Текст книги "Весенняя страсть"
Автор книги: Дениз Домнинг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)
– Сейчас холодно. Завтра ни свет ни заря надо начинать молотьбу. И вот она, а не кто-то еще, закрыла мост перед лордом Гиллиамом, когда он появился, чтобы освободить брата. Именно она виновата во всем, что с нами произошло. Этот хозяин, ясное дело, лучше ее отца. Поэтому пускай говорит что хочет, а брак этот надо заключить, если мы хотим оказаться под надежной защитой со своими домами и фермами.
Николь покачнулась, ее сердце разрывалось на куски. Ее люди отказывают ей в поддержке, они винят ее в падении Эшби. Как же это вынести?!
ГЛАВА 9
Гиллиам прижал Николь к себе, когда она тихо застонала и пошатнулась, и окликнул Уолтера.
– Что сказал этот мужчина?
– Милорд, Ральф Вуд просит крестьян не обращать внимания на протесты вашей невесты, он считает, что вы должны соединиться. Остальные последуют его примеру.
Гиллиам в благодарственной молитве ненадолго закрыл глаза. Вот оно, последнее испытание, ради которого он так усердно работал. Те же люди, которые умоляли вернуть им их леди, не вняли ее мольбам: они решили дело в его пользу. Хорошее начало для его планов относительно Эшби.
Но его невеста снова заговорила на странном гортанном языке крестьян. Ему не нужен был перевод, он и так знал, о чем она их просит: не отдавать ее ему. Священник покачал головой и шагнул вперед.
Гиллиам снова вздохнул с глубоким облегчением. Эшби будет его. И леди Николь тоже.
Боже, оказывается, желание заполучить ее, как пожар, разрасталось во всем теле Их недолгое путешествие верхом едва не доконало его. Одежда не была преградой, и когда Николь откинулась ему на грудь, Гиллиам взглянул вниз и увидел под кольчугой и туникой соблазнительные округлости. В такт движению лошади ее тело прижималось к его телу, оголенная полоска ее шеи звала к поцелуям. К концу путешествия он был как пьяный.
Но она-то не хочет его. Гиллиам с мучительным недоверием покачал головой. Может, именно потому, что она так ненавидит его, жажда обладания столь нестерпима? Подобная мысль показалась ему порочной.
Священник повернулся к Гиллиаму.
– Милорд, все согласились, что госпожа страдает сейчас временным помутнением разума. Поэтому она отказывает вам. Не стоит обращать внимания на ее протесты против насильственного брака. Люди надеются, что вы согласитесь взять ее в жены, несмотря на нынешнее помрачение рассудка.
Гиллиам посмотрел на стоявшую рядом женщину. Если жена Джефа действительно страдала умственным расстройством, то Николь в отличие от нее была совершенно нормальна. Единственное наваждение, которое ею владело, – это желание не быть такой, какой ее хотят видеть.
– Да, я возьму леди Николь в жены.
– Нет! – жалобно и тихо выдохнула она.
Гиллиам взял ее за другую руку и повернул к себе так, что они оказались лицом к лицу. Когда Николь посмотрела на него, он понял, как глубоко ранило ее решение крестьян. Девушка была потрясена. Карие глаза блестели от непролившихся слез. Они горели, как драгоценные камни, губы дрожали.
У Гиллиама перехватило дыхание.
Дева Мария, как же она хороша, когда не сердится! Ему хотелось немедленно коснуться нежной бархатистой щеки, приникнуть поцелуем к изящной стройной шее и почувствовать, как Николь тает от наслаждения. Конечно, она стерла бы этот поцелуй, нет такой ласки, которая могла бы победить ее ненависть.
Стоя у них за спиной, отец Рейнард откашлялся.
– Милорд, я не такой уж выдающийся служитель церкви и не способен произнести длинную речь. Разве что я попрошу вас обменяться клятвами.
Гиллиам посмотрел на священника.
– Думаю, это единственное, что имеет значение. Так ведь?
Согласно кивнув, священник начал говорить, пропустив вопрос о желании молодых вступить в брак.
– Мне известны размеры наследства жениха и невесты, и я заявляю, что здесь нет никаких помех для воссоединения. Кроме того, я знаю содержание брачного договора, согласно которому лорд Гиллиам внес вполне подходящий вклад, деревню Эйлингтон. Вы даете свою клятву, милорд?
Гиллиам крепче сжал руки Николь в своих, но девушка отвернулась, отказываясь смотреть на жениха, когда он произносил:
– Я, Гиллиам Фицхенри, владелец Эйлингтона, беру тебя, Николь, наследницу Эшби, в законные жены, чтобы с этого дня всегда быть вместе с тобой в горе и в радости, в богатстве и в бедности, в болезни и в здравии, до самой смерти. В этом я даю свою клятву.
Священник повернулся к Николь.
– Миледи?
Девушка не отрываясь смотрела на пламя.
– Я не буду произносить никаких клятв. Если я так поступлю, то опозорю память отца.
Слова ее прозвучали бы спокойно и холодно, если бы не прервались тихими всхлипываниями. Рейнард посмотрел на крестьян.
– Из-за временного умопомрачения наша леди вдобавок потеряла дар речи. Кто скажет за нее?
– Я, – ответил управляющий Томас.
– Нет! – выкрикнула Николь, как будто ее смертельно ранили. – Только не ты, Томас!
– Дайте мне сказать за нее. – Женщина на сносях, с огромным животом, вышла, переваливаясь, из толпы. Волосы ее были медно-красного цвета. – Я хорошо знаю язык господ.
– Элис!
Прежде чем Гиллиам понял ее намерения, Николь вырвалась у него из рук. Когда он снова схватил ее за кольчугу, высокая девушка уже обняла женщину с огромным животом. Элис спокойно улыбнулась, довольная поведением госпожи. Николь тихо и настойчиво заговорила с ней по-английски.
– Леди Николь, но все уже решено. С нашей помощью вы выполните свою обязанность, – произнес управляющий по-французски.
Гиллиам заметил, что Томас говорит почти как Рэналф, когда надо принять неотложное решение.
– Если вы не произнесете клятву, люди не захотят больше видеть вас в своих домах. Это я вам говорю.
Николь посмотрела на мужчину расширившимися от страха и волнения глазами. Гиллиам покачал головой. Что такое говорит ей этот простолюдин? Николь скорее готова умереть, чем оказаться отвергнутой.
Отец Рейнард поднял руку.
– Мы все видели, что леди Николь назначила Элис своей доверенной. – Священник повернулся лицом к беременной женщине. – Элис, если хочешь говорить, говори. Может, нам еще удастся хоть немного поспать.
Гиллиам повернул к себе лицом свою высокую невесту.
– Я бы хотел услышать эти слова от тебя, – сказал он, сжимая в руках ее пальцы. Они были длинные, тонкие и холодные как лед. Гиллиам гладил их, согревая, но Николь лишь покачала головой и отвела глаза.
– Я, Николь, леди Эшби, беру тебя, лорда Гиллиама Фицхенри, отныне Эшби, в свои законные мужья. – Голос Элис звенел, как колокольчик, акцент был едва заметен. – Клянусь быть вместе с этого дня в горе и в радости, в бедности и богатстве, в болезни и в здравии, пока нас не разлучит смерть, если так суждено. В этом я даю свою клятву.
Отец Рейнард удовлетворенно кивнул.
– У вас есть кольцо, милорд?
– Есть, – ответил Гиллиам, отпуская одну руку Николь и развязывая мешочек на поясе.
Он протянул священнику золотое колечко, на котором был выгравирован геометрический узор. Отец Рейнард благословил его и вернул обратно.
Николь спрятала руку за спину.
– Я его не возьму, – предупредила она.
– Не заставляй меня причинять тебе боль.
– Мне все равно, но я твое кольцо не возьму.
Гиллиам схватил руку девушки и выдернул из-за спины. Николь сопротивлялась изо всех сил: ее рука была в его руке, но она крепко стиснула пальцы в кулак, мешая надеть кольцо, как полагалось по ритуалу. Рыцарь умолял ее раскрыть руку. Потом прикоснулся золотым кольцом к каждому пальцу, а надел на тот, который вел к сердцу.
– Этим кольцом я тебя обручаю, а своим телом оказываю тебе честь.
– Нет! – Николь сбросила кольцо и отшатнулась, вырвавшись у него из рук.
Гиллиам прыгнул за ней, схватил за талию, но кольчуга оказалась такой гладкой, что девушка выскользнула, словно змейка, и, тяжело хромая, обошла священника, пытаясь скрыться в толпе.
Но ей не дали убежать. Из толпы посыпались упреки, Николь окружили. Несколько женщин оставили своих мужей и столпились вокруг нее. Николь яростно мотала головой, отметая все доводы. Гиллиам стоял в напряженном ожидании, боясь, что она вот-вот растолкает всех и кинется бежать. К своему удивлению, он увидел, что женщины постарше повели ее, уже не сопротивляющуюся, к воротам.
– Все! Сделано! – громко закричал отец Рейнард, чтобы все слышали. – Я заявляю, брак совершен, мы все были свидетелями. – Он повернулся к новому господину. – Женщины, идите и приготовьте ее к ночи. Мы пойдем следом, милорд. Я хотел бы успеть вернуться домой и немного отдохнуть.
Гиллиам смотрел в спину Николь, пока высокая стройная фигура не исчезла в темноте. Последний шаг на его пути к овладению Эшби. Но она не хочет его, Гиллиама. А брак вряд ли должен начинаться с насилия.
Испытывая горечь и досаду, Гиллиам взглянул на священника, стараясь за улыбкой скрыть свои истинные чувства.
– Спасибо, отец Рейнард, спасибо всем вам. А теперь идите с миром. Знайте, я благодарен вам за то, что вы разделили со мной мою радость.
Когда его слова перевели тем, кто не понимал французского, люди засмеялись. Расходясь по домам, все поздравляли его с женитьбой и желали побольше детей.
Гиллиам повернулся к Уолтеру.
– Найди кольцо, – приказал он усталым голосом. – Это кольцо моей матери, оно мне очень дорого. Когда найдешь, проследи, чтобы все слуги вернулись за стены, и вели запереть ворота. Это маловероятно, но кто знает, может быть, сегодня ночью де Окслейд станет искать меня и мою жену.
Гиллиам вместе с отцом Рейнардом направился к воротам замка. Если на севере и на востоке границей владений Эшби служила река, то здесь замок защищал ров, склоны которого были утыканы заостренными кольями. Они прошли вдоль рва, потом вдоль недавно восстановленной южной стены. В такой поздний час ворота обычно запирали, но сейчас деревянный висячий мост был перекинут через ров между двумя маленькими башенками, а ворота широко распахнуты. Двое часовых стояли на страже.
Узкий мостик загромыхал цепями, на которых висел, когда Гиллиам со священником ступили на него. После того как они прошли, охранники оставили свой пост, поздравив нового господина. Гиллиам благодарно кивнул и быстро вошел во двор замка в сопровождении отца Рейнарда.
В отличие от Грейстена, где было мало земли, в Эшби было просторно, и поэтому там много всего выращивалось: живность, фрукты, овощи. Собирали мед, даже рыба плавала в мельничном пруду. Они прошли по хорошо утоптанной дороге, ведущей к двум высоким мельницам, где крестьяне мололи муку.
Его крестьяне. Вдруг Гиллиам остановился. Гордость за обретенную землю охватила его. Впервые в жизни он почувствовал себя по-настоящему дома. Это ощущение немного сгладило впечатление от столь невеселой свадьбы.
– Милорд? – спросил священник, тоже остановившись.
– Подождите-ка минуту, святой отец, – сказал Гиллиам, после того как несколько слуг прошли мимо, высказывая добрые пожелания. Они направлялись к длинному узкому строению, которое в эту зиму должно было служить ему главным залом.
В общем, это строение было достаточно просторным, чтобы приютить всех, кого он должен обеспечивать едой и кровом. Ничего особенного оно собой не представляло: деревянные стены, соломенная крыша, как у всех крестьянских домов. Только пол более ровный. Для человека, выросшего под защитой каменных стен толщиной больше его роста, это строение казалось совершенно негодным для обороны и довольно неприспособленным для жизни. Гиллиам посмотрел на главную сторожевую башню Эшби. Она могла служить лишь последним убежищем на случай войны. Квадратное каменное строение было тесным, совершенно неподходящим для жизни. Когда-то к этой башне примыкал главный зал Эшби, но после пожара осталась лишь башня с зияющей дырой в потолке, служившей явным доказательством непрочности деревянного строения.
Для себя Гиллиам давно решил, что у него будет каменный зал. Придет весна, и он начнет строительство. А до того времени верхняя комната в башне, в которой когда-то был заключен Рэналф, послужит ему пристанищем. Именно там Николь сейчас ждет его.
Гиллиам отвернулся от башни и направился к строению, которое пока считалось залом.
– Святой отец, мне надо поесть и помыться перед тем, как пойти к невесте. Могу и вам предложить чего-нибудь согревающего.
Гиллиам немного терялся и сам понимал это. Но он должен найти в себе силы сделать то, что должен.
– Дядя, я думаю, мы опоздали.
Хью де Окслейд бросил на Уильяма нетерпеливый взгляд, прежде чем снова посмотреть на ярко освещенную церковь. Его младший племянник мог и не говорить об очевидном. Хью, Уильям и пятнадцать его людей остановили лошадей на южной окраине поля, принадлежавшего Эшби. За спиной Хью простирался луг, а за ним лес, прекрасное убежище в случае атаки Гиллиама. Другой племянник Окслейда, Осберт, остался на пересечении дорог, ожидая, пока Хью будет возвращаться в свое имение. Хью приятно удивился, обнаружив, что надменного брата Грейстена не так легко провести. Это добавляло изюминку в их противостояние. Конечно же, он вытащит глупую суку из постели брата лорда Рэналфа.
Хью благодарил Бога, что у него есть племянники, которых можно женить на ней.
– Да, Уильям, но они только что закончили обряд. – Хью наблюдал, как крестьяне тушили костры. – Хоть бы этот Уотт не изувечил лошадь.
Племянник фыркнул.
– Эту ошибку он не повторит дважды. – Ошибка Уотта стоила тому жизни.
– Никогда нельзя найти оправдание поражению, – согласился Хью. – Мертвецы редко меня подводили. Ну ладно, бедняга Осберт будет разочарован, он лишился невесты. Как ты думаешь, он не против заполучить вместо нее вдовушку? – Хью мрачно ухмыльнулся.
– Что ты собираешься сделать?
– Думаю, мы дадим этому человеку день-другой, чтобы он развлекся с новобрачной. А потом пошлем в леса Эшби воров вроде тех, которые украли леди Эшби у моей шлюхи. Только на этот раз они будут куда более злобными, очень осторожными, не оставят после себя столько следов. Надменный лорд, конечно, постарается выяснить, кто опустошает его леса, теперь-то он будет яростно защищать свои новые земли.
Племянник нахмурился, обдумывая сказанное.
– Что-то я не понимаю, как невеста превратится во вдову.
Хью укоризненно покачал головой, недовольный тупостью Уильяма.
– Единственное, что я сегодня заметил, – это гордость и надменность нового хозяина Эшби. Он считает себя очень сильным и способным. Не так ли? Когда поднимется тревога, я думаю, он прибежит к моим воротам с криком, что, мол, это дело моих рук, а не воров. Его оскорбления вынудят меня объявить ему войну. А когда Гиллиам Фицхенри умрет в бою, меня никто не сможет обвинить.
– Да, но если он погибнет от твоей руки, лорд Грейстен не отдаст Осберту Эшби, раз ты убил его брата, – заявил молодой рыцарь.
Хью рассмеялся.
– Грейстен сам подсказал мне мысль о наследнике. Он прав, если у нее будет ребенок, о чем тут можно говорить? Кто отец ребенка, тот и муж. Ладно, поехали, пора домой, погреться у огня.
Хью повернул лошадь и направил ее через луг.
– Дядя, твою девку здорово отделали. Она вся в синяках. Может, уступишь мне ее на ночь?
– Нет, пока еще нет. Лицо заживет, не в первый раз. Я ее пока придержу, она неплохо исполняет приказы, особенно если у нее перед носом позвенеть монетами. И еще лучше, когда она думает, что крадет их у меня.
ГЛАВА 10
– Нет! – с горячностью заявила Николь, и облачко пара вырвалось у нее изо рта.
В комнате не имелось ни очага, ни жаровни, поэтому было холодно, как на улице.
Деревенские женщины с лампами в руках плотным кольцом окружили девушку. Слабый свет освещал роскошную кровать с четырьмя столбиками по углам, устремленными вверх, к деревянному потолку. Из мебели, кроме кровати, были еще высокий подсвечник и стул. Луч света выхватил из темноты белую свежеоструганную деревянную дверь и кусок пола под ногами. Прежний пол сгорел во время пожара.
– Тебе лучше подчиниться и сделать все, как полагается, – советовала Эмот, жена Ральфа Вуда. Суровая, с твердым характером женщина с трудом сохраняла терпение. – Ты в мужском наряде, но от этого не стала мужчиной, так что готовься выдержать на себе мужа, как и всем нам приходится.
– Ох, перестань, Эмот. Разве ты не видишь, что бедная девочка боится? – заметила медноволосая Марджери, жалостливая сестренка Элис.
– Я не боюсь, – упрямо помотала головой Николь. – Почему вы не хотите понять? Этот человек завладел всем, что когда-то принадлежало мне! Но свое тело я ему не отдам.
– Святые угодники, да вы только послушайте ее! Она не боится, она просто упрямая испорченная дрянь, какой всегда и была. Что ж, если хотите, оставайтесь и успокаивайте ее, а с меня хватит, – грубо отрезала Эмот. – Я отправляюсь спать.
– Давайте, миледи, мы вас разденем. – Деревенская торговка элем Ателина давно научилась терпению и спокойствию, общаясь со своими нетрезвыми клиентами. – Надо подготовиться к приходу мужа.
– Какую непристойность ты вытворила со своими волосами, – упрекнула девушку Энн, жена сборщика пошлин, занявшая место Эмот.
– Хватит говорить глупости, – заявила Майда, самая старшая из присутствующих женщин. Ее внуки уже обрабатывали землю, которой владел ее муж. – Волосы отрастут. А сейчас чем скорее ты скинешь мужскую одежду, тем лучше себя почувствуешь. – И женщина бодро закивала, точно соглашаясь сама с собой.
Скрестив руки на груди, Николь оглядела женщин.
– Если вы не хотите, чтобы я заходила к вам домой, ваше дело. Пусть так и будет.
Марджери положила ей руку на плечо.
– Не верю, что тебе этого совсем не хочется. Просто у тебя болит сердце об отце. Подумай-ка про Элис, она так надеялась, что ты вернешься к ее родам. Смотри, вон идет Бертильда, она несет тебе теплую воду, чтобы помыться.
Все расступились, пропуская женщину с тазом и полотенцем.
– Ну же, не упрямься, – уговаривала Ателина, касаясь заскорузлой рукой пальцев Николь. – Давай, девочка, мы так рады, что ты вернулась домой. Тебе немного осталось, и ты будешь такой же, как мы.
Николь отчаянно нуждалась сейчас в дружеской поддержке, поэтому позволила вывести себя из угла. Она молча стояла, пока женщины делали свое дело: сняли с нее кольчугу, рваную тунику, рубашку. Они дружно вскрикнули, зацокав языками, когда увидели огромный синяк у нее на боку, оставшийся от удара Алана. Когда подошло время снимать штаны и чулки, таз отставили в сторону, а Николь усадили на стул. Теплой мокрой тканью удалось отодрать от раны повязку, и Николь взглянула на след от ножа; рана воспалилась, нога опухла.
Марджери взяла с кровати большое одеяло и завернула в него девушку, другие женщины завязывали ей ногу и смазывали мазью кровавые мозоли.
Умытая, с расчесанными и аккуратно уложенными волосами, Николь дрожала под одеялом.
Бертильда пошла за священником.
Девушка закрыла глаза. Она так устала, что, казалось, не в силах была помешать Гиллиаму взять то, чем теперь больше всего дорожила.
Дверь открылась. Она взглянула на вошедших мужчин и съежилась под одеялом. Гиллиам наклонил голову, чтобы не задеть потолок. Рыцарь заполнил собой всю комнату, отчего она сразу показалась крошечной.
Тихо бормочущие женщины в домотканых одеждах при тусклом свете выглядели довольно мрачно и напоминали стайку голубей. Они окружили высокого мужчину и принялись раздевать его. Отец Рейнард направился к кровати, чтобы благословить Николь. Она не отрываясь смотрела на священника, лишь бы не видеть того, что делалось в трех шагах от нее.
Кровать была хороша, с ярким расшитым пологом. Даже при слабом свете желтые и зеленые стежки вышивки красиво выделялись на голубом фоне. Священник отдернул полог, и Николь увидела матрас, покрытый одеялами. В изголовье лежали валики, так и манившие опустить на них больную усталую голову. В жизни своей Николь не спала в такой роскошной кровати! Ее тело заныло, требуя отдыха. Если бы одной оказаться там, какое это было бы блаженство!
– Теперь идите, миледи, – позвала Марджери сладким голосом. – Пора.
Две женщины взяли ее под локти и подняли, в то время как жена торговца элем стянула с девушки одеяло, отцепив сжимавшие его пальцы. Стоявшие по бокам женщины поддерживали ее за спину, понимая, что стертые и израненные ноги не держат девушку. От холода кожа Николь покрылась пупырышками. Она закрыла глаза от чувства унижения, прекрасно понимая, что у нее нет тех округлостей, которые должны быть у настоящей женщины. Гиллиам уже говорил ей, что она слишком худая. Сейчас он в очередной раз посмеется над ней. Сейчас. Николь напряглась.
– Я не вижу никаких недостатков, – произнес Гиллиам низким голосом, едва дыша.
В его голосе не было и тени насмешки. Николь с облегчением и благодарностью выдохнула, тут же возненавидев себя за это.
– Теперь ваша очередь, миледи, – шепнула ей в ухо Бертильда. – Вы должны сказать, видите ли вы какие-то недостатки в теле вашего мужа.
Николь подняла ресницы. Гиллиам смотрел на нее блестящими голубыми глазами, которые, однако, не выдавали его истинных чувств. Боже, какой он красивый! Золотистый отсвет пламени факела бросал тени на его красиво изогнутые брови. Она увидела прекрасные высокие скулы, мощную, как колонна, шею, гладко выбритые щеки; все еще влажные после мытья волосы были цвета густого меда.
Плечи рыцаря были раза в два шире, чем у Николь, на одном из них девушка заметила кровоподтек. Она поморщилась, вспомнив, откуда он. Именно в это место она ударила булавкой. По привычке Николь посмотрела на рану глазами лекаря. Рана была несерьезная, ее даже не надо перевязывать, уже образовалась корка.
Потом Николь бесстрастно продолжила свой осмотр. Пряди густых волос прилипли к шее, но капли воды сверкали и на плечах. Николь проследила за одной блестящей бусинкой, проложившей себе путь через вздувшиеся мускулы на груди к плоскому животу. Здесь капля пересекла шрам. Он тянулся от талии до бедра. Неудивительно, что Гиллиам терпеть не мог даже упоминания об игле. Ему явно пришлось слишком близко познакомиться с ней, когда зашивали эту рану. Вообще чудо, что он выжил после такого удара и сохранил здоровье и силу. Взгляд Николь скользнул вниз, к бедрам. Она удивилась, что при таком массивном теле незаметно ни грамма лишнего жира. Ноги длинные, но каждое бедро толще ее талии. Николь отметила очень большие ступни.
Затем девушка посмотрела на свои маленькие истерзанные ноги. Хотя Николь была самой высокой из всех женщин, каких знала, ей никогда не приходилось чувствовать себя такой маленькой и беспомощной. Она явно проиграет, если попытается бороться с ним.
– Не вижу никаких недостатков, – пробормотала девушка, глядя себе под ноги.
– Вот видишь, ничего трудного, – успокаивающе бормотала Бертильда.
И они с Ателиной повели Николь к кровати.
– Залезай под одеяло, а то замерзнешь. И запомни, к утру должна быть кровь на простынях.
Женщины помогли девушке укрыться и собрались уходить.
– Делай все, как мы тебе говорили, и утром проснешься женщиной. Вот увидишь, все будет хорошо.
И они направились к двери.
Николь скользнула по матрасу на самый край кровати, к стене. Как только женщины закрыли за собой дверь, увели с собой отца Рейнарда и забрали лампы, Николь крикнула им вслед:
– А когда я делала так, как мне говорили?!
Одинокая свеча мерцала в изголовье кровати. Ее скудный свет едва проникал сквозь густую тьму. Она видела, как Гиллиам неясной тенью пошел закрывать дверь. Раздался тяжелый стук щеколды, и сердце Николь подскочило в груди. На новой двери остался прежний засов. Снова эта комната стала тюрьмой. Только на этот раз не для Рэналфа, а для нее самой. О Дева Мария! Он запер ее, чтобы обеспечить себе успех.
Волнение сменилось гневом. Черт его побери! Она не позволит ему забрать последнее, что у нее осталось. А если несчастные предатели из деревни хотят отвернуться от нее – пусть. Лучше потерять их, чем себя.
Кровать покачнулась, когда Гиллиам сел на ее край. Веревки, удерживавшие матрас, натянулись под страшной тяжестью. Николь забилась в угол кровати, плечами прижавшись к холодной стене. Камни собственного дома словно прибавили ей сил; она напряглась, готовая к предстоящей битве.
Гиллиам сидел на краю кровати. У него не было опыта обращения с женщинами, которые не хотели его. В постели с Изотт они оказались неожиданно: их увлекла молодая страсть и его желание доказать, что рана не повлияла на мужские способности. С тех пор он пользовался только услугами проституток, платя за удовлетворение своих желаний.
Он посмотрел на жену, забившуюся в дальний угол, темнота ночи скрывала ее лицо. Да ему и не надо было его видеть.
Несколько минут назад, когда Николь смотрела на него, как того требовал ритуал, Гиллиам ожидал увидеть в ее глазах боль, ненависть, отвращение. Вместо этого на лице девушки была опустошенность. Гиллиам знал многих мужчин, которые впадали в такое бесчувственное состояние накануне битвы. Если она намерена бороться с ним, Боже, как он сделает то, что должен, не причинив ей боли?
Положив голову на валики, он вытянул ноги, накрылся холодным одеялом и задернул полог. Кровать погрузилась в темноту, скрывшую то, чего он не смог бы вынести при свете дня… Гиллиам со вздохом закрыл глаза. Перед его внутренним взором возник ее образ. Даже с обрезанными волосами в Николь не было ничего мужского. Лоснящаяся, как кошка, изящная, как тростник, гладкая и белая. Только на одном боку темнел сине-зеленый синяк. Гиллиам открыл глаза и спокойно заговорил.
– У тебя ужасный синяк. Откуда он? – Гиллиам старался, чтобы его голос звучал как можно тише.
– Когда я защищалась от бродяг в лесу, они меня ударили, – объяснила она.
В ее интонации слышалось предупреждение. Гиллиам разочарованно закрыл глаза, ему хотелось завыть.
– Не надо, – умоляюще произнес он.
– А что мне остается? Разве у меня есть выбор? – спросила Николь. – Я дала клятву… Ты требуешь, чтобы я выполняла свои клятвы, так что вряд ли захочешь, чтобы я нарушила эту. Разве не так?
Девушка бросала ему вызов. Гиллиам потер лоб, с трудом сдерживая гнев. Он попытался расслабиться и как следует вытянуть ноги, но колени все равно пришлось согнуть. Черт побери, он замерз и смертельно устал. На Эшби в любую минуту могут напасть. Жена собирается с ним драться. А он не может вытянуться в этой чертовой короткой кровати.
Гиллиам повернулся к Николь, пытаясь достучаться до ее разума, прежде чем гнев полностью овладеет им.
– Ты убежала от меня. Ты сделала моим врагом владельца соседних земель и попыталась восстановить крестьян против меня. Все это я могу понять и простить, так как ты мстишь мне за смерть своего отца. Теперь битва окончена. Ты боролась достойно, отстаивая его память. Но ты потерпела поражение. Прими его с достоинством. Ты больше не его дочь, а моя жена. Ты должна уступить мне.
– Не уступлю!
– Ты просишь взять тебя силой?
– Попробуй, если осмелишься, – по-змеиному прошипела Николь.
Ее враждебность разбудила в нем ярость. Все надежды удержать себя в руках рассыпались в прах после ее угрозы.
– Вы заходите слишком далеко, мадам. Нравится тебе или нет, но ты вышла за меня замуж. Я не позволю тебе сказать “нет” в первую брачную ночь.
С этими словами Гиллиам потянулся, чтобы поймать Николь. Глупышка захотела выскочить, и он тут же схватил ее за руку. Девушка напрасно пыталась вырваться, Гиллиам медленно, но непреклонно тянул ее к себе.
Тогда она уперлась ступней ему в бедро и прижалась спиной к стене. Она была близко, но он никак не мог сдвинуть ее с места. По напряжению в ее теле он понял, что Николь свободной рукой ухватилась за столбик кровати, и, только схватив ее за плечо, он сможет оторвать руку от столбика.
– Иди ко мне! – потребовал он.
Все раздражение, все тяготы прошедшего дня обратились сейчас в гнев. Держа Николь за запястье, Гиллиам потянулся в темноте в угол кровати и схватил девушку за плечо. Она попыталась вцепиться зубами ему в руку.
– Черт побери! – оглушительно взревел он, отдергивая пальцы.
Николь поползла по матрасу, сбив простыни в изножье кровати. Она билась и брыкалась, чтобы освободиться от Гиллиама.
Тот сильно потянул ее, потом отпустил, и Николь с криком опрокинулась на спину. Все произошло так неожиданно, что девушка не оттолкнула его, и Гиллиам, рванувшись, обнял жену за талию. Обхватив ее, он почувствовал, как сильно напряжены мускулы под шелковистой кожей. Он привлек девушку к себе, но она обеими руками ухватилась за столбик.
– Нет! – кричала Николь, но Гиллиам так стиснул ее, что она задыхалась, пытаясь набрать воздуха.
Гиллиам почувствовал вкус победы. Если она некоторое время будет продолжать извиваться, то ее надолго не хватит.
Николь сильно ударила его ступней в бедро. Гиллиам охнул от боли и схватил ее за ногу, чтобы предупредить новый удар. Она завопила, и Гиллиам догадался, что разбередил рану на лодыжке. Он тотчас отпустил девушку, но успел почувствовать теплую кровь, выступившую на повязке. Ему стало нехорошо при мысли, что он причинил ей боль.
– Хватит, – предупредил Гиллиам, голос его звучал очень решительно. – Я не позволю, чтобы кто-то из нас по твоей глупости покалечился в постели.
Поднявшись на колени, Гиллиам добрался до девушки, схватил за запястье и большими пальцами стал с силой отрывать ее пальцы от столбика. Затем сжал одной рукой ее запястья, а другой обнял за талию.
Николь снова извивалась и дергалась, но Гиллиам бросил ее на матрас и обеими ногами прижал к кровати. Он навис над ней, а она, как в ловушке, оказалась под ним. Гиллиам глубоко вдохнул, стараясь не раздавить Николь весом своего тела.
– А если бы ты от меня освободилась? Куда бы ты сейчас побежала? Дверь заперта.
Николь закричала, и отчаяние, разочарование, страх слышались в этом крике. Он чувствовал, как быстро колотится сердце Николь у его груди. Дыхание девушки стало коротким, прерывистым, она напряглась под ним, пытаясь выскользнуть на свободу. Все происходящее было похоже на ужасную пародию. И сейчас они должны заняться любовью?
В животе у Гиллиама все сжалось: он не мог насиловать ее, даже ради Эшби. Ему хотелось вопить и трясти ее до тех пор, пока она не поймет, что вытворяет с ними обоими.
– Вой! – хрипло сказал он. – Ты должна выть.
Когда Николь снова заерзала под ним, Гиллиам больше не мог сдерживаться. Лучше расправиться с ней, чем сделать себя больным. Он расслабился на ней, и девушка ощутила всю тяжесть его тела. Теперь, конечно, и думать было нечего о том, чтобы его сбросить. Николь дышала со свистом, ему казалось, он слышит рыдания.
– Не насилуй меня! – вскрикнула она так, будто ее сердце разрывалось. – Пожалуйста, пожалуйста! Не насилуй меня. – В голосе уже не было ни ненависти, ни злости.
Гиллиам прислонился к ее лицу щекой и ощутил горячие слезы.
– Ты должна была сказать мне, что боишься. – Он почувствовал облегчение и ласково прошептал: – Я не хочу причинить тебе боль. То, что между нами сейчас произойдет, не больнее, чем твоя открывшаяся рана.
