Текст книги "Ловец Снов (СИ)"
Автор книги: Дарья Вознесенская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)
Глава 3
Терпеть не могу головные боли, да еще и собственноручно призванные.
Очнуться то я очнулась, да вот только приходить в себя не торопилась – в голове шумело, глаза не открывались – заплыли, в носу что-то хлюпало со свистом; да со слухом совсем беда была.
И не восстановить себя полностью ведь, а то заметят. Так, слегка подправить можно было самые побитые части тела.
Спустя полминуты я уже и мыслить могла ясно и стонать от неприятных ощущений не хотелось. А значит, пора прислушаться к происходящему, да не только прислушаться.
Запахи; шуршание; ощутимое даже сквозь закрытые веки давление стен говорило о многом. Например, о том, что нахожусь я в полуподвальном, каменном помещении – да не одна, а еще с парочкой таких-же убогих, не подающих особо признаков жизни. Что к узникам давно уже присоединились крысы и облюбовали себе тряпье в углу; что доступа свежего воздуха сюда, практически, нет, а не задохнуться нам позволяет небольшой коридор к темницам, да решетка, заменяющая часть стены, от которой чуть сквозило.
Хм, что же за шайка такая серьезная, что у них и подвалы есть каменные, и враги для этих подвалов имеются?
Моих тюремщиков слышно не было – а я так рассчитывала, что они проявят себя и расскажут что-нибудь интересное, пока я буду, якобы, без сознания. Значит, надо приходить в себя. Демонстративно застонала, начала присаживаться, отмечая, что меня не приковали и руки даже не связали – да и с чего им нищенки опасаться – и, наконец, с трудом, но открыла глаза. Осторожно ощупала лицо: да чтоб провалиться ему, нос сломал! Отсюда и глаза как щелочки, и прочие боли. Не заметив особого внимания к моей персоне со стороны двоих несчастных, что лежали возле другой стены, быстро срастила кость и выругалась про себя – неприятно то как! Больше уже ничего менять не стала, а то слишком подозрительно было остаться красавицей в подобной ситуации.
– Где же я? Что это за место? – спросила хрипло и испуганно у соседей.
Те промолчали.
Странно, мертвыми они не казались, да и, судя по дыханию, не спали.
Я осторожно подошла к ним и увиденное мне не понравилось.
В коконе из тряпок, пристегнутый наручниками, лежал изможденный мужчина – не старый еще, но длительное, видимо, пребывание в этом месте превратило его в старика с изрезанной морщинами пергаментной кожей и впалыми глазами, которые открыто, но невидяще смотрели в потолок. Я быстро прошлась по нему магической проверкой и убедилась – пытали; долго и планомерно. Оттого и полная отрешенность от происходящего – у людей ведь резервы что физические, что психические не бесконечны.
Второй, точнее вторая, выглядела не лучше: грязная, в оборванных тряпках, открывающих голое тело в синяках и ссадинах. Совсем девчонка. Забилась в угол и дрожит, смотрит на меня раскрытыми от ужаса глазами. Личико маленькое, бледненькое, в потеках крови, но не похоже, что с ней успели что-то сделать более серьезное.
Я стиснула кулаки.
И не успеют уже. Я не позволю.
Подошла осторожно к девушке, взяла руку хладную, влажную и мягко успокаивающей пылью невидимой в её лицо дунула. Та расслабилась, всхлипнула и доверчиво ко мне прижалась.
Вот злыдни то собрались здесь! Совсем непростые. Жестокие, ничего не боящиеся: похоже, присущи им и разбойство, и похищения, и запугивания – что – то им надо было ведь от этого мужчины. А если еще и медальоны отвратительные вспомнить, копящие в себе боль и страх окружающих – для кого вот копящие? – то становится понятным: набрела я на логово паучиное, не главное, конечно, нет, но важное в цепочке событий.
– Ты кто такая? И почему здесь? – спросила у девушки
– М-марта… – прошептала та едва слышно – Забрали меня из дома, чтобы… Чтобы… – снова всхлипнула и слезки потекли по грязному личику, оставляя разводы.
– Что, просто взяли и забрали? И никто не помешал? Где жила то? – спросила сердито.
– В ю-южных доках, лавка там у папеньки с сетями… Так кто им помешает?
– Как кто? Родители. Поди ж не сирота…
– А им неважно, сирота или нет – прокаркал мужик, неожиданно проявивший интерес – Они, наверняка, и родителей её избили, и кто еще на защиту встал. Что хотят – забирают. Вот, дом у меня забрали; а за то, что не раскрываю, где тайник мой – пытать водят как по расписанию. Да только угрожать им больше нечем – нет у меня родственников. А я решил что умру лучше, чем накопленное им отдам.
– Ну и дурак – не могла я не высказаться – Нет ничего ценнее жизни! Так ты тоже из южных доков?
– Ну да. А сама то кто такая? О делах наших не ведаешь, а шайке Конного дорогу перешла?
– Да чтоб дорогу перейти разве надо в чем то разбираться? – я пожала плечами – Знала бы – не переходила. Вы только объясните, почему молчите то, почему к стражам не обращаетесь? В прокуратуру? Как давно столичные доки в таком страхе живут?
Но оба лишь отвернулись.
Чего же боятся они? Или кого?
Выяснять я дальше не стала. Послышались шаги и я юркнула подальше от пленников и забилась в угол, выигрывая время. К решетке, подсвечивая себя факелами, подошли двое – известный уже мне молодчик и мужчина постарше, грузнее и с таким внимательным пронзительным взглядом, что даже мне стало не по себе.
Явно по моё тело. Или душу.
Играем по крупному? Да по – другому и не умею.
Я изобразила расстройство и панику, а когда меня потащили в сторону выхода, отперев огромный замок, еще и истерику. Так что им пришлось со мной повозиться; зато бдительность внимательного, как я про себя его окрестила, притупила, а заодно и по всем карманам да потайным складкам их одежды прошлась – но кроме медальонов да разнообразных ключей, в том числе от нескольких камер, что я заметила, ничего не нашла.
Привели меня в комнату большую, чистую, с окнами даже, забранными, правда, железным переплетом, как у сундуков, что от грабителей защищают; в комнате было еще светло, из чего я сделала вывод, что всё тот же день продолжается. Стояли там столы с разными блюдами, кувшинами и кубками: за ними сидело несколько человек – все из шайки, полагаю – да парочка девок крайне вульгарного вида и содержания. Ну понятно, грабители отдыхают. И привели меня на потеху – вон посреди комнаты места много пустого, а несмываемые красные пятна весьма говорящие. Я сделала вид, что нахожусь в ступоре полном, а сама комнату осмотрела, да масштабы спасения прикинула.
Справлюсь.
Хотя вот этот, что придерживал меня, внимательный, помешать может. Чувствовалась в нем магия, правда, распознать не могла её. Да и, похоже, главный, что сидел посреди комнаты на кресле – троне, собой проблему представлял. Может, это и есть Конный? Костюмчик у него вполне соответствует для поездок верхом, волосы в хвост длинный стянуты. У предводителя было острое, с длинным носом и тонкими губами, изрезанное шрамами лицо, да проникающий в самую суть взгляд.
Угу, попробуй, доберись до моей сути.
– Вы зачем это отребье притащили?
Отребье – это я.
А голос у него хорош – густой, сильный. Таким прикажи – все послушаются.
– Напала она на меня, как кошка дикая! Не дала добычу существенную поймать, да еще и навредила, – ага, а молодчик то боится. Не меня, понятное дело.
– Ну так убил бы её, – равнодушно пожал плечами глава.
– Так я… я и хочу. Через ритуал хочу! – расправил плечи молодчик.
– Аааа, разозлила она тебя. Понятно. А ты хоть помнишь, чем ритуал тебе то грозит? Не справишься – сам на ту сторону отправишься. А другими рисковать я не намерен.
Я жадно вслушивалась, не забывая полуобморочную изображать.
– Так нищенка это же! Чего тут бояться…
– А ты что думаешь? – спросил хвостатый внимательного.
Тот пожал плечами.
– Можно и с нищенкой.
– Только здесь мне аппетит не портите – поморщился главный – В пыточную и там разбирайтесь, потом о результатах доложишь.
И поволокли меня куда-то снова. Я почти висела на похитителях – а с чего бы мне ножками собственными на смерть идти? – и раздумывала, как же поступить дальше, чтобы и про ритуал неведомый подробности узнать, и пленников спасти; да эту шайку накрыть колпаком, чтоб не чинили больше зла простым людям.
А вопросов то у меня как-то больше появилось, чем ответов.
Тем временем добрались мы до пыточной. Одно название – пара крюков, цепи да веревки. Ни дыбы не было, ни прочих инструментов. Лишь деревянный трон с кожаными ремнями смотрелся опасно. Может, это и есть место проведения ритуала?
Я не ошиблась. Втолкнули меня вперед и к стулу ремнями привязали, даже голову зажали. Я уже хрипела – внешне – а сама отстраненно проверяла крепость оков и стен.
Пока со спасением можно повременить. Тем более, что внимательный, похоже, оставаться с нами не будет.
– Все помнишь? – спросил он у молодчика
– Да – тот выглядел не в меру возбужденным и медальон наглаживал. Похоже, не обо всех свойствах его я знаю.
– Дверь отопри через полчаса – кивнул мужчина, внимательно на меня посмотрел, чуть нахмурился, но, приняв решение, вышел.
Я с любопытством смотрела на молодчика, который сначала запер изнутри дверь на засов, а затем достал нож и начал ко мне приближаться, нашептывая что-то в сторону засветившегося медальона.
Странное действо, но что-то оно мне напомнило.
Парень занес нож, намереваясь, похоже, воткнуть его мне прямо в сердце.
Притворяться уже не было смысла, потому я чуть скорректировала траекторию неожиданно сгустившимся воздухом – тот может быть на удивление плотным – и внимательно смотрела, как разбойник полоснул себя по руке.
Убивать его в мои намерения не входило – да какая из меня убийца – но сегодняшние сюрпризы не закончились. Вместо того, чтобы заорать и схватиться за руку, на которой образовался порез, молодчик захрипел, позеленел и я вдруг увидела, как через его порез, прямо в медальон, потекло что-то серое, смывая все краски с лица и буквально в десять секунд уничтожая дыхание и сердечный стук. Нож выпал из его рук.
Выпутавшись из ремней, я подхватила падающего парня, и с предосторожностями, окружив защитой руку, прикоснулась к медальону. Глаза мои удивленно расширились. Две души в нем было! А боли немерено… И смерть уже наступила, не вытащишь…
Да что происходит то?
Опять какая-то мысль мелькнула, но додумать мне её не дали – в здании громыхнуло и стены затряслись.
Понятно, похоже Карина с Миланой не выдержали неизвестности.
Нужно было решать, что донести до прокурорских, а что не стоило. Я оторвала чистую тряпицу от нижней юбки и, прошептав заклинание, завернула в нее медальон; а потом спрятала под рубахой, в потайной карман. Повалила стул для антуража, взяла нож и, поморщившись, воткнула в мертвое уже тело – хорошо хоть кровь немного пошла, а то совсем странно бы смотрелось. Засов отодвинулся нехотя.
Коридор был наполнен огнем, дымом и криками.
Быстро сориентировавшись, я поползла в сторону тюрьмы. Не могла я же оставить там пленников! А во всеобщей суете о них и разбойники забудут, и спасители.
В соседствующих камерах никого не было; а в «моей» мужчина и девушка уже на ногах стояли, но цепи их не пускали дальше.
Я строго на них зыркнула и прошипела:
– Ложитесь, идиоты! Дым по верху ведь.
– Мы заперты здесь! – зарыдала девушка.
Я лишь покачала головой, достала скрытую в косе шпильку и быстро отомкнула замок. Можно было и магически, но зачем демонстрировать магию лишний раз, вдруг проболтаются? Подбежала к ним, так же избавилась от оков и вытолкнула наружу.
Вокруг уже трещали перекладины.
Я слышала вопли; и сдавалось мне, что вопит Каринка – легкие у нее были будь здоров. Эх, как бы чего не наделала красавица, рано еще!
Мы с пленниками споро поползли к лестнице, ведущей наверх. Но несколько обрушившихся балясин преградили нам путь огнем. Вспомнила, что из коридора был еще один выход – через узкое, незабранное решеткой окно, прям под потолком низкого коридора. Опять потащила нерадивых сопровождающих, уже мало соображающих из-за паники и недостатка кислорода – мне то проще было, я могла дышать через раз, а то и два.
Вот и окно. Хорошо, что выбито – взрывом, наверное – а то искать камень несподручно было бы. Подхватила девчонку и выпихнула, практически, её наружу. Затем плечи мужику подставила – тот, правда, решил проявить благородство и меня сначала вытащить, но явно был на пределе сил.
Он вылез, а я скинула верхнее тряпье, оставшись только в рубашке и панталонах – иначе бы в отверстие не поместилась бы; и уже намеревалась выбраться из опасного дома, как снова что-то громыхнуло, и меня снесло волной жара.
На секунду я потеряла сознание.
Этого хватило, чтобы наглотаться дыма и оказаться полностью дезориентированной в пространстве.
Я снова поползла по пути к спасению. Сил на то, чтобы запрыгнуть, уже не было – лишь протянула руки и ухватилась за край.
И в этот момент кто-то пребольно схватил меня; в полубеспамятстве я обратила внимание на белоснежные манжеты – это у кого они могли такие остаться в таких обстоятельствах? – крепкие мужские пальцы, выглядывающие золотые часы на загорелом запястье, и вот уже я снаружи в надежных руках, смотрю в чье-то лицо – то, правда, расплывается, лишь глаза горят.
Вокруг раздавались вопли. Но я их не различала, погрузившись в омут синих, незнакомых и злющих глаз.
Кто-то снова завопил что-то невразумительное прямо над моим ухом и обладатель злых глаз прошипел не менее злым голосом:
– Да жива, жива эта ваша придурошная!
Придурошная?!
Это он мне?!!!!
И второй раз за день я потеряла сознание.
Глава 4
– Безголовицы! Да как вас угораздило! Да больше никогда… ни за что!!!
Директор Прокуратуры Филимон Кондратьевич кричал так, что стекла в окнах позвякивали нестройным хором, а Гаврилович да наше общее начальство всё больше вжимали головы в плечи.
На лицах трех девиц, рядком сидящих в новых скромных платьях удерживалось выражение соответствующего случаю покаяния.
А директор все лютовал:
– В кабинетах сидеть только будете, да пирожки свои печь! Но чтобы я пустил вас еще в дело…
– Ну разве мы не справились? – возмутилась Милана. Хотя сама же перед эти меня отчитывала – но не терпели они криков посторонних.
– Молчать!!!! – снова заорал прокурор, чрезмерно напуганный опасностью, что нам, как выяснилось, грозила.
– Мы знали, на что шли! – твердо возразила Карина.
– Не будем мы бумажки перекладывать, когда дела столь страшные творятся, – снова Милана.
– А если нас погоните – к городовым пойдем, но Светлую Столицу без помощи не оставим!
– К городовым?!!! – изумленно вскричал Кондратьевич и так разозлился, что начал икать: всем известно было извечное противостояние городовых с прокурорскими. – Да кто вас туда пустит, неумелых таких?! Ну уж нет, сами вас всему научим и всё объясним!
И он продолжил распекать окружающих на все лады, даже не вслушиваясь в оправдания.
В кабинете лишь двое хранили молчание.
Я да Светлый Верховный Маг. У меня сил то на разговоры уже не было, а вот маг почему безмолвствовал – непонятно.
Прибыл он к нам от самого короля Светлого для надзора и упорядочивания и попал аккурат в тот момент в прокуратуру, когда Каринка с Ратмиром, перебивая друг друга, рассказывали о моем пленении. Силен маг оказался, по моим вещам смог меня найти – ну, девочки, понятное дело страховали его немного, но с блеском с поставленной задачей справился, а потом и вовсе спас, вытащив из окна.
Осерчал, правда, немерено. И на то, что неопытных девиц на такое сложное дело отправили; и на то, что упустили одну из них, то есть, одну из нас… тьфу, меня то есть – в логово; а потом еще и на то, что не всех разбойников мы поймали. Главные то сбежали, а те, что остались, большей частью померли под воздействием амулетов, столь тщательно на шею повешенных всем. А кто не помер, тот и дел серьезных то не имел, да вещей важных не знал, похоже.
Об этом всем мне поведала тихонечко Карина, пока я отмывалась да приходила в себя у лекарей наших славных.
В общем, был зол этот маг да раздражителен, всех по очереди пронзал своими синими очами да думал какие – то свои мысли; с нами не делился.
И все бы ничего, я ко всяким взглядам привычная, вот только когда он на меня глаза свои обращал, как дрожь по мне проходила: и не от воздействия магического а от… Ох, не знаю я отчего! Только щеки пунцовыми делались.
Я тоже не торопилась делиться своими домыслами. Меня уже во всех подробностях допросили; и о чем могла – рассказала. И картина была безрадостная, так что ни горячие взгляды Дамира Всеславовича – красивое имя у мага было, статное, как и он сам, ни истерика директора положение ухудшить не могли уже.
Медальоны ведь приметные не просто хранилищем чужой боли и страстей оказались, но могли и души удерживать, да в случае опасности по раскрытию уничтожать носителя. Зачем они были нужны я примерно догадывалась, лишь дальнейший способ использования был для меня закрыт. Как и кто собирал страшную дань, в этих медальонах заключенную? Мог ли хвостатый Конный – а мне объяснили, что именно глава шайки и был тот разбойник, что по мне распоряжался – быть тем, кого я разыскивала? Или же его внимательный пособник? Как много было подобных шаек раскидано по Столице да государству светлому? Что за ритуал с душами собирался со мной провести молодчик тот? И, самое главное, сколько времени оставалось у нас на расследование?
Про ритуал я ни магу, ни прокурорским ничего не рассказывала. Не зря ведь мы именно сюда изначально направились; да опасения простых пленников, что не признавались стражам и прочим представителям порядка в происходящем были явно не на пустом месте: были у шайки подельники среди власти. Представила я прокурорским всё так, что обидчик пытать меня хотел, да я вывернулась и ножом его сама же ударила. На что, понятно, Милана с Кариной долго ахали и охали, что я уж побоялась, что они переигрывают. Гаврилович и прочие – даже директор – меня очень жалели и верили; только Главный Маг смотрел с сомнением и все пытался свою магическую сеть на мою ауру накинуть и понять не мог – чего соскальзывает.
Вот и еще вопрос своевременный. А почему Дамир то Всеславович не доверяет мне? Ведь не знал он меня до нашей необычной встречи сегодня днем; а значит не должен был иметь предвзятого отношения, пусть даже и обозлился на нерадивую. И это вызывало ответное недоверие, пусть и чист он был лицом да хмур соболиными бровями.
Снова осторожно на мага посмотрела, подивилась красоте мужественной, волосам русым, до плеч растрепанным, росту великому, да плечам, что косая сажень. Не на мага он был похож, а на воина – удивительно чистоплотного воина. Заговоренные, похоже, одежды у него были – рубашка даже после всех неприятностей сверкать белизной продолжала, камзол бархатный да брюки ни единой соринки не притянули а сапоги так и блестели, как зеркало.
Это еще одно в нём противоречие, которому я объяснение не находила.
– А ты что думаешь, Руслана, по всему происходящему? – вырвал меня из размышлений вопрос директора.
Я внимательно на него посмотрела. Рисковать сейчас или не стоило? Но время то, время не безграничное нам было отмерено: вот выскажу подозрения сейчас и дойдет до кого надобно, а может прямо в этом кабинете и дойдет. За половину я только ручаться могла, в которую входили подруги мои да Гаврилович.
Вздохнула и проговорила звонким голосом:
– Думаю, что не зря пленники простые боялись стражам рассказывать о своих бедах; никто в квартале то и не обращался с жалобами. А значит знали, что разбойников есть кому покрывать; да и не перевелись они еще в доках, много еще их там бегает.
Филимон Кондратьевич явно не о том услышать планировал, потому замер и открыв рот на меня уставился; как и все остальные здесь присутствовавшие, даже мои подруженьки, которых я не предупредила о подобных затеях. А уж как маг взглядом опалил, так впору в колодец с ледяной водой прыгать.
– От-т-куда такие мысли то, девонька? – вопросил Гаврилович
– Так сами посудите – я когда была в роли нищенки, они с охотой о своих бедах поведали. А как сюда привели их – сами же говорите, замкнулись, молчат, ничего не выпытаешь. Вот и делаю я вывод, что мало того, что боятся они тех, кто обязан служить на защите всеобщей, так и точно знают, что кроме этого логова еще другие существуют, а те и мстить могут за сведения переданные.
– Делает она вывод… – закатил глаза синеокий
Я нахмурилась и обиделась, хотя и так понятно, не по нраву ему; он мне тоже сомнения внушает, вот только в чем я сомневаюсь – сама понять не могу. Но обидно его поведение. Углубляться в переживания не стала – не вовремя; сама же рассказывала о произошедшем еще раз с новой точки зрения и за всеми особый пригляд совершала – а вдруг кто реагирует странно. Но мыслями и лицами все присутствующие вели себя соответственно случаю и догадкам; и главу отдела нашего я бы исключила из подозреваемых, да Филимон Кондратьевич не вызывал у меня у меня неприятия: все его сегодняшние действия – и крики эти, и желание отстранить нас, и эмоции после моего сообщения – были уместны и говорили о честности и открытости.
– Мы тут с Миланкой подумали…
Я вздохнула и отложила расческу, которой орудовала, сидя перед зеркалом тем же вечером. Когда эти двое думают, ничем хорошим это не заканчивается. Обернулась к девчонкам и вопросительно подняла брови:
– Негоже тебе в неприятности самой лезть – строго сказала Каринка – А будешь лезть – мы все расскажем!
– Ябедничать побежите? – я рассердилась – Клятву, что мне дали, отринете? Или вы уже забыли, что взяла я вас с собой только потому, что вы согласились меня во всем слушаться?!
– Ну Руууся! – обе ко мне в ноги бухнулись и коленки обняли – Ну не жить нам, если с тобой что случиться!
– Анатоля с моим дедом так боитесь, что ли? – я немного подобрела.
– Да они то тут причем! – рассердилась Карина – Нам самим то как быть потом, если мы защитить тебя не сумеем?!
Но я лишь покачала головой:
– Вы главного не понимаете…Никому не жить будет, если случится загаданное. И моя жизнь, и ваши ничего стоить не будут – канет в безмирье все наше существование… И потому, даже если рисковать серьезно придется, я пойду на это со всей уверенностью. Так что лучше сейчас решайте, со мной вы или нет?
– С тобой конечно, Руська… – Милана вздохнула и встала – Как с детства с тобой, так и сейчас.
– Что делать то дальше будем? – кажется, и Карина примирилась с существующим положением.
– А давайте вы по Граням ночью походите, доки южные посмотрите…Найти бы нам еще следы таких же разбойников; да и про сбежавшего Конного и его помощника забывать не стоит.
– Мы же завтра после такого и встать не сможем… – Каринка с сомнением на меня посмотрела.
– Ничего, помощи мне завтра не понадобится: из Прокуратуры точно не выпустят. Скажу, что приболели вы от волнения, а сама спокойно на месте побуду, хлопотами привычными позанимаюсь. Всё со мной в порядке будет, не тронет меня никто.
Эх, как же я ошибалась!
Впрочем, никто и не трогал бы на следующий день, если бы не Дамир, тьфу его, Всеславович. Прилепился он ко мне как банный лист и все над плечами хрупкими нависал, когда я то одно, то другое делала. И отчеты рассматривал, и как хлопочу усердно в кабинете Гавриловича, и разговоры мои с прокурорскими подслушивал – разве что в места уединения не ходил! А самое неприятное, что постоянно он все происходящее комментировал, да вопросы различные задавал. И почему мы именно в Светлую Прокуратуру устроились, и как мы у Верховной то жили, и откуда я, и сколько мне лет, и как я решилась на рискованное такое событие, как ловля грабителей, для юных девиц не предназначенное.
А главное, не прогонишь же его! По всем отделам письма разослал Директор, что Главный Маг с инспекцией прибыл, и надо его привечать и на вопросы отвечать все честно. Так что я выкручивалась как могла, а сама страдала от такого неуемного любопытства. Вот будто не он сам подозреваемым был, а меня подозревал в чем то!
А еще злилась я, что близость подобная да голос бархатный меня в краску вгоняли непрестанно – и смущалась я, и млела, и сердилась ужасно от поведения такого. То ли своего, то ли маговского.
Вот только злость эта и близко не была столь же сильной, как та, что почувствовала, когда слова Дамировы услышала, что не понимает он, с чего такой юной несуразице с отсутствием сил магических в Прокуратуре делать; ни ума у меня вроде нет, ни навыков – одна помеха следствию буду. Сидеть бы таким девицам дома, вышивкой и ужинами заниматься, да детей рожать, а в серьезные дела не лезть.
И как эти уста, которыми я так восхищалась, могли наговорить столько неприятного?! Да еще лицо при этом сделал уверенное, серьезное, будто обо всем понимающее! Конечно, Главный Маг – должность в Светлом государстве одна из наиважнейших и брали на нее не просто самых сильных магов, но только тех, кто из благороднейших семейств, но повод ли это принижать простую девчонку, да еще и, с его точки зрения, обделенную даром? Да еще низвести всех девиц до роли кухарки! И говорить такое о Ведающих! Пусть и не знал он, сколько сил во мне прячется… На нас же мир, можно сказать, и держится; все равновесие сохраняем да пестуем.
И сказал то не мне, а за моей спиной, начальству, отчего я еще и не только разозлилась, но и уважать его перестала. Вспыхнула я вся, кулаки сжала – дюже хотела изложить ему всё, что о нём и его идеях думаю, но сдержалась, чтобы легенду не порушить, лишь так посмотрела, что обернулся на мой взгляд то маг этот светлый, да побледнел чуть, поняв, чему свидетелем я стала.
Ух, держись, Дамир Всеславович! Ведающие не мстительные, но заставлю я тебя локотки то от раскаяния кусать за слова эти неприятные, да поздно только будет!
Главный Маг разжег камин в своем городском доме и устало опустился в кресло. Настроение было в эти два дня ужасающим. Да что там, уже пару месяцев не спал он толком, нервничал. Сгущались тучи над Светлым Королевством – всем нутром он магическим это чувствовал, да по отдельным случаям догадывался; вот только откуда что растет распознать не мог.
Тыкался, как слепой котенок, в места разные, и вот вроде за ниточку ухватил, что в Прокуратуру ведет – даже Короля убедил, всех тайн тому не раскрывая, дабы не беспокоить заранее, что нуждается этот властный дом в проверке – да тут, похоже, и застрял.
Ведь только появился он, как застал волнение неописуемое, связанное с похищением одной глупой девицы, что влезла, куда не следовало.
Понесся спасать девицу, конечно, и вытащил из огня, а как увидел хрупкость нежную, едва рубашкой прикрытую; как узрел волосы растрепанные вокруг бледного личика; как погрузился в омуты зеленые, по ошибке всего лишь очами названные, так разозлился на неё так, что доселе и не случалось никогда.
И не только на нее, но и на вояк этих всех, якобы опытных, что берут подобных девиц, которых надо под охраной в хрустальных покоях держать, холить да лелеять, берут на работу опасную.
А вдруг бы случилось что с ней?! От одной этой мысли снова почувствовал Дамир Всеславович, как окатывает его темное бешенство.
И вроде что ему незнакомая девчонка? Да только запала в душу с первого мгновения, и не мог он думать ни о чем, кроме нежности этой и гладкости. И, даже подозревая в различном, нехорошем, – думал.
От сумятицы и незнакомости собственных мыслей еще больше он места себе не находил. Не привык он ни о ком так думать то! Да еще и чувствовалась в ней тайна какая-то; но сколько не подступался он, понимал всей сутью – не мрачная, не злая это тайна. Не причастна ни она, ни подружки её статные к странностям, что в столице правят уже несколько лун. И как понял он это, такое облегчение почувствовал! Пусть с ней, с тайной этой – главное, на хорошей она стороне.
Одно теперь волновало, как уберечь то хорошавушку от тягот служебных? Как обезопасить? Не мог ведь он день и ночь рядом с ней находиться.
Решил главе отдела высказать, чтобы тот уберегал, а Руслана возьми, да услышь. И побледнела так от его слов, руками всплеснула, глазищами зелеными зло сверкнула в его сторону – и убежала, что и не догонишь.
Ах как некрасиво получилось! И не объяснишь то ведь, что дела творятся странные и страшные и не надо ей сейчас в расследования лезть. Потому что если вдруг что произойдет…
Нет, не будет он об этом думать. Не допустит!
Пусть злится, пусть под защитой сидит – со злостью её он справится потом, только сначала с делами разберется, а потом с чувствами своими. А вот с какими такими чувствами, объяснить он самому себе не смог.
