Текст книги "Весенняя страсть"

Автор книги: Дениз Домнинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц)

ГЛАВА 20

В бешенстве на саму себя, Николь стояла посреди комнаты. Холодный воздух остудил ее жар. Она повернулась и посмотрела на Гиллиама. Муж тихо лежал на кровати, уставившись в потолок.

Что она натворила?

Она использовала его, чтобы прогнать свой страх после смерти Элис.

Она надеялась освободиться от вины за разрушение Эшби, которое лежит на ее совести.

Вот для чего она это сделала! Нет, это не оправдание. Боже, оказывается, она может лечь с ним в постель. Черт бы побрал ее предательское тело!

Николь посмотрела на красивый профиль мужа, отчаянно борясь с той нежностью, которую он в ней пробудил, и стараясь выработать способ защиты. Но вместо этого она чувствовала другое. Совсем другое. Ей нравились его губы, всегда готовые к улыбке. Его могучая грудь.

Но Боже, как это было замечательно, когда он лежал на ней! Ее взгляд опустился ниже. А еще гораздо лучше было, когда он оказался внутри нее. От его движений удовольствие затопляло Николь. Оно оказалось настолько сильным, что даже одно воспоминание о нем раздувало угольки желания. Она снова захотела его.

– Нет, – прошептала Николь. И повернулась к мужу спиной.

Она не должна его хотеть, она не будет пылать страстью к мужчине, который убил ее отца. Крепко закрыв глаза, Николь восстановила в памяти ужасный момент смерти Джона Эшби. Перед ее мысленным взором встала картина, яркая и ясная, как никогда. Она снова услышала рев огня, треск горящей крыши, казалось, дым заполнял ее легкие. Она видела, как Гиллиам требует, чтобы отец поднял свое оружие. Слова его отчетливо звучали у нее в ушах.

Как будто она снова лежала на полу и смотрела на отца, который с усилием оторвал кончик тяжелого меча от пола. Но на этот раз она увидела, как он подставил шею под меч Гиллиама, умоляя, чтобы тот своим оружием покончил с его жизнью. Так что же, выходит, ее муж одним движением спас отца от более страшной смерти?

– Нет!

Она замотала головой, чтобы прогнать это видение и сделать еще одну попытку. Гиллиам разрушил ее дом, а потом украл его у нее. Да, но лишь для того, чтобы вернуть ей дом, перестроив и сделав лучше прежнего.

Он силой заставил ее выйти за него замуж. Но он принял все ее условия. Хуже того, Гиллиам считает ее красивой. Он хотел именно ее, такую, какой узнал, ее, а не то, чем она владеет. Даже несмотря на то, что он жаждал ее, он просил не ложиться с ним, опасаясь причинить боль.

Николь наклонила голову. Она хотела быть женой Гиллиама. Но сумеет ли она не превратиться в глупую идиотку, раболепствующую курицу? Не вести себя так, как ее отец вел себя со второй женой, готовый потерять себя?

– Я не позволю этого, – хрипло прошептала она. Но как можно помешать этому, если она так влюбилась в Гиллиама и неудержимо тянулась к нему?

Ее взгляд упал на пояс, лежавший у ног. Этот глупец оставил свой кинжал в ножнах. Быстро, как кошка, Николь наклонилась и схватила его. Пальцы стиснули рукоять. В два прыжка она оказалась возле кровати и посмотрела на мужа сверху вниз.

Он перевел взгляд с ее лица на нож, потом снова на ее лицо. В его глазах не было ничего, кроме печали. Сердце ее заныло, когда она представила себе его страдания, но, подавив возникшее было чувство жалости, медленно подняла кинжал.

Не спуская глаз с острого блестящего лезвия, он положил руки на одеяло, открывая грудь для удара.

Гиллиам не собирался бороться за свою жизнь. Его спокойствие лишило ее сил.

– Я хочу тебя убить, – прохрипела Николь.

– Я знаю, – спокойно ответил Гиллиам. Смирение в его голосе разрывало ее сердце на части.

– Ты должен бороться! Сопротивляться! – воскликнула она.

– Зачем? Ты же меня ненавидишь. А я не хочу жить с твоей ненавистью.

Бесстрастный голос пронзил ее, как кинжал, которым она собиралась проткнуть его сердце.

– Ты должен бороться, а потом заставить меня перестать тебя ненавидеть. – Николь ахнула, услышав свои собственные слова. Смутившись, она опустила руки.

– Разве мне такое под силу? – Надежда, вспыхнувшая в глазах Гиллиама, облегчила боль ее сердца. Ее охватила паника, ей захотелось приласкать мужа, почувствовать его объятия. Жизнь без него станет скучной и пустой.

– Нет, не под силу! Я ненавижу тебя! – Она отбросила кинжал, отвернулась и метнулась в угол. Николь прижалась щекой к твердому холодному камню, на глаза навернулись слезы. Он владел ее телом и душой, а она любила его за это.

Веревки, поддерживавшие матрас, застонали, когда Гиллиам вставал с кровати. Он подошел к ней и обнял, прижав к груди. Потом коснулся губами ее плеча. Жар его тела проник в нее, смешавшись с жаром, который пробудил в ней его поцелуй.

– Я тоже люблю тебя, моя дорогая, – пробормотал он тихо.

– Я не люблю тебя, – солгала она, ее губы дрожали. – Я говорю тебе, я не буду тебя любить. Ты ужасный нахал, ты все время смеешься надо мной. Ты хочешь держать меня на коротком поводке, как своих животных.

Он тихо засмеялся.

– Ах, если бы это была правда, может, тогда я бы воспитал тебя, как Ройю, научил бы командам “сидеть” и “стоять”. – Он коснулся щекой ее затылка. Оба молчали. – Ты ошибаешься, дорогая. Это ты меня держишь на поводке.

В голосе Гиллиама было столько печали, что Николь повернулась к нему лицом, не вырываясь из его объятий. В глазах мужа застыло выражение боли. Желая приласкать Гиллиама, Николь провела рукой по его щеке. Он вздохнул, наклонился и поцеловал ей ладонь. От ласки она задрожала и отдернула руку.

– Ты поставила меня на колени, Колетт. Я не могу выносить твоей ненависти. Я хочу, чтобы ты заботилась обо мне, как заботишься об Эшби и своих людях. – Он махнул рукой в сторону зала. Холодный ветерок доносил приглушенные звуки пирушки. Голос Гиллиама перешел в шепот: – Если сегодня ты не можешь мне сказать, что любишь, пообещай признаться в этом когда-нибудь потом.

Николь посмотрела ему прямо в глаза и насмешливо прищурилась.

– Какой же у меня выбор? Мне ничего не остается, кроме как объявить тебе о моей любви.

Глаза Гиллиама оживились, он широко улыбнулся.

– Правда, миледи? Я запомню. – Она скорчила рожицу.

– Придется молиться денно и нощно, чтобы любовь к тебе не превратила меня в слабую недалекую женщину. Представляешь меня с глупыми ужимками и хихиканьем?

Гиллиам снова улыбнулся.

– О, я этого не люблю. Ты мне нравишься такая, какая есть. Поклянись, что никогда не изменишься, Колетт.

– А кто сказал тебе, что меня зовут Колетт? – спросила она, презрительно подняв брови. – Это имя для очень близких людей.

Гиллиам испугался, а Николь, заметив его растерянность, не удержалась и со смехом проговорила:

– Эх ты, охотник за кабанами.

Он сгреб ее в объятия и так стиснул, что ребра Николь захрустели.

– Ты смеешься надо мной! – с радостью завопил он.

Гиллиам бросил ее на кровать и улегся сверху.

– Уйди, верзила, ты меня раздавишь.

Он перевернулся на бок и оперся на локоть, глядя на нее сверху вниз. На красивом лице Гиллиама появилось выражение сожаления.

– Нет уж, я и так много чего натворил. Для одного дня, думаю, более чем достаточно, – заметил он.

– О чем это ты? – поинтересовалась Николь.

– Да о тебе, – ответил он, смущенно пожав плечами. – Я хотел быть нежным, но ты меня так околдовала, что мои мозги отказали. Я ничего не соображал.

– Это что, извинения? – строго спросила Николь, с трудом сдерживая смех. – Я могла бы ожидать подобное от Джоса, но не от такого, как ты, громилы.

Гиллиам удивленно уставился на жену. Николь с победным видом улыбнулась.

– Чего тут непонятного? Я хочу, чтобы ты знал, как глубоко я оскорблена. Неужели я похожа на слабую, малодушную женщину, способную плакать от каждого щипка?

– Щипка? – удивился он и подтолкнул Николь. – Ну-ка подвинься, сейчас посмотрю, что у нас на простынях.

Николь и самой стало любопытно. Она подвинулась, и на ее лице появилось выражение удивления: на простынях не было никаких признаков утраты девственности. Потрясенная, она смотрела на снежную белизну постели, потом ее охватило волнение. Гиллиам может подумать, что она не была девственницей. Она схватила простыни, стала осматривать каждый дюйм. Ничего. В полной панике она подняла на него глаза.

– Клянусь, я отдала тебе то, чего не отдавала никому.

Гиллиам смерил жену долгим презрительным взглядом.

– Ты ждешь, что я поверю? – хрипло спросил он. Но в следующий миг весело улыбнулся. – Да я знаю. Но будь поосторожнее, дорогая, если собираешься бросаться колкостями и насмешками. Может, мне лучше сразу тебя поколотить?

– Эй ты! – вскрикнула Николь и кинулась на мужа.

Он схватил ее за руки и прижался ртом к ее губам. Они повалились на матрас.

Николь задрожала, но не от холода. Там, где ее грудь прикасалась к его груди, возникал дивный трепет. Ей казалось, их сердца бьются друг о друга. Она погладила плечи Гиллиама, потом провела рукой по его безволосой груди. Ладони ее оживали от этих прикосновений. Он застонал, приподнялся, как бы открывая ей свое тело, страстно желая, чтобы она прикасалась к нему еще и еще. Ее тело охватил жар от близости с ним.

– О Матерь Божья, я и не думала, что прикосновение к мужчине вызывает такие ощущения.

Гиллиам взглянул на жену взглядом, полным желания.

– Не ко всякому мужчине. Только ко мне. Клянусь, я тебя убью, если ты дотронешься до кого-нибудь другого.

Но едва он закончил свою угрозу, как тут же ахнул: ее руки скользнули между его бедер.

– Нет. Ты и только ты, – поклялась Николь. – Только ты хочешь меня и только ты смотришь на меня так, что во мне загорается огонь.

Она наклонилась и провела губами по ключице Гиллиама, потом стала покрывать поцелуями его шею. Он задрожал и повернулся так, чтобы открыться ей целиком.

Николь улыбалась, ей нравилось чувствовать свою власть над таким гигантом: от ее прикосновений он дрожал, словно лист на ветру. Но она чувствовала и другое: ее собственная кровь, будто отравленная сладким ядом наслаждения, кипела, бурлила, требовала чего-то гораздо большего. Николь отняла губы от уха Гиллиама и нашла его рот.

Муж прижал ее к себе. Его поцелуй был полон неистовой жажды. И как раньше, в ответ на его желание внутри Николь поднялась горячая волна и захлестнула ее. Николь улыбнулась, внезапно вспомнив слова Тильды, которая говорила ей, что если держишь мужчину за его плоть, он твой, ты его хозяйка.

Она протянула руку, решив проверить слова Тильды, плотно обхватила и сжала набухшую мужскую плоть. Гиллиам, застонав, оторвал от нее губы, задвигался, его бедра начали ритмично подниматься и опускаться.

Когда нога Гиллиама коснулась обнаженного тела Николь, у нее по спине побежали мурашки. Он дотронулся до ее груди, большим пальцем принялся играть соском, а губы снова нашли ее губы. Напряжение Николь нарастало, ей хотелось как-то разрядить его.

Она потерлась о бедро мужа, ощутив невероятное удовольствие. Громко вскрикнув от удивления, она снова потерлась. Рука ее впилась в его пульсирующую плоть и тоже стала двигаться. Гиллиам охнул, и в его низком голосе она услышала отзвук того же удовольствия, которое испытывала сама.

Николь стало необыкновенно приятно, она не отнимала руку и не останавливалась. Он извивался под ней, его рука ерошила ее волосы, он еще ближе притянул жену к себе. Когда Гиллиам поцеловал Николь за ухом, ей показалось, что она сейчас растает. Ощущение было таким сильным и неожиданным, что она отняла руку и опустилась на колени; его нога оказалась между ее ногами.

Гиллиам перестал ласкать ее грудь и подтянулся наверх. Она оперлась руками о его плечи.

Жар, исходивший от него, увлекал ее, она наклонилась вперед, потерлась сосками о его грудь. Ощущений было столько и таких сильных, что она громко застонала.

Николь смотрела на его лицо: даже при слабом свете волосы мужа, упавшие на лоб и щеки, отливали золотом. Глаза Гиллиама потемнели от желания, губы набухли. Она понимала, сейчас он принадлежит ей, его лицо ясно говорило об этом. И она принадлежит ему, призналась Николь самой себе. И она была рада и тому, и другому…

Николь заметила его улыбку прежде, чем он коснулся губами ее ключицы. А потом припал к ее груди, обхватил губами сосок. Николь едва не задохнулась. Он слегка сжал зубы, и она почувствовала, как в самом низу живота у нее все запылало и набухло.

– Я просто таю! – тихо воскликнула она, и голос ее дрожал от страсти, которую он пробудил в ней.

Николь не понимала, чего ей хотелось больше: то ли оттолкнуть его, то ли прижать крепче. Он засмеялся.

– Хорошо, – прошептал он.

– Я уже растекаюсь у твоих ног.

Он снова обхватил губами ее сосок и зачмокал, как дитя.

От невероятного наслаждения Николь приоткрыла рот и запустила пальцы ему в волосы. Почувствовав, что он хочет оторваться от нее, она дала понять, что ей нравится и она не хочет, чтобы он останавливался. Гиллиам продолжил, а Николь наклонилась к нему и поцеловала между плечом и шеей, ногтями тихонько проведя по затылку Гиллиама вверх и вниз. Он задрожал, его плоть дернулась возле ее бедра. Когда Гиллиам наконец оторвался от ее груди и прижался лбом к ее шее, он весь дрожал. Николь обжигало его прерывистое дыхание. Она снова ногтями провела по его затылку и улыбнулась, услышав его стон:

– Боже! Перестань. Что ты со мной делаешь! – Она повторила еще раз, и его рука оказалась у нее между ногами, а пальцы искали то место, куда он собирался проникнуть. Застонав, она оперлась руками о его плечи, позволяя ему делать все, что он хочет. Ощущения, возникавшие внутри, разрывали ее. Она хотела его сильно, до дрожи.

– Колетт! – умоляющим тихим голосом произнес Гиллиам.

Они оба хотели одного и того же. Николь приподнялась, продолжая опираться руками на его плечи, и оседлала мужа. Гиллиам обхватил ее за талию, помогая, направляя.

– Я сгораю от страсти к тебе, – выдохнул он, глядя на Николь. Он говорил истинную правду, в этом не было сомнений. – Но я не хочу причинить тебе боль.

Николь разочарованно посмотрела на мужа сверху вниз, словно обиженная его словами.

– Да что же я такое? Сплошная слабость? Ты не можешь мне причинить никакой боли. – Она сама опустилась на его плоть, ощутив наслаждение от того, что он заполнил ее.

– О Боже, как хорошо, – выдохнул он, расслабившись на постели. Николь легла сверху, и Гиллиам укрыл их простыней.

Она повернулась и поцеловала мужа в шею.

Он ласково гладил ее по спине, но она хотела большего. Николь улыбнулась, догадываясь, как добиться желаемого. Она подняла руку и стала ласкать его затылок, водя рукой вверх-вниз. Затем сама стала ритмично подниматься и опускаться.

Гиллиам застонал, крепко держа жену за бедра.

– Ты просто невозможная, – проговорил он ослабевшим от желания голосом.

– Разве тебе не нравится? – выдохнула Николь ему в ухо.

Гиллиам задрожал, и его ответ стал ясен без слов.

– Очень нравится, – еле сумел выговорить он.

– Если это правда, тогда почему ты все время пытаешься меня остановить?

Он рассмеялся и отпустил руки. Николь снова задвигалась, вскрикивая от удовольствия, охватившего ее. Потом снова поцеловала мужа в губы. Каждое движение доставляло ей несказанную радость. Но ей хотелось большего.

Вдруг он закричал и обхватил ее за талию; Николь тут же оказалась под ним. Он действовал медленно, но настойчиво. Она выгибалась навстречу мужу, впиваясь ему в спину ногтями. Он целовал ее огненными поцелуями. Внутри Николь все горело.

Наслаждение охватило обоих. Она вскрикивала под его ласками. Руки Николь впились в бедра Гиллиама, как бы направляя его, чтобы удовлетворить желание. Он оторвал от нее губы, задыхаясь от страсти. Движения его становились все быстрее, с каждым ударом удовольствие росло, волны наслаждения одна за другой накрывали Николь. Ее тело само хотело двигаться, и каждый его удар она встречала своим. Откуда-то издалека она услышала, как Гиллиам просит ее двигаться в одном ритме с ним.

Николь поднялась навстречу его очередному удару. Муж продолжал говорить с ней тихо и ласково, рассказывая, какое удовольствие она доставляет ему, отчего ее собственное наслаждение становилось все сильнее, росло и росло, хотя, казалось, большим оно уже не могло стать.

…Когда Николь подумала, что больше не выдержит, Гиллиам неожиданно застонал и вошел в нее со всей страстью, которую испытывал. Она убрала руки с его бедер только для того, чтобы снова крепко сжать их, втискивая в свое тело снова. Почувствовав, как внутреннее напряжение иссякает, она вздохнула. Где-то в глубине души возникла мысль, что ощущения могут быть еще невероятнее, еще головокружительнее…

Он обмяк на ней, судорожно, тяжело дыша. Его мускулы расслабились, и он всей тяжестью придавил ее. Николь нежно поцеловала Гиллиама в подбородок, потом в губы.

Он попытался соскользнуть с нее, чтобы не давить своим весом, а когда она не позволила ему, перекатился на бок, увлекая ее за собой. Николь разочарованно вздохнула.

– Но мне нравится, когда ты сверху, – прошептала она.

Гиллиам вздрогнул и еще крепче поцеловал жену. Отчаяние, с которым он ласкал ее, испугало Николь. Она взяла в ладони его лицо и принялась изучать каждую черточку. На его лице были написаны страх, тоска, радость, и все это отражалось в глазах. Улыбки не было.

– Я сделала что-то не так? – тихонько спросила она.

Он покачал головой.

– Колетт, у меня ноет сердце. Я думаю только об одном. Я, наверное, сделал тебе ребенка, и теперь ты умрешь.

Вся радость от только что испытанного наслаждения улетучилась.

Николь наклонила голову, перед глазами возникла картина смерти Элис.

– Ты имеешь в виду, как Элис? – спросила она бесстрастно. – По крайней мере она родила прекрасного здорового мальчика и, прежде чем уйти в мир иной, видела, как ее муж взял своего сына на руки. Она успела порадоваться. Элис умерла, потому что при родах потеряла много крови. У нее были ужасные разрывы.

Рассказывая, Николь старалась отделить смерть Элис от символа возрождения Эшби, который она видела в родившемся ребенке.

– О Гиллиам, это была моя ошибка! – воскликнула она и удивленно замолчала. Она не собиралась рассказывать мужу о том, что чувствует себя предательницей Эшби.

– Но это не твоя ошибка, если у нее были разрывы, – смущенно успокаивал он жену.

И вдруг Николь испытала острое желание рассказать ему о своей неутихающей боли.

– Нет, не в этом дело, – сказала Николь, упершись взглядом в грудь мужа и стараясь не смотреть ему в глаза. – Меня мучает гибель Эшби. С июня я пытаюсь бежать от мысли, что я натворила. Даже рождение ребенка Элис я превратила в символ, пытаясь избежать ответственности за происшедшее. Вот в чем моя ошибка. Мачеха заточила твоего брата, но именно я закрыла ворота, когда ты пришел за ним, Гиллиам. Я думала: если смогу показать лорду Рэналфу, какая я умелая, он отдаст Эшби мне. Именно из-за меня сгорел дом и разрушена деревня.

– Ты отводишь себе гораздо большую роль в этой истории, чем она есть на самом деле, – твердо сказал Гиллиам. – Я, мой брат, твой отец, его жена тоже внесли свою лепту в случившееся.

Николь продолжала сосредоточенно смотреть ему в грудь.

– Ты очень добр, если хочешь меня простить. Но нельзя изменить того, что я натворила. Из-за меня убито столько людей, которых я любила, так много пострадало тех, кого я должна была защитить. Я пытаюсь и не могу понять, как вынести весь этот груз, свалившийся на меня. – В ее глазах появились слезы. Сердце переполняли тоска и боль.

Гиллиам отодвинулся, чтобы взять ее лицо в ладони. Он заставил жену посмотреть ему в глаза.

– Ты сумеешь, – сказал он ласково, – даже если груз предательства давит тебя до сих пор.

В комнате еще оставалось немного света, чтобы разглядеть его глаза, полные печали и понимания.

– Откуда ты знаешь, что я чувствую? – удивилась она.

Его губы сжались.

– Однажды я тоже предал человека, чьей любовью дорожил. О Боже! – Гиллиам закрыл глаза. – Я слишком много сказал. У меня нет сил продолжать.

Он отпустил ее, лег на спину и крепко закрыл глаза.

Но Николь почувствовала его боль. Пораженная, она молча смотрела на мужа и не могла поверить, что этот человек, который постоянно улыбается и шутит, на самом деле носит в себе такое страшное страдание. Вдруг она все поняла. Из-за безмятежности его характера она считала сначала, что ему не хватает ума, а за привычной улыбкой не разглядела боли, которая грызла его.

Николь продолжала молчать. Гиллиам открыл глаза, но не посмотрел на жену.

– Я боюсь, что твоя только что родившаяся ко мне любовь умрет, если ты узнаешь эту историю.

Николь покачала головой.

– Ничего не может быть такого, что заставило бы меня отказаться от моих чувств. Ты единственный во всем мире, кто понимает меня и принимает такой, какая я есть, и потому ты для меня самое драгоценное в мире существо.

Гиллиам повернулся к ней, в глазах его стояла мольба, ему не верилось, но очень хотелось поверить.

– Даже если это была любовная связь, кровосмесительная, связь с женой моего брата? – произнес он едва слышно. – Она умерла при родах, это был сын от меня.

То, что он совершил, конечно, было ужасно. Николь вдруг осознала, что сейчас в ее руках находится его жизнь. Если она отшатнется от него в ужасе и отвращении, ему конец.

– Даже это ничего не изменит. – Она не стала выспрашивать подробности, требовать объяснений, оправданий. Нет, ее любви было достаточно простого признания.

Гиллиам медленно выдохнул, и даже по лицу его было видно, какое огромное облегчение он испытал. Его реакция была похожей на ее. Бремя предательства давило нещадно, его невозможно было нести дальше одному.

– Любовь моя, – сказал он тихо. – Давай шаг за шагом пойдем вместе, вперед, помогая друг другу нести наши грехи. Я помогу тебе восстановить то, что ты разрушила, а ты будешь меня любить, несмотря на то что сделал я.

– С величайшим удовольствием, – сказала Николь, улыбнувшись.

Он тоже улыбнулся ей.

– Но я предупреждаю тебя. Теперь, когда ты отдала мне свое сердце, я захочу детей. И я убью тебя, если ты попробуешь умереть, выпуская их на свет.

Гиллиам лег на бок, и они снова оказались лицом к лицу.

– Я? Попытаюсь умереть? – с презрением воскликнула Николь. – Знай же, если меня что и держит в жизни, то не везение, как ты, возможно, думаешь, а мой дурной характер. Меня боятся и Бог, и дьявол.

Она провела рукой по его сильному плечу до локтя. Ладонь ощущала шелковистость кожи.

– Я скучала без тебя прошлой ночью. Я решила, лучше замерзну здесь с тобой, чем буду одна в теплом зале.

– Благодарение Богу даже за столь малые благодеяния, – ответил Гиллиам, играя прядью ее волос. Этот невинный жест снова вызвал у нее трепет. – Да, кстати, о благодеяниях. Может, сделаешь мне одно?

– А что именно? – Внутри Николь снова разгорелось пламя. Она вдруг подумала, что ей, пожалуй, нравится быть замужем.

– Научишь меня говорить по-английски? А то я устал слушать и не понимать, о чем говорят вокруг меня.

Она взглянула на него с нарочито скептическим заражением на лице.

– Не знаю, смогу ли я.

– А что, очень трудный язык?

– Нет, – ответила она, – для меня – нет. Но меньше всего мне хотелось бы с тобой разговаривать. Особенно сейчас. – Она поцеловала его в грудь и прошлась по ней кончиком языка.

– Боже, Колетт, – выдохнул он. – Тогда лучше пойти в зал.

– Почему это? – пробормотала она. – Люди в Эшби сумеют напиться и без твоего руководства. Останься со мной. Мне кажется, я начинаю понимать, что значит любить друг друга. Еще немного тренировки, и у меня получится.

Он запустил пальцы в ее волосы и приподнял голову, чтобы заглянуть ей в глаза.

– Пожалуй, только это я и могу, – со смехом предупредил он.

– Ну что ж, посмотрим, как ты можешь, – улыбнулась она. – Кстати, сейчас у тебя будет первый урок английского. Следи внимательно, как я стану называть части твоего тела.

Гиллиам застонал.

– О, теперь мне конец!