Текст книги "Убийство в Вене"

Автор книги: Дэниел Силва

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 20 страниц)

40

Яффа, Израиль

Исправительный центр был окружен высокой стеной желтого цвета, по верху которой были проложены витки колючей проволоки. Ранним следующим утром Габриель подошел ко входу и был тотчас же впущен. Далее он должен был пройти по узкому огороженному проходу, напомнившему ему о «Дороге в рай» в Треблинке. На другом конце прохода его ждал тюремщик. Он молча провел Габриеля в безопасное помещение, затем в комнату для допросов без окон, с голыми шлакобетонными стенами. Радек как статуя сидел у стола в темном костюме и при галстуке. Его руки в наручниках лежали на столе. Он поздоровался с Габриелем еле заметным кивком головы, но не встал.

– Снимите наручники, – сказал Габриель тюремщику.

– Это против правил.

Габриель так посмотрел на тюремщика, что через минуту наручников не стало.

– Лихо вы это проделали, – сказал Радек. – Это еще один ваш психологический способ воздействия? Хотите показать вашу власть надо мной?

Габриель пододвинул к себе жесткий железный стул и сел.

– Я не думаю, чтобы при данных условиях подобная демонстрация была необходима.

– Наверное, вы правы, – сказал Радек. – Так или иначе, я восхищен тем, как вы провели все дело. Хотелось бы мне думать, что я мог бы проделать это так же хорошо.

– С кем? – спросил Габриель. – С американцами или с русскими?

– Вы намекаете на заявления этого идиота Белова в Париже?

– А они соответствуют действительности?

Радек молча смотрел на Габриеля, и на несколько секунд что-то от прежней стали вернулось в его голубые глаза.

– Когда играешь в игру так долго, как это делал я, заключаешь много союзов и участвуешь в стольких обманах, то под конец порой трудно понять, где проходит водораздел между правдой и ложью.

– Белов, казалось, был убежден, что знает правду.

– Да, но, боюсь, это убеждение дурака. Видите ли, Белов не мог знать правду. – И Радек переменил тему: – Я полагаю, вы видели сегодняшние утренние газеты?

Габриель кивнул.

– Он победил с бо́льшим превосходством, чем можно было ожидать. Похоже, мой арест способствовал этому. Австрийцы никогда не любили чужаков, которые вмешиваются в их дела.

– Вы ведь не злорадствуете?

– Конечно, нет, – сказал Радек. – Мне только жаль, что я дешево продал себя в Треблинке. Возможно, мне не следовало так легко соглашаться. И я не так уж уверен, что избирательная кампания Петера пострадала бы из-за того, что стало бы известно о моем прошлом.

– Есть вещи политически несовместимые – даже в такой стране, как Австрия.

– Вы недооцениваете нас, Аллон.

Габриель дал тишине установиться между ними. Он уже начинал жалеть, что согласился прийти.

– Мордехай Ривлин сообщил, что вы хотите меня видеть, – примирительно сказал он. – Я не располагаю большим количеством времени.

Радек немного выпрямился на стуле.

– Я подумал, что вы могли бы оказать мне профессиональную услугу, ответив на пару вопросов.

– Это зависит от вопросов. И мы с вами не принадлежим к одной профессии, Радек.

– Да, – согласился Радек. – Я был агентом американской разведки, а вы – убийца.

Габриель встал со стула. Радек поднял руку.

– Подождите, – сказал он. – Сядьте. Пожалуйста.

Габриель снова сел.

– Человек, позвонивший ко мне домой в ночь, когда меня выкрали…

– Вы хотите сказать – арестовали?

Радек наклонил голову.

– Хорошо, арестовали. Я полагаю, это был самозванец.

Габриель кивнул.

– Он отлично сыграл. Как это он сумел так хорошо войти в роль?

– Вы же не ожидаете, что я стану отвечать вам на это, Радек?

– У вас явно была запись его голоса.

Габриель посмотрел на свои часы.

– Я надеюсь, вы не заставили меня ехать в Яффу, чтобы задать мне один вопрос.

– Нет, – сказал Радек. – Есть еще одна вещь, которую я хотел бы знать. Когда мы были в Треблинке, вы упомянули, что я принимал участие в эвакуации узников из Биркенау.

Габриель прервал его:

– Можем мы наконец оставить в покое эвфемизмы, Радек? Это не была эвакуация. Это был «Марш смерти».

Радек с минуту молчал.

– Вы упомянули также, что я лично убил несколько узников.

– Я знаю, что вы убили по крайней мере двух девушек, – сказал Габриель. – Я уверен, что их было больше.

Радек закрыл глаза и медленно кивнул.

– Их было больше, – сказал он словно издалека. – Много больше. Я помню тот день, словно это было на прошлой неделе. Я уже какое-то время чувствовал, что приближается конец, но, увидев эту вереницу узников, марширующих в направлении рейха… я понял, что это – Götterdämmerung. Это были настоящие Сумерки Богов.

– И тогда вы начали убивать?

Он снова кивнул.

– Мне поручили сберечь их страшную тайну, а затем выпустили несколько тысяч свидетелей живыми из Биркенау. Я уверен, вы можете представить себе, что я чувствовал.

– Нет, – вполне искренне сказал Габриель. – Я не в состоянии представить себе, что вы чувствовали.

– Там была девушка, – сказал Радек. – Помню, я спросил ее, что она станет рассказывать своим детям про войну. Она ответила, что расскажет им правду. Я приказал ей солгать. Она отказалась. Я убил двух ее подруг, а она по-прежнему не сдавалась. По какой-то причине я дал ей уйти. После этого я перестал убивать узников. Посмотрев ей в глаза, я понял, что это бесполезно.

Габриель опустил глаза на свои руки, не желая попадаться Радеку на удочку.

– Я полагаю, эта женщина и была вашей свидетельницей? – спросил Радек.

– Да.

– Странно, – сказал Радек, – но у нее были ваши глаза.

Габриель поднял глаза. Помедлил и произнес:

– Мне все так говорят.

– Это была ваша мать?

Снова помедлил, потом сказал правду.

– Я готов выразить мои сожаления, – сказал Радек, – но я понимаю, сколько бы я ни извинялся, это ничего для вас не значит.

– И вы правы, – сказал Габриель. – Не говорите ничего.

– Значит, вы это совершили в память о ней?

– Нет, – сказал Габриель. – В память обо всех них.

Тут дверь вдруг отворилась. Тюремщик вошел в комнату для допросов и объявил, что пора ехать в «Яд Вашем». Радек медленно поднялся и протянул руки. Пока ему надевали наручники, он все смотрел в лицо Габриеля. Габриель проводил Радека до двери, затем проследил за тем, как он прошел по огороженному проходу в ожидавший его фургон. Габриель достаточно насмотрелся. Теперь он хотел просто забыть.

Выехав из Абу-Кабира, Габриель поехал в Софед повидать Циону. Они перекусили в маленьком кафе в квартале художников. Она пыталась заставить его разговориться о деле Радека, но Габриель, расставшись всего два часа назад с убийцей, был не в настроении говорить и дальше о нем. Он заставил Циону поклясться, что она будет держать в тайне его участие в деле, затем переменил тему разговора.

Какое-то время они поговорили об искусстве, потом о политике и, наконец, о том, как будет строиться жизнь Габриеля. Циона знала о существовании пустой квартиры на расстоянии нескольких улиц от ее собственной. Квартира была достаточно большой, чтобы устроить в ней студию, и была одарена самым замечательным светом в Верхней Галилее. Габриель пообещал подумать об этом, но Циона снова поняла, что он лишь старается успокоить ее. Глаза его снова стали мятущимися. Ему уже не терпелось уйти.

За кофе он рассказал ей, что нашел место, куда можно поместить кое-что из работ матери.

– Где же это?

– В Музее искусства холокоста в «Яд Вашеме».

Большие глаза Ционы затуманились слезой.

– Какое идеальное место, – сказала она.

После ленча они поднялись по каменным ступеням в квартиру Ционы. Она отперла дверь чулана и осторожно достала картины. Они провели целый час и отобрали двадцать наилучших произведений для «Яд Вашема». Циона обнаружила еще два полотна, где был изображен Эрих Радек. Она спросила Габриеля, что он хочет, чтобы она с ними сделала.

– Сожги их, – ответил он.

– Но они, наверное, сейчас стоят кучу денег.

– Меня не интересует, чего они стоят, – сказал Габриель. – Я не желаю никогда больше видеть его лицо.

Циона помогла ему загрузить картины в машину. И он отправился в Иерусалим под затянутым тучами небом. Сначала он пошел в «Яд Вашем». Куратор принял у него картины, затем побежал назад, чтобы присутствовать при начале допроса Эриха Радека. Как, судя по всему, поступила и вся остальная страна. Габриель ехал по тихим улицам Оливковой горы. Он положил камень на могилу матери и прочитал заупокойный каддиш по ней. То же проделал он и на могиле отца. Затем он поехал в аэропорт «Лодь» и сел на вечерний самолет, летевший в Рим.

41

Венеция – Вена

На другое утро в районе Каннареджио Франческо Тьеполо вошел в церковь Сан-Джованни-Кризостомо и медленно пошел по среднему проходу. Он заглянул в часовню святого Иеронима и увидел, что на затянутой полотном платформе горит свет. Он подкрался к ней, схватил своей медвежьей лапой стояк лесов и сильно встряхнул. Реставратор поднял на лоб увеличительные очки и, словно горгулья, свесился вниз посмотреть, кто там.

– С приездом, Марио, – сказал Тьеполо. – Я уже начинал беспокоиться. Где ты был?

Реставратор опустил очки на глаза и снова обратился к созерцанию Беллини.

– Собирал искры от костра, Франческо.

«Собирал искры? О чем это – ради всего святого – он говорит?» Но Тьеполо знал, что задавать вопросы не надо. Ему важно было лишь то, что реставратор наконец вернулся в Венецию.

– Сколько еще времени до окончания?

– Три месяца, – сказал реставратор. – Может быть, четыре.

– Лучше, если это будет три.

– Да, Франческо, я знаю, что три месяца лучше. Но если ты будешь трясти мою платформу, то я никогда не закончу.

– Ты не планируешь снова куда-то отправиться, Марио?

– Всего в одно место, – сказал он, нацелив кисть на полотно. – Но это будет ненадолго. Обещаю.

– Ты всегда так говоришь.

Пакет прибыл в часовую мастерскую в Первом округе Вены с курьером на мотоцикле ровно через три недели. Часовщик самолично принял пакет. Он расписался у курьера и дал немного денег в благодарность за его труды. Затем отнес пакет в мастерскую и положил на стол.

А курьер снова сел на свой мотоцикл и помчался прочь – он приостановился в конце улицы ровно настолько, чтобы просигналить женщине, сидевшей за рулем автомобиля «рено». Женщина набрала номер на своем мобильнике и нажала на кнопку «Вызов». Через минуту Часовщик ответил.

– Я только что отправила вам часы, – сказала она. – Вы получили их?

– Кто это?

– Я друг Макса Клайна, – шепотом произнесла она. – А также Эли Лавона, Ревекки Газит и Сары Гринберг.

Она опустила телефон и быстро набрала четырехзначный номер, затем повернула голову и тотчас увидела ярко-красный шар, вспыхнувший на фронтоне магазина Часовщика.

Дрожащими руками она повернула руль, отъехала от тротуара и направилась к Рингштрассе. Габриель бросил свой мотоцикл и ждал ее на углу. Она остановилась ровно настолько, чтобы он успел залезть в машину, затем свернула на широкий бульвар и влилась в вечерний поток машин. Мимо них, в противоположном направлении, промчалась машина Государственной полиции. Кьяра внимательно смотрела на дорогу.

– Ты в порядке?

– По-моему, меня сейчас стошнит.

– Да, я понимаю. Хочешь, чтобы я сел за руль?

– Нет, я могу ехать.

– Тебе надо было дать мне набрать сигнал детонации.

– Я не хотела, чтобы ты чувствовал ответственность за еще одну смерть в Вене. – Она смахнула слезу со щеки. – Думал ли ты о них, когда услышал взрыв? Думал ли ты о Лее и Дане?

Он откликнулся не сразу, потом покачал головой.

– О чем же ты подумал?

Он вытянул руку и смахнул слезинку с ее щеки.

– О тебе, Кьяра, – мягко произнес он. – Я думал только о тебе.

От автора

«Смерть в Вене» завершает цикл из трех романов, написанных о неоконченном деле холокоста. Кража нацистами произведений искусства и сотрудничество с ними швейцарских банков послужили фоном для «Убийцы по прозвищу Англичанин». Роль католической церкви в холокосте и молчание папы Пия XII вдохновили меня на написание «Исповедника».

Роман «Смерть в Вене», как и предшествующие ему книги, основан в общем-то на реальных событиях. Генрих Гросс был действительно врачом в знаменитой клинике «Ам Шпигельгрунд» во время войны. И описание слабой попытки Австрии предать его суду в 2000 году абсолютно точно. В том же году Австрию раздирали слухи о том, что офицеры полиции и служб безопасности работают на Йорга Хайдера и его крайне правую партию Свободы, стремясь дискредитировать критиков и политических противников.

«Акция 1005» – так действительно именовалась нацистская программа по сокрытию доказательств холокоста и уничтожению останков миллионов погибших евреев. Руководитель этой операции, австриец по имени Пауль Блобель, был осужден в Нюрнберге за свою роль в массовых убийствах, которые проводила айнзатцгруппен, и приговорен к смерти. Он был повешен в Ландсбергской тюрьме в июне 1951 года и никогда не был подробно допрошен о том, что он делал как командир «Акции 1005». Епископ Алоиз Гудал был действительно ректором в семинарии «Санта-Мария-дель-Анима» и помог сотням нацистских военных преступников бежать из Европы, включая коменданта Треблинки Франца Штангля. Ватикан утверждает, что епископ Гудал действовал без одобрения папы или других старших членов курии и они ничего не знали об этом.

Аргентина, безусловно, была конечным пунктом для тысяч военных преступников, находившихся в поиске. Вполне возможно, что некоторые из них все еще живут там и сегодня. В 1944 году команда «Эй-би-си ньюс» обнаружила там бывшего офицера СС Эриха Прибке, который открыто жил в Барелоче. Прибке явно чувствовал себя в Барелоче в такой безопасности, что, отвечая на вопрос корреспондента «Эй-би-си ньюс» Сэма Доналдсона, спокойно признал, что играл центральную роль в массовом убийстве, произведенном в Адриатических пещерах в марте 1944 года. Прибке был выслан в Италию, судим и приговорен к пожизненному заключению, хотя ему позволили отбыть этот срок под «домашним арестом». После многих лет маневрирования законом и апелляций католическая церковь позволила Прибке жить в монастыре неподалеку от Вены.

Генерал Рейнхард Гелен, главный шпион Гитлера на Востоке, стал работать на американскую разведку почти сразу после войны. Десятки немцев, непосредственно связанных с «окончательным решением», со временем нашли работу в разведсети, финансируемой ЦРУ. Мы никогда до конца не узнаем, какое влияние имели эти люди на американскую внешнюю политику в первые годы «холодной войны».