Текст книги "Судьба всегда звонит дважды (СИ)"
Автор книги: Дарья Волкова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 8 страниц)
__________________
А было и другое. Бас категорически настаивал, чтобы Маша ходила по дому голой. Утверждал, что, когда они наедине, наличие одежды на таком теле – преступление и святотатство. Маша смеялась и требовала ответного жеста от него. А вот тут ее ждало неожиданное открытие. Он сначала отнекивался, мотивируя тем, что для этого он недостаточно хорош. Но полную картину Маша оценила, лишь когда выказала намерение поласкать своего мужчину ртом.
– Не нужно... – хрипит и тянет ее за плечо вверх.
– Бас?! – она не верит тому, что он сам отказывается.
– Не нужно... меня, давай лучше я тебя...
Она уже достаточно хорошо его знает, чтобы понимать – это неспроста.
– Что случилось? – подтягиваясь наверх и требовательно заглядывая ему в глаза. – Что не так?
Он отводит взгляд, даже лицо отворачивает. Что он там себе еще напридумывал, идиот несчастный!?
– Маш, я... я теперь далеко не так привлекателен... как раньше. Я же веса потерял... почти двадцать килограмм. Да и исполосовали меня всего, шрамы везде – руки, ноги... живот. Не нужно. Тебе будет неприятно.
Но почему он такой безмозглый! Маша не собирается с ним церемониться.
– Я люблю тебя. Ты для меня самый красивый. Килограммы – дело наживное, А шрамы... – тут она рукой берет его за "живое", он резко выдыхает, – только украшают настоящего мужчину. Так что заткнись, получай удовольствие и не мешай мне всякими глупостями.
Заткнуться совсем у него не получилось, а все остальное он дисциплинированно исполнил.
Он действительно похудел, это заметно. И Маше ужасно хочется его видеть прежним, крепким, сильным, с перекатывающимся под теплой кожей внушительным рельефом мышц. И он еще будет таким, она в этом твердо уверена. Но сейчас... Вдруг становится ужасно стыдно, что она такая белоручка, и не может его побаловать чем-то вкусненьким собственного приготовления. Но разными вариантами омлетов она его пичкала каждое утро, впрочем, Бас утверждал, что ему нравится. А днем или ближе к вечеру они выбирались покушать в кафе, и оттуда Маша непременно уносила огромный бумажный пакет с вкуснейшей местной выпечкой. Чтобы еще на ночь напоить его молоком с булочками, пончиками и прочими штруделями.
_____________________
Он завел новую моду – любить ее медленно. Томить и сводить с ума прикосновениями – пальцев, губ, языка. Доводил ее до беспомощных и тихих "пожалуйста", до немой мольбой разведенных бедер, до рук ее, сметающих все с прикроватной тумбочки в попытках нащупать презервативы. И входил в нее мучительно медленно, не позволяя ей самой в одно движение отдаться ему. И потом, как результат... она улетает первая, он замирает на время, держит ее и гладит нежно, пока она не перестает дрожать. И начинает снова... Иногда она успевает два раза.
_____________________
Утро. Она рассматривает его, спящего. Потихоньку стащила с него простынь, полностью. Больно, больно до сих пор за него. Больно видеть то, как все еще проступают кости под кожей, и вязь шрамов на обеих ногах, и багровые росчерки рубцов на животе. Но она любит его, любит таким, какой есть. Он еще станет сильным, как прежде. Маша потихоньку трется носом о его шею, Бас вздыхает, не открывая глаз, обнимает ее и тут она замечает...
На плече – багрово-красный кровоподтек, совсем как те, после падения, которыми он был покрыт весь.
– Вася, что это?!
Он лениво открывает глаза.
– Где?
– Вон, на плече!
Он скосил взгляд.
– Это ТЫ меня спрашиваешь, что это? Неужели не помнишь?
Она не понимает пару секунд. Потом понимает. Заливается краской, до сих пор с ней это случается регулярно в его присутствии, несмотря на все, что у них было.
– Это что, я?!
– Угу.
– Не может быть! Когда?..
– Сегодня ночью. Примерно, – он с наслаждением потягивается, зевает, – между девятой и двенадцатой фрикциями. Точнее не скажу, не помню.
– Ах ты, бесстыжий! – в его голову летит подушка.
– Ну и где справедливость? Кусаешься ты, а бесстыжий – я?
__________________
Утро. Он рассматривает ее спящую. Жидким растопленным шоколадом волосы по подушке. Роскошные темные ресницы оттеняют щеки. Губы... какие же у нее красивые губы. Розовые, нежные. Стягивает простынь. И там, ниже, тоже – розовые, нежные. Проводит ладонью по идеальным округлостям, потом еще ниже, по шелковому животику, там, дальше – тоже розовое и нежное...
– Василий, вы маньяк, – не открывая глаза, голос хриплый спросонья.
– Угу. Только вот вы, Мария, – мягко касается губами соска, – поздновато осознали этот факт. Теперь деваться некуда...
Она прогибается навстречу прикосновениям его языка. Ее пальцы касаются его затылка.
– А я и не собираюсь...
__________________
Она у него хочет спросить, спросить о чем-то важном, для него и для нее важном. Но боится. А потом... если он действительно доверяет ей...
Они сидят в гостиной, Маша на диване, Бас пристроился на полу, возле ее ног, совершенно по-кошачьи подставляя ей голову на предмет погладить. Попытка посмотреть телевизор с треском провалилась, в переводе Баса то, что с виду казалось романтической комедией, звучало как трэш. Комментарии такие, что Гоблин бы позавидовал.
– Вась?..
– М? – устраивая поудобнее голову на Машиных коленках.
– А ты уже решил... чем будешь заниматься?
Он молчит. Молчит так долго, что она понимает: обидела его, рано спросила, надо было подождать.
– Решил.
– И что это? – осторожно.
– Знаешь, Маш, – голос его задумчив. – Я ведь думал об этом. Давно думал. И много. Понимаешь... – вздыхает, – я уже не смогу... быть кем-то иным. Без гор не могу. Я в офисе сдохну. Даже если пойду учиться, получу какое-то образование специальное – экономическое там... – тут его совершенно неосознанно передернуло, – или еще какое... Без толку это. Я только здесь, – неопределенный жест в сторону невидных сейчас из шале, но бывших вокруг повсюду гор, – смогу как-то существовать.
– Но ты же не сможешь... – как бы поаккуратнее сказать?! – как раньше...
– Нет, конечно, – он говорит спокойно, может, лишь легкая тень сожаления в голосе. – Это даже не обсуждается. С про-райдерской карьерой покончено.
– Что тогда? Будешь спасателем, как отец?
– О, нет! Как отец точно не буду. Он... таких, как он, больше нет. Лучше его быть невозможно, а хуже – не хочу. Он... он понимает горы, он их чувствует. Не знаю, как объяснить. А я так не могу. Для меня горы – это средство для получения фана, кайфа. Среда обитания, средство... но я не понимаю их так, как батя.
– Тогда кем?
– Ты будешь смеяться.
– Не буду.
– Я решил стать инструктором.
– Инструктором? – она удивлена. Вспоминает тех инструкторов, что встречались ей. – Что, будешь симпатичных беспомощных дамочек на лыжах учить кататься?
Теперь уже удивлен он. Поворачивает голову, смотрит ей в глаза.
– Маша, что за тон? Ты что... – неверяще: – ревнуешь?!
– Да! – пальцы неосознанно вцепились крепче в его волосы. – Извини, забыла предупредить! Я ужасно ревнивая! Просто ужасно!
– Запоздало предупреждение, – весело хмыкает он. – Куда теперь деваться-то... Нет, Маш, я неправильно выразился. Я... тренером хочу стать. – Подумал и добавил: – Детским тренером.
– Детским тренером?!
– Я понимаю, – он невесело усмехается, – это звучит смешно. У самого еще... молоко на губах не обсохло, а туда же, в тренеры! Но... я когда у отца был, ребятню видел из секции. Свое детство вспомнил... А потом, позже, знаешь... Бывало, тренируешься в парке.. отрабатываешь там что-нибудь. Пацаны подходят, лет по десять-двенадцать, автограф попросят или показать что-нибудь из элементов фристайловых. И потом глаза у них просто... горят. И я когда подумал, что мог бы заниматься с такими... научить всему, что знаю и умею. А умею я действительно немало, я же давно катаюсь, выступаю... выступал... Да не важно! Мне есть чему научить. Ну, мне так кажется...
– И мне тоже так кажется, – Маша совершенно искренне соглашается. Во-первых, детский тренер – это довольно безопасно, а для нее, это, как ни крути, очень важно. А во-вторых... она действительно так считает. Что у него получится. – Ты очень хороший учитель. Я помню, – мягкая улыбка, – как ты мне стойку исправил.
– Значит, решено?
– Тебе что, требуется мое благословение?
После паузы:
– Знаешь... да.
Она даже не находит, что сказать. Наклоняется и крепко обнимает его за плечи. Ее самый дорогой и любимый человек.
______________
Их секс-марафону положила конец физиология. На Маше самые простые, скромные трусики и Басова футболка. Они лежат на постели, он обнимает ее со спины, положив руку на живот.
– Бас, прекрати себя вести так, будто я при смерти. Это всего лишь месячные.
– Тебе было больно!
– Я выпила таблетку! И уже не болит. Почти.
– Я не хочу, чтобы тебе было больно, – ей в шею.
– Все в порядке, параноик.
А, кстати, о паранойе...
– Маш, тебе же рано или поздно придется возвращаться... домой.
– Наверное, да...
– Скажи мне, только честно. ОН настраивал тебя... против меня?
Маша отвечает после паузы:
– Вась, это совсем не важно.
– Важно! Значит, настраивал?
Маша поворачивается к нему лицом.
– Я люблю тебя. Это моя жизнь, и я сама решаю – кого мне любить. Пусть ты не нравишься папе...
– Маш, он сильно на тебя наседает? По поводу того, какой я козел?
Она морщится, вздыхает.
– Какая разница? Это не важно...
– Сильно?!
– Ну... он недоволен, так скажем. Но я его не особо слушаю, ты не подумай...
Он вдруг стискивает ее так, что она охает от боли, а он лишь чуть ослабляет давление рук.
– Не хочу! Не хочу отпускать тебя к нему! Не хочу, чтобы он говорил тебе всякую дрянь обо мне! Маш... – он боится сказать прямо, что не исключает возможности, что Машкин отец может как-то... отдалить их друг от друга. А то и совсем развести. Он ее отец, она его любит и ценит его мнение, и во многом зависима от отца, как бы она сама не утверждала обратное. А сам Бас... у него никаких прав на Машу нет и в помине!
– Вась, да не думай ты о нем... Он изменит свое мнение, я уверена. Надо только подождать. Что мы еще сделать можем?
Что он может сделать? Да очевидно, что! Суровый противник вынуждает к суровым ответным мерам. Он резко "подрывается" с постели. Мечется по комнате в поисках одежды.
– Маша, вставай! Пошли!
– Какая муха тебя укусила? Что за спешка?
– Ты меня любишь? – он стоит перед кроватью, полуголый, в одних джинсах, а на нее вдруг накатывает – какой же он все-таки красивый, Да, она необъективна, но хорош необыкновенно именно такой – в не до конца застегнутых джинсах, с голой грудью, лохматый, с каким-то непонятным выражением в этих невозможных зеленых глазах.
– Да...
– Прекрасно! И не смотри так на меня! Тебе нельзя, а я не железный, и вообще – нервный в отношении тебя! Собирайся!
– Куда?
– Увидишь! Ты же меня любишь? Тогда доверься. Где ключи от машины, кстати?
– Внизу, на тумбочке у входной двери, – отвечает Маша растерянно.
– Давай, одевайся, жду внизу, – он на ходу натягивает рубашку и достает из кармана джинсов телефон. Кричит уже из коридора: – Паспорт не забудь!
___________________
– Я до сих пор не верю, что мы это сделали! Это невозможно!
– Документы утверждают обратное, – он аккуратно складывает свидетельство о заключение брака, убирает во внутренний карман ветровки. – Так что поздравляю вас, Мария Дмитриевна Литвинская, с бракосочетанием. Можете поцеловать супруга.
У него определенно вид триумфатора, а Маша до сих пор не может поверить, что это произошло на самом деле. Как это возможно? Так быстро? Нет, это какой-то розыгрыш...
– Я думала... что в Евросоюзе... заключение брака – небыстрая процедура.
– Так и есть. Наверное, – беспечно отвечает Бас. – Но сына супрефекта Альбервилля отец лично достал из трещины. Так что...
Маша неверяще качает головой.
– Смиритесь, Марья Дмитриевна. Что отныне вы замужняя женщина. Пойдем, отметим, что ли? По чашке кофе?
– Кофе?! Слушай, ну ты вообще... А где мое кольцо, собственно? И хотя бы букет цветов невесте купил!
– Про кольцо я подумаю, – он берет ее за руку, рассматривает пальцы. – Надо же красивое выбрать. А цветы... Ты ж не невеста, жена уже. Кто женам цветы дарит?
– Ах ты!..
Он прекращает спор поцелуем. Потом, все ж оторвавшись от нее:
– Пошли кофе пить! И букет тебе купим... дорогая.
– Слушай, я не уверена... – Маша едва поспевает за его широким шагом, он крепко держит ее за руку, – что французское свидетельство имеет силу в России.
– Ну, если и это не заставит твоего папашу со мной смириться, тогда...
– Тогда что?
– Я сделаю тебе ребенка, – остановившись, шепотом на ухо.
– Что? Ребенка? Сейчас?!
– Ну, не прямо сию секунду, – он оглядывается, вокруг куда-то спешат люди, серое небо хмурится, собираясь пролиться небольшим дождиком. – Но в перспективе... Если иначе никак... A la guerre comme a la guerre. (фр. На войне как на войне)
– Ты... ты ненормальный!
– Я люблю тебя, Машенька. Не собираюсь никому отдавать. И не позволю никому встать между нами.
Она пытается сурово нахмуриться. В отличие от неба, у нее это не получается. Вздыхает, улыбается счастливо.
– Ну, пойдем хоть кофе попьем... дорогой. В честь свадьбы.
– Я передумал! К черту кофе. Я хочу шампанского!
– Согласна. И пончиков. Гулять – так гулять!
______________
– Нет, это неслыханно! Да как она могла! – Даше кажется, что она почти видит, как мечущийся по спальне супруг разгневанно хлещет себя по бокам длинным хвостом. Он ей иногда напоминает огромного хищного кота. Сейчас – именно такой момент.
– Дим, тебе валерьяночки накапать?
– К черту валерьянку! – непоследовательно: – Коньяку лучше накапай. Нет, не накапай. Налей.
Даша уходит, возвращается с бутылкой и парой бокалов.
– Ну, за счастье старшей дочери!
– Издеваешься?!? Да как она вообще... – треть бокала тридцатипятилетнего Камю Джибули кощунственно выпивается залпом. – Не спросясь никого... ни слова не сказала... выскочила замуж... за этого!!!
– Дим, она его любит.
– А мы?!? Мы ей никто?! Не сказала, не предупредила... Родителей побоку... Да я...
– Скажи, что наследства ее лишишь, – услужливо подсказывает супруга. – И проклянешь на веки вечные.
– Тебе смешно, да? – Дмитрий устало опускается на кровать. – Вот скажи мне, разве так дела делают?
– Поторопились, согласна. Но, по-моему, они просто не видели возможности договориться с тобой.
– Еще бы! Как она вообще... После всего, что он с ней сделал! Да он мизинца ее недостоин, а туда же – муж! И вообще, – Тихомиров вдруг спохватывается, – надо еще проконсультироваться. Имеет ли законную силу такой брак. Я не эксперт в этих вопросах, сейчас, – вытаскивает телефон из кармана, – позвоню кое-кому...
– Успокойся, – Даша с трудом прячет улыбку. – И вообще, дочь твоя велела тебе передать, что если ты будешь вредничать в отношении Васи, они быстренько сделают ребенка. Чтобы тебе тогда уж точно деваться некуда было.
– ЧТО?!?
– И будешь ты тогда, – проникновенно: – дедом.
– Как – дедом?!? – Тихомиров подскакивает с кровати, в два шага оказывается у зеркальной двери стенного шкафа. – Я – дед?! Они что, офонарели?!
Дарья подходит к супругу и смотрит на их отражение.
– Не хочешь?
– Да какой из меня дед, Даш? Я же еще... – растерянно проводит рукой по своему лицу... – еще ничего... вроде бы... В дело годный... никакой не дед.
– Еще как годный. Судя по... – это уже на ухо, шепотом: – сегодняшней ночи. Так что... решай сам. Можешь вести себя прилично, и тогда дети с этим повременят. Они сами-то не очень рвутся, насколько я поняла.
– Вот же... шантажисты... воспитали на свою голову...
– Нормально воспитали. Маша умеет добиваться того, что ей нужно.
– Еще бы выбирала правильно... – ворчит Дмитрий. Потом, словно придя к каким-то выводам, произносит решительно: – Так, Дарья, позвони-ка дочери нашей Будур. И выясни у нее телефон и имя-отчество отца этого... зятя новоявленного.
– Тихомиров, ты что задумал?!
– Никакого криминала. Надо ж с родственниками контакты налаживать.
Спустя полчаса.
– Артем Борисович? Здравствуйте. Меня зовут Тихомиров Дмитрий Иванович. Да, совершенно верно. Машин отец. Спасибо, взаимно. Рад знакомству. Хотя обстоятельства... Натворили наши детки дел, Артем Борисович... Да? Хм... Ну, на мой взгляд, это уж вы чересчур строги к сыну... Да, поторопились, конечно, но – дело молодое... Я дочь тоже не так воспитывал, поверьте. О? Да? Благодарю, мне, как отцу, очень приятно слышать такие слова. Однако, у меня есть к вам предложение, Артем Борисович. Дети нас не соизволили, как положено, познакомить. Но нам же есть что обсудить, верно? Да, согласен, определенно. Вот как? Понимаю. Ну, ничего страшного, тогда я сам... нет, мы с супругой к вам прилетим. О, ну отлично! Тогда, как только билеты приобретем – сразу перезвоню, уточню время и дату. Да, конечно. Все, до встречи! Рад, что мы достигли взаимопонимания.
– Ну что? – любопытствует супруга.
Дмитрий оттопыривает большой палец.
– Вот такой мужик у меня сват! Ну что, мать, летим с родственниками знакомиться? А то ведь мы из-за этих торопыг даже на свадьбе по-человечески не погуляли.
Эпилог. Ось вращения Земли.
– Литвинский, там опять твои шумят!
– Вот паразиты! Поесть не дадут! – Бас резко встает из-за стола, за которым обедают он и еще два тренера летнего горнолыжного лагеря. Бас и сам слышит отдаленные раскаты громкого детского скандала. Поспешно взбегает по лестнице. Ему вслед из раздаточного окошка выглядывают две поварихи – одна помладше, другая постарше, но обе одинаково дородные. И обе синхронно вздыхают по широкоплечему, загорелому дочерна, конопатому красавцу-тренеру с выгоревшими на солнце светло-рыжими волосами.
А за столом продолжают разговор его коллеги.
– Как он со своими носится... И не надоедает же... – качает головой один.
– Молодой, резвый. Сил много, – усмехается другой. – Ему бы своих уже пора воспитывать... А он с этими охламонами играется. Квохчет, как наседка с цыплятами.
– Василий Блаженный, что с него взять...
______________________
– Ну, и кто мне рискнет рассказать, что здесь произошло? – он стоит, сложив руки на груди, и с высоты своего роста смотрит на стоящих перед ним пятерых демонов, имеющих вид человеческих мальчишек и старательно притворяющихся невинными агнцами. Чуть в стороне хлюпает носом Ульяна.
– Ну, Бааааас Тииимовиииич... – заныли они почти хором.
Скептически изогнутая золотисто-рыжая бровь быстро внушает охламонам мысль, что разговор они начали неправильно.
– Василий Артемович, это все она! Она сама! – один из мальчишек берет на себя функции парламентера и обличительно тычет пальцев в темноволосую девочку лет десяти.
Ульяна взвыла, Бас вздохнул.
– Стоять здесь, меня дожидаться! – и, приобняв девочку за плечи: – Пойдем, Уля, поговорим.
Они сидят на кровати в комнате, где живет Ульяна Землянухина, единственная девочка из его подопечных. Она шмыгает носом в плечо тренеру и, периодически содрогаясь от пережитого ужаса, рассказывает про обнаруженную в горнолыжном ботинке лягушку.
– Ну, Уля, тебе же не пять лет, – Бас легонько поглаживает ее по длинной косе, – подумаешь, лягушка. Она же не кусается.
– Она мокраааааяяяя... и холоднааааяяяя...
– Ладно, ладно, все... Они больше не будут.
– Вы всегда так говорите! А они потом опять!
– Улечка, ну что я могу поделать, если они такие оболтусы! Это ты у меня умница и красавица, – тут Ульяна смущенно зарделась и перестала шмыгать носом, – а эти же... Мальчишки, что с них взять.
– А еще они меня толстой обзывали! – жалуется Ульяна.
– Уля, я же тебе уже объяснял... Мальчики и девочки по-разному устроены. Тем более что девочки развиваются раньше...
– И катаются лучше!
– Точно, – Бас улыбается. – Самый лучший способ отомстить им – надрать их на склоне!
– Так и сделаю! – Ульяна гордо вздергивает подбородок. А потом с истинно женской непоследовательностью спрашивает: – Василий Артемович, а почему у вас нет своих детей?
Бас поперхнулся ответом. Ох уж эта Ульяна и ее любопытный нос...
– Уля... мы планируем...
– Да? – с детской непосредственностью: – А когда?
Василий усмехается.
– Ульяна, я тебе обещаю – ты узнаешь об этом первая.
– Обещаете?
– Обещаю.
Из своей комнаты Ульяна Землянухина вышла, высоко задрав нос и глядя на перешептывающихся мальчишек с высоты своего только что обретенного тайного знания. Те проводили ее удивленными и подозрительными взглядами.
– Так! – ловцы лягушек дружно вздрогнули и обратили взоры на тренера. – Я не буду выяснять, кто ИМЕННО это сделал. Но до конца смены вы впятером будет каждый день дежурить в столовой.
– Это не честно! Это не мы! Она все врет! – дружно загомонили они, но тут же перестали. Когда тренер Литвинский так смотрит...
– И три дня никакого футбола!
Тут охламоны не просто загомонили. Они завопили наперебой, но единодушно-возмущенно.
– Сами играйте, – пожимает плечами Бас. – Я у вас на воротах стоять не буду.
– Ну Василиииииий Артемовииииич... – они уже ноют.
– Три дня – и баста! Будет вам наука.
________________________
– Доченька, здравствуй.
– Привет, мам. Как вы?
– Да прекрасно. Вы как? Новостей... хм... нет?
– Мама, – Маша преувеличенно громко вздыхает, – как только... я тебе скажу первой...
– Машенька, ну ты пойми... Мы с папой переживаем. Вы уже три года женаты. А ребеночка нет. Может, ты бы уговорила Василия... подъедете ко мне... обследование много времени не займет, я тебя уверяю.
– Мама! Какое обследование! У нас все в порядке! Мы просто не хотим... пока.
– Мы не хотим? Или Вася не хочет?
– Мама! Пожалуйста! Я тебя прошу!
– Хорошо, – вздыхает Дарья. – Как там Василий? Чем занят?
Мария оборачивается.
– Судя по лицу, – Маша наблюдает за тем, как муж корчит гримасу и показывает язык зазвонившему телефону, – собирается говорить с папой.
– Ну, удачи ему...
– Кому?
– Папе, конечно.
Маша смотрит, как Бас, состроив особенно проникновенную рожу телефону, прихватывает с тарелки очищенную морковку и подносит трубку к уху.
– Да, Дмитрий Иванович?
С этими словами он выходит с кухни, а Маша возвращается к оставленному на время без присмотра борщу. И размышляет. Как объяснить матери, что причина их нежелания заводить ребенка – в деньгах? Как это ни странно звучит для более чем обеспеченной семьи Тихомировых. Но у них с Василием – своя семья и...
Васька начал зарабатывать рано, рано привык к собственным, далеко немаленьким доходам, он научился жить, рассчитывая только на себя. Но зарплата тренера была несопоставима с доходами успешного "про". А деньги у кого бы то ни было Бас так и не научился брать. Даже по поводу весьма приличных заработков Маши у них первое дело были нешуточные скандалы, Бас жутко психовал из-за того, что она может зарабатывать больше, чем он. Потом она его приперла к стенке, спросив прямо – что он ценит больше: любимую женщину и любимую работу или свои дурацкие комплексы мачо? Здравый смысл победил, супругу Бас обожал, а тренерская работа оказалась настолько "его", что без нее он уже и дышать не мог.
Собственно, они не бедствовали. Но возможности пока лишиться части доходов в виде Машиных гонораров тоже не было. "Я не хочу, чтобы мой ребенок в чем-то нуждался" – Василий был непреклонен. А о том, что потенциальные бабушки-дедушки будут более чем счастливы помочь материально, вообще не стоило заикаться.
Маша вздыхает. Если бы родители так не наседали... Она понимает мужа и его объективные доводы, но малыша хочется... очень хочется. Непросто это, а тут еще папа с мамой как сговорились...
____________________
– Как дела, Василий?
– Маша не беременна.
– Если бы я хотел об этом спросить, я бы Маше позвонил!
– О, извините, не понял, – Василий демонстративно хрустит морковкой прямо в телефонную трубку. – Я тоже.
– Что – тоже?
– Не беременный.
– В кого ж ты вредный-то такой? – вздыхает Тихомиров.
– В отца, – Бас, прикончив морковку, устраивается за ноутбуком.
– Отец у тебя приличный человек.
– Тогда – в маму? – предполагает Вася.
– Мать не тронь! Она у тебя святая женщина!
– Ну, тогда остается один вариант, – весело хмыкает Бас. – Это ваша дочь меня испортила.
Дмитрий Иванович еще раз вздыхает.
– Ладно, хорош ерничать. Как у ребятишек твоих дела?
– Ваш интерес в моей работе наводит меня на определенные мысли... – Бас пролистывает на экране объявления о продаже бэушного горнолыжного снаряжения для детей. Что ж так дорого-то... проще новое купить.
– На какие еще мысли?!
– Признавайтесь – согрешили, Дмитрий Иванович?
– ЧЕГО?!
– Ну, явно же у меня в секции занимается ваш незаконнорожденный отпрыск. Иначе откуда такое внимание к моим охламонам? Только вот кто это? Братья Демидовы? Эдик Богданов? Или Ульяна Землянухина? Я просто теряюсь в догадках...
– Ох, мало тебя в детстве пороли...
– Совсем не пороли! А что, эффективный метод?
– Более чем, – ворчит Тихомиров.
– Убедили. Верю. Своего ребенка только так и буду воспитывать. Ремнем.
– Только попробуй!!!
Бас не сдерживается и ржет. Снова он его сделал!
– Твоя взяла, – признает Дмитрий. – А теперь серьезно. Что детям нужно на следующий сезон?
Бас перестает смеяться. Его коварный тесть точно знает, где у него слабое место, при их-то финансировании. И он давно научился договариваться с собственной гордостью, когда дело касалось работы.
– Так... – трет лоб. – Толя Демидов, это старший, из ботинок вырос. Его-то по наследству младшему перейдут, но вот Толька у меня босиком остался... а родители их не в состоянии потянуть, там еще лыжи надо Максиму купить... Эдика на следующий год планирую выставлять в слаломе-гиганте... ему нужны лыжи подлиннее, еще одна пара. Потом...
– Ты скажи, сколько денег нужно?
– Я вам счет пришлю на оплату. Как обычно. Хорошо?
– Присылай.
– Вы бы как-нибудь к нам приехали на занятия, ребята про вас спрашивают.
– Слушай, перестань из меня Деда Мороза делать!
– Страна должна знать своих героев, – смеется Бас.
________________
– Ну что, наворковался со своим Васей?
– Он не мой, – буркнул Дмитрий Иванович.
– Ой, Тихомиров, – смеется супруга, – мне-то не ври.
– В смысле?
– Ты себя слышишь, когда про Василия говоришь?
– А что такого?
– Даже Баженовы вчера заметили, когда мы обедали у них. Про Машу было сказано два слова. Зато про зятя... Мой Вася то, мой Вася это... Вася самый лучший тренер, у него такие талантливые воспитанники, они побеждают на всех соревнованиях, Василий растит будущих чемпионов. Мой Вася! – передразнивает Дарья супруга.
– Знаешь... – Дмитрий неожиданно серьезен, – до сих пор не могу себе простить... Как я его тогда... Стыдно.
– Спокойно, Тихомиров. Твой позор останется между нами.
Дмитрий Иванович невесело усмехается.
– А парень-то какой оказался... замечательный.
– Замечательный. И Машу так любит.
– Угу. Но когда они уже нам внука налюбят?
___________________
– Что, папа тебя сильно доставал? – Бас вернулся на кухню, получил полотенцем по рукам при попытке умыкнуть еще одну морковку.
Василий фыркает.
– Он меня достал по-настоящему один-единственный раз. А с того момента, как мы поженились, я могу даже позволить себе пожалеть его.
– Откуда такое великодушие?
– Ты меня любишь больше, чем его.
– Вообще-то, папу я тоже очень сильно люблю, – поддразнивает мужа Маша.
– Да сколько угодно люби, – пожимает плечами он. – Но кто самый главный мужчина в твоей жизни?
– Есть тут один наглый конопатый тип, – усмехается Маша.
– Слушай, – он подходит к ней сзади, обнимает, – наглый конопатый тип тут подумал... и решил – а, может, осчастливим твоего папашу внуком? Раз он так хочет этого?
Маша замирает под его руками.
– Литвинский... только не говори мне, что тебе такая идея ради папы в голову пришла.
– Я просто подумал... что на чужих детях я уже достаточно натренировался. Пора переключаться на своих. Что скажешь, Маш?
– Васька! Что случилось?
– Ничего плохого.
– Что случилось?!
– Да так... – он выдыхает ей тепло в шею. – Нам грант дали на школу. Неожиданно. Вроде как проявили себя хорошо дети наши. Ну, на снаряжение, на летние сборы, на выездные... И целевые деньги там есть. На премирование тренерского состава. Персонально. Там, наверху, распределили. Ну, а поскольку мои орлы в последнее время на соревнованиях всех рвут... Мне достался самый большой кусок. Вот.
– Насколько большой?
– Нууу... на безбедное существование хватит. На пару лет. При условии даже, что ты работать не будешь.
– И?..
– Что – и? Ты же понимаешь, о чем я? Маша, хорош притворяться! Роди уже мне сына, в конце концов!
– Сына? – она поворачивается в кольце его рук. Пытается улыбаться, но глаза... глаза ее выдают. – А если будет дочь?
– Ну... мы же этого никогда не узнаем... – целует ее в особо чувствительное место за ушком, – пока не попробуем...
__________________
Родившегося спустя год после этого разговора сына Марии и Василия назвали Сашей.
