Текст книги "Двуликий демон Мара. Смерть в любви"

Автор книги: Дэн Симмонс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 23 страниц)

– Для меня большая честь, что искатель видений принял мое приглашение, – сказала Горластая Женщина, не переставая улыбаться.

Хока Уште смешался. Она что, издевается? Женщины икче вичаза славились своими острыми языками, но никто не мог тягаться остротой языка с этой старой каргой. Или она пыталась подольститься к нему, поскольку он теперь знаменитость?

– Для меня большая честь получить приглашение от тебя, – ответил Хока Уште, решив быть вежливым.

Горластая Женщина продолжала улыбаться и крошить турнепсы. Хока Уште обратил внимание, что она орудует большим скорняжным ножом.

– Что ты готовишь? – вежливо поинтересовался он.

– Угадай.

– Тимпсилу, – предположил мальчик, ибо при нем в котелок отправились только турнепсы.

– Нет, – сказала Горластая Женщина, бросая в кипящий бульон последние нарезанные кусочки овоща. – Попробуй еще раз.

Хромой Барсук потер щеку.

– Войяпи? – Он любил ягодный суп, но никогда прежде не видел, чтоб его варили с турнепсом.

Горластая Женщина улыбнулась и помотала головой:

– Нет. Но получится лила ваштай. Очень вкусно. Попробуешь угадать еще раз – или хочешь, чтобы я сказала?

– Скажи. – Он чувствовал себя страшно неловко в обществе старухи.

– Это итка, суп из яиц.

– А-а-а… – протянул Хока Уште, недоуменно думая: «Суп из яиц?»

Улыбка Горластой Женщины превратилась в широкую ухмылку. Старуха поднялась на ноги.

– Да, – пропела она, – из твоих итка. Твоих яиц. Твоих сусу. Твоих шаров. – И она с диким воплем прыгнула на Хромого Барсука.

Мальчик успел вовремя перехватить занесенную руку с ножом, и они двое покатились по шкурам и земле. Горластая Женщина шипела и визжала, точно существо грома, а Хока Уште стиснул зубы и отчаянно защищал свои сусу. Старуха умудрилась-таки пропороть набедренную повязку в области паха, прежде чем Хока Уште высвободил правую руку и со всей силы ударил ее в челюсть. Горластую Женщину отбросило назад – выпущенный из пальцев нож, крутясь, улетел в высокую траву, – и она тяжело рухнула навзничь на угли костра, завопила дурным голосом, а потом откатилась на бизоньи шкуры, с тлеющими искрами в волосах и на кожаном платье.

«Нехорошо так обращаться со своей тещей, – подумал Хромой Барсук, отряхиваясь дрожащими руками. – Нет, теперь уже нет».

Он вернулся к типи своего деда. Тункашила и унчи кунши ждали его снаружи. У бабушки в глазах стояли слезы.

– Пожалуй, я сейчас же отправлюсь в оюмни, – сказал Хока Уште.

Дедушка с бабушкой одновременно кивнули. Громкоголосый Ястреб уже приготовил для внука одну из своих лошадей. Лук и стрелы, нож, лекарственный мешочек и запасные мокасины Хоки Уште, завернутые в шкуру, лежали на попоне. Бабушка дала Хромому Барсуку сумку с папой и васной, дорожной пищей.

– Токша аке васиньянктин ктело, – промолвил дед, дотрагиваясь до руки мальчика. – Я увижу тебя снова.

Хока Уште крепко обнял дедушку и бабушку, вскочил на лошадь и выехал из селения, провожаемый многочисленными пристальными взглядами. Он почел за лучшее покинуть стоянку, пока Горластая Женщина не очухалась, и убраться подальше, пока Стоячий Полый Рог не вернулся с бизоньей охоты.

Так Хока Уште начал свое оюмни. Свое странствие.

Ага, я вижу, ты меняешь пленку, а значит, следующие мои слова не запишутся, но хочу кое-что объяснить тебе, пока ты возишься с этим аппаратом.

Когда я описываю мир, куда Хромой Барсук отправлялся в одиночестве, возможно, ты узнаёшь отдельные места, поскольку знаком с этой частью Южной Дакоты. Но ты ошибаешься. Черные Холмы, где Хока Уште проходил ханблецею, отличаются от Черных Холмов, через которые ты проезжаешь на машине сегодня. Не только потому, что тогда там не было каменных голов, городов, автодорог, ранчо, змеиного зоопарка, таксидермических студий, индейских сувенирных лавок, кемпингов Джеллистоунского парка, городов-казино и трейлерных стоянок. Нет, Паха-сапа тогда были другими, потому что были другими. Помимо паршивых лавок и заборов из колючей проволоки вазикуны принесли туда тьму и зловоние, застлавшие солнце, что озаряло Черные Холмы, где Хока Уште получил видение.

Равнины и пустоши, куда отправится он в моей истории, тоже не похожи на те, по которым ты колесишь сегодня. Не только потому, что нынешние высокие равнины сплошь изрезаны межевыми заборами и автомагистралями местного и федерального значения, не только потому, что на них повсюду рассыпаны города вазичу с дрянными типовыми домами и трейлерами, выстроенными вдоль дорог, словно пустые пивные банки, блестящие на солнце.

Нет, разница заключается не только в том, что в прошлом здесь было пустынно и чисто, а сегодня все загажено пожирателями лучших кусков. Нет. Широкий мир, куда Хока Уште направил свою лошадь давним майским днем, был мало населен людьми – ты мог скакать на коне много дней кряду, не видя вокруг никаких признаков человеческой жизни, – но далеко не пуст.

На лугах водились бизоны, чье поголовье в пору юности Хоки Уште все еще исчислялось миллионами, и множество других животных: волки и лоси, еще не вытесненные с прерий; медведи, по-прежнему уходившие на огромные расстояния от своих жилищ в горах; орлы, парившие высоко в небе; барсуки, рывшие норы вдоль речных русел; гремучие змеи и ящерицы; луговые собачки, жившие в огромном подземном городе, чье население превосходило численностью население современного Рапид-Сити; ну и, конечно же, всевозможные насекомые, летающие, ползающие и прыгающие, вроде птевояков, подсказывавших икче вичаза, где искать бизонов.

Но окрестный мир был полон не только животных: Хока Уште выехал на лошади на равнины, где повсюду подстерегали враждебные люди.

Вазикуны, да, но юноша еще ни разу в жизни не видел пожирателей лучших кусков и боялся их не больше, чем боишься сказочного страшилища. А когда он узнал ужасный смысл своего видения, бледнолицые почему-то стали для него еще менее реальными. Гораздо более реальными казались другие индейцы, которые были где-то там, стояли лагерем сразу за горизонтом или сидели в засаде, поджидая одинокого путника. Существовали другие племена икче вичаза – оглала, миннеконджу, бруле сиу. И были племена, чьи представители мигом оскальпировали бы мальчика-лакота: сусуны, по-вашему шошоны, шахийела, или шайенны, канги викаша, или кроу, бывшие иногда друзьями и союзниками, а иногда смертельными врагами, и Голубые Облака, известные вам под именем арапахо. Еще имелись заклятые враги: омаха, ото, виннебаго и Миссури, чьи земли икче вичаза захватили или пытались захватить еще до рождения Хоки Уште. А также пауни и понка, чьи земли мы пытались захватить уже при его жизни. Пауни были жополизами вазикунов и за это получали от конных солдат вазичу мушкеты и даже винтовки, из которых убивали икче вичаза.

Помимо пауни еще три племени – манданы, хидатса и арикара – ненавидели нас лютой ненавистью, потому что мы захватывали их земли, убивали воинов и сжигали селения, расширяя наши территории на запад. А еще дальше на западе, знал Хока Уште, обитали санкти, янктонаи и хункпапа – все они регулярно посылали на восток и юг военные отряды, истреблявшие всех попадавшихся на пути икче вичаза.

А с гор на равнины спускались охотиться юта, плоскоголовые и пенд-д'орей – у них, положим, не хватило бы храбрости совершить налет на лакотское селение, но одинокого воина лакота они непременно убили бы, чтоб показать, какие они крутые. Хока Уште знал, что его скальп запросто может стать трофеем, висящим в типи или на копье любого воина из дюжины соседних племен.

А все перечисленные племена и еще многие, не упомянутые, боялись черноногих. И хотя в тот год, когда Хока Уште совершал оюмни, черноногие были заняты истреблением речных кроу, ассинибойнов, гровантров, кри, равнинных оджибве и больших оджибве, то есть чиппева, но они не преминули бы между делом убить одинокого лакота, не умевшего толком обращаться с луком.

Хромой Барсук знал, что этот пустынный край на самом деле совсем не пустынен. Но самая большая разница между тем, что он видел тогда, и тем, что ты или любой другой вазикун видит сегодня, заключается в другом.

Мир вокруг Хоки Уште был более живым, чем ты можешь представить. Вония вакен – самый воздух – был живым. Дыхание Духа. Вечное обновление. Тункан. Иньян. Камни были живыми. И священными. Ходившие над прерией грозы были вакиньян, голосом духа грома и знамениями громовых существ. Цветы на бескрайних лугах трепетали от прикосновений татусканса, подвижного духа, живительной силы всего сущего. В реках обитали унктехи, чудовища и духи одновременно. По ночам Хока Уште слышал вой койотов и думал о Великом Койоте, старавшемся одурачить человека при каждой возможности. В паутине на дереве содержалось послание от Иктоме, человека-паука – обманщика даже почище Великого Койота. По вечерам, когда все прочие духи затихали, а в небе угасал свет и таяли облака, Хока Уште слышал дыхание Праотца Тайны, самого Вакана Танки. Поздней ночью, когда во всем мире не горело ни единого огня, способного соперничать с сиянием звезд, рассыпанных от одного горизонта до другого, Хока Уште видел в беспредельной высоте небесную дорогу, которой сам пройдет однажды, ибо он знал, что, когда умрет, его дух отправится на юг по Млечному Пути.

Да, мир был полон жизни.

Я вижу твой неподвижный взгляд, твою нетерпеливую позу.

Но хочу, чтобы ты понял: для Хоки Уште мир был другим.

Ладно. Включай свой аппарат.

Первые два дня странствия Хромой Барсук ехал на дедовой лошади сначала на восток, потом на юг по травянистым равнинам. Паха-сапа остались у него за спиной, самые враждебные племена обитали на западе. Он не разводил костер ночью, а ел приготовленные бабушкой папу и васну: вяленое мясо и пеммикан, смешанный с ягодным соком и почечным жиром, – дорожную пищу. На третий день Хока Уште подстрелил из лука кролика и поджарил на таком крохотном костерке, что, будь дело зимой, он спокойно мог бы сидеть на корточках прямо над ним, загораживая горящие угольки одеялом. Кролик получился жестким и на вкус ничем не на поминал восхитительную крольчатину, какую готовила бабушка.

На третью ночь мальчик потерял лошадь.

Случилось это так. Весь день он ехал по краю засушливых и опасных земель, которые знал под названием Макосича, а вы ныне называете Бэдлендс. Местность произвела на него пугающее впечатление: пыль, камень, извилистые скалистые гребни и разветвленные речные русла, оставшиеся после древних наводнений.

Но еще больше Хоку Уште пугали связанные с ней предания. Здесь произошло сражение между Вакиньян Танка, гигантской гром-птицей, и Унктехи, или, иначе, Унчегила, огромным водяным чудовищем, некогда заполнившим всю Миссури от одного конца до другого.

В ходе битвы Унктехи утопил почти всех свободных людей, и жалкая горстка икче вичаза спаслась только благодаря яростным атакам Вакиньян и маленьких гром-птиц на Унктехи и маленьких водяных чудовищ.

И вот на третью ночь Хока Уште стреножил дедушкиного коня в сравнительно защищенном месте поодаль от Бэдлендса, поджарил своего жилистого кролика и завернулся в одеяло, готовясь проспать беспокойным прерывистым сном еще одну ночь. Но прежде чем взошло ханхепиви, ночное солнце, на прерию черно-синей стеной наползла гроза, застилая звезды, утробно заворчала, точно древний зверь из рассказов Хорошего Грома. Едва Хока Уште сел в своем одеяле, собираясь успокоить лошадь, воздух вдруг наполнился вакангели, – зловонным электричеством, порождаемым грозой, всего в четверти мили от него ярко полыхнула молния, и дедушкина лошадь, взбрыкнув передними ногами, сбросила неумело завязанные путы и стрелой помчалась в сторону Бэдлендса.

Хромой Барсук вскочил с земли и закричал, но лошадь словно не услышала. Они двое неслись по прерии, озаряемой вспышками подступающей грозы, и лошадь скоро оставила задыхающегося мальчика далеко позади. В последний раз Хока Уште увидел животное, когда оно влетало в расселину оврага буквально за несколько секунд до начала дождя.

На границе Мако-сича Хромой Барсук заколебался, не разумнее ли вернуться на место привала и переждать грозу, прежде чем соваться в эти жуткие овраги, залитые густыми тенями. Но он понимал: тогда ему точно не найти дедушкиного коня. Слово для обозначения лошади у лакота появилось совсем недавно, потому что икче вичаза приручили это животное всего несколько поколений назад. Сунка вакан в переводе означало «священная собака», и лошадь по-прежнему считалась священной в силу своей важности и незаменимости. Хока Уште не мог вернуться домой без коня Громкоголосого Ястреба.

Он вошел в Бэдлендс ровно в тот момент, когда грянула гроза. Луна скрылась за тучами еще раньше, но теперь темнота сгустилась до кромешной. Хромому Барсуку невольно вспомнился ритуал ювипи, при котором мудрого человека плотно заворачивают в одеяла и шкуры и оставляют в темном месте, чтобы его могли найти духи.

Сначала дождь просто сек косыми ледяными струями и в два счета промочил одежду, но вскоре перерос в ливень страшной силы, под каким не устоять на ногах. Хока Уште упал на колени в глубокую грязь и воду. Теперь молнии вспыхивали так часто, что глаза не успевали привыкнуть ни к темноте, ни к свету, и мальчик все равно что ослеп. Грохотало все чаще и сильнее, слышались истошные вопли громовых существ и оглушительный треск, с которым Вакиньян Танка рвала незримую жертву громадными когтями и клювом. Овраги, ущелья, теснины превратились в ужасный лабиринт, откуда Хока Уште не нашел бы выхода, даже если бы мог сейчас подняться на ноги и пойти. Вакангели наполнило воздух, и волосы у мальчика встали дыбом.

Прошло несколько минут, прежде чем Хока Уште осознал, что неминуемо погибнет, если останется здесь. Вода в тесном ущелье быстро прибывала, стекая бурными потоками с какой-то возвышенности в глубине Мако-сича. Мальчик поднял голову и, сильно прищурившись, вгляделся сквозь завесу ледяного ливня: вершина скалистого хребта находилась в сотне футов над ним, зубчатый гребень чернел на фоне неба, озаренного всполохами молний. Пока он смотрел, ветвистая желтая молния ударила в валуны наверху. Если он заберется туда, его наверняка убьет молнией. А если останется здесь – точно утонет.

Хока Уште стал карабкаться по крутому склону, но снова и снова съезжал обратно в ревущий поток вместе с пластами раскисшей почвы. Когда он в последний раз выбирался из ущелья, вода доходила уже до пояса. Теперь ливень превратился в град и нещадно молотил Хоку Уште по лицу и плечам. Мальчику казалось, будто Вакиньян забивает его камнями.

В конечном счете Хромой Барсук воспользовался ножом: раз за разом втыкал лезвие глубоко в каменистую почву, чтобы получить опору на скользком склоне. У него было ощущение, будто он пытается заколоть саму землю, а небо хочет забить его насмерть ледяными кулаками. Градины разрывали одежду, раздирали кожу до мяса. Косички у Хока Уште расплелись, спутанные мокрые волосы липли к лицу, с висков и лба струилась кровь. Он не мог открыть глаза и понял, что добрался до вершины, только когда ударил ножом в пустоту перед собой.

Хромой Барсук лежал там, оседлав узкий гребень, точно брыкливого духа-коня. Бросив нож, он вцепился обеими руками в мокрую землю, уткнулся лицом в грязь и отчаянно искал опору пальцами ног, чтоб удержаться на месте в порывах ветра, под яростно молотящим градом. Молнии безостановочно били в гребни холмов повсюду вокруг, и в какой-то момент Хока Уште поднял залитое кровью лицо к грохочущему, сверкающему небу, оскалил зубы и завыл волком, словно бросая вызов вакиньянам.

Потом небеса, казалось, разверзлись еще шире, градины стали размером с кулак, и Хока Уште лишился чувств.

Очнулся мальчик с мыслью, что небеса убили его. Потом он, прищурившись, посмотрел в ясное голубое небо, увидел белоснежные холмы и овраги вокруг, уже начинающие высыхать в лучах утреннего солнца, услышал журчание ручьев в узких ущельях внизу и понял, что еще не перешел в иной мир, где обитают духи. Там, он знал, все краски тусклы, звуки приглушены, и солнце никогда не светит ярче, чем в туманный день. Хока Уште сел и с изумлением осмотрел себя.

Он был голый. Даже набедренная повязка не уцелела под ливнем и градом. Сотня синяков и тысяча царапин покрывали его бронзовое тело. Пошевелив ногами, он громко застонал, но тотчас подавил стон. Пускай Хока Уште не входит в сообщество, но он все равно воин икче вичаза и должен вести себя соответственно.

Нож унесло потоками воды. Более того, ночной ливень смыл с гребня холма всю почву, оставив только валуны диковинных очертаний, прежде скрытые под слоем земли. Хока Уште двинулся к границе Бэдлендса, перепрыгивая с одного камня на другой.

Он оставил позади уже несколько сотен таких валунов, когда вдруг осознал, что все они одного размера и расположены на одинаковом расстоянии друг от друга. Обернулся, по-прежнему щурясь от ярких бликов солнца на белых камнях, и тотчас понял, что ступает вовсе не по скале.

Хока Уште стоял на одном из сочленений гигантского позвоночника – блестящего спинного хребта какого-то длинного существа, некогда погребенного в Мако-сича и теперь частично обнаженного после мощного ночного ливня. Мальчик понял: он стоит на Унктехи… Унчегиле… древнем змеебоге, проигравшем сражение Вакиньян Танке в незапамятном прошлом, когда скалы были молодыми.

Позвоночник тянулся на многие мили в глубину Бэдлендса и исчезал за складками местности, среди которых выступали белые скалистые гребни, возможно, тоже бывшие костями.

Хромого Барсука забила дрожь. Унктехи был вакан, но со столь великой священной силой не мог управиться ни один шаман икче вичаза, не говоря уже о мальчике семнадцати лет от роду. Хока Уште почувствовал, как мощные токи вакан проникают в него через босые ступни, словно в выбеленных костях спинного хребта, на котором он стоял, скопилось все электричество-вакангели ночной грозы. Он посмотрел в сторону границы Бэдлендса, все еще находившейся в четверти мили от него, потом опасливо оглянулся через плечо, будто ожидая, что Унктехи медленно поднимется, облекаясь плотью, и обратит к нему страшную морду со сверкающими ярче солнца глазами и острыми клыками размером с гору.

Мальчика так и подмывало съехать вниз по крутому склону, прочь от валунов-позвонков, спуститься в затененное узкое ущелье, где уже пересыхали последние ручейки. Но путь по извилистым оврагам, залитым глубокой грязью, займет у него не один час, если он не заплутает или не увязнет в трясине по пояс.

Хока Уште закрыл глаза, подумал о своем видении, справился с дрожью в ногах и снова запрыгал с камня на камень, вбирая в себя силу, что втекала через ступни и поднималась к щиколоткам, коленям и паху. Все тело покалывало, мышцы упруго сокращались сами собой, как у шамана-ювипи, исполненного духовной силы. Синяки сходили на глазах, царапины затягивались.

Пара сотен шагов по степной траве – и Хока Уште оглянулся на Мако-сича. Лишь белые скалы и белые пески сияли на солнце.

Он не смог найти место своей стоянки. Он потерял не только лошадь и нож: ливневые потоки унесли или погребли под наносами его лук и стрелы, одеяло, кремни, сменную одежду и крохи съестного, оставленные про запас. Через час Хока Уште прекратил поиски и зашагал на восток.

Голый, с все еще подрагивающими от избытка энергии-вакан мышцами, он шел к горизонту идеально плоского мира, слегка прихрамывая, когда наступал босой ногой на кактус или юкку. И скоро холмы Бэдлендса скрылись вдали у него за спиной.

Поначалу они представились Хромому Барсуку четырехглавым существом, идущим навстречу сквозь предвечернее знойное марево. Он нимало не усомнился, что это одно из чудовищ, о которых предупреждал его дед: сисийе или сийоко. Спрятаться было негде, вокруг куда ни глянь простиралась плоская прерия, да Хока Уште и не хотел прятаться. Он стоял и ждал, когда чудовище приблизится.

Четырехглавое чудовище оказалось не сисийей, не сийоко, а просто лошадью, везшей на спине троих молодых людей. Хока Уште понимал, что три воина из другого племени скорее всего будут поопаснее любого чудовища, но не двигался с места. Когда они подъехали поближе, он увидел, что лошадь изнурена и взмылена, а три воина годами не старше его. На лицах у них была боевая раскраска, и при виде Хоки Уште они воинственно завопили, вскинули свои жезлы славы и направили к нему полуживую лошадь.

«Сегодня хороший день, чтобы умереть», – подумал Хока Уште, но эта смелая фраза была лишь словами. Он не хотел умирать, и его сердце бешено колотилось. Он тем более не хотел умирать голым и беззащитным, от руки мальчишек кроу или шошонов, еще недостаточно взрослых, чтобы иметь собственного коня.

Они оказались не кроу и не шошонами. Хока Уште разглядел боевую раскраску, расслышал крики юных воинов, когда они приблизились, и опознал в них икче вичаза – бруле сиу, судя по грубому диалекту. Теперь он увидел, что они даже моложе его; старшему не больше пятнадцати лет. Мальчишки, со своей стороны, перестали испускать дикие воинственные кличи и остановили лошадь в десяти шагах от голого Хоки Уште. С минуту все молчали, тишину нарушало лишь хриплое дыхание измученной лошади да сухой стрекот кузнечиков в траве.

– Хока хей! – сказал наконец старший мальчишка. – Ты человек?

Хромой Барсук окинул себя взглядом и осознал, что он – голый, исцарапанный, покрытый запекшейся кровью – наверняка производит куда более устрашающее впечатление, чем эти юные воины.

– Да, – ответил он и назвал свое племя и род.

Старший мальчишка спрыгнул с лошади и подошел; жезл славы он по-прежнему держал наготове, словно решив все-таки прикоснуться к странному призраку. Однако он просто дотронулся до Хоки Уште рукой, удостоверяясь, что перед ним реальный человек, а потом отступил на шаг назад и вскинул ладонь:

– Мое имя Поворачивающий Орел, я сын Отрезавшего Много Носов. Это мои друзья, Несколько Хвостов и Пытавшийся Украсть Коней.

Хока Уште взглянул на двух мальчишек, молча хлопавших глазами.

– Вчера мы убили двух сусунов, и теперь за нами гонятся пятьдесят конных. – В голосе Поворачивающего Орла слышался не только страх, но и гордость.

Хока Уште посмотрел на восток, но не увидел там пятидесяти всадников. Расплывчатое пятно на горизонте вполне могло быть облаком пыли.

– Мы охотились, – сказал Поворачивающий Орел, – и наткнулись на сусуна, стоящего на привале у Белой реки. Он был со своей женщиной и мальчиком четырех или пяти лет. Завидев нас, мужчина вскочил на коня, подхватил сына и ускакал, бросив свою жену. Мы убили ее и пустились в погоню, хотя у нас всего одна лошадь на троих… – Поворачивающий Орел с гордостью указал на хрипящую лошадь. Хока Уште подумал, что несчастное животное вот-вот рухнет наземь от изнеможения.

– Когда он переходил вброд реку, – продолжал Поворачивающий Орел, – мы попали в него двумя стрелами, он свалился с коня, и мы настигли его ниже по течению. – Мальчик показал окровавленный скальп. – Он умер хорошо. Мы переплыли на другой берег и погнались за конем с сыном сусуна, но у ребенка руки были крепко привязаны к гриве, и лошадь оказалась быстрее нашей. Мы гнались за ними целый час, а потом перевалили через холм и увидали в долине военный отряд сусунов и маленького мальчишку среди них. Они бросились в погоню за нами. Около реки мы ненадолго оторвались от них, а теперь они снова идут по нашему следу. – Поворачивающий Орел горделиво дотронулся до своей груди.

Хромой Барсук с тревогой посмотрел на восток. Да, расплывчатое пятно вдали очень походило на облако пыли, и оно приближалось.

– Куда вы направляетесь?

Поворачивающий Орел покусал губу:

– Наша стоянка находится где-то между этим местом и рекой, но ночью в темноте мы проехали мимо нее. Повернуть назад мы не можем. Мы направляемся к О-ана-газе, Месту Укрытия.

Хока Уште кивнул. О-ана-газе назывался высокий холм в Мако-сича, на вершине которого несколько воинов смогли бы держать оборону против целого войска.

Но он находился во многих милях оттуда. На такой изнуренной лошади от военного отряда не убежать. Эти мальчики считай, что мертвы.

Поворачивающий Орел подступил поближе и заговорил почти шепотом, чтобы друзья не услышали.

– Я не боюсь смерти, но я буду скучать по девушке, которую зовут Видящая Белую Корову. Я обещал ей, что совершу деяние славы и вернусь к ней. – Мальчик посмотрел на Хоку Уште почти с жалостью. – Если сусуны не убьют и тебя тоже, я прошу передать Видящей Белую Корову, что я обязательно вернулся бы, будь моя воля.

Хока Уште моргнул.

Поворачивающий Орел отступил назад и громко сказал:

– Сегодня хороший день, чтобы умереть. – Он вскочил на лошадь. Двое мальчишек позади него казались очень юными и очень испуганными.

– Хока хей! – крикнул Поворачивающий Орел и ударил пятками по взмыленным бокам лошади. Взять в галоп измученное животное не смогло бы при всем желании, но рысью пойти кое-как сумело.

Хока Уште посмотрел, как они медленно удаляются на запад, потом перевел взгляд на восток. Он уже отчетливо видел пыльное облако. И после минутного колебания он двинулся ему навстречу.

Будь трава высокой, Хромой Барсук спрятался бы в ней, но он шагал по голой степи со скудной малорослой растительностью, где на мили окрест все видно как на ладони. Там не было ни крупных камней, ни деревьев, ни больших кустов юкки. Пыльное облако настигло бы его, даже если б он побежал. Единственной неровностью рельефа в пределах видимости была едва заметная длинная впадина, пролегавшая между ним и военным отрядом шошонов, и Хока Уште шагал к ней с решимостью обреченного. Он знал, что для шошонов не имеет значения, один человек или трое убили мужчину и женщину из их племени: сейчас скальп любого лакота утолит гнев разъяренных воинов. Мальчик машинально дотронулся до своих распущенных спутанных волос.

Он уже начинал понемногу различать всадников, когда достиг высохшего речного русла – мелкого и узкого, меньше дюжины шагов в ширину. В нем не было никакой растительности, и оно недостаточно круто извивалось, чтобы предоставить хоть мало-мальское укрытие, но Хока Уште все равно спрыгнул в него. Здесь он останется незамеченным еще минуту-другую. Земля под ним уже дрожала от топота копыт.

Хромой Барсук прошел шагов двадцать на север, слыша храп лошадей и крики шошонов, а потом вдруг заметил дыру в земле с восточной стороны русла. Дыра была маленькая – вероятно, барсучья нора. При виде ее мальчика осенило.

Хока Уште был худой. Военный отряд находился всего в минуте от сухого русла, когда он принялся лихорадочно разрывать землю, расширяя отверстие, чтобы пролезть в него. Потом он подтянулся на каком-то торчащем корне и с усилием просунул ноги. Протиснуться дальше он сумел только потому, что был голый, скользкий от пота и не имел при себе никакого оружия.

Обдирая бедра о каменистую почву, он умудрился протолкнуться глубже в сужающуюся нору, но верхняя половина тела все еще оставалась снаружи. Шошоны не могли не заметить его. Земля гудела от топота боевых коней. Хромой Барсук протиснул руки вдоль тела и принялся пальцами рвать корни, выцарапывать мелкие камешки в отчаянных стараниях расширить лаз. Его тело проскользнуло еще глубже, теперь из песчаной почвы торчали только плечи и голова.

Гиканье воинов и лошадиный храп слышались уже совсем близко.

Хока Уште постарался стать меньше, тоньше, скользче. Рыча от натуги и нещадно обдирая уже исцарапанную кожу, он принялся протискиваться дальше в нору, и наконец на поверхности осталась одна лишь макушка, похожая на спину гигантского паука. Пролезть дальше не получалось. Как он ни извивался, как ни напрягался, он не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, ни плечами, чтобы пропихнуться в нору хоть на палец глубже.

Лошади, скакавшие впереди, уже были рядом.

Хромой Барсук повертел, потряс головой, пытаясь присыпать свои блестящие черные волосы песком и серой пылью.

Первая лошадь достигла речного русла и остановилась прямо над ним. Хока Уште ощущал топот копыт и тяжесть животных. Подъехали еще всадники и тоже остановились над ним и по обе стороны от него на восточном берегу русла. Конь предводителя отряда нетерпеливо бил копытами, и песок из-под них стекал струйкой по откосу прямо на торчащую из норы макушку. Мальчик стиснул зубы и зажмурился, живо представляя, как шошоны смотрят на него, указывают копьями, спешиваются.

Раздались крики на гортанном шошонском языке.

Тут Хромому Барсуку было бы самое время запеть свою песню смерти, но он еще не удосужился ее сочинить. Теперь он жалел о бесполезно потраченных часах, проведенных у ручья в ожидании Бегущего Олененка. Воину лакота, осознал он, следовало бы заниматься вещами поважнее. Например, готовиться к смерти.

Предводитель отряда снова закричал, испустил леденящий кровь боевой клич, и его конь спрыгнул в узкое русло, пролетев прямо над головой Хоки Уште. Потоки песка сползли по откосу на мальчика, забивая рот и нос, не давая дышать.

Хромой Барсук подавил желание забиться всем телом, закашляться, заорать. Он лежал не дыша, пока лошади проносились над ним и сухой песок продолжал стекать на голову, уже почти полностью засыпанную. Все его мышцы были напряжены, он с ужасом ждал, что вот-вот каменный наконечник стрелы или копья вонзится ему в череп, и кожу на макушке противно покалывало. Тяжелый топот продолжался, казалось, целую вечность. Но наконец стал удаляться.

Выплюнув песок, Хока Уште лихорадочно вертел и тряс головой, пока не получил возможность дышать, а потом попытался выползти из норы. Это оказалось непросто, да и внезапный приступ панической клаустрофобии не помог делу. Если бы не страх смерти от руки шошонов, он завопил бы о помощи.

Когда он наконец выбрался, солнце уже отбрасывало длинные тени через сухое русло. Совершенно обессиленный, Хока Уште долго лежал пластом на белом песке, стараясь отдышаться. Он был весь в крови, земле и песке. Вернись сейчас шошоны, они наверняка настолько испугались бы его вида, что не стали бы убивать на месте. Но они не вернулись.

Уже почти стемнело, когда Хока Уште на дрожащих ногах взобрался по песчаному откосу русла. Здравый смысл подсказывал, что идти следует на восток или на север, а не на запад, куда направились шошоны и их жертвы, но любопытство взяло верх. Хромой Барсук пошел по широкой полосе лошадиных следов, убеждая себя, что в такой темноте он сумеет спрятаться даже в низкой траве, если всадники будут возвращаться этим путем.

Он нашел трех мальчишек бруле сиу вскоре после того, как взошло полуполное ночное солнце и пролило свой молочный свет на землю. Звезды сияли ярко, Млечный Путь был отчетливо виден, несмотря на яркую луну.

Шошоны настигли мальчиков в считаных минутах скачки от речного русла. Лошадь сиу лежала там, где упала и издохла. На трупе животного не было никаких ран. Отпечатки множества копыт вели на северо-восток.