Текст книги "Если бы не ты (СИ)"

Автор книги: Дарья Верцун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)

Если бы не ты
Дарья Верцун

Пролог

Суббота в маникюрном салоне «Леди Батерфляй» всегда была днём насыщенным. Женщины, посвятившие большую часть времени работе пять дней в неделю, всегда выбирали субботу для провождения планового тюнинга: маникюр, педикюр, парафиновые ванночки, – всё для поддержания молодости кожи рук и ног. В этот день у меня обычно не было времени даже на обед. Включив маникюрный фрезер на нужную скорость, я стала приводить в порядок руки молодой клиентки, без умолку тараторившей с какой-то подружкой через наушники Эир-Подс. Дина, работавшая за столом справа, выслушивала душевные излияния своей постоянной клиентки, пышной рыжеволосой женщины средних лет с химической завивкой. Она всегда выглядела экстравагантно, не особенно заботясь об элегантности, но сегодняшнее цветастое платье и бархатная фиолетовая повязка-солоха на голове побили все рекорды. Рыжеволосая Варвара была не прочь посвятить весь мир в свои сказочные любовные похождения. Почему сказочные? Потому что в них никто не верил. В этот раз она вещала, что некий молодой пластический хирург (имени его она решила не упоминать) уж несколько недель настойчиво добивается её внимания и даже зовёт с собой в Альпы, покататься на лыжах. Но она-то женщина приличная, и на курорты с кем-попало не поедет. Мы с Диной переглянулись, скрестив многозначительные взгляды. По-моему, единственное, куда мог пригласить пластический хирург Рыжеволосую Варвару – это операционная. Мысль осталась невысказанной, отчего щекотала мозги. Я даже не выдержала и улыбнулась, но сразу же взяла себя в руки и подавила накат веселья.

– Что сегодня делаем, Анна? – я порылась в тумбочке с лаками, и достала клиентке образцы.

На секунду отвлёкшись от телефонного разговора, она посмотрела палетку и указала пальцем на лак красного цвета, возвращаясь к болтовне с подружкой. Вот так, молча. Словно собаке на кость. Лучше бы уж эта Анна была болтливой, как Рыжеволосая Варвара… прислушалась к предмету трёпа клиентки. Бедный Стёпа. За те полчаса, что Анна сидела за моим столом, они с человеком на том конце провода перемыли ему все кости. Вообще я не склонна жалеть мужчин. Возможно, некоторые даже заслуживают все эти «лести» в свою сторону. Но обсуждать кого-то на слуху десятка чужих людей как минимум не культурно.

– Длину убираем?

Хмурясь, Анна осмотрела свои ноготки и вернула руку на подставку передо мной.

– Да, хотелось бы короче.

За весь процесс работы я была удостоена только этой фразы и слов «до свидания» по окончанию.

В обще-то, таких своеобразных людей среди клиентов нашего салона не так уж много. В большинстве своём к нам приходят приятные женщины, образованные, интересные, и с ними есть о чём поговорить, никого при этом не поливая грязью. Так я познакомилась со Светой.

Света Ищук была красивой женщиной лет тридцати восьми, со светлыми волосами пшеничного оттенка, подстриженными в боб, тонкими чертами лица и прозорливым взглядом медовых глаз. Она уже десять лет работала в центре социально-психологической помощи и слыла там одним из ведущих специалистов. Придя впервые ко мне на маникюр года полтора назад, она сразу же увидела во мне проблему – профессиональный взгляд Светы был подобен рентгену. Она не была напориста, только внимательно наблюдала за мной во время работы и прислушивалась к разговору. Она обращала внимание на всё: на неуверенную интонацию в голосе, взгляд вечно избегающий чужих глаз, скованные жесты. По завершению она без лишних слов, но с доброй улыбкой протянула мне свою визитку. «Ищук Светлана Валерьевна, – гласила она. – Врач-психотерапевт. Номер телефона… Адрес…». Не могу сказать, что была незабываемо счастлива тогда получить этот кусок картонки. Я ведь думала, что справилась, и все видят меня такой, как я пыталась казаться – обычной. Нормальной. Возможно, слегка скромной и стеснительной, тихой, но нормальной. А оказалось, что я была неправа? Недоумевая, что хотела сказать клиентка таким жестом, я сунула эту визитку в самый дальний карман сумки и благополучно забыла о её существовании на три недели.

– Вы так и не позвонили, и не были на моих занятиях, – на следующем сеансе маникюра Светлана Валерьевна осторожничала. Сказав это, она замолчала, испытующе посмотрев на меня. Под её взглядом я чувствовала себя не в своей тарелке. Словно она видит меня насквозь и знает каждую гадкую деталь, что нанесла отпечаток на мою жизнь.

– О чём Вы? – лучший способ избежать серьёзного разговора – притвориться слабоумной.

– О том, что оставляла Вам свою визитку в прошлый раз. Вы ознакомились?

Я не понимала, почему она так настойчиво пытается навязать свои услуги. Неужели, для привлечения клиентов «именитому специалисту» нужно так назойливо напоминать о своём существовании? Поверить не могу.

– О… Да. Спасибо, конечно, но я не нуждаюсь в помощи, – я по-прежнему не смотрела ей в глаза. Щёки покраснели. Покрыв прозрачным лаком каждый ноготок правой руки, а попросила левую. Она поменяла руки.

– Милая, в наше время в помощи нуждается каждый. Кто-то в меньшей степени, кто-то в большей. Кто-то в материальной, кто-то в физической. Кто-то в психологической. Иногда, чтобы иметь возможность стать счастливой, нужно просто выпустить на волю всё, что терзает изнутри, чтобы кто-то просто выслушал и дал ценное посильное наставление.

– С чего Вы взяли, что я несчастна?

– Скажем так: вы боитесь поднять глаза и посмотреть на мир.

В этот момент я всё-таки посмотрела Свете в глаза; то ли от удивления, то ли, чтобы доказать, что она неправа. Но вот слов нужных не нашла. Промолчала. Да и что тут скажешь, если ложь она учует с первого звука моего дрожащего голоса? Света была первым человеком, увидевшим, что меня до сих пор гнетёт давнишняя история. Все остальные вежливо улыбались мне в лицо, а за спиной судили о том, что привело меня к замкнутости и тотальному недоверию к людям. Никто не спросил у меня прямо, никто не предложил помощь. Света стала первой, кто проявил неравнодушие.

– В понедельник, среду и пятницу, – сказала Света, понизив голос до шёпота, утопающего в шуме работающих фрезеров и музыке, звучавшей из колонок над входом в салон для создания уютной атмосферы, – я веду приём в индивидуальном порядке по предварительной записи, а в воскресенье в нашем центре проходят групповые занятия. Туда приходят люди с совершенно разными проблемами, атмосфера дружеская. И это совершенно бесплатно, – (я снова подняла взгляд на Свету. В этот раз в нём промелькнула заинтересованность. На индивидуальные сеансы психотерапии мне было пока не заработать. Брат с мамой, конечно, постоянно предлагали помощь, но в своё время они только то и делали, что зарабатывали мне на лечение и чтоб обеспечить мне жизнь в чужом городе. Теперь, когда я сама могла себя прокормить, брать у них деньги вовсе казалось неправильным. Но заинтересованность погасла так же быстро, как и вспыхнула. Нет, только не групповые занятия. Говорить о своей жизни в присутствии нескольких чужих людей, о её тяжестях и боли, засевшей в сердце, я не могла. Это слишком личное). – Приходите. Вы не пожалеете.

Прошла ещё неделя. Потом вторая. И вот в очередное ничем не примечательное воскресенье я уже стояла у дверей центра социально-психологической помощи. Не знаю точно, что меня подтолкнуло к этому шагу: слово «бесплатно» или уверенное Светино «Вы не пожалеете», постоянно звучавшее в моих ушах. Или, может, просто я, как тот утопающий, хватающийся за соломинку, испытывала отчаянную надежду спастись от водоворота собственных воспоминаний то засасывающих меня в чёрную воронку, то резко выбрасывающих на берег, словно задыхающуюся рыбу. В общем, я пришла. И не пожалела.

Когда сумасшедший рабочий день подошёл к концу, мы с девчонками наводили порядок на своих рабочих местах. Расставляли на полки материалы, убирали фрезера в выдвижные ящики своих столов, стерилизовали инструменты и протирали мебель от пыли.

– Слава богу, завтра у меня выходной, – Дина сунула кисти в стаканчик и поставила на край стола. – После Варвары необходим дополнительный отпуск. Такой переизбыток общения, что хочется ещё неделю просидеть дома в гордом одиночестве.

– Да, Рыжеволосая Варвара за троих клиентов сгодится, – кивнула Оля.

– Зато с ней не соскучишься, – влилась в разговор Маша. – Вон моя последняя клиентка все два часа сычом просидела, тяжело пыхтя над душой. Так себе удовольствие. Лучше уж Варвара.

Я улыбнулась, протирая стол:

– А мне понравился сегодняшний Варварин бантик. Согласитесь, девочки, он ярко контрастировал с её волосами.

– Сегодня у неё контрастировало всё, – фыркнула Оля. – Безвкусица.

– Возможно. Но зато у неё есть свой стиль.

Девочки так странно на меня посмотрели, будто я сказала полную чушь.

– Что? Стиль – это то, что выражает индивидуальность и характер человека. Стиль Варвары полностью ей соответствует. Такой же кричащий и неординарный, – объяснила я. В этот момент у меня зазвонил телефон. Это был брат.

– Ну да. Конечно… – девочки продолжили обсуждение своих клиентов. Больше я в него не вникала. Нажала на кнопку вызова, принимая звонок.

В тот момент, как его голос послышался в трубке, мой мир перевернулся, и я еле удержалась на ногах, схватившись рукой за стол.

– Ева, мама в больнице. Состояние тяжёлое. Ты должна приехать.

Глава 1

Сказать, что в тот момент, как позвонил Марк, из-под моих ног ушла земля – это ничего не сказать. В душе образовалась чёрная дыра, безжалостно пожирающая всё самообладание, которому я научилась за полтора года со Светой. Я даже не спросила у Марка что случилось с мамой. Я уже догадалась. Когда Марк объяснял что-то про операцию, реанимацию и кому, я вспоминала маму. Такой, какой она была в нашем детстве – молодую, жизнерадостную и весёлую. Многое с тех пор произошло, и каждый из этих случаев наложил на её здоровье нестираемый отпечаток.

Душный автобус, на котором мне выпала участь возвращаться домой, спустя три часа изнуряющего пути завернул на автостанцию. Остановился со скрипом старых тормозов, и нетерпеливые пассажиры тут же подскочили с мест. Салон наполнился шумом. Люди суетились, кто-то во всю пытался пробраться к выходу первым, кто-то доставал свои пожитки с полки над сидениями. Сзади раздался плач ребёнка. Я обернулась.

– Тшшш… – далеко не молодая мамочка с тёмными кругами под глазами и клубком волос на голове укачивала полугодовалого малыша. – Сейчас, Арни. Сейчас, мой хороший.

Отвернувшись от матери и ребёнка, я удивлённо повела бровью. Арни. Этого милого розовощёкого младенца назвали Арни. Арнольд? Причём сама мать ребёнка больше походит на обыкновенную местную Дусю. Наверное, мне никогда не понять нынешнюю моду на иностранные имена.

Полный мужчина с испариной на лбу и хорошо заметной лысиной на макушке, сидевший всю дорогу по левую руку от меня, в который раз пнул меня локтем, вытаскивая из-под ног свои пакеты. Поморщившись, я отодвинулась подальше, почти забившись под стенку. В который раз за последние три часа.

– Прошу прощения, – он обмакнул лоб платком и, добродушно улыбнувшись, перевёл взгляд на меня. – Я Вас, наверное, уже замучил.

Я покачала головой:

– Нет, что Вы.

– Я не нарочно.

Хватаясь за свой рюкзак, как за спасательный круг, я кивнула:

– Верю.

Я хотела бы прекратить разговор. Не то настроение. Но у попутчика были другие планы.

– Вы в гости или по делам приехали?

– К родственникам.

– И что же, Вас кто-то встречает?

Смирив мужчину подозрительным взглядом, я ещё сильнее сжала ручки рюкзака и отвернулась к окну, выглядывая среди толпы людей на улице Марка. Десять минут назад он прислал эсэмэску, что он на месте, но вот встретимся мы у самого автобуса или на парковке, мы не обсудили.

– Да. Конечно.

Движение пассажиров дошло, наконец, и до нас. Сосед сунул платок в карман и, подхватив из-под ног пакеты, протиснулся между сидениями. Я же пропустила мать с орущим ребёнком вперёд и покинула четырёхколёсную душегубку последней.

Марк ждал меня на платформе. Как только я показалась в дверях автобуса, он тут же поспешил ко мне. События последних дней явно наложили на него тень в виде усталости на лице и двухдневной щетины, хотя он, как всегда, был красавчиком. Высокий, с атлетическим телосложением, голубыми глазами и русыми вьющимися волосами. Несомненно, он пользовался популярностью среди девушек, ведь довершением его положительных качеств служил приятный характер и учтивость, с которой он общался с представительницами противоположного пола. Возможно, это из-за того, что в нашей семье он был единственным мужчиной. Он рано взвалил на свои плечи роль главы семьи. Марк подал мне руку, и я, аккуратно сойдя на землю, крепко обняла брата. Я так соскучилась.

– Привет, малая, – большая ладонь по-отечески нежно погладила меня по спине. Какая досада, что наша долгожданная встреча обусловлена грустным событием.

Вдоволь наобнимавшись, мы забрали мой чемодан из багажного отсека и зашагали в направлении парковки. Город, в котором я родилась и прожила семнадцать лет, не изменился за три года: та же автостанция со стеклянными тонированными стенами, через оживлённую движением дорогу – захудалый мотель «Ласточка», выкрашенный блеклой бежевой краской, и дешёвая столовая; дальше по проспекту – большой центральный парк, засаженный вечнозелёными туями, голубыми елями, стройными берёзами, тянущими свои тонкие ветви к земле, и пышными сиренями. Вдоль аллеек выстроились высокие фонари на кованных ножках, а между ними – деревянные скамейки, покрытые тёмным лаком. Дорожки были мощённые фигурной плиткой в каком-то замысловатом узоре к центру. Город за три года моего отсутствия ни капли не изменился, но я почему-то ощущала себя здесь чужой. Никакого тепла к этим местам, зародившегося в душе, не испытала, когда впервые после долгого отсутствия ступила на родную землю. Никакого чувства единения с родиной. Только по семье скучала жутко, чувствуя себя отрезанной от близких. Марк сосредоточенно вёл машину, а гулкая тишина разъедала нервы. За последние пятнадцать минут мы ни словом не обмолвились о маме и её здоровье. Я боялась спросить и услышать, что всё плохо, а Марк просто молчал, словно не знал, что сказать. В голову лезли самые худшие мысли.

Марк нарушил тишину первым:

– Как ты доехала, малая?

– Нормально.

– Как дела в целом? Как на работе?

– Всё как обычно хорошо, – я улыбнулась для пущей уверенности. Для всех вокруг у меня всё отлично.

Взгляд Марка изучающе скользнул по мне.

– Я рад. Сначала заедем домой оставить вещи или?..

– Нет. Сначала в больницу.

Марк кивнул, понимая мой настрой. Включил поворот и свернул на перекрёстке направо, на узкую дорогу, пролегающую мимо старых двухэтажных жилых домов, студенческой библиотеки и супермаркета, ведущую к больничному городку. Чем меньше оставалось ехать, тем сильнее сжималось сердце от предвкушения чего-то неизбежного и леденящего страха.

– Я должен тебя предупредить, что… – (я оторвала взгляд от проносящегося за окном вида и посмотрела на брата), – что надежды немного, Ева. Но она есть.

Вот оно. То, чего я боялась услышать: надежды мало. По сути её почти нет. Обширный геморрагический инсульт несёт за собой тяжёлые последствия.

Хомут боли и сожаления сжал грудь, и на глазах выступила жгучая влага. Болезнь обрушилась так внезапно, так несправедливо. Ещё день назад мы говорили с мамой по телефону, а сегодня неизвестно будет она жить или нет. Возможно, если бы она обратилась в больницу сразу, как почувствовала неладное, тогда последствия не были бы такими ужасными. Возможно, если бы я не уговаривала её по телефону сходить к врачу, а приехала и сама отвезла её в клинику, тогда она была бы не при смерти. Но я не приехала… Я не смогла ей вовремя помочь, хотя имела такую возможность. Никудышная дочь из меня выросла.

В помещение больницы я входила с тяжёлым, просто вселенских размеров, камнем на душе. Марк держался на полшага сзади, но я всё равно чувствовала его поддержку.

– Нам туда, – он указал пальцем в нужном направлении. По длинному, пропахшему хлоркой и лекарствами коридору налево, мимо кабинета физиотерапии и вверх по лестнице с крашенными синей краской перилами на второй этаж. На двустворчатой белой двери со стеклянными вставками висела табличка, оповещавшая, что мы входим в неврологическое отделение семнадцатой неотложки.

– Бахилы, халат надевайте, – на входе в отделение за письменным столом сидела не слишком приветливая медсестра старше средних лет, худощавая и морщинистая, похожа на сушеный абрикос, и с волосами цвета воронова крыла. С первых слов она не вызывала приязни. В общем-то, приветливых медсестёр в наших больницах не так уж много, поэтому данный факт не был неожиданностью. Она кивнула на алюминиевую вешалку на высокой ножке, на которой висело три сменных белых халата; под ней стоял ящик с одноразовыми бахилами. Облачившись в больничную одежду, мы собрались идти дальше, как медсестра снова окликнула нас: – Молодые люди, вы вообще куда?

В отделении было многолюдно. Пациенты, посетители, медперсонал передвигались каждый в своём направлении – кто-то направлялся в столовую, кто-то в процедурную. Старенькую бабушку по коридору везла в инвалидной коляске молодая медсестричка. Подтолкнув каталку к лифту, нажала на кнопку. Двери с характерным звуком разъехались, и девушка втащила пациентку в кабину.

В больнице было столько людей, что мне стало страшно. Неужели, так много людей болеет? Неужели, человеческое здоровье настолько стало уровнем ниже, что только в одном неврологическом отделении по всей видимости нет ни одной свободной палаты?

Марк нацепил полиэтиленовые бахилы поверх кроссовок и выровнялся.

– К Мироновой, – еле слышно ответила я, но эхо разлетелось по мрачному пространству и отразилось от крашенных голубой краской стен, словно я прокричала во весь голос. Дверь одной из палат в дальнем конце коридора скрипнула и громко хлопнула. Седой дедуля в полосатой коричнево-бежевой пижаме прошаркал тапками до другой двери и закрыл её за собой с таким же характерным звуком.

– К Мироновой? – медсестра, перелистнув страницу в своих записях, почесала чётко очерченную тёмным карандашом бровь, а затем, скептически её изогнув, уставилась на меня. Я поёжилась под её неприязненным взглядом. – Та, что в реанимации что ли? Нельзя к ней, – сказала, как отрезала.

– Но…

Марк перебил меня, подняв указательный палец.

– Нам нужно поговорить с доктором Антоновым, – обратился он к ней. – Где мы можем его найти?

Медсестра тяжело вздохнула, и медленно поднялась со стула.

– Он в ординаторской. Сейчас позову.

Доктор подошёл к нам спустя минут десять. Ожидание было тяжёлым и ненавистным, и тянулось целую вечность. Неизвестность убивала, и я снова начала терять самообладание. Марк был рядом во всех возможных смыслах. Без него я точно бы рехнулась. Наконец, невысокий, худощавый, с лёгкой проседью на висках и густыми усами доктор появился в поле зрения. Поправив на носу очки в тонкой металлической оправе, он пожал руку Марку.

– Добрый день, Виталий Романович.

Я тоже поздоровалась с доктором. Он кивнул в ответ.

– Здравствуй, Марк. Ева. Простите, что заставил ждать – мне как раз принесли результаты анализов вашей матери. Пройдёмте в мой кабинет. Нам предстоит серьёзный разговор.

В светлом небольшом кабинете доктор пригласил нас с Марком присесть. Мы устроились на стульях, стоявших по противоположную сторону от офисного кресла врача.

– Я не буду ходить вокруг да около, – Виталий Романович снял очки, положил их на стол и подался вперёд, сложив руки в замок перед собой, – состояние вашей матери критическое. Объясню, что произошло: инсульт – это катастрофа в организме, и происходит она внезапно. Его нельзя предвидеть. В следствие резкого скачка давления в мозговой артерии случилась закупорка – скопление сгустка крови, стенки артерии не выдержали и она, – он развёл пальцами, – разорвалась. Случилось внутримозговое кровоизлияние, или же попросту – гематома, которая нарушает кровоснабжение в мозге. Поскольку это нарушение поддалось лечению далеко не сразу, нервная ткань получила серьёзные повреждения… Не могу сказать точно, чего вам стоит ожидать. Если ваша мать окажется достаточно сильным борцом и выживет, эта болезнь даст ощутимые осложнения в плане нарушения речи, двигательных функций и, возможно, даже психических процессов.

– Если выживет? – я всё ещё была не в силе переварить услышанное. Если мама выживет, то останется инвалидом до конца дней. Это страшно, ужасно и очень больно. Но ещё ужаснее – это звенящее отчаяньем и непроглядной чернотой слово «если». То есть получается, что может быть и другой исход?

Марк слушал доктора внимательно, поджав губы и сведя брови на переносице, но не задавал вопросов. Взглянув на него, я поняла, что всё, что было сказано доктором несколькими мгновениями раньше – озвучено по большей степени для меня. Марк был уже в курсе плачевного положения вещей.

– А что, – удручённо произнесла я, переводя взгляд от брата к доктору, – может и не выжить?

– Теперь всё зависит от ресурсов её организма, Ева, – ответил Виталий Романович. – Мы сделали всё, что от нас зависело: провели экстренное вмешательство, назначили лечение, но было потеряно много времени, поэтому ситуация довольно тяжёлая.

То, что глубоко в душе я знала, насколько плохи дела, нисколько не умаляло тяжести на душе от внезапно свалившихся на голову обстоятельств. Я была подавлена. Отчаянье пробивалось из глубины груди, подобно радиационным волнам, накаляя воздух до предела.

– Вы можете зайти к ней ненадолго, Ева, – сочувственно произнёс он. – Я предупрежу медсестру, что дал добро.

Марк остался на несколько минут в кабинете Виталия Романовича, чтобы обсудить дальнейшие шаги в лечении матери, а я, глухо поблагодарив доктора, вышла из кабинета и отправилась в палату реанимации.

Домой я возвращалась погружённая в свои мысли, раздавленная и сокрушенная. Когда я увидела маму, подключённую к аппаратуре жизнеобеспечения, бледную, худую и постаревшую лет на пятнадцать, я её не узнала. Она лежала на высокой железной кровати, к её тонким рукам тянулись провода, к груди были прикреплены какие-то датчики. Угнетающую тишину нарушало пиканье монитора. Безмолвная, лишённая румянца и присущей ей энергии она не выглядела живой, и это больно било в сердце. Я хотела, чтобы она знала, как я её люблю, хотела, чтобы она знала, что я очень жалею, что не приехала раньше. Опустившись на стул рядом с кроватью, я взяла её холодную ладонь в свои руки и, прижавшись к ней губами, заплакала. Сквозь слёзы рассказывала о своих чувствах, о том, как благодарна ей за жизнь и просила поправиться. Через пять минут в палату вошёл Виталий Романович:

– Ева, время вышло. Поезжайте домой, Вам нужно успокоиться. Приберегите силы, они Вам ещё понадобятся.

Громко шмыгнув носом, я поднялась со стула и бережно уложила мамину руку поверх одеяла.

– Я скоро вернусь, – пообещала я, последний раз пробегаясь взглядом по родному лицу, и направилась к двери. Виталий Романович учтиво пропустил меня, придержав дверь, а Марк, заботливо положив руку мне на плечо, повёл к выходу.

Марк понимал мои чувства, поэтому не пытался со мной заговорить. Он знал: если меня что-то тревожит, изначально я должна разобраться со своими чувствами сама, упорядочить мысли, и уже потом, возможно, меня можно будет вывести на разговор по душам.

Когда машина остановилась у высоких кованных ворот родного дома, струна ностальгии на сердце наконец дрогнула. Я ничего не почувствовала, впервые спустя долгое время ступив на землю родного города, но вид родительского дома вызвал и грусть, и немой восторг одновременно. Последние три года я провела в двухстах километрах отсюда. Память размыла очертания этого вида, смазала цвет кирпича, которым обложен дом, пальцы забыли его текстуру и тепло дерева входной двери. Я не могла вспомнить на какой клумбе росли розы, а на какой разноцветные тюльпаны, и цвели ли ещё старые яблони в саду в последнюю весну моего пребывания здесь. Оказалось, на месте белых роз теперь яркими осенними красками благоухали хризантемы: жёлтые, оранжевые, белые, бордовые; рядом с тюльпанами розовым и фиолетовым пестрили астры, а старые яблони, между которыми в детстве мы с Марком натягивали палатку и любили ночевать летними жаркими ночами, были спилены, и на их месте только приживались низенькие вишнёвые деревья.

– Здесь всё по-другому…

– Не всё, – Марк занёс во двор мой чемодан, поставил его на высокое крыльцо и завозился с ключами, но на мгновение приостановился. – Может, всё-таки, поселишься у меня?

– Нет, – я качнула головой, – мы ведь уже об этом говорили. Я не хочу тебя стеснять.

– Ты последняя, кто может принести мне неудобства.

– И всё же я останусь здесь.

– Тогда пообещай звонить мне всякий раз, когда тебе что-нибудь понадобится, ладно?

Я кивнула.

– Я серьёзно. Каждый раз.

– Обязательно, – я мягко улыбнулась брату в благодарность за заботу.

Мы занесли вещи в дом, и меня тут же окутал лёгкий аромат, присущий этим стенам. Цветочный, сладкий, но не резкий. Согревающий душу запах из детства. Потратив несколько минут на душ, я снова присоединилась к брату. Мы пообедали, иногда перекидываясь общими фразами, а потом он засобирался домой. За двором мы попрощались. Марк снова крепко обнял меня, напомнив о том, что я всегда могу на него положиться, и, сев в серую старушку БМВ, скрылся вдали улицы. Помахав ему вслед, я скрестила на груди руки и с грустью обвела взглядом соседские дома. Сколько бы времени ещё мне понадобилось, чтоб вернуться сюда, если бы не беда с мамой? Два, три года? Или десять? Вдруг моё внимание привлекло движение возле знакомого чёрного Пассата, стоящего на другой стороне улицы через три дома от меня. Я замерла, всматриваясь в высокую мужскую фигуру, застывшую на месте, с явным узнаванием изучающую меня с внимательным прищуром карих глаз. Влад. Он медленно поднял руку и помахал мне. Этот жест показался до боли знакомым… С него завязалась дружба. Проглотив тяжёлый ком тоски и обиды, я потупила глаза вниз, резко развернулась и вошла во двор, закрывая калитку на замок. Слишком много переживаний для одного дня. И слишком много воспоминаний…