
– Да, я постараюсь сделать все возможное для этого, – сказал Ричард. – Возможно, я забегу к тебе в понедельник. Но ты ведь помнишь, мы хотели встретиться в уик-энд, потому что я должен был в начале недели поехать в Клайд на несколько дней.
Мое настроение сразу упало. Да, конечно, я вспомнила. А это означает, что я не увижу Ричарда целую неделю.
Я постаралась не показать ему, как расстроена, за что и была вознаграждена следующими словами:
– Большое спасибо, дорогая, за понимание. Ты просто ангел. Я мысленно всегда с тобой. Может, ты съездишь к Кетлин на это время? Мне не слишком нравится, что ты проведешь эти два дня в городе.
Я не стала говорить, что в данный момент Кетлин не было дома и мне некуда ехать. Я успокоила Ричарда, сказав, что у меня масса всяких дел и мне есть чем заняться.
Когда он повесил трубку, я оглядела комнату, чувствуя, как мои глаза наполняются слезами. Без Ричарда жизнь казалась одинокой и бессмысленной.
Стоит ли вообще любить? Стоят ли эти моменты близости бесконечной боли, отчаяния, бессонных ночей? Многие люди ответят на эти вопросы отрицательно. Большинство женщин сказали бы, что подобное удовольствие имеет слишком высокую цену. Но я даже в самые тяжелые минуты не могла согласиться с этой точкой зрения. Для меня ответ был очевиден – пока Ричард любит меня, я буду любить его, мучиться, испытывать ревность.
Старый Уэйлинг не умер, и поэтому Ричард, как только вернулся из Ракесли, сразу же приехал ко мне.
Именно в этот день он подарил мне Джона.
Когда я услышала шаги Ричарда на лестнице, то сразу же открыла дверь и стала ждать его. Как же я удивилась, увидев у него в руках маленький комочек золотисто-коричневого цвета, с влажным черным носом, маленькими остроконечными ушками и парой ярких янтарных глаз. Щенок…
Очень осторожно Ричард вручил мне свою ношу.
– Только не ругай меня, – засмеялся он. – Я вчера купил его для тебя. Я уже давно подумывал, что тебе не помешал бы компаньон. Мне не нравится оставлять тебя надолго в одиночестве. А вчера в Ракесли я увидел женщину, она разводит уэльских корги, и не смог устоять перед таким чудом. Полагаю, он еще совсем маленький.
Увидев этого щенка, я влюбилась в него с первого взгляда.
– О, Ричард! – воскликнула я. – Он восхитительный!
Ричард пошел за мной в квартиру.
– У меня никогда не было собаки, но мне всегда хотелось ее иметь, – улыбнулся он. – Полагаю, тот приятель, у которого ты работаешь, не станет возражать, если ты днем выпустишь щенка у него где-нибудь на заднем дворе.
Без сомнения, мистер Кайя-Мартин не стал бы возражать против этого. Это очень здорово – иметь собаку. Маленький корги станет для меня отличной компанией.
– Корги считаются преданными и верными друзьями, – сказал Ричард, наблюдая за мной и щенком.
Я опустила его на пол в гостиной. Маленький дружок, нетвердо держась на своих крошечных лапах, тут же принял мой ковер за зеленую траву.
– О боже! – простонал Ричард, густо краснея.
Я засмеялась и побежала за тряпкой.
– Так вот каким способом ты решил скрасить мою одинокую жизнь! Прибавить мне работы и уничтожить все ковры в квартире, – пошутила я.
Ричард рассмеялся и сказал, что при рождении он был зарегистрирован под своим родовым именем Джонатан. Поэтому я стала звать щенка Джоном.
Решив, что его необходимо немедленно покормить, я бросилась на кухню и налила в блюдце молока, в которое корги тут же опустил лапу и разбрызгал все на пол. Я снова стала убираться. Затем я решила сходить за кормом для щенка в магазин. Но, вдруг неожиданно вспомнив, что Ричард уезжает на несколько дней на север, я сразу же забыла и про Джона, и про его корм. Ведь, собственно говоря, Ричард пришел ко мне, чтобы попрощаться перед отъездом.
– О, дорогой! – проговорила я и взяла его за руку.
Он обнял меня:
– Я все ждал, когда же и мне достанется твой поцелуй.
– Как долго тебя не будет?
– Скорее всего, я вернусь в четверг, и у меня еще будет несколько важных встреч.
– И когда мы увидимся?
– Я бы хотел приехать к тебе в четверг на ночь, а потом еще провести вместе уик-энд. Марион, к счастью, снова уезжает на выходные, и я не вижу причины, которая помешала бы нам съездить в Нью-Форест.
– О, здорово! – воскликнула я.
Он снова обнял меня. Теперь я чувствовала себя спокойной и счастливой. Я могла провести несколько дней одна, потому что знала – очень скоро Ричард приедет ко мне и мы опять будем вместе.
– Знаешь, я получил сообщение от Иры. Она неважно себя чувствует, поэтому нам не мешало бы съездить во Фрейлинг навестить ее.
– Ты знаешь, как я люблю Фрейлинг, – мягко сказала я.
– Да, Фрейлинг и «Озеро», – пробормотал он.
– Это наше, – сказала я.
– Да, это всегда будет принадлежать нам, – отозвался Ричард и, повернув к себе мое лицо, поцеловал в губы.
Этот поцелуй внезапно был прерван истошным воплем, раздавшимся из-под дивана. Джон застрял там и никак не мог выбраться наружу.
Мы оба сразу бросились ему на помощь. Я сразу развеселилась и почувствовала радость оттого, что теперь у меня была собака.
– Ему надо купить ошейник и поводок, – горячо заговорила я. – Кроме того, надо приготовить место, где он будет спать. А мы сможем взять его с собой на выходные, Ричард?
Он молча стоял и смотрел на меня.
– Я рад, что он тебе понравился, – грустно улыбнулся Ричард.
Глава 20
Джон просто спас меня от одиночества в ближайшие несколько дней и заставил поглядеть на мир совершенно другими глазами. Теперь со мной всегда кто-то был. И каждый день я выгуливала его в парке.
Обычно он спал в корзинке, но иногда забирался на мою кровать, особенно если на улице было холодно. Вместе с ним мы шли завтракать, обедать и ужинать, и я никогда не могла отказать ему в лакомом кусочке. Джон требовал постоянного внимания и заботы. Он везде оставлял свою шерсть: на коврах, на диване, на моей одежде. Я расчесывала его и поила лекарствами. Пару раз его чуть не сбила машина, отчего я едва не получила сердечный приступ. Но я обожала его. Он стал частью моей жизни. И жизни Ричарда. Джон тоже отвечал нам любовью и преданностью.
Джон миновал одну за одной все болезни, которые полагалось перенести таким щенкам, каким был он. Но однажды он заболел чумкой, и я испугалась, что мой корги может умереть. В тот день я позвонила Ричарду в офис, чего никогда не позволяла себе делать. Ричард смог через час приехать ко мне и оставался вместе с нами. Он сам приготовил небольшое количество смеси из виски и молока и напоил ею Джона с ложки. Ночью он остался с нами и отпустил меня поспать. Когда же среди ночи я открыла глаза, Ричард весело сказал:
– Больше, похоже, не из-за чего беспокоиться, мой ангел. Этот зверюга пошел на поправку. Он уже жует корзинку, демонстрируя мне, как сильно он проголодался. Готов поклясться, он сильнее, чем мы предполагали.
Я встала с дивана и подошла к Джону. Он радостно лизнул мне руку. Похоже, наш корги действительно не собирается умирать.
Мы отметили его выздоровление, выпив по чашке чая, и тут же уснули в объятиях друг друга рядом с мирно посапывающим Джоном.
Утром, поднявшись раньше всех, я посмотрела на спящих Ричарда и Джона и подумала, что невероятно люблю их обоих. Ричард, уже со слегка отросшей щетиной, с пролегшими под глазами синеватыми кругами, по-прежнему выглядел удивительно красивым, его рука сжимала мою. И я пообещала себе опять, что никогда не стану сердиться и раздражаться, если Марион или Роберта тоже потребуют от него внимания.
И действительно, все это лето и осень я была невероятно счастлива. До самого Рождества. Рождество никогда особо не радовало меня. В это время обычно из школы возвращалась Роберта, и Ричарду приходилось уезжать в Ракесли. Я ненавидела рождественские праздники. Я всегда ненавидела эти дни еще с монастыря. Всеобщее веселье только подчеркивало мое одиночество и изолированность от людей.
Ричард тоже находил Рождество невероятно скучным праздником. Он говорил, что постоянно контролирует выражение своего лица, чтобы выглядеть веселым и довольным. Единственное, что его радовало по-настоящему, – так это время, проведенное в обществе его обожаемой Роберты. Я же, по обыкновению, отправлялась на праздники к Кетлин.
Но на этот раз Рождество обещало быть особенно грустным. К Кетлин вернулся из плавания ее муж, а кроме того, к ним собирался приехать еще и его брат с женой. Мне не было там места. Но я и сама чувствовала, что мне будет лучше остаться на праздник дома, вместе с Джоном, среди своих привычных вещей.
Но Ричарду, чтобы не расстраивать его и не прибавлять новых проблем, я сказала, что собираюсь отправиться к Кетлин. Он, как обычно, заранее поздравил меня с праздником. Доктор Кайя-Мартин уехал к родственникам за день до Рождества, так что я была совершенно свободна. И Ричард пригласил меня с собой прогуляться по магазинам и сделать праздничные покупки.
Как мне нравилось бродить с Ричардом по магазинам! Нам нравилось одно и то же. Он много говорил о книгах, учил меня разбираться в картинах, в китайском фарфоре и еще во множестве всяких других вещей.
В это Рождество он впервые попросил меня помочь выбрать подарок для его дочери. Он уже приобрел для нее несколько музыкальных записей, но ему хотелось купить что-то необычное.
– Ведь ты же женщина, дорогая. Вспомни, что тебе хотелось получить в подарок, когда ты была девочкой?
Я очень гордилась тем, что Ричард обратился за советом ко мне. Я принимала участие в покупке подарка для его любимой Берты, от этого мы странным образом стали чувствовать себя ближе друг к другу. На миг у меня даже возникло чувство, что это моя дочь. Я представила, что мне гораздо больше лет, что я уже давно замужем за Ричардом. Удивительное ощущение.
Мы выбрали маленькие изящные часы в кожаном футлярчике, которые предназначались для путешествия. Мне всегда хотелось иметь такие, когда я была подростком.
– О! Отличная идея, – сказал Ричард. – Никогда не приходило в голову. Уверен, что ей понравится. Марион собралась подарить ей меховое манто… Поэтому мы не купим одно и то же.
Я сразу же упала духом. Радостное выражение тут же слетело с моего лица, но я старалась не показать это Ричарду, так как не хотела его огорчать. Но моя глупая игра в «мать Роберты» тут же закончилась. Марион была ее настоящей матерью, а не я.
Но я продолжала веселиться и шутить весь вечер. Ричард повел меня в кино, затем мы зашли поужинать в ресторан, а потом отправились в мою маленькую квартирку. Мы устроились в гостиной и стали пить чай, а Джон лежал на ковре около наших ног. Ричард вручил мне рождественский подарок.
– О, как бы мне хотелось быть с тобой двадцать пятого и именно тогда подарить тебе это, дорогая, – проговорил он.
Я почувствовала, как мои глаза защипало от слез. Мое приподнятое настроение сменилось на подавленное. Давала о себе знать обычная рождественская депрессия. Но я устроила настоящее представление под названием «энтузиазм и благодарность». Ричард не должен был ничего заметить и понять. На этот раз он купил для меня пару брошек с аквамарином и бриллиантом, чтобы я могла носить их с аквамариновым кольцом, которое он подарил мне раньше. Я подошла к зеркалу и приколола брошки, они чудесно смотрелись на моем темно-синем платье. В порыве нежности я бросилась к Ричарду и уткнулась лицом ему в грудь.
– Я люблю тебя, – горячо заговорила я, затем вдруг замолчала, боясь расплакаться от прилива чувств. Я знала, что не расстанусь с этими брошками теперь, даже когда буду мыть полы и убираться в квартире перед Рождеством, потому что эти вещи давали мне ощущение, что Ричард со мной рядом. О, Ричард, каждое расставание с тобой напоминает маленькую смерть.
На следующий день он ушел от меня очень рано, чтобы успеть встретить Роберту из школы – она приезжала на утреннем поезде. Я стояла у окна и смотрела, как он садится в такси. У меня защемило сердце – это ощущение было знакомо мне еще с монастыря. Оно появлялось у меня, когда я вот так же стояла у окна и глядела на тех счастливиц, которых по выходным и на праздники забирали родственники. Они шли по двору веселые, нарядные, в предвкушении радостной встречи. Мне же оставалось лишь долгое одинокое Рождество.
Непросто было жить вот таким образом с Ричардом. Слишком много боли и отчаяния. Но я сама выбрала этот путь. Рождество я встретила вместе с Джоном. Котлета с овощами для меня и мясные кусочки в соусе со специальной косточкой для него.
Так или иначе, но эти рождественские праздники наконец прошли. Я с радостью приступила к работе, когда Кайя-Мартин снова вернулся в клинику. Он спросил меня:
– Как Рождество? Весело было?
– О, все великолепно, отлично… – с радостной улыбкой ответила я, с содроганием вспоминая долгие унылые часы, которые провела вместе с Джоном.
Я не видела Ричарда целых десять дней. Лишь однажды за все это время он забежал ко мне, чтобы обнять и сказать, как сильно он скучает по мне. Но тут же он извинился и сообщил, что прямо сейчас уезжает, так как ведет дочь на «Питера Пэна», а затем вместе с ней едет к Уэйлингам.
Я снова почувствовала боль… Пройдет еще несколько дней, прежде чем мы сможем увидеться снова.
Он задавал и задавал мне вопросы о том, как я провела Рождество в Брайтоне. Сначала я пыталась нарисовать веселую и радужную картинку, но в конце концов не выдержала и призналась в том, что я на самом деле делала на праздники. Слишком трудно было громоздить одну ложь на другую. Когда Ричард узнал правду, то испуганно воскликнул:
– Но, дорогая, ты хочешь сказать, что все Рождество просидела одна в квартире с Джоном!
– О, не волнуйся так, – весело сказала я. – Мы с Джоном положили друг другу подарки в чулки.
Ричард продолжал с ужасом смотреть на меня. Я видела, как сильно он огорчен. И еще он испытывал чувство вины за то, что он как раз получил большое удовольствие от праздника в кругу своей семьи, от присутствия рядом любимой дочери и украшенного к Рождеству уютного Ракесли. Но я тут же постаралась отвлечь его разговорами от мрачных мыслей. Мне не хотелось видеть в его глазах сочувствие и сожаление.
Ричард снял пальто, шляпу и обнял меня. Пригладил рукой мои волосы.
– О, дорогая, в такие минуты я чувствую себя настоящим чудовищем, потому что позволяю тебе вести такую жизнь… Я не заслуживаю твоей любви.
– Любят не потому, что кто-то чего-то заслуживает или нет. Ты страдал в жизни, ты знаешь, что это такое, и именно поэтому мы понимаем и щадим друг друга.
– Ты очень добра ко мне, – проговорил он с чувством. – Я знаю только то, что люблю тебя всем сердцем, всей душой, Роза-Линда. Но ни один мужчина не заслуживает такого отношения. Ведь у меня есть Берта, она так много значит для меня… А у тебя никого. Поэтому получается, что я беру больше, чем могу дать тебе.
– И что? – переспросила я, чувствуя, как быстро забилось мое сердце.
Он озадаченно потряс головой:
– Я не знаю, дорогая, но она верит в меня. Я для нее что-то вроде Бога.
– И для меня тоже, – быстро проговорила я. – Но я не против того, чтобы разделить своего Бога с ней. Я уверена, что когда она станет взрослой, то очень хорошо поймет все; поймет, чего не давала тебе ее мать. Она не станет упрекать тебя в том, что ты мне отдавал такую малость.
Никогда раньше я не позволяла себе так откровенно высказываться о Марион, и сейчас я видела, как шокировали Ричарда мои слова. Прошло несколько долгих минут, прежде чем Ричард наконец проговорил:
– Возможно, мне не стоит тебе признаваться в этом, но тем не менее думаю, ты должна знать… Я настолько тебя люблю, что позволяю тебе говорить о Марион все, что ты считаешь нужным. Я понимаю, что ты чувствуешь по отношению к Берте. И я начинаю сам испытывать к ним какое-то непонятное раздражение, потому что они отнимают у тебя то, что должна получать только ты. Я чувствую, как отдаляюсь от Берты. Я слишком боюсь потерять твою любовь.
Он повернулся и странно посмотрел на меня. В его глазах я видела отчаяние, грусть и еще что-то непонятное, что даже немного пугало меня. Я поспешила его успокоить:
– Не беспокойся обо мне. И пойми, не нужно волноваться и из-за Берты. Она ничего не знает и, возможно, никогда ничего и не узнает о нас.
Вздохнув, я сказала себе: «Осторожнее, Розалинда. Постарайся спокойнее ко всему относиться! Ты всегда знала о существовавшем барьере. И его невозможно преодолеть, а если ты будешь пытаться это сделать, то только разрушишь свое такое хрупкое счастье. Он дает тебе все, что может. И ты вряд ли захочешь, чтобы он покинул своего ребенка и стал несчастным. Даже если он предложит тебе это, ты никогда не согласишься на эту жертву. Ты не захочешь нести ответственность за чужое несчастье. Но даже если ты и примешь это, если ты сможешь жить с мужчиной, который оставил своего ребенка, то должна знать, что позже он будет тебя ненавидеть за это, он никогда не простит этого ни тебе, ни себе».
Мы стояли и молча смотрели друг на друга. Мы страдали оба, потому что очень сильно любили друг друга, но наша любовь была безнадежной, она была обречена с самого начала.
Ричард подошел и обнял меня, как будто чего-то боялся. Я прижалась к нему и поцеловала, он ответил мне с такой страстью, какую мы испытывали друг к другу в первые дни нашей любви. Затем он сказал: