Текст книги "Анифа. Пленница Севера (СИ)"
Автор книги: Деметра Фрост
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)
Глава 11
Каждый день сероглазые братья находили повод или причину хоть немного, но провести время подле Анифы. Сначала она дергалась и отшатывалась, потом – привыкла. Свен был куда настойчивей Сигурда и часто пытался обнять ее, поцеловать или зажать в каком-нибудь укромном уголке. Иногда женщина позволяла ему это, считая, что так быстрее отвяжется от него, если позволит короткую и незамысловатую ласку. Но на деле – млея от неё и наполняясь чувственной негой удовольствия.
Конечно, Анифа понимала, что сама таким образом позволяет постепенно, но уверенно приучить себя. Но ничего с желаниями своего естества поделать не могла. Только все равно, раз за разом, она находила в себе силы оттолкнуть мужчину в тот момент, когда Свен пытался перейти границы дозволенного и снова взять ее.
Но, надо отдать ему должное, каждый раз воин покорно отступал, возбужденный и раздраженный, но на удивление послушный.
Сигурд действовал по-другому. Он казался другом – всегда спокойным и надежным, который всегда мог поддержать и словом, и делом. Иногда они разговаривали – совсем немного, умиротворенно и расслабленно. Вместе с Ингом и Далией посещали капище и приносили богам жертвы. В самый первый раз, когда это произошло, Анифы испытала жгучий стыд, почувствовав, что таким образом предает свою память о Риксе. Но с каждым разом это ощущение ослабевало, и в итоге женщина просто отпустила эту мысль и расслабилась.
Чаще всего братья, как и другие мужчины, были заняты трудом – рыбалкой или охотой, стройкой или колкой дров. Каждый день Сигурд занимался тренировкой молодых юношей вместе с их учителем Кнуддом, а Свен – с другими воинами, готовясь к весеннему походу. Братья очень быстро заслужили уважение среди жителей Торхилда – уже не эфемерное, пришедшее из сказаний и хвалебных песен, а вполне земное и видное невооруженным глазом. Они были умны и находчивы, в меру говорливы и предприимчивыми. Мужчины с радостью делили с ними праздные вечера за кружкой эля, а незамужние девушки – кокетничали и флиртовали, привлекая их внимание.
В какой-то момент Анифе пришлось признаться хотя бы самой себе – ее стали неожиданно раздражать красавицы Торхилда, что крутились вокруг Сигурда и Свена. Те не отталкивали девушек, шутили с ними и смеялись, беззаботно пощипывая их нежные подбородки и поощряя заигрывания. В такие минуты она ловила себя на том, что от ярости сжимает кулаки и скрипит зубами, но тут же, в ужасе от собственных помыслов, отворачивалась прочь от неприятного зрелища и начинала глубоко дышать, чтобы успокоиться.
Но однажды, во время очередного совместного праздничного ужина, Анифа не смогла справиться со своими эмоциями. Прошло две недели с отплытия ладьи в Рагланд. Охотники поймали в лесах двух лосей, и Тормод разрешил устроить пир. В длинном доме, как то бывало в подобные вечера, снова стало шумно и весело, и Свен, как обычно перебравший крепкого вина, стал вести себя довольно разнузданно. Он громко смеялся, обнимался, а иногда и целовался с сидящими подле него двумя красивыми молодыми девушками из поселения. Нарядно одетые, с яркими бусами и лентами в волосах, они тоже беззаботно хохотали, сверкая своими белоснежными зубами и демонстрируя полные груди в низких вырезах своих платьев. И прижимались к Свену, недвусмысленно поглаживая и лаская привлекательного мужчину.
Такие юные! И такие прекрасные! Анифа не могла отрицать этого. И она могла понять очарованность Свена этими прелестными созданиями.
Но при этом она страшно злилась, памятуя, как жарко и исступленно ласкал и целовал Свен ее саму. А значит – для Свена было неважно, какой женщины ему добиваться. Для него Анифа была лишь заманчивым запретным плодом, который артачился и брыкался и поэтому – вызывал естественный инстинкт охотника.
Значит, ей не надо гневаться.
Но она была в гневе!
Ей было больно глядеть на эти счастливые лица и чувствовать себя обделенной. Ей было больно чувствовать себя зависимой от этих эмоций и желаний своего сердца. И Анифе было непонятно и страшно испытывать так много чувств после стольких лет заторможенности и холода.
И, забывшись, она прикрикнула на дочь, которая в запале шуточной игры начала драку с каким-то подростком.
Но Далия, не услышав голоса своей матери и полностью отдавшись своей ярости, уже выхватила из голенища сапога свой ножичек и бросилась на мальчишку, явно не ожидавшего такой бурной реакции. Он просто случайно порвал рукав ее короткой верхней туники и не увидел в том ничего страшного. Они же просто играли!
Мальчишка ловко ускользнул от выпада Далии, и кто-то рядом испуганно вскрикнул, отшатываясь – девочка едва не попала по случайному зрителю.
– Да что ты творишь?! – в гневе закричала Анифа, бросаясь к дочери, – Далия! Прекрати!
Но, грубо выругавшись, девочка снова бросилась на своего, как ей казалось, врага. И ладно бы она шла в рукопашную! Далия была вооружена и ослеплена своими эмоциями, что в последние дни происходило довольно часто. И если ранее Анифа была терпелива и заботливо переводила ее внимание на что-нибудь другое, тем самым успокаивая, то сейчас, пребывая в невероятном раздражении, она бесстрашно подскочила к дочери и крепко перехватила ее руку с зажатым в ладони ножом. Девочка дернулась, проорала что-то грязное и оскорбительное, и Анифа, не удержавшись, отвесила ей звонкую оплеуху.
В шуме залы, конечно, этот шлепок большинством остался незамеченным. Но те, кто стал свидетелем этой совершенно необычной ситуации, ошарашенно вытаращили свои глаза. Анифа никогда не поднимала руку ни на одного из своих детей. Никогда не повышала голос. И никогда не выглядела столь разъяренной.
Однако Далия тоже оказалась шокирована. Выронив клинок, она прижала свободную ладонь к месту удара и неверяще уставилась на мать. А Анифа, поняв, что совершила, мгновенно побледнела и рассеянно отпустила руку дочери.
– Стерва! – с ненавистью выплюнула девочка за секунду до того, как из ее глаз брызнули мощный поток горьких слез, – Сука! Ненавижу тебя!
Взвыв зверем, девочка бросилась прочь – на выход.
– Далия! – отчаянно вскричала Анифа, кинувшись за ней следом, но ее неожиданно кто-то остановил, – Далия!
Женщина рвалась и брыкалась в сковывающих ее руках, бесконечно множество раз повторяя имя своей дочери, и не заметила, как расплакалась сама.
– Отпустите! Отпустите! – заверещала она, в ужасе замечая, что ее куда-то несут.
Этим “кто-то” оказался Свен.
Извернувшись и опознав его, Анифа с еще большей яростью стала извиваться в его руках и даже несколько раз пнула по ноге. Мужчина зло ругнулся. Но захват не ослабил.
– Отпусти меня, чертово отродье! – с новыми силами завопила Анифа, – Это из-за тебя! Из-за тебя! Это ты подарил ей этот проклятый нож, и она возомнила о себе невесть что!
– Уймись, женщина! – прикрикнул в ярости щурящийся мужчина, тряхнув ее, – Это здесь не при чем!
– Я накричала на Далию! Я ударила собственную дочь! – продолжила вырываться и кричать Анифа. – Из-за тебя!
Очередная встряска ее тела ни к чему не привела, и Свен, швырнув ее на уже знакомые мешки с зерном, прижал ее к ним собственным телом.
Слезы душили женщины, но она все кричала и кричала, не помня себя и совершенно не понимая, что с ней происходит.
Но Свен держал ее и лишь сквозь зубы ругался, когда гибкая женщина все-таки попадала по нему не самым сильными, но все равно вполне ощутимыми ипо его ногам или боку.
И лишь спустя бесконечное, казалось, количество минут она, наконец-то обмякнув в его руках, горько расплакалась. Только тогда мужчина, крепко обняв ее и прижав к своей груди, стал убаюкивать ее и тихонько шептать какие-то бессвязные слова успокоения.
– Далия всего лишь девочка. Маленькая неразумная девочка, которая уже считает себя великой воительницей, не прощающей обиды, даже самые маленькие и незначительные… Успокойся, моя маленькая Анифа… Успокойся, нежное дитя… Твоя дочь простит тебя, как и все остальные, увидевшие вместо трепетной девы яростную валькирию… Дай ей время разобраться в себе и она поймет, что ты не хотела ничего плохого. Анифа… Сладкая моя… Любимая…
… И вот Анифа уже сама вцепилась в мужские плечи над ней. И не отшатнулась, когда горячие, пахнущие алкоголем губы сначала рассеянно, а потом уверенно прикоснулись к ее лицу, покрывая поцелуями лоб, щеки и губы женщины. Она подалась навстречу и ласкам, когда Свен стал гладить и нежить ее все еще подрагивающее после истерики тело. И раздвинула ноги, когда мужчина, взявшись за подол ее платья, поднял его вверх.
С ее стороны это был странный и отчаянный порыв, обусловленный расстроенными чувствами и злостью. Ей было необходимо в этот момент что-то сильное и властное, что-то понятное и глубоко инстинктивное.
И Свен мог дать ей это. Мог своими ласками и движения обратить ее отчаянную тоску во что-то приятное и расслабляющее.
Конечно, потом ей будет стыдно…
Стыдно от того, что снова позволила затянуть себя в порочный омут.
И когда?!
Когда ее дочь, ее плоть и кровь, отрада ее глаз и сердца, где-то, возможно, горько плачет, несправедливо обиженная своей собственной матерью.
А что сама Анифа?! Предается плотским утехам в тесной кладовой! На пыльных мешках с зерном! С мужчиной, который только что беззаботно веселился с двумя легкомысленными девочками!
Стыд действительно пришел. Но позже…
А пока женщина наслаждалась ласками Свена… И находила в них утешение и успокоение…
***
Анифа нашла свою дочь в тот же вечер, оставив, как когда-то, Свена за своей спиной в кладовой. Тот порывался пойти с ней, чтобы помочь, но женщина, неловко клюнув губами в мужскую щеку, попросила его не делать этого.
Это было ее с дочерью дело. Мужчине при этом присутствовать было не обязательно. Да и не кстати.
Но она была благодарна ему за специфическую, но поддержку. Она и так наворотила всего. Но об этом она будет думать потом…
Далия была на окраине крепости – там, где обычно тренировались женщины-воины. Там, встав напротив мишеней, не обращая внимания на холод и наверняка заиндевевшие от холода пальцы, она выпускала пар, стреляя из лука. Не особенно метко – множество стрел не только попали далеко от центра круглых деревяшек, но и усеивали снег вокруг. Далия определенно была расстроена и пребывала в замешательстве.
Несколько минут Анифа просто простояла за ее спиной, с горечью разглядывая свою девочку. Ее сердце сжималось из-за боли, что она причинила той, и чувствовала себя очень виноватой. И, наверное, впервые не могла найти хотя бы каких-нибудь слов, чтобы начать с ней разговор.
Далия же, почувствовав, что уже не одна, резко обернулась, направив очередную, но так что не выпущенную стрелу в сторону матери. И, наклонив голову, прищурилась, будто серьезно прицеливаясь.
– Я повела себя неправильно, – сделав шаг навстречу девочке, негромко проговорила Анифа. И хотя ей было стыдно, она посмотрела Далии прямо в глаза, – Мне очень жаль. Я прошу за это у тебя прощения.
Далия все-таки ослабила тетиву и опустила лук вниз.
– Почему ты ударила меня? – спросила, всхлипнув, Далия.
Анифа сделала еще несколько шагов, пока не встала рядом с ней рядом.
– Потому что разозлилась.
– Но ты никогда раньше не злилась на менятак. Что такогоособенногоя сделала на этот раз?
Опустив голову, женщина вздохнула. Имела ли она право открыть совсем юной девочке правду? Имела ли право сознаться в том, что ее мать – ужасная и ревнивая женщина, которая, вместо того, чтобы взять себя в руки, просто сорвалась на своем дитя? Может, не таком уж и невинном и безгрешным, но… Далия была права. Иногда ее проделки были чрезмерно дерзки и неправильны, но никогда – никогда! – мать не кричала на нее и не била. Только долго и нудно разговаривала с ней, объясняя и втолковывая, зачем нужно соблюдать те или иные правила.
И сейчас Далия искренне недоумевала– чем же она заслужила такую ярость со стороны всегда нежно любящей матери? Почему мать поступила так?
– В этом нелегко признаться… – проговорила Анифа тихонько, – Я уже была зла, но разозлилась еще больше, когда увидела, как ты бросилась на того мальчика, еще и с ножом.
– Ты испугалась, что я пораню его, да? – Далия поморщилась, – Ты всегда в первую очередь думаешь о других. Ты же знаменитая врачевательница Торхилда! А о собственных детях забываешь!
Первым порывом Анифы было горячо поспорить и сказать, что она не права. Но остановила себя и протянула руку, чтобы положить ладонь на пока еще плоскую грудь дочери – туда, где неистово стучало ее сердечко.
– Нет. Я не испугалась, – сказала она честно, – Я вообще об этом не подумала. Но мне стало неприятно, что моя дочь повела себя настолько вызывающе и дико, будто в нее сам дьявол вселился. И я решила ее остановить.
– Неприятно? – недоуменно переспросила Далия, наклонил голову на бок, – Но почему?
– Потому что ты моя дочь, Далия, – с улыбкой ответила Анифа, – Ты мое продолжение. Ты мое солнце и луна, мое дыхание и пламя моей жизни…
– Так говорил отец, – поморщилась девочка, – Ты лишь повторяешь его слова.
– Ты помнишь, – улыбка женщина стала шире, и она восхищенно кивнула. – Да, так говорил Рикс-северянин, твой отец. Твой прославленный и могучий отец, память о котором всегда будет в моей сердце. Но… Ох… Как же это непросто…
Анифа перевела дыхание, и она перестала улыбаться.
– Я всегда очень хорошо умела контролировать свои чувства и эмоции, – призналась она дочери, – Жизнь научила. Она у меня была… не совсем простой. И, может быть, когда-нибудь я расскажу тебе о ней, но позже, когда ты немного подрастешь и если ты захочешь выслушать мою историю. Но сегодня…
Женщина снова коротко вздохнула, неуверенная, стоит ли ей продолжать. Но она проговорила:
– Сегодня чувства возобладали надо мной. И мне очень стыдно, что ты, Далия, моя любимая дочка, моя любимая девочка, испытала это на себе.
Тряхнув волосами и тихо выругавшись себе под нос, Далия посмотрела в сторону. Она хмурилась и кривила свой красивый рот и что-то прокручивала в своей светловолосой голове.
– Почему? – спросила она в итоге.
Анифа понимающе кивнула этому вопросу. Девочка не хотела знать, почему мать взвилась на нее. Это она сейчас понимала и так. А почему вообще вспылила, да еще и так сильно. Несмотря на свой взрывной характер, она была умным ребенком и спустя время всегда приходила к верным выводам.
– Я была раздражена, – нехотя произнесла Анифа, – Не из тебя. Из-за другого человека.
– Из-за мужчины? – быстро отреагировала Далия.
Умная, догадливая девочка.
Боясь увидеть на лице дочери осуждение из-за этой правильной догадки, Анифа не рискнула посмотреть на Далию и стояла, опустив голову. Если дочь посчитает, что Анифа предала память об ее отце, то возненавидит мать всем сердцем.
Но женщина посчитала правильным не лгать. Поэтому ответила:
– Это так, Далия.
– Это ведь Свен Яростный, правда? – тут же спросила девочка.
Наблюдательная.
– Да, дочка.
Далия с шумом вдохнула через нос воздух, и Анифа все-таки рискнула посмотреть на нее. И пораженно округлила глаза, так как девочка…
Улыбалась!
– Мне нравится Свен! – ошарашила его Далия. При этом выглядела она… довольной! – И да, я видела, как он обнимался с теми девицами! Вот же идиот! Я была уверена, что ему нравишься ты и он хочет на тебе жениться. Так что лучше бы ты ему лицо расцарапала! Он не смеет обижать тебя!
“Как быстро она успокоилась!” – почти с восхищением подумала женщина.
И как, наверное, она была права! Надо было вцепиться в него ногтями, а не отдаваться в кладовой, будто спонтанное совокупление может решить все проблемы!
Но ее порадовало неожиданное понимание дочери, и Анифа, с облегчением выдохнув, протянула к дочери руки. И та, несмотря на опасения матери, скользнула в них, привычно и доверчиво прижимаясь и жадно обнимая в ответ.
Глава 12
Мягко скользя по гладко утоптанному и присыпанному песком снегу, Сигурд быстро передвигался между несколькими противниками и без какого-либо труда отбивался от одновременных атак молодых юношей с тренировочными мечами. Но, несмотря на свой перевес в количестве, ни один из подростков так и не смог хотя бы раз коснуться его даже кончиком затупленного клинка.
А ведь Сигурд даже не дрался в полную силу. Из его головы упорно не выходили мысли о вчерашнем происшествии, а также попытки разобраться, свидетелем чего именно он стал и как к этому относиться.
Он был поражен эмоциональным взрывом Анифы и не успел совсем чуть-чуть – Сигурд сам хотел остановить ее, чтобы женщина не сделала чего еще похлеще, но Свен опередил его и утащил Анифу в задние комнаты. Он, конечно, пошел следом и почти что пожалел об этом – не оставалось сомнений в том, что брат использовал крайне интересные и своеобразные способы для успокоения разбушевавшейся маленькой женщины. Первым инстинктивным желанием Сигурда было ворваться в тесную кладовую, чтобы остановить того, и показать, что сам претендует на нее и не потерпит столь грязного использования ситуации…
Но не сделал. Что же его остановило? Вряд ли смирение и готовность отдать брату столь страстно желаемое им самим.
Сначала Сигурд с жадностью прислушивался к всхлипам и плачу женщины. Свен был неожиданно терпелив и понимающ в этот момент, и его брат практически гордился им и его сдержанностью. Но потом всхлипы перешли в стоны… а уж шелест одежды и своеобразные шорохи от специфических движений он вообще не мог спутать с чем-то другим…
Кинуться. Схватить брата. Отбросить в сторону. И сжать Анифу в собственных объятиях.
Вот что хотел Сигурд.
Но он не сделал этого.
Почему?
После он, таясь в тени, как вор, как преступник, тайком проследил за ней, чтобы стать свидетелем короткого разговора Анифы с дочерью и их эмоционального воссоединения. Даже на расстоянии было заметно, насколько черноволосая красавица обрадовалась этому и расслабилась. И он снова смог убедиться в том, насколько сильно женщина была привязана к своим детям и насколько крепки были связывающие их узы, в основе которых была не просто любовь матери к плоти от плоти своей. Нет, тут было другое.
Глубокая боль и вина – вот что приходило на ум в первую очередь. Но не из-за того, что произошло сегодня, а из-за того, что должно было давным давно остаться в прошлом, но…
Это “что-то” упрямо не отпускало Анифу и, видимо, определяло не только настоящее, но и будущее.
Сигурд не понимал практически ничего. Что-то неуловимое скользило на границе его сознания, что-то крутилось, смущая ум и сердце, но вот что именно – он не знал…
В голове все перемешалось – и образ неприступной красавицы, и ее трепетная любовь к детям, и глубокая тоска по мужу, которая была видна невооруженным взглядом, и сладкое томление, с которым он отзывалась на его и Свена ласки, и многое-многое другое… Одно постоянно противоречило другому и в итоге превращалось в неясную какофонию…
Рассеянность из-за большого количества мыслей сделала своей дело – не рассчитав выпада, Сигурд слишком сильно и глубоко полоснул мечом по оголенному предплечью одного молоденького паренька. Тот болезненно вскрикнул и тут же закусил губы, ибо подать голос из такой мелочи недостойно воина, пусть даже столь юного. Чертыхнувшись, Сигурд опустил свое оружие и жестом приказал остальным ученикам остановиться – из-за затупленного лезвия рана мальчонки получилась рваной и неаккуратной. И требовала внимания.
– Я в порядке! – юноша, несмотря на гримасу боли, храбрился и даже продемонстрировал, подняв вверх, руку. Из глубокой царапины тут же обильно потекла кровь, и Сигурд снова ругнулся. Все хуже, чем он думал.
– Я позову мать! – мгновенно отреагировал Ран, уже срываясь в бег и легко перемахивая все встречающиеся ему на пути в терем ярла препятствия.
Каким-то чудом женщина оказались именно там, где и искал ее Ран, а не где-нибудь еще – в поселении или в лесу, поэтому появилась довольно быстро. Но к тому времени, как Анифа пришла, молодые северяне вернулись к тренировке, а грязная тряпка, которую прижал паренек к порезу, насквозь пропиталась кровью.
Конечно, с такой пустяковой раной мог бы справится и сам Сигурд, или Кнудд, но мужчина достаточно изучил местные порядки, чтобы знать – даже незначительная царапинка подвергалась самому пристальному вниманию и контролю Анифы.
Вот и сейчас, немного запыхавшаяся, очаровательно раскрасневшаяся, но совершенно спокойная, она лишь недовольно прищелкнула языком при виде непрезентабильнго вида тряпицы, а после быстро и ловко принялась за дело: старательно обмыла и обтерла ранку, обработала какой-то резко пахнущей жидкостью из одной бутылочки и нанесла вязкую субстанцию из другой. Сверху накрыла кусочком полотно и плотно перевязала бинтом.
– И чтобы три дня никаких тренировок, – строго сообщила Анифа, но тут же улыбнулась, ласково ущипнув парнишку перед собой за подбородок.
Это было совершенно невинный, лишенный какого-либо кокетства, почти материнский жест, но Сигурд почувствовал, что почему-то напрягся. Хотя, может быть, и не из-за жеста вовсе, а из-за нежной и невозможно прекрасной улыбки, которым Анифа одарила раненого. И того, каким восторженным и влюбленным взглядом на нее погляделв ответ юноша, на щеках которого, совсем недавно бледных, расцвел румянец.
Конечно, это глупо – ревновать к мальчишке. Но мужчина совершенно по-детски захотел, чтобы это ему улыбалась Анифа, глядя с такой нежностью и заботой. Чтобы смотрела на него, не отрывая своих глаз и позволила наконец-то прикоснуться к себе, как тогда, в день свадьбы, после которой она ни разу не позволила ему больше, чем дружеской беседы или совершенно незначительного и как будто случайного касания…
В отличие от Свена.
Причем не только вчера.
Но и раньше.
Иногда тонкое обоняние Сигурда слышало исходящий от брата совсем легкий, почти незаметный, но хорошо знакомый особый пряный аромат, которым обладал всего один человек в этом месте – миниатюрная и нежная черноволосая красавица, изящную головку которой сейчас не покрывал капюшон и не украшала строгая прическа из уложенных кос. Длинные черные плети, наполовину распущенные, толстыми змеями лежали на ее груди, украшенные в основании лазурной лентой, красиво оттеняющие густой мрак шелковистых локонов…
Мужчина прекрасно понимал, что Свен мог принести с собой этот запах только в одном случае – если только в течение некоторого времени крепко прижимал маленькую женщину к себе. Достаточно долго, чтобы аромат впитался в его одежду и кожу… И только демонам известно, насколько долго длились эти объятья.
Значит, Анифа выбрала все-таки его, а не Сигурда. Обидно, конечно. Но воин до последнего считал, что у него есть все шансы, ведь брат до сих пор не “обрадовал” его вестью о благосклонности женщины. А Свен обязательно сделал бы это. Между братьями никогда не было никаких секретов.
Сигурд рассеянно наблюдал за тем, как Анифа беззаботно болтает с некоторыми юношами. Кнудд сделал вид, что не замечает этого, увлеченный постановкой удара пары мальчишек, и демонстративно встал к небольшой компании спиной.
Заинтересовавшись, о чем же молодая женщина могла говорить с парнями, которые были рослыми и потому – гораздо выше ее, мужчина подошел поближе. Анифе приходилось смотреть на юношей снизу вверх, задрав немного подбородок, из-за чего ее шея так красиво и так соблазнительно изогнулась…
Глупая женщина! Она выбежала на мороз в платье, накидке и тонких домашних туфлях. Без куртки. Без шали. Без нормальной обуви. А ее легкомысленный сын даже не обратил на это внимание!
Поэтому Сигурд, подойдя к женщине, строго проговорил:
– Тебе пора вернуться в дом, Анифа. Холодно же…
Непроизвольно подтверждая этот факт, женщина зябко поежилась и потерла свои бледные ладони. И одновременно – немного недоуменно посмотрела на Сигурда, будто впервые заметив его.
– Да… – рассеянно выдохнула она, – Ты прав…
– Скорее иди домой, мам, – поздно всполошился Ран, одарив мать коротким объятьем, – Сигурд прав, сегодня и правда холодно…
Но женщина почему-то замешкалась, поэтому Сигурд, положив ладонь на женскую спину, мягко повернул ее подтолкнул в нужном направлении.
Однако одним толчком он не ограничился, а пошел следом, будто опасаясь, что женщина не послушается и назло поступит наоборот. Пришлось проводить ее к самому дому… Потому внутрь… И наверх. В ее комнату…
Правда, сама Анифа осознала присутствие мужчины, лишь когда они оказались уже в спальне и женщина повернулась, чтобы закрыть за собой дверь. И почти уткнулась носом в грудь мужчины, чтобы потом, явно удивившись, задрать голову вверх.
– Сигурд? – недоуменно спросила она.
– Да? – неизменно вежливо откликнулся тот сразу.
– Что ты тут делаешь?
Мужчина улыбнулся и обхватил ее по-прежнему холодные пальцы своими. Поднес их к губам.
И нежно поцеловал мягкие, но ледяные подушечки.
Женщина вздрогнула и отпрянула. Но ее рук Сигурд не выпустил. И медленно, перехватив ее за предплечья, притянул к себе.
Широко распахнув глаза и слегка приоткрыв губы, Анифа уставилась в склоненное над ней мужское лицо. Сигурд посмотрел на нее внимательно и пытливо, а через несколько секунд она с легкостью разглядела в его глазах хорошо знакомый блеск трепетного желания и почувствовала, как волна жара прокатилась по телу к голове, заставив лицо вспыхнуть.
Чрезмерная близость разгоряченного после активных телодвижений на тренировочной площадке, терпко пахнущего солью и мускусом мужского тело ее взволновало, а его тепло приятно согревало ее собственное замерзшее, хотя Анифа осознала это не сразу. И ее естество инстинктивно потянулось к этому теплу, к этому ощущению мужской силы и мощи, но…
Что-то темное и неприятное словно толкнулось внутри нее, заставив испытать жгучий стыд. Это было неправильно, ужасно неправильно – Анифа по-прежнему четко понимала это, и поэтому она с силой дернулась, чтобы вырвать свои руки из горячих мужских пальцев. Но Сигурд удержал ее и только сильнее прижал к себе, чем сильно взволновал их обоих.
– Не надо… – тихонько всхлипнула женщина перед тем, как Сигурд, впервые за много дней проявив удивительную настойчивость, прижался к ее губам.
Мысли спутались мгновенно. Накатила слабость, но Анифа, прильнув к мужчине, с жаром ответила на его поцелуй.
Сигурд едва не зарычал от торжества, затопившего его сердцо. Откликнулась! Потянулась! Причем вполне в сознании и при ясном рассудке, а не как в прошлый раз или, например, вчера со Свеном.
И хотя мысль о брате неприятно уколола его, она быстро померкла под влиянием юркого женского язычка, что дразняще скользнул по его губе. Порывисто выдохнув, он отпустил ее, но лишь для того, что покрепче обнять и притянуть к себе. И сделать поцелуй ярче и глубже.
Всю прошлую ночь Анифа спала плохо и беспокойно. Сначала ее мучали мысли о Далии и своем недопустимом поведении, потом – о причинах оного и, как следствие, о том, как все можно исправиться. И можно ли исправить вообще?
Будто пробудившись от долгого и тяжелого сна, ее чувственность искала выхода не только в сладострастии, но и в ярком выражении всех своих эмоций. Тело женщины зрелой и знающей цену удовольствию отказывалось подчиняться доводам рассудка и могло еще не раз предать Анифы, причем совершенно неожиданным образом. И если ночью, в полном одиночестве и под многочисленными теплыми одеялами, она могла попробовать удовлетворить жаркое томление между ног собственными силами, то что делать, когда все ее естество с легкостью отзывается на близость сильного и привлекательного мужчины? Что делать, если с каждым днем ее страстная и чувственная натура, желая получить не только короткую разрядку, но и почувствовать мужскую власть над собой, тяжесть и жар мужского тела на себе, его твердость и крепость в себе, тянется и надеется на напор с его стороны?
Годы супружеской жизни научили ее смело выражать Риксу свои желания и мысли. Во время беременности Анифа порой была ненасытна, чем северянин был более чем доволен, так как и сам, как мужчина, был весьма и весьма требователен и силен.
С его уходом подобные потребности исчезли. И, как думала Анифа, навсегда.
Но вот же открытие – она вспыхивает как спичка сначала в объятьях одного мужчины, и не менее живо реагирует – в руках другого. А при мысли, что они могут оба оказаться в ее постели, Анифа не может не вспомнить полные порока и болезненного удовольствия ночи в объятьях Шах-Рана и Рикса. И это было…
Так волнительно.
Так притягательно.
Так зачем сопротивляться?
Зачем держать вокруг себя неприступную стену, если она уже и так давно рухнула. И любое касание, любой взгляд, будь то Свен или Сигурд, заставляет ее капитулировать? Она же себя только мучает… Только сильнее заставляет страдать от беспомощности свое мягкое сердце…
А ведь так хочется оказаться подле сильного и уверенного в себе мужчины… С головой окунуться в обоюдную страсть и перестать обвинять себя в женской слабости, как будто это было чем-то неестественным и неправильным…
Потому-то она и позволила себе не только ответить на поцелуй Сигруда, но и увлечь себя на постель. Этот мужчина был не столь порывист и экспрессивен, как его младший брат, и самообладания у него было в разы больше. Но оттого его ласки не стали менее чувственны и возбуждающе, а, скорее, наоборот – к тому моменту, когда Анифа оказалась раздета, она пылала и тяжело дышала из-за неистового бьющегося сердца, а между бедер стало горячо и влажно.
Но вместо того, чтобы, возбудив ее, поскорее войти в нее, Сигурд вдруг опустил голову между ее широко раскинутыми ногами и прижался ртом к изнывающей от желания промежности. Восторженно вскрикнув, женщина вцепилась в светлые волосы мужчины и протяжно простонала. Обхватив одной рукой женское бедро, а второй – аккуратно сжав полную грудь, Сигурд провел по нежным розовым складочкам языком и сразу же толкнулся им внутрь тугой дырочки. Его губы тесно прижались к влажной плоти и жадно втянули в себя, вызвав у Анифы еще один судорожный всхлип.
Он ласкал ее промежность уверенно и смело, всасывая в себя мягкие лепестки и проталкивая язык между влажными стеночками. Каждый второй толчок вызывал сладкую судорогу в возбужденном женском теле, а ласкающая ее грудь ладонь – томные вздохи. Прикрыв от удовольствия глаза и то и дело порывисто облизывая губы, Анифа выгибалась и откидывала назад голову, купаясь на волнах наслаждения и только сильнее стискивала своими пальцами растрепавшуюся шевелюру Сигурда.
– О да! – выдохнула она, когда первый спазм подкинул ее наверх в предвкушении оргазмического пика.
– Боги! – простонала Анифа, когда очередное движение языка задело какую-то особо чувствительную точку внутри нее.
– О-ох… – растерянно всхлипнула женщина, содрогаясь всем телом и почти вскидываясь вверх несмотря на крепко держащую ее мужскую руку.
