Текст книги "616 — Ад повсюду"

Автор книги: Давид Зурдо

Соавторы: Анхель Гутьеррес
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)

19

Штат Коннектикут

В придорожной забегаловке пахло п о том и пивом. Почти могильное безмолвие, целый час сопровождавшее Одри, нарушилось оглушительным гомоном и смехом. С отсутствующим выражением лица она направилась к барной стойке, уворачиваясь от брызг пивной пены и случайных толчков весело отплясывающих вокруг нее людей.

– Скажите, как я могу доехать до Нью-Лондона?

Хозяин забегаловки, стоявший за стойкой, крепыш лет пятидесяти, принадлежал к той породе людей, которые, кажется, никогда не теряют доброго расположения духа, но стоило ему поднять глаза на Одри, как его благодушие мигом улетучилось. Да, ее вид оставлял желать лучшего.

– С вами все в порядке, мисс? – обеспокоенно спросил он.

Одри посмотрела на него с каким-то странным любопытством, так, будто слышала подобный вопрос впервые в жизни или не могла понять, о чем ее спрашивают.

– Да, у меня не все в порядке.

«Глаза красные, зрачки расширены… эге, да она под кайфом», – подумал хозяин:

– Послушайте, кое-кому у нас здесь очень не нравится эта грязь, наркотики…

Беспокойство на его лице сменилось суровостью. Ответом ему был еще один удивленный взгляд.

– Так вы знаете, где Нью-Лондон, или нет? – повторила Одри.

Несколько минут хозяин колебался, выставить ли ему из бара эту странную дамочку или сказать ей то, что она хочет знать. Наконец он взял одну из дорожных карт, стоявших на продажу, и развернул ее на стойке напротив Одри.

– Мы здесь, – объяснил крепыш, ткнув толстым пальцем в лесную зону, окруженную цепью озер. – Проедете по шоссе, по которому вы добрались до бара, а потом повернете вот сюда, – палец скользнул по карте, – доберетесь до федерального шоссе девяносто пять. А по нему – прямиком до Нью-Лондона.

Громкий смех пьяницы заглушил ее «спасибо». Она не стала его повторять, а лишь спросила:

– Сколько стоит карта?

– Пять семьдесят три.

У нее не было наличных, только кредитные карты, совершенно бесполезные в этой забытой богом дыре. Тогда она начала рыться в сумочке в поисках завалявшейся мелочи.

– Возьмите, – угрюмо пробурчал хозяин, все больше убеждаясь в том, что незнакомка – типичная наркоманка. – Я дарю вам карту. Берите и уходите.

Ничего ему не ответив, Одри направилась к выходу. Когда она была в метре от двери, ее окликнули:

– Эй, красотка, может, потанцуем? Я только что поставил песню специально для тебя.

Она обернулась. Перед ней стоял, ухмыляясь, молодой деревенский увалень. И, точно в подтверждение его слов, в этот момент в музыкальном автомате заиграла песня – «Роза» Бетт Мидлер.

Наткнувшись на непроницаемое лицо Одри, парень осекся и потопал в глубь бара, чтобы сказать любой другой женщине то же, что сказал ей: «Я только что поставил песню специально для тебя». Но только это действительно была песня Одри. Ее и никого больше. Потому что Одри знала садовника, обладателя увядшего цветка, который он называл своей розой. И потому что было время, когда она часто пела эту песню. Особенно ей полюбился последний куплет.

 
Зимой, поверь,
Под глубокими снегами
Лежит зерно, которое весной любовь солнца превратит в розу.
 

Под эту песню каждую ночь засыпал ее сын, ее Юджин.

– Под глубокими снегами лежит зерно, которое весной любовь солнца превратит в розу… – чуть слышно напела она.

20

Бостон

«Бостон Венданге». Сорок девять результатов за 0,17 секунды. В первой ссылке сообщалось о мемориальной плите, установленной в память о пожаре 1972 года в здании «Венданге» – в свое время одном из самых фешенебельных отелей Соединенных Штатов. Этот пожар, самый крупный за всю историю города, унес жизни девяти пожарных, героически сражавшихся со стихией. Перейдя на следующие страницы, Клоистер посмотрел фотографии здания и мемориала, а также прочитал историю этого происшествия.

«17 июня 1972 года большой пожар уничтожил здание отеля „Венданге“, одно из исторических строений старого Бостона, расположенное на пересечении Дартмут-стрит и проспекта Содружества. Огонь бушевал три часа. Во время тушения пожара неожиданно обрушилась юго-восточная сторона здания: девять пожарных погибли, восемь получили тяжелые ранения. Их героизм и самоотверженность навсегда останутся в наших сердцах.

17 июня 1997 года, через двадцать пять лет после трагедии, в их честь был открыт памятник. Мемориал выполнен в виде небольшой стены из черного гранита, на которой лежат бронзовые каска и куртка пожарного. На стене выгравированы имена всех девяти пожарных, погибших при исполнении служебного долга. В результате трагедии восемь женщин стали вдовами, а двадцать пять детей осиротели.

Отель „Венданге“ изначально строился как роскошный дворец. Он был закончен в 1871 году и впоследствии неоднократно перестраивался. В нем останавливались многие знаменитости, такие как президенты США Бенджамин Гаррисон и Гловер Клеверланд или известные бизнесмены Эндрю Карнеги и Джон Рокфеллер».

Страшный пожар, уничтоживший здание, огонь – вечный спутник ада, боль, смерть, большая трагедия. Здесь было над чем задуматься. Но больше всего заинтересовала Клоистера дата пожара – 17 июня 1972 года. Он отметил ее в записной книжке. Семнадцатый день шестого месяца 1972 года. В мозгу вспыхнула идея, и пальцы вновь начали свой лихорадочный бег по клавишам. После нескольких неудачных попыток «Google» наконец выдал нужный результат. Как удалось установить впоследствии, причиной пожара стало медленное возгорание, случившееся накануне, предположительно, ближе к полуночи. Следовательно, пожар начался 16 июня – на шестнадцатый день шестого месяца. 6 и 16 – число Антихриста из Апокалипсиса святого Иоанна!

«Здесь мудрость. Кто имеет ум, тот сочти число зверя, ибо это число человеческое; число его 616».

Большинство людей заблуждалось, считая числом зверя 666. Эта ошибка возникла благодаря изменению текста Нового Завета во времена императора Нерона – жестокого гонителя христианства, которому приписывали также – как оказалось, безосновательно – поджог Рима. Именно тогда первые христиане заменили первоначальное 616 Апокалипсиса на 666 – числовое значение имени императора. В таком виде текст сохранился до наших дней, а там за дело взялись литература и кинематограф. Как теолог, Клоистер отлично знал правду, но эта правда была горькой.

Все начинало вставать на свои места: фраза «АД ПОВСЮДУ», дьявольские глаза в костре, число 616… Если бы не свидетельства людей, побывавших на грани жизни и смерти, если бы не эта «незначительная деталь», все можно было бы объяснить дьявольским наваждением. Злой дух прощупывает людей, чтобы посеять в них отчаяние, сбить с истинного пути. Он борется с Господом, пытаясь заполучить души мужчин и женщин, населяющих землю, и превратить их в вечных пленников преисподней.

Клоистер никогда не верил до конца в существование этого физического, реального ада, пусть непостижимого, но вполне конкретного места в пространстве и времени. Зло, по его мнению, было еще одним испытанием, уготованным Творцом своим детям. Только после земной жизни, миновав Долину слез, можно соединиться с Богом. Люди должны познать боль, чтобы постичь блаженство, добраться до самых глубин отчаяния, чтобы вознестись к свету и спасению, – в этом суть Божественного замысла. В это верил Клоистер.

Но те ужасные свидетельства о последних моментах человеческого бытия, когда дух отделяется от тела, и прежде всего произошедшее с испанским священником и старой француженкой, повергали его в смятение… Что-то ускользало от понимания Клоистера. И он это знал.

Иезуит продолжал изучать результаты, выданные поисковиком, пока не наткнулся на кое-что действительно интересное. Речь шла о старых церквях Бостона. Какие-то из них сохранились, какие-то – нет. Среди последних упоминалась одна католическая церковь. Ее снесли в XIX веке, а на ее фундаменте возвели светское здание – ту самую гостиницу «Венданге». Все с предельной ясностью указывало ему направление дальнейших поисков, хотя замысел этой зловещей игры, напротив, продолжал оставаться загадкой. Что ждет его в конце пути? Самому себе Клоистер казался роботом, выполняющим заложенную в него программу. И снова ему стало не по себе.

На следующее утро, когда Клоистер выходил из душа, в комнате зазвонил телефон. Часы показывали 8.00.

– Альберт Клоистер.

– Здравствуйте, святой отец, – сказал приятный женский голос. – Передаю трубку матери Виктории.

– Спасибо.

Священник присел на угол кровати и дождался, пока монахиня возьмет трубку:

– Отец Клоистер?

– Да, слушаю вас, мать Виктория.

– Добрый день. Вы мне вчера звонили, правда? Поскольку вы не перезвонили, я решила потревожить вас сама.

– Ах да… Ничего срочного. Я только хотел спросить, нет ли новостей о докторе Барретт и ее местонахождении.

– Пока ничего нового. Вы продвинулись в своем исследовании?

– Немного… – солгал Клоистер. – Еще я хотел бы узнать, как чувствует себя Дэниел.

– Врач посетил его вчера и сказал, что он очень плох. Он уже стар, а его легкие сильно пострадали от пожара. Хотелось бы надеяться на лучшее, но его состояние не дает нам больших надежд. Ему по-прежнему снятся кошмары. Вчера вечером у него был еще один. Прежде чем вы меня спросите, скажу вам, что Дэниел не захотел рассказывать нам об этом кошмаре. Он замкнулся в себе, бедный. Я лишь прошу Господа уменьшить его страдание.

– Да будет так. Надеюсь, мать Виктория, Дэниел поправится и все будет в порядке. Не буду отнимать у вас больше времени. Спасибо, что позвонили. Если появится какая-нибудь информация о докторе Барретт, пожалуйста, дайте мне знать.

– Я так и сделаю. И да хранит вас Господь.

В последних словах монахини звучало нечто большее, чем просто вежливость.

– И вам того же, мать Виктория.

Положив трубку, Клоистер, утомленный, но свежий, оделся и вышел из комнаты, с диктофоном в одном кармане пиджака, цифровой фотокамерой – в другом и записной книжкой в руке. Он не остался на завтрак. За ночь в его мозгу созрел и выкристаллизовался план. Нужно пойти в отель «Венданге» и постараться выяснить все, что можно.

Уже проходя по улице, иезуит позвонил по мобильному телефону своему руководителю в Риме, рассказал о том, что произошло за последнее время, и поделился своими планами. Кардинал Францик одобрил их, не задавая лишних вопросов: он любил Клоистера и доверял ему больше, чем кому бы то ни было из «Волков Бога». И кроме того, его высокопреосвященство по опыту знал, что в такие моменты не стоит приставать к людям с ненужными расспросами. Он лишь надеялся, что исследование не погубит священника.

Как установил накануне Клоистер, здание «Венданге» занимало один из углов на перекрестке Дартмут-стрит и проспекта Содружества. Сейчас священник стоял на противоположной стороне, в центре бульвара, у памятника погибшим пожарным. Повторяя про себя слова молитвы, Альберт направился ко входу в гостиницу. Пройдя через полукруглую арку, он оказался в просторном вестибюле, украшенном в стиле начала XX века. От этого места веяло старомодной элегантностью.

– Здравствуйте. Чем вам помочь? – спросил, улыбаясь, юный портье в темной форме, поднявшись из-за стола и отложив в сторону газету. Вид Клоистера не вызывал подозрений: отправляясь на задание, он предпочитал не надевать черный костюм с брыжами, которые выдавали в нем священника.

– На самом деле, я не знаю, поможете ли вы мне…

– Я постараюсь, мистер.

– Я – журналист и пишу статью о зданиях, оставивших яркий след в истории Бостона.

Иезуит солгал, чтобы избежать ненужных объяснений. Он уже не раз представлялся журналистом, проводя свои исследования.

– О, вы обратились по адресу! – воскликнул юноша. – Само собой, вы уже знаете, что это здание было построено почти сто пятьдесят лет назад и восстановлено после большого пожара тысяча девятьсот семьдесят первого года. Вы видели памятник на бульваре?

Было видно, что мальчишка не прочь поболтать, но, если он ошибался даже в дате пожара (который случился не в 1971-м, а в 1972-м), вряд ли от него можно было ожидать мало-мальски стоящей информации. Однако Клоистер решил попытать удачу еще раз.

– Говорят, здесь когда-то была церковь.

– Церковь?.. – Брови юного консьержа удивленно поползли вверх. – В первый раз об этом слышу. Вы ведь не имеете в виду часовню бывшей гостиницы?

– Нет, нет. Я говорю о древней церкви, стоявшей когда-то на месте этого здания.

– Вот как? Что ж, я ничего не знаю о церкви, о которой вы говорите. Хотя…

– Что?

– Наверное, отец знает. Подождите, сейчас я его позову. Никуда не уходите. Я мигом.

Юноша убежал и через несколько минут вернулся в сопровождении грузного пожилого мужчины. Тот сутулился и всем своим видом демонстрировал, что жизнь обошлась с ним не слишком ласково. В ответ на дружелюбную улыбку Клоистера он лишь смерил его ледяным взглядом.

– Вот, папа, это – журналист, – объяснил консьерж. – Он хочет знать, была ли здесь раньше церковь.

– Да, действительно здесь была церковь. Но очень давно. Еще до моего рождения. Мы всегда жили здесь. Я раньше работал в отеле, как и мой отец. А вы из какой газеты?

– Я не из газеты, из журнала. Он называется «Грани».

– Никогда о таком не слышал – пробормотал мужчина, подозрительно взглянул на сына и добавил: – А ты, сынок?

– Я тоже.

– Это новый журнал, – перешел в наступление Клоистер. – Естественно, что вы его не знаете. Мы только начинаем работать, и у нас большие планы. Да, кстати, в нашем журнале предусмотрен небольшой бюджет для людей, которые с нами сотрудничают.

Деньги – ключ, идеально подходящий к любой двери. Глаза мужчины алчно заблестели.

– В таком случае, – произнес он вкрадчивым голосом, – я бы мог вам кое-что показать. А какая сумма, если не секрет?

– Триста долларов.

Клоистер специально назвал небольшую сумму: когда работаешь с людьми, которые общаются с тобой ради денег, без торга не обойтись.

– Что-то негусто.

– Ну, если то, что вы покажете, действительно интересно, мы могли бы обсудить сумму.

– О’кей! Мы договоримся. Правда, сынок?

Юноша взглянул на человека, породившего и вырастившего его, с долей стыда, но без осуждения: отец принадлежал к тому поколению, которому приходилось пробиваться в жизни своим горбом. Единственное, чего он не мог взять в толк, что за диковину собирается показать отец этому журналисту.

– Нам потребуется это, – сказал мужчина, доставая пару карманных фонарей из шкафчика сына. – Следуйте за мной.

Все трое покинули вестибюль и направились ко входу в бывший угольный сарай. Оттуда они проникли в небольшой внутренний дворик, пересекли его, вышли через железную калитку, покрытую слоем ржавчины, и очутились в темном коридоре, который переходил в узкие скользкие ступеньки.

– Нам сюда. Спустимся – и мы на месте.

Лестница привела их в помещение с потолком, провисшим на несущих балках. Дойдя примерно до середины, старик смел ногой скопившуюся грязь и освободил люк.

– Подними-ка, сынок. У меня болит спина, и мне нельзя нагибаться.

Мальчик тут же подчинился, удивленный не меньше Клоистера. Он бывал здесь, хотя и нечасто, но даже не догадывался о существовании потайного люка, который со скрежетом открылся, словно пасть мифического зверя. Он посветил фонариком вниз и увидел отвесную металлическую лестницу.

– Спускайтесь аккуратно, – предупредил мужчина. – Этой лестницей никто не пользовался с тех пор, как… В общем, давно.

Слова мужчины заставили Клоистера насторожиться. Он явно чего-то недоговаривал.

– Я должен вернуться на свое место, – сказал юноша. – Я не могу отлучаться без уважительной причины.

– Не бойся, сынок.

– Я не боюсь, папа. Но я не хочу туда спускаться, и мне нужно работать.

Клоистера удивила неожиданная позиция юноши. Когда тот ушел, иезуит, следуя за его отцом, спустился в подземелье бывшей церкви. Атмосфера была угнетающей, плотной, воздух спертым. Здесь пахло сыростью и гнилью. Кое-где еще сохранились заложенные кирпичом арки, у дальней стены высился полуразрушенный алтарь, из пола торчал покосившийся крест. Кроме того, здесь было много грязи, щебня и гнилой древесины. И что-то еще. То, что невозможно определить.

Крест сильно накренился вниз. Эта деталь бросилась ему в глаза сразу, как только он вошел. Паранойя? Вряд ли. Перевернутое распятие – знак врага Христа – так хорошо согласовывалось с тем, что привело его в этот город и в это место.

– Ну что, начальник, я заслужил небольшую прибавку?

– Да, признаю. Держите.

Клоистер открыл бумажник и достал шестьсот долларов:

– Я дам вам четыреста и еще двести сверху, если вы расскажете мне то, что недоговорили, когда сказали: «Этой лестницей не пользуются с тех пор, как…» С тех пор, как что?..

– Вы ставите меня в неудобное положение… Это очень давняя история. Мой отец привел меня сюда, когда я был еще ребенком. Он работал в отеле. Отец был человеком верующим, ревностным католиком, как и моя мать. Он починил люк и вновь поставил лестницу… После того, как вход в подземелье замуровали.

– Так вход был замурован… И почему я вас ставлю в неудобное положение?

– Потому что… Как бы вам это сказать… Потому что, когда мне было столько же, сколько сейчас моему сыну, ну, может, чуть больше, босс моего отца, директор отеля… убил здесь свою жену. Никто не знает, что здесь произошло. Возможно, он сошел с ума, а потом покончил жизнь самоубийством. Мой сын ушел, потому что знал от меня… Он никогда не приходил сюда. Я рассказал ему историю бывшего директора отеля, но без подробностей. Это грустная история, а мой сын впечатлительный мальчик, понимаете?.. Рассказывают, что директор и его жена спустились сюда и… Я уже говорил, никто точно не знает, что здесь произошло. Босс, кажется, не совсем обычно проводил время…

– И почему они пришли в подвал? – спросил Клоистер.

– А это уже другая тайна; ясное дело, не молиться. – Мужчина взглянул на иезуита с некоторым презрением. – Вы, журналисты, всегда ищете сенсацию, да, начальник?

– У нас эго в крови, – ответил Клоистер. – Ну, спасибо, что привели меня сюда. Это – то, что я искал для… для моей статьи. Мне нужно будет спуститься сюда еще раз, одному. Это можно устроить?

Мужчина недовольно нахмурил брови и вздохнул. Не давая ему ответить, Клоистер добавил:

– Естественно, я смогу дать вам еще шестьсот долларов, если вы позволите мне приходить сюда, когда я захочу.

– Конечно, вы можете приходить сюда, когда захотите. Но не могли бы вы дать мне тысячу зеленых? Я, знаете ли, уже стар, а жизнь такая дорогая…

– Ладно, тысяча. Но мне потребуются ключи от угольного сарая и металлической калитки во дворе.

– Без проблем. В угольный сарай уже давно никто не заглядывает. Вы никому не помешаете. И кроме того, вы журналист… Беспокоиться не о чем.

Мужчина вручил Клоистеру два ключа и попросил вернуть их его сыну, когда Альберт закончит работать и уйдет из подвала. Иезуит захотел остаться один, чтобы записать кое-что на диктофон и сделать фотографии. Старик не возражал. Конечно, ему хотелось остаться и посмотреть, но от добра добра не ищут. Надо радоваться подарку судьбы.

Мужчина с трудом поднялся по металлической лестнице и вышел, прикидывая в уме, что бы еще такого рассказать этому журналисту, у которого, похоже, денег – куры не клюют. Ведь он знал, как директор отеля убил свою жену. Эту историю поведал ему отец, взяв с него обещание молчать.

Эта история была слишком ужасной для того, чтобы ее рассказывать. Директор и его жена занимались любовью на алтаре, и он, лежа под ней, достал охотничий нож, вонзил ей во влагалище, потом схватил за рукоять и вспорол ей живот. Женщина умерла в огромной луже крови, которая хлестала фонтаном на некогда священную землю… Нет, решительно он не должен открывать эту тайну никому, даже за хорошие комиссионные. Мертвые есть мертвые. Не нужно раскрывать их секреты.

Оставшись в одиночестве, Клоистер подошел к кресту, торчавшему из земли, и поднял его, оперев на стену. Он глубоко вдохнул затхлый воздух и с трудом подавил позыв к рвоте. В луче карманного фонаря кружились бесчисленные пылинки. Стоя посреди мрачного подземелья, иезуит готовился добавить еще одно открытие к своему исследованию.

21

Нью-Лондон

Церковь Святых Петра и Павла располагалась в портовой зоне на севере от местечка Нью-Лондон, рядом с железнодорожными путями, проходившими вдоль федеральной трассы девяносто пять. Приходский священник, польского происхождения, был благочестивым человеком. Этой ночью ему никак не удавалось заснуть. Утомившись ходить вокруг кровати, он спустился в церковь и сел на одну из деревянных скамеек, ожидая, когда же его наконец сморит сон. День выдался холодный, но ничто не предвещало грозы, которая разразилась этим вечером. Дождь хлестал как из ведра. Трудно было припомнить, когда в последний раз был такой ливень. Вода падала с неба сплошным потоком.

Доброе сердце приходского священника сжалось, стоило ему подумать о тех беднягах, которые оказались на улице. В городе не осталось ни одного сухого уголка. Но здесь, в церкви, частая дробь дождя звучала приглушенно, убаюкивающе. Священник почувствовал, как его веки слипаются, и вскоре заснул.

Ему приснилась чудесная долина, посреди которой возвышался монастырь. Белоснежная отара овец паслась в его окрестностях, довершая идиллическую картину. Овец не встревожили удары колокола в монастыре. Священник подумал, что колокол, должно быть, зовет на вечернюю мессу, но увидел, что двери храма закрыты. Внутри не было никого, хотя колокол продолжал бить с настойчивостью, которая уже начинала беспокоить.

Священник с трудом открыл глаза и недоуменно оглянулся по сторонам, еще не осознав, что заснул в церкви. Последние обрывки сна исчезли. Он помнил лишь настойчивые удары колокола. Понемногу до него стало доходить, что кто-то звонит в дверь.

– Иду! Иду! Вы испортите мне звонок… – отозвался священник, раздраженный визитом непрошеного гостя, так некстати разбудившим его.

Быстрыми шагами он прошел по длинному коридору, затянул пояс халата, накинутого на пижаму, и распахнул деревянную дверь. Шквал дождя и леденящий ветер ворвались в церковь. На секунду ему показалось, что дождь и ветер принесла с собой женщина, стоявшая на пороге его церкви.

– Ну, и что вам угодно? – сказал священник женщине, не узнав в ней свою давнюю прихожанку.

– Исповеди, святой отец. Я должна исповедоваться. Прямо сейчас.

– Вы уверены в том, что с этим нельзя подождать до утра? Мне кажется, ваше состояние не настолько уж безнадежно.

Горькая усмешка тронула ее губы.

– Клянусь Господом, что это необходимо, – тихо ответила она. – Сейчас.

– Ну, будет вам! Проходите. Вы промокли насквозь – пробормотал священник, сторонясь и пропуская ее внутрь. – И не поминайте имя Господа всуе.

– Спасибо, отец Литва.

Непринужденность, с которой женщина произнесла его имя, была бальзамом для священника. Его плохое настроение и сдержанность мигом улетучились.

– Кто ты, дочь моя? Я тебя знаю?

– Одри Барретт… Малышка Одри.

– Малышка Одри, я припоминаю. Ну конечно, семья Барретт! Как же я мог забыть! Ты и твои родители не пропускали ни одной воскресной мессы, ни одного праздника. Прости, я не узнал тебя. Прошло столько времени…

– Да. Я почти двадцать лет не была в Нью-Лондоне.

– Что ж, чудный денек ты выбрала для возвращения, ничего не скажешь! Ночь тысячи демонов.

– О да, демоны вырвались на свободу, – произнесла она загадочно.

– Снимай пальто и шляпку. Я повешу их сушиться.

– Оставьте, святой отец.

– Но они вымокли!

– Все равно. Я не задержусь.

– Как хочешь.

Священник довел ее до нефа церкви:

– Садись и рассказывай мне, что привело тебя сюда ужасной ночью. Насколько тяжки твои прегрешения?

Оба присели на деревянную скамью. Одри вздохнула. Этого вздоха оказалось достаточно для того, чтобы ее тревога передалась священнику. Одри вновь терзали сомнения. Потерявший опору разум метался из крайности в крайность, не давая психиатру покоя. Секундой раньше ей хотелось исповедоваться во что бы то ни стало, но сейчас она подумала, что это бессмысленно, что ей не следует обманывать себя. После того, что она сделала, наивно было бы думать иначе.

– Исповедуюсь я или нет, моя душа осуждена на вечные муки в аду, святой отец.

– Не говори так, дочь моя! Бог всегда милостив к нашим грехам. Даже к самым ужасным.

Произошедшее во время обряда экзорцизма отняло у Одри все силы. Но присутствие этого доброго и радушного человека, всегда относившегося к ней с любовью, вернуло ей часть энергии и, может быть, даже придало ей немного надежды.

– Вы в самом деле думаете, что Бог прощает все?

– Ну конечно. Ты хочешь покаяться в своих грехах, Одри?

– Да. Да, – повторила она, будто убеждая себя. – Благословите, святой отец, ибо я согрешила. Последний раз я исповедовалась пять лет назад.

Священник, человек не только добрый, но и чуткий и проницательный, спросил:

– И что случилось пять лет назад?

– Моя жизнь закончилась.

Искренность этого ответа впечатлила отца Литву:

– Не говори так, дочь моя. Несчастья, подстерегающие нас в этой жизни, делают слаще вечное блаженство, которое ожидает наши души.

– Бог бьет, но не добивает, так? – усмехнулась Одри.

– Бог любит нас, несмотря ни на что.

Одри недоверчиво и как-то обреченно покачала головой. Ее сомнения возвращались:

– Хотелось бы мне в это поверить.

– Мы все вольны выбирать свою дорогу, Одри. И менять ее, если так нужно.

Психиатр снова вздохнула, взглянув на священника. В его глазах она прочла сочувствие и надежду. За окном не прекращался дождь, выл диким зверем ветер. Косые струи воды хлестали по стеклам и барабанили в деревянную дверь церкви.

– Благословите, святой отец, потому что я согрешила, – повторила Одри, опускаясь на колени.

В этот момент одно из окон – наверное, его забыли плотно закрыть – распахнулось. Новый шквал воды и ветра ворвался в храм, всколыхнув льняное полотно, покрывавшее алтарь, и погасив огонь в дарохранительнице.

Это внезапное вторжение разбушевавшейся стихии сорвало пелену с ее глаз. Проблуждав несколько дней, Одри решила прийти в эту церковь, куда она часто приходила в детстве и всегда находила утешение. Прежде чем встретиться лицом к лицу с тем, кто отнял у нее сына, ей нужно было помириться с Богом. И она надеялась, что отец Литва снимет камень с ее измученной души. Но это оказалось всего лишь иллюзией. Сейчас она не сомневалась в этом. Одри поднялась со скамьи:

– Мне пора.

– Но как же исповедь?

Одри ничего не ответила, лишь сказала:

– Прощайте, отец Литва, прощайте.