Текст книги "Огненный дождь"

Автор книги: Денис Субботин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 46 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]

2. Граница Фронтира и Ассании. Сотня Ярослава в дозоре. Раннее утро 23 дня Серпеня

– Сотник, поосторожней бы надо идти! – нервно облизнув губы, сказал проводник-торинг из местных, немолодой и очень осторожный воин. – Базиликанцам многие служат неложно, за веру да за правое дело…

– Это как? – искренне изумился Ярослав. Единственный в сотне, хоть что-то ведавший по-торингски. Остальные – разве что бранные слова заучили.

– Я понимаю, о чём ты думаешь, – невесело усмехнулся торинг. – Мол, одна страна – один народ… Не один! Ассанцы, когда объединяли по воле Конрада Основателя, так разве спрашивали?! Данарцы, те почти сразу подчинились. Лишь на самом юге, у моря, недолго сопротивлялись. Там больше в Города Вольные, за Море уходили. Хилый народ… Изенцы сопротивлялись долго, их последними покорили из Трёх Царств. Ну а мы, горцы, сразу разделились. Те, что внизу, вроде моего прадеда, власть приняли и за Конрада сражались. Пока не помер… Ну, а верхние, они до сих пор императоров не признают, да по каждому поводу бунтуют. Без повода, кстати, тоже! Императоры их, разумеется, легионами давят… Да ведь кончатся когда-то легионы!

– Так ты что, за мятежников? – искренне изумился Ярослав. – Может, и за базиликанцев?

– Вот уж нет, – с достоинством возразил старик, останавливаясь и опираясь на длинный, окованный по всей длине медью посох. – Мой прадед выбор сделал, я кто, чтоб его оспаривать? Честь рода сберегу, императору послужу честно! А базиликанцы… те же гады, только с полудня, а не полуночи! Да и ассанцы, хоть и сволочи зачастую, ведут себя у нас как свиньи, а – свои!

– Понятно, – растерянно почесав затылок, протянул Ярослав и пояснил заинтересованно вслушивающемуся в разговор Яросвету. – Он мне тут цельную историю рассказал! Всей земли этой!

– Вот оно как, – с уважением посмотрев на сотника, восхитился Яросвет. – Значит, ты теперь у нас знаток торингского? Пойду к девкам, тебя с собой позову! Чтоб ты ей разъяснял, что да как!

– Да погодь ты, – досадливо отмахнулся Ярослав. – Слышь, дед! Чего ты там про осторожность трепался?

– Да ничего! – обиженно поджал губы тот. – Просто, хоть и веду вас укромной дорогой, базиликанцам, чай, неизвестной… А всё же меньше мили до деревни осталось!

– Сколько?! – подавился следующим вопросом Ярослав. – Так что ж ты, горный пень… Сотня, вздеть брони! Луки насторожить! Жароок, твоему десятку – вперёд! Расстояние – перестрел от нас! Ежели что, в бой не ввязываться, уходить под прикрытие сотни. Внял?!

Жароок, молодой и горячий десятник, только кивнул и его десяток, третий в походном порядке, на хороших рысях ринулся вперёд, огибая впереди идущих.

– Тут полянка есть, в ста шагах, в лесу, – невозмутимо сказал старик. – Невелика вроде, но чтобы сто воинов разместить – хватит. Там и скроетесь, пока разведчики да доглядчики ваши посмотрят, что в деревне. Не советую без погляда ходить!

– Дед, а ведь ты – не простой дед! – пристально глядя на проводника, сказал Ярослав. – Ой и непростой… Сотник?

– Третья рота Второй Фронтирской корунелы егерей, – довольно усмехнулся в бороду старик. – Старший декан Ромуальд! Прежним государем императором четырежды отмечался! И нынешним отмечен буду, если вас, варваров, обратно в целости приведу. Да ещё – с довеском!

– А в довеске что? – заинтересовался Ярослав.

– Воины вражьи. Неужто в такой богатой деревне, да ни одного десятка базиликанцев не будет?! – старик был горд и даже голову задрал так высоко, как только мог.

– Вот оно как… – протянул Ярослав. – Полянка твоя – налево?

– Как угадал? Ах, ты ж тоже сотник… Налево! – кажется, деда такая догадливость слегка разочаровала.

– Яросвет, ведёшь сотню налево! Третьяк, скачи за Жарооком, верни его назад! Вот ведь клятый дед…

Немалому числу людей да лшоадей, пришлось затратить немало времени, чтобы втянуться через узкую, непосвящённому и незаметную тропку в лес. Потом пришлось не менее получаса медленно продвигаться по нему, держа по обеим сторонам густой, настоящий лес. Фронтирский Лес славен в мире. Среди тех, кто никогда не видывал Волчьего Бора или Медвежьих Лесов…

– С чего это мы вдруг развернулись, сотник? – Жароок, похоже, был обижен и уж точно – растерян. – Я только хлопцев своих к повороту вывел…

– Вот и хорошо, что не вывел, – спокойно сказал Ярослав. – Яросвет, ты – за главного останешься! Я схожу до села… Со мной – Ждан, Третьяк, Буряк, Векша, Злыдень, Порей, Вячко…

– Ярослав! – яростно выкрикнул Жароок, жарко краснея.

– И Жарок, – закончил сотник. – Всё!

– Нет, не всё! – внезапно возмутилась Тилла. – Я пойду!

– Ты – не пойдёшь, – холодно ответил Ярослав. – А буде ещё слово вякнешь, так и обратно, в войско заверну. Помнишь, что князь сказал?!

– Дурак, – тихо, сквозь зубы процедила травница. Но в голос не возражала.

– Дед, пойдём, – взяв старика за плечо, сказал Ярослав. – На коне усидишь? Ах, ты ж егерь бывший…

– Егеря, внучок, бывшими не бывают, – язвительно ответил тот. – Только выбывшими. Показывай, на каком звере поеду!

– А вот на этом, – похлопал Ярослав по холке одного из заводных, не самого быстрого, но спокойного и надёжного. – Зверь, а не конь!

– Что ж ты меня обманываешь, одра подсовываешь?! – возмутился старик. – Впрочем, в бой ты меня всё равно не возьмёшь… Поехали на этом!

Сопровождаемые весёлыми выкриками остающихся – обиженных или нет, неизвестно, десять всадников покинули поляну. Той же дорогой: по узкой – для одного всадника узкой – тропинке.

– Не по душе мне это, – проворчала обиженная Тилла, глядя вослед скрывшемуся последним Ярославу. – Почему он меня не взял?!

– Во-первых, там опасно, не для девок, – дружелюбно ответил десятник. – Во-вторых, ты сам с ним уже седмицу не разговариваешь. А потом – на дело просишься! Разве ж так можно?! Вот если б ты была с ним ласкова и мила, если б кашу варила как прежде – с салом и маслом… Тогда – может быть… Хотя я бы тебя не взял, даже если б ты мне каждое утро пятки чесала, а по вечерам – портянки стирала!

– Да я… Да ты… – захлебнулась гневом Тилла. – Да я твои портянки ни за какие сокровища в мире стирать не буду!

Она развернулась и ушла.

– Даже за Ярослава? – тихонько прошептал Яросвет. Впрочем, он и сам тут же ушёл, у него хватало и других забот, кроме Тиллы. Сотня на нём!

3. Ярослав. Лес близ торингской деревни Торонтон. Утро 23 дня месяца Серпеня

Коней пришлось бросить очень быстро. Практически сразу – и Ярослав от всей души пожалел, что вообще взял их. Всё равно последнюю треть мили все – и старик в том числе, провели на животах, ползком выбравшись из леса и по густому, но низкому кустарнику подобравшись на расстояние двух-трёх перестрелов к окраине деревни.

Вдавившись животом в землю, оторвав лишь голову, Ярослав долго обозревал окрест, пока не убедился: если базиликанцы и есть в селе, они ведут себя расхлябанно. Или наоборот – затаились и ждут своего шанса.

– Ну, что скажешь, десятник? – не оборачиваясь на Жароока, спросил Ярослав. – Говори, что думаешь!

– Рискованно с десятком ближе соваться! – проворчал Жароок, старательно щуря левый глаз – по младости лет, он подражал воеводе Ивещею. – Тем более – пеше, без щитов и копий… С другой стороны, вряд ли там – хотя бы сотня базиликанцев. Сам видишь, сотник, село небольшое. Ну, двадцать дворов… Двадцать пять! Сколько здесь воинов разместится? Да ещё – неженок базиликанцев?

– Это ты зря, молодь! – осудил его проводник, голос которого, как ни старался, звучал громко. – Базиликанцы – добрые воины. А на дальней стороне, к слову, большой овин есть. Там вполне десятка три разместятся!

– А ты, дед, хорошо эти места знаешь! …И язык наш, оказывается, ведаешь!

– Немного, – невозмутимо признал старик. – В своё время вместе с послом Арданом прожил несколько лет в ваших землях… Попробуй, не выучи, когда девки мимо ходят спелые – просто жуть! Правда, последнее время забывать стал. Старость – не радость… Да и не требовалось! У нас ваши, гардарские купцы редко появляются. Разве что скажешь иногда слово-другое, фохта там обругаешь… Вот и вся услада в конце жизни!

– А что ж ты раньше-то не сказал? – удивился Ярослав. – И сейчас опять на торингском лопочешь!

– Так я ж забыл всё! – удивился дед. – Сколько лет-то прошло. Кое-что вспомнилось, вот и оспорил слова твоего воина. А так… Но в деревне – странно что-то. У нас лучшие шаны во всём Фронтире были! От герцога приезжали – на развод забирать для егерских корунел да герцогской охраны. Не может быть, чтобы все куда-то исчезли!

– Так… в будках сидят, – пробормотал Ярослав, про шанов лишь слышавший.

– Шан?! – потрясённо уставился на него проводник. – Какой же умный человек шана в будку посадит? Если уж повезло его иметь, его в доме держат. Он – не простая собака – член семьи! Да и будки для этого телёнка не сколотишь. Либо мал

а

, либо – второй дом. Ну, и всё равно ведь разнесёт… Пойду-ка, посмотрю!

– Слышь, дед! – осадил его Ярослав. – А если базиликанцы там?

– Ну и что? – старик Ромуальд сильно удивился. – Я в свой дом возвращаюсь. Из лесу. Вон, в мешке за спиной, травы всякие собраны… свежие! На последнем привале собирал специально… Я пойду до околицы, посмотрю. Если базиликанцы есть, обопрусь на посох, постою чуть-чуть. И зайду в самый крайний дом. Вон тот, с медным петухом на крыше. А если их нет, просто махну вам рукой, чтобы выходили… А только ты бы сотню свою подтянул поближе, гардар! Ежели здесь немного базиликанцев, неужто войска ждать будешь?

– Жароок, пошли кого-нито, – нехотя приказал Ярослав. – И впрямь, дозоров нет, пусть сотня под рукой будет.

– Буряк, – окликнул десятник одного из своих воинов. – Ты!

– А чё я! – обиделся Буряк. – Как что интересное пропустить, так сразу – Буряк! А как в бой идти, так Злыдень там, Порей или Вячко. Я чем хуже?!

– Бегом! – покраснев под пристальным взором сотника, прошипел Жароок. – Я с тобой потом ещё поговорю!

Всё ещё что-то ворча, Буряк ужом ускользнул обратно в кусты шиповника. Несколько мгновений за спинами залёгших воинов слышался треск и хруст. Потом всё стихло.

– Ну, дед, благослови тебя Род, – негромко сказал Ярослав. – Излишне вперёд не суйся, назад не оглядывайся… Мы, ежели что, и вшестером тебя добро прикроем! Эй, молодь, луки насторожить!

Старик уходил под скрежет сгибаемых луков и тонкое пение натягиваемых тетив.

Он ведь не всё сказал варварам. Не совсем всё. Он – бывший фохт этого села, был уверен – там есть базиликанцы. А шанов – уже нет. Потому что – или базиликанцы, или шаны. Чужаков в своём селе

эти

собачки не потерпели бы и четверти вигилии. А раз шаны оборонялись, значит, поднялись и все мужчины. Ни один торонтонец не останется в стороне, если обижают его маленького, ласкового щенка… каким когда-то был огромный, лохматый, свирепый шан. Значит, бой был свиреп – потому что в селе почти не было простых земледельцев – охотники, следопыты, всё бывшие егеря, осевшие на земле. Каждый знал, с какой стороны за рогатину взяться, почти у каждого в доме был арбалет, обычно – лёгкий в обращении, мощный и скорострельный

тур

Нет, не дались бы его односельчане в руки врагу просто так! И предателей здесь не было. Почему же тогда – тихо?! Ведь дома – целы! И даже медный петушок на крыше собственного дома – своими руками и брёвна переложены, и петушок вырезан. Даже петушок по-прежнему бодро крутится под порывами ветра, указывает, куда сейчас сильнее дует. Сейчас – на Полночный Восход.

Ромуальд остановился у колодца. Он всегда здесь останавливался, возвращаясь из леса. И всегда навстречу выбегала семья: сначала Клык, огромный серый шан, уже старый, но ещё могучий и как все шаны – свирепый к врагам и преданный семье, его воспитавшей. На нём, уцепившись за длинные грязные космы – младший внук, Нойвилл. Ему всего десять было, а уже можно в егеря отдавать. Следом – внучка, красавица Герта, в свои семнадцать – первая невеста деревни, гордая и своенравная. А уже после выходили сын – Ромуальд Младший с женой и мать семейства, его жена. Ронна… Даже если Ромуальд нанялся куда-то проводником или пошёл на охоту, даже если Герта с Нойвиллом – в соседнем селе, в Рыжих Камнях… Ронна – всегда дома! И всегда выходила навстречу ему… До сегодняшнего дня!

Подумав немного, старик не стал звать гардар себе на помощь. Сначала – сам посмотрит, что да как. Если и есть базиликанцы в деревне, так и он – не воин. Обычный, по правде сказать – совсем уже старый муж, вернувшийся домой…

Первое, что бросилось в глаза, когда подошёл к ивовому плетню – запущенность двора. Всё вроде бы было на своих местах, а чего-то не хватало… Клыка! Старик шан, заслуженный и всеми местными уважаемый, обычно устраивался в полуденной части двора, под лучами Сола и там грелся целый день, если не было охоты потрясти молодых и дерзких претендентов на титул вожака. Это место за всё лето оставалось единственным, где не скошена была трава. И, кстати, опять же в отличии от всего остального двора, трава там и не выгорала, оставалась зелёной…

И калитка покосилась. Железная петля – признак богатства рода, ибо железо дорого, – держалась на двух бронзовых гвоздях. Теперь оба далеко вышли из пазов, калитка повисла только на нижней петле… Как будто кто-то входил в раздражении, рванул калитку, а потом – не поправил за собой. Впрочем, Ромуальд Младший – горяч и горазд выказывать характер когда надо и не надо. Но – отходчив, а уж калитку, отцовыми руками сработанную, поправил бы в первую очередь.

Вздохнув, Ромуальд сам поправил – короткими ударами рукояти ножа вбил гвозди. Пусть не так надёжно, как прежде, но повесил. И – вошёл в двор, в который вот уже четверть года не входил. Долгий срок…

– Жена! – громко сказал, медленно шагая к двору. – Я вернулся!

4. Ромуальд и Герта. Деревня Торонтон. 23 день месяца Серпеня

В родном доме ведома каждая щель, каждый поворот. Прикрыв за собой входную дверь и не затеплив светильника слева от двери, старик тем не менее прекрасно ориентировался, и в жилую часть вошёл быстро, без постороннего шума. И замер у входа, обеими руками вцепившись в посох и моля Господа и Благочестивую Розу, чтобы его старые глаза ошибались… В избе почти никого не было. Почти никого… Только на широкой постели – там всегда спали они с Ронной, лежало два обнажённых тела – мужское и женское. Мужское принадлежало чужаку – невысокому, сухощавому и темноволосому. Женское… Вначале старику показалось – то жена его лежит. Такое же пышное тело, золотые длинные волосы, не поседевшие в пять десятков. Но нет. Тело было молодым. Телом девушки… Девушка эта спала на плече у чужака, широко раскинувшись по кровати…

– Герта, – хрипло сказал Ромуальд. – Прикрылась бы что ли, бесстыдница!

Герта спала крепко, даже не сразу очнулась. Но открыв глаза – увидев перед собой усталого, измазанного деда, вскрикнула в испуге и спешно прикрылась руками. Как же, прикроешь тут весь срам…

– Бесстыдница, – устало повторил старик, усаживаясь на скамью. – Хоть венчалась? Мать с отцом где? Бабка?

– Так ведь… Нету их! – испуганно пролепетала Герта, наконец-то догадавшись укрыться одеялом.

– В Рыжие Камни что ли ушли? – понятливо кивнул Ромуальд. – А Нойвилл где? И Клык? Ты почему до сих пор в постели?!

Тут он увидел наконец, кто лежал и беззастенчиво дрых на его постели. Понял, разумеется, сразу, как увидел… Синеющая даже во тьме наколка базиликанского стратиота на левой ягодице, их знаменитое

тавро

И – лорика с перевязью, а на перевязи – короткий базиликанский гладий. Всё – сложено аккуратно на дальнем конце скамьи.

– С врагом?! – взревел старик, замахиваясь посохом. И разбудил, разумеется, стратиота…

Тот сел резко, немедленно, по-солдатски просыпаясь. Ну а проснувшись, немедленно раззявил свой поганый рот:

– Эй, старик, чего разоряешься? Пшёл в хлев!

Герта его дёргала за плечо, что-то горячо шептала в ухо – он не слышал или не хотел её словам внимать. За что и поплатился. Вся горячая кровь, что бурлила по сию пору в жилах старого егеря, выплеснулась в один, короткий и мощный удар по голове. Рука слегка дрогнула, попал не в висок – в темечко. Впрочем, базиликанцу хватило. Даже не пикнул, валясь на подушки и заливая свежие наволочки – жена вышивала! – кровью.

– Жаль, не убил, – сплюнул Ромуальд. – Мозги не вывалились. А впрочем – язык…

Дальше его ждало куда большее разочарование. И потрясение… Герта, обнажённая, вскочив с кровати, бросилась на бездыханное тело и дико закричала. Большинство её слов перебивались слезами, но крик стоял такой – на всю улицу поди слышно. Потом слёзы кончились, остался только вой. Зато понятный…

– Фома!.. Фома, любимый! Очнись!

– Стерва, кого славишь?! – взорвался Ромуальд. – Встань перед дедом, когда он с тобой говорит!

Герта встала. Разъярённая, раскрасневшаяся от слёз и крика… Базиликанцы таких мегерами зовут.

– Ну, встала! Встала, что с того!.. Ты – счастлив, дед?! Счастлив теперь?! Фома – мёртв, тебе лучше от этого? Кому-то лучше?! Он хоть добр был ко мне. И к брату!

– Где все остальные? – звонкой пощёчиной прерывая её крики, спросил Ромуальд.

– Мертвы, – всхлипнула девка с пола. – Базиликанцы два месяца назад пришли, сразу грабить стали. Шанов перебили… Клыка последним взяли!

– Клык, бедный Клык, – горько прошептал старик. – Говори дальше! Ну!!!

– Ну, девок всех ссильничали, баб что покрасивее. Но они ещё добрые были. Куда лучше, чем соседи наши дорогие!

– Какие соседи? – не понял поначалу Ромуальд. – Это Торстона, что ли?

– При чём тут твой собутыльник! – совсем обнаглела Герта. – Рыжекаменские! Они вместе с базиликанцами пришли, вместе грабили. Только базиликанцы лишь мужиков, что за оружие схватился, убили, да собак. Ну, нас насиловали. А эти… Насиловали и убивали. Старух и стариков – сразу. Твоего Торстона кверху ногами подвесили, да так и оставили до вечера. Мамку базиликанцы отбили, а бабку – изнасиловали да убили. Отца – сразу, стрелой… Я их там, за церковью похоронила. Там – всех наших похоронили. Скопом. Сотню могил не выкопали бы всё равно, а ночью лисы повадились, да волки на околице выли!

– Так значит, – глухо сказал Ромуальд. – Хоть Нойвилл – жив?

– Жив, – всхлипнула Герта. – Я его собой выкупила, а Фома меня у своего декана в кости выиграл. С тех пор так и живём.

– И много вас таких… живёт? – скривил губы дед.

– Ну… почитай все бабы, что живы остались! – Герта, похоже, успокоилась, всхлипывать перестала. Только голову базиликанца на коленях держала, словно свой срам пыталась ей прикрыть.

– Сколько это – все? – спросил Ромуальд. – У нас – село большое!

– Полсотни, наверное, – Герта даже задумалась, посчитала в уме. – Некоторых рыжекаменские увели с собой. Мать – тоже. Здесь только те остались, кто базиликанцам приглянулся. Некоторые полуденники и с двумя живут…

– А базиликанцы – в селе? – удивился дед. – Я их не видел!

– Они там, на полуденной половине! – махнула рукой девка. – Их двадцать, да ещё десяток рыжекаменских здесь обретается. Но они чаще на охоте, дичью воинов снабжают. А те все за прудом живут. Там дома им побогаче кажутся!

– Значит, двадцать, – довольно сказал старик. – Ну, это не число. В Рыжих Камнях есть?

– Там – не надо, – возразила девка. – Там и присягу принесли. Ихнему августу, Филиппу!

– Присягу? – зло оскалившись, переспросил Ромуальд. – Ну, господь им судья, что из-под сени Святого Креста под шипы Розы ушли… Собирайся!

– Куда?! – подхватилась девка. – Я никуда не пойду! Фома…

Остро заточенное, да ещё и медью обитое навершие посоха с хрустом вошло в глотку базиликанцу. Тот даже не дёрнулся, уже мёртвый, но старик для верности покачал посох в шее, расширяя рану. А потом – ярость затмила глаза, со всего маху обрушил посох на голову единственной внучке. На этот раз не промахнулся – попал в висок.

– Эх, Ронна, Рона, – прошептал немеющими губами, чуя, как заходится от боли сердце. – Говорил ведь тебе, избалуешь внучку!..

Он плохо помнил, как вышел из дома, как появился на околице и как махал руками, призывая гардар. Лишь услышав перестук копыт, покачнулся. И, к стыду своему, сомлел…

5. Ярослав. Деревня Торонтон. 23 день месяца Серпеня

– Вперёд! – увидев сигнал старика, поведавший, что всё чисто, приказал Ярослав. – Но – осторожно. Кто знает, что у деда на уме…

Последнее предназначалось уже только десятниками и все они, отобранные лично самим Ярославом, послушно склонили головы. Впрочем, Яросвет и тут не утерпел, брякнул что-то про слишком осторожных, которые… Последние слова заглушил грохот четырёх сотен копыт. Земля ощутимо содрогнулась, хотя кони шли еле-еле. Грунью.

И тут старик рухнул, как подкошенный. На миг своим падением даже притормозив скок. Но расстояние было небольшим, а глаза у большинства – зоркие. Разглядели, что стрелы нет… И всё же поехали тише, почти шагом.

Доехали быстро. Полтора перестрела для владенских коней – не расстояние. Двое дружинников со щитами и Тилла спрыгнули с коней. Травница тут же что-то добыла из сумы, сунула под нос старику… Тот закашлялся, дёрнулся и сел. Глаза ещё бессмысленные, а уже за посох хватается. Девку, впрочем, поблагодарил – ошеломил, по-гардарски сказав "спасибо". И тут же – к сотнику:

– Базиликанцы есть! На том конце села, как и говорил… Их мало, двадцать, к тому же – все по домам разошлись. Сволочи! Да и девятнадцать их осталось…

– Сотник, – подняв с земли тяжёлый посох деда, сказал один из дружинников. – У него посох – в крови!

– Злыдень, в дом! – приказал Ярослав. – Яросвет, Жароок, Травень, ваши десятки со мной! Богдан, Станята, ваши – в обход! Остальные – вокруг села! Смотрите, чтобы ни единой души не выбралось живьём…

– Наших мужиков там нет, – встрял Ромуальд на своём странном гардарском. – Так что любой мужчина – враг!

– Это – хорошо, – проворчал кто-то за спиной Ярослава. – Легче рубить!..

– Ну, тогда – вперёд! – вынимая из-за пояса огромную, на длинной рукояти секиру проревел Ярослав, чуть приподнявшись в стременах. – Слава Роду!

– Слава! – разом откликнулись сто глоток…

Кони, отдохнувшие, породистые, выносливые и крепкие, разом махнули до середины улицы. Пока ни сопротивления, ни даже намёка на него не было… Впрочем, цокот копыт тяжёлой конницы не мог не привлечь к себе внимание. Раскрылось одинокое окно и высунувшегося в него базиликанца пригвоздило к подоконнику сулицей. Завизжала вусмерть перепуганная, или уже успевшая прижиться баба…

– Быстрее! – заорал Ярослав, обрушив вниз руку с секирой – нагнетал кровь для тяжёлого удара.

– Да чего бояться?! – возмутился Жароок, чья быстрая чалая кобыла пластала всего в двух корпусах от сотника. – Мы их одной левой… Как тараканов!

– Вон они, тараканы! – проорал Яросвет, всаживая остроги в бока своему тарпану с нежным прозвищем Жаба. – Проснулись… Попробуй теперь, прихлопни их!

И впрямь, на другом краю деревне, отгороженном от этого широким и длинным прудом и узким деревянным мостом через него, поднялась суета. Из домов, на ходу снаряжаясь – натягивая доспехи и цепляя оружие… Кажется, их было двенадцать. Точнее на глаз да со скачущего коня, не сочтёшь.

– Наддай! – крикнул Ярослав, пригибаясь к гриве. – Наддай, пока не поздно!

– Да чего ты боишься, сотник?! – возмутился сквозь зубы Жароок. Но его слова снесло назад и вряд ли Ярослав их услышал.

Отряд всё же наддал и как раз на бешеном галопе проходил начало моста, когда базиликанцы на другом его конце собрались наконец под начало своего декана – рослого и не по-базиликански крепкого воина в доброй, отливающей булатом лорике и при длинном, опять же не базиликанском мече. Увы, рассмотреть цвет его волос невозможно было. Шлем закрывал всю голову наглухо, широкие защитные пластины опускались до подбородка. По знаку своего командира, немногочисленные собравшиеся подле него воины составили нечто вроде стены. Тонкой она получилось – в два ряда. К тому же только у четверых были скутумы – прямоугольные базиликанские щиты, за которыми можно было бы выдержать и атаку конницы. Тем более декан сразу определил самое надёжное место – выезд с моста. Там и выстроил своих, причём не пожалел драгоценного времени и навалил нечто вроде баррикады впереди…

– Слава! – заорал Ярослав, наконец-то вздымая секиру к Коло. – Слава! Убивай!

– Убивай! – рявкнул рядом Яросвет, поднимая вверх свой огромный меч. – Убивай гадов!

Кто-то не только орать успевал, но и стрелять. Тяжёлые боевые стрелы способны были пробить даже скутум… наверное. Уж точно пробивали лёгкие базиликанские шлемы. Меткие родянские стрелки били влёт и сначала двое разом, потом – ещё двое базиликанцев рухнули ломая непрочный ряд. А уже через мгновение туда же, разрядив наконец свой гнев бешенными ударами, вломились и всадники.

Весь бой, далее случившийся, был удивительно короток и вряд ли воины Ярослава потратили больше нескольких малых мер времени, чтобы уложить всех стратиотов на сыру землю. Мёртвыми, разумеется – пленных не брали, как и наказал старый Ромуальд.

– Всё, сотник, – тяжело дыша отёр лезвие меча Жароок, сваливший двоих. – А ты боялся…

Тут его и настигла стрела. Глупо настигла, в правое плечо, со спины…

– Жароок! – заорал его побратим Травень. – Жароок, ты что?!

– Больно однако, – пожаловался Жароок, на миг оторвав лицо от пышной конской гривы. И – свалился.

– Откуда стреляли? – Ярослав даже в стременах привстал, осматривая все дома, что были за спиной Жароока. – Не вижу!

Не дожидаясь его приказа, десяток Жароока бросил своих конёй в намёт к тем домам. В руках у воинов появились луки… Пусть только высунется тот подлец!

Подлец не высунулся… сам. Но и безнаказанным не укрылся. На пороге одного из домов на миг выросла женщина, прокричала что-то и тут же её втащили обратно. Впрочем, никто не понял, что она кричала. Догадались скорее – предупреждала…

– Все – назад! – вдруг одёрнул их яростный окрик сотника. – Яросвет, перекрой им задворки! Чтобы не ушли!

Почему-то сразу все решили, что там – не один человек.

– Травень, пошли кого-нито за остальными, – приказал Ярослав. – Пусть только дозоры оставят… крепкие! Внял?

– Внял, сотник! – коротко ответил тот, довольный. – Слышали?! Выполнять!

– Остальным – щиты на руку! Бейте по окнам! По окнам!

Приказ был выполнен немедленно. Тем более – воины остались только из десятка Жароока, люди горели жаждой мести, а луки были снаряжены и даже стрелы наложены. Так, на всякий случай.

Окна в доме были затянуты бычьим пузырём. Но уже через несколько мер времени не осталось ни одного целого – полопались под стрелами.

– Выходите! – по-торингски, громко велел Ярослав. – Выходите, если не хотите, чтобы мы вас факельными стрелами закидали!

– Сотник, – дёрнул его за плечо один из воинов. – Смотри!

Ярослав, взвинченный за время боя, обернулся резко и зло… Сплюнул.

– Пугать-то зачем? – выговорил дружиннику. – Подумаешь, бабы! Правда, много их…

И впрямь, деревенские женщины – те, кому посчастливилось выжить, медленно собирались на площадь со всех сторон. Некоторые, в основном немолодые, выглядели предельно измученными. Страшно выглядели. И все – молчали…

Впрочем, через мгновение дышать стало легче: на площади стали собираться и дружинники. Для начала пришли два десятка Богдана и Станяты. И ещё один – Добрана – подоспел чуть позже. Вот это уже было совсем хорошо. У Добрана были собраны лучшие лучники сотни, которые били векше в глаз, не промахивались.

– Вы видите, теперь нас – больше! – возвысив голос, сказал Ярослав. – Сдавайтесь, тогда будем судить по Правде! Будете сопротивляться, не пощадим никого! Ну?!

– Они не сдадутся, – не поднимая головы, тихо но отчётливо сказала немолодая женщина, стоявшая подле. – Там – рыжекаменцы, соседи наши разлюбезные. Базиликанцы были сволочи, но эти – сволочи вдвойне. Даже если вы им пообещаете жизнь, мы – убьём! Потому сдаваться не будут!

– Жаль, – вздохнул Ярослав. – Я им жизни и не обещал. Только правый суд. Каждому по заслугам…

– Не будем им правого суда, – тихо, но твёрдо ответила женщина. – И неправого – не будет! Наш суд их ждёт…

К ней подошла ещё одна, такая же измождённая, но – гораздо моложе. В руках – откуда только взялся – факел, на бешенном ветру, внезапно поднявшемся на площади, яростно мечущийся небольшим отростком рудого пламени. Младшая подала факел старшей… Та сначала медленно, но всё убыстряя шаг пошла на дом. Пламя на факеле рвалось в стороны, но – не гасло…

– Задержать? – одними губами спросил Богдан, сообразительный и скороумный. – Я пошлю пару…

– Стоять, – страшным шёпотом запретил ему сотник. – Божий Суд! А впрочем… Стрелами – по окнам! Прикроем её!

Ударили быстро и так плотно, что если кто и пытался остановить женщину, просто не смог подойти к окну. А потом… Потом

она

подошла – очень близко, шагов на пять к дому. И, широко размахнувшись, бросила факел на крышу.

Огонь не загорелся. Солома, покрывавшая крышу, отсырела, факел был мал, и слабое его пламя лишь лениво лизало кровлю, иногда опаляя, но не зажигая. И лишаясь последней пищи, медленно затухало.

– Сотня! – скомандовал Ярослав, убедившись, что факел не запалит дом. – Сотня, зажигательными – бей!

Сотни здесь, конечно, не было. Четыре десятка, может – пять. Но все, как и положено – с луками и сулицами. В небо разом поднялась туча стрел, причём каждая или почти каждая несла за собой дымный след. Факельная…

Когда же в крышу, пусть даже сырую, втыкается дюжина дюжин стрел разом, или через короткий промежуток, когда некоторая часть из них влетает случайно или по умыслу в дом, втыкается в стены и стропила, пожара не избежать. Обязательно найдётся место, или веточка, или пучок соломы достаточно сухой, чтобы вспыхнуть жарко. И – подсушить своим жаром соседние. Крыша занялась стремительно, сначала накрыв площадь густым столбом чёрного дыма, потом выбросив вверх клубы белого. Закончилось всё ярым пламенем, которое выбросилось сначала из-под крыши, потом подхватилось и из окна… Пытавшихся выбраться из пылающего дома, выбили стрелами и взяли в мечи воины Яросвета – даже в панике предатели бросились через задворки…

Суровый и страшный, весь в копоти Ярослав медленно снял шлем, против сердца сотворил оберегающий знак.

– Род, твоей волей, – сказал тихо…