Текст книги "Больше чем любовь(другой перевод)"

Автор книги: Дениз Робинс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)

Глава 11

Февраль всегда был критическим месяцем в моей жизни. Те, кто верят в астрологию, хорошо знают, что все важные события происходят в жизни либо незадолго до дня рождения, либо сразу же после него. Так случалось и со мной. Например, почти в день моего рождения умер отец, затем примерно же в это время я познакомилась с семьей Энсон и впервые услышала Пятую симфонию. Потом… Патрик и так далее.

Это случилось за три дня до моего двадцать пятого дня рождения. На улице было очень холодно, по небу бежала серая толща облаков, дул колючий северный ветер, время от времени шел снег. Закончив писать письма Маргарет и Кетлин, я убрала все свои письменные принадлежности в бюро. Потом наполнила теплой водой ванну и сняла домашнюю одежду.

Этим вечером я собиралась на балет – Китс Диксон-Род знала мои слабости и подарила мне билет.

Я по-прежнему была такой же худой, как и раньше. Лицо тоже почти не изменилось, ну если только чуть заострились скулы… Китс всегда беспокоилась, что я недостаточно ем. Но я чувствовала себя хорошо. Я была полна энергии и жажды жизни.

Теперь я зарабатывала уже пять фунтов в неделю, все свои расходы оплачивала сама и даже скопила небольшую сумму. Также к этому времени я уже имела неплохой гардероб, состоявший в основном из одежды классического стиля. На Рождество Китс подарила мне пару очень симпатичных французских брошек. Она привезла их из Монте-Карло, куда ездила в отпуск с мужем.

Я приколола два этих чудесных украшения к своему черному платью из тонкой шерсти. Его сшила Рут. О, она стала настоящей мастерицей и открыла свой собственный небольшой магазинчик на Найтсбридж. Платье с узким длинным вырезом доходило мне почти до щиколоток, плотно облегало фигуру и очень шло мне. К нему я надела кружевные шелковые чулки. Их мне тоже подарила Китс. На кровати лежало мое единственное пальто. Черное, тоже длинное, на тонкой шерстяной подкладке. Я достала свой красный шелковый шарфик и повязала его вокруг шеи.

Затем я подкрасила губы и наложила на щеки немного румян. Расчесала волосы, часть из них собрала сзади, а несколько локонов оставила свободно спускаться на плечи. Не без некоторого тщеславия я отметила про себя, что выгляжу очень даже привлекательно. Мое тело мне тоже нравилось, и «немного толстеть», как настойчиво рекомендовала Китс, совсем не хотелось. Вся модная одежда выпускалась для женщин именно с такой фигурой, как у меня, – небольшая грудь, узкая талия, стройные бедра и ноги.

Итак, я отправилась на балет. Весь вечер меня не покидало предчувствие счастья, я ощущала невероятный восторг. Казалось, я просто задыхаюсь от переполняющих меня чувств. Я никогда не испытывала подобных ощущений. Именно в тот вечер мое подсознание говорило мне, что я встречу его.Самую большую, всепоглощающую любовь в моей жизни. Именно здесь, на балете.

Я видела «Лебединое озеро» много раз и любила его больше всех других спектаклей.

Сев на свое место в бельэтаже, я огляделась вокруг. Справа от меня сидела красивая женщина со светло-каштановыми волосами в накидке из горностая. Рядом с ней – очень приятный седоволосый мужчина. Я заметила, как он осторожно взял ее за руку. Они склонились над театральной программкой, их головы слегка соприкоснулись.

Мне всегда нравилось наблюдать за людьми, и я пыталась угадать, кто с кем в каких отношениях состоит, даже порой сочиняла их судьбу. Про этих двух я подумала, что они женаты и любят друг друга. Внезапно на меня снова накатила депрессия. Я вновь ощутила себя одинокой.

Погас свет, заиграла музыка. Я сразу же погрузилась в волшебный мир изящества и красоты.

Внезапно рядом со мной послышался какой-то шум, служащая показала фонариком на место, я отвлеклась и почувствовала легкое раздражение. Неприятно, когда люди приходят так поздно и всем мешают. Вдоль нашего ряда шел мужчина, слегка задевая колени сидящих. Наконец он добрался до своего места, которое оказалось рядом с моим, и осторожно присел. Я бросила на него сердитый взгляд. Он слегка наклонился ко мне и сказал;

– Простите…

Я ничего не ответила и снова погрузилась в действие на сцене. Когда мои глаза привыкли к темноте и я снова взглянула на своего соседа, то увидела, что мужчина молод, возможно, ему было чуть за тридцать. И еще он был довольно симпатичный. В тот момент, когда я его рассматривала, он вдруг повернулся ко мне. Смутившись, я тут же снова стала смотреть на сцену.

Вскоре, глядя на Принца и Одетту, я опять забыла обо всем на свете.

Когда занавес опустился, мой сосед вдруг повернулся ко мне.

– Замечательно, не правда ли? – сказал он. – Играли сегодня просто неподражаемо.

У него оказался очень приятный голос. Было понятно, что передо мной воспитанный, интеллигентный человек. Я вдруг увидела, что он красив, темные волосы зачесаны назад, высокий лоб, очень аккуратные черты лица. Возможно, губы немного тонкие и чуть напряженные. Под глазами лучиками разбегались мелкие морщины. Все это, но особенно выражение глаз, говорило, что этому человеку знакомо слово «страдание».

Меня заинтересовал этот мужчина. К тому же его манера разговаривать, доброжелательная и спокойная, сразу же позволяла почувствовать себя с ним так, словно мы уже были давно знакомы. И я невольно расслабилась, от моей привычной скованности и зажатости не осталось и следа.

– Да, было замечательно, – согласилась я.

– Просто блестящий спектакль.

– Знаете, я смотрю «Лебединое озеро» не первый раз, но оно мне все так же нравится. От него невозможно устать, – рискнула я продолжить разговор.

Он быстро кивнул в знак согласия и улыбнулся.

– Совершенно с вами согласен, – сказал он и добавил: – Я должен извиниться за то, что опоздал и потревожил вас. Простите… Хотя это непростительно. Я торопился и все равно не успел вовремя.

– Ничего, ничего, все в порядке, – сказала я.

– Но вы так строго на меня посмотрели, – возразил он, и в его карих глазах появился веселый огонек.

Его замечание немного смутило меня, и я сказала:

– Честно говоря, я не… не хотела выглядеть так… строго.

Он засмеялся:

– Ничего страшного, не обращайте внимания на мои слова… Вы ведь одна сюда пришли?

Я кивнула.

– Давайте немного пройдемся и выпьем по бокалу вина.

– Извините, но я не пью, – сказала я.

– Но тогда, может, просто немного кофе?

Он поднялся. Я все еще колебалась. Мой новый знакомый оказался высоким, на голову выше меня. Я никогда не знакомилась с мужчинами на улице или в театрах, но этот человек показался мне таким открытым и очаровательным, что я не могла ему отказать. Честно говоря, я поняла, что не хочу ему отказывать.

Мы пришли в буфет, он закурил, потом заказал мне чашку кофе, а себе виски с содовой.

– Вообще-то я сегодня так и не успел пообедать. Весь день провел на конференции и приехал сюда прямо из офиса.

– О, вы, вероятно, голодны…

– Ну не то чтобы очень. Вот это помогает, – сказал он и одним глотком выпил содержимое своего бокала.

Мои глаза с привычной наблюдательностью продолжали фиксировать различные детали. При ярком свете я поняла, что мужчина гораздо старше, чем мне показалось сначала, что пальцы его рук изящны и хорошей формы, на мизинце кольцо с печаткой, на руке часы в слегка продолговатом корпусе. Мужчина то и дело бросал на них взгляд. В его движениях чувствовалась некоторая нервозность. Позже я узнала, что порой он превращается в комок нервов, а этот постоянный взгляд на часы – привычка жить по расписанию и желание уложиться в определенную заданную схему.

В свою очередь я почувствовала, что он тоже разглядывает меня. Затем мой спутник сказал:

– Вероятно, вы очень любите балет, раз пришли сюда одна. Люди, которые приходят в театр, чтобы отдать дань общественным традициям или просто из-за того, что им скучно и нечем заняться, обычно приводят с собой приятелей и перешептываются в течение всего представления.

Я улыбнулась в ответ:

– Вполне с вами согласна. Я люблю балет. Я смотрела «Лебединое озеро» раз десять. Это мой любимый спектакль. И еще «Жизель».

– И мой тоже, – кивнул он. – Но я бизнесмен, а значит – раб времени, а поэтому мне не так часто удается прийти на спектакль. Обычно хожу в воскресенье, когда начинается сезон, и если я, конечно, в городе. Однако если я хочу услышать свою любимую музыку, то вполне способен на подвиги.

– И какая же ваша любимая?..

– Ну, например, Девятая соната Бетховена, фортепианные концерты Брамса. Особенно номер два, – сказал он после паузы.

Я прикусила губу. Он назвал то, что и мне очень нравилось. Я сказала ему об этом. Бетховен – мое давнишнее пристрастие, а в последнее время я стала часто слушать Брамса и, надо признаться, очень полюбила его музыку. О да, я знала, что такое Концерт номер два. Изящество, страсть, волшебство! Я поймала себя на мысли, что слишком красноречиво говорю о музыке с этим мужчиной, которого совершенно не знаю. Такого со мной не случалось раньше.

Он слушал меня внимательно и, я бы сказала, с интересом. Потом мы стали обсуждать то, что нам больше всего нравилось в музыке этих двух великих композиторов. Мужчина вдруг заговорил с энтузиазмом, почти не спорил, больше соглашался. Удивительно, но наши вкусы, пристрастия в музыке, ощущения, вызываемые ею, оказались очень похожими.

Прозвенел звонок. Мой спутник погасил сигарету, и мы вернулись в зал. Я вдруг почувствовала, что мужчина смотрит на меня с интересом, в его взгляде чувствовалось нечто сродни любопытству.

– Похоже, мы одинаково смотрим на эти вещи. Очень вдохновляет. Не позволите ли вы узнать, как вас зовут?

– Браун, – ответила я. – Розалинда Браун.

Он осторожно скосил взгляд на мою левую руку, но я заметила это и засмеялась:

– Мисс Браун.

– Очень приятно, мисс Браун, – торжественно сказал он. – Позвольте и мне представиться. Меня зовут Ричард Коррингтон-Эш.

Когда мы вернулись на свои места, мне вдруг стало неожиданно легко, казалось, мы старые друзья и можем с легкостью обмениваться впечатлениями от музыки, танца, изучать вместе программку… И еще меня вдруг посетило непонятное, незнакомое раньше, но в то же время очень приятное чувство внутренней свободы. Я могла быть сама собой, не нужно было притворяться, можно было говорить все, что испытываешь на самом деле, и знать, что твои ощущения поймут. Никогда еще я не получала большего удовольствия от «Лебединого озера».

И еще меня теперь не покидало странное, почти физическое ощущение близости с этим мужчиной.

В «Лебедином озере» есть место, которое невольно, сколько бы раз я это ни смотрела, вызывает у меня на глазах слезы, к горлу подступает комок. Это когда Одетта смотрит в окно и видит, как Принц танцует с ведьмой, принявшей облик Одетты. Я смотрела на сцену и ощущала, что это у меня самой бьются мои белые крылья о стекло. Это я звала моего Принца оглянуться, узнать меня.

Ричард посмотрел на меня в этот момент и увидел слезы на ресницах, на коленях – крепко сжатые руки, на лице – такое молчаливое горе, словно это я сама потеряла своего любимого, сама сошла с ума. Он был потрясен и позже сказал, что на меня в ту минуту было невозможно смотреть. Тогда же он взял и накрыл своей ладонью мои руки, чуть сжал, словно хотел сказать, что понимает мои эмоции, что так же чувствует, как и я.

– Я, честно говоря, был потрясен, – говорил он уже потом, когда мы вспоминали тот вечер в театре. – Я тогда понял, как ты сильно можешь чувствовать… какое у тебя нежное сердце… как ты не похожа на Марион, которая зевает рядом со мной. Я почувствовал, что меня так сильно тянет к тебе, как ни к одной женщине в моей жизни. И как бы то ни было, я просто не мог не дотронуться до твоей руки в тот момент.

Когда я почувствовала его сильные, нервные пальцы на своей кисти, то вдруг поняла, что не могу шевелиться. Мое сердце как-то странно редко и глухо стучало в груди, непонятные, незнакомые эмоции переполняли все мое существо. Слезинки высохли. Чувство острой боли отступило, но ком в горле стоял по-прежнему. Мои губы чуть приоткрылись, казалось, мне просто не хватает воздуха, чтобы дышать. Это было похоже на транс, магию, гипноз.

Он молчал. Я тоже. Нам не хотелось разговаривать. Казалось, стоит заговорить, и сразу же исчезнет та загадочная пелена очарования, которая окутала нас обоих.

Наконец последние такты музыки смолкли и занавес опустился. Включили свет, и раздался гром аплодисментов. Я повернула голову и встретилась глазами с Ричардом. Глубокий, теплый, дружеский взгляд. Я не чувствовала ни смущения, ни неловкости за то, что только что плакала, а он держал мои руки в своих. В этот момент я поняла, что с нами случилось нечто особенное, что вспыхнуло пламя, которое уже никогда не погаснет.

Мы оба улыбались. Мое лицо горело. Но я вдруг снова почувствовала себя неловкой и какой-то неуклюжей. Снова заползла в свою старую раковину. Сделалась прежней Розалиндой.

Мы стали медленно спускаться вниз по ступеням. С Ричардом поздоровалась семейная пара, потом еще двое мужчин, он кивнул им в ответ. Выйдя из дверей театра, мы заговорили уже о более прозаических вещах. Наступила ночь, дул пронизывающий насквозь холодом ветер, неся в каждом порыве тяжелые снежные хлопья. Весь тротуар представлял собой грязное месиво. Люди садились кто в такси, кто в собственные машины. Я повернулась к своему спутнику.

– Что ж, – сказала я. – Мне пора, я на автобусную остановку… Прощайте и спокойной вам ночи.

Он жестом остановил меня.

– Где вы живете? – спросил он.

– На Уимпол-стрит, – ответила я.

Ричард задумчиво посмотрел на меня:

– Среди врачей и медсестер? Да? – Его губы сложились в быструю улыбку фавна, которую я так часто видела потом на его лице. В противовес чуть приподнятым уголкам губ его рот по-прежнему хранил печать серьезности и печали.

– Я работаю личным секретарем мистера Диксон-Рода.

– Боже милостивый! – воскликнул Ричард. – Не того ли самого великого окулиста?

Я кивнула. Ричард добавил:

– Как тесен мир. Кажется, моя старая тетя Оливия заказывала у него очки… Совсем недавно мы говорили об этом за столом. Я и сам собирался к нему в ближайшее время, так как у меня начали побаливать глаза. Похоже, и мне пора приобрести очки.

Я снова взглянула в его темные глаза:

– Я помню мисс Эш. Она наш постоянный клиент. Кажется, у нее еще такая трость из черного дерева.

– Да, да, и она очень напоминает ведьму. В старые времена ее, без сомнения, давно бы сожгли на костре, – проговорил Ричард и громко расхохотался. – Это она, тетя Оливия. И палка… Я помню эту палку еще со времен своего детства. Она всегда трясла ею перед своими племянниками и племянницами, если те расходились не на шутку.

Мне хотелось слушать еще и еще про эту старую тетку-ведьму. Мне просто хотелось его слушать. Мне нравился его голос… С ним было так просто, так естественно… Я надела перчатки, становилось холодно.

– Мне нужно домой, – сказала я.

Вдруг Ричард сказал:

– Послушайте, сейчас, конечно, поздно… Но я такой голодный, да, думаю, и вы проголодались. Почему бы нам не заглянуть в «Савой грил»? Это здесь рядом.

Я уже открыла рот, чтобы сказать: «Спасибо, нет, я не голодна». Но не сделала этого. Мне совсем не хотелось расставаться с этим мужчиной Ричардом Коррингтон-Эшем.

Увидев, что я колеблюсь, он еще раз предложил пойти с ним:

– Пожалуйста, пойдемте. Мне это доставит удовольствие.

Я нервно рассмеялась:

– Но, собственно говоря, мы ведь совершенно не знаем друг друга…

– Как это – не знаем! – воскликнул он. – Ведь моя тетя заказывала очки у Диксон-Рода. Это весьма важное обстоятельство.

Я снова рассмеялась и посмотрела в его глаза. В них плясали озорные огоньки.

– Вы очень любезны, но…

– Но вы все равно пойдете. Мы должны правильно закончить этот вечер. После прекрасного зрелища совершенно необходимо прекрасно поесть, – сказал он и решительно взял меня за руку. – А вот и мой кабриолет… и старый Данкс с красным носом. Вероятно, он уже его отморозил.

Я пошла за Ричардом, очень волнуясь. Увидев его «роллс» у подъезда театра, я немного испугалась, мне стало грустно оттого, что этот мужчина оказался настолько богатым. Швейцар, видя, что мы направляемся к машине, услужливо открыл дверцу и с поклоном сказал:

– Доброй ночи, сэр… Доброй ночи, мадам…

«Мадам», споткнувшись, плюхнулась на заднее сиденье и провалилась в мягкие кожаные подушки. Данкс, шофер Ричарда, мужчина среднего возраста, услужливо накрыл наши колени теплым пледом.

Позже я узнала, что этот роскошный «роллс» с шофером принадлежит жене Ричарда. Он пользовался им в случае крайней необходимости. Выставлять напоказ свою обеспеченность было не в его вкусе. Ему принадлежал маленький спортивный автомобиль, который он сам и водил.

Встретив Ричарда, я вдруг поняла, что именно его я так долго ждала, именно он мне нужнее всех на свете.

Глава 12

Ужин в «Савой грил» был настоящим праздником. Мы сели за маленький столик у стены. Ричард то и дело обращал мое внимание на разных людей и что-то о них рассказывал, решив, что таким образом он сможет развлечь меня. Известные, знаменитые люди из мира театра, кино и литературы. Многих знал он, многие знали его. Этот столик у стены, без сомнения, всегда придерживали для него. Вероятно, всегда после театра он заезжал сюда на ужин. Метрдотель с энтузиазмом поприветствовал Ричарда:

– Рад видеть вас, мистер Коррингтон-Эш. Могу порекомендовать вам сегодня лобстера по-американски. Может, для начала паштет из гусиной печенки? Или устрицы? Дюжину для вас и полдюжины для мадемуазель?

Ричард ответил с дружеской улыбкой. О, он умел вести себя с людьми. И это говорило многое о нем самом. Он настоял на том, чтобы я съела устрицы и выпила немного шампанского. Так как на улице холодно, объяснил мой спутник. И заказал бутылку «Шато Марго» и черной икры для начала. Я чувствовала себя довольно скованно и, глядя на него, повторяла за ним, как он намазывал икру на хлеб. Ричард не только показывал мне жизнь с другой стороны, но и учил в дальнейшем жить в ней. Ведь трудно найти человека, которого оставили бы равнодушным все те вещи, что может предложить денежный достаток. Отрицать это – лукавить перед самим собой.

Глядя на него, я думала о том, как же здорово было бы иметь такого друга. Я предполагала, что точно так же он бы обращался и со своей женой. Втайне я надеялась, что у него таковой еще не было…

Ричард стал расспрашивать меня о моей прошлой жизни, и я кое-что ему рассказала, опуская лишь детали, которые, как мне казалось, его просто утомят. Похоже, моя история заинтересовала его. Он закурил и, откинувшись на спинку своего стула, сквозь легкую фиолетово-желтую дымку стал меня рассматривать, не пропуская ни одного слова. И в этот момент я готова была поклясться, что он так же сильно поглощен общением с маленькой, никому неизвестной секретаршей, как и я – с великосветским денди. Уже позже, когда мы хорошо друг друга знали, он подтвердил правильность моих наблюдений и выводов. Почти в самом начале нашего ужина он сказал, что воспринимает меня как… Одетту. Бледную, хрупкую, отрешенную, девственную, но с другой стороны – полную подавляемой страсти и какого-то непостижимого, непонятного горя, которого он раньше не встречал ни в одной женщине. И еще он уверял меня в том, что ни одна девушка, сидящая среди этой публики, не может даже сравниться со мной.

К тому же, сказал он, я первая девушка на его пути, с которой ему не скучно ни секунды. Ему хватало скуки со своей женой.

Ричарду было очень тяжело рядом с Марион, для которой деньги с колыбели имели первостепенное значение. Поэтому людей с другим мировоззрением она не только не могла понять, но никогда и не стремилась этого сделать.

Ричард умел расположить к себе своих собеседников, и очень быстро, проникнувшись столь дружественной атмосферой, они начинали посвящать его в различные подробности своей жизни. Пожалуй, я и сама впала в подобную разговорчивость и тут же выложила ему много всего о монастыре.

Но мне не хотелось, чтобы Ричард жалел меня, поэтому очень быстро перешла к работе в страховой компании в Сити, затем жизни в семье Уолкер и дружбе с Кетлин. Рассказала даже немного о Патрике.

– Вы любили этого парня? – спросил Ричард, стряхивая пепел сигары в пепельницу.

Я вспыхнула и склонилась над чашкой кофе.

– Нет. На самом деле я еще никогда никого не любила.

Он на мгновение замолчал. В его глазах я увидела печаль, сочувствие и понимание. И в то же время я внезапно поняла, что и он, похоже, никого не любил. Потом Ричард тихо сказал:

– Возможно, это очень мудрый подход к жизни. Любовь не приносит счастья, Розалинда.

– Мне кажется, что подобное утверждение по меньшей мере цинично.

– Моя милая девочка, – сказал он, – поверьте мне, что это самое опасное из всех заблуждений. Чем совершеннее нам кажется предмет нашей любви, тем сильнее боль разочарования.

Его утверждение расстроило меня, и я стала отстаивать свою точку зрения с невероятной страстностью, которая, скорее всего, объяснялась тем, что я слишком долго подавляла свои эмоции и не имела собеседника, способного полемизировать на подобную тему. Но Ричард не испугался подобного накала страстей. Похоже, ему было приятно меня слушать, а мне доставляло удовольствие рассуждать вслух.

– Нельзя говорить такие вещи. Это неправильно. Я могу понять боль и отчаяние человека, если он теряет того, кого любит… И Пэт страдал… из-за меня, о чем я сожалею. Но иллюзии просто невозможно потерять, если ты этого не хочешь. Это лишь вопрос веры, которая живет глубоко внутри тебя.

Красивые глаза Ричарда смотрели на меня с легкой грустью, к которой примешивались жалость и снисхождение.

– О, моя дорогая Розалинда… Как вы еще молоды и восхитительно наивны! Полагаю, вы простите меня, если я не соглашусь с вами. Я вижу, как вы искренне верите в то, что говорите, очень откровенно высказываете свои мысли. Нечасто в моей жизни попадались женщины, у которых были какие-то идеалы и иллюзии. Да и я сам растерял почти все.

– О, это ужасно! – воскликнула я.

– Да, ужасно, – согласился он, кивнув. – Но к сожалению, неизбежно. И именно это я и пытаюсь объяснить. Чем сильнее любовь, тем сильнее разочарование.

– Но почему обязательно она должна принести несчастье? Разве не случается так, что люди однажды находят счастье? – спросила я, явно бросая Ричарду вызов.

Он мягко улыбнулся мне. В его улыбке снова появилось сочувствие, которое меня начинало сердить.

– Моя дорогая, я очень надеюсь, что именно так с вами все и произойдет. Вы больше, чем кто бы то ни было, заслуживаете счастья. И искренне хотелось бы верить в то, что вы никогда не узнаете, что такое разочарование. И простите, ради бога, меня за мой цинизм.

– Я не думаю, что вы, Ричард, действительно настолько циничны, насколько хотите таким казаться, – сказала я. – Вы ведь любите музыку, вам нравятся многие вещи, которые нравятся и мне.

– О, Розалинда, это совсем другое. Абстрактные вещи не могут сделать больно, и искусство не только не приносит разочарования, наоборот, это единственное прибежище для людей, полностью потерявших свои иллюзии. Только лишь любовь человеческая может принести потрясения. Полагаю, вы были очень правы, избегая ее. Весьма мудрое решение. И главное, не нужно стараться быть как все. Слушайте всегда голос своего внутреннего «я». То, что хорошо для одного, не есть хорошо для другого.

– Я не сказала, что я сознательно избегаю любви. Я просто не смогла ее найти. Я пыталась… Пыталась изо всех сил полюбить кого-нибудь. Мне было страшно потерять веру в то, что можно быть счастливой в любви.

Ричард снова улыбнулся, потушил сигарету и подозвал официанта:

– Принесите, пожалуйста, еще кофе.

Шел двенадцатый час. Но я перестала беспокоиться о том, что уже совсем поздно.

– Вы очень открытая, Розалинда, и в вас нет ни капли жеманства, – сказал он. – Когда вы сказали, что не старались избегать любви, а просто она сама проходила мимо, признаюсь, я был тронут. Такое детство и юность кого угодно заставят ощущать свое несовершенство, но уверяю, продукт получился великолепный, – он улыбнулся, – и вам не стоит испытывать комплекс неполноценности, дорогая. Вы не только красивы, но у вас и живой ум, вопреки всему вы хорошо образованны. Не многие могут похвастаться таким редкостным сочетанием всех этих качеств.

Я почувствовала, как кровь прилила к лицу от его похвалы, а сердце оглушительно застучало.

Красива? Он считает меня красивой и умной? Невозможно поверить…

Ричард добавил:

– Я не из тех, кто сыпет комплиментами налево и направо. Сам не люблю таких. Я сказал так потому, что на самом деле так думаю. Прошу, только не обижайтесь…

Я не совсем внятно пробормотала:

– Я… я не обижаюсь.

Он продолжал молча смотреть на меня. Я чувствовала, как его задумчивые глаза рассматривают меня, мои волосы, лицо, руки. Я почувствовала странное оцепенение, мне не хотелось шевелиться, боясь спугнуть его взгляд. Он сильно отличался не только от моих знакомых, но и вообще от всех людей, с которыми мне приходилось сталкиваться в жизни, поэтому я не могла поверить в то, что действительно могу ему нравиться. Я – маленькая секретарша, не имеющая ни денег, ни родственников.

Он снова заговорил:

– Так, дайте мне подумать… Вы вот уже четыре года живете с Диксон-Родами, и никакое особое будущее вас не ждет… Так?

Я кивнула в знак согласия.

– Но, Ричард, в ваших устах это звучит как-то уж совсем мрачно. Это не такая уж плохая жизнь. Я знала времена и похуже.

Он улыбнулся:

– Вы никогда не признаете себя побежденной?

– Никто не признается себе в этом до последней минуты жизни. Я научилась воспринимать жизнь как борьбу и постоянное движение вперед. Если что-то из этих двух составляющих выпадает, то человек ломается, и можно считать, что на этом его существование заканчивается. Либо ты одержишь победу над жизнью, либо она над тобой.

– О, Розалинда, – удивился Ричард, – на этот раз ваше утверждение отдает цинизмом.

– Это не цинизм, – сказала я. – Это просто логика.

– Вы хотите сказать, что наконец-то я встретил женщину, понимающую законы логики? – усмехнулся он.

– Возможно, что и так, – упрямо заявила я.

Он рассмеялся и вдруг перешел со мной на «ты». Я приняла правила игры.

– Ты совершенно ни на кого не похожа. Я таких, честное слово, никогда не встречал. Но… женщины с таким умом не растут на деревьях.

– Нет, они посещают благотворительные школы, – усмехнулась я в ответ.

– Я живу в мире настолько испорченных людей, что мне просто трудно поверить, что на твою долю выпали столь суровые испытания, – сказал он.

– Но со мной все в порядке. Я отлично себя чувствую в своем состоянии.

– Полагаю, у тебя должны быть какие-то другие амбиции, кроме желания хорошо работать на мистера Диксон-Рода.

– Да, я хотела бы стать писательницей, – спокойно сообщила я.

– Писательницей? – испуганно переспросил он.

Я рассказала о своих первых опытах, пока еще неудачных. После небольшой паузы Ричард снова заговорил:

– Я могу познакомить тебя с одной дамой, которая издает несколько женских журналов. Попрошу, чтобы она почитала твои рассказы.

– Вот это да! – воскликнула я. – Я очень хочу заниматься любимым делом и стать независимой. Ни от кого. А потом, может, когда-нибудь поселиться в своем собственном небольшом домике.

– О, дорогая, но что касается последней части твоей мечты, а именно маленького домика, то ведь это совсем не сложно. Ты найдешь подходящего молодого человека и выйдешь за него замуж, – проговорил он задумчиво.

– Думаешь, Ричард?

Наши глаза встретились, и повисла какая-то странная, тяжелая пауза. Меня вдруг пронзило почти физическое ощущение надвигающейся катастрофы. И оно было связано ни с кем-то другим, а именно с этим человеком, с Ричардом. Я не могла ни пошевелиться, ни отвести взгляд в сторону. Позже он говорил, что в этот момент его тоже охватило какое-то странное предчувствие, словно между нами пробежал электрический разряд, который почти в одно мгновение превратил его в другого человека и переселил в другой мир, в котором существовало только два живых существа – он и я.

Но он промолчал. Мы просто сидели и смотрели друг на друга.

Это состояние транса, загадки было внезапно и грубо нарушено миловидной женщиной в длинном черном бархатном платье. Улыбаясь красным ртом, кокетливо поводя плечами в норковой горжетке, она подошла к нашему столику.

– Какими судьбами, дорогой Ричард? Я ни минуты не сомневалась, что это ты. Я сразу же так и сказала Морису, что вот за тем столиком сидит Ричард. Значит, вы с Марион вернулись в город?

Ричард поднялся. Его лицо мгновенно изменилось. Из него, казалось, вдруг сразу ушла жизнь. Он внезапно сделался холодным, отчужденным, почти высокомерным. Он сказал:

– Как поживаешь, Диана? Марион все еще в Ракесли со своей матерью. Я здесь по своим делам, как обычно. Я поеду в Ракесли только на уик-энд…

– О да, да, конечно. – Женщина, которую Ричард назвал Дианой, бросила любопытный взгляд на меня.

Ричард также обернулся ко мне.

– Позволь представить тебе леди Дилингтон, Розалинда. Диана, это моя знакомая… мисс Браун.

– О как мило. Как поживаете, мисс Браун?

Мы с леди Дилингтон обменялись вежливыми кивками.

Затем дама повернулась к Ричарду:

– Полагаю, Роберта уже вернулась в школу?

– Да, – сказал Ричард.

Леди Дилингтон снова наградила меня пристальным и не слишком-то дружелюбным взглядом, пробормотала «до свидания» и наконец удалилась.

Ричард сел снова за столик. На его лице сразу же появилась печать усталости, он вдруг как будто постарел. Я почувствовала злость и раздражение. Эта женщина так грубо вторглась в наш мир и разрушила рай.

Ричард стал объяснять:

– С Дианой Дилингтон надо вести себя осторожно, иначе она может проболтать всю ночь напролет. Она подруга моей жены.

Я не стала задавать никаких вопросов. У меня просто не было на это права. Его жизнь никаким образом не касалась меня. Но он сам рассказал мне то, что счел нужным.

– Моя жена сейчас за городом. Она неважно себя чувствует, и доктора посоветовали отдохнуть ей где-нибудь в спокойном месте. Обычно в это время года она всегда живет в Лондоне. А Роберта, моя дочь, учится в колледже в Йоркшире. Бронзон-Касл… Директор этого заведения, моя кузина, – сказал Ричард, а потом внезапно посмотрел на часы и добавил: – Уже очень поздно. – Затем, подав знак официанту, он попросил принести счет.

Я продолжала молча сидеть за столом. Я поняла, что появление подруги жены сильно испортило ему настроение, а заодно и весь вечер. Это было не просто вторжение болтливой особы в наш разговор. На нас опустилась тень Марион. Но еще более безжалостным призраком, и при этом совершенно невинным, между нами встала Роберта, его дочь. Он очень любил ее, я сразу это поняла, так как Ричард тут же достал из записной книжки небольшую фотографию и передал ее мне.