Текст книги "Подземное время (ЛП)"

Автор книги: Дельфин де Виган

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

– Матильда, тебя перевели.

– Как это?

– В пятницу, когда тебя не было, дочка коммерческого, та, что была на стажировке, заняла твой кабинет.

Матильда потеряла дар речи. Происходящее не имело никакого смысла.

– Они перенесли твои вещи, а ее преспокойно разместили там, за твоим столом. Надин сказала мне, что ее взяли на постоянную должность.

– Но на какой пост?

– Я не знаю. Больше я ничего не смогла узнать.

Летиция разблокировала лифт. В тишине был слышен шум ее дыхания. Добавить здесь было нечего.

На четвертом этаже Матильда вышла из лифта. Когда двери уже закрывались, он обернулась и сказала: «Спасибо».

Коридор. Матильда прошла мимо рабочего зала; они все были здесь: Натали, Жан, Эрик и другие; сквозь стеклянные стены она отлично их видела: сосредоточенные, поглощенные работой, полностью ушедшие в дела, ни один из них не поднял головы. Матильда была словно тень, прозрачная и неосязаемая. Ее больше не существовало. Дверь в ее кабинет была открыта. Первое, что бросилось ей в глаза: исчез ее постер с Боннаром. На его месте остался светлый прямоугольник.

Девица в самом деле была там – сидела на ЕЕ кресле, перед ЕЕ компьютером. Не вешалке висел ее жакет. Она пометила территорию. Разложила свои папки с документами. Матильда попыталась улыбнуться. Девушка, не глядя на нее, едва слышно ответила на ее приветствие, после чего сняла телефонную трубку и набрала внутренний номер Жака.

– Господин Пеллетье, Матильда Дебор подошла.

Он появился за ее спиной. На нем был черный костюм, который он обычно надевал по особым случаям. Жак посмотрел на стенные часы и спросил Матильду, все ли у нее в порядке. Ее уже два часа нигде не могут найти. Не дожидаясь ответа, он участливо поинтересовался, как она себя чувствует, хорошо ли она отдохнула, последнее время у вас по-настоящему усталый вид, Матильда. Жак бросил взгляд на девушку. Как она это восприняла? Разве он только что на словах не продемонстрировал свою расположенность и доброжелательность? Вот, и не стоит верить всему, что говорят, всем этим слухам, что циркулируют в кулуарах. Матильда начала было объяснять, что провела весь день со школьной экскурсией, в которой участвовал ее сын, но уже в тот миг, когда она произносила эти слова, она почувствовала себя жалкой. Почему она должна оправдываться? Как случилось, что она ищет обоснование для своих законных выходных?

Впервые за несколько недель Жак обратился прямо к ней. Стоя на своих каблуках, Матильда возвышалась над ним на несколько сантиметров.

Когда-то давно, по возвращении с какой-то деловой встречи, Жак попросил ее: не могла бы она надевать обувь без каблуков, по крайней мере в те дни, когда они выезжают куда-то вместе? Тогда Матильде это признание собственной слабости показалось очень трогательным. Они посмеялись; Матильда пообещала.

– Как вы можете видеть, в ваше отсутствие мы произвели некоторые перестановки. В прошлую пятницу я доводил до всех информационное сообщение, в котором объяснял причины этих нововведений, которые главным образом касаются перераспределения площадей в целях более продуктивного взаимодействия в рамках нашей группы. Кроме того, с этого дня мы имеем честь принять в нашу команду Коринну Сантос. Коринна имеет то же образование, что и вы, она несколько месяцев работала в компании «L’Oréal» и только что окончила стажировку в управлении по связям с общественностью, где добилась блестящих результатов. Она поможет нам в разработке продуктовой линейки на 2010 год, она…

На пару минут его голос пропал, заглушенный шумом в ушах. Матильда стояла прямо перед Жаком, но не слышала его; на миг ей показалось, что она вот-вот растворится, исчезнет; несколько секунд она не слышала ничего, кроме этого ужасного, оглушающего гула, исходящего из ниоткуда. Жак переводил взгляд с новенькой девушки на окно, с окна – на открытую дверь, с двери снова на девушку. Он продолжал говорить, не глядя на Матильду:

– Копию этого информационного сообщения вы найдете в вашем почтовом ящике. В ваше отсутствие я позволил себе распорядиться насчет перемещения ваших личных вещей в пустующий кабинет 500-9.

Матильда искала воздуха, который наполнил бы ее легкие, и она смогла бы крикнуть, выразить свой гнев.

Воздуха не было.

– Чтобы не тратить время на переброску материалов с одной машины на другую, мы решили оставить Коринне ваш компьютер. Натали скопировала ваши личные данные на CD-ROM, вы можете обратиться к ней. Отдел информатизации выполнит подключение вашего нового рабочего места в самый короткий срок. У вас есть вопросы?

Шум утих. Наступила тишина, та самая тишина между ними. И чувство головокружения.

Говорить было не о чем.

Коринна Сантос подняла взгляд на Матильду. Глаза Коринны Сантос говорили: мне жаль вас, но я здесь ни при чем, если бы не я, нашелся бы кто-то другой.

Большие голубые глаза Коринны Сантос просили прощения.

Глава 15

В январе Матильда со второй попытки добилась приема у директора по управлению персоналом. Патрисия Летю выслушала ее с подобающим выражением на лице, сделала пометки и проставила галочки. С Матильдой она разговаривала тем сочувственным тоном, с каким обыкновенно здоровые люди обращаются к тяжелобольным. В осторожных выражениях Патрисия Летю принялась объяснять, что современное предприятие представляет собой сложную вселенную, зависящую от давления конкурентов, от открытости рынков, не говоря уж о директивах Евросоюза, и что все это, так или иначе, ведет к напряжению, стрессу, конфликтам. Она обрисовала Матильде суровую реальность жизни организации, словно бы она, Матильда, только что покинула монастырь или вышла из комы. Вздохнув, Патрисия Летю добавила, что директора по управлению персоналом сталкиваются с теми же проблемами, с настоящими головоломками, и это постоянное давление обстоятельств, это нелегко, это нелегко для всех. Надо вооружиться, всегда быть в форме, не позволять себе прятаться от проблем. Потому что следует заметить, что наиболее психологически уязвимые служащие скоро оказываются на линии огня. Впрочем, корпорация уделяет большое внимание этим вопросам и планирует организацию семинаров с привлечением сторонних консультантов.

Патрисия Летю советовала сохранять спокойствие. Со временем все уладится, выход найдется. Надо уяснить себе, что нет ничего незыблемого, принять перемены, научиться приспосабливаться, быть готовой перестраиваться. Начать с себя. Возможно, пришло время Матильде задуматься о новом направлении деятельности, пересмотреть свои достижения, подвести итог. Иногда жизнь заставляет нас забегать вперед. До сих пор Матильда ведь умела адаптироваться. Все будет хорошо, сказала Патрисия Летю доверительным тоном, пожимая Матильде руку.

Спустя короткое время в личном деле Матильды появилась запись, что она находится в состоянии конфликта со своим начальником. По причине внезапно возникшей несовместимости характеров.

Организация исследовала ее проблему, изучила ее, рассмотрела ситуацию, не вдаваясь особенно в ее причины и не вникая в ее обоснование, и, руководствуясь подобной логикой, пришла к выводу, что Матильда считает, что ее намеренно отстраняют от рабочего процесса. Потому что она «несовместима».

Учитывая, что речь идет о репутации фирмы, принимая во внимание высокие ставки в области маркетинговых разработок, Жак имел все основания предпринять указанные перемещения, реорганизовать службу. Потому что корпорация вынуждена отвечать постоянно возрастающим требованиям, иметь средства противостоять вызовам, отстаивать собственную нишу на рынке, укреплять свои позиции за границей, потому что корпорация должна не просто держаться на плаву, а быть на гребне волны. Вот что Патрисия Летю объяснила Матильде во время их второй встречи. Можно было подумать, что она выучила наизусть брошюру «Горизонт 2012», подготовленную управлением по связям с общественностью.

Позиция, которую занял Жак, причины его поведения, вся эта машинерия, где Матильда является лишь винтиком, не могут рассматриваться сами по себе. Нет ни одного системного приложения, в котором учитывалось бы выражение лица пользователя. Фирма не отрицает, что проблема существует, и это есть первый шаг к поиску решения. Наиболее вероятным выходом был бы перевод внутри корпорации, хотя, с другой стороны, должности не освобождаются так быстро, а если и освобождаются, то не замещаются с такой легкостью.

В конце беседы, повинуясь внезапному порыву солидарности и предварительно убедившись, что дверь плотно заперта, Патрисия Летю, понизив голов, посоветовала Матильде письменно изложить по пунктам ее разногласия с Жаком. И отправить ему на электронную почту с уведомлением о получении.

«Но мы обязательно найдем выход, Матильда, будьте уверены», – поспешила добавить Патрисия.

Что касается работы, последние недели Матильде нечем было заняться. Не-чем.

Это не был мертвый период, или затишье, или короткий отдых, чтобы перевести дух после большой нагрузки. Это был полный ноль, абсолютная пустота.

Поначалу сотрудники из ее рабочей группы еще обращались к ней за помощью, консультировались с ней, прибегали к ее опыту. Но стоило ей выделить хоть кого-то, как тот сразу же впадал в немилость у Жака. Достаточно ей было взять в руки чье-то досье, бросить взгляд на разработку, высказаться в пользу новой методологии или направления в исследовании, одобрить линейку продукции, как Жак незамедлительно высказывался против.

Постепенно Натали, Жан, Эрик и другие перестали заходить к ней в кабинет, советоваться с ней. Если им требовалась помощь, они искали ее в другом месте.

Они выбрали, на чьей стороне им быть.

Чтобы не стать следующими в списке, чтобы сохранить прочное положение. Скорее из трусости, чем из недоброжелательства.

Матильда не испытывала обиды. Порой она говорила себе, что в свои двадцать пять или тридцать лет, возможно, она тоже не имела бы достаточно мужества.

В любом случае, теперь уже слишком поздно. Не отдавая себе отчета, она позволила Жаку выстроить систему, в которой она лишняя, которая исключала ее участие. Достаточно эффективную систему, чтобы она могла противостоять ей.

Глава 16

Ее папки и досье были свалены в кучу на этажерку и стеллаж. В коробке, поставленной прямо на пол, Матильда обнаружила содержимое своих ящиков: витамин С, парацетамол, степлер, скотч, маркеры, корректирующую жидкость, ручки и разные канцелярские принадлежности.

Она никогда не выставляла на рабочий стол фото своих детей. Ни вазу, ни цветок в горшке, ни сувенир, привезенный из отпуска. Кроме постера с Боннаром, в своем кабинете Матильда не держала ничего, принадлежащего собственно ей. Она никогда не стремилась персонализировать свое рабочее место, пометить свою территорию.

Матильде всегда казалось, что офис – это нейтральное пространство, и здесь не место демонстрировать свои привязанности и увлечения.

Ее перевели в кабинет 500-9. Сейчас ей предстоит разместить свои вещи и обустраиваться. Она попытается убедить себя, что это не имеет никакого значения и ничего не меняет. Что она выше этого. В самом деле, ведь кабинет – не личная комната, чтобы привязываться к нему всей душой. Смешно. По крайней мере, она теперь далеко от Жака, далеко от всех, на другом конце.

В таком конце, куда никто не забредет. Разве что в туалет.

Матильда садится в новое кресло, вращает его в разные стороны, чтобы убедиться, что колесики крутятся как надо. Рабочий стол и шкафчик для посуды покрыты тонким налетом пыли. Металлическая этажерка выбивается из общего ансамбля. Впрочем, если присмотреться, вся мебель кабинета 500-9 составлена из случайных предметов, принадлежащих разным периодам жизни организации: светлое дерево, металл, белый пластик. Окон в кабинете 500-9 нет. Свет проникает сквозь стеклянную перегородку, которая сверху разделяет стену надвое и выходит на коридор. А тот, в свою очередь, выходит наружу.

С другой стороны кабинет 500-9 примыкает к единственному мужскому туалету на этаже, отделяясь от него стенкой из фанеры.

В фирме кабинет 500-9 обычно называют «конурой» или «сортиром». Потому что сюда беспрепятственно проникает запах освежителя воздуха «Ледяная свежесть» и отчетливо слышится звук вращения рулона туалетной бумаги.

Предание гласит, что один стажер, которому нечем было заняться, за несколько недель составил точную статистику количества посещений туалета и среднего расхода бумаги для каждого сотрудника на этаже. В конце стажировки полученная таблица в формате Excel легла на стол генерального директора.

Вот почему кабинет 500-9 пустует. Большую часть времени.

Матильда поставила на стол перед собой Рыцаря Серебряной Зари и спросила: «Ну, и что ты можешь сделать?» Но тому, казалось, не было дела до того, что она говорит, или, скорее, шепчет, словно молитву.

Рыцарь Серебряной Зари, должно быть, где-то заснул, или заплутал среди коридоров, или ошибся этажом. Как и все принцы на белых конях, Рыцарь Серебряной Зари страдал топографическим кретинизмом.

Со своего места Матильда через открытую дверь может видеть, кто проходит мимо ее кабинета. Считать, записывать, выявлять зависимость. Тоже развлечение, если подумать.

Вот Эрик только что прошел. Глядя прямо перед собой, не остановившись.

До Матильды доносятся звуки; она их угадывает один за одним: задвижка, вентилятор, струя мочи, бумага, смыв, раковина.

Ей даже не хочется плакать.

Должно быть, она ненароком попала в иную реальность. В реальность, которой она не может понять и адаптироваться к ней, в реальность, смысл которой она не в состоянии постичь.

Это невозможно. Только не так.

Без объяснения причин, без чего-либо, что позволило бы ей принять ситуацию и попытаться ее исправить.

Она могла бы позвонить Патрисии Летю, попросить ее поскорее спуститься к ней, чтобы убедиться, что у нее даже нет больше компьютера.

Она могла бы со всей силы швырнуть свои папки через комнату, так, чтобы они разлетелись о стену.

Она могла бы выйти из кабинета, закричать на весь коридор, или (к примеру) громко запеть Боуи, изображая при этом игру на гитаре, танцевать посреди рабочего зала, пока не погнутся каблуки, кататься по полу, привлечь к себе всеобщее внимание, доказать самой себе, что она еще существует.

Она могла бы позвонить напрямую генеральному директору, минуя секретаршу, и сказать ему, что ее с души воротит от теорий проактивности, личностного роста, взаимной выгоды, делегирования полномочий и от всех этих туманных идей, которыми он их пичкает годами, что ему, директору, стоило бы покинуть наконец свой кабинет и взглянуть на то, что происходит, вдохнуть тошнотворный запах, что витает в коридорах.

Она могла бы войти к Жаку, вооруженная бейсбольной битой, и начать методично все крушить – его коллекцию китайских ваз, его амулеты, привезенные из Японии, его кожаное кресло с надписью «Директор», плоский экран и центральный процессор, литографии в рамках, стеклянные дверцы его посудного шкафа; она могла бы руками сорвать жалюзи с его окон, размашистым жестом сбросить на пол все его книги по маркетингу и топтать, топтать их.

Потому что она знает: эта ярость сидит в ней, и достаточно одного толчка, чтобы она вырвалась – как долго сдерживаемый крик.

Потому что это уже не в первый раз.

Ярость пришла к ней несколько недель назад, когда она поняла, до чего способен дойти Жак. Когда она поняла, что все только начинается.

Однажды пятничным вечером, когда Матильда только что вернулась домой, ей позвонила секретарша Жака. Жак задерживался в Чехии, а ему поручили написать статью для корпоративного журнала о разработке нового продукта, выполненной филиалом. Он занят по горло, времени совсем нет. Поэтому он дал указание Барбаре связаться с Матильдой. Статья должна была быть готова самое позднее к утру понедельника.

Впервые за несколько месяцев Жак попросил ее о чем-то. Пусть и не напрямую. Но он обратился к ней за помощью. Для этого ему пришлось произнести ее имя, вспомнить, что она в свое время составила для него десятки текстов, которые он подписал, не исправив в них ни единой запятой. Осознать, что он нуждается в ней, и что, как бы то ни было, она все еще работает у него.

Это могло быть хорошим знаком. Матильда собиралась провести два дня у друзей вместе со своими мальчишками. Кроме того, в понедельник утром она отпросилась на полдня, чтобы сделать рентген запястья, с которого только что сняли гипс.

Матильда согласилась. Как-нибудь выкрутится.

Она взяла с собой за город свой ноутбук и просидела за работой добрую половину ночи с субботы на воскресенье. Остальное время она смеялась, играла в карты, помогала готовить еду. Вместе с другими она гуляла вдоль реки, вдыхала полными легкими запах земли. А если ее спрашивали, как дела на службе, все ли у нее уладилось, она отвечала, что да. Жак обратился к ней с просьбой, и этого ей было достаточно, чтобы поверить, что все пошло на поправку, скоро все станет, как раньше, поверить, что на самом деле это был всего лишь тяжелый период, кризис, который они преодолели и который скоро забудется, потому что Матильда такова – не способна долго помнить обиды.

В воскресенье вечером Матильда отослала Жаку статью через корпоративную почту (она могла подключиться к ней извне). Он должен был получить ее по прибытии, в понедельник утром, или даже тем же вечером, если он уже вернулся. Впервые за долгие недели она заснула с чувством исполненного долга.

На следующее утро Матильда отвела в школу Тео и Максима, затем отправилась в больницу, где ей целый час пришлось ждать, пока ее примут. Позднее, тем же утром, она вернулась домой и потратила выпавшее ей свободное время на то, чтобы навести порядок в шкафу у мальчиков и погладить одежду. В час дня она купила сэндвич в булочной у дома и спустилась в метро. Поезда были почти пустыми, и дорога пролетела незаметно. Матильда зашла в знакомое привокзальное кафе, чтобы выпить у стойки чашку кофе, и Бернар сделал ей комплимент, что она хорошо выглядит. В два часа дня она вошла в свой бизнес-центр.

Жак ее уже ждал. Стоило ей выйти из лифта, как он тут же набросился на нее.

– Статья! Где статья?

У Матильды все сжалось внутри.

– Я отправила ее вам вчера вечером. Вы что, ее не получили?

– Нет, я ничего не получил. Ни-че-го. Я прождал все утро, я искал вас повсюду, мне пришлось отменить встречу, чтобы написать эту гребаную статью, о которой я вас просил еще в пятницу вечером! Видимо, у вас нашлись более важные дела, и вы не смогли выкроить несколько часов из вашего уик-энда, чтобы посвятить их вашим прямым обязанностям!

– Я вам отослала ее вчера вечером.

– Ну, конечно.

– Я отослала вам ее, Жак. Если бы это было не так, я сказала бы об этом, и вы это отлично знаете.

– Может, вы до сих пор не разобрались, как пользоваться электронной почтой?

В приоткрытые двери выглядывали люди, украдкой бросая взгляды в коридор. Оглушенная, Матильда молчала. Едва дыша, опершись на стену, она шаг за шагом пыталась восстановить, что происходило в воскресенье вечером. Наконец, ей удалось воочию увидеть всю сцену: вот она накрыла на стол, поставила пиццу в духовку, попросила Симона сделать музыку потише, включила ноутбук, да, она ясно помнит, как она нажала кнопку, сидя перед низким столиком. А затем она, конечно, отослала статью, по-другому и быть не могло.

Теперь ее охватили сомнения. Теперь она не была так уверена. Может, ее отвлекли, и она не отправила сообщение. Она могла нажать не туда, ошибиться адресом, позабыть вложить файл. Она уже не была ни в чем уверена. Возможно, она и в самом деле забыла отослать статью. Почему нет?

Коридор был пуст. Жак ушел.

Матильда поспешила в свой кабинет, включила компьютер, ввела пароль, дождалась, пока отобразятся все значки и пока антивирус закончит проверку; ей показалось, что на это ушло несколько часов, она чувствовала, как сердце стучит где-то в горле. Наконец, она смогла открыть список исходящих сообщений. Электронное письмо было там, в первой строке, датированное вчерашним днем, в 19:45. И она не забыла вложить файл.

Из своего кабинета она позвонила Жаку, чтобы он пришел и сам во всем убедился, на что он ответил достаточно громко, чтобы все вокруг могли его услышать: «Я ничего не получал, и мне плевать на вашу чистую совесть».

Жак подверг сомнениям ее слова.

Жак разговаривал с ней, как с собакой.

Жак врал.

Он получил статью. Матильда это знала. И, скорее всего, воспользовался ею, чтобы написать собственную.

Матильда повторно отправила ему статью.

Чтобы доказать ему, что…

Все это было смешно и бессмысленно. Жалкий рывок, чтобы удержаться на ногах.

Тогда она впервые представила Жака мертвым. С закатившимися глазами. Впервые она вообразила, как стреляет в него в упор, увидела всполох огня, мощный, неотвратимый. В первый раз она представила себе дырку у него во лбу. А вокруг нее – обожженную кожу.

В дальнейшем это видение не раз повторялось, и не оно одно. Вот Жак лежит на земле у входа в бизнес-центр, около него собралась толпа, изо рта его стекает белая пена.

Жак на парковке, в свете голубоватых огней, он ползет, опираясь на локти, а ноги его переломаны, раздроблены, и он умоляет о прощении.

Жак орошает кровью свое кресло с надписью «Директор», а из груди его торчит серебряный нож для разрезания бумаги.

Какое-то время эти картины приносили ей облегчение.

Затем Матильде стало страшно. Оттого, что появилось нечто, с чем она не может совладать, что сильнее ее, и она ничего не может с этим поделать.

Образы были такими ясными, такими отчетливыми. Почти осязаемыми.

Ей стало страшно от собственной жестокости.

Глава 17

Тибо принял вызов на гастроэнтерит на улице Бобийо, на тетанический криз на авеню Дориан, на отит на улице Сарретт.

В 11 часов он позвонил Розе и поинтересовался, неужели диспетчер до конца дня собирается заставить его курсировать между двумя участками. Он не хочет показаться брюзгой, но ведь должен же Франсис следить за тем, чтобы свести к минимуму его перемещения по городу, особенно если речь идет о вызовах высокого класса срочности.

Но как раз сегодня Франсиса не было. Франсис заболел. И база вынуждена была взять другого диспетчера ему на замену.

– Он работал на SOS, – заверила его Роза.

Тибо был не в духе и не удержался, чтобы не сыронизировать. Наверное, этот тип обычно развлекался тем, что заставлял врачей из SOS метаться по всему Парижу. Роза окажет ему услугу, если объяснит, что в их конторе иные порядки.

Голос Розы задрожал.

– Сегодня просто какой-то ужас, Тибо. Мне жаль. Чтоб ты знал, прямая линия скорой помощи звонит каждые три минуты, они сплавляют нам пациентов пачками. Вот и сейчас, тебе придется поехать на улицу Лианкур: мужчина тридцати пяти лет заперся в ванной. Состояние бреда. Угрожает вскрыть себе вены. У него уже было четыре попытки суицида, жена хочет его госпитализировать.

Только этого не хватало. Галера. На их жаргоне это означало вызов, от которого все рады были бы отказаться. Потому что на них обычно уходит полдня. А венчали галеру принудительная госпитализация, освидетельствование задержанных в полицейском участке и свидетельства о смерти.

Тибо сказал, что поедет. Потому что ему нравилась Роза, и потому что он, несомненно, загружен меньше всех, если судить по его зарплатной ведомости. После чего завершил звонок.

Несколько секунд спустя прозвучал сигнал SMS: ему скинули код, этаж и имя звонившего. Тибо не удержался и проверил, не было ли сообщений от Лили. Так, на всякий случай.

Он отлично знает, что сейчас будет. Если он не убедит пациента добровольно согласиться на госпитализацию, придется вызывать полицию, санитарную машину и надеяться, что все это не закончится как в прошлый раз. Тогда молодой девушке удалось сбежать на крышу. А затем она спрыгнула. Ей не было двадцати.

Ему припомнилось, что тем же вечером он поехал к Лиле. Едва войдя, он испытал острое желание броситься к ней в объятия, чтобы она приютила, укрыла его, почувствовать тепло ее тела. Освободиться от самого себя, хоть на мгновение. Он уже бессознательно шагнул к ней, но затем, через какую-то долю секунды, инстинктивно остановил свой порыв. Лиля не двигалась. Она стояла перед ним, опустив руки.

Вот уже добрых двадцать минут он стоит в пробке, зажатый позади грузовика, застывшего посреди дороги на улице Мутон-Дюверне.

Два грузчика не спеша перетаскивают упаковки с одеждой в магазинчик. Вразвалочку, с сигаретой в руке, они исчезают за дверью, чтобы несколько минут спустя появиться вновь. Торопиться им некуда.

Тибо оглядывается. За ним уже выстроились машины, сдать назад невозможно.

Когда грузчики берутся за шестую ходку, – все с той же неторопливостью, – Тибо с неосознанным вызовом жмет на клаксон. Другие машины тут же следуют его примеру, словно они только и ждали сигнала. Один из рабочих поворачивается к Тибо, сгибает свою руку в локте и демонстрирует ему средний палец, направленный к небесам.

На секунду Тибо представляет себе, как он выходит из машины, подбегает к этому человеку и осыпает его ударами.

Тогда он включает радио и прибавляет звук. Делает глубокий вдох.

Обычно Тибо старается регулярно менять участки. Каждый квартал он успел изъездить во всех направлениях и всеми возможными способами, он изучил их ритм и геометрию, знает их ночлежки и частные гостиницы, дома, укрытые плющом, названия жилых комплексов, номера лестничных пролетов, ветшающие высотки и новенькие с иголочки многоэтажки с образцово-показательными квартирами.

Он долго верил, что город принадлежит ему. Ведь он знал в нем каждую улочку, все тупики и запутанные лабиринты, названия новых проездов, неосвещенные туннели, кварталы на берегах Сены, внезапно появившиеся из ниоткуда.

Он погружал руки в чрево города, в самое его нутро. Он знает биение его сердца, его застарелые раны, которые пробуждаются от сырости, состояния его души и его болезни. Знает, какого цвета его гематомы и как от скорости у него кружится голова, знает его отвратительные выделения и его ханжескую стыдливость, его праздники и последствия этих праздников.

Он знает его принцев и его нищих.

Его окна выходят на площадь, и он никогда не задергивает штор. Он желает света и шума. Оживленного движения, которое никогда не останавливается.

Он долго верил, что сердце города и его собственное бьются в одном ритме, что они составляют единое целое.

Но сегодня, после десяти лет, проведенных за рулем белой Clio, десяти лет пробок, красных сигналов светофора, подземных проездов, улиц с односторонним движением, парковок на второй линии, ему иногда кажется, что город ускользает от него, что он ему враждебен. Тибо кажется, что он уже так глубоко проник в этот город, постиг, как никто другой, его тяжелое дыхание, и теперь город только и ждет своего часа, чтобы выплюнуть, вытошнить его, как чужеродное тело.

Глава 18

Матильда проверяет, работает ли телефон в ее «конуре». Она снимает трубку, набирает ноль и дожидается гудка.

Убедившись, что связь с городом есть, Матильда кладет трубку.

Она откидывается в кресле; ее ладони скользят по пластиковой поверхности стола. Пытается расслышать в тишине шум убегающего времени. До обеденного перерыва остается еще два часа.

Как бы ей хотелось надеть юбку, и чтобы глянцевые чулки переливались в свете утренних лучей. Но из-за ожога ей пришлось натянуть брюки. Самые легкие, ведь сегодня 20 мая.

Если бы она могла.

Раздается звонок телефона; Матильда вздрагивает. На экране высвечивается номер мобильного телефона Симона. Значит, ее линию уже успели перенести сюда.

Урок математики отменили; Симон спрашивает, можно ли ему не ходить в столовую, а пообедать у его друга Уго, а потом вернуться в лицей.

Матильда разрешает.

Ей хочется поговорить с ним, расспросить о чем-нибудь, отвоевать у тоски несколько минут, узнать, на что похожа жизнь снаружи, сегодня, 20 мая, не ощущается ли в воздухе что-то особенное: дымка, истома, что-то, что способно противостоять городу, его давлению, дать ему отпор.

Но об этом Матильда не может спросить сына: слишком нелепы вопросы, они его только растревожат.

На краткий миг Матильду посещает мысль: не попросить ли Симона вернуться домой, прямо сейчас, собрать вещи, свои и братьев, по одной сумке на каждого, не надо больше. Потому что они уезжают немедля, все четверо, едут туда, где воздух пригоден для дыхания, где она сможет все начать сначала.

Позади Симона она слышит шум улицы; он собирается пойти обедать к своему приятелю Уго; она чувствует, что он торопится; ему четырнадцать лет и у него своя жизнь.

Матильда говорит ему «целую» и кладет трубку.

Ее руки возле телефона. Безвольные руки, такие же безвольные, как и все ее тело.

Вдалеке работает копир: 150 листов в минуту. Матильда слушает монотонный шум работающей машины, пытается различить каждую ноту, каждый полутон – транспортер, бумага, механизм переноса; она считает: сто двенадцать, сто тринадцать, сто четырнадцать. Ей вспомнилось, как однажды зимним вечером она допоздна задержалась в бюро, чтобы вместе с Натали доделать презентацию о работе компании. Все кабинеты уже опустели. Прежде чем уйти, им надо было распечатать документ в четырех экземплярах. Матильда нажала на зеленую кнопку, и пространство наполнилось шумом работающего копира, размеренным и дурманящим. А затем шум превратился в музыку, и все время, пока шла печать, Матильда и Натали танцевали на ковровой дорожке, сбросив туфли.

То было другое время. Время легкости и беспечности.

Теперь ей нужно создавать видимость.

Видимость активной работы в пустом кабинете.

Видимость активной работы без компьютера, без подключения к интернету.

Видимость активной работы, когда все до единого знают, что она ничего не делает.

Когда никто не ждет от нее результатов, когда все отводят глаза, стоит ей появиться.

Раньше она делилась новостями со знакомыми. Болтала по телефону: несколько минут, украденных по возвращении с обеда, или после, между двумя совещаниями. Она поддерживала связи, запросто встречалась с друзьями. Рассказывала о своих детях, о планах, о том, где побывала. О незначительном и о самом важном. Теперь она больше не звонит. Она не знает, о чем говорить. Ей не о чем рассказывать. Она отказывается от приглашений на обед, от званых вечеров, больше она не ходит ни в рестораны, ни в кино. Вообще не выходит из дома. Она уже исчерпала все предлоги, совсем запуталась в извинениях, раз от разу все более невнятных, старается уклониться от расспросов друзей, перестала отвечать на сообщения.

Потому что она больше не может создавать видимость.

Потому что неизменно наступает момент, когда ей задают этот вопрос: «А как у тебя на работе, нормально?»