Текст книги "Судьба всегда звонит дважды (СИ)"
Автор книги: Дарья Волкова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)
– Какое смелое заявление! – прерывает молчание Оз. – За что Басу такая честь, Масяня? Чем он лучше остальных?
Маша отрывается от ноутбука. Врать и делать лицо она все-таки умеет. Переводит взгляд – Гриша, Бас, Аня. Слегка усмехается, этак снисходительно.
– Исключительно с целью посмотреть, как он будет выкручиваться, если я соглашусь.
Ребята смеются, лишь Бас отчего-то не улыбается, и Аня кривит губы:
– Как-как... тупым ножом под корень...
Еще один взрыв смеха. У нее все готово для просмотра. Но в процессе ее не покидает ощущение, что кое-кто в этом разговоре говорил серьезно. И не только она одна.
Глава 3. «Парней так много холостых...»
Пересечение канадо-американской государственной границы они отметили снятием сухого закона. Олег разрешил, хотя до этого держал группу в ежовых рукавицах. Но дело движется по плану, материал набирается просто убойный. Можно позволить ребятам разок расслабиться.
На территорию США, штат Юта, они приехали вместе с приличными морозами. И сауна оказалась весьма кстати. Оз, который обладал каким-то фантастическим талантом в любом месте чувствовать себя как дома и находить все, что ему требуется, где-то раздобыл пару веников. Березовых, что удивительно.
– Сейчас мы из этой сауны настоящую баньку сделаем!
– Знаешь, Оз, что-то мне перехотелось идти. Я лучше посижу, с фото поколдую...
– Мария! – Гриша нависает над ней всеми своими сто девяносто. – Прекращай мастурбировать и марш раздеваться!
– Гриш, ну правда, не хочется...
– Я могу тебя перекинуть через плечо и тупо унести... или за косу и по полу уволочь... или ты пойдешь сама.
– Тьфу на тебя! И вообще – нет у меня косы, чтобы за нее волочь, тем более – по полу.
– Не переживай, я придумаю что-нибудь! Пошли, Масяня! Холод из тела надо выгонять – так моя бабушка говорила.
________________
Сама "парилка" небольшая, вчетвером нормально, вшестером – уже плечом к плечу. Сидеть в горячей, растапливающей все внутри тебя сауне в обществе пятерых полуголых парней – переживание новое, и, скорее приятное, чем нет. Точеные постоянными физическими нагрузками мужские торсы, восхищенные взгляды на замотанную от подмышек до колен простыней ее собственную фигуру. Комплименты на грани фола, но бутылка пива в активе позволяет ей достойно отвечать и хохотать вместе с ними. Видел бы и слышал ее сейчас папа... Хотя нет, это не для его нервной системы.
А еще с ними безумно интересно. Молодые парни, ее ровесники, кто-то чуть старше, кто-то моложе. Где только не были, чего только не видели. С легкостью, ужасающей ее, вспоминают о падениях, травмах, переломах, сотрясах. О том, кто, как и какими именно способами их "собирал" после особо крутых "уборок", говорят в терминах, достойных профессиональных медиков. Фамилии лучших врачей-травматологов, методы реабилитации после операций – эти молодые ребята об этой стороне жизни знают столько, сколько обычные люди не знают за всю их жизнь. А для них это привычно. Они профессиональные райдеры. Про-райдеры.
Оз провокационно предлагает Маше рассмотреть получше шрам на бедре после сложного перелома два года назад. Сейчас шрам прикрыт обмотанной вокруг бедер простыней, но если вдруг тебе интересно, Машенька... Оз послан нафиг, но не очень-то обескуражен. И все-таки странно, как ей с ними легко. Интересно, приятно, немного волнующе и вместе с тем – удивительно комфортно. А все потому, что Баса здесь нет. То есть, он тут есть, но... Они разбились на две группы, и ходят в "парилку" по очереди. И Бас с Аней в другой компании. Это и к лучшему. Чем меньше она его видит, тем более в обществе Ани, тем более – полуголого... тем лучше.
– Ну что? – они собрались в "предбаннике" всей толпой, Оз колдует в "парилке", готовя ее для экзекуций. А теперь вот вышел к ним, в лихо сдвинутой на затылок войлочной панаме, в рукавицах, с веником в руке. – Кто первый?
– Все, в Озе проснулся банный маньяк, – хохочет кто-то. – Я пас!
– Масяня?..
– Нет!
– Да...
– Нет!!!
– Да, детка, да...
Шут его знает, почему она позволила утащить себя в парилку. Это вторая бутылка пива виновата, не иначе. А дальше... дальше все остальные наслаждались радиопередачей "Оз и Масяня в парилке".
– Ну что, разделась? Легла? Я захожу! – и, через пару секунд: – О, май гад!!! Вот это попка. Сейчас кончу!
– ОЗ!!!!!!!!!!!!!!
– Куда?! Лежать!!!
– Началооось... – хмыкает Илья.
– Не поддавай!
– Я чуть-чуть...
– Ай!!!!!!
– Не ори! Голову вниз, руку согни и лицом в сгиб локтя. Дыши потихоньку, вот так... Ну что же, приступим...
Звонкий шлепок веника. Женский визг. Еще шлепки.
– Масяня, держись! Мы идем к тебе. Спасать твою попу!
– А ну всем сидеть на месте! – орет из парилки Гриша. – Сам справлюсь!
– Оз, скотина!!!
– Еще нет, детка... Все только начинается.
Шлепки веником, перемещающиеся с ойканьем. Потом просто шлепки.
– Все, у Масяни силы кончились, – комментирует Димка. – Даже пищать уже не может.
– Или он ее убил, – отзывается Бас. – Подозрительно тихо.
Пронзительный, нечеловеческий почти визг, от которого даже у них в предбаннике закладывает уши. Бас вздрагивает.
– Что он там с ней делает?!
– Какой-то ты нервный, Бас, – фыркает Аня.
– А я знаю, что он делает, – ухмыляется Илья.
– НЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕТ!!!!! НЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕТ!!! ТОЛЬКО НЕ ПЯТКИ!
– Я легонько!
– Гришка, прекрати! Щекотно!!!!
– Сейчас еще вторую...
Еще один вопль.
– Все, деточка... Скажи спасибо дяде Озу.
– Иди на хер, извращенец!
В дверях показывается Маша. Распаренное лицо, волосы торчком, из-под кое-как, наспех намотанной простыни виднеется край голого крутого бедра. Ее встречают дружными аплодисментами и смехом.
– Я его убью, – мрачно сообщает Мария всем присутствующим, поправляя норовящую сползти простыню. – Вот только выйду, остыну. И убью.
И Маша выскакивает на улицу остывать, напоследок одарив всех желающих нечаянным пейзажем оголившейся, но замечательно круглой и упругой на вид попы.
– Бедный Гришаня, – хмыкает Бас. – Попал.
– Ничего я не попал, – отвечает вышедший из парилки Оз. – Я видел Масяню голой, в отличие от вас, задротов.
– Гордись теперь до конца жизни, – это Аня, сидит, прижавшись к Басу. – И вообще, что-то Масяня слишком уж орала...
– Со мной женщины всегда кричат, – ржет Оз, отхлебывая пива. – Ох, хорошо-то как...
– И все равно... Подумаешь, веник...
– Тебе это тоже предстоит. Сейчас Бас тебя так в парилке... отдерет. Он умеет, знатно парит.
– Да что-то как-то я... – Литвинский трет плечо. – Рука болит, упал сегодня неудачно. Ань, ты точно хочешь? Может, тебя Оз попарит?
– Не очень-то и надо, – поджимает губы Анна.
Возвращается Маша, с уже нормальным цветом лица и отчетливо видными под простынею торчащими от холода сосками. Демонстративно проходит обратно в парную.
– Маша, деточка, ты созрела для второй серии? – кричит ей вслед Оз. – Я тебя еще спереди не парил.
– Уже оставь ее в покое, Оз.
– Какой-то вы сегодня скушный, Василий Артемович...
– Я греться пошел. Кто еще идет?
Их опять набилось шесть человек. В сауне жарко, а ее трясет, как будто никак не выходит холод, который она принесла с собой с улицы, когда выскакивала остывать. Потому что его голое, влажное, горячее плечо прижимается к ее плечу. Бедром, через все эти слои хлопка, она чувствует его бедро.
Ребята вокруг все еще подкалывают ее по поводу их дуэта с Озом в парной, лишь Бас преимущественно молчит. А ей смертельно хочется повернуть голову и лизнуть рельефное, влажное, наверняка соленое плечо с парой веснушек. Приходится зажмуриться и представить в красках лица ребят, если она это действительно сделает. А заодно и лицо Ани.
______________
К концу второго месяца авторитет Маши в группе вознесся до небес. И дело было даже не в совершенно чумовых фото, которые она строчила как из пулемета. Олег умудрился подхватить какой-то вирус и дня три просто лежал пластом с температурой. Как-то само собой получилось, что его функции стала исполнять Маша, и делала это безукоризненно, ничуть не хуже самого Олега.
Съемки шли настолько бодрыми темпами, что стало похоже на то, что они уложатся в два с небольшим месяца. Материала отснято уже едва ли не на два фильма. Марию это не могло не обрадовать.
Она привыкла, в конце концов. Привыкла не вздрагивать от его голоса. Заставила себя не оборачиваться с неприличной частотой, чтобы посмотреть, где он. Привыкла не отворачиваться, когда видела их вдвоем. Заставила себя перестать ненавидеть Анну. И когда однажды случайно подслушала, как Бас с Аней о чем-то сердито разговаривали на повышенных тонах – даже тогда она не позволила себе этому малодушно обрадоваться и взлелеять какую-то надежду. Нет! Милые бранятся – только тешатся. И даже если у них что-то расклеится с Аней... С чего бы ему обратить внимание именно на нее? Никаких посылов к этому видно не было, за исключением того единственного эпизода на балконе. Да и то – он ее просто пригрел под боком, и все. А так – улыбчив, благожелателен, не скупится на комплименты, причем преимущественно ее профессионализму, но – не более...
В общем, в руках она себя держала крепко. Но скольких сил это стоило... Дорого, ох, дорого, давался ей Василий Литвинский. Ну, ничего, скоро это все закончится, они разъедутся по своим делам. И это как-то пройдет, само собой. Должно пройти. Это просто рыжее конопатое наваждение, и разлука рассеет его, как солнце – утренний туман.
Неожиданно, еще не успев закончить этот проект, она получила новое предложение о работе. Олег постарался – так Машины работы его впечатлили. После возвращения ее ждали на открытии нового волейбольного комплекса. "Снимать людей в движении – Маш, это твое!" – безапелляционно заявил ей Олег. Возможно, и так. Ей самой пока нравилось.
Известием о новом интересном предложении ей было с кем поделиться.
– Маша, детка, а чему ты удивляешься? Ты попала в "обойму". Теперь предложения посыплются как из ведра. Фильтруй, какие тебе самой интереснее.
– Дядя Стас, это все благодаря вам!
– Марья, не "дядькай", сколько раз тебе говорил! Просто Стас. Или, если угодно, по имени-отчеству. Но от дяди – уволь!
– Есть, Стас Саныч! – не спорит Маша. – Все равно, если бы не ваша рекомендация...
– Талантам надо помогать, – отмахивается Соловьев. – И потом, Машенька, ты одна из лучших моих учениц. У тебя талант. Если бы его не было, я бы не стал с тобой возиться. И наша дружба с Тихомировым тебе бы не помогла. Хотя в случае с твоим отцом... – вздыхает Стас, – такой родитель скорее минус, чем плюс.
– Это точно, – усмехается Маша. – И все равно – спасибо, сэнсей!
– Не за что. Будут вопросы или проблемы какие – обращайся.
______________
Когда, по предположениям Олега, осталось всего-то три съемочных дня, не больше, Бас отличился. Маша вела его прыжок в серию, и поняла сразу – полетная фаза не такая, как всегда. Бас судорожно махал руками, пытаясь стабилизировать себя в воздухе. Без толку. В итоге рухнул, не приземлил, не вывез прыжок.
Ухнул в снег с головой. А у нее ухнуло в пятки сердце. Томительная секунда, а она так и не отрывается от видоискателя, боится потерять место его падения из вида. И спустя вечность секунды из-под снега показывается сначала салатово-зеленый шлем, потом рука. Машет, дескать, живой, все в порядке.
Но выбраться самому не получается, к нему, как пара росомах-переростков, на четвереньках, сквозь глубокий снег ползут Илья и Гриша. Что-то там все не так благополучно, очевидно, какая-то суета, непонятные движения.
– Бас, что случилось? – голос Олега в рации.
Вместо Баса отвечает Гриша:
– Бас ногу дернул. Черт его знает, на сколько у него крепления завернуты, что лыжи не отстегнулись. Ботинок сейчас снимем с него. А то опухнет – потом вообще не стащим.
Никто не придает этому эпизоду большого значения. Прикалываются над Басом, который скачет на одной ноге, вторая поджата, на весу, в насквозь промокшем от снега носке. "В первые сутки после травмы – холод и покой" – комментирует Бас потом, в ратраке, сняв носок, быстро и уверенно накладывает эластичную повязку на голеностоп. Маше предлагают сделать фото хромого героя в одном горнолыжном ботинке, а у нее до сих пор слегка дрожат пальцы. Клуб самоубийц! Как с этим можно спокойно жить?! Вон, вон из этого сумасшедшего дома!
_______________
Два с лишним месяца пролетели незаметно. Но очень продуктивно. За это время Маша из начинающего, никому не известного фотографа как-то молниеносно превратилась в человека с ИМЕНЕМ. И имела совершенно конкретные планы на будущее, включавшие в себя пару новых, интересных предложений. Похоже, она нашла свою нишу. Ей определенно нравится делать именно это. Именно это у нее прекрасно получается. Иначе такой стремительный профессиональный прорыв объяснить нельзя. И это совершенно точно можно занести себе в актив.
– Маша, солнышко, это просто твое, – она перед возвращением домой советуется по телефону с сэнсеем.
– А вот вы, Стас Саныч, таким не занимаетесь...
– Машуля, каждый должен делать свое дело. Уметь снимать спортсменов, действо, движение, вплетать в это красоту природы – это особый дар. И у тебя он есть. Развивай его.
Все-таки у сестер Соловьевых мировой батя!
В пассиве находилась лишь одна величина. Зеленоглазая беда по имени Василий Литвинский и ее не поддающаяся никакому логическому объяснению одержимость им. Что с этим делать, совершенно непонятно. Оставалось надеяться на время и собственный здравый смысл.
Вся группа тепло распрощалась друг с другом. Обменялись телефонами, емейлами, скайпами, аськами. Олег клятвенно пообещал прислать всем приглашения на премьеру, которая должна быть осенью. Маша пребывала в уверенности, что уж к осени-то она совершенно точно избавится от своего зеленоглазого конопатого наваждения.
Глава 4. В душе покоя нет.
Все произошло с точностью до наоборот. Она предполагала, что как только он перестанет маячить у нее перед глазами и в объективе камеры, все сразу само собой сойдет на "нет". Черта с два!
После того, как улеглась суматоха после ее возвращения. После того, как она была трижды ощупана, осмотрена и допрошена отцом и он, наконец-то, убедился, что с драгоценным чадом все в порядке. После того, как ее накормили любимым и домашним. После того, как она доложилась Катьке, позвонила всем по очереди Соловьихам, переговорила еще с парой подружек... В общем, после всего, через пару дней, когда она осознала, что НЕ увидит его... НИ сегодня. НИ завтра. И вообще НЕ увидит его конопатую рожу в ближайшие месяцы... Вот тогда она затосковала. Самым натуральным образом.
Работа выручала, потому что Маша четко понимала – имя и авторитет у нее еще пока весьма хрупкие, лажаться нельзя. Но когда все необходимое к завтрашнему дню бывало подготовлено, тогда открывалась заветная папка на ноуте. И она могла бесконечно рассматривать его фото. Колдовала над ними так и эдак в фотошопе, добавляя эффекты, вытягивая по цветовым балансам и прочая, в общем – дурью страдала. Зато у нее подобралась совершенно убойная коллекция фотографий про-райдера Василия Литвинского, можно гордиться. Жаль, похвастаться не перед кем. И так Катька ее один раз застукала.
– Что за рыжий хлопец? – сестра подошла сзади. – Смешной такой...
– Да так... – неопределенно отвечает Маша, закрывая окно с фото.
– Эй, нет!– протестует Катерина. – Кто это, а? Кто-то известный? Лицо знакомое вроде...
– А вот это вряд ли... – фыркает Мария.
Хотя определенная правда в словах Катьки была. Помимо манипуляций с фотографиями Баса она еще и произвела розыскные работы в Интернете. Массу всего интересного обнаружила. Некая популярность у Баса есть, узкоспецифическая. Он довольно известный "про", один из лучших в стране, несмотря на молодость – он всего на пару месяцев старше ее. Востребованный, часто снимается в рекламе и snow video, принимает участие в различных профильных контестах и мероприятиях. Популярен, любим спонсорами и журналистами. Правда, злые языки утверждают, что причина такой популярности и востребованности исключительно в фамилии Баса. Ибо Литвинский-старший является каким-то начальником на одном из крупнейших российских горнолыжных курортов, и вообще, человек-легенда и нереально крутой перец. В деталях этой среды Маша не очень разбирается, но глазам своим верит. Насколько сильно повлияла фамилия на карьеру Литвинского-младшего, оценить сложно, но заметно даже ее совершенно стороннему взгляду – к своему делу Бас относится крайне серьезно. Она ни разу не слышала от него в адрес операторов слов "нет", "не буду", "не хочу". Он, в отличие от некоторых других, не капризничал, всегда старался выполнить, что ему говорят. Как это ни смешно звучит, но – соблюдал режим, рано ложился спать, она ни разу не видела, чтобы он выпивал. Даже в тот памятный раз в бане. Для него это работа, и к ней он относился серьезно. Хотя некоего общего флера раздолбайства и умения обстебать все, что можно, это никоим образом не отменяло.
Маша смотрит ролик с его последним интервью. Сначала какие-то серьезные вопросы о соревнованиях, про успехи, про спонсорские контракты, про ближайшие планы. А в финале корреспондент решил, видимо, подколоть Баса.
– Скажи, Василий, а это правда, что ты в юности мечтал стать порно-актером?
На этом месте Маша стабильно начинает улыбаться, глядя, как Бас с абсолютно серьезным выражением лица кивает:
– Да, правда. Мечтал. Более того, – невинно и доверительно глядя в камеру своими невозможными глазами, – моя мечта сбылась. Я им стал.
Как же она хочет увидеть эти глаза вживую, напротив своих. И желательно очень близко. Ну, или хотя бы на расстоянии метра...
Конопатое наваждение категорически не хочет рассеиваться. Более того, с каждым днем она тоскует по нему все сильнее. Кто-нибудь, пристрелите ее. Из милосердия!
______________
То предложение она получила по е-майлу. Снимается рекламный ролик об открытии новой трассы и подъемника на одном из российских горнолыжных курортов, необходим фотоматериал. Она перепроверяет – это тот самый комплекс, где работает Литвинский-старший. Следующий этап – она запрашивает список людей, задействованных в ролике. И, обнаружив в присланном файле с информацией два заветных слова – "Василий Литвинский", Маша судорожно хватается за телефон. Она согласна на любые условия, и пофиг на папу, даже если он опять будет гундеть! У нее есть шанс снова его увидеть!
Машина кандидатура с радостью принимается. Она не верит в то, что ДЕЙСТВИТЕЛЬНО увидит его через пять дней.
– Сестрица, у тебя странное выражение лица... – Катька ее снова подкараулила. – Даже не знаю, как описать...
– Проект интересный подвернулся. Через неделю улетаю!
– Тю... А я подумала, что ты наконец-то влюбилась...
________________
– Машенька! Как же я рад тебя видеть! – он сгреб ее, припечатал к себе. Демонстративно расцеловал в обе щеки и продолжил, радостно улыбаясь: – Я когда узнал, кто будет фотографом на проекте – нереально обрадовался!
Если бы он ее не придерживал за плечи, она бы упала. В коленях образовалась какая-то внезапная пустота, и одно желание: ответно повиснуть ему на шею и поцеловать. В губы. Которое уравновешивается совершенно законным вопросом: "Что с Басом и почему он себя так ведет?" Как будто это совершенно другой человек. Хотя внешне тот же самый.
– Привет, – может только слабо произнести она.
– Привет-привет, Мария, – мурлычет он, не отпуская ее плеч. – Слушай, ну как же здорово, что ты здесь! Я ребятам так и сказал – у нас будет самый лучший на свете фотограф!
– Спасибо, – она все никак не может прийти в себя. Что происходит, кто ей объяснит? Какая муха укусила Баса, что он так себя ведет? Она даже в самых смелых своих мечтах не могла представить, что их встреча произойдет ТАК.
– Как ты? Как дела? Рассказывай! – он еще крепче прижимает ее к себе. Какого черта он ведет себя так, будто они друзья "не-разлей-вода"?!
– Да нормально, – Маша пытается вести себя естественно, хотя мозг плавится от того, что он ее обнимает. И от того, что она не понимает, какого рожна он это делает?! – Работала, трудилась аки пчелка. Ты как?
– Такая же фигня! – смеется он. – Ни минуты покоя!
– Как нога?
– А что нога? – недоумевает он. – А, ты про тот раз... Да, ерунда, немного побаливает. Но я в форме. Ну что, покажем завтра мастер-класс?
– Легко! – кажется, ей удалось справиться с собой и подобрать правильный тон. – Кто на видео? Новиков?
– Нет, другой парень, но тоже хороший оператор. Ох, Маш, ну как же я рад, что ты у нас фотограф!
На прощание он еще раз чмокнул ее в щеку. К себе в номер Маша дошла на полусогнутых и без сил рухнула на кровать. Что за хрень творится с Басом?! Он за пятнадцать минут разговора прикасался к ней больше, чем за все их более чем двухмесячное совместное пребывание в одном здании. А уж сколько приятных слов он ей наговорил... Как будто стремительно стали сбываться все ее мечты. И это настораживало... Может быть, у нее галлюцинации? Или она принимает желаемое за действительное?
А потом, распрощавшись с мыслью найти происходящему разумное объяснение, она откинулась назад, прикрыла глаза. И позволила себе вспомнить – как это оно, когда он так близко, так рядом. Его тело рядом, рука на плече, прикосновение губ к щеке. Вроде бы, все достаточно невинно, но у нее снова все дрожит внутри, стоит только вспомнить...
Все возвращается на круги своя, усилившись многократно. Она думает только о нем, она буквально бредит им, его лицо постоянно перед глазами. Его самые простые прикосновения выбивают ее из состояния душевного равновесия так, как не удавалось достаточно интимным ласкам других. Что это? Как это называется? Блин, Маша, неужели ты влюбилась?!
___________________
Последующая пара дней показала, что в профессиональном плане они по-прежнему идеально подходят друг другу.
– Баса, как ни снимай, все хорошо получается, – комментирует Сашка Сафонов, видеооператор.
– Не скажи, – он приобнимает ее за плечи. – У Маши я получаюсь особенно красиво.
Что он завел за моду постоянно ее тискать?! Мария и так вся на нервах и не понимает его мотивов. Что произошло за этот неполный месяц, что они не виделись?!
На второй день они закончили работу на склоне пораньше, до обеда. Фристайловая серия на трамплинах отснята, и назавтра они собираются "на пленэр" – забраться на ратраке подальше, поглубже и поснимать в пухляке.
– Мааааш?
– Да?
– Слушай, сказать тебе кое-что хочу...
– Говори, – она старается, чтобы голос звучал максимально нейтрально.
– Только ты не обижайся, ладно, Маш?
У нее екает сердце. Вот, похоже, сейчас она получит ответы на все свои вопросы, сомнения и подозрения.
– Если не будешь критиковать мои методы работы – то я обижаться не буду.
– Да там-то что критиковать?! Ты гений, это даже не обсуждается. Я о другом поговорить хотел...
– Выкладывай! – получилось излишне резко, она понимает.
Бас вздыхает, сдвигает на затылок шлем.
– Без обид, Маш, ладно? Но стойка у тебя просто безобразная.
– ЧТО?!
– Что-что... Стойка у тебя ужасная. Валишься то вперед, то назад. Где центральная стойка, Маша, где она?
– Бас, – она неверяще качает головой. Что угодно ожидала, но такого... – Ты что, критикуешь мое катание?
– Извини. В чем разбираюсь, на то и обращаю внимание. Маш, тебе, правда, надо стойку поправить. Самой же легче будет кататься. Я бы мог... Сегодня время как раз есть. Мы за пару часов на склоне этот косяк исправим, я уверен.
– Ты предлагаешь... – как-то это все абсурдно. Или у нее уже восприятие совсем искаженное, из-за того, что это именно он предлагает? – Ты хочешь позаниматься моей техникой катания и стойкой?
– Очень хочу! – он утвердительно кивает головой, едва не уронив шлем. Снимает его, и добавляет, глядя ей прямо в глаза и чуть-чуть, почти неуловимо улыбаясь: – И какой-нибудь другой техникой... я бы тоже с тобой с удовольствием позанимался.
До нее непозволительно, постыдно долго доходит, что происходит. А когда все-таки доходит...
– Бааааас?...
– Да?..
– Ты что... Ты ко мне... клеишься?
– Нуууу... Да! – он по-прежнему смотрит ей прямо в глаза. Блядские, бедовые, гипнотические глаза у него! – И потом, почему сразу "клеишься"? Может, это я так... ухаживаю?
– Вот так?!
– Хм... Как умею, – он усмехается.
А вот Маше не до смеха. Что-то ее смущает, и она наконец-то понимает – что именно.
– А как же Аня?
– Аня? Ты видишь тут Аню? – он демонстративно оглядывается по сторонам.
– Бас?!
– Ладно, – он вздыхает. – Мы расстались. На почве непримиримых противоречий относительно техники... катания.
Боже, какая же она дура! Самая простая, очевидная, лежащая на поверхности версия не пришла ей в голову! Он просто расстался с Романович! И ищет кого-то ей на замену. Именно поэтому так себя и ведет!
Ей бы обрадоваться, что парень, которым она бредит не один месяц, наконец-то свободен. И у них может что-то получиться. Но неожиданно просыпаются родительские гены – гордыня, упрямство и характер. У нее четкое ощущение, что до нее... снизошли. Что до нее дошла очередь. А Маша Тихомирова ненавидела очереди и была неколебимо уверена в собственной исключительности и уникальности, так уж ей отец внушил.
– Значит, ты... в свободном поиске?
– Угу.
– Что ж... Думаю, я смогу тебе помочь.
– Да? – он улыбается, широко, обрадовано. Придвигается близко, очень близко. Чуть наклоняется к ее лицу. – Я очень рад. И как именно... ты собираешься мне помочь?
Впервые, глядя ему прямо в глаза, да еще и так близко, она испытывает не гипнотически-предобморочное чувство, а нормальную, здоровую злость. Желание уделать.
– Будешь проводить кастинг – позови меня. Сделаю тебе фото, как надо – фас, профиль, ню. Потом сядешь с фотографиями, спокойно рассмотришь, оценишь. И выберешь.
Он так забавно хлопал глазами, что Маша не удержалась от ехидной улыбки.
– Кастинг?..
– Конечно. Ты же должен серьезно подойти к вопросу подбора кандидатуры на такую важную вакансию. Так что как соберешься – обращайся. Сделаю тебе скидку на фотосессию... пятьдесят процентов.
Он сначала просто изумленно смотрит на нее, потом улыбается. А потом – хохочет, запрокинув голову. И, отсмеявшись:
– Ну ты и стерва!
И непонятно, чего в его тоне больше – осуждения или восхищения. Пожалуй, восхищения больше.
– Будешь обзываться – не получишь скидки!
– Ох, Маша, Маша... – качает он головой. И почему-то совершенно не выглядит смущенным или огорченным. Улыбается так, что она понимает – он пришел к каким-то совершено определенным выводам относительно ее персоны. Она отвечает ему прямым, с вызовом, взглядом. Он улыбается еще шире. Игра началась.
Глава 5. Папа целоваться не велит.
После того, как они следующим днем отсняли пухлячную сессию, Бас отбирает у нее рюкзак с камерой и протягивает Сафонову со словами:
– Возьми с собой. Маша потом у тебя позже заберет.
– А вы?
– А мы своим ходом спустимся, через плато, а потом по ложбине. Прокатимся, снег хороший.
– Эй! – протестует Мария.
– Я сказал, что поставлю тебе стойку – значит, поставлю!
– Да тебе-то какое дело?!
– Я не могу смотреть на такое безобразие.
– Не можешь – не смотри!
– Давай-давай! – подталкивает ее в спину. Ребятам, грузящимся в ратрак: – Внизу увидимся!
– Слушай, ты, Сусанин! – Маша смотрит вслед удаляющемуся ратраку. Наконец, он скрывается из виду и становится тихо... и совсем безлюдно. Только они вдвоем. И горы вокруг. – А мы твоей милостью не закукуем тут? Вот заблудимся...
– Заблудимся?! – усмехается "Сусанин". – Это невозможно. Я в этих горах вырос, каждую елку знаю. Не бойся, прорвемся. Итак, слушай меня...
Он оказался хорошим учителем. Объяснял понятно, показывал доступно. Не орал, был терпелив и щедр на похвалу. И в его объяснениях определенно был прок – она это почувствовала, когда поймала те движения, о которых он ей толковал.
– Ну вот, теперь за тебя не стыдно, – удовлетворенно.
– Знаешь, что?! Вообще-то я и без тебя неплохо каталась!
– Неплохо? Ты себе льстишь, Мария...
– Ну да, конечно! Смотря с кем сравнивать! Если с таким профи, как ты...
– Всегда надо стремиться к самосовершенствованию, – он до безобразия назидателен и самоуверен.
– Да? Вот я на тебя посмотрю с профессиональной камерой в руках! И что ты сможешь сфотографировать!
– А что?! – с внезапным воодушевлением отвечает он. – Смотря что снимать... Если тебя... Как ты там говорила вчера – фас, профиль, "ню"... На твое "ню" я определенно согласен! Когда начнем уроки фотодела? Сегодня?
Она молча показывает ему "фак", благо на руках перчатки, не варежки. И уже теперь даже и не знает, что лучше – его спокойное равнодушие или такое... внимание. Это настолько неожиданно... и что-то протестует внутри, не позволяет принять это внимание. Собственная противоречивость и непоследовательность раздражает.
– Ну что, Мария... Давай, отожги по этой полянке. Покажи, чему ты научилась. Порадуй меня... хоть так...
Она отталкивается, вложив в это движение все свое раздражение. И, спустя секунд пять...
– Маш, какого черта ты завалилась под елку?! Ты как там?
Она не отвечает, пыхтит и сопит, пытается выбраться. Кошмар, никакой опоры под ней, только глубокий пушистый снег.
А он стоит над ней и издевательски менторствует:
– Эх, Маруся, Маруся... Под деревьями самый глубокий снег, туда лучше не проваливаться.
– Я уже чувствую, – кряхтит она.
– Ну, ты долго там копаться будешь?
Она со зла дергает ногой, лыжа проваливается еще глубже, стопу больно выворачивает.
– Ай!
– Что там у тебя?!
– Лыжи глубоко ушли! Вытащить не могу! А ногу больно...
Он в одно мгновение выстегивается, падает рядом с ней в снег на колени.
– Не дергайся, я сейчас! – руки запускает куда-то в глубину снега. – Упрись мне коленом в руку!
Щелчок, нога освобождается, потом он отщелкивает и вторую лыжу. Маша вытягивает ноги, морщится.
– Как ты?
Неужели беспокоится?
– Нормально. Но лыжи глубоко, придется копать.
– Выкопаем, лыжи – не картошка, – отвечает он задумчиво. Стоит над ней на коленях, сама Маша, как в перине, лежит в пушистом снегу.
