Текст книги "Под конвоем лжи"

Автор книги: Дэниел Силва

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 40 страниц)

– Продолжайте.

– Для них составляли специальные шифры и разрабатывали специальные процедуры свиданий. Их куда серьезнее обучали пользоваться оружием. И, кстати, убивать без шума тоже учили. А по ночам к парням даже посылали шлюх, свободно говорящих по-английски, чтобы они учились трахаться по-британски.

– А как насчет нашей женщины?

– Говорили, что ее трахал сам начальник – как, вы сказали, его имя? – Фогель, кажется? Но, повторяю, все это только слухи.

– Вы когда-нибудь встречали ее в Великобритании?

– Нет.

– Я хочу знать правду, Карл! – Вайкери вдруг так сильно повысил голос, что один из охранников приоткрыл дверь и заглянул внутрь, чтобы удостовериться, что между следователем и допрашиваемым не возникло никаких недоразумений.

– Я говорю вам чистую правду! Господи боже! Да вы же в одну минуту Альфред Вайкери, а в следующую уже вылитый Генрих Гиммлер. Я никогда больше не видел ее.

Вайкери перешел на немецкий. Он опасался, что охранники попытаются подслушать их разговор.

– Вы знаете, под каким именем она живет в Англии?

– Нет, – ответил Бекер на том же языке.

– Вы знаете ее адрес?

– Нет.

– Вам известно, где она работает? В Лондоне?

– Судя по тому, что мне про нее известно, она может работать хоть на Луне.

Вайкери тяжело вздохнул, почти не стараясь скрыть своего разочарования. Вся эта информация была чрезвычайно интересной, но, как и разгадка убийства Беатрис Пимм, нисколько не приближала его к объекту поисков.

– Подумайте, Карл: вы рассказали мне все, что вам о ней известно?

Бекер улыбнулся.

– Поговаривали, что она большая мастерица по части потрахаться. – Заметив, что щеки Вайкери вдруг порозовели, Бекер поспешно добавил: – Извините, Альфред. Господь свидетель, я забыл, что вы порой бываете скромнее, чем школьник перед первым причастием.

– Почему вы не рассказали всего этого прежде – я имею в виду то, что касается специальных агентов? – спросил Вайкери, продолжая говорить по-немецки.

– Как же, Альфред, старина? Я говорил.

– Кому же? Мне вы об этом не говорили никогда.

– Я рассказал все это Бутби.

Вайкери почувствовал, как кровь снова прилила к его щекам, а сердце забилось так, будто собиралось вырваться из груди. Снова Бутби! С какой стати Бутби могло понадобиться допрашивать Карла Бекера? И почему он сделал это в отсутствие Вайкери? Бекер был его агентом. Вайкери арестовал его, Вайкери перевербовал его, Вайкери использовал его в своей операции.

– Когда вы встречались с Бутби? – спросил Вайкери, стараясь сохранять спокойное выражение лица.

– Я точно не помню. Здесь трудно следить за временем. Несколько месяцев назад. Может быть, в сентябре. Нет, пожалуй, это был октябрь. Да, скорее всего, в октябре.

– Что именно вы ему говорили?

– Я рассказал ему об агентах, рассказал о лагере.

– И о женщине вы ему тоже рассказали?

– Да, Альфред, я рассказал ему все. Он гнусный ублюдок. Я его терпеть не могу. И на вашем месте я держал бы с ним ухо востро.

– Был с ним кто-нибудь еще?

– Да, такой длинный парень. Красивый, как кинозвезда. Белокурый, синие глаза. Настоящий немецкий сверхчеловек. Только вот тощий, как палка.

– А было у этой палки какое-нибудь имя?

Бекер откинул голову назад. То ли он на самом деле напрягал память, то ли решил не упустить возможности разыграть еще один спектакль.

– Христос, это было какое-то забавное имя. Название инструмента или что-то в этом роде. – Бекер с силой потер пальцем переносицу. – Нет, что-то из домашней утвари. Швабра? Ковш? – продолжал он рассуждать по-немецки. – Нет, метла! Вот именно, метла! Представьте себе, этот парень больше всего похож на палку от метлы и носит фамилию Брум[33]33
  Игра слов: фамилия персонажа Брум (Broom) пишется и произносится так же, как слово, обозначающее веник, метлу (англ.).


[Закрыть]. Вам, англичанам, иногда удаются совершенно изумительные шутки.

Вайкери закрыл крышку чемодана, в котором находилась рация, и постучал костяшкой пальца по толстой двери.

– Почему бы вам не оставить мне рацию, Альфред? Здесь порой бывает очень одиноко.

– Сочувствую вам, Карл.

Дверь открылась, и Вайкери вышел в коридор.

– Послушайте, Альфред, конечно, и сигареты, и шоколад были замечательными, но в следующий раз постарайтесь привести еще и девочку, ладно?

* * *

Вайкери направился к начальнику охраны и попросил показать ему журналы учета посетителей за октябрь и ноябрь. Всего через несколько мгновений он отыскал нужную ему запись.

ДАТА: 5-10-43

ЗАКЛЮЧЕННЫЙ: Бекер, К.

КОЛИЧЕСТВО ПОСЕТИТЕЛЕЙ: 2

ИМЯ/ОТДЕЛ: Не указаны

Глава 25

Берлин

– Мой бог, какое же сегодня холодное утро, – проронил бригадефюрер Вальтер Шелленберг.

– У вас, по крайней мере, сохранилась крыша над головой, – ответил адмирал Вильгельм Канарис. – «Галифаксы» и «Ланкастеры» неплохо потрудились нынче ночью. Сотни мертвых, тысячи бездомных. Слишком уж много для нашего прославленного своей неуязвимостью Тысячелетнего рейха. Канарис искоса взглянул на Шелленберга, ожидая его реакции. При каждой встрече он изумлялся тому, насколько молод этот человек. Всего тридцать три года, и уже начальник VI управления Sicherheitsdienst, больше известного по аббревиатуре СД, – разведка и служба безопасности СС. VI управление занималось сбором сведений о врагах рейха в зарубежных странах, то есть фактически дублировало функции абвера. В результате эти два человека оказались непримиримыми конкурентами.

Они были на удивление несхожи между собой: низкорослый, седовласый, немногословный, немного шепелявивший при разговоре старый адмирал и красивый, энергичный и совершенно безжалостный молодой бригадефюрер. Шелленберга, сына фабриканта роялей из Саарской области, ввел в аппарат службы безопасности нацистской партии лично Рейнхард Гейдрих, тогдашний руководитель СД, который был убит чешскими борцами Сопротивления в мае 1942 года. Шелленберг, быстро ставший заметной фигурой среди национал-социалистов, прекрасно вписался в окружавшую руководство партии атмосферу всеобщего страха и неудержимой паранойи. Его величественный, словно кафедральный собор, кабинет был буквально напичкан средствами сигнализации, а в тумбы письменного стола по его приказу встроили два пулемета, благодаря чему он имел возможность одним нажатием кнопки разнести в клочья любого чем-то не понравившегося ему посетителя. Он не часто позволял себе расслабиться, но когда такие часы выпадали, предпочитал проводить их за рассматриванием своего поразительного собрания порнографических картинок. Как-то раз он продемонстрировал коллекцию Канарису; так глава семейства мог бы демонстрировать хорошему другу фотографии своих обожаемых родственников. Повторяя в реальности ситуации, изображенные на снимках, он искал возможности для удовлетворения своих неординарных сексуальных фантазий. На руке Шелленберг носил кольцо с синим камнем, под которым была спрятана ампула с цианидом. Для верности он имел также фальшивую зубную коронку, где также содержалась смертельная доза яда.

В настоящее время у Шелленберга было только две цели: уничтожить Канариса вместе со всем абвером и узнать для Адольфа Гитлера самую важную тайну войны – время и место англо-американского вторжения во Францию. Шелленберг питал глубокое презрение к абверу и группе старых офицеров, окружающих Канариса, – он насмешливо именовал их Дедами Морозами. Канарис доподлинно знал, что Шелленберг ведет против него войну на уничтожение, и все же при личном общении они соблюдали между собой прочное перемирие. Шелленберг испытывал к старому адмиралу вполне искреннее, чуть ли не сыновнее почтение, Канарис так же искренне восхищался нахальным, но действительно блестящим молодым офицером и получал истинное наслаждение от пребывания в его обществе.

Вот почему они старались, по возможности, начинать каждое утро с совместного катания на лошадях в парке Тиргартен. В это время каждый из них имел возможность прощупать намерения другого, проверить прочность его позиций и попытаться отыскать полезные для себя слабости. Канарис любил эти поездки и еще по одной причине: в течение хотя бы этого утреннего часа молодой генерал не предпринимал активных действий, направленных на то, чтобы приблизить его, Канариса, гибель.

– Вы, как всегда, в своем амплуа, герр адмирал, – отозвался Шелленберг. – Всегда видите только дурную сторону вещей. Мне кажется, что это делает вас циником. Я не ошибаюсь?

– Я не циник, герр бригадефюрер. Я скептик. А между этими понятиями имеется важное различие.

Шелленберг рассмеялся.

– Это различие между нами, работниками Sicherheitsdienst, и вами, профессионалами старой школы из абвера. Мы видим только бескрайние возможности. Вы видите только опасность. Мы смелы и не боимся рисковать. Вы предпочитаете прятать голову в песок. Прошу не счесть мои слова за желание вас обидеть, герр адмирал.

– Не тревожьтесь, мой молодой друг. Вы имеете право на свое мнение, пусть даже оно будет совершенно ошибочным.

Лошадь Канариса вскинула голову и громко фыркнула. Ее дыхание сразу же собралось в облачко пара, тут же подхваченное и унесенное прочь чуть заметным утренним ветерком. Канарис обвел взглядом разоренный Тиргартен. Большая часть старых лип и каштанов погибла, уничтоженная зажигательными бомбами союзников. Прямо перед ними, на тропе, зияла воронка, в которой вполне мог утонуть Kiibelwagen. Еще тысячи таких же воронок были рассеяны по всему парку. Канарис, натянув поводья, заставил лошадь обойти преграду. Пара охранников Шелленберга поспевала за ними пешком. Еще пара шла в нескольких шагах впереди, а командир группы медленно ехал на велосипеде, виляя из стороны в сторону. Канарис знал, что этими людьми охрана не исчерпывалась, но даже он своим наметанным глазом не видел остальных.

– Вчера вечером ко мне на стол попало кое-что очень интересное, – сообщил Шелленберг.

– Неужели? И как же ее звали?

Шелленберг рассмеялся и послал лошадь легким галопом.

– У меня есть источник в Лондоне. Он когда-то немного поработал на НКВД, в частности, завербовал одного студента из Оксфорда, который сейчас стал офицером МИ-5. Они до сих пор время от времени встречаются, и он имеет представление о том, что происходит в английской контрразведке. И, естественно, сообщает мне о том, что слышит. Офицер МИ-5 работает на русских, но я могу при необходимости, если можно так выразиться, поделиться добычей.

– Замечательно, – сухо откликнулся Канарис.

– Черчилль и Рузвельт не доверяют Сталину. Они держат его в неведении. Отказались проинформировать его о времени и месте вторжения. Они опасаются, что Сталин может передать секрет нам, чтобы мы разбили его союзников во Франции. А тогда, исключив британцев и американцев из борьбы, Сталин попытается покончить с нами в одиночку и захватить всю Европу для себя.

– Я знаком с этой теорией. Не уверен, что ее нужно считать основательной.

– Как бы там ни было, мой агент сообщает, что в МИ-5 происходит кризис. Он говорит, что ваш сотрудник Фогель развернул такую операцию, что все английское правительство наложило в штаны, как только узнало о ней. А контроперацию с их стороны возглавил офицер по имени Вайкери. Не доводилось слышать о таком?

– Альфред Вайкери, – сказал Канарис. – В прошлом – профессор Университетского колледжа в Лондоне.

– Вот это да! – искренне восхитился Шелленберг.

– Для того чтобы добиться успеха в работе, разведчик должен знать своего противника, герр бригадефюрер. – Канарис сделал паузу, чтобы дать Шелленбергу время оправиться от укола. – Я рад, что Курт предоставил им возможность потратить впустую еще немного денег.

– Они считают ситуацию настолько напряженной, что Вайкери лично встречался с Черчиллем, чтобы доложить ему о ходе расследования.

– И в этом нет ничего удивительного, герр бригадефюрер. Вайкери и Черчилль старые друзья. – Канарис искоса взглянул на Шелленберга, пытаясь понять, насколько сильно ему удалось изумить своего собеседника. Их беседы часто превращались в подобие состязания – каждый пытался поразить другого, сообщая какие-то детали имеющихся у них сведений. – Вайкери известный историк. Я читал его работы и очень удивлен, что вы этого не сделали. У него очень острый ум, и по образу мыслей он близок к Черчиллю. Он предупреждал мир о вас и ваших друзьях задолго до того, как на вас стали обращать внимание.

– Так вот с чем Фогель имеет дело. Может быть, СД удастся ему в чем-то помочь.

Канарис редко смеялся, но на сей раз позволил себе испустить короткий сочный смешок.

– Прошу вас, бригадефюрер Шелленберг. Если вы будете настолько откровенно выдавать свои намерения, наши утренние прогулки очень быстро потеряют свою привлекательность. Кроме того, если вы хотите узнать, что делает Фогель, вам достаточно спросить у главного птицевода[34]34
  Генрих Гиммлер, получив в 1922 г. диплом агронома, несколько месяцев проработал на птицефабрике.


[Закрыть]. Я точно знаю, что он прослушивает наши телефоны и внедрил на Тирпиц-уфер множество своих шпионов.

– Любопытно, что вы заговорили об этом. Я обсуждал этот самый вопрос с рейхсфюрером Гиммлером не далее как вчера вечером за обедом. Такое впечатление, что Фогель очень осторожен. Ведет себя чрезвычайно скрытно. Я слышал, что он даже не держит свою служебную документацию в центральном архиве абвера.

– Фогель настоящий параноик и действительно до крайности осторожен. Он хранит все у себя в кабинете. И я даже не пытаюсь заставить его следовать установленному порядку. У него есть помощник, его зовут Вернер Ульбрихт, который повидал самые худшие ужасы этой войны. Он все время сидит перед дверью и чистит свой «люгер». Даже я не рискую без нужды соваться во владения Фогеля.

Шелленберг натянул поводья, заставив лошадь замедлить шаг, а потом и остановиться. Утро было все таким же тихим и спокойным. Издалека доносились первые звуки начинавшегося движения по Вильгельмштрассе.

– Похоже, что Фогель как раз из тех людей, каких мы в СД любим и ценим. Умный, деятельный.

– Есть только одна проблема, – отозвался Канарис. – Фогель – это человек. У него есть сердце и совесть. Что-то подсказывает мне, что он не сможет найти общий язык с вашей толпой.

– Но почему вы не хотите позволить мне встретиться с ним? Возможно, нам удастся придумать, как объединить наши силы на благо рейха. Ведь у СД и абвера нет никаких причин для того, чтобы постоянно пытаться перегрызть друг другу глотки.

Канарис улыбнулся.

– Но мы как раз пытаемся перегрызть друг другу глотки, бригадефюрер Шелленберг, так как вы убеждены, что я предатель рейха, и поэтому прилагаете все силы для того, чтобы арестовать меня.

Это была чистая правда. Шелленберг собрал досье, в котором содержалось множество фактов, свидетельствовавших об изменнических действиях Канариса. Еще в 1942 году он передал это досье Генриху Гиммлеру, но тот не предпринял тогда никаких действий. Канарис также вел досье, и Шелленберг подозревал, что среди материалов, которые имелись в абвере на Гиммлера, были и такие, которые рейхсфюрер отнюдь не захотел бы увидеть обнародованными.

– Это было давным-давно, герр адмирал. Пора бы уже забыть об этом.

Канарис ткнул лошадь пяткой сапога в бок, и оба врага-собеседника двинулись дальше. Впереди показались конюшни.

– Могу я попробовать дать свою интерпретацию вашего предложения о сотрудничестве, бригадефюрер Шелленберг?

– Конечно.

– У вашего желания подключится к операции может быть одна из двух причин. Причина первая заключается в том, что вы хотите сорвать операцию, чтобы еще больше принизить репутацию абвера. В качестве второй причины я осмелюсь выдвинуть предположение, что вы намерены присвоить материалы Фогеля, а вместе с ними все заслуги и славу.

Шелленберг медленно покачал головой.

– Как жать, что мы с вами относимся друг к другу с таким недоверием. Как прискорбно!

– Да, не могу не согласиться с вами.

Они вместе въехали в конюшню и спешились. Двое конюхов тут же подбежали и увели лошадей.

– Как всегда, было очень приятно, – сказал Канарис. – Не хотите позавтракать вместе?

– Был бы рад, но, увы, дела не позволяют.

– О?

– В восемь часов встреча с Гиммлером и Гитлером.

– Желаю удачи. А какова же тема?

Вальтер Шелленберг улыбнулся и положил руку в перчатке на плечо своего пожилого собеседника.

– Думаю, вам будет не слишком приятно об этом узнать.

* * *

– Ну, и как сегодня утром вел себя «Старый лис»? – осведомился Адольф Гитлер, как только Вальтер Шелленберг ровно в восемь часов переступил порог его кабинета. Гиммлер уже был на месте; он пил кофе, сидя на мягком диване. Шелленбергу удалось поддержать тот образ, в котором он любил представляться вышестоящим (а их в стране имелось не так уж много) – слишком занятой человек для того, чтобы приходить на совещания раньше назначенного времени и вести светские беседы, но достаточно дисциплинированный, чтобы являться точно вовремя.

– Как всегда, изворачивался, – ответил Шелленберг, наливая себе в чашку дымящийся кофе. Рядом стоял кувшин с натуральным молоком. Даже у сотрудников СД в эти дни случались перебои с поставкой продуктов. – Он отказался сообщить мне хоть что-нибудь о действиях Фогеля. Утверждает, что ему самому ничего не известно. Он разрешил Фогелю работать в обстановке чрезвычайной секретности и не требует от него подробной информации о ходе операции.

– Возможно, это как раз хорошо, – заметил Гиммлер. Его лицо, как всегда, оставалось совершенно безразличным, и в голосе тоже не было слышно никаких эмоций. – Чем меньше нашему другу адмиралу известно, тем меньше он сможет сообщить врагу.

– Я провел собственное небольшое расследование, – продолжил Шелленберг. – Мне известно, что Фогель заслал в Англию самое меньшее одного нового агента. Для этого ему пришлось обратиться за помощью к Люфтваффе. Пилот, который осуществлял заброс агента, с готовностью пошел на сотрудничество. – Шелленберг открыл портфель и вынул два экземпляра перепечатанного материала. Один он вручил Гитлеру, а второй Гиммлеру. – Агента зовут Хорст Нойманн. Может быть, рейхсфюрер помнит происшествие в Париже несколько лет назад. Офицер СС был убит в баре. И как раз Нойманн был виновником его смерти.

Гиммлер выпустил листки бумаги из руки, позволив им упасть на кофейный столик, за которым они сидели.

– То, что абвер использует такого человека, следует расценивать как пощечину всей СС и надругательство над памятью офицера, которого он убил! Это свидетельство неуважительного отношения Фогеля к партии и лично к фюреру.

Гитлер между тем продолжал читать документ и, похоже, был им заинтересован.

– Не исключено, что Нойманн как раз тот человек, который нужен для этой работы, герр рейхсфюрер. Обратите внимание на его послужной список: родился в Англии, отлично действовал в составе Fallschirmjager, Рыцарский крест с дубовыми листьями. Если судить по документу, просто замечательный человек.

Фюрер сегодня мыслил и рассуждал куда более здраво, чем это было во время нескольких последних встреч Шелленберга с ним.

– Я согласен с вами, мой фюрер, – сказал Шелленберг. – Нойманн производит впечатление отличного солдата, если на мгновение забыть о темном пятне в его биографии.

Гиммлер бросил на Шелленберга невыразительный, словно у трупа, взгляд. Каким бы блестящим сотрудником ни был Шелленберг, но все равно противоречить Гиммлеру в присутствии фюрера было с его стороны очень рискованным шагом.

– Может быть, сейчас стоит, наконец, предпринять санкции против Канариса, – сказал Гиммлер. – Отстраните его, назначьте на его место бригадефюрера Шелленберга и объедините абвер и СД в одну мощную спецслужбу. Таким образом, бригадефюрер Шелленберг получит возможность лично контролировать действия Фогеля. Мне кажется, что, когда к событиям оказывается причастным адмирал Канарис, все сразу идет кувырком.

И снова Гитлер не согласился с предложением своего самого доверенного приближенного.

– Если русский друг Шелленберга не ошибается, этот Фогель, кажется, в настоящий момент успешно водит британцев за нос. Вмешиваться в операцию сейчас было бы ошибкой. Нет, герр рейхсфюрер, в настоящее время Канарис останется на своем месте. Вдруг он, хотя бы для разнообразия, сделает что-нибудь полезное.

Гитлер поднялся.

– А теперь, надеюсь, господа извинят меня. Моего внимания требуют и другие дела.

* * *

Два больших черных «Мерседеса» ждали с включенными моторами у края тротуара. Шелленберг на мгновение заколебался, решая, в какой автомобиль ему сесть, но тут же сообразил и молча уселся на заднее сиденье машины Гиммлера. Он чувствовал себя беззащитным, чуть ли не голым, когда не был со всех сторон окружен своими отборными охранниками, даже если в это время находился в обществе Гиммлера. Во время короткой поездки бронированный «Мерседес»

Шелленберга ни разу не оторвался от заднего бампера лимузина Гиммлера больше, чем на несколько футов.

– Как всегда, впечатляюще разыграно, герр бригадефюрер, – сказал Гиммлер. Шелленберг достаточно хорошо знал своего начальника, чтобы понять, что эти слова не были похвалой. Гиммлер, второй человек в Германии, был недоволен тем, что подчиненный осмелился возражать ему в присутствии фюрера.

– Благодарю вас, герр рейхсфюрер.

– Фюрер настолько озабочен проблемой тайны вторжения, что порой теряет свою обычную ясность мышления, – характерным невыразительным голосом произнес Гиммлер. – Наша работа состоит в том, чтобы защищать его. Вы понимаете, что я имею в виду, герр бригадефюрер?

– Понимаю.

– Я хочу знать, во что играет Фогель. Поскольку фюрер не хочет разрешить нам сделать это изнутри, нам придется сделать это снаружи. Прикрепите к Фогелю и его помощнику Ульбрихту круглосуточное наблюдение. Используйте все средства, имеющиеся в вашем распоряжении, чтобы проникнуть на Тирпиц-уфер. Найдите также какую-нибудь возможность внедрить человека в их радиоцентр в Гамбурге. Фогель должен связываться со своими агентами. Я хочу, чтобы кто-нибудь слушал, о чем они говорят.

– Будет сделано, герр рейхсфюрер.

– И, Вальтер, не нужно хмуриться. Уже скоро мы так или иначе, но приберем абвер к рукам. Не волнуйтесь. Он будет вашим.

– Благодарю вас, герр рейхсфюрер.

– Если, конечно, вы не станете впредь спорить со мной в кабинете фюрера.

Гиммлер постучал в стеклянную перегородку, отделявшую заднее сиденье от места водителя, вернее, почти неслышно прикоснулся к ней пальцами. Автомобиль плавно свернул к тротуару и остановился. Машина Шелленберга в точности повторила этот маневр. Молодой генерал сидел неподвижно, пока один из его личных охранников не открыл перед ним дверь, чтобы сопровождать его на протяжении всего десятифутового путешествия к собственному автомобилю.