Текст книги "Огненный дождь"

Автор книги: Денис Субботин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 46 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]

3. Князь Лютень и Ярослав. Поле недалеко от Сальма. 28 день месяца Серпеня

Князь Лютень, хоть и хаял его Ивещей – по делу, к слову – в самом пекле не был. Бой был тяжёл, воинам не мешал пример лично княжеский… Но в пекло его не пустили бы. Как сейчас, когда сражаться ему пришлось с самого краешку… Рядом, по обычаю Рода защищая господину спину, сражались Ратша с Мироном, вокруг – сплошь княжие можи, вящая часть дружины. И немного их – если с витязями – сотня, а каждый десятерых стоил. Могуч, яр… Молод довольно. Редко когда в можах задерживались после тридцати вёсен. Тридцать – почти старик, а ещё не боярин, не воевода острожный?! Значит, либо трус, либо дурак. А таким и в дружине делать нечего…

Меж тем, бой шёл вовсе не так, как полагал Лютень. Если Ивещей своей хитроумной задумкой – пешим ударом в лоб – сумел сломать ход боя и там уже шло истребление, а спешенные сотни в основе своей вышли из боя и за спинами сражавшихся товарищей садились на коней, то эти три когорты упёрлись всерьёз. И – что всё время заставляло князя нервничать – на левом фланге по прежнему держали "аспид". На один залп там всего, десять-двенадцать воинов накроет… Но обидно даже столько терять, когда дело уже почти выиграно. Да и так уже обильно покропили фронтирскую землю родянской кровушкой…

– Слышь, князь! – окликнул его, отирая кровь со лба, отдыхавший неподалеку Рудослав. – Может, повторим маневр твоего воеводы? Я берусь с Турами атаковать пешим!

– Я и сам бы атаковал, если б возможность видел! – поморщился Лютень. – Кони устали и вскоре мы не сможем драться. Да этот "аспид" покою не даёт! На один залп там, но если по пехоте, многие сгорят! Не хочу такого!

Сидели рядом, видели – очередная атака захлебнулась так же, как и предыдущие. Хорошо ещё, здесь отборная конница была, вои гордые и к тяжёлым боям привычные. Будь ополчение, уже побежало бы… А что, и родяне, случалось, бегали!

Князь уже раскрыл было рот, готовясь разрешить пешую атаку, а чересчур быстрый Рудослав начал с коня слезать… Помешало пение труб. Только вот… Если пение родянских рогов, пение серебряное и весёлое, взвеселило бы сердца воинов, то это – заунывное и протяжное – вызвало если не уныние, то изумление и смущение. А потом из-за треклятого раменья медленно, на ходу перестраиваясь в боевые порядки, выдвинулись свежие базиликанские когорты. Сначала – четыре, потом ещё два раза по столько. Наконец, в конце – ещё две…

– Всё, конец, – глухо сказал Рудослав, сплёвывая сквозь зубы. – Влипли! Свежая арифма!

– И от старой – остатки, – подтвердил Лютень. – А мы – измотаны боем, сражаться дальше вряд ли сможем.

– Что ж, Перуну в его дружину всегда нужны воины! – как можно бодрее сказал Рудослав, не зря прозванный буй-туром. Его длинный, лучшего гардарского булата, меч покинул ножны, в которых покоился самую чуть. – Умрём же, как Род заповедал!

– Погоди, – положив ему на взбугрившиеся от тяжести мышцы ладонь, тихо сказал Лютень. – Не горячись… Мы – не дома, где сражаться должны до последней капли крови. Мы сейчас – наёмники. И воевать должны, как наёмники.

– Это как? – не понял Рудослав, за спиной которого уже выстраивались для атаки его Туры. Для последней, наверное, атаки…

– Это – сейчас отступить, – невозмутимо сказал Лютень. Подразнить их чуток, сотню-другую в заслоне оставив… И заманивать их на всё войско. Там уже – разобраться, как умеем! Ну, и к Буйславу гонца срочно послать! Чтобы знал, где встречать, да как!

Видно было, что слово "отступление" вызвало в горячем воеводе-туре яростное неприятие. Однако Буйславу удалось-таки вколотить в племянника малость мозгов… По мере того, как Лютень договаривал свой план, на хищной роже Рудослава проступала дикая ухмылка.

– А что, план – хорош, – одобрил он. – Дядя с войском, поди, недалёк уже, не сильно много времени ЭТИ поживут. Чур, заманивать я буду!

– Заманивать – мы, – согласился Лютень, словно не заметив этого "я". – А заслон… Ярослава сотника ко мне!

– Этого… поджигателя, что ли? – ухмыльнулся воевода. – Доверяешь ты ему, Лютень!

– Как себе… почти, – с малой оговоркой подтвердил тот. – Умён, хитёр, осторожен… Не испортится, воеводой будет! Для начала, конечно, витязем в дружину к себе возьму.

Ярослав появился почти сразу – весь ещё в сражении, с разбитым носом, новым шрамом под правым глазом…

– Звал, княже? – сухо спросил он, по сию пору обиженный.

– Звал, – так же сухо ответствовал Лютень. – Что сотня?

– А что – сотня? – вопросом на вопрос ответил ей командир. – Убитых, хвала Роду, всего пятеро. Правда, один из них – Травень… Раненных, тех много. Почти два десятка! Многовато для такого боя, княже!

– Многовато, – мрачно согласился Лютень. – В других так же?

– Берсень ранен! – вздохнул Ярослав. – Ему шлем "жёлудем" пробили! Хорошо ещё – лоб не проломили. Но мозги так тряханули, что он сейчас только мать и поминает. Ну, иногда ещё кого из родственников… Почему-то – чужих!

Рудослав, внимательно слушавший разговор, в голос заржал. Лютень позволил себе лишь короткую, холодную улыбку.

– Вот что, Ярослав, – сурово сказал он, выждав, когда отсмеётся воевода Туров. – Я понимаю – устал! Ведаю и то, сколь много ты сделал в этом бою… Но – видишь тех воинов?

– Вижу, – Ярослав заметно помрачнел. – Княже, умрём – не посрамим чести Рода!

– Это – знаю! – поморщился Лютень. – Да что я всем объяснять должен?! Уходим, сотник. Бери свою сотню, ещё одну… Да хоть Берсеня! И вставай заслоном. В прямой бой не вступай, но и потерять себя не давай. Держись так, чтобы они преследование своё не оставили, но и взять тебя не смогли. Конницы у них мало, раз клыки обломаешь, уже не сунутся. И – смотри в оба! Тяни на Полночь, к Рыжим Камням… До них отсюда вёрст тридцать-сорок… В самый раз! И пехоту, как бы ни упрямилась, измотаешь, и сам коней не загонишь… Что скажешь?

– Княже, – сотник заметно нахмурил брови, чем-то очень недовольный. – Княже… А если они не захотят следом идти? Ну, может у них воевода – трус?

– Не трус, а осторожный, – ухмыльнулся Рудослав, впервые вмешиваясь в разговор. – Ты, сотник, не дурак ведь! Сделай что-нибудь, чтобы он осторожность эту потерял. От ярости, например! Внял?

– Внял, – просветлев ликом, сверкнул ухмылкой Ярослав. – Дозволь сполнять, княже? Времени мало!

– Исполняй, – кивнул Лютень. – Трубач, сигнал отхода!

Сигнал отхода, тягучий и длинный, прорезал воздух и сотни родян, на ходу подхватывая раненных, начали выходить из боя. Базиликанцы их не преследовали. Они, похоже, были настолько измотаны боем, что оружие бы удержать. Единственный отряд, ринувшийся вослед – ала второй арифмы, должна была проскакать по мокрой и вязкой земле почти версту. Загонят коней, дурни…

Не загнали. Но когда разогнались, навстречу тучей брызг взвились стрелы. Сначала две сотни, потом – ещё две, потом – ещё и ещё…

4. Ярослав и Берсень. Дружина заслона. 12 вёрст к полуночи от Сальма. Ночь на 29 день месяца Серпеня

План князя Лютеня удался не до конца. Весь день после сражения отряд Ярослава – полных семнадцать десятков конницы, стараясь сберечь коней и не попасть в тиски железных когорт базиликанской пехоты, отходил на Полночь. Два раза базиликанская ала настигала его, два раза разворачивались, встречали врага редкими к сожалению, но меткими выстрелами лучников. В рукопашных потеряли десяток воинов. Ушли. К темноте стало ясно, что базиликанцы преследовать их в ночи не намерены. Впрочем, кони, даже гардарские дружинные кони, тоже устали, и не могли продолжать путь.

– Остановимся на ночёвку, – подумав немного, решил Ярослав. При этом покосился на Берсеня. Тот, хоть по сю пору не пришёл в себя окончательно, людей своих не отдал никому и пошёл вместе с Ярославом.

– Место выгодное, – сказал Берсень после короткого раздумья. – Отсюда и уйти, коль что, сможем… Да и базиликанцы леса не любят! Побоятся ночью сунуться!

– Побоятся, – пробурчал Ярослав, сам так вовсе не думавший. – Одна, думаешь, такая деревня – Рыжие Камни? Найдут проводников из местных, тут и кончится наша дорога.

– Так я заставу из своих на той тропке поставлю? – понятливо кивнул Берсень. Тут же схватился за перевязанную голову, на которую теперь шлем не налезал… Больно!

– Отлежался бы в обозе, – недовольно пробурчал Ярослав. – А если – в бою?

– Яр, не надо! – поморщился Берсень. – Ты – старшой, я и не спорю. Но я больше твоего в дружине. И старше, значит – умнее! Меня не раз по башке били, живой пока хожу. Да и не будет такого боя, чтобы – опасно! Мы лишь приманка. Нам и не надо в драку лезть…

– Не надо, – изогнувшись под низко нависшей веткой, Ярослав сплюнул тягучую, вязкую слюну и внимательно проследил, куда полетела. – Лезем, однако! Трижды уже сходились! Ты уж прости, Берсень, не серчай, но только дважды уже Яросвет тебя выручал. Третьего раза может и не быть. Прошлый раз щит ему порубили… Думай, Берсень! Может, вестником тебя послать, к князю Лютеню? Ну, чтобы не позорно…

– Яр, – побагровел Берсень. – Глуздырь ты сопливый! Да я… Да я тебя – на двубой! На божий суд! К Перуну на правило! Ты меня, воина, позорить?!

Гнев Берсеня был нешуточен, а Ярослав вовсе не горел желанием с ним резаться.

– Ну ладно, ладно, сотник! – повисли у Берсеня на плечах Яросвет и Добран. – Уймись. Не хотел тебя Ярослав обидеть!

– Ладно, – стряхнув с плеч их цепкие руки, прорычал Берсень. – Я не в обиде на этого… заботливого! Только вот старшой… подумал бы лучше, как нам базиликанцев расшевелить. Ну, чтобы они завтра поутру от нас не отвязались!

– А что тут долго думать? – немедленно ответил Ярослав. – Хочешь, подумай сам… Ночь, тишина, покой. Варвары, то бишь – мы, где-то далеко. Небось, уже сбежали и не догнать. Дозоры, понятно, двойные! Спит арифмарх, посапывает во сне… И тут – мы! Лавой! По полю! Зажигательными стрелами по лагерю, факелами…

– С ума сошёл?! – возмущённо уставился на него Берсень. От крика у него немедленно заболела голова и он скривился, договаривать не стал.

– Почему ж – с ума сошёл? – обиделся Ярослав. – То – твоя сотня скакать будет! Отвлекать, значит, внимание…

– А твоя? – настороженно переспросил Берсень.

– А моя в это время тихой сапой, через болото, совершенно с другой стороны, пробирается в лагерь. И устраивает…

Он запнулся, подбирая слово, но Берсень уже ржал, вскрикивая в перерывах от боли, со всего маху врезая кулаками по коленям.

– Ой, хитёр! Скажи ещё, ты специально их водил кругами, чтобы они здесь заночевали!

Ярослав как-то слишком долго молчал, потом с ухмылкой взглянул на Берсеня:

– Так ведь… Второй раз тут идём! Места уже ведаем…

– Специально! – ахнул Берсень, заржав ещё громче. – Ну, Ярослав!..

– Постой, сотник, – остановил его восторги Яросвет. – А когда мы это будем… Сейчас, что ли?!

– И верно, – Берсень утих. – Ярослав, вои устали! Они не возмогут прямо сейчас – снова в бой!

– Мы – дети Рода, – тихо сказал Ярослав. – Род ведёт нас по жизни, он нам её даёт, он и отнимает. Надо, браты! Надо!..

Помолчали…

– Ладно, уговорил, – махнул рукой Берсень. – Рискнём… Только может моя сотня с заду пойдёт? Воины поопытнее, не растеряются!

– Мои тоже – не растеряются! – нахмурился Ярослав. – Ты кому не веришь? Яросвету? Добрану? А?

– Я верю всем, – обиделся тот. – Но дело-то какое! Ошибёшься там, в лагере, вот и конец…

– Не ошибусь, – заверил Ярослав. – Ты за своими последи. Одна ала конницы там наскребётся. Пусть уже и потрёпанная! И стрелами погуще! Но до знака моего – терпи! Своих смотри, не побей!

– А как знак подашь? – нахмурился Берсень. – Ночь ведь…

Ярослав веточкой на золе нарисовал нечто вроде карты.

– Смотри, вот он – лагерь! С полночной стороны его, шагах в сорока-пятидесяти от стены – болото начинается. Там я буду, с сотней…

– Часа два ходу, – опытным глазом прикинул Берсень. – Недобро, до рассвета мало времени останется!

– Даже хорошо, на рассвете туман может быть. Они вас со страху, да спросонья в десять раз увеличат числом, – возразил Яросвет. – Ты слушай, что он дальше придумал!

– Дальше – просто, – пожал плечами Ярослав. – Кто-то из моих с факелом на дерево поднимется, вот тебе и сигнал! И – попытайся алу на себя всё ж таки выманить. В бой с ней не вступай, конечно…

– Что я, Родом обиженный? – удивился Берсень. – Коням сил как раз по полю поскакать, и лягут! Покормить бы лошадок…

– Чем богаты! – развёл руками Ярослав. – Но – фураж, у кого остался – вам! Нужнее… И коней поите первыми. Опять же – нужнее.

– И на том спасибо, – вздохнул Берсень. – Эх, по суме бы зерна на морду! Что хлопцы голодные, то ничего. Злее в бою будут. Кони – наоборот…

Помолчали.

– Ну, пусть Род будет к тебе добр! – встал Ярослав. – Я пойду… Мне – в обход, так и времени больше потребуется. Как Влесово Колесо на последнюю четверть пойдёт, так ты давай, устраивай там… скоморошество!

– Ну, ну – скоморошество! – показно обиделся Берсень. – Стрелы и "жёлуди" у базиликанцев будут настоящие. И воевать с нами они тоже будут – по-настоящему!

Обнялись, простились на случай чего. И разошлись: Ярослав поднимать свою сотню, Берсень – готовить свою.

5. Сотник Берсень. Базиликанская интеркиза. Ночь на 29 число месяца Серпеня

– Сотник, ну что? – изнемогал десятник Лют, молодой, крепкий и горячий, по младости лет нетерпеливый. – Когда?!

– Когда надо, – неспешно ответил ему Берсень. Наверное, уже в сотый раз.

– Так вот, Колесо Влесово уже на Закат пошло! Ещё немного, оно ж совсем скроется! А там – Коло свой путь начнёт! Светает на Восходе, сотник!

Берсень выждал ещё немного, больше из упрямства, со скрипом зубовным натянул шлем, обернулся на своих:

– Всё поняли?! Повторять не надо?

– Обижаешь! – хором ответили десятники. – Мы чай не дураки, сотник!

– Стрелы метать густо, да не в стены, а в лагерь. Попадём – не попадём, а шороху наведём вдоволь. И ещё: в бой с алой, что против нас выпустят, не ввязываться! Хоть как повернётся – не ввязываться! Тянуть до последнего, подальше её утянуть от лагеря. Подальше!

– Да поняли уже, сотник! – взвыл нетерпеливый Лют. – Веди!

– Слава! – воздев кверху меч, заорал Берсень. – Убивай!

Он тут же бросил клинок в ножны, добыл лук… Стрелять пока не стрелял. По его приказу вся сотня будет ждать…

За спиной содрогнулась земля. Сотня тяжёлой доспешной конницы – страшная сила и земля плачет, когда эта сила идёт по ней. А когда скачет во весь опор…

Расстояние до передней, с воротами, стены вражеского лагеря приближалось быстро и Берсень уже видел панику на стенах. Загоралось всё больше огней, в отблеске факелов блестели доспехи, оружие…

– Бей! – сорванным голосом приказал сотник. – Бей!!!

Сотня стрел сорвалась в воздух и Берсеню на миг показалось – это не стрелы, а рой огненных пчёл, жужжащих и смертельно кусающих, взвился в воздух. А в следующее мгновение стрелы пошли вниз, искать себе добычи, стрелку – славы.

Некоторая часть стрел всё же воткнулась в сырые колья ограды. Малая часть, ибо большинство лучников не зря ели свой хлеб с салом – их стрелы ушли за ограду и приземлились там, внутри. Ну, а дальше они лишь метались вдоль стен без всякого строя – чтобы создать у базиликанцев впечатление многолюдства – да стреляли без передыху. Судя по тому, как над лагерем занималось зарево, что-то там загорелось очень хорошо.

Некоторые хоробры, слишком смелые, чтобы обойтись метанием стрел, подлетали совсем близко, забрасывали через стену факелы, пылающие жарко и способные разжечь пожар пострашнее начавшегося. Конечно, и цену за это платили немалую – каждый четвёртый возвращался раненный. Убитых, хвала Перуну, пока не было. Базиликанцы и без того не славились добрыми стрелками, а уж в ночи, в панике, они почти и не стреляли.

Ворота раскрылись на исходе первого получаса. Базиликанская панцирная конница, этим днём уже потрёпанная, но сейчас превосходящая родян числом вдвое, медленно начала выезжать. Видно было – опасались высовываться, строй выдерживали а выехавшие – жались под стенами, дожидаясь тех, кто ещё оставался в лагере.

– Бей по воротам! – заорал Берсень. – Бей, хлопцы!!!

И всё равно ведь, зажигательные стрелы заканчивались, а бронебоев и срезней в тулах было если не вдоволь, то достаточно много. Почему бы не показать базиликанским катафрактам, кто в поле хозяин?

И показали. Первые ряды вражеской конницы были выбиты подчистую, настолько плотным и удачным получился залп. А потом Берсень скомандовал отход и сотня ринулась прочь от лагеря. Ала, все те сотни, что успели обрядиться и сесть в сёдла – следом. Базиликанцы, кажется, увлеклись этой атакой сверх меры. По крайней мере их командир пропустил тот момент, когда сотня гардар прекратила именно отступать, разделилась надвое и, взяв в клещи конников противника осыпала их стрелами. Тучи стрел, конечно, не получилось – тулы были почти пусты. Но удар был силён и настрой вражеский сбил. Некоторые, самые трусливые или самые сообразительные, начали заворачивать коней. Остальные ещё готовы были сражаться, пытались атаковать врага, такого близкого и такого недосягаемого.

И всё же – догнали. Та полусотня, что оставалась без Берсеня, не успела уйти из-под удара, её прижали к корбе и там началась настоящая сеча. Ну, а Берсень, конечно, не мог оставить такое дело без собственного участия…

– Дурень! – кратко оценил он десятника Явора, которого сам поставил во главе второй полусотни. – Надо было рассыпаться… На слом, браты! Слава Роду!

Полусотня рёвом подхлестнула коней и те пошли намётом – по чёрному полю, по мягкой земле, по камням… Врезались громко и яростно, рубили свирепо и безжалостно. Силы, правда, были неравны. Против сотни родянских дружинников, да и то неполной, встало две с лишним сотни базиликанцев..

– Руби их, браты! – надрывал голос Берсень, сам крестя мечом так, словно в него Бер вселился. – Руби! Не щади, во славу Перуна!

Он был сейчас сам – как Перун – похожий для базиликанцев на языческого бога войны, вставший в стременах – непобедимый и разящий. Меч, заботливо заточенный перед боем, звенел чистым голосом хорошего булата. Лишь раз не смог сокрушить врага сразу. Но то был вражеский аларх и меч у него вполне соответствовал положению. Тогда в боку Берсеня впервые возникла вспышка острой боли. Больше – не исчезала, только разрасталась. А левая нога вся намокла. И силы… сил почти не осталось.

Но ещё раньше, сил не осталось у базиликанцев – на сопротивление. Те, кто ещё был жив, резко развернули коней и пустили их к своему лагерю так быстро, как те могли скакать. Только тогда с трудом удерживавшийся в седле сотник сумел увидеть, как мало осталось в его сотне здоровых воинов. Живых – чуть больше.

– Травника мне! – сиплым голосом велел. – И продолжать обстрел! Пока не будет сигнала…

Около шести десятков воинов удалось подвигнуть на это. Медленно, потому как кони измотались и их берегли, они ехали в сторону нерушимой стены. За ней уже почти темнело, только факелов на стенах стало больше, да шлемы там мелькали так часто, как бока рыбы в неводе. Такие же серебристые. Со стен, кстати, уже били пращники и арбалетчики. Пока – только слабонервные, даже для тяжёлых арбалетов расстояние было запредельное. К тому же – ночь, вернее – серые сумерки перед рассветом, утренний туман, вздымающийся с земли…

На миг, ощущавшего нестерпимый жар Берсеня бросило в холод – он представил, что не увидит сигнала от Ярослава. Туман ведь…

И тут, наконец, взвился в воздух дикий вопль кого-то из воинов:

– Огонь! Огонь на Полуночи!!!

– Отходим! – рявкнул Берсень. – Сотня, все – назад от стен!

Сотня послушалась беспрекословно.

6. Сотник Ярослав. Там же. Ранний рассвет 29 числа месяца Серпеня

Коней оставили в версте от лагеря, сгуртовав и приставив к ним немногих коневодов. Остальные – около девяти полных десятков, с проклятиями и непрерывным поминанием самых чёрных и злых богов, прошли эту версту пешком, по буеракам, буреломам и болотистой пойме. Прошли там, где вода – затхлая и вонючая заливалась даже за высокие голенища сапог. Да ещё и птицы над головой вились. Не ночь бы, одни только птицы – без треска, без глухого ропота почти сотни голосов – выдали бы сотню с головами базиликанцам. А так, выбравшись наконец к лагерю, никакой тревоги там не увидели… С этой стороны. Здесь было тихо, тускло горели три или четыре факела на расстоянии десятков шагов один от другого, да слышно было, как перекликаются три часовых. Зато на другой стороне…

– Добро сражается Берсень, – восхитился Яросвет, толкая сотника в бок. – Слышь, Яр!

– Добро, – согласился Ярослав. – Только бы уцелел кто… Вартовых видишь?

– Вижу, – кивнул верный побратим, поглаживая загнутый рог лука. – Выбивать будем? Рискованно.

– Рискнём! – отмахнулся Ярослав. – Быстро надо, нахрапом.

– Что ж, – пожал плечами Яросвет. – Воля твоя! Стрельцы – Добрана?

– Чьи ж ещё, – хмыкнул Ярослав. – Да чтобы били по трое на одного вартового! И целились – получше. Спаси Сварог, хотя бы одного не убьём сразу – умоемся кровью! Своей…

Добран, гордый доверием, лично отбирал тех восьмерых, что будут стрелять. Двоих, удивив почитай всю сотню и обидев своих, взял из других десятков. Встали, уже почти не хоронясь, наложили стрелы – выстрелили…

– Готово! – громким шёпотом возвестил Добран. – Прикажешь атаковать, сотник?

– Тилла, здесь останешься, – таким же шёпотом приказал Ярослав, подкидывая в руке секиру. – Пошли, молодцы! Про повязки не забыли?

– Не забыли! – вразнобой ответили с разных сторон. – Белые на шлемах – наши!

– Тогда… Слава Роду! Пошли, хлопцы.

Сотня россыпью, сломав привычную плотную "стену", ринулась через поле. В тумане, в серых утренних сумерках, многие оступались, падали, проваливались в плохо различимые ямы. Многие, но не все. Первым добежал, как ни странно толстяк Яросвет. Про него давно уже поговаривали, что жирок специально наращивает, чтобы впечатления не производить… Дальше – набежало уже десятка два. И – замерли под частоколом, растерянные. Высота кольев – две сажени. Где таких и набрали столько?!

– Что замерли?! – хлестнул злой голос сотника. – Сейчас жерди подтащат… Извиняйте, браты, лестниц не припасли!

– А на кой нам лестницы, – сквозь зубы цыкнул Ждан, добывая невесть откуда аркан. – Да и жерди твои, сотник… В задницу их вставлять? Айда на арканах, браты! Кто полегче, понятное дело – первыми…

– Эй, – зашипел на него Яросвет. – Ты что думаешь, быстрее меня заберёшься на стену?!

– Да под тобой, десятник, весь частокол обрушится! Добр зело, – огрызнулся, тоже шёпотом, Ждан. – Да и вож наш, славный сотник Ярослав, могута тот ещё…

Почин его, меж тем, обрёл продолжателей. Много не много, но полдюжины арканов чуть ли не разом взвились в воздух, пять из них закрепились крепко, шестой – пришлось перебрасывать. По остальным пяти уже лезли, и Ждан – первым. Первым и перемахнул частокол. Вот лезшему по шестому Добрану не повезло. То ли добр был телом, как Яросвет с Ярославом, то ли лентяй-легионер неглубоко вкопал тот кол… С диким визгом выворачивая из земли грязный комель, бревно обрушилось прямо на Добрана и звонко впечаталось ему в лицо, разбрызгав в клочья и без того курносый нос. К скрючившемуся от боли десятнику тут же метнулась Тилла, захлопотала… А Ярослав, оживший на глазах, своей волей бросил нескольких воев расчищать пролом. Узок… пока. Но если ещё пару кольев выломать – дело будет!

Сам, впрочем, ждать не стал. Сотник по Правде воинской должен быть во главе атакующих воинов. Взлетел на стену одним из последних – уже плохо… Хорошо, впрочем, что брёвна выдержали.

Взобрался на стену, упрел от напряжения и страха – а командовать и некем. Воины, как и было приказано ещё в лесу, без особого шума растеклись по лагерю, резали сонных стратиотов, зажигали палатки и повозки с фуражом… Пока – без шума. Пока…

Да нет, вот уже и взвился под небеса чей-то крик, упреждая остальных, что в лагере – чужие. И тут же зазвенел булат.

– Ну, держись, браты, – прошептал Ярослав. – Теперь начнётся. Яросвет!

– Я здесь, сотник! – как из-под земли вырос тот. В глазах – преданность, за спиной – хлопцы из десятка.

– Со мной пойдёте. Попробуем шугануть их всерьёз! – сухо сказал Ярослав. – Ждан, ты гляди мне!

– А что я, сотник?! – шумно возмутился тот, на бегу всаживая меч в пытавшегося подняться с земли стратиота. – Валяются тут… недорезанные. Я – ничего!

Сотник, хоть и очень хотел, не успел ответить. На них, как из-под земли вынырнув, набежали враги. Человек двадцать, растрёпанные, почти все – без доспехов, но меч-гладий у каждого. Пришлось на время отвлечься от разговора, уделить внимание бою. Благо набежавшие оказались не слишком умелыми, хоть и храбрыми.

Схлестнулись, громко крича. На Ярослава набегал какой-то коротышка в одних штанах, щуплый, но зато с яростно перекошенной рожей. В руках – не гладий, а копьё. Базиликанский пилум… Ярослав даже не стал обезоруживать его. Пилум, он хорош в полёте, когда с разгона врубается в щит. В ближнем бою его мягкий наконечник мнётся, гнётся… только что не ломается. Потому он просто сделал шаг в сторону и обушком секиры по затылку дослал беднягу, которого и врагом-то называть грешно, отдыхать под колёса воза. Благо, что стоял тот всего в нескольких шагах. Туда же мог отправиться и второй, но сотник предпочёл бить наверняка и тяжёлое, камни крошащее лезвие секиры переломило и вскинутый навстречу меч, и жалкую защиту головы – лобную пластину шлема… Мозги выплеснулись наружу, но напоследок стратиот успел сделать своё чёрное дело – отвлёк Ярослава. Когда кто-то из дружинников выкрикнул предупреждение о набегавшем сзади враге, было уже поздно. Как ни ловок был сотник, удар по шелому получился крепкий, в голове гулко отдалось эхо его. Он осел, сквозь зубы недобрым словом помянув Чернобога и явственно ощущая, как истаивают силы…

Того наглеца, конечно, срубили. Ещё и потоптали, обозлённые. Перед глазами Ярослава возникло почему-то расплывающееся, искренне встревоженное лицо Тиллы. Знакомый голос спросил:

– Жив?..

– Жив, – ответили непослушные губы. – Что мне будет… Помоги подняться!

– Сиди! – неожиданно властно приказала травница. – Тебе крепко досталось. Да и воинам своим ты сейчас – не нужен! Без тебя ворога добьют!

– Какое – добьют?! – опешил сотник. – Вот-вот с силами соберутся, уходить придётся!

– Кто остался – не соберутся, – улыбнулась Тилла. – Они три когорты на выручку своим послали, там Берсень зверствует на опушке… алу вусмерть растрепал! А наши сразу за когортами ворота прикрыли!

Ярослав только что за голову не схватился…

– Сотне – отходить! – приказал самому показавшимся слабым голосом. – Быстро!

– Какое – отходить?! – искренне изумилась Тилла. – Победа…

– Я сказал – отходить! – рявкнул Ярослав уже в полный голос, даже в голове прояснело. – И помоги мне, наконец, встать!

Тилла, похоже, оробела от неожиданности. И уж всяко не посмела спорить с сотником. Опираясь на её далеко не девичье, литое, крепкое плечо, Ярослав поднялся. Кто-то из оставшихся подле сотника воев подал ему секиру и сбитый ударом шлем… Или это Тилла сняла, когда голову перевязывала, травы прикладывая?

– Отходим, – повторил Ярослав. – Приготовьтесь отходящих прикрыть!

Отпел своё рог сотни – не такой большой и богато украшенный, как у Ивещея, но всё равно громкий. И тут же – что значит порядок в сотне! – со всех концов вражеского лагеря, не забывая по пути напакостить врагу, начали сбегаться воины. Поменьше их было, чем начинало бой… Так ведь без потерь не обретёшь победу.

– Выворачивайте колья! – приказал сотник, подумав для прилику. – Ещё раз через стену перелезть нам никто не даст!

Вывернули… Как не вывернуть, раз сотник приказал?! Три бревна – ширина прохода. Достаточная как раз для того, чтобы один человек, вобрав пузо и выдохнув воздух, быстро там проскользнул. Так и начали уходить. В прикрытии – сам сотник Ярослав и с ним – десяток воев посильнее. И, конечно, десятник Яросвет. Этот побратима у Чернобога в чертогах не оставит, спину прикроет!

Пока, впрочем, прикрывать спину было не от кого. Базиликанцы куда больше были заняты тушением множества мелких – пока и крупных – уже пожаров. Особенно ярко и жарко полыхал – в середине лагеря – огромный шатёр, на палатку не похожий никак.

– Твоя работа, Яросвет? – покосился сотник на побратима.

Тот состроил скромную рожу – получилось плохо, – и возразил тихонько:

– Что ж я, один у тебя в сотне хоробр, что на меня сразу косишься… моя, чья ж ещё!

– Молодец… Воевод их не перебил?

– Да… вроде как нет! – явственно заколебался Яросвет. – Углядишь разве, воевода перед тобой или простой кметь, когда темно, хоть глаз выколи, и все в одних портах!

– Вот по портам бы и смотрел! – уязвил стоявший подле Ждан. – Кто нас теперь преследовать будет?! А сотник наш не может, чтобы его не обихаживали. Если бабы – так две. Если враг, так чтобы топал за нами до конца… Своего, разумеется!

Ответить не успели оба: и Ярослав, и Яросвет. Последний уцелевший воин выскользнул сквозь пролом, настал их черёд. А потом был бег по тому же полю, только теперь – ясно освещённому яро восходящим Коло. И стрелы в лицо – воины прикрывали их зады, последними срезнями сшибая со стен преследователей. Когда пролезли через болото и добрались до коней, было не до разговоров. Умотались так – на коней бы взобраться…