Текст книги "Неожиданная смерть"

Автор книги: Делл Шеннон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

ГЛАВА 8

– Да ты что! – проговорил Паллисер. Он вошел, когда Грейс рассказывал об этом Лейку. – Я не… Мышьяк? Это был…

– Обыкновенный крысиный яд, – сказал Грейс. – Какой продается в сельской местности. Это можно заносить в книги, Джон. Пятеро ребятишек – будь я проклят. В сущности, здесь только один ответ, верно?

– Несчастный случай, – нерешительно начал Паллисер.

– К чертям несчастный случай, – ответил Грейс. Он выглядел мрачно, – И кончился рабочий день или нет, я еду повидать мистера Йокума сейчас же. Джимми, позвони моей жене или попроси сменщика, ладно?

– Я, пожалуй, с тобой, – сказал Паллисер. – Бог мой… пятеро детей! Но, Джейс… Джимми, позвони Роберте…

– Не желаю слышать никаких «но», – отозвался Грейс. – Я хочу задать кое-какие вопросы братцу Йокуму… и его жене.

– Если они дома, а не шатаются неизвестно где.

Йокумы не только были дома, они были не одни. Когда Грейс нажал кнопку звонка и дверь осторожно отворилась, они увидели, что в гостиной появилась мебель. Немного: кушетка, два кресла, переносной телевизор, пара стульев, кофейный столик. В одном из кресел сидел, разложив на коленях какие-то бумаги и поставив рядом портфель, чрезвычайно импозантного вида молодой негр в изящном сером костюме, в белой рубашке и при темном галстуке. Он поднял глаза, когда вошли Грейс и Паллисер.

– А… что вы хотите? – нервно спросил Йокум. Его жена сидела на кушетке, потягивая пиво из банки.

– Услышать ответ на несколько вопросов, – ответил Грейс. Он вошел в комнату.

– Я… мы все сказали, что могли, сэр… – Йокум попятился от него. – Но я думал, вы все спросили, что надо было. Про наших бедных детишек. Я до сих пор едва верю… Мэй, ты помнишь этих милых джентльменов из полиции?…

– А вы кто такой? – спросил Грейс у опрятного молодого человека.

Несколько озадаченный, тот вежливо встал, держа в руках свои бумаги.

– Дэвид Дикенс, сэр. Вы из полиции? Я работаю в «Экми Мьючуал», сэр, – страхование всех видов. У мистера Йокума полисы на всех детей… какая ужасная трагедия… когда он позвонил мне…

– Да что вы говорите! – свирепо сказал Грейс. – Ну что ж, концы с концами сходятся, не так ли, братец Йокум? Полисы на всех пятерых детишек, даже на младенца!

– Я… не понимаю, о чем вы, сэр… это Мэй придумала. Мы все время туда-сюда переезжаем, может быть несчастный случай или…

– Несчастный случай! Или большая порция крысиного яда, насыпанная в кукурузную кашу? И вы оба ушли себе и оставили их умирать, – ну и тип же ты, братец Йокум! Твоя жена знала об этом, или у тебя на нее тоже есть полис? Как насчет этого, Дикенс?

Приятная улыбка Дикенса растаяла, и на лице появился ужас:

– Что? Яд… Нет, на миссис Йокум нет полиса… что вы…

– Так, может, вы об этом тоже знали, миссис Йокум? – Паллисер не был с самого начала столь однозначно уверен, как Грейс, но всякие его сомнения рассеялись, едва он увидел выражение глаз Йокума, когда тот узнал их на ступеньках крыльца. Тот думал, что полиция интересоваться им больше не станет. Теперь Паллисер повернулся взглянуть на женщину.

Она сидела на кушетке, словно окаменев, держа в приподнятой руке банку с пивом, и молча смотрела на них испуганными глазами. Паллисер почувствовал недоверие, отвращение – он не совсем понимал, что чувствует. Такое просто невозможно – кроме тех случаев, когда подобные вещи порой происходят.

– Вы хотите сказать, что о н… Яд? – произнес Дикенс. Ему было всего двадцать два или двадцать три года, но он вдруг утратил десяток лет и стал похож на перепуганного ребенка. – Он у б и л… своих собственных… Боже мой! Боже мой! Ради… и я сам продал ему полисы… О, Господи, дайте мне уйти отсюда…

– Простите, сэр, – Паллисер схватил его за руку.

– Никто отсюда не уйдет никуда, кроме как в управление, – сказал Грейс, – Мы хотим услышать все от начала до конца об этих полисах. И вы оба тоже поедете, братец и сестрица Йокум, – одевайтесь.

– Я ничего не сделал, вы не можете нас арестовать…

– Если вы хотите сделать заявление, мы сообщим вам обо всех ваших правах в отделе. У вас будет адвокат. Вы готовы объяснить, как крысиный яд попал в детскую еду, Йокум?

– Я… я ничего не собираюсь говорить. Вы не имеете права… – Йокум попятился от него.

– В детскую… – Дикенс, казалось, вот-вот упадет в обморок. – О, Господи!

Они вызвали патрульную машину, чтобы отвезти Йокумов в управление. В отделе, в присутствии Шенке и Галеано, от Йокума они не добились ничего, кроме мрачных ругательств, а от его жены – испуганных рыданий. Но когда Дикенс рассказал, что страховые полисы на детей были заключены менее четырех месяцев назад, – это вкупе с реакцией Йокумов прояснило картину. Их отправили в камеру; ордер на арест будет выписан завтра.

Конечно, лишь из-за своего глубокого невежества Йокумы полагали, что все обойдется. Что мышьяк сойдет за пищевое отравление. И все же…

– По одной только наглости, – сказал Грейс дома, когда Вирджиния ставила на стол его запоздавший обед, – это превосходит все. Бог мой. Я тут даже немного пожалел, что полицейские нынче все такие славные, вежливые парни и не пускают в ход резиновые шланги. Эти чертовы бедолаги – его собственные дети. И х собственные…

– Ужасно, ужасно, – согласилась Вирджиния. – Но… люди, Джейс. Люди всегда бывают самые разные. Женщину труднее понять – в некотором отношении…

– Ну и дела. Надеюсь, мы сможем заставить их говорить. Хотя, если мы не увяжем одно с другим как следует, в суде у нас признание не учитывается… Я тебе вот что скажу, – неожиданно проговорил Грейс, – я понял, что меня так заедает, Джинни… Вот ты – ходишь к врачу и все такое, пытаясь завести ребенка, а тут Йокумы… Бог ты мой.

– И я тебе еще кое-что скажу, – ответила Вирджиния. – Когда у нас будет-таки ребенок, Джейс, я считаю, что мы произведем нечто качеством получше, чем любой из детей Йокумов.

Грейс неохотно рассмеялся.

– Тут ты, конечно, права.

Паллисер приехал домой и все рассказал своей Роберте.

– Я много чего повидал, работая в отделе, но такое… Господи. И еще одно: а ну как они в суде выкрутятся, и их осудят всего лишь за неосторожность или что-нибудь подобное.

Роберта высказала все, что от нее ожидалось, доставая из теплой духовки и ставя на стол обед. И вскоре проговорила:

– Днем звонил мистер Гриффин. Дом будет готов примерно через месяц, и знаешь что, Джон? Эти ежемесячные выплаты начинают казаться мне ужасно большими. Может быть, я раньше все видела сквозь розовые очки. Я вот подумала…

На прошлой неделе они подписали все необходимые бумаги на дом стоимостью сорок тысяч долларов на Хиллайд-авеню в Голливуде.

– Нам это по средствам. Меня через полгода повысят.

– Нет, Джон, но я подумала, не вернуться ли мне в школу на замены на остаток учебного года, а потом, с сентября, на полную ставку…

– Мне не нравится, когда жены работают, – сказал Паллисер.

– Я же не буду пренебрегать семьей. Посмотри здраво. Пока у нас еще нет детей… и выплачивать все эти деньги будет проще. Мне же в самом деле днем порой просто нечем заняться, и я бы хотела…

– Ну, я не знаю.

– Мы подумаем об этом. Надо будет к тому же покупать мебель и всю электротехнику, которой у нас нет…

– Ладно, – сказал Паллисер. Он откинулся на спинку стула и зажег сигарету. – Интересно, Джейс позвонил лейтенанту? Пожалуй, я позвоню. Черт знает что…

– ¡Parece mentira! – сказал Мендоза в трубку. – ¡Vaya historia![59]59
  Не верится! Ну и история! (исп.).


[Закрыть] Ты хочешь сказать… ¡Dios![60]60
  Господи! (исп.).


[Закрыть] Пятеро… Да, и очень даже возможно, что они ускользнут от… Смерть от несчастного случая вследствие неосторожности. Хотя с этими страховыми полисами… да. Ну и ну. Люди, люди…

Когда он повесил трубку, Элисон спросила:

– Что такое?

– Еще одно свидетельство того, – ответил Мендоза, – что исполненные надежд люди, полагающие, будто человечество созрело для Утопии, будто оно продвинулось в своем развитии со времен неандертальцев, опять ошибаются. Но я тебя перебил – точнее Джон. О чем ты говорила?

– Нам это кажется несколько странным, Луис. Видишь ли…

Мендоза ее выслушал.

– Ну, в конце концов, – сказал он, – семнадцатилетний парень уже не ребенок, cara[61]61
  Дорогая (исп.).


[Закрыть]. Я его мало видел, но он мне показался ответственным мальчиком. И второй тоже уже не дитя – сколько ему, четырнадцать, пятнадцать?

– Но Маири говорит, это странно, а она знает ее лучше, чем я, – они обе в саду копаются, обмениваются саженцами и прочее. Не предпринять ли нам что-нибудь?

– Что? В дела соседей, amante[62]62
  Любимая (исп.).


[Закрыть], лучше всего не вмешиваться. Я полагаю, они знают, что делают.

– Да, но… ну, я надеюсь, – сказала Элисон.

В центре гостиной разлегся Седрик, а между его большими лохматыми лапами устроилась Шеба; он любовно вылизывал ей голову. Нефертити свернулась у одного теплого бока пса, Баст – у другого.

– Пожалуй, – сказал Мендоза, задумчиво глядя на многочисленную домашнюю живность, – выпью-ка я немного, чтобы перебить привкус братца Йокума. Ты хочешь чего-нибудь?

– Нет, спасибо. Кто такой…

– Расскажу, когда вернусь.

Услышав магическое слово «выпить», на шкафу неожиданно проснулся Эль Сеньор, прошел вслед за Мендозой на кухню и громко потребовал своей доли хлебной водки. Мендоза укоризненно покачал головой, наливая ему, и выпил сам. «Грязь на дне становится временами такой густой, – подумал он. – Эти Йокумы…»

– Питер, – сказала Лора.

– Гвендолин, – сказал Стив. – Я люблю, когда у девочек необычные имена.

– Или, может быть, Людовик, – продолжала Лора. – Мне оно как-то нравится.

– Гинивер, – сказал Стив.

– О небо, вы двое, чей это ребенок? – проговорила Мэри. Они с Хиггинсом обменялись быстрыми усмешками.

– Наш! – сказали Стив и Лора одновременно.

– Ну уж… Послушайте, одевайтесь-ка да берите книжки. Уже без двадцати восемь. Ты опоздаешь, Джордж… Наверно, нам лучше подумать насчет имен, – добавила она, когда дети, продолжая спорить, вышли из дома. – Я склоняюсь к Дэвиду, если будет мальчик, – если только ты не хочешь Джорджа-младшего?

– Не хочу, – сказал Хиггинс. – Я думаю, что тебе нравится, то и мне подойдет, Мэри. Мы подумаем об этом…

– Не будь таким застенчивым. Ребенок и твой тоже. Подай мне какие-нибудь идеи.

– Хорошо, хорошо… я и вправду опоздаю, – сказал Хиггинс.

В субботу утром, когда в кресле Лейка на коммутаторе сидел сержант Фаррелл, появилась воистину отличная зацепка по делу об убийстве Китти Дюран. Сообщение пришло, когда Хакетт переступил порог отдела; он прочел его с нарастающим интересом и отнес Мендозе.

– Нечто вполне осязаемое по делу Дюран, Луис, только как мы будем его ловить? Помнишь, эксперты взяли несколько хороших отпечатков в спальне – у нас в картотеке их не было, и отправили запрос в ФБР. Вот ответ. Не совсем ясно, откуда ему было там взяться, но судя по отпечаткам – это определенно был он.

– Кто?

Хакетт зачитал:

– Ричард Аркетт, тридцать шесть лет, вес шестьдесят один, рост сто восемьдесят, волосы каштановые, глаза карие, ни шрамов, ни родимых пятен. Служил в армии с пятьдесят второго по пятьдесят пятый, почетное увольнение. Родом из Филадельфии, и, когда последний раз закон обращал на него внимание, он обретался там. В послужном списке у него всякая мелочь: угон машины, затем мелкая кража – уже после армии, – потом наезд на человека, который сошел ему с рук, одно установленное законом изнасилование, два иска по признанию отцовства. Жена развелась с ним четыре года назад, и он запаздывает с уплатой алиментов. Он совершенно очевидно, как утверждает ФБР, привлекает женщин – и наоборот. Аркетт был чернорабочим, официантом, работал на станции техобслуживания, помощником кровельщика, водителем грузовика – такого рода. Затем в шестьдесят втором попался на настоящем изнасиловании, подтвержденном лабораторными данными, и сбежал. С тех пор находится в розыске. Как он тебе показался для Китти Дюран?

– Мне нравится, нравится, – ответил Мендоза. – Будем считать, что он увидел ее на улице, пошел следом? Но это неважно, ведь в спальне его отпечатки. Мне также нравится придумка Джорджа насчет кофейных чашек. Что она подавала кофе двум предыдущим гостям, которые не пришли к нам и не рассказали, потому что уехали или стесняются, и что неизвестный появился позже. И, приняв во внимание, Артуро…

– Да?

– Приняв все во внимание, включая обвинение в изнасиловании, у него могло хватить ума не разгуливать под флагом Ричарда Аркетта. Китти Дюран могла знать его под другим именем. Дюран может его знать. Думаю, нам надо его спросить, не знаком ли он с кем-либо, кто соответствует этому описанию.

– Ну естественно, – сказал Хакетт. – Я… о Господи, похороны… в девять часов торжественная месса… надо бежать, если я хочу успеть.

Заглянул Паллисер, сказать, что он подготовил предварительный отчет по тому, вчерашнему, убийству на Ливард-авеню и что он с Хиггинсом едет снова им заниматься: нужно получить официальное заявление и прочее.

– Я потом посмотрю отчет, – рассеянно сказал Мендоза. – Думаю, я сегодня и сам буду в разъездах. Для разнообразия.

Но прежде, чем он ушел, поступило еще одно заключение из лаборатории. Оно было по поводу подобранной Ландерсом бутылки, из которой, возможно, пил Эдвард Холли и выронил ее там, где упал. На ней было найдено несколько его отпечатков. «Muy extrano verdaderamente»[63]63
  Воистину очень странно (исп.).


[Закрыть], – сказал себе Мендоза. Черт знает, что только люди не вытворяют. Но тот человек мертв: его больше нет. И это лишь самый последний штрих.

– Я не знаю, что еще вам сказать, – тупо говорил Джон Вайсе. – Рассказал все, что знаю, еще вчера. Мы работали в саду, и Гертруда, она пошла в дом варить кофе, было около трех часов, и я слышу, она кричит, я прибегаю, а она лежит на полу, и вижу, как удирает этот парень. Я вижу, что ее ударили ножом, выбегаю, и Уэмберги из соседнего дома тоже его видели… мы рассказывали…

– Да, сэр, – сказал Паллисер. – Вам придется поехать в управление и сделать официальное заявление, мистер Вайсс. И также миссис Уэмберг и ее сестре.

Вайсс что-то недовольно проворчал. Паллисер и Хиггинс переглянулись: оба подумали об одном и том же. По крайней мере, хоть на этот раз супруг вне подозрений: есть свидетели.

Ливард-авеню находилась в старой части города, и дома здесь были тоже старые. Джон Вайсс жил в каркасном доме из пяти комнат, аккуратно покрашенном и прибранном, и окружающий участок содержался в каком-то неестественном порядке. Вайсс был любителем копаться в земле, но выращивал он не цветы. Перед домом на делянках, огороженных досками, росли бобы, помидоры и картофель, и каждый сорт был обозначен дощечкой с надписью. На заднем дворе уже хорошо поднялась кукуруза, а за ней виднелись ряды брюссельской капусты и моркови. Вайсс рассказал им, что они с Гертрудой сами выращивали все необходимые овощи.

– Мы чередуем культуры, – сказал он вчера. По его словам, они с женой пололи на заднем дворе грядки. Войдя в дом, Гертруда, по всей видимости, застала врасплох грабителя, который ударил ее ножом и скрылся. Она скончалась в больнице, А на крыльце соседнего дома миссис Августа Уэмберг прощалась со своей сестрой, которая зашла к ней в гости, и они обе слышали, как закричала миссис Вайсс, и видели, как убегал мужчина.

Даже от обыкновенных неглупых людей бывает трудно добиться, чтобы они описали преступника, а Джон Вайсс, в прошлом чернорабочий, был тугодум, немногословный, неспособный ясно выражать свои мысли и лишенный воображения человек. Они вновь попытались узнать от него что-нибудь более полезное.

– Вы не могли бы приблизительно сказать, какого он роста?

– Не знаю. Может, с меня. Я видел его мельком, потом он…

– Как он был одет?

– Э… Пиджак и штаны были разные. А еще… Не знаю.

– Он двигался как молодой человек?

– Не знаю. Может быть.

– Ну, а машина – вы видели, как он садился в машину?

– Ага. На улице. Марку не могу сказать. Она была темная, – миссис Уэмберг утверждала, что это был «бьюик», или «олдс», или «крайслер», и она говорила, что автомобиль был светло-голубой, а ее сестра – что светло-зеленый «форд». Обе сходились на том, что это был «седан».

– И еще, мистер Вайсс, вы говорили, что из дома ничего не пропало. Мы просили вас посмотреть и удостовериться. Возможно, он не успел ничего взять до того, как вошла миссис Вайсс?

– Да, вроде. Все на месте. Он ничего не нашел, – сказал Вайсс удовлетворенно. – Но у него не было никакого права убивать Гертруду.

– У вас в доме есть какие-нибудь ценности, мистер Вайсс? Что-нибудь, о чем кто-то мог бы знать?

Вайсс поджал губы:

– Разве на это похоже, мистер? Мы не богачи. Гертруда и я, мы всю жизнь работали, откладывали себе на старость – детей-то нет о нас заботиться. Сбережения есть, конечно. Только никаких старинных вещей или там серебряных монет, чтобы вору польститься. Но убивать Гертруду – не было такого права, – она бы его не остановила, он был крупнее ее.

– Что ж, мы отвезем вас сделать заявление, – сказал Хиггинс. – Джон, сходи-ка узнай, не сможет ли миссис Уэмберг поехать с нами.

Если только грабитель не оставил отпечатков – или не значится в их картотеке и в ФБР, – то мало надежды, что они когда-нибудь его найдут.

Возможно, как Хакетт позднее признался Мен-дозе, он неудачно выбрал время, чтобы обратиться к Роберту Дюрану. Сразу после того, как была похоронена его Китти, после величественного Реквиема торжественной мессы в соборе Святого Иосифа и после долгой, медленной процессии на кладбище Святого Креста в Кулвер-Сити. Однако у них была такая замечательная зацепка – Хакетту хотелось как можно скорее услышать, что скажет Дюран в ответ на описание Ричарда Аркетта.

Он перехватил Дюрана, когда тот с родителями Китти покидал кладбище. Он извинился, объяснил:

– Видите ли, этот человек определенно был в вашей квартире – в спальне, мистер Дюран. Скорее всего, именно он убил вашу жену. И весьма возможно, что, поскольку он скрывается, вы знаете его под другим именем. Мне бы хотелось, чтобы вы выслушали это описание и…

Дюран выслушал его, но как-то рассеянно.

– Мне очень жаль, – сказал он устало. – Я не знаю никого, похожего на… я его не знаю. Я хочу помочь полиции, но сейчас… сейчас я вряд ли…

А миссис О'Коннелл проговорила:

– Вам бы следовало подумать, прежде чем докучать нам сейчас! Конечно, мы хотим вам помочь, но когда мы только что… мою бедную Китти… – Она взяла Дюрана под руку, ее муж был подле него с другой стороны, они пошли прочь к ожидавшему лимузину.

«Возможно, я не вовремя, – подумал Хакетт. – Поговорю с Дюраном еще раз завтра. Тем временем как мы будем искать Аркетта?

Что ж, как всегда это делается…»

Мендоза весь день провел в разъездах, но к шести часам вечера узнал не так уж много.

Он сумел встретиться и поговорить с Вандой Хок, Сью Рэнсом и Сандрой Руни – лучшими, как говорили, подругами Мишель. Они ему кое-что рассказали – милые девушки из высшего света, живущие своей великосветской жизнью, имеющие богатых родителей, занятые в труппе Маленького театра (Ванда) и в благотворительном фонде (Сью и Сандра). Все они со школы помнили Эйлин Родни.

– Просто кошмарная девица! – сказала Ванда. – Никогда не знаешь, что она выкинет.

Они проявили интерес, хотя и не слишком живой, к тому, что Мишель опять недавно встретила Эйлин. Их не удивило то, что Мишель рассказала о самой Эйлин и ее квартире в Бойл-Хайтс; они посчитали, что Мишель просто дурочка, если водится с Эйлин, пусть даже немного. После того, как они все ей это сказали, а Ванда предостерегла и насчет наркотиков – «А Эйлин очень даже могла бы потехи ради подсыпать в бокал ЛСД или чего-нибудь еще», – Мишель больше о ней не упоминала.

– Это было странно, – задумчиво проговорила Сандра, – теперь, когда об этом думаешь. – Из всех подруг Мишель она была самой реалистичной, обеими ногами стояла на земле. – Мы посчитали само собой разумеющимся, что она перестала встречаться с Эйлин, но она этого не говорила. Мне, во всяком случае. А в школе… это было несколько лет назад, но ее эта ужасная девица вроде как завораживала – словно птицу змея. Потому что она – Эйлин – была другая. Я этого никогда не понимала, но… Мишель всегда за кем-нибудь тянулась, если вы понимаете, что я хочу сказать. Глубоко увлекалась людьми.

Что было по-своему интересным. Мендоза проехал на Чикаго-стрит в Бойл-Хайтс, но квартира была, очевидно, пуста: на его стук никто не отозвался. Эйлин отбыла развлекаться куда-то в другое место. Когда он повернулся, чтобы уйти, на лестничную площадку поднялся мужчина и направился в его сторону: молодой человек в синей рубашке, в джинсах и кожаной куртке. В руке у него был ключ. Заметив Мендозу, он встал как вкопанный.

– А вы, черт возьми, кто такой? Ручаюсь, тот латиноамериканский герой-сыщик, о котором мне говорила Эйлин. Ее нет дома. Не знаю, когда будет.

– Томми, – сказал Мендоза. – Готов поручиться. У тебя есть фамилия?

– Смит, – неохотно ответил Томми. – Если вам это что-нибудь говорит. – Мендоза так и стоял у двери. – Послушайте, я хочу войти. Здесь холодно. – На улице опять шел дождь.

Мендоза достал из нагрудного кармана фотографию Мишель.

– Ты когда-нибудь видел эту девушку здесь – у Эйлин?

Томми взглянул на фотографию:

– Пару раз, не больше. Не знаю, как ее зовут, – точнее, не помню. Извините, – он говорил с издевкой в голосе.

– Ты видел ее здесь или где-нибудь в другом месте в понедельник вечером?

– Нет, – поспешно сказал Томми. – Нет.

– Ты уверен?

– Уверен, уверен. Это была просто какая-то зануда, трущаяся возле Эйлин. Мы ее по-настоящему не знали – она была не нашей компании. Ну, послушайте, дайте мне войти, а?

Мендоза отступил в сторону, и Томми поспешно юркнул внутрь и запер дверь. Размышляя о том о сем, Мендоза сошел вниз и, надев шляпу, вышел на улицу под тихо сеявший дождь. Он оставил свой «феррари» на стоянке возле управления, а сюда приехал на такси. Направляясь в аптеку на углу, чтобы вызвать другую машину, он заметил укрывшегося под навесом газетного киоска человека, который взглянул поверх развернутой газеты на автобусную остановку, словно проверяя, не идет ли его автобус. Он вернулся к газете, а Мендоза подкрался и сказал:

– Ух!

– Господи, напугал меня до… – Они вышли под дождь, к навесу над дверью аптеки, где их не мог слышать продавец газет. – Ты этим занимаешься, Луис?

– Не знаю, Стив. Пэт тебя поставил наблюдать за квартирой?

– За Томми Смитом. Другой хвост за девчонкой, – ответил Стив Бенедеттино.

– Ну, будем надеяться, что здесь окажется что-нибудь хотя бы для вас, – сказал Мендоза. – Обвинение по наркотикам все же лучше, чем ничего.

В четыре часа он вернулся в отдел, где Хакетт и Хиггинс размышляли над делом Китти Дюран. Хиггинс разложил все фотографии, сделанные экспертами: общий снимок гостиной с кофейным столиком, дверь в спальню – крупным планом, снимки, сделанные в спальне, – и, когда Мендоза вошел и сел к столу, он неожиданно сказал:

– Одну вещь мы просмотрели, Арт. Взгляни-ка. В гостиной все аккуратно стоит по своим местам. Никаких следов борьбы. Только в спальне – перевернуто там, где она с ним боролась.

– Верно, – сказал Хакетт, беря в руки фотографию. – Но о чем это говорит? Боже ты мой, – что это действительно был кто-то, кого она знала: она его впустила, повернулась спиной и направилась в спальню, и там-то он на нее и кинулся? Я очень надеюсь, что смогу заставить Дюрана всерьез подумать над описанием Аркетта.

Грейс и Паллисер были в тюрьме – пытались расколоть Йокумов. Пигготт и Глассер тоже уехали: как всегда, поступали новые вызовы, большей частью требовавшие только бумажной работы.

Что касается постоянных посетителей «Le Renard Bleu» – Робино сообщил адрес Галларов, но Фаррелл с ними еще не связался. Мистер Райт, как ответили в «Дисней Продакшнз», был в отпуске. Планкетта Фаррелл искал по телефонному справочнику.

Мендоза прочитал текущие отчеты, поразмышлял о Мишель и Китти Дюран, и без четверти шесть еще не собрался уходить, когда ему позвонили по городскому телефону.

Это был Робино.

– Mon ami[64]64
  Мой друг (франц.).


[Закрыть], у меня для вас есть кое-какая информация. Вы посмеетесь надо мной, но я беспокоюсь, такие вещи начинают случаться даже в моем доме. И как раз сейчас приехали месье и мадам Галлар, и мадам говорит мне то, что, я думаю, полиция должна знать…

– Они сейчас у вас? Bueno[65]65
  Хорошо (исп.).


[Закрыть], я подъеду через десять минут. – Мендоза потянулся за шляпой.

Галлары оказались очень космополитичными, хорошо воспитанными людьми лет шестидесяти. Мадам с явно крашеными черными волосами, еще гладкой кожей, умело наложенным макияжем и со следами прошлой красоты в чертах лица; ее муж, высокий и крепкий, с немного чересчур светскими манерами, сейчас хранивший серьезное выражение, как того требовала ситуация. Они пили apéritifs[66]66
  Аперитивы (франц.).


[Закрыть] за одним из столиков у камина; Робино представил Мендозу и тоже подсел к столу.

– Не думаю, что сообщу вам нечто чрезвычайно ценное, – сказала мадам Галлар почти безо всякого акцента. – Но мистер Робино посчитал… – Она пожала плечами, очень по-парижски, хотя оставила этот город лет сорок назад.

– Что же это, мадам?

– Выпейте вина…

Прежде чем перейти к делу, должны быть соблюдены правила хорошего тона. Чтобы не спорить, Мендоза взял предложенный бокал, хотя вино терпеть не мог.

– Та бедная девушка, которую убили… – Мендоза подал ей фотографию, и мадам кивнула. – Она. Бедная девушка. Это было в прошлый понедельник? Да. Мы были здесь. Мы приехали… – она на мгновение задумалась, – вероятно, в семь тридцать. Мы навещали друзей в Малибу, и ехать обратно было утомительно – сильное движение… и дождь. Я сказала Жаку, что сперва схожу причешусь, попудрю нос – перед обедом. Что и сделала в женской комнате. Пробыла там, ну, три-четыре минуты. И когда выходила, увидела эту девушку, – мадам Галлар постучала кончиком пальца по снимку, – она шла по коридору. Прошла мимо меня, зашла в женскую комнату. Вот и все.

– Так, – сказал Мендоза. – Это будет где-то, скажем, без двадцати пяти минут или чуть позже? – Время сходится: Мишель и Трулок обедали рано, поскольку собирались в театр.

– Около того, по-моему, – она поднесла к губам бокал с вином.

– Был ли…

– Не желаете купить «Геральд», сэр? – к столику подошел мальчик-мексиканец. Галлар улыбнулся ему и поискал в кармане мелочь

– Наш маленький предприниматель, – сказал Робино.

– Это хорошо, парень, – отечески сказал Галлар, беря газету. – Усердно работать еще никому не повредило.

– Был ли еще кто-нибудь в женской комнате, когда вы зашли или выходили оттуда? – спросил Мендоза, когда мальчик перешел к следующему столику.

– О нет. Она была пуста, когда я зашла, пуста, когда я выходила. Но я видела, как эта Мишель зашла сразу же после меня. Мистер Робино посчитал, что вы должны об этом узнать.

– Да, – ответил Мендоза. – Большое спасибо, мадам.

Он поднялся и прошел в вестибюль, сопровождаемый Робино.

– Вы думаете, это в самом деле важно, hein? Я тоже так решил.

– Но что только это может значить… – Мендоза прошел по коридору и остановился у мужского туалета, глядя дальше, на дверь женского. – Итак, по крайней мере, мы знаем, что она туда зашла. – Он вдруг заметил, что на стене прямо напротив двери бокового выхода висит телефон-автомат. – Что это?… Я ворон считаю, черт побери… Таким образом, денег у Мишель нет, вероятно, она не сбежала потихоньку от Трулока (возможно, забыв об Эйлин, подчинившись гораздо более сильной натуре своего жениха), но все же… Ее не могли перехватить здесь, – проговорил он, размышляя вслух, – или могли? Вокруг люди, она могла бы поднять шум… Подстеречь в женской комнате? Вот уж… С другой стороны, маленькая, хрупкая девушка… impossible tambien[67]67
  Также невозможно (исп.).


[Закрыть], даже если бы она захотела улизнуть от Трулока, она бы не смогла. У нее не было даже десяти центов на телефон. Я вам скажу, что это значит… – И он продолжал разговаривать сам с собой, лишь смутно осознавая присутствие рядом владельца ресторана. – Это мне говорит: что бы с ней ни произошло, началось это здесь. Прямо здесь. Потому что у нее не было денег… на телефон, на такси, на автобус.

– В моем заведении, – произнес Робино, – это кажется невозможным.

– У нее не было ни гроша, она не могла по своей воле уйти…

– Senores?[68]68
  Сеньоры (исп.).


[Закрыть] – Они обернулись. Рядом стоял маленький продавец газет, Мануэль Чавес. Он довольно робко посмотрел на Мендозу. – Perdon[69]69
  Прошу прощения (исп.).


[Закрыть], но я не мог не услышать… вы говорите о той молодой светловолосой леди, которую убили? Я читал об этом в газетах. Она была как раз здесь в прошлый понедельник. Вы говорили о деньгах – вы полицейский?

– Да. А что такое? – спросил Мендоза. – Ты видел ее? Ты в то время был в ресторане? – Ему следовало самому подумать о мальчике – очевидно, что тот то и дело заходит со своими газетами.

Мальчик мгновение нерешительно молчал.

– Да, я тогда был здесь. И видел ее. Но вы ошибаетесь насчет этого, сэр, – у нее были деньги. Я видел, – он взглянул на Робино. – Сеньор Робино, он разрешает мне приходить с газетами…

– Когда ты ее видел? Ты уверен, что это была…

– Si[70]70
  Да. (исп.).


[Закрыть]. На снимке, который вы сейчас показывали миссис Галлар, это она. Я… я как раз выходил отсюда, – он указал на дверь мужской комнаты, – когда ее и увидел. Было примерно без десяти восемь. И… honestamente, senor[71]71
  Честное слово, сеньор (исп.).


[Закрыть], у нее были с собой деньги. Бумажные и мелочь, она выронила десятицентовик и еще двадцать пять центов, и я их поднял, и она сказала «спасибо». Honestamente, я видел.

И это, конечно, открывало более широкие возможности.