Текст книги "Сожжение Просперо"

Автор книги: Дэн Абнетт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 23 страниц)

– Делай все, что в твоих силах, Эда, – сказал он. – Ты уже ничего не исправишь, хотя можешь уйти, сохранив толику достоинства. Что ты видел?

– Я заглянул в воспоминания скальда, – произнес Эда. Он вздрогнул, и на подбородок и бороду упала густая нить слизи.

– И что ты там увидел? – спросил Хавсер.

– Чтобы не пересоздало структуру твоего разума, – с трудом выдавил Эда, – оно сохранило с тобой связь, запасную дверь, через которую может возвращаться и вносить нужные изменения. Когда я прощупывал тебя, то ошибочно вошел именно через эту дверь. Существо, сидевшее там, было поглощено тем, чтобы не впускать Хельвинтра. Как и ты, оно смотрело на него. И на мгновение я попал в одно из его воспоминаний.

– Я жду, – нетерпеливо сказал Огвай.

– Я увидел клинок, лорд, – сказал Эда Хальфвульф. – Священный кинжал, подобный тем, что используем мы, но древний и извращенный, созданный руками пришельцев и получивший форму силой чуждых мыслей. Его пропорции необычны. Это оружие возмездия. Оно разумно и лежит среди ржавеющих останков корабля, рухнувшего с небес, корабля, погруженного в миазматические топи. Клинок этот зовется Анафем.

Эда закашлялся, и на грудь ему закапала отвратительная, похожая на сироп жидкость.

– И? – спросил Огвай.

– Оно не хотело, чтобы я увидел это, – сказал Эда Хальфвульф. – Оно не хотело, чтобы я смог рассказать вам об этом. Существо подчинило меня своей воле и направило против скальда и братьев. Единственное благо, что я все же могу рассказать вам об этой вещи. Об Анафеме.

– Но для чего он нужен? – спросил Творец Вюрда.

– Он расколет расу людей, – сказал Эда. – Извратит будущее. Убьет брата Волчьего Короля, великого Магистра Войны Гора.

– Убьет его? – эхом отозвался Огвай.

– Магистра Войны, которого мы чтим и за которым следуем, не станет, – заявил Эда.

– Ложь, – резко сказал Огвай и отвернулся от скованного воина. – Малефик желает, чтобы мы слушали это вранье. Он лжет, жаждет расколоть расу людей, посеяв среди нас недоверие и вражду.

– Выслушайте, лорд! – воскликнул Эда.

– Думаю, нам следует прислушаться к нему, – сказал Хавсер. – Возможно в том, что пытается внушить нам Эда Хальфвульф, есть толика правды. Он…

– Нет, – произнес Огвай.

– Он может…

– Нет! – резко оборвал Хавсера ярл и смерил его грозным взглядом. – Не слушай его ложь, скальд. Посмотри.

Хавсер взглянул на прикованного к кресту воина. Из-за резкого света устройство отбрасывало на пол черную тень. Силуэт распятой фигуры не был человеческим.

Он принадлежал огромному волку.

Хавсер в ужасе отшатнулся.

Огвай перевел взгляд на Хельвинтра. Творец Вюрда взглянул на покрывающие пол символы-обереги.

Ярл Тра подошел к подножию массивного устройства и взглянул на подвешенное к нему истерзанное тело. Изо рта Хальфвульфа текла слизь.

Он посмотрел на своего лорда.

– Я понял свое упущение и приложу все усилия, чтобы исправить его, – прошептал он.

– Я знаю, – ответил Огвай. – До следующей зимы.

С этими словами ярл Огвай достал болт-пистолет, приставил его к подбородку и единственным масс-реактивным снарядом разнес голову Эды.

– Тебе понравилось сказание? – спросил Хавсер. – Оно развлекло тебя? Отвлекло?

– Оно было довольно забавным, – сказал Длинный Клык. – Но явно не лучшим из твоего репертуара.

– Уверяю тебя, что лучшим, – ответил Хавсер.

Длинный Клык покачал головой. В его бороде блеснули капельки крови.

– Нет, у тебя будут лучшие сказания, – произнес он. – Куда лучшие. Но даже теперь, это не лучшее из того, что у тебя есть.

– Это самое поразительное событие, произошедшее со мной в старой жизни, – сказал Хавсер с некоторым вызовом. – В нем было наибольше… малефика.

– Ты знаешь, что это не так, – ответил Длинный Клык. – В глубине души ты знаешь это. Ты отрицаешь себя.

Хавсер резко проснулся от того, что его кто-то будил.

– Проснись, – сказал Богобой.

– Что? – сонно пробормотал Хавсер. Он находился в своей каюте на борту «Нидхёгга». Богобой оборвал его повторяющееся сновидение, и это почему-то было более неприятно и странно, нежели обычное его завершение.

– Вставай, – произнес Богобой.

– Что случилось? – спросил Хавсер.

– Тебя вызывают, – ответил воин.

Пинасперевез Хавсера и сопровождающих с крейсера Тра на огромный корабль Волчьего Короля. Стоявший на якоре флот напоминал зависшие над диском Тардии монолитные блоки из темно-серого камня. Из-за вакуума играющие на кораблях свет и тени казались особенно резкими.

Хавсер смотрел в иллюминатор. Размеры корабля подавляли. Даже небольшие суда представляли собой гигантские плиты, словно отколовшиеся горные утесы. Главные же корабли имели шокирующие размеры. Казалось, их борта проносились в иллюминаторе целую вечность, пока крошечное суденышко лавировало между ними.

Самый же крупный корабль представлял собой сланцево-серое чудище с носом, который походил на сошник. Это был хищник высшего порядка, альфа-самец флота.

– «Храфнкель», – произнес Богобой. – Флагман Волчьего Короля.

Огромная, словно город, палуба флагмана кипела жизнью. Сотни тысяч матросов, трэллов и сервиторов проверяли колоссальный корабль после его последнего перехода и готовили к следующему прыжку в имматериум. Палубные покрытия и внутренние распорки укреплялись. Силовые кабели тестировались. На некоторых участках трапа смотровые панели поднимались на высоту в сорок или пятьдесят метров. Из сводчатых бронированных складов, этих соборов войны, автоматизированные подъемники перемещали пустотные снаряды к точкам назначения, где их, извиваясь будто морские ормы, ожидали грузовые поезда. Затем те по служебным туннелям корабля доставляли титанические боеприпасы к батареям «Храфнкеля». Рабочие, кажущиеся в масштабах зала насекомыми, распаковывали из ящиков оружие и раскладывали его рядами по палубе, чтобы разобрать и вручную проверить его, прежде чем выдать воинам.

Стенающая дрожь огромных двигателей корабля усиливалась и спадала, нарастала и стихала, из-за чего палубное освещение то и дело мерцало. Шла проверка двигателей. Все это напоминало воина, разминающего перед боем плечи и руки.

– Война, – сказал Хавсер, когда они шли по палубе.

– Вечно, – согласился Медведь.

– Это не обычная подготовка, – произнес скальд. – Это нечто особое. Это…

– Это просто война, – закончил Хельвинтр. – Чем бы оно ни казалось, по сути это всегда война.

Леман Русс затмевал собой весь командный мостик, хотя тот являлся многоярусным помещением, напоминавшим Хавсеру тронный зал дворца. Офицеры и сервиторы работали за отделанными медью и золотом консолями управления, которые окружили огромный купол мостика и соединялись с переборками толстыми пучками позолоченных кабелей, цепей и труб. Из-за них консоли напоминали гигантские органы. Чтобы еще более усилить сходство, клавиши на большинстве из них располагались в три или четыре ряда. Кнопки были сделаны из кости, на которые были нанесены разнообразные символы. Некоторые из них пожелтели от возраста и частого использования. Они походили на старческую улыбку.

Они походили на клавиши старого клавира.

Гололитические экраны, проецируемые верхними или подпалубными передатчиками, превращали центральную часть мостика в галерею мерцающих изображений. Между ними туда-сюда ходили члены команды, пристально изучая одни или с помощью специальных перчаток корректируя потоки данных на других. Некоторые изображения были крупными, другие – крошечными, а третьи собраны серией, которую можно было прокручивать движением руки. Когда Хельвинтр, Медведь и Богобой завели его внутрь, Хавсер заметил, как один из младших офицеров плавно передвигает в воздухе светящуюся прямоугольную карту базирования флота для собравшихся вокруг него командиров. Изображения показывали топографические карты, контурные слои, позиционные указатели или же вычисления курса. По некоторым из них постоянно текли ряды данных или в дополнительных окнах показывались пикт-изображения голов командиров других кораблей, которые докладывали о ходе подготовки.

Воздух полнился гулом техники, тихим щелканьем клавиш, потрескиванием вокс-сообщений или вокалайзеров механикум, а также приглушенными разговорами. Старшие офицеры в униформах с манжетами и стоячими от позолоты воротниками раздавали приказы через вокс-аппараты, которые были через провода соединены с консолями. Командиры держали микрофоны у самых ртов, из-за чего небольшие акустические дефлекторы, словно полумаски, скрывали нижние части лиц. Просто глаза, без носов и ртов, которые кое что напомнили Хавсеру.

Херувимы, посмеивающиеся над своими шуточками, порхали по мостику с сообщениями или сумками с коммюнике. Инсектоидные пульты, походившие на стрекоз, с тихим жужжанием покорно висели над плечами своих хозяев механикум.

В центре командного мостика располагался массивный каркас из меди и серебра, инструмент, предназначенный для отражения небесных тел и сложных вычислений. Из-за металлических полусфер, окружающих его дисков и изменяющихся орбит он напоминал планетарий, но имел десять метров в диаметре и возвышался над решетчатой палубой на возвышении толщиной с древесный ствол. Сидевшие вокруг него за небольшими консолями техники постоянно вносили незначительные поправки, из-за которых грандиозное устройство непрерывно находилось в движении.

Сейчас полусферы планетария отражали увеличенное гололитическое изображение планеты. На вращающееся по орбите медное устройство была наложена трехмерная, сотканная из света, топографическая карта, на которой были видны дневная и ночная стороны мира. Рядом висели небольшие проекции, увеличивающие определенные участки поверхности, а также показывающие разнообразные исчисления, аспектариии эфемериды.

Сине-зеленая планета была прекрасной, словно сапфир. При высоком разрешении можно было увидеть кудряшки облаков и горные гряды, узоры рек, сияющие океаны и бирюзовую ауру атмосферы. Приблизившись, Хавсер понял, что огромная карта на самом деле представляла собой мозаику, состоявшую из тысяч отдельных пиктов – результат кропотливого и систематического сбора информации.

Но, несмотря на внушительные размеры планетария, Русс все еще оставался наиболее грандиозной личностью в зале. Едва завидев Хавсера с сопровождающими, он легко отодвинул в сторону группку навигаторов, сжимающих в руках карты звездного времени и зодиакальных созвездий.

– Введите его! – прорычал он, указав на реклюзиам капитана.

Хельвинтр, Медведь и Богобой сопроводили Хавсера в реклюзиам вслед за Волчьим Королем. Капитан корабля, сурового вида великан с вьющейся седой бородой и фуражкой с высокой тульей, отдал честь и покинул помещение. Прихватив инфопланшеты и папки, старшие офицеры торопливо вышли вслед за своим повелителем.

Русс взмахнул украшенным драгоценными камнями скипетром, и вокруг реклюзиама поднялись экраны-обманки. Доносившийся с мостика гул тут же умолк. Внезапно в комнате стало тихо, словно в келье у монаха.

Волчий Король лениво бросил скипетр на обитый красной кожей капитанский трон и обернулся к Хавсеру. Его присутствие было почти нестерпимым. В нем пульсировала динамичная смертоносная энергия. Он сгорбился и крепко обхватил руками тело, словно мог взорваться изнутри. Если это случится, то, Хавсер не сомневался, он уничтожит весь флагман.

– Ты слышишь меня, брат? – спросил он Хавсера.

– Что? – вздрогнул скальд. – О чем вы, лорд?

– Я знаю, ты можешь меня слышать, брат, – продолжил Русс. – Знаю, что можешь.

– Лорд, пожалуйста, – взмолился Хавсер. – Объясните, что вы делаете.

Волчий Король не обратил внимания на его слова. Он продолжал вглядываться Хавсеру в глаза, словно те были омутами, из которых в любой момент могло что-то появиться.

– Магнус, Магнус, Алый Король, брат мой, – произнес он. – Я знаю, ты можешь слышать меня. Ты внедрил это орудие, этого несчастного глупца ибн Русте, ты подослал его к нам, чтобы вызнать наши тайны. Но знаешь что? Мы не глупее тебя. Возможно, даже умнее. Мы сразу раскусили твоего шпиона, но не устранили его. Мы продолжали держать его у себя, чтобы следить за тобой, Магнус. Чтобы вызнать твои тайны. Глаз может смотреть наружу, но может и внутрь. Тебе-то следовало знать об этом как никому другому, тебе, смотрящему глубже всех.

Волчий Король отвернулся и отступил на пару шагов назад. Взяв в руки скипетр, он сел на трон, после чего положил голову на кулак и вновь взглянул на Хавсера.

– Мне нечего от тебя скрывать, Магнус. Нечего. Ты ведь знаешь меня. Мои враги должны знать, кто за ними идет. Тогда их легче уничтожить. Я не люблю скрывать свои силы или то, что я уже иду. Лучше, чтобы мои враги понимали, какая буря на них вскоре обрушится.

Волчий Король прервался и сглотнул. Казалось, он подбирает нужные слова.

– Я не поэтому говорю с тобой сейчас. Я говорю с тобой в надежде, что ты выслушаешь меня. Я говорю с тобой, как брат с братом. Тому, что грядет, происходить не следует. Ты ведь знаешь, я этого не хочу. Ты ведь знаешь, что мое сердце разрывается от необходимости выступить против тебя, и что душа нашего отца терзается от того, что он превращает своих сынов в противников. Но ты свершил это. Ты довел до этого. Вся вина лежит на тебе.

Русс вновь сглотнул. Он опустил взгляд на палубу, хотя его слова все еще предназначались Хавсеру.

Скальд же продолжал стоять на месте, словно прирос к полу.

– Мы давали тебе не один шанс, Магнус. Мы позволяли тебе добывать знания и проводить исследования. Когда же нас стали одолевать опасения относительно того, куда тебя может завести эта стезя и как она может угрожать всему тому, что нам дорого, мы открыто сказали тебе о своих тревогах. Совет на Никее, он должен был стать моментом примирения. Ты поклялся, что оставишь магию. Ты поклялся! Поклялся, что подчинишься решению отца!

Его голос упал до шепота.

– Но ты нарушил клятву. Ты показал, что Никейское Решение ничего для тебя не значит. И потому это твоя вина. Тебе следовало понять, что у отца будут связаны руки. У него не останется иного выбора, кроме как послать меня для свершения кары.

Русс заглянул Хавсеру в глаза.

– Я даю тебе последний шанс. Как брат брату. Я даю тебе драгоценное время, как ни одному другому врагу. Заверши свои дела. Эвакуируй людей из городов. Отключи оборонительные системы. Выведи своих Тысячу Сынов на открытую местность и приготовься к сдаче. Магнус, пожалуйста. На тебя спустили Волков Фенриса. Лишь в твоей власти не допустить кровопролития.

Он поднялся с трона.

– Пожалуйста, Магнус. Прошу тебя.

Волчий Король отвернулся.

– Он ответил? – отвлеченно спросил Русс.

– Я не чувствую ответа, – с дрожью в голосе ответил Хавсер. – Но с другой стороны я даже не понимаю, как именно это должно работать.

Русс недовольно заворчал.

– Но если бы и понимал, – поспешно добавил скальд. Он почувствовал на себе пристальные взгляды других Волков, особенно Хельвинтра. – В этом я также никогда полностью не был уверен.

Волчий Король промолчал.

– Мой лорд, – отважился Хавсер. – Что… что совершил ваш брат?

– Он совершил акт малефика, из-за которого его колдовство на глазах Императора проникло на саму Терру, – ответил Хельвинтр.

– Но… зачем? – спросил Хавсер.

– Так он хотел передать предупреждение, – не оборачиваясь, произнес Русс. Его голос представлял собою приглушенное рычание, походившее на отдаленный гром.

– Предупреждение, мой лорд?

– Это было так важно, что Магнус решил раскрыть собственное предательство, лишь чтобы передать его, – пробормотал Русс.

– Простите меня, – сказал Хавсер, – но разве это не говорит о верности вашего брата? Разве предупреждение не проверили? К нему не отнеслись со всей серьезностью?

Русс обернулся к нему.

– Зачем? Мой брат – безумец. Глупец-чернокнижник.

– Лорд, – сказал Хавсер, – он был готов признать, что проигнорировал указы Никеи и рисковал неизбежной карой, лишь чтобы предупредить вас. Зачем ему так поступать, если только все не по-настоящему?

– Скальд, ты не воин, – почти ласково произнес Русс. – Стратегия – не твоя сильная сторона. А если все обстоит совершенно иначе? Магнус хотел добиться отмены Никейского Решения. Он хотел, чтобы ему вновь разрешили заниматься своими загадочными делами и практиковать грязную магию. Поэтому он придумал угрозу столь ужасную, что предупредив нас о ней, мы бы простили ему все на свете и забыли про обвинения. Угрозу столь немыслимую, что впоследствии мы бы благодарили его и говорили, что он был прав все это время. Все это время. Таково его намерение.

– И вы знаете, что может быть столь немыслимым? – спросил Хавсер.

– Магнус заявил, что великий Гор собирается восстать против Империума, – произнес Русс. – Судя по твоему лицу, Ахмад ибн Русте, ты также находишь это глупым.

Хавсер перевел взгляд на Хельвинтра. В ответ на него уставилась ничего не выражающая кожаная маска.

– Волчий Король, великий лорд, – начал Хавсер, – это не первое предупреждение относительно Магистра Войны. Лорд, пожалуйста…

– Наш скальд говорит об инциденте с Эдой Хальфвульфом, – напомнил Хельвинтр.

– Мне известно о нем, – сказал Русс. – С одной стороны, все вроде бы подтверждается. Но опять же подумай со стратегической точки зрения. Там был задействован малефик, обративший и извративший одного из наших годи прямо рядом с тобой – проводником вражеской силы. Конечно несчастный Хальфвульф бормотал бы ту же проклятую ложь на своем последнем издыхании. Благодаря ему, стороннему источнику, история Магнуса должна была сойти за правду.

Русс заглянул Хавсеру в глаза.

– Но правда в том, что именно это доказательство мне и нужно. Магнус отчаянно пытается скоординировать кампанию по дезинформации, которая подтвердила бы его якобы искренние намерения. Ему не нужно отвечать через тебя, скальд. Он уже ответил.

Волчий Король обернулся к Хельвинтру и сопровождающим.

– Уведите его, но держите поближе к передовой. Я хочу, чтобы связь с моим братом оставалась открытой. Мой бедный брат. Пусть он видит, что мы идем. Пусть знает, что еще не поздно просить о милосердии.

– Мой лорд, – произнес Хавсер. – Что же теперь будет?

– Теперь? – ответил Леман Русс. – Теперь Просперо падет.

Часть III: Сказание

Тринадцатая глава: Кара Шестого Легиона

Я зову себя Ахмадом ибн Русте, скальдом Тра, и я принес к этому очагу сказание о рейде Влка Фенрика на Просперо, как того требует мое призвание.

Многие голоса можно услышать в моих словах, многие воспоминания. Как скальд Тра я выполнял свой долг, возложенный на меня Огваем Огваем Хельмшротом, ярлом Тра, а до него Гедратом Гедратсой, ярлом Тра, долг собирать истории воинов Тра и сплетать их в воспоминания, которые буду пересказывать вновь и вновь, пока вюрд не обрежет мою нить.

Вам, собравшимся здесь у очага, вам, слушающим меня возле костра, пьющим мёд и ждущим, когда поведают вашу часть сказания, вам придется простить меня. Это также и моя история, внутри нее я сам, мой голос и воспоминания, и меня нельзя из нее убрать. Ведь также я зову себя Каспером Хавсером, гостем Фенриса, другом Шестого легиона, пешкой Пятнадцатого, очевидцем, чужаком.

Сказание о Просперо не просто о войне. Мы знаем это. Прежде всего, это доказательство верности и отваги Шестого легиона Астартес. Это история о долге, исполненном без колебаний и вопросов. Всеотец приказал Стае выполнить задачу, и она ее выполнила. Никто из услышавших это сказание да не усомнится в верности Влка Фенрика.

Но это сказание также и плач. Атака Просперо была печальной необходимостью, о которой сожалели все. Она не принесла ни радости, ни славы. Наказание братского легиона, даже если все прошло столь успешно, трудно принять. Это всегда будет ношей Волков Шестого легиона Астартес, ибо будучи избранными охотниками Всеотца, они вынуждены нести бремя куда более тяжкое, нежели другие легионы. Я не стыжусь признать, что это сказание о печали и скорби. Это сказание мы бы с радостью позабыли, желая, чтобы всего этого никогда не случалось.

Просперо горел. Когда Волки Фенриса обрушились на него, тот ярко полыхнул, а затем утонул во тьме. Братство Тизки в совершенстве владело искусством войны и многими тайными познаниями, но оно не выстояло против резни. Кровавой была сеча, дикой и безжалостной. Лишь один исход мог быть у нее. Никто не выстоит против Волков, даже Алый Король со своими Тысячью Сынами.

Итог нам известен. Мы знаем, чем все окончилось. Побежденный Магнус бежал вместе с остатками некогда грозного войска, чем лишь доказал глубину своих познаний в некромантии. Только благодаря самой темной магии ему удалось выбраться с поля боя живым.

Но часть этого сказания вам неизвестна. Моя часть. Я расскажу ее лишь единожды. Здесь и сейчас.

Отовсюду доносился бой барабанов – антимузыка начала операции. Мне выдали доспехи, доспехи трэллов, которые следовало носить под шкурой и поверх кожаного одеяния, ставшего моей повседневной одеждой. Я был вооружен секирой и имел устройство смещающего поля и, кроме того, мне выдали вычурный укороченный лазпистолет. Думаю, его взяли из оружейниума ярла Огвая. Оружие было древним, но в отличном состоянии. Чтобы содержать его в чистоте и рабочем состоянии, оружие разбирали и собирали множество раз. В какой-то момент существования лазпистолета, которое определенно было длиннее моей жизни, его рукоять сняли и заменили новой, из яблони, на которой золотой нитью был выложен символ Ура. Оружие некогда принадлежало офицеру Оборонительных Сил великого, но обреченного на гибель города-проекта. Его для меня выбрал Аун Хельвинтр, грозный рунический жрец, памятуя сказание о моей минувшей жизни и связи с рабочими общинами Ура.

– Ур был одним из значительных и достойных уважения проектов по созданию лучшего будущего для человечества, – сказал мне Хельвинтр, протягивая оружие. – Он провалился, как и многие до него, но дух его был велик, а цель – безупречна. Я вручаю тебе этот пистолет, дабы он напоминал тебе об этом духе. То, что мы свершим сегодня, будет кровавым деянием, но сделаем мы это с той же целью. Объединение. Спасение. Лучшее будущее для людей.

С этими словами я поспорить не мог. Старания и кровь, тяжести и невзгоды – это была цена, достойная лучшего будущего. Битва за идеалы никогда не давалась легко, будь итогом возведение одного города-мечты или же разрушение другого.

Единственное, в чем я сомневался, и я признаюсь, что сомнение таилось в моем сердце, так это в том, значил ли Ур для меня хоть чем-то. Я прожил жизнь, полагая, что значил. Я прожил жизнь, веря в целостность своей личности и воспоминаний. Теперь же я ни во что не верю. Я услышал игру на клавире. Увидел деревянную лошадку. Лицезрел, как встает солнце над Террой, и отвернулся от окна, чтобы увидеть лицо, которого не мог вспомнить. Глаза без лица. Лицо без глаз. Фигуры на старой игральной доске. Атам, словно ледяной клинок, сверкает во мраке.

Тем не менее, я взял оружие.

На палубах «Нидхёгга» кипела жизнь. Подъемники устанавливали десантные корабли на пусковые рампы. Туда-сюда носились поезда с боеприпасами. Из-за проверки двигателей огромного количества трансатмосферных челноков палуба до самых верхних уровней заполнилась густым белым дымом, походившим на летние облачка. Под светом встроенных в потолок ламп мы казались идущими по небесам богами Вышнеземья, повелителями созидания и разрушения. Мы слышали перестук молотков и клепальных машин оружейников, спешно заканчивающих ремонт. Здесь ковался вюрд.

Меня прикрепили к стае Йормунгндра Два Клинка. В нее входили также Медведь, Богобой, Эска и Хельвинтр. Волки не спускали с меня глаз, в любой миг ожидая, что я рухну на пол, закачу глаза и с идущей изо рта пеной буду молить о прощении голосом Алого Короля.

Но этого не случилось. Он молчал.

Для кары Просперо Волчий Король собрал весь Шестой легион. Полный легион, дабы наказать полный легион. Собравшийся у Тардии флот останавливался еще трижды, чтобы соединиться с остальными силами. Кроме того, чтобы усилить Влка Фенрика, Всеотец направил войска Безмолвного Сестринства и кустодиев.

Думаю, Шестой легион едва ли нуждался в усилении. Ни один Астартес в Империуме не сумел бы одолеть Волка в поединке, и мы обладали численным перевесом. Много лестных слов можно сказать о Страже Шпилей Просперо и других вспомогательных силах, но единственными достойными внимания были лишь другие Астартес, а легион Магнуса Красного был небольшим по сравнению с Влка Фенрика.

Тем не менее, в Шестом легионе царило опасение. Сила Алого Короля происходила из малефика, что и было камнем преткновения. И теперь, когда дело дошло до открытого противостояния, он покажет свои острейшие когти. Не важно, превосходили мы Тысячу Сынов в десять, сто или даже тысячу раз, магия могла уравнять наши шансы. Скрепя сердце, все командиры стай признали, что Безмолвное Сестринство может означать разницу между победой и поражением. Лишь они по воле Всеотца могли рассеять и погасить колдовство Магнуса и его сынов-последователей.

Присутствовал и страх. Он ощущался в трэллах и вспомогательных войсках. Не думаю, что Астартес могут чувствовать страх, по крайней мере тот, что знаком людям. Скорее тревогу. Но я знаю, больше всего Стая ценит истории о малефике, ибо лишь его они неспособны убить, а потому он – то единственное, что привносит в жизни Волков дрожь опаски.

Мы вырвались из имматериума прямо в малефик.

Я боялся. В моем сердце поселился страх. Я надел маску, чтобы отпугнуть его.

За время перелета от Тардии до системы назначения я успел украсить свою маску и кожаное одеяние. Эска Разбитая Губа дал мне пару общих советов, а Орсир и Эртхунг Красная Рука показали мне узелковые узоры, которые можно было использовать. Я решил сделать маску со стилизованными рогами вожака саенети, которые начинались бы у переносицы и формировали надбровные дуги. Так я хотел почтить память Улвурула Хеорота, прозванного Длинным Клыком, который спит ныне на красном снегу. Маску и кожаные одежды я выкрасил в черный цвет, а в центр лба маски добавил циркумпункт, символ-оберег. С охраняющим оком, ветвистыми рогами и искривленном в оскале ртом исходящая от нее угроза будет отгонять все, кроме самого темного малефика.

Воины Тра готовились к атаке. То будет резня, и им предстояло обрезать нити, а потому они облачались в лики Смерти. Естественно, большинство было вооружено клинками и болтерами – истинным, испытанным оружием Влка Фенрика. Но ярлы открыли свои оружейниумы, и Огвай выдал хранившееся у него оружие всем желающим ветеранам своей роты. Не я один в тот день получил подарок из оружейной.

Некоторые Волки обрели улучшения, превратившие их бронированные рукавицы во всесокрушающие кулаки или даже промышленные когти. Иные проверяли необычайно большое мельта-оружие с бронированными кабелями, покрытые узорами лазерные пушки или даже колоссальные штурмовые пушки с вращающимися стволами, которые обычному человеку казались совершенно неподъемными.

На экранах, размещенных между «Грозовыми птицами», свисающих с потолка посадочной палубы, словно продукты в кладовой, постепенно росло изображение призрачного, утопического Просперо.

В последнюю ночь меня посетил сон. Это был сон, который я вижу с тех пор, как покинул Терру, и которому больше не доверяю. Он хотел притвориться воспоминанием, но был пронизан ложью. Я знаю, что предшествовавшие отбытию месяцы находился на борту сверхорбитальной платформы «Лемурия». Я снимал роскошный люкс на нижней стороне платформы. Это действительно было. Я знал, что из-за искусственной гравитации чувствовал себя уставшим и не выспавшимся.

Я помню, что каждое утро сквозь ставни пробивался золотой свет, придавая комнате теплый и уютный вид.

Помню, что всегда раздавался электронный перезвон, после чего объявлялось мое время пробуждения.

Я прибыл на «Лемурию», чтобы привыкнуть к космосу, прежде чем сесть на корабль, который унесет меня в неведомые дали. Еще я прилетел туда, чтобы уединиться. Мне с таким трудом удалось вырвать себе отпуск, освободиться от оков Терры, и поэтому мне совершенно не хотелось, чтобы здравомыслящие люди, вроде Василия, пытались отговорить меня.

Конечно, теперь я понимаю, что на самом деле дела обстояли несколько иначе. Мое положение в Консерватории было не таким зыбким и недооцененным, как я считал. Об этом я узнал из надежных источников.

Думаю, тогда я был не в себе. Уже тогда на меня влияли. А возможно, на самом деле манипулировать мной начали задолго до этого события. Желание покинуть Терру пришло ко мне не само собой. Как и желание изучить Фенрис. Честно говоря, скажите мне, братья, какой человек, боящийся волков, отправится встретиться со своим страхом на планетуволков? Это бессмысленно. Простите, но меня даже не особо интересовала культура Фенриса.

Это увлечение также не возникло само собой.

Еще одной причиной, по которой я находился на сверхорбитальной платформе, был визит в биомеханическую клинику. Некий инстинкт, или внушенный инстинкт, подсказывал мне, что на Фенрисе я вряд ли смогу делать заметки или составлять письменные записи. Поэтому мне пришлось перенести операцию по замене правого глаза на аугметическую копию, служившую также оптическим записывающим устройством. Мой настоящий глаз, изъятый хирургическим путем, хранился в клинике в стазисной камере, готовый к обратной пересадке после моего возвращения.

Иногда мне интересно, какие он видит сны.

В моем повторяющемся сне я просыпаюсь в своей комнате, когда объявляется пятый час. Это день операции. Я стар, старше себя нынешнего во всех отношениях, кроме возраста. Мое тело устало. Я поднимаюсь, ковыляю к окну и нажимаю на кнопку, чтобы открыть ставни. Они поднимаются с низким гулом, и в комнату затекает золотистый свет. Я выглядываю в окно, и передо мной открывается потрясающее зрелище. Я делал так каждое утро, ибо каждый раз мог стать последней возможностью увидеть зрелище столь потрясающей красоты своими глазами. Своими настоящими глазами.

В ту последнюю ночь перед Просперо во сне появились новые детали. Не думаю, что в него намеренно внесли новые элементы, просто я видел его уже столько раз, что начал подмечать новые, ранее незамеченные вещи.

Через приоткрытые дверцы стенного шкафа я заметил стоявшую на сундучке деревянную лошадку. Из соседней комнаты доносится игра на клавире. Пахнет свежим яблочным соком. В углу полки в небольшом красивом футляре красовалась Награда Даумарл рядом с осетийской молитвенной коробочкой. На маленьком столике у окна лежала открытая регицидная доска. Судя по фигурам, до конца игры оставалось три-четыре хода.

Я подошел к окну, ожидая увидеть отражение стоящего позади меня человека. Ждал, когда меня охватит ужас.