Текст книги "Двуликий демон Мара. Смерть в любви"

Автор книги: Дэн Симмонс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 23 страниц)

Трое юных воинов лакота лежали на расстоянии вытянутой руки друг от друга.

У самого младшего, которого Поворачивающий Орел представил по имени Пытавшийся Украсть Коней, в шее осталась торчать стрела шошонов. На груди и животе темнели раны от дюжины других стрел. Руки широко раскинуты, словно от удивления. Лунный свет отражался в открытых глазах, блестел на белой кости оскальпированного черепа. Мальчик по имени Несколько Хвостов выглядел так, будто его с головой окунули в красный ягодный сок. Шошоны не только сняли с него скальп, но также отрубили пальцы, вырезали язык и сердце.

Поворачивающий Орел лежал поодаль от товарищей, в распластанной позе, заставлявшей предположить, что он сражался с убийцами. Горло у него было перерезано от уха до уха, и зияющая рваная рана словно улыбалась Хоке Уште. Шошоны содрали с него скальп и вырезали язык, а еще отрезали уши, кисти, детородный член и яички. Один глаз Поворачивающего Орла теперь смотрел с расстояния пары шагов, насаженный на острый лист юкки.

Хромой Барсук отвернулся, судорожно хватая ртом воздух. Восстановив дыхание, он снова взглянул на убитых. Он хотел бы спеть для них песню смерти, хотел бы облегчить им путь на юг, но не знал ритуала.

«Когда я стану вичаза ваканом, – пообещал он себе, – я научусь всему этому».

Он повернулся прочь и зашагал на восток по залитой лунным светом равнине.

Они нашли его спустя день, ночь и еще день. Все это время Хока Уште не спал и не ел. Он не смастерил себе никакого оружия, не попытался прикрыть чем-нибудь наготу. Его раны гноились, кожа горела от солнечных ожогов и лихорадочного жара, и он напряженно прислушивался к шепчущим голосам в мозгу. Хока Уште шел, пока хватало сил идти, потом стоял на одном месте, пока ноги держали. Он не сознавал, что упал, и у него было туманное ощущение, будто он пытается ползти по крутому склону самой земли. Когда подъехали всадники, мальчик смутно осознал, что какие-то огромные существа заслонили солнце. Он был уверен, что это духи, явившиеся за ним, чтоб унести на юг, и очень удивился, услышав лакотскую речь с акцентом бруле.

Когда Хока Уште очнулся спустя какое-то время, он лежал между мягкими одеялами. Сквозь откинутый кожаный полог типи лился свет вечернего солнца, густой медово-желтый свет, на какой он любил смотреть в детстве, лежа в уютной безопасности дедушкиного и бабушкиного жилища. В первый момент он решил, что ему все привиделось в лихорадочном бреду – он обливался холодным потом, как бывает после сильного жара, – но потом над ним склонилась безносая старуха, сказала что-то на отрывистом наречии бруле другой безносой старухе, и Хока Уште понял, что все происходило не во сне, а наяву.

Кроме них, в палатке находилась еще одна – помоложе, с неповрежденным лицом, хранившим суровое выражение. Она наклонилась над Хромым Барсуком и сказала:

– Значит… ты живой.

Юноша не знал, как на это ответить.

Все три женщины покинули палатку, и Хока Уште опять стал засыпать, но тут в типи вошел здоровенный мужчина со свирепой физиономией.

– Это сусуны раздели тебя догола, отняли оружие, украли твою лошадь и оставили тебя там истекать кровью? – резко спросил он.

Хока Уште непонимающе уставился на него.

– Нет, это гроза. Сусуны меня не видели. – Он немного помолчал. – Ты – Отрезавший Много Носов.

Мужчина грозно нахмурился и дотронулся до своего ножа:

– Откуда ты знаешь?

– Я видел твоего сына, Поворачивающего Орла.

Отрезавший Много Носов шумно выдохнул:

– Он жив?

– Нет.

Великан покачнулся, словно от сильного удара:

– Сусуны?

– Да.

– Другие двое… Несколько Хвостов и Пытавшийся Украсть Коней…

– Мертвы.

Отрезавший Много Носов медленно кивнул.

– Тогда понятно, почему свистел призрак… – Он осекся. – Назови свое имя и племя и объясни, как ты оказался там один, голый и весь в крови.

Хока Уште представился и пояснил, что отправился в странствие после того, как получил видение. Мужчина не стал расспрашивать про видение.

– Ты сможешь отвести нас к телу моего сына? – спросил он.

– Думаю – да.

– Утром? На рассвете?

Хромой Барсук чувствовал страшную слабость после всех испытаний и лихорадки, но вспомнил изуродованное тело Поворачивающего Орла, не обряженное и не погребенное с должными почестями – лежащее в прерии, где оно могло стать кормом для животных, ведать не ведающих, кто такой Поворачивающий Орел.

– Сегодня, – сказал Хока Уште. – Я отведу вас туда до восхода ночного солнца.

– Нет, – после минутного раздумья произнес Отрезавший Много Носов. – Нельзя оставлять женщин одних, когда ванаги бродит в ночи. Отведешь нас к телу Поворачивающего Орла, когда призрак уйдет. – И он удалился прочь, оставив юношу спать.

Позже, когда стало смеркаться, суровая женщина принесла ему миску супа. Она коротко представилась: Красный Хвост. Прихлебывая густой бульон, Хока Уште попытался завязать разговор:

– А две другие женщины… с отрезанными носами… они твои сестры?

– Нет, – ответила Красный Хвост. – Это другие жены Отрезавшего Много Носов.

Хока Уште на секунду задумался.

– Они что… это… того… – У лакота издавна повелось в наказание за неверность рассекать женам ноздри или отрезать нос. Но Хромой Барсук не знал, как выразиться потактичнее. – Это потому, что они… – Он неловко умолк.

– Да, – сказала Красный Хвост. – У Отрезавшего Много Носов было пять жен, и только одна из них – я – сохранила нос в целости. Остальные заявляли о своей невиновности, но он очень ревнив.

Хока Уште проглотил кусок мяса, плававший в бульоне.

– Наелся? – спросила Красный Хвост и, не дожидаясь ответа, забрала у него миску. – Я должна идти. Уже темнеет. Мне нельзя находиться в типи наедине с тобой.

И суроволицая женщина быстро удалилась, Хока Уште не успел даже сказать «пиламайе».

Хромой Барсук проснулся в темноте от свиста и собачьего лая. Он сразу понял: там, в ночи, – призрак, упомянутый Отрезавшим Много Носов.

Свист был мелодичный, завораживающий, сладостный для слуха. Хока Уште сел на постели с бешено стучащим сердцем, испытывая острое искушение пойти на свист, пускай и предназначенный не для него. Собаки заходились лаем. Он пошарил вокруг в поисках своего ножа, тотчас вспомнил, что потерял его, мгновением позже осознал, что кто-то надел на него новую набедренную повязку, а потом встал и тихонько выскользнул за полог типи, решив найти источник чудесных звуков.

Костры в селении бруле не горели. Тридцать-сорок типи сияли молочной белизной в свете ночного солнца. Собаки перестали лаять, но рычали и скалились. Казалось, свист доносился с окраины стоянки, откуда-то неподалеку от типи Отрезавшего Много Носов. Хока Уште двинулся на звук, но в следующий миг его вдруг схватили чьи-то сильные руки и потянули вниз.

Отрезавший Много Носов и еще с полдюжины воинов сидели на корточках за стволом поваленного дерева. Здоровенный мужчина знаком велел Хромому Барсуку молчать, и все опять стали вглядываться поверх ствола в одинокий типи, стоявший поодаль на траве. Внезапно какая-то высокая тень проскользнула по прерии к типи, и свист зазвучал громче.

– Ванаги, – выдохнул Хока Уште.

Отрезавший Много Носов кивнул:

– Это призрак Поворачивающего Орла. Он пришел за своей винчинчале.

– Видящая Белую Корову, – прошептал Хока Уште. – Он говорил мне.

Теперь высокая тень кружила вокруг типи. Руки у нее были очень длинные, ноги колыхались в воздухе, не касаясь земли. Один глаз у призрака тускло мерцал, на месте другого чернела дыра. Хромой Барсук содрогнулся, вспомнив глазное яблоко, наколотое на острый лист юкки.

– Мой сын немного научился любовной магии от своего дяди, – печально прошептал Отрезавший Много Носов. – Это голос сийотанки.

Хока Уште понимающе хмыкнул. Он слышал о чарующей флейте из арсенала любовной магии. Любая девушка, услышав пение сийотанки, последует за тем, кто на ней играет, и страстно влюбится в него. Мелодичный свист становился все громче, завораживал все сильнее. Хока Уште увидел, как полог типи отодвинулся, и из темного проема на лунный свет выступила юная женщина – не иначе Видящая Белую Корову.

– Начали! – громко скомандовал Отрезавший Много Носов, и дюжина воинов с дикими криками выскочила из укрытий.

Призрак взвился выше в воздух, на несколько мгновений неподвижно замер, точно испуганный олень, а потом закружился, как дым на ветру. Продолжая вопить и орать, воины бросились к типи Видящей Белую Корову. Свист стал глуше, теперь он походил не столько на голос флейты, сколько на шелест ветра в листве, Хока Уште тоже принялся орать и размахивать руками, он заметил среди прочих шамана с черной полосой таха топта сапы на лице, который гремел вагмухой из священного плода горлянки, отгоняя призрака.

Внезапно кружащая в воздухе тень стремительно завертелась подобием пыльного смерча, а потом разлетелась на тысячу частиц – словно черная пыль, рассеянная ветром в лунном свете. Слабый свист обратился чуть слышным эхом, а потом и вовсе смолк.

– Сегодня он больше не вернется, – сказал вичаза вакан.

Воины пошли успокоить Видящую Белую Корову и ее мать. Отрезавший Много Носов приблизился к Хромому Барсуку:

– То же самое было прошлой ночью и позапрошлой. Так мы поняли, что мой сын умер. Сейчас мы поедем похоронить его.

Мальчишки привели лошадей, двадцать воинов вскочили верхом, кто-то подсадил ослабшего Хоку Уште, и отряд выехал в залитую лунным светом прерию.

Была середина утра, когда они наконец отыскали тела. Стервятники уже слетелись на поживу, глаза у мальчиков были выклеваны, лица почти полностью съедены. Отрезавший Много Носов пронзил стрелой жирную птицу, рвавшую печень его сына и не успевшую взлететь.

Воины привезли с собой палаточные шесты на волокуше и теперь разрубили жерди, чтоб соорудить три погребальных помоста. Мать Поворачивающего Орла прислала лучшую военную рубаху и особые мокасины для мертвых, с вышитыми на подошвах бисерными узорами, символизирующими мир духов. Мальчика одели должным образом, а родственники Нескольких Хвостов и Пытавшегося Украсть Коней обрядили своих мертвецов. Наконец все три тела положили на погребальные помосты, и шаман по имени Бизоний Глаз произнес нужные слова и почтил духов курением священной трубки. К полудню церемония завершилась, двадцать воинов и Хока Уште сели на лошадей и двинулись прочь.

– Ваш лагерь совсем в другой стороне, – сказал Хромой Барсук, когда сообразил, что они направляются на запад, к Мако-сича.

Отрезавший Много Носов лишь коротко рыкнул в ответ и принялся на ходу наносить боевую краску.

Хока Уште понял, что находится в военном отряде, и сказал:

– У меня нет оружия.

– Это не твое сражение, – отозвался седоволосый воин, ехавший рядом с Отрезавшим Много Носов. – Но ты должен опознать сусунов, убивших наших мальчиков.

Хока Уште вспомнил, как он лежал в барсучьей норе лицом в землю, когда кони шошонов проносились над ним. Он промолчал.

К наступлению темноты они достигли границы Бэдлендса. Отряд устроил холодный привал, несколько разведчиков врассыпную пошли дальше в поисках шошонов. Они надеялись ночью найти вражескую стоянку, бесшумно приблизиться и напасть на них с первыми проблесками зари. Бруле, как и все остальные лакота, не любили сражаться по ночам.

Бруле не нашли стоянки. Весь следующий день они шли по следу, но большой военный отряд шошонов разделился на четыре или пять групп, и их следы почти затерялись на каменистых пустошах Мако-сича. К исходу третьего дня погони Хромой Барсук изнемогал от усталости и голода – они питались только васной и сырым мясом подстреленных мелких животных – и мечтал поскорее вернуться к собственным поискам. Его никто не спрашивал, но он считал, что Поворачивающий Орел со своими товарищами прежде всего не должен был убивать женщину-шошонку и ее мужа. Он не отважился сообщить свое мнение Отрезавшему Много Носов.

На четвертый день двое разведчиков вернулись на стоянку чрезвычайно возбужденные. Хока Уште прислушался к невнятной скороговорке бруле и понял, что разведчики нашли не шошонов, а вазичу. У юноши забилось сердце при мысли, что он воочию увидит пожирателей лучших кусков, но он спросил Бизоньего Глаза:

– Разве вы хотите отомстить не шошонам?

Шаман взглянул на него с прищуром.

– Они скорее всего уже перевалили через горы. Мы совершим месть там, где сможем.

К этому времени военный отряд зашел далеко на запад, гораздо дальше, чем хотелось бы Хоке Уште и остальным – ведь там находилось укрепление вазикунов, которое лакота называли фортом у Соснового ручья, а пожиратели лучших кусков – фортом Филипа Керни. Но именно рядом с фортом Отрезавший Много Носов со своими воинами и устроил засаду.

Настоящего вождя отряда звали Заряжающий Левой Рукой, но Отрезавший Много Носов был военным вождем и составлял планы боевых действий. Он послал седоволосого друга, Расправляющего Крылья Орла, и еще шестерых, чтобы они заманили вазичу к ручью. Воины шумно спорили за право пойти на такой подвиг. Хока Уште не изъявил желания принять участие в деле, поскольку по-прежнему не понимал, какое все это имеет отношение к его оюмни и почему вдруг убийство солдат-вазикунов станет местью за смерть Поворачивающего Орла. Но он помалкивал.

Когда Расправляющий Крылья Орел и его люди стали уводить за собой вазичу от крепости, выкрикивая насмешки и пытаясь совершать деяния славы, Отрезавший Много Носов поставил своих воинов в засаду на северной стороне Соснового ручья. Хока Уште получил задание стеречь лошадей в тополиной роще под северным склоном холма, пока вазикуны не окажутся у самой засады. Оттуда он слышал крики и выстрелы, но ничего не видел.

План удался. Двадцать девять солдат-вазичу и воз, который они сопровождали из форта, погнались за Расправляющим Крылья Орлом с товарищами и убили только одного из них – Высокого Убийцу Воронов. Оставшиеся шестеро завели солдат в речную долину. Под конец седоволосый воин приказал своим людям спешиться и повести лошадей в поводу, словно изнуренных, чтоб заманить солдат к самой реке.

Как только вазичу оказались у реки – слишком глубокой, чтобы перебраться вброд, и слишком быстрой, чтобы переплыть без труда, – Отрезавший Много Носов и его воины принялись стрелять по ним из винтовок, пистолетов и луков. В бою пали еще два бруле – Одна Сторона, получивший пулю в глаз и умерший на месте, и Храброе Сердце, раненный в живот и скончавшийся в муках через два дня, – но все до единого солдаты-вазичу погибли в перестрелке.

Как я сказал, самого сражения Хока Уште не видел, но когда стрельба прекратилась, он спустился к реке и впервые в жизни увидел пожирателей лучших кусков. К тому времени почти все они уже были раздеты, но несколько все еще оставались в своих синих рубахах и штанах. Первым вазикуном, попавшимся Хромому Барсуку на пути, оказался мальчишка не старше Нескольких Хвостов. Стрелы вонзились подростку в бедро и живот, но смертельным стало пулевое ранение в грудь. Хока Уште опустился на колени, с удивлением рассматривая вазикуна: волосы ярко-рыжие, кожа бледная, точно белое лягушачье брюшко, а широко раскрытые мертвые глаза – голубые-преголубые. Он глазел бы на такое диво и дольше, но тут подошел бруле по имени Пинающий Медведь и сказал: «Его скальп – мой. Этого вазичу убил я». Это был вызов, но Хока Уште молча отступил, предоставляя воину забрать трофей.

Вокруг двух трупов безостановочно кружила желтая собака.

– Это собака вазичу, – крикнул Пинающий Медведь, срезая скальп с рыжеволосого мальчика. – Но мы не стали ее убивать, она славная. Мы возьмем ее с собой и научим служить настоящим людям.

Около воза лежали голые мертвые вазичу с нелепо вывернутыми конечностями. Воины Отрезавшего Много Носов, бросившиеся ловить лошадей, с трупами ничего особенного не сотворили, только повыдергивали из них стрелы да сняли скальпы. Хромому Барсуку пожиратели лучших кусков – с волосатыми лицами, волосатыми телами и кожей цвета рыбьего брюха – показались уродливыми, но это были просто мужчины – с животами, задницами и детородцами, как у любых человеческих существ.

По-настоящему его заинтересовала телега. Он слышал о повозках с колесами, но никогда еще таких не видел. Эта была покрыта сзади белым брезентом, и когда Хока Уште наклонился, чтобы заглянуть в нее, навстречу ему внезапно рванулось оскаленное лицо умирающего солдата вазичу – как если бы пожиратель лучших кусков хотел его укусить. Хока Уште вскрикнул от неожиданности и отпрянул, а вазикун замахнулся на него каким-то металлическим предметом, но в следующий миг выронил его из руки, испустив дух. Хока Уште машинально подхватил предмет – увесистый, тяжелее ножа, но совершеннее бесполезный в качестве оружия: с двумя тонкими металлическими ручками вместо одного черенка и без какой-либо режущей или бьющей поверхности. Хромой Барсук обнаружил, что, если дергать ручки туда-сюда, маленькие железные челюсти на другом конце раскрываются и закрываются. Очевидно, вазичу пользовались таким приспособлением для хватания и вытаскивания разных предметов.

«Получишь подарок от пожирателя лучших кусков, чья душа отлетела». Слова из видения. Хока Уште спрятал диковинный инструмент под набедренную повязку и залез на коня, взятого во временное пользование у Отрезавшего Много Носов.

– Мы возвращаемся, – сказал военный вождь бруле. – Мы добыли лошадей и совершили месть. Вазикуны обвинят во всем сусунов и отомстят вместо нас.

Хока Уште кивнул и сказал:

– Я рад, что Поворачивающий Орел и его друзья отомщены. Теперь пойду своим путем.

Отрезавший Много Носов нахмурился:

– Хромой Барсук, мои жены и я надеялись, что ты останешься жить с нами и женишься на Видящей Белую Корову.

Хока Уште моргнул. Он видел девушку лишь мельком, когда призрак исполнял серенаду. Почему все пытаются женить его?

– Я бы с радостью, – сказал он, – но видение моей ханблецеи требует, чтобы я продолжал странствие. – Он соскользнул с позаимствованного белого скакуна.

– Возьми коня в подарок, – великодушно промолвил Отрезавший Много Носов. – Его зовут Кан Ханпи – белый сок древесины, который вазичу называют сахаром, – и его украл сам Поворачивающий Орел.

– Пиламайе, ате. – Хока Уште поклонился в знак благодарности.

Отрезавший Много Носов подал знак, и воин Расправляющий Крылья Орел выступил вперед с ножом, луком, стрелами и одеялом для Хромого Барсука. Вождь Заряжающий Левой Рукой протянул мальчику странный предмет: сосуд с плещущейся в нем жидкостью, размером поболе горлянки, запечатанный и очень гладкий на ощупь. То была вещь вазичу.

– Это кувшин со священной водой, – пояснил Отрезавший Много Носов, употребив слова «мни вакен», которыми лакота обозначали виски.

Хока Уште боязливо взял сосуд, зная заключенную в нем силу и опасность.

Заряжающий Левой Рукой оскалился:

– В повозке вазичу еще дюжина таких кувшинов. Пей осторожно. Со священной водой в человека входят духи без всякого приглашения.

Хока Уште снова поклонился в знак благодарности, воины выкрикнули «хока хей!» и пустились галопом обратно на северо-восток, а Хока Уште развернул коня на юго-запад и поехал прочь от этого места смерти.

В горах Биг-Хорн охотились горные кроу, шошоны, северные шайенны, северные арапахо и даже роды оглала-сиу из народа икче вичаза, но ни одно из племен не владело этими сумрачными холмами, и немногие храбрецы отваживались соваться туда в одиночку. Хромой Барсук отважился, но старался держаться подальше от рек, вдоль которых во множестве стояли форты вазичу – точно бусины, нанизанные на бизонью жилу. Кан Ханпи без труда переплыл Паудер-ривер, несмотря на ледяную воду, и неуклонно поднимался в горы, минуя реки Оттер-Крик, Форест-Крик и Уиллоу-Крик, пока не достиг местности, где не было никаких рек и лежали остатки зимнего снега. На высоте по ночам примораживало, и Хока Уште плотно кутался в единственное одеяло, подаренное воинами бруле. Звезды в кристально ясном небе светили ровно, не мерцая. Вокруг не было ни души.

В последующие три дня Хока Уште не охотился и ничего не ел, лишь изредка пил из ручейков, вытекавших из-подо льда. Он словно голодал и очищался перед парильным обрядом или ритуалом ювипи, хотя на самом деле у него и в мыслях такого не было. Он просто не хотел есть.

На четвертый день юноша увидел типи, стоящий на длинном скальном выступе, откуда весь снег сметало ветром, почти никогда не стихавшим на этой высоте. Внизу простирались горы, рассеченные долинами, далеко на востоке темнели плоские равнины. До сих пор конь Хромого Барсука ни разу не заартачился, даже когда всадник направлял его в ледяную реку или заставлял пробираться через глубокие сугробы, но теперь Кан Ханпи отказался подходить к типи ближе чем на сто шагов.

Хока Уште спешился и, взяв с собой лук и пучок стрел, направился к жилищу. Три женщины смотрели на него, пока он приближался.

Две из них, выглядывавшие из-за полога потрепанной палатки, были молодые красавицы из его видения – возможно, двойняшки и точно сестры. В платьях из белой оленьей кожи, с блестящими черными волосами, с лицами безмятежными и гладкими, как гладь сна. Третья – видимо, мать, – казалась сущим порождением кошмара.

Лицо старой карги, изрезанное глубокими морщинами, сплошь покрывали застарелые бородавки и гнойные чирьи. Один глаз затянут бельмом, второй злобно щурился. Сквозь грязные желтовато-седые волосы просвечивал череп в чешуйках перхоти. Платье из плохо выделанной рыжеватой шкуры скверно пахло. Спина старухи горбилась, словно одно из кривых деревьев, выросших под лютыми ветрами на этом высоком горном хребте.

– Добро пожаловать, – промолвила одна из молодых женщин, выступая навстречу Хоке Уште. Не обращая внимания на свирепый взгляд матери, она взяла юношу за руку и завела в жилище. – Твой дом далеко, юный вичаза. Поешь с нами и проведи здесь ночь.

Хока Уште кивнул, но не улыбнулся. Он знал, что это часть его видения и что он умрет, если не выберет правильную женщину сегодня ночью. А если он умрет, его народ лишится последней возможности взять верх над вазикунами, которые вскоре нахлынут на мир, точно древний потоп во времена Вакиньян и Унктехи.

Две молодые женщины сидели рядом с ним, пока старая карга варила суп из какого-то тухлого мяса. Когда они принялись за пищу, солнце уже заходило, и ветер подхватывал искры костра и разметывал над темными горами внизу, бросал в меркнущее небо, словно сея звезды в ночи.

Ко времени, когда Хромой Барсук управился с супом, уже полностью стемнело. Он заметил, что ни одна из женщин не прикоснулась к пище, а потому не стал есть мясо, только выпил бульон, противный на вкус. Когда последние икры костра унесло во тьму и в глазах двух прелестных сестер отражался лишь звездный свет, Хока Уште встал и двинулся было к выходу. Молодые женщины схватили юношу за руки, а старая мать свирепо уставилась на него зрячим глазом. Хватка у них была очень крепкая.

– Я просто стреножу лошадь на ночь и возьму свое одеяло, – сказал он. – Я мигом вернусь. Вот, оставляю здесь лук и стрелы, чтоб вы не сомневались.

Сестры улыбнулись, но одна из них сказала:

– Я пойду с тобой.

Она не покинула широкое полукружие скального выступа, но Кан Ханпи испуганно косил глазом и пятился, пока женщина находилась поблизости. Хока Уште постарался успокоить коня, хорошенько его спутал, взял одеяло и прочие вещи и двинулся обратно к обветшалому типи.

Приблизившись, молодая женщина взяла Хромого Барсука за руку и прошептала:

– Будь осторожен, храбрый юноша. Моя сестра и мать не из земного мира. Они едят людей.

Хока Уште прикинулся удивленным.

– Как это? – прошептал он, остро ощущая ее цепкие сильные пальцы на запястье.

Зубы красавицы блеснули в звездном свете:

– У моей сестры в потайном месте растут зубы, и если ты займешься с ней любовью, они вцепятся в тебя и не отпустят, пока моя мать не убьет тебя и не высосет всю твою кровь и жизненный сок, а твои останки положит в мешок и повесит на скале за типи.

Хока Уште остановился:

– Как такое возможно?

Девушка изящно повела рукой, и Хромой Барсук заметил, какие у нее длинные ногти.

– Сестра и мать приходятся родней Иктоме, человеку-пауку. Они не любят человеческих существ… ну разве только на ужин.

Хока Уште бросил взгляд на типи. Прекрасная сестра и ужасная мать казались смутными тенями у холодных углей костра.

– А ты?.. – прошептал он.

Девушка опустила голову:

– Я тоже прихожусь родней Иктоме, и у меня тоже там… много зубов… но я не злая. – Она дотронулась до его руки: – Поверь мне.

Хока Уште кивнул:

– Пиламайе.

Ночное солнце, казалось, восходило под ними – на такой высоте располагался скальный выступ, где стоял типи. Ветер усилился и завывал на все лады. Старуха уже улеглась на свою постель, но сестры ждали сразу за пологом. Одна из них поманила Хоку Уште.

– Минутку, – сказал он. – Мне надо помочиться.

Он заметил, что оставленные у костра лук и стрелы куда-то исчезли, и незаметно нащупал под рубахой сзади нож, подаренный Отрезавшим Много Носов.

Красавицы переглянулись и остались ждать у входного проема.

Хока Уште обогнул типи, подошел к самому краю скального выступа и помочился в темноту. Ледяной ветер кусал его че, точно зубы.

Юноша содрогнулся, коротко оглянулся через плечо, а потом проворно опустился на колени и заглянул под выступ. Там висели ряды сетчатых мешков, прикрепленных к скале каким-то клейким веществом. В тусклом ночном свете юноша с трудом разглядел разные части человеческих останков, белеющих сквозь частую липкую сеть: вот палец, а вот оскаленные зубы, вон пустая глазница, а вон лоскут бледной кожи.

Хромой Барсук встал, поправил набедренную повязку и повернулся обратно к типи. В темноте одна из сестер подступила к нему сзади. Он не знал наверняка, но ему показалось, что это не та девушка, которая разговаривала с ним немногим ранее.

– Моя сестра кое-что рассказала тебе, – взволнованно прошептала она.

– Да.

Девушка дотронулась до голой руки Хоки Уште.

– Это не я хватаю своего любовника потайными зубами и держу, пока мать убивает его, – прошептала она. – Я хочу сбежать отсюда. Не я, а моя сестра разделяет пристрастие нашей матери к человеческому мясу и человеческой крови. Поверь мне, и мы вдвоем перехитрим их и уйдем целыми и невредимыми.

Хока Уште кивнул:

– А как твоя мать убивает?

По губам девушки скользнула мимолетная улыбка:

– Видел ее горб? На самом деле это свернутый длинный хвост, усеянный шипами. Когда сестра схватит тебя своей виньян шан и ты завопишь от боли, старуха расправит хвост и станет рвать шипами твое тело.

Хромой Барсук попытался улыбнуться, но не сумел. Проследив направление его взгляда, девушка прошептала:

– У твоей лошади уже выпущены кишки. Старуха постаралась, пока ты мочился. На своих двоих тебе от них не убежать. – Она прикоснулась к спине Хоки Уште и легонько постучала пальцами по ножу, спрятанному под рубахой. – Мы спасемся лишь в одном случае: если ты убьешь их, когда они меньше всего ожидают нападения. Выбери меня первой для соития, и я обещаю не причинять тебе боли своими маленькими зубками.

Хока Уште вырвал руку из крепкой хватки:

– Но как я узнаю тебя в темноте?

– Я прикоснусь к твоей щеке, вот так. – Она провела пальцами по его лицу. – Потом, когда мы начнем делать зверя о двух спинах, закричи дурным голосом, словно я вцепилась зубами в твоего детородца. А как только они накинутся на тебя – убей обеих.

– Да, – прошептал Хромой Барсук, хотя тихое это «да» скорее всего потонуло в шуме крепчающего ветра. – Ступай вперед.

Глаза девушки блестели. Ночное солнце, холодное и белое, все еще восходило в черной пропасти под ними.

– Тебе правда не убежать от них.

– Знаю, – сказал Хока Уште. – Иди в типи. Я зайду следом.

Когда девушка превратилась в смутную тень в отдалении, Хока Уште вскинул над головой сжатые кулаки и прошептал, обращаясь к небу:

– Вакан Танка, оншималайе… О Великий Дух, сжалься надо мной.

Ветер свистел вокруг него наподобие сладкозвучной любовной флейты ванаги в селении бруле, и тихий голос произнес в мозгу Хока Уште: «Доверься зрению сердца».

Юноша кивнул, опустил руки и направился к типи.

В типи стояла кромешная тьма – лунный свет не проникал внутрь, поскольку там даже дымового отверстия не имелось, – и скверно пахло. Хока Уште подождал, когда глаза привыкнут к темноте, но все равно едва различал во мраке неясные очертания уродливой старухи, свернувшейся калачиком в глубине жилища, и двух сестер, лежащих поближе к входу. Они положили его одеяло между своими постелями из шкур.

– Что это за бугор такой? – прошептала одна из сестер, водя рукой по одеялу.

– Подарок, – прошептал Хока Уште, доставая сосуд с огненной водой. Он откупорил его и протянул ближайшей девушке, но она отрицательно повела ладонью, словно опасаясь, что в нем яд.

– Вот, смотри, – прошептал Хромой Барсук и отпил глоток мни вакен. Жидкость обжигала горло и на вкус напоминала самое мерзкое из лекарств, какими его когда-либо поила бабушка, но он умудрился не поперхнуться.

– Вот, – повторил он, снова протягивая в темноту сосуд вазичу.

– Нет, – прошептала одна из сестер, взяв у него сосуд и отставив в сторону. – Мы не хотим пить. Ложись.

Хока Уште потер щеку. Рухнул его единственный план: усыпить огненной водой обеих сестер, а потом расправиться с кошмарной старухой.

Сильные руки потянули юношу вниз, на одеяло. Его обволок сладкий запах девичьих тел. Одна из теней поднялась над ним и стянула с него рубаху. Другая стащила с него мокасины и скользнула ладонями вверх по бедру. Хока Уште завел руку за спину и сомкнул пальцы на черенке маленького ножа за секунду до того, как незримые руки спустили с него набедренную повязку. Теперь сестры походили на пепельно-серую тень ванаги Поворачивающего Орла, они плавно летали над ним, меняясь местами. Хромой Барсук постоянно поглядывал в сторону старой карги, но видел в глубине типи один лишь глаз, поблескивающий из-под шкур.

«Смотри чанте иста», – наказал голос в видении. Глазами сердца.

Четыре ладони ласкали его грудь. Острые ногти пробегали по щеке и горлу, спускаясь к ключицам. Теплое сладкое дыхание обжигало ухо.

«Одна из них лжет. И если моя ханблецея не солгала, одна из них должна быть хорошая… мать нашего народа. Потомица Женщины Белый Бизон. Они не могут обе лгать».

Хока Уште слышал, как они раздеваются рядом с ним. Девичьи тела источали запах вахпевастемна, сладкого благовония, используемого перед особо важными ритуалами. И еще какой-то аромат, более терпкий и возбуждающий.

Юноша почувствовал, что детородец у него встает, несмотря на обуревающий душу страх. Голые девичьи груди теперь скользили по его рукам и бокам. Одна из сестер спустилась ниже, и он ощущал жаркое дыхание на своем бедре.