Текст книги "Разрушенное святилище"

Автор книги: Дэн Ченслор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)

Глава 8
Трибун

Длинная и широкая аллея была обсажена черными платанами, с листьями цвета обсидиана и корой в форме драконьей чешуи.

В прежние зимы, здесь поднимались крылатые деревья-людоеды, высаженные еще прадедом последнего короля Валлардии. Однако со временем, эти растения стали так велики, что дотягивались до самой середины дороги, угрожая сожрать каждого путника.

Пришлось вызвать темных чародеев, чтобы уничтожить хищников. Рассказывают, будто половина из колдунов при этом погибла. Узнав об этом, правитель рассмеялся и сказал, что сберег деньги для страны.

Немедий был особенно разговорчив сегодня.

Конан не мог понять, – то ли советник на самом деле воодушевлен, то ли пытается скрыть свой страх.

– А два дня назад, на границе, схватили трех курсантских шпионов, – рассказывал его спутник. – Притворялись, будто рыбаки. Ха!

Его лицо тут же помрачнело.

– Жаль только, повесили их сразу. Допросить не успели. Поэтому мы не знаем, чего они хотели. И странно, ведь ни моста рядом не было, ни пограничной заставы. Просто заводь.

– Может, это и были рыбаки? – спросила Корделия.

– Только глупец может поверить в это, – убежденно отвечал Немедий.

Конан подумал, сколько невинных уже стали жертвами подобных «разоблачений». Страну, стоящую на пороге войны, охватывает безумие. Люди начинают видеть врагов во всех, – и нередко сами создают их.

Дворец, в котором веками жили короли Валлардии, поднимался к небу несколькими массивными ярусами, каждый из которых искрился легкими облачками света. То светились охранные заклинания, наложенные архимагом.

Парадная лестница видела взлеты и падения древней династии. Здесь правители страны принимали присягу, верности от своих вассалов, – и здесь же, нередко, умирали от руки тех, кто только что поклялся им в преданности.

– Боюсь, мы немного опоздали, – сказал Немедий. – Прием уже начался. Но ничего, – никто не заметит.

Конан приподнял бровь.

Значит, теперь советник играет при дворе столь незначительную роль, что никому нет дела, пришел он или сломал шею по дороге, и теперь кормит грифов в какой-нибудь канаве.

Киммериец вспомнил, сколько планов было у Немедия, когда они расстались. Фогаррид обещал во всем поддержать своего юного ученика. Судя по всему, однако, теперь их пути разошлись.

Вход во дворец был создан в форме распахнутой головы дракона. Нижняя челюсть, опущенная к земле, служила лестницей, мраморные кривые зубы заменяли перила. Низкие своды, образовывавшие пасть, заставляли гостей почувствовать себя пленниками.

– Мне казалось, старик собирался снести этого уродца, – вполголоса пробормотала Корделия, когда они спешились.

Немедий отошел в сторону, чтобы велеть слугам позаботиться об их скакунах, и не мог слышать слов аквилонки.

И правда, грозная морда дракона плохо вязалась с обликом свободной Валлардии, которую отшельник Фогаррид и его товарищи собирались выстроить после свержения тирана. Говорили о том, чтобы вовсе снести дворец, который вызывал у людей только страх и ненависть, – или полностью перестроить его. Копан даже видел несколько эскизов, начертанных на листах пергамента.

Немедий уже возвращался, озабоченно взлохмачивая волосы, – отчего становился похож на мальчика, едва закончившего жреческую школу.

– Курсаиты подтягивают войска к реке, – произнес он. – Со дня на день можно ожидать вторжения.

– А может, они просто боятся, что вы нападете первыми? – спросил Конан, но советник уже не слушал его, торопливо взбегая по широкой лестнице.

Северянина насторожило, что у широких резных ворот он не увидел охрану. Обычно у входа во дворец несли караул десятеро стражников. Киммериец хотел спросить об этом у своего спутника, но почти тотчас же сам увидел ответ.

Толстые серые нити свешивались с верхней притолоки парадной двери. Подняв голову, Конан увидел в темноте сводов, образованных верхней челюстью головы дракона, густые темные сети.

– Арахниды, – пробормотал северянин.

Немедий поежился и нервно потер руки.

– Мне они тоже не нравятся, дружище, – произнес он, понижая голос.

Советнику не хотелось, чтобы его слова донеслись до ушей тех, кто прятался в тени над их головами.

– Но согласись, лучших охранников не найдешь во всей Хайбории. Мы долго обсуждали, надо ли их приглашать, многие были против…

Немедий прокашлялся, и стало ясно, что против был как раз он, но никто его не послушал.

– Теперь, когда курсаитские шпионы повсюду, даже здесь, во дворце, не чувствуешь себя в безопасности. Поэтому Трибун и позвал арахнидов. Уверен, он и сам не рад, что пришлось идти на такие меры…

– Сложно поверить, что Фогаррид мог согласиться на такое, – заметил Конан, но его негромкое замечание потонуло в шуме и говоре.

Прием для иноземных наемников был устроен в первой зале дворца. Киммериец понял, что гостеприимные хозяева не захотели впускать чужаков во внутренние покои. Вполне понятная мера безопасности, если учесть, что вокруг кишмя кишат курсантские шпионы, – подумал киммериец.

Людей вокруг было много, и северянин узнавал в них гостей из самых разных уголков Хайбории.

Вот трое темнокожих гирканца, два рослых и худощавых, а один широкоплечий с раскосыми глазами, – видно, его предки были родом с гор, к востоку от моря Вилайет.

С ними шептались о чем-то двое шемитов, – темноглазые богатыри, с черными волосами и длинными завитыми бородами.

Особняком высился стигийский чародей, смуглый, с простым, но благородным лицом. Наверняка прибыл сюда не для того, чтобы помочь Валлардии, – хочет узнать, не удастся ли использовать ситуацию в своих целях, и расширить могущество своего черного бога Сета.

Когда два народа воюют, победителем чаще всего становится кто-то третий, который стервятником ждет в стороне.

Немедий уже отошел от них, заговорив с кареглазым боссонцем.

Корделия небрежно подхватила кубок с одного из подносов, которые разносили слуги, – но тут же с разочарованием поставила его обратно. Девушка привыкла к другим напиткам.

– Смотри, – сказала аквилонка. – Маг Гроциус.

В первый момент казалось, что через толпу к ним направляются двое. Но вскоре Конан понял, – это не так.

Первым шел лизардмен – высокий, почти такого же роста, как киммериец. Его тело покрывала блестящая зеленая чешуя, – такая мелкая, что издали она была не видна, и кожа казалась голой и склизкой, как у лягушки.

Тупая, сплющенная голова ящерицы медленно поворачивалась, словно даже здесь, среди приглашенных гостей, монстр искал себе жертву. Высокий кожаный гребень начинался на лбу и скатывался по обнаженной спине.

Выше пояса воин не носил ничего, если не считать рубинового ожерелья на шее. Всю его одежду составляли грубые штаны из воловьей кожи, да тяжелые башмаки – хотя глаз и отказывался поверить, что лизардмены способны носить обувь.

Вид его был странным и необычным, даже здесь, в разношерстной компании наемников, собравшихся со всего света. И все же взгляд не задерживался на ящере, – ибо то, что он держал в руках, было во много раз более удивительным.

Когтистые пальцы лизардмена украшали магические кольца. На запястьях сверкали золотые браслеты, – надетые не для хвастовства, а ради могущественных заклинаний, вложенных в металл.

Правая ладонь сжимала посох, выточенный целиком из огромного куска изумруда. Шесть алых колец скрепляли его, а на вершине сверкала человеческая голова.

– Маг Гроциус, – произнес Конан. – Рад видеть тебя в добром здравии.

Серые веки колдуна поднялись, обнажив глаза с алыми зрачками.

– Приветствую тебя, варвар, – отвечал он. – Рад, что ты с нами в этот непростой миг.

Северянин почти не знал Гроциуса.

Тот был одним из верховных магов Валлардии. Никто не знал, почему чародей решил бросить вызов тирану, и примкнул к Фогарриду и его товарищам. В решающей битве он оказал повстанцам большую помощь, – однако Конану так и не представилась возможность познакомиться с ним поближе.

Ярко-синие волосы спускались с высокого лба старца, низвергаясь гораздо ниже, чем доходила отрубленная шея. Правое ухо было огрублено много зим назад, и теперь вместо него сверкал черный бриллиант, в центре которого билась похищенная душа мантикоры.

– Мне надо поговорить с тобой, Конан, – продолжал Гроциус. – Приходи вечером в мою башню. Увидишь, что я могу обойтись и без этого насеста…

Киммериец понял, что маг имеет в виду жезл, на который была насажена его голова.

Лизардмен зашагал дальше.

– Интересно, как ящер узнает, что делать, – пробормотала Корделия. – Видел, чародей ни словом, ни жестом никакого знака не подал.

Внимание Конана привлек другой человек, – в темно-зеленом одеянии королевской армии.

Корделия перехватила его взгляд и нахмурилась.

– Терранд, – пробормотала она.

На правом плече незнакомца красовалась алая перевязь. Знак главнокомандующего.

– Ты его знаешь? – спросил Конан.

– Встречаться не приходилось…

Терранд был наполовину драконом.

Его лицо покрывала черная чешуя, вспыхивавшая при свете факелов. Глубокие глаза казались почти человеческими, но заглянув в них, собеседник понимал, что смотрит в лицо рептилии. Длинные острые клыки высовывались из тонкого рта. С правой стороны пояса, у него висела короткий меч, – казавшийся нелепой игрушкой по сравнению с мощным мускулистым телом и огромными руками-лапами.

На голове Терранда, сзади, что-то сверкало. Люди постоянно заслоняли воина, и киммериец не мог рассмотреть странное украшение.

– Боевой топор, – пояснила Корделия, перехватив взгляд Конана.

– Он носит оружие на шее сзади? – спросил северянин.

В его словах не было иронии, как могло бы показаться.

Многие опытные воины носят на этом месте метательный нож. Это позволяет быстро и внезапно выхватить оружие, если противник застанет тебя врасплох и прикажет заложить руки за голову.

Киммериец хорошо знал этот прием, и сам не раз им пользовался, однако он впервые видел, чтобы так носили топор.

– Нет, – отвечала девушка. – Терранд из Хоршестана.

Шесть раз в зиму Черный Дракон спускается с Иберийских гор и насилует женщин. Если он выбрал тебя – это великая честь.

Девушка жестко усмехнулась.

– По крайней мере, в тех краях так считается. Почти все, кто познает его ласки, не доживают до утра. Но если жертва окажется достаточно крепкой, через две зимы она выносит сына – полудракона.

Отблески шандалов вспыхнули на чешуе Торренда, и стало казаться, что весь он объят пламенем.

– Главнокомандующий – один из них? – спросил Конан.

– Нет… Дети монстра должны доказать, что звериного в них больше, чем человеческого. При рождении, в затылок каждого втыкают боевой топор. Если ребенок умирает, значит, он был человеком…

Резкий, пронзительный звук трубы ворвался в размеренную многоголосицу залы, словно меч, погружающийся в беззащитное тело жертвы.

Над собравшимися медленно поднималась летающая платформа. Она имела форму башенного щита и примерно такой же размер. Снизу на ней сиял алыми всполохами рисунок – череп единорога, скованный цепью. Тяжелые звенья проходили сквозь пустые глазницы и оканчивались двумя мечами.

– Что это? – спросила Корделия.

– Герб Валлардии, – отвечал Конан.

Он узнал древний символ, трепетавший еще на стягах короля Оззрика много веков назад.

– Я видел его лишь однажды, – продолжал киммериец. – На полустертой монете. Ему почти тысяча зим. Когда страна распалась на несколько независимых кантонов, он был надолго забыт…

– Каждый из правителей придумал собственный герб? – предположила Корделия.

– Да, и переписал историю на свой лад. Все утверждали, будто именно они являются наследниками Оззрика. Я видел целые полки книг, в которых придворные летописцы доказывали это…

– Надеюсь, ты их не читал?

Корделия притворно ужаснулась и на всякий случай заботливо дотронулась ладонью до лба Конана.

– Я не настолько любопытен. К счастью для страны, ни у одного из королей не хватило военной мощи, чтобы от теории перейти к практике… Но знаешь, никто из них раньше не дерзнул присвоить себе герб Оззрика. Даже династия, к которой принадлежал убитый тобой Димитрис.

Летающая платформа остановилась.

Теперь па ней возвышался глашатай, с длинным рогом виввериы в правой руке.

– Правитель страны, – провозгласил он. – Хранитель горных ущелий. Смиренный служитель великого Радгуль-Йоро.

Его голос раскатился ударом грома.

– Избранный народом Трибун Валлардии.

Люди расступились.

От взгляда Конана не укрылось, как главнокомандующий Торренд выступил вперед, чтобы всем было видно, как он в первых рядах приветствует правителя. Чародей Гроциус, напротив, занял место подальше в толпе, скрывшись за частоколом людских фигур.

Киммериец понял – маг вовсе не собирался изображать верноподданнический восторг, но и не хотел, чтобы правитель прочел на его лице истинные чувства.

Шестеро слуг, в высоких тюрбанах и атласных одеждах, вынесли широкий ковер, на котором умелый ткач изобразил бой минотавров с драко-грифонами. Четверо несли его за концы, двое поддерживали по краям.

Дойдя до центра залы, люди остановились, и стали медленно проваливаться в пол, словно тот был зыбучими песками, поглощавшими их.

По зале пронесся восхищенный ропот.

– Оцени простоту и изящество замысла, – заметил Конан. – Трибун вроде бы просто развлекает гостей магическими фокусами, а на самом деле говорит им – мой дворец полон волшебства, и вы полностью в моей власти. Каждый из вас только что сам ступал по этому полу, и – мог точно так же провалиться вниз, стоило мне только захотеть. Мне казалось, Фогаррид не способен на такие жесты…

– Люди меняются, – сказала Корделия.

Теперь ковер лежал на полу, а вокруг него виднелись лишь шесть тюрбанов, по и те медленно исчезали в мраморных плитах.

Над залой вознесся гимн Валлардии, – мрачная, грозная мелодия, в которой безудержная дикость природы смешивалась с коварством и испорченностью человека.

Четверо мускулистых кушитов, обнаженных по пояс, вступили в залу, неся огромный ларец из черного проклятого дуба. На его боках были изображены сцены жестоких казней и утонченных пыток.

Тяжелую крышку украшал портрет короля Оззрика, верхом на сером единороге. Вместо головы у волшебного животного был лишь череп, с цепью, продетой между пустых глазниц.

Конан и Корделия переглянулись.

– Избранный народом Трибун Валлардии! – разнесся над головами голос глашатая.

Крышка распахнулась.

Сморщенный карлик начал подниматься из ларца. Он взирал на гостей единственным глазом, темнеющим в центре лба. Острые кривые клыки высовывались из сжатого рта, ложась на подбородок. Руки были так малы, что едва ли могли удержать даже магический жезл, вырезанный из кости. Ног не было, тело карлика, обрубленное по пояс, венчалось засохшими лохмотьями плоти. Под ним свистел и ярился ураган, который поддерживал человечка в воздухе.

Когда правитель повернулся, приветствуя гостей, стало видно, что на затылке у него зияет вздрагивающий рот-присоска.

– Люди меняются, но не настолько, – пробормотал Конан.

– Вижу, вы не в курсе наших последних событий, – Немедий вновь стоял рядом с ними. – Вскоре после того, как вы уехали, в стране прошли выборы…

Стало заметно – речь пойдет о событиях, о которых ему неприятно вспоминать. Советник боялся, что, поддавшись эмоциям, обронит лишнее слово, – а его тут же подхватят чужие уши.

– Фогаррид мечтал сделать Валлардию свободной республикой, – продолжал Немедий. – Хотел, чтобы народ сам выбирал себе правителя.

– Но при этом думал, что выберут его? – спросила Корделия.

Немедий замялся.

– Шесть веков власть в Валлардии принадлежала королям, – сказал он, словно извинялся за свой народ. – Люди хотели свободы, но… не привыкли к ней. Реформы Фогаррида, его идеи показались многим слишком…

– Мягкими? – подсказал Конан.

– Бесхребетными? – почти одновременно предположила Корделия.

Советник испуганно обернулся.

Если кто-то и услышал эти слова, – совсем, впрочем, безобидные, – то не подал виду.

Все слушали Трибуна.

Мягким, негромким голосом карла приветствовал гостей. Он благодарил их за то, что в трудный момент пришли на помощь Валлардии. Скорбел о людях, погибших под обломками храма. Выражал надежду…

Конан не раз слушал речи правителей и давно понял, что все они написаны на один лад. Поэтому позволил словам Трибуна мягко шелестеть прибоем где-то на краю сознания, а сам продолжал разговор с Немедием.

– Валлардии нужен сильный лидер, – произнес советник, словно стремился поскорее замазать и сгладить слова своих собеседников, – слишком неосторожные, на его взгляд. – И недавние события это доказали. Фогаррид… Сами знаете, он вряд ли бы смог справиться с курсантской угрозой.

Последнее явно было ложью, поскольку именно отшельник возглавил армию повстанцев.

«Так вот как ты оказался на обочине политической жизни, друг Немедий, – подумал Конан. – Торренд, Гроциус – все это люди нового Трибуна».

– Ортегиан возглавлял Гвардию фениксов, – продолжал советник. – Возможно, ты помнишь, – отряд для торжественных парадов. Считалось, что для боя не годятся. Он превратил их в лучшее подразделение в армии…

Речь карлы подходила к концу.

В отличие от большинства правителей, которых встречал Конан, Ортегиан оказался краток в речах.

Снова затрубил в рог вивверны глашатай, – на сей раз его платформа стояла на полу, чтобы он не оказался выше Трибуна.

– Пламя защитников! – провозгласил он.

– Чего? – спросила Корделия.

Немедий оживился.

Он даже забыл о своих огорчениях.

– О, это очень интересно! – пояснил советник. – Древняя традиция, которую завел король Оззрик. Много веков она была забыта, да и не удивительно. Правители боялись за свою жизнь…

Кушиты медленно уходили, унося ларец.

Ортегиан покачивался в центре залы.

– Сейчас приведут новобранцев, – продолжал Немедиан. – Из ополчения, которое сейчас собирают по всей стране. Трибун сразится на мечах с тремя из них.

– Хороший способ почаще менять правителей, – сказала Корделия.

– Ну что вы, бой идет не до смерти, – возразил советник. – Это всего лишь представление, даже крови не будет. Трибун должен показать, что он такой же простой солдат, как и все остальные, и будет защищать Валлардию в первых рядах, а не отсиживаться во дворце…

– Чем он будет сражаться? – спросила Корделия. – Посмотри на его руки.

– О, вы сейчас все поймете!

Врата раскрылись, и в залу вошли три человека.

Глава 9
Пламя Верности

Сагурн немало раздумывал, кого из ополченцев представить Трибуну в торжественном ритуале. Он перебирал одного за другим своих подопечных, отбрасывая каждого – селяне, горожане, всякая мирная мелкота, сражающаяся только между собой в кабаках, набравшись перебродившего вина.

Он знал, что чему-то сможет их научить в конце концов, однако слишком мало времени прошло с того дня, как это стадо пригнали в столицу.

Единственный, в ком он не сомневался, был его помощник, Визалиус. Тот знал толк в оружии, знал приемы боя, был сметлив и проворен, силен и неустрашим. Хорош был и Дарий.

Этих двоих Сагурн и хотел сначала взять во дворец. Однако передумал, вспомнив их постоянную вражду и соперничество. То, что было даже полезным в солдатской казарме, становилось абсолютно недопустимым во дворце, да еще в поединке с Трибуном.

Проблему решил случай. Однажды Визалиус упомянул, что брат не меньше его знает тайны хорошего клинка, да и сражаться учил их старый солдат, последние зимы живущий в родном селе, которое покинул мальчиком, вступив в столичное войско.

Услышав его имя, Сагурн вспомнил уже немолодого человека, прославленного бойца, на которого он смотрел с почтением в то далекое время, когда только появился в Тизтаре, столице Валлардии. Его ученики не могли быть беспомощными в бою. Разглядывая тренирующегося Визалиуса, в руках которого вращающийся меч превратился в сплошной сверкающий круг, сержант подумал и о привязанности братьев, которая не даст им слишком увлечься боем, забыв другого, превращая ритуальный поединок в оголтелое побоище, где каждый станет красоваться своей силой перед Трибуном.

Братьев не предупреждали о грядущем событии – сержант считал, что неизбежное при этом волнение заранее ослабит их мужество и силы.

Правда, он хотел бы пару раз прорепетировать сам бой, но отказался от этой мысли – обычай запрещал, чтобы ополченцы специально готовились к встрече с Ортегианом.

В торжественный день сержант, одетый в парадную золотисто-зеленую форму, белые сапоги и такой же шлем из толстой кожи, с мечом, рукоять которого была украшена тремя рубинами, взошел на шестой уровень города вместе с Визалиусом.

На том были черные кожаные штаны, не стесняющие движений, белая шелковая рубаха, поверх которой блестела серебряным и медным плетением ритуальная кольчуга и короткие альте сапоги. Голову охватывал тонкий обруч, осыпанный алмазной крошкой.

Он был удивлен, однако от вопросов воздерживался, поскольку первый же остался без ответа, причем молчание сопровождалось грозной гримасой.

Они подошли к боковому входу во дворец, где предупрежденная стража, разглядев пришельцев в окошко, сняла бревно, закрывающее ворота изнутри.

Следуя за сержантом, Визалиус прошел коротким коридором, вдоль которого в настенных скобах горели факелы, по три в каждой. Затем широкая лестница, где камень на ступенях имел пологие выемки с двух сторон, протоптанные за века ногами спускающихся и поднимающихся людей, повела их вниз.

Визалиус дивился гладкости отполированного камня под ногами и сержант, увидев его недоумение, коротко заметил, что даже последний недоумок не стал бы тратить алмазный полировочный порошок на иолы подземного хода.

В незапамятные времена здесь протекала река, и ее воды сгладили каменное русло. Потом ее отвели, соединив с потоком источника, бьющего на вершине горы и снабжающего водой весь город.

– Да ты сам видел, – продолжал он с неожиданной разговорчивостью, свидетельствующей о скрываемом волнении, – на каждом уровне свой бассейн, единая труба идет от источника, на каждом ярусе бронзовые отростки погружаются в резервуар, а вода течет ниже.

Задержавшись на миг перед разветвлением хода, ведущим в четыре стороны, он решительно шагнул в одно из них, не переставая объяснять.

– Во время войны вода так же важна, как оружие. Можно долго голодать, но без питья осады не выдержать. А мы имеем собственный источник, добраться до которого, минуя город, невозможно.

Ободренный словоохотливостью сержанта, Визалиус осмелился заметить.

– Но разве нельзя забраться наверх по противоположному склону? Или по боковым частям горы, где заканчивается полукруг каждой террасы?

От нелепости подобного предположения Сатурн даже рассмеялся.

– Ты еще не видел гору с той стороны. Там совершенно ровный обрыв, как будто камень срезали ножом, как равняют кусок сыра. А уровни охватывают выпуклую, более полотую часть горы и заканчиваются там, где смыкаются с обрывом на той стороне. Но и это не все – и возле источника, и у концов террас день и ночь дежурят солдаты, так, как и на крепостной стене, установлены метательные машины, котлы наполнены смолой и висят над уже сложенными, только не зажженными кострами. Потому никому, забери их Дармак, не удастся проникнуть в столицу.

Он вдруг замолчал с недовольным лицом, удивленный и раздраженный собственной болтливостью. Визалиус тоже предусмотрительно молчал, не желая навлечь на себя гнев разом построжавшего сержанта.

Кое-где по стенам сочилась вода, видно, несмотря на то, что реку отвели, влага ушла не вся и просачивалась через найденные в камне пути.

Вдруг Визалиус запнулся на ровном месте, едва не упав. Приглушенный расстоянием, из бокового неосвещенного хода, который трудно было даже заметить, раздался тоскливый вой, полный безысходной тоски и боли.

К нему присоединился гневный крик, мужской голос взывал о помощи и справедливости. Женщина голосила, проклиная убийцу Трибуна, донеслись плачущие детские голоса.

Обхватив рукоять меча, Визалиус бросился на помощь, по пробежав лишь несколько шагов, замер, остановленный зычным ревом сержанта.

– Стоять, мерзавец! Ты что, команду получил или капитаном стал, сам решаешь, что делать?!

Незадачливый спаситель с удивлением обернулся, предположив, что Сагурн не разобрал призывов о помощи.

– Разве ты не слышал? Там кричат, возможно, люди гибнут, там дети!

Сержант, глумливо искривив лицо, передразнил спутника.

– Там кричат, гибнут, дети! Клянусь матерью людей, Амириссой, ты один из самых ее дураковатых детей. Там, в конце темного хода, еще более глубокая пещера, в ее стенах прорублены конуры, где содержатся самые опасные преступники, богохульники и те, кто выступил против Трибуна и его законной власти. Он помиловал их, не предав смертной казни, но навечно заточил в темноту.

– Но дети… женщины…, – нерешительно протянул Визалиус.

В ответ Сагурн язвительно проговорил.

– А они не могут быть преступниками? Кроме того, нашлись недоумки, что решили разделить участь своих родных. Уверен, они не раз пожалели о своей собачьей преданности, но назад дороги не бывает.

Он повертел головой, отыскивая что-то, и со злобой сказал.

– А с солдатами, что должны стоять здесь на страже и запирать двери, ведущие в туннель, разговор будет особый. По распоряжению самого Трибуна, голоса этих людей не должны больше слышать живые. Наверняка эти болваны побежали смотреть из какой-то щели на торжество. Но ничего, они еще сегодня вдоволь повеселятся с моей помощью!

Что-то бормоча себе под нос, он, не оглядываясь, быстро пошел вперед, уверенный, что Визалиус следует позади. Тот действительно шел, потрясенный картинами, невольно встающими перед глазами – крохотные норы, со стен которых капает вода, обступающая день за днем темнота, стареющие лица и тела, теснота и зловоние.

А самое главное – постепенное умирание всякой надежды покинуть это страшное место. Сколько раз, должно быть, те, кто добровольно последовал за любимым человеком, выкрикивали проклятие в невидимое лицо, которое от жестоких слов искажалось мукой или ненавистью.

Поглощенный своими мыслями, Визалиус очнулся, когда яркий свет ударил в глаза. Они оказались в круглой зале, черные стены которой отражали мелькание огней множества факелов. Посредине стояла длинная скамья и на ней, спиной к входу, сидел человек, одетый так же, как Визалиус. Именно непривычная одежда в первую очередь привлекла его внимание и лишь когда человек стал оборачиваться, по знакомому движению плеч и головы он узнал Рог-варда.

Младший брат вскочил и со свойственной ему порывистостью кинулся навстречу. Визалиус обнял его за плечи, стесняясь слегка насмешливой улыбки сержанта, внимательно наблюдающего за ними.

Оба вопросительно посмотрели на него, и Сагурн ответил на невысказанный вопрос.

– Вам оказана высокая честь – участвовать в ритуале Пламя Защитников. Он проводится всегда перед началом крупных боевых действий. Перед гостями и наемниками из других стран, перед жрецами и высшими военными. Помните, там будет Терранд, и лучше вам оказаться в том боковом коридоре, он взглянул на Визалиуса, чем опозорить меня перед Главнокомандующим. Теперь…

Он не успел закончить, прерванный возгласом нетерпеливого Рогварда.

– А что мы будем там делать, да еще в этом шутовском наряде?

Сержант побагровел, светло-голубые глаза его стали почти прозрачными.

– Ах ты, сын вонючки! Ты с кем разговариваешь, кого прерываешь, падальщик? Нужно было взять тебя к себе в отряд, небось бы уже научился, как вести себя со старшими!

Однако осознав, что своими словами он осуждает способы учения другого сержанта, которому подчинялся Рогвард, он сдержался. Да и неумно было пугать ослушника перед столь ответственным делом, исход которого неизменно так или иначе скажется на положении самого сержанта.

Он заговорил почти примирительно.

– Слушай внимательно и молчи, у брата учись. Вы, как войдете в зал, головами не вертите, рты не разевайте и глаза не пучьте. Увидите много нового, невиданного вами и удивительного, но ведите себя невозмутимо, как подобает солдатам. Сам Трибун будет вашим противником в поединке.

Тут не выдержал даже Визалиус, и братья, именно что «пуча глаза», от чего настойчиво предостерегал их сержант, громко охнули. Но тот уже беззлобно завершил разговор.

– Бой будет не настоящим, каждый сражается с мечом, который подчиняется воле Трибуна. Да смотрите, недоумки, свои железяки не направляйте на него, а то вам живо руки укоротят! Представьте, что за каждым мечом стоит человек, вот с ним и бейтесь. Теперь посидите, я пойду посмотрю, не пора ли идти и вернусь за вами.

Он вышел в одну из трех дверей, скрывающих все выходы из залы, так что открытым оставался только тот, через который они вошли.

Братья сели на скамью, и Рогвард пробормотал.

– Что-то будет? А вдруг убьем самого властителя?

Только сейчас Визалиус обратил внимание на бледность его лица, темные круги под глазами и вообще какую-то растерянность во взгляде, доселе ему не присущую. Погас его радостный, открытый взгляд, как будто за эти несколько дней он перенес серьезную болезнь. Визалиус поспешил успокоить брата.

– Это невозможно, вся магия государства его хранит, да и сам он, говорят, колдун великий. Но что случилось, почему у тебя такой вид, будто целый день ходил по кругу, вращая жернова на отцовской мельнице?

С неожиданной страстностью тот воскликнул.

– Великая защитница Эзерия! Почему не помогла ты нам бежать, как советовала мать! – Он с упреком взглянул на брата, – ты остановил меня на пороге свободы!

Но тут же устыдился своего порыва.

– Нет, ты ни в чем не виноват, я не ребенок, за которого отвечают другие, я сам, по собственной глупости, упустил свою возможность остаться свободным.

Визалиус смотрел на него с искренним недоумением.

– О чем ты говоришь? Разве тебе плохо в армии? Неужто ты на всю жизнь хотел остаться в нашем жалком селе, молоть зерно да вырезать фигурки? Ты не понимаешь, перед нами открывается весь мир! Мы научимся сражаться, в войне с курсантами отличимся, станем сержантами, а потом или останемся здесь, постепенно поднимаясь, или станем наемниками. Нам будут принадлежать другие страны, прекрасные женщины, несметные богатства!

Рогвард с не меньшим удивлением ответил.

– Ты рад подобной жизни? Нас натаскивают, как отец натаскивал Клыкастого охотиться за горными урсанами! Ты видел наших сержантов, разве они богаты? Десятками зим носят они сержантскую форму и лишь единицы, становятся капитанами, да и то, когда прежних убьют в бою. А наемники? Да почти все они не отличаются от животных, грязные, подлые, жестокие убийцы. Это не наш мир! Ты помнишь озеро, в котором мы купались, его прозрачную чистую волу, безлюдные горы вокруг, душистые травы? Там наше место.

Он замолчал, мелкие капли пота выступили над верхней губой. Визалиус раздумчиво протянул.