Текст книги "Под конвоем лжи"

Автор книги: Дэниел Силва

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 40 страниц)

Фогель сложил записку вчетверо и убрал ее в карман.

– Его имя?

– Помилуйте, он один из моих лучших агентов.

– Я хочу знать его имя.

– Наша контора течет, как решето. Вы и сами это отлично знаете. Да что я вам говорю: все об этом знают.

– Мне нужно, чтобы копия его досье лежала через час на моем столе, – сказал Фогель, понизив голос почти до шепота. – И еще, мне нужно все, что у вас имеется на инженера.

– Информацию о Джордане вы можете получить.

– Мне необходимо все это. Если для этого мне придется обратиться к Канарису... Что ж, я готов.

– О, Курт, ради Христа! Вы же не можете всерьез собираться пойти ябедничать дяде Вилли, ведь правда?

Фогель поднялся и застегнул пиджак.

– Мне нужно знать его имя и получить его досье. – Он повернулся и вышел из кабинета.

– Курт, вернитесь! – крикнул ему вслед Мюллер. – Давайте разберемся. Господи боже...

– Если вы захотите поговорить, я буду в кабинете Старика, – сказал Фогель, неторопливо проходя по узкой приемной.

– Ладно, вы выиграли. – Мюллер запустил пухлые руки в шкаф. – Вот это треклятое досье. И вовсе незачем вам снова бежать к дяде Вилли. Иисус Христос, вы иногда бываете хуже, чем эти поганые нацисты.

Остаток утра Фогель потратил на чтение материалов о Питере Джордане. Закончив, он вынул из одного из своих несгораемых шкафов стопку папок, вернулся за стол и снова погрузился в чтение.

В первой папке содержались материалы об ирландце, который непродолжительное время использовался в качестве агента, но потом отношения с ним были прерваны, поскольку информация, предоставлявшаяся им, была очень скудна. Фогель забрал к себе его досье и включил ирландца в платежную ведомость своей системы V. Фогеля не встревожило плохое качество рапортов, которые этот агент поставлял в прошлом, – он не искал новых шпионов. У этого агента были другие качества, которые показались Фогелю привлекательными. Он работал на маленькой ферме, расположенной на малонаселенном участке норфолкского побережья Англии. Это была замечательная конспиративная квартира, достаточно близко расположенная к Лондону – три часа поездом, – в местности, не наводненной сотрудниками МИ-5.

Во второй папке находилось досье бывшего парашютиста вермахта, которому запретили прыгать после ранения в голову. Этот человек обладал всеми качествами, которые ценил Фогель: в совершенстве владел английским языком, отличался холодным умом и большим вниманием к деталям. Ульбрихт нашел его на одном из постов радиопрослушивания абвера в северной Франции. Фогель включил его в агентурный состав системы V и законсервировал до нужного момента.

Закончив чтение, Фогель отодвинул папки и набросан тексты двух радиограмм. Указал шифры, которые нужно использовать, частоты, в диапазоне которых следует вести передачи, и график сеансов передачи. После этого он поднялся и вызвал Ульбрихта.

– Да, герр капитан? – проронил Ульбрихт, тяжело входя в кабинет на своей деревянной ноге.

Перед тем как начать разговор, Фогель несколько секунд рассматривал Ульбрихта, пытаясь понять, соответствует ли этот человек тем требованиям, которые будут предъявлены к участникам операции, которую он намеревался начать. Ульбрихту было двадцать семь лет, но выглядел он по меньшей мере на сорок. Его коротко подстриженные черные волосы были густо пронизаны сединой. От угла его здорового глаза к виску разбегалась целая сеть морщин, появившихся от постоянной, с трудом переносимой боли. Второго глаза он лишился после взрыва; пустую глазницу прикрывала аккуратная черная повязка. Под горлом висел Рыцарский крест. Верхняя пуговица кителя Ульбрихта была всегда расстегнута, потому что мелкие движения давались ему с таким трудом, что он начинал нервничать, выходить из себя и обильно потел. За все то время, которое они проработали вместе, Фогель ни разу не слышал от Ульбрихта ни слова жалобы.

– Я хочу, чтобы вы завтра ночью отправились в Гамбург. – Он вручил Ульбрихту тексты радиограмм. – Стойте за спиной радиста, пока он будет передавать, чтобы удостовериться, что он не сделал никаких ошибок. Убедитесь в том, что позывные и кодовые отзывы агентов в полном порядке. Если будет хоть что-нибудь необычное, я должен знать об этом. Понятно?

– Так точно.

– Я хочу, чтобы вы перед отъездом разыскали Хорста Нойманна.

– Я уверен, что он находится в Берлине.

– Где он остановился?

– Я не знаю точно, – сказал Ульбрихт, – но думаю, что у некоей женщины.

– Обычно так и бывает. – Фогель подошел к окну и выглянул наружу. – Войдите в контакт с нашим штатом на далхемской ферме. Скажите им, чтобы ожидали нас сегодня вечером. Вы должны будете присоединиться к нам там же, когда завтра вернетесь из Гамбурга. Сообщите им, что мы пробудем там целую неделю. Нам нужно много чего сделать. И не забудьте сказать им, чтобы поставили в сарае батут. Нойманн уже давно не прыгал с самолета. Ему потребуется тренировка.

– Слушаюсь.

Ульбрихт вышел, и Фогель остался один в своем маленьком кабинете. Он долго стоял у окна, снова и снова обдумывая свой план. Речь шла о самой строго охраняемой тайне войны, а он всерьез намеревался раскрыть ее при помощи одной женщины, одного калеки, одного списанного парашютиста и одного предателя-британца. Отличную команду ты собрат, Курт, старина. Если бы на кону не стояла его собственная жизнь, он, возможно, счел бы все это смешной шуткой. Ну, а сейчас Фогель застыл неподвижно, словно статуя, и смотрел, как на Берлин бесшумно опускались снежинки – зрелище, волновавшее его буквально до потери сознания.

Глава 6

Лондон

Имперская служба противодействия проискам вражеской разведки, больше известная под своим кодовым названием МИ-5, располагалось в маленьком казенном здании под номером 58 по Сент-Джеймс-стрит. Задачей МИ-5 была контрразведка. В словаре разведки и шпионажа понятие контрразведки означает обеспечение сохранения тайны, а также, при необходимости, ловлю шпионов. На протяжении большей части своего сорокалетнего существования эта служба прочно пребывала в тени своей более заметной кузины – Службы тайной разведки, известной как МИ-6. Эта междоусобная конкуренция не имела большого значения для профессора Альфреда Вайкери. Именно в МИ-5 он пришел на службу в мае 1940 года и там же находился мрачным дождливым вечером спустя пять дней после секретного совещания, которое провел Гитлер в Растенбурге.

Верхний этаж, естественно, занимало верховное руководство: генеральный директор, его секретариат, помощник директора и главы подразделений. Вход в кабинет бригадира сэра Бэзила Бутби преграждала пара внушающих благоговейный страх дубовых дверей. Над ними были установлены две лампы. Если горела красная, это значило, что в кабинете происходит что-то, не предназначенное для непосвященных, и вход туда категорически запрещен. Зеленый свет предлагал ожидавшему войти – на свой страх и риск. Вайкери, как всегда, поколебался перед тем, как нажать на кнопку звонка.

Вайкери сообщили о вызове к начальству в девять часов, когда он складывал документы в несгораемый шкаф из пушечной стали и убирал клетку, как он обычно называл свой крохотный кабинетик. Когда в начале войны численность сотрудников МИ-5 стала стремительно расти, помещения обрели статус величайшей драгоценности. Вайкери отвели каморку без окон размером с те чуланы, в которых в обычное время уборщицы хранят свои ведра. На полу там лежал истоптанный до основы кусок ковровой дорожки, какие можно увидеть во всех официальных учреждениях, на нем стоял небольшой, но крепкий и непритязательный письменный стол, глядя на который посетитель мог бы представить себя нерадивым учеником, вызванным к директору школы. Напарник Вайкери, бывший офицер лондонской полиции Гарри Далтон, устроился вместе с остальными младшими сотрудниками в общем помещении, занимавшем центральную часть этажа. Там царила та же бесцеремонность и невоздержанность на язык, что и в репортерских комнатах крупных газет, и Вайкери рисковал появляться там только в случаях крайней необходимости.

Официально Вайкери носил звание майора Разведывательного корпуса, хотя в отделе военные звания не значили ровным счетом ничего. Большая часть сотрудников обычно именовала его Профессором, а военную форму он надевал лишь дважды за все это время. Впрочем, стиль одежды Вайкери изменился. Он отказался от той имитации твида, которую носил, когда работал в университете, и теперь ходил в элегантном сером костюме – он успел купить два перед тем, как одежда, вместе с почти всем остальным, стала нормированной. Иногда он сталкивался на улицах с кем-нибудь из знакомых или бывших коллег по Университетскому колледжу. Несмотря на непрерывные предупреждения в прессе и по радио об опасности болтовни, они, как правило, в лоб спрашивали Вайкери, что именно он делает. Обычно он устало улыбался, пожимал плечами и давал предписанный начальством ответ: занимает очень скучную должность в одном из отделов Военного кабинета.

Скучно иногда, конечно же, бывало, но очень нечасто. Черчилль был прав – для Вайкери настала пора вернуться к нормальной жизни. Приход на службу в МИ-5 в мае 1940 года стал для него началом возрождения. Он буквально расцвел в атмосфере управления военной разведки: ничем не ограниченный срок пребывания на службе, непредсказуемые кризисы, крепкий и невкусный чай в столовой. Он даже снова начал курить, хотя отказался от сигарет год назад. Ему понравилось выступать в качестве актера в театре реальности. Теперь он всерьез сомневался в том, что, когда у него вновь появится возможность вернуться в святилище академической науки, он снова будет удовлетворен той жизнью.

Конечно, напряженная, порой круглосуточная работа утомляла его, и все равно он никогда еще не чувствовал себя лучше. Он мог теперь работать гораздо больше и обходился меньшим количеством сна. Когда же он ложился спать, то засыпая сразу. Как и другие сотрудники МИ-5, он часто ночевал на рабочем месте, на маленькой раскладушке, которую держал сложенной рядом со своим рабочим столом.

Лишь привычка к очкам в форме полумесяца прошла без потерь пережитый Вайкери катарсис. Очки с захватанными до почти полной непрозрачности стеклами сделались одним из привычных предметов для шуток в отделе. В моменты затруднения он, как и в былые годы, рассеянно хлопал себя по карманам, отыскивал их и криво водружал себе на нос. Этот ритуал помогал ему успокоиться.

Именно так он и поступил, когда над дверью Бутби внезапно вспыхнул зеленый свет. Вайкери тяжело вздохнул, нажал, со скорбным видом человека, пришедшего на похороны друга детства, кнопку звонка, звонок мягко замурлыкал, дверь открылась, и Вайкери вошел внутрь.

Кабинет Бутби был большим, длинным, с прекрасными картинами, газовым камином, роскошными персидскими коврами и великолепным видом из высоких окон. Сэр Бэзил продержал Вайкери положенные десять минут в приемной, относящейся к секретариату генерального директора, и лишь после этого позволил ему войти во вторую дверь, отделявшую хозяйство секретарей от его личных владений.

Бригадир сэр Бэзил Бутби был высок ростом, как и подобает классическому англичанину из высших слоев общества. Широченные плечи и осанка напоминали о той редкой одаренности силой и ловкостью, благодаря которым он в школе и колледже был звездой спорта. Спортивный талант бригадира был виден и в том, как его сильная рука держала стакан с виски или коктейлем, и в развороте плеч, в мощной шее, в узких бедрах, в той изящной геометрической фигуре, которую образовывали его брюки, жилет и пиджак. Молодые женщины определенного склада находили его внешность очень привлекательной. Его светло-русые с сероватым оттенком волосы и брови были настолько пышными, что местные остряки называли Бутби «Бутылочным ершиком с пятого этажа».

Официальная информация о карьере Бутби была очень скудна: он всю жизнь прослужил в британских разведывательных и контрразведывательных организациях. Вайкери считал, что сплетни и слухи, окружающие человека, часто говорят о нем больше, чем послужной список. Болтовня о прошлом Бутби превратилась во всеобщее занятие. Согласно фабрике слухов, Бутби во время Первой мировой войны создал шпионскую сеть, которая проникла в немецкий Генеральный штаб. В Дели он лично казнил индуса, обвинявшегося в убийстве британского гражданина. В Ирландии он насмерть забил рукоятью пистолета человека, который отказался сообщить ему о местонахождении тайника с оружием. Он был большим знатоком боевых искусств и тратил значительную часть свободного времени на поддержание подобных навыков. Он одинаково ловко владел обеими руками и мог писать, курить, пить джин и горькое пиво, а также сломать вашу шею с одинаковым успехом как правой, так и левой рукой. В теннис он играл настолько хорошо, что при желании мог бы выиграть Уимблдон. Обманщик, таким словом чаще всего характеризовали его манеру игры и привычку по нескольку раз перекладывать ракетку из одной руки в другую во время розыгрыша, при помощи которой он безошибочно сбивал с толку всех противников. О его сексуальной жизни говорили очень много и очень разные вещи: одни называли его неутомимым бабником, через постель которого прошла половина машинисток и девушек из архива, а другие утверждали, что он гомосексуалист.

По мнению Вайкери, сэр Бэзил Бутби – твердолобый, чрезмерно основательный, ортодоксальный, этакий полицейский в ботинках ручной работы и костюме с Севиль-роу, получивший образование в Итоне и Оксфорде и твердо убежденный в том, что право на руководство секретными акциями империи это такая же привилегия аристократии, как фамильное состояние и древний особняк в Гэмпшире, – олицетворял собой главные пороки организации британских разведывательных служб в период между Первой и Второй мировыми войнами. Бутби заметно проигрывал в умственном отношении новичкам, привлеченным к работе в МИ-5 после начала войны, среди которых было много видных профессоров из университетов и видных адвокатов из самых престижных юридических фирм Лондона. Он оказался в незавидном положении: ему нужно было контролировать деятельность людей, намного превышавших его по уму и знаниям, и в то же время обеспечивать бюрократическую поддержку их работы.

– Простите, что заставил вас ждать, Альфред. Был в Подземной военной квартире на встрече с Черчиллем, генеральным директором, Мензайсом и Исмеем. Боюсь, что у нас созрел небольшой кризис. Я пью бренди с содовой. Чего хотели бы вы?

– Виски, – ответил Вайкери, искоса разглядывая Бутби. Бригадир, хотя и являлся одним из высших чинов в МИ-5, постоянно хвастался – совсем по-детски, – кстати и некстати упоминая важных людей, с которыми он постоянно встречался по службе. Те люди, которые сегодня собрались в подземной крепости премьер-министра, представляли собой элиту британской военной разведки: генеральный директор МИ-5 сэр Дэвид Петри, генеральный директор МИ-6 сэр Стюарт Мензайс и начальник личного штаба Черчилля генерал сэр Гастингс Исмей. Бутби нажат кнопку, вмонтированную в стол, и попросил секретаршу принести Вайкери выпить. Потом он подошел к окну, поднял штору затемнения и выглянул наружу.

– Надеюсь, что Бог не допустит, чтобы эти проклятые мерзавцы из Люфтваффе прилетели сегодня еще раз. В сороковом году все было по-другому. Все было ново и странным образом захватывало. Идти на обед, держа под мышкой стальную каску. Бежать в бомбоубежище. Смотреть с крыш, нет ли где-нибудь огня. Но я не думаю, что Лондон смог бы вынести еще одну зиму этого пресловутого блица. Люди слишком устали. Устали, голодны, плохо одеты и больны от множества мелких лишений, которые несет с собой война. Я не уверен, что нация сможет переносить все это.

Секретарша Бутби принесла Вайкери стакан. И не просто принесла, а подала на серебряном подносе, где он стоял точно в центре поверх расстеленной бумажной салфетки. Бутби чрезвычайно беспокоился о том, чтобы на мебели в его кабинете не было следов от мокрой посуды. Потом бригадир сел в кресло напротив Вайкери и закинул одну длинную ногу на другую, так что носок его зеркально отполированного ботинка нацелился точно в коленную чашечку Вайкери, словно заряженное орудие.

– У нас есть для вас новое задание, Альфред. И для того, чтобы вы как следует прониклись его важностью, мы решили, что следует немного приподнять завесу секретности и показать вам несколько больше, нежели вам разрешалось видеть прежде. Вы понимаете, о чем я говорю?

– Полагаю, что да, сэр Бэзил.

– Вы историк. Вам что-нибудь говорит имя Сун-цзу?

– Четвертое столетие до Рождества Христова. Я не большой знаток древнего Китая, сэр Бэзил, но с его трудами знаком.

– Помните, что Сун-цзу писал о значении обмана в военном деле?

– Он утверждал, что вся война базируется на обмане. Он писал, что любое сражение бывает выиграно или проиграно еще до того, как произойдет. Его главный совет был довольно прост: нападайте на врага там, где он не готов к этому, и появляйтесь оттуда, откуда он вас не ожидает. Он говорил также, что первоочередное значение имеет подрыв сил врага, что его нужно смутить, развратить, посеять внутренние разногласия среди его предводителей и таким образом уничтожать, не вступая в открытый бой.

– Очень хорошо, – сказал Бутби, на которого явно произвело впечатление то, как Вайкери без запинки изложил кредо древнекитайского деятеля. – К сожалению, мы наверняка не получим возможности уничтожить Гитлера, не вступая в открытый бой. И чтобы получить шанс победить его в бою, мы должны сначала обмануть его. Мы должны учесть мудрые слова Сун-цзу. Мы должны появиться оттуда, откуда он нас не будет ждать.

Бутби поднялся, подошел к своему столу и вернулся с портфелем для секретных документов. Он был сделан из металла, имел цвет полированного серебра и был снабжен наручниками, прикрепленными к ручке.

– Вам предстоит стать БИГНА. Альфред, – сказал Бутби, открывая портфель.

– Прошу прощения?

– БИГНА – это сверхсекретное обозначение, придуманное специально для того, чтобы замаскировать вторжение. Это слово происходит от штампа, которым мы помечали документы об отправке британских офицеров в Гибралтар для вторжения в Северную Африку. НА ГИБ – на Гибралтар. Мы только переставили буквы. Вместо НА ГИБ получилось БИГНА.

– Понятно, – сказал Вайкери. После четырех лет службы в МИ-5 многие кодовые обозначения и меры по обеспечению секретности в целом продолжали казаться ему смешными.

– Словом БИГНА теперь обозначается каждый, кто посвящен в самую важную тайну операции «Оверлорд» – время и место вторжения во Францию. Если вы знаете эту тайну, то вы БИГНА. На любых документах, имеющих отношение ко вторжению, ставится штамп БИГНА.

Бутби отпер портфель, сунул руку внутрь, вынул бежевую папку и аккуратно положил ее на кофейный столик. Вайкери посмотрел на крышку, потом на Бутби. Папка была украшена оттиском меча и щита, аббревиатурой ГШСЭС – Главный штаб союзных экспедиционных сил – и штампом БИГНА. Ниже располагалась наклейка, на которой было отпечатано: "ПЛАН «КОНВОЙ», фамилия и должность Бутби и номер экземпляра по списку.

– Вам предстоит войти в очень немногочисленное братство, всего лишь из нескольких сотен офицеров, – продолжил Бутби свой монолог. – И кое-кто из нас думает, что даже это слишком много. Я должен также сказать вам, что ваше личное и профессиональное прошлое было тщательнейшим образом исследовано. Как говорится, перевернули каждый камешек. Я счастлив сообщить, что вы не замечены в участии в какой бы то ни было фашистской или коммунистической организации. Вы также не замечены в пьянстве, по крайней мере, публичном, вы не имеете дела с женщинами легкого поведения, вы не гомосексуалист и не подвержены другим сексуальным извращениям.

– Очень приятно все это узнать о себе.

– Я должен также предупредить вас, что вы можете в любое время подвергнуться дальнейшим проверкам безопасности и слежке. Никто из нас не свободен от такого контроля, даже генерал Эйзенхауэр.

– Я понимаю, сэр Бэзил.

– Вот и хорошо. Но сначала я хотел бы задать один-два вопроса. Ваша работа имела касательство ко вторжению. Ваша клиентура снабдила вас информацией о некоторых приготовлениях. Где, по вашему мнению, мы планируем нанести удар?

– Основываясь на тех немногих сведениях, которыми я располагаю, я сказал бы, что это будет Нормандия.

– И как вы оценили бы шансы на успех при высадке в Нормандии?

– Морские десантные операции по своей природе являются самыми сложными из всех военных действий, – ответил Вайкери. – Особенно, если речь идет о такой водной преграде, как Ла-Манш. Юлий Цезарь и Вильгельм Завоеватель сумели его преодолеть и высадиться. Наполеон и испанцы потерпели неудачу. Наконец, Гитлер в сороковом году отказался от этой идеи. Я сказал бы, что шансы на успех вторжения не более, чем пятьдесят на пятьдесят.

– Если бы так, Альфред, если бы так, – фыркнул Бутби. Он встал и прошелся по кабинету из конца в конец. – Пока что мы сумели осуществить три успешных морских десанта: в Северной Африке, на Сицилии и в Салерно. Но ни одна из этих высадок не осуществлялась на укрепленное побережье.

Бутби резко остановился и посмотрел на Вайкери.

– Вы правы. Это будет действительно в Нормандии. Инамечено на конец весны. И для того, чтобы мы имели хотя бы ваши пятьдесят на пятьдесят, Гитлер и его генералы должны решить, что мы собираемся напасть на них в каком-нибудь другом месте. – Бутби снова сел и взял папку в обе руки. – Именно для этого мы разработали этот план и назвали его «Конвой». Будучи историком, вы сможете по достоинству оценить его. Это ruse de guerre[11]11
  Военная хитрость (фр.).


[Закрыть] такого масштаба и значения, какой еще не знало человечество.

Кодовое название ничего не сказало Вайкери. А Бутби продолжат свою вводную лекцию.

– Кстати, план первоначально намеревались назвать "План «Джаэль». Его переименовали после того, как премьер-министр в разговоре со Сталиным в Тегеране сделал одно очень удачное замечание. Черчилль сказал, что во время войны правда становится настолько драгоценной, что ее нельзя выпускать в свет иначе, как под конвоем лжи. Старик умеет обращаться со словами, в этом ему не откажешь. «Конвой» это не есть собственно операция. Это кодовое название для всей системы стратегического прикрытия и действий по дезинформации, которые должны осуществляться в глобальном масштабе. План разработан специально для того, чтобы ввести в заблуждение Гитлера и его Генеральный штаб касательно наших намерений на день "Д".

Бутби поднял папку и с силой щелкнул по ней.

– Самый главный компонент «Конвоя» – это операция «Сила духа». Цель «Силы духа» задержать реакцию вермахта на вторжение на максимальный срок, заставив их считать, что и другие части северо-западной Европы также находятся под прямой угрозой нападения, и прежде всего – Норвегия и Па-де-Кале.

Норвежский вариант проходит под кодовым названием «Сила духа – север». Его цель состоит в том, чтобы вынудить Гитлера оставить двадцать семь дивизий в Скандинавии, убедив его, что мы намереваемся напасть на Норвегию до или даже после дня "Д".

Бутби перевернул еще одну страницу в папке и глубоко вздохнул.

– «Сила духа – юг» более важная и, осмелюсь сказать, более опасная из двух операций. Цель «Силы духа – юг» состоит в том, чтобы постепенно убедить Гитлера, его генералов и его разведку в том, что мы затеваем не одно вторжение во Францию, а два. Первый удар, согласно плану «Сила духа – юг», должен быть отвлекающим и нанесен в Baie de la Seine[12]12
  Залив Сены (фр.).


[Закрыть], в Нормандии. Второй удар состоится через три дня через Дуврский пролив на Кале. Из Кале наши армии вторжения смогут сразу же направиться на восток и оказаться в Германии через несколько недель. – Бутби сделал паузу, чтобы отпить бренди с содовой и придать своим словам особую вескость. – «Силой духа» предусмотрено, что цель первой высадки заключается в том, чтобы вынудить Роммеля и фон Рундштедта перебросить свою ударную 15-ю армию в Нормандию и таким образом оставить Кале незащищенным, когда начнется реальное вторжение. Нетрудно понять, что мы хотим добиться совершенно обратной цели. Мы хотим, чтобы танки 15-й армии остались в Кале дожидаться реального вторжения и оказались парализованы нерешительностью, когда мы будем высаживаться в Нормандии.

– Чистый бриллиант по своей простоте.

– Совершенно верно, – согласился Бутби. – Но во всем этом есть один существенный недостаток. У нас слишком мало сил для осуществления такого плана на деле. К концу весны мы будем иметь всего лишь тридцать семь американских, британских и канадских дивизий – только-только хватит для одного десанта во Франции, не говоря уже о двух. Чтобы у нас появился хоть небольшой шанс осуществить «Силу духа», мы должны убедить Гитлера и его генералов в том, что мы имеем достаточно сил для осуществления двух вторжений.

– Как же, черт возьми, мы это сделаем?

– Очень просто. Создадим миллионную армию. Создадим силой воображения, но, боюсь, совершенно из ничего.

Вайкери отхлебнул из стакана и недоверчиво уставился на Бутби.

– Не может быть, чтобы вы говорили серьезно.

– Очень даже может быть, Альфред. Совершенно серьезно. Чтобы вторжение получило этот вожделенный половинный шанс, мы должны убедить Гитлера, Роммеля и фон Рундштедта, что мы располагаем могучей подготовленной силой, собранной под прикрытием утесов Дувра и только и ожидающей команды для того, чтобы обрушиться через Канал на Кале. Конечно, ничего этого не будет. Но к тому времени, когда мы закончим подготовку, немцы должны поверить, что им противостоит реальная сила порядка тридцати дивизий. Если они не поверят в существование этих сил – если мы потерпим неудачу, и они распознают наш обман, – то, скорее всего, наше возвращение в Европу, как это называет Черчилль, закончится катастрофическим кровавым разгромом.

– У этой армии-призрака есть название? – спросил Вайкери.

– Представьте себе, есть. Первая армейская группа Соединенных Штатов. Сокращенно ПАГСШ. У нее даже есть командующий – сам Паттон. Немцы считают генерала Паттона самым лучшим нашим боевым командующим и, конечно, сочтут нас дураками, если мы начнем действия по вторжению, не предоставив ему в операции главную роль. В распоряжении Паттона будет около миллиона человек; прежде всего, девять дивизий из американской Третьей армии и две дивизии канадской Первой армии. ПАГСШ даже имеет собственный лондонский штаб на Брайэнстон-сквер.

Вайкери, часто моргая, уставился перед собой, пытаясь переварить потрясающую информацию, полученную от начальника. Заставить врага поверить в несуществующую в реальности миллионную армию. Бутби был прав – это совершенно неслыханная ruse de guerre, рядом с которой троянский конь Одиссея покажется не более чем шутливой выходкой школьников.

– Но ведь ни Гитлера, ни его генералов нельзя назвать дураками, – сказал он. – Они хорошо усвоили уроки Клаузевица[13]13
  Клаузевиц Карл, фон (1780 – 1831) – прусский генерал, прославившийся как выдающийся стратег, автор нескольких классических трудов по военному делу.


[Закрыть], а ведь Клаузевиц высказал ценное мнение по части военной разведки: значительная часть сведений, получаемых в ходе войны, является противоречивой, еще большая часть – ложна, а третья, намного большая часть – сомнительна. Немцы не поверят в то, что на равнинах Кента стоит лагерем огромная армия, только потому, что мы скажем им об этом.

Бутби улыбнулся, снова полез в портфель и вынул другую папку.

– Все верно, Альфред. Мы об этом подумали и придумали «Ртуть». Цель «Ртути» состоит в том, чтобы нарастить нашей небольшой армии призраков плоть и кости. В ближайшие недели, в соответствии с планом прибытия нашей фантомной ПАГСШ в Великобританию, мы начнем наращивать объем радиопереговоров, частично теми шифрами, которые, по нашим данным, немцы уже раскололи, а частично – en clair[14]14
  Открытым текстом (фр.).


[Закрыть]. Все должно выглядеть точно так, как было бы, если бы мы на самом деле размещали в Кенте самую настоящую армию численностью в миллион человек. Квартирмейстеры будут жаловаться на нехватку палаток. Интенданты – на недопоставку продовольствия, отсутствие мисок и ложек. Болтовня радистов в перерывах между работой. Начиная от сих пор и до начала вторжения, мы намерены дать немецким постам радиоперехвата в северной Франции прослушать около миллиона наших депеш. Из некоторых – немногих – передач немцы смогут выудить клочки информации, которые позволят им подобрать ключ к сведениям о местоположении сил и их дислокации. Ну, а на самом деле мы хотим, чтобы немцы отыскали эти ключи и замок, к которому они подойдут.

– Миллион радиограмм? Каким же образом такое удастся сделать?

– Силами 3103 батальона связи армии США. Они везут с собой целую команду из бродвейских актеров, радиозвезд, одним словом, специалистов по разговорам на голоса. Людей, способных подражать акценту еврея из Бруклина, а через минуту говорить с омерзительной гнусавостью техасского фермера. Они будут готовить записи фальшивых радиопередач в студии на шестнадцатидюймовых грампластинках, а здесь запись будут транслировать с грузовиков, разъезжающих по Кентской местности.

– Невероятно, – почти беззвучно произнес Вайкери.

– Согласен с вами. Но ведь это только маленькая часть плана. «Ртуть» обеспечивает то, что немцы будут слышать по радио. Но мы также должны помнить и о том, чтобы подкрепить радиоигру декорациями для их авиаразведки. Мы должны сделать все так, чтобы казалось, будто в юго-восточной части страны проходит медленное и методичное наращивание сил полноценной армии. Поставить палатки на миллион человек, множество самолетов, танков, десантных машин. Мы собираемся расширять там дороги. Мы даже выстроим в Дувре нефтехранилище, будь оно неладно.

– Но, сэр Бэзил, – изумился Вайкери, – у нас, конечно, нет такого количества лишних самолетов, танков и прочей техники, чтобы ими можно было пожертвовать ради дезинформации.

– Конечно, нет. Мы станем делать макеты из фанеры и брезента. С земли они будут выглядеть тем, что они есть на самом деле: грубые, на скорую руку сколоченные подделки. Но с воздуха, через линзы фотокамер самолетов Люфтваффе, их нельзя будет отличить от настоящих.

– Как мы можем быть уверены в том, что самолетам-разведчикам удастся добраться туда?

Бутби широко улыбнулся, допил свой напиток и подчеркнуто медленными движениями зажег сигарету.

– Ну вот, Альфред, вы начинаете вникать в суть дела. Мы знаем, что они туда доберутся, потому что собираемся позволить им попадать туда. Не всем, конечно. Если мы поступим настолько прямолинейно, они наверняка почуют неладное. Силы Воздушного флота его королевского величества Георга VI и американские самолеты будут постоянно патрулировать небеса над нашей несуществующей ПАГСШ и отгонят или собьют большую часть немецких самолетов. Но отдельным – должен добавить, только тем, которые будут лететь выше тридцати тысяч футов, – будет позволено пробиться через заграждение. Если все пойдет согласно сценарию, гитлеровские аналитики воздушной разведки скажут своему начальству то же самое, о чем будут сообщать слухачи из северной Франции: что на побережье Па-де-Кале собирается мощная ударная группировка союзников.