Текст книги "Исцеление (СИ)"
Автор книги: Дарья Сойфер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)
– Паша! Паша, это я!
Дверь приоткрылась, и на пороге показался заспанный Фейгин. В больнице он казался не таким высоченным, а тут, небритый и в сером свитере с горлом, походил на лесоруба.
– Здравствуйте, я – Ника… Паша дома? – спохватилась Карташова.
– Доброе утро. Был тут недавно… Вы заходите.
Он пропустил ее внутрь, она шагнула в пахнущую древесиной комнату и осмотрелась. На столе еще красовались остатки застолья: соленые огурцы, колбаса, недопитая бутылка… Еще одна пустая… Ника принюхалась: да они неплохо выпили! И куда мог деться Паша в таком состоянии?
– Мы приехали часа три назад, – пояснил Илья Владимирович. – Немного отметили его отпуск… Потом легли спать. Вы когда звонили, я думал, он спит, а сейчас вот нет его…
– И вы не знаете, куда он мог пойти?
– Понятия не имею. Дождь ведь был. Собирались выспаться, потом покататься на мотоцикле…
Нику охватило неприятное предчувствие.
– А мотоцикл где? – спросила она.
– Должен быть под навесом, рядом с машиной… Сейчас, гляну… – он влез в резиновые сапоги, спустился и через минуту показался снова. – Странно, мотоцикла нет на месте.
– То есть Паша поехал кататься? Пьяный?
– Есть такая вероятность…
– Мне лучше пойти его искать. В какую сторону он мог поехать? Ведь не на трассу?
– Там есть поле, мы его на машине проезжали. Если от «Железнодорожника» двигаться в противоположную сторону. Но это идти далеко. Может, подождете?
– Нет, я лучше пойду, – упрямо повторила Ника.
– Тогда возьмите хотя бы велосипед, – Фейгин направился к сараю и появился с видавшей виды «украиной».
Карташова не была в седле с детства, но ведь говорят же, что нельзя разучиться. Села, с трудом перекинув ногу через высокую мужскую раму, нажала на педали. Сначала повело с непривычки, но она вцепилась в руль, выправила его и к первому повороту уже почувствовала себя увереннее.
Добралась до зеленых ворот, оттуда направилась в сторону поля. Мотоцикла нигде не было видно, но Ника все же решила доехать до конца, туда, где дорога, покрытая бугристым, растрескавшимся асфальтом, уходила в сосновый лес. С протяжным гудком вдалеке проехал скорый поезд, и снова все стихло.
Перед глазами вдруг всплыли черные перья мертвой птицы из сна, и Нике стало страшно. Сглотнув, она продолжала крутить педали, свернула на очередной развилке и чуть не упала с велосипеда от того, что увидела. Соскочила, и «украина» Фейгина завалилась на бок. Ника в ужасе прижала пальцы к губам.
У толстого старого дерева лежал в грязи черный мотоцикл. Под ним – безжизненное тело в шлеме. И ей не надо было подходить, чтобы разглядеть лицо пострадавшего. Она помнила все: кроссовки, джинсы, футболку, теперь испачканную в крови. Это был Паша Исаев.
Глава 20
31 мая 10:16
#свобода
Сбросила оковы, улетела навстречу своему счастью.
Не знаю, вернусь ли.
Несколько мгновений Ника не в силах была совладать с собой. В ушах шумело, от страха онемели ноги. Она видела тело любимого человека и отказывалась верить, что эта картинка – реальность. Все внутри превратилось в натянутую струну, готовую лопнуть в любой момент. Казалось, еще один шаг, и если выяснится, что Паши больше нет, все потеряет смысл. Нике не за что будет зацепиться, ее мир исчезнет.
Она судорожно втянула носом воздух, вспомнив, что забыла дышать. Оттолкнула сердце из горла вниз, на место, заставила панику отступить. Подбежала к мотоциклу и, стиснув зубы, присела на корточки. Мокрая глина сразу засосала правую ногу, заполнив туфлю, но Ника не обратила на это внимания. Лишь смотрела на Пашину грудь, боясь пошевелиться. Неужели он правда дышит? Или это колеблется изображение в ее слезах? Поморгала, приблизилась… Нет, точно дышит. Не шевелится, но дышит.
– Паша! – шепотом позвала она. – Паша!
Дотронулась, потом еще, толкнула сильнее… Без сознания. Что делать? Осторожно прижала пальцы к шее, почувствовала биение пульса и чуть не застонала от облегчения. Пожалуй, его сердце стучало даже чаще, чем нужно. Расстегнула ремешок шлема и сняла его, придерживая голову. Волосы были мокрыми, на побелевшем лице выступила испарина, губы посинели.
– Паша, я здесь, – она нежно погладила его. – Я с тобой, слышишь? Теперь все будет хорошо.
Теплые дорожки бежали по ее щекам, стекали по шее, но больше она не собиралась давать себе поблажку на бабские сопли. Сейчас от нее требовались все силы, которые она только могла выжать.
Руль мотоцикла упирался в его живот, корпус придавил ноги. Ника попыталась приподнять железную махину, развернуть, но та весила не одну сотню килограмм. Так просто не оттащить. Встала, потянула на себя, с трудом оторвала только на пару сантиметров. Пашу тоже нельзя тянуть, иначе может стать только хуже. Огляделась, заметила толстую сломанную ветку. Взяла ее, потом еще несколько, пару булыжников. И, рывками поднимая мотоцикл, принялась ногами заталкивать под него свои находки до тех пор, пока они не приняли на себя вес вместо Пашиного тела. Опустилась на колени, пришлось чуть ли не лечь в грязь, чтобы заглянуть под эту металлическую каракатицу. Между Пашиными ногами и монстром на колесах был виден просвет. Путь свободен. Тогда Ника обошла Исаева, выбрала удобную точку и, подхватив его под мышками, потащила на себя. Пятки скользили в грязи, болел живот, мешались колючие ветки.
Паша едва слышно застонал, и это придало ей сил. С рыком тяжелоатлета она рванула на себя добрый центнер своей любви и опрокинулась под его тяжестью назад. Коряга впилась в бок, туфли остались замурованными в глине, все тело саднило. Но Паша был на свободе.
Она выползла из-под него, осмотрела. Нога была неестественно вывернута, кровь пропитала штанину, Ника сдержала приступ тошноты. С этим врачи разберутся. Главное, шея цела, голова тоже, кишки не вываливаются. Наверное, это хороший знак. Надо звонить Фейгину. Черт, и почему она сразу об этом не подумала?!
Подняла с земли испачканную сумочку, выудила телефон, набрала номер.
– Илья Владимирович, я нашла его. Он перевернулся, упал. Да, жив, но без сознания. Лесная развилка после поля. Жду.
Снова вернулась к Паше, присела рядышком, – в плане чистоты ей все равно терять было нечего, – легонько поцеловала в губы.
– Мужчины… – тяжко вздохнула она, учуяв этиловые пары. – Неужели нельзя просто заедать стресс сладким?
Фейгин появился через пару минут на Пашиной машине. Ника отошла, позволив ему осмотреть злосчастного гонщика.
– Нам повезло, что он катался по проселочной, – сказал Илья Владимирович. – На трассе мог бы не выжить. Очень похоже на внутреннее кровотечение, думаю, разрыв селезенки. И переломы, само собой. Плюс сотрясение.
– Но это поправимо? Мы успеем доехать? Звонить в скорую?! – испуганно забормотала Ника.
– Боюсь, они только сюда будут ехать минут сорок. Вы сможете сесть за руль? Мне сейчас не стоит этого делать.
– У меня есть права, – Ника сглотнула.
Да, права у нее были. Несколько лет назад сотрудникам фирмы предложили пройти курс обучения в автошколе по льготной цене. Вот только с момента экзамена она ни разу не садилась на водительское место. Московское безумие на дорогах вызывало у нее нервную оторопь, поэтому она предпочитала по необходимости пользоваться такси, чем угрохать полмиллиона на потенциальную опасность для жизни. Но Фейгину она не собиралась демонстрировать свой страх. Не кисейная барышня, в конце концов. Если надо, освоит и трактор, и камаз, и Пашину механическую коробку передач. Жаль, его нельзя перекинуть через велосипедное седло.
Илья Владимирович отзвонился соседу, чтобы тот забрал пострадавший от неразделенной любви мотоцикл. Потом на пару с Никой погрузил Исаева на заднее сиденье, отодвинул до максимума пассажирское и подложил подушку, чтобы не уронить больного по дороге. Карташова достала из глины то, что осталось от туфель, отскребла с них палочкой грязь и села за руль.
Вдох-выдох. Ремень безопасности. Отрегулировать кресло. Настроить зеркала. Так. Здесь у нас первая скорость, вторая…
– Мы едем? – покосился на нее Фейгин.
– Конечно. Да, – она отпустила сцепление, машина дернулась вперед. – Просто я больше привыкла к автомату.
– Ясно.
Дорога до трассы помогла Нике вспомнить, как управляются с механикой. По крайней мере, кроме нее на убитом проселочном асфальте никого не было, и она могла спокойно объезжать ямы на второй скорости. А потом перед ее взором открылось Горьковское шоссе. И разворот налево. Через встречку. Да, пунктирная разметка была. Но ни светофора, ни надежды, что кто-то притормозит и пропустит даму. Машины с визгом неслись мимо, и ее покачивало от их скорости. Включила поворотник, зажмурилась, снова открыла глаза. Вон те две проедут, потом красная, справа только фура вдалеке… Еще одну… Вот сейчас… Нажала на педаль газа и развернулась в свою полосу, чувствуя, как ползут между лопатками капли пота. Если она не поседеет после такого, то вряд ли хоть что-то заставит ее поседеть.
– Вы в порядке? – осведомился Фейгин. – Может, лучше я?..
– Нет, я справлюсь.
Паша уже сегодня покатался. Из-под машины его и Илью Владимировича было бы доставать сложнее.
Стиснув руль взмокшими руками, до крови закусив губу и вперившись взглядом в дорогу, Ника везла их в тринадцатую больницу по крайней правой полосе, игнорируя всех желающих обогнать ее или перестроиться. Кто-то сигналил, кто-то орал ей из окна. Плевать. Она довезет Пашу в целости.
Фейгин созвонился с Поспеловым и тот уже готов был взять коллегу на стол. Вызвал травматолога и невролога. Целая бригада была в полной боеготовности, когда Ника подрулила к приемному отделению. Кругом замелькали лица, Пашу переложили на каталку. Какие-то термины, препараты, суета… Илья Владимирович убежал следом, а Ника осталась в полной тишине. Откинулась на спинку, выпустила из онемевших пальцев рук и почувствовала, как по телу разливается тепло. Теперь, когда Паша был в руках коллег, ей, наконец, полегчало.
Припарковалась, как могла, вылезла на улицу и согнулась пополам над газоном, терзаемая рвотными позывами. Внутри вдруг стало легко-легко, словно ее наполнили гелием. Выпрямилась, вздохнула, достала телефон.
Дозвонилась маме, Ленке, рассказала всю историю. Надежда Сергеевна непонятно откуда достала номер Кати, и Ника набрала Пашину сестру. Готова была в очередной раз выслушать всякие гадости в свой адрес, но та удивила ее, тут же начав извиняться за прошлую встречу.
– Я была на нервах, – оправдывалась Катя. – Испугалась за ребенка… Прости, не стоило говорить таких вещей. Брат мне весь мозг вынес, я и понятия не имела, что ты так помогала с Никиткой…
– Сейчас это неважно, – прервала ее Карташова. – Я должна кое-что тебе сообщить. Паша попал в аварию.
Уже через полчаса Катя примчалась в больницу. Ворвалась в приемное, отыскала глазами Нику, которая ютилась в самому углу под неодобрительными взглядами медсестер. И их можно было понять: грязные разводы, засохшая глина, рваное платье… Бездомная пьянчужка на соседней скамейке и то выглядела презентабельнее.
– Что случилось? – Катя в ужасе осматривала бывшую нянечку своего сына.
– Вытаскивала Пашу из-под мотоцикла. Дождь был.
– Блин, теперь мне реально стыдно… Слушай, ну правда, прости меня за то, что я наговорила тогда… После всего этого ты еще возилась с Пашкой… Нет, я тебе очень обязана.
– Все нормально. Главное, чтобы с ним все обошлось. Пока никто не выходил.
Они ждали новостей вместе. Время тянулось нещадно, уже и Надежда Сергеевна подъехала, и Лена отпросилась с работы, чтобы привезти Нике смену одежды. Благодаря Фейгину, сестры пропустили Карташову в душ, и она перестала пугать своим видом посетителей. Легче ей от этого не стало, но, по крайней мере, появилась надежда, что ее потом пропустят внутрь.
Она разом вспомнила все случаи, когда могла обидеть Пашу. Когда язвила, поддевала его циничными шутками… Сколько времени потеряла! Только бы был шанс наверстать, только бы у Поспелова все получилось!
Еще и Ленка, как назло, пристала со своими угрызениями совести… Как будто без нее не тошно! «Ах, если бы я только не сказала ему…» Да каждый, наверное, что-то сказал ему зря! Каждому есть, за что извиниться! Было бы теперь только, перед кем!
Евгений Игоревич спустился лично. Ника бросилась к нему наперегонки с Катей. Доволен он? Нет? Ну же, говори скорее!
– Операция прошла нормально, – сообщил он, снимая маску. – Селезенку подлатали, жизни больше ничего не угрожает. Но у него два перелома, растяжение, сотрясение… В общем, восстанавливаться ему долго.
Ника глотала воздух, борясь с желанием по-цыгански вцепиться в его руки с воплем «Дай вам Бог здоровья». Сбивчиво благодарила, тарахтела какую-то ерунду…
– К нему можно? – спросила Катя.
– Завтра. Он в реанимации, была кровопотеря, сейчас ему лучше поспать.
Завтра… И почему всегда так долго?
Катя уехала домой, Лене пришлось вернуться на работу, мама пошла баловать Алинку йогуртами и домашним бульоном. А Ника осталась посидеть еще немного, пытаясь окончательно прийти в себя. Когда она уже собиралась встать и уйти, в приемном показался Фейгин.
– Вы еще тут? – удивился он.
– А вы?
– Побыл с Пашей. Вас, наверное, не пускают?
– Разумеется.
– Ладно, пойдемте, – вздохнул он. – Одним глазком.
Выдал ей халат, провел за собой в лифт, поднял в отделение интенсивной терапии. Знакомый бокс, знакомые стеклянные стены… Только на сей раз на койке у двери лежал Исаев. В гипсе, под капельницей… И такой родной, что защемило в груди.
– Привет, – улыбнулась Ника, робко переминаясь у двери.
Паша повернул голову, молча посмотрел на нее, затем перевел взгляд на Фейгина за ее спиной.
– Это ведь глюк? – хмуро спросил он. – Ты ведь здесь уже был.
– Нет, не глюк, – Илья Владимирович усмехнулся. – Это девушка, которая вытащила твою пьяную тушу из-под мотоцикла. Молодежь, у вас пять минут. Вероника, если что, Вы – ординатор.
Карташова кивнула с благодарностью и подошла к Пашиной койке. Ей бы сейчас кинуться ему на шею, расцеловать, обнять… Но ведь еще ничего не было произнесено вслух, да и страшно задеть какой-нибудь перелом, раз он теперь в сознании.
– Это что, правда? – Паша недоверчиво глядел ей в глаза. – Или Фейгин прикалывается? Он толком ничего не рассказал… Или ты просто пришла позлорадствовать над старым обидчиком? Мол, все встало на свои места: школьный хулиган допился до аварии…
– Исаев, заткнись. Не порти момент. А то я решу, что зря тебя вытащила.
– Ты в одиночку это сделала?!
– Да, – она без ложной скромности задрала подбородок, ожидая благодарности. – Тебя придавило мотоциклом, я подпихнула под него камни и палки, а потом отволокла тебя…
– С ума сошла?! – воскликнул он и дернулся, чтобы сесть, но тут же беспомощно откинулся на подушку. – Я же объяснял: никаких серьезных физических нагрузок… Даже месяц не прошел! Живот болит? Надо срочно на УЗИ! Ты меня убьешь, Карташова!
– Иди ты! – она фыркнула, с трудом сдерживаясь, чтобы хорошенько его не стукнуть. – Я тебя спасла, между прочим! Мог бы сказать спасибо!
– Ну, спасибо, Ника! Спасибо, что сделала то, о чем тебя никто не просил и чуть не пустила насмарку все мои старания! Может, я не хотел, чтобы меня спасали?
– Что ты там хотел, никому неинтересно, между прочим, – она поджала губы. – Не вокруг тебя одного мир вертится. Я сделала то, что считала нужным.
– Погоди-ка, – Паша прищурился. – А что ты вообще там делала? И откуда узнала, где я? Я что, звонил тебе, когда надрался?
– Нет. Я сама тебя разыскала, – она изогнула бровь, наблюдая, как на его лице появляется понимание.
– А зачем?..
– Оказывается, Лена тебе наговорила глупостей. И про Марка, и про меня. И я должна была сказать, что это все ерунда.
– И только для этого ты потащилась на дачу к Фейгину? И там искала меня в лесу?
– Да.
– Это значит, что я тебе?..
– Вот что, Исаев, – она подбоченилась. – Я и так достаточно сделала. У меня теперь нет ни работы, ни бизнеса, ни туфель. Оставь мне хотя бы гордость.
– Ты о чем?
– Скажи все первым.
– Так тебе же Лена уже…
– Паша! Скажи. Все. Первым.
Он устало мотнул головой, потом улыбнулся.
– Ника, – сообщил он, наконец. – Кажется, я в тебя влюбился.
– И все? – она притворно рассердилась. – И ради этого я тащила твои сто килограммов из глины?!
– Девяносто, вообще-то. Ладно. По-моему, ты идеальная женщина. Ты красивая, добрая, самоотверженная, верная и такая красивая…
– Было уже.
– Ну, потому что ты очень-очень красивая. Короче, хочу, чтобы мы жили вместе. Чтобы у нас была семья и куча таких мелких карапузов, как Никитос. Давай поженимся?
– Не-а, – она качнула головой, скрестила руки на груди и с удовлетворением отметила, как вытянулось его лицо.
– Что?!
– Нет, Паша. Я сказала «нет».
– Все-таки Лена говорила правду? Ты просто хотела поиздеваться?..
– Тоже нет.
– Тогда я не понимаю…
– Эх, Исаев-Исаев. Ты же врач. Неужели ты думаешь, я приму предложение, сделанное после наркоза? Не такая уж я и глупая. Ты потом уйдешь в отрицание, скажешь, что ничего не помнишь и вообще меня здесь не видел. Нет уж, только когда я буду на двести процентов уверена, что ты в здравом уме, можешь повторить вопрос.
– Нотариуса сразу не позвать?
– А это мысль! – ухмыльнулась она. – Мне нравится.
– Женщина, ты коварна! Я только что вывернул перед тобой всю душу наизнанку, а ты смеешься. Дай хотя бы тебя поцеловать.
Ника наклонилась, нежно прижалась к его губам. Здоровой рукой он дотянулся до ее затылка, стараясь продлить поцелуй. И вдруг измученно застонал.
– Что? – она отпрянула. – Тебе больно? Я где-то задела?..
– Нет, – он поморщился и прикрыл глаза. – Я просто прикинул, сколько времени мне придется восстанавливаться, прежде чем я смогу заняться с тобой любовью…
– Паша! Ты не об этом сейчас должен думать!
– А ты всерьез считаешь, что после поцелуя я смогу думать о чем-то другом?
– Да на тебе же места живого нет!
– Ну, почему… Очень даже есть. И не будь ты такой ханжой, могла бы проверить, – он выразительно подмигнул.
– Все, мне лучше пойти, пока у тебя не подскочило давление, – она чувствовала, как к ее щекам приливает кровь: судя по показаниям монитора, Пашин пульс перевалил за сто.
– Постой, – он перехватил ее запястье. – Я все-таки тебе признался в любви. Ничего не хочешь ответить?
Она нагнулась над ним, пристально посмотрела в глаза.
– Я люблю тебя, – прошептала она и ласково провела пальцами по его лицу.
– Я люблю тебя, – таким же шепотом ответил он.
Она прислонилась лбом к его лбу, и какое-то время никто из них не шевелился. Просто молчали, ощущая, что теперь все стало так, как нужно.
– У вас сеанс телепатии? – окликнул их Фейгин. – Кстати, прочел недавно в одном научном журнале, что ученые по мозговой активности научились определять, что человек видит. Показывали подопытным изображения, фиксировали, что в этот момент происходит в мозге, а потом составили нечто вроде словаря. То есть в ближайшие годы мы сможем знать, что другие люди видят во сне!
– Это потрясающе, – уныло отозвался Паша. – Грандиозно.
– Да, теперь мне действительно пора, – Ника выпрямилась: момент был упущен.
Вышла вслед за анестезиологом из отделения, купила в автомате кофе и уселась на уличной лавочке, глядя наверх, в окна, за которыми лежал ее мужчина.
Распогодилось, асфальт высыхал на глазах, воздух стал густым и жарким от большой влажности. Шуршали деревья, гудели пчелиным роем машины на Симоновском валу, вдалеке звенел трамвай.
Завтра наступит лето. За один единственный месяц ее жизнь перевернулась. Кто она теперь? Что будет еще через месяц? А через год? Ни плана, ни стабильной, хорошо оплачиваемой должности, все вверх дном. Но отчего-то Ника совершенно не чувствовала себя потерянной или напуганной. Наоборот, беззаботно улыбалась. И именно теперь, именно в данную минуту, не имея ни малейшего представления, что будет происходить с ней дальше, была твердо уверена: все будет хорошо. И даже знала, благодаря кому.
Эпилог
Год и два месяца спустя
31 июля 09:18
#день_икс
Зацените видео: кошка играет с попугаем.
– Может, накатишь? Бледный ты какой-то, – Репкин выразительно кивнул в сторону закрытой полки, где за матовым стеклом угадывались очертания бутылок.
– Нет, Андрей, не хочу, – Исаев облизал пересохшие губы. – Мало ли…
– К столу-то тебя теперь все равно никто не пустит. Я вообще удивляюсь, как разрешил тебе присутствовать на операции… Имей в виду, с пола тебя соскребать никто не будет.
– Очень смешно! – Паша фыркнул и подошел к окну, сунув руки в карманы. – Я что, первокурсник?
– Ну, там не чужой тебе человек…
– Да ладно, я и сам ее оперировал… – в памяти всплыл тот день, когда он пошел на риск ради Ники.
Вот бы сегодня все прошло попроще, чем тогда! Нет, Паша доверял Репкину, хотя обычно избегал людей, которые тащатся от собственной персоны. Андрей всю стену своего кабинета завесил своими грамотами, дипломами и фотографиями с депутатами. Со вкусом у него тоже был полный швах: важно носил итальянский шелковый галстук, мазал гелем волосы, как правая рука сицилийского мафиози, а на его запястье поблескивали крупные золоченые часы, будто с черно-белой рекламы из самолетного журнала. Но только на профессионализм Репкина Исаев мог сегодня рассчитывать. Потому что Андрей Юрьевич Репкин был тем самым редким случаем, когда заведующим отделения сделали хорошего врача, а не услужливого администратора. А Нику должен был оперировать лучший.
– Ну, кажется, нам пора собираться, – Репкин взглянул на богатый швейцарский циферблат. – Твою красавицу уже должны были приготовить.
– Пошли, – Паша с готовностью расправил плечи, чтобы выглядеть бодрячком.
Внутри все скрутилось в тугой ком, позвоночника словно коснулись чьи-то ледяные пальцы. Нет, он должен быть спокоен. Ника справится. Иначе просто не может быть.
Они шагнули в коридор, и пока Репкин запирал кабинет, в Пашином кармане затрезвонил мобильник.
– Извини, – бросил Исаев и отошел в сторону. – Да, слушаю.
– А где Вероника? – раздался удивленный женский голос.
У Паши совершенно вылетело из головы, что Ника с утра передала ему свой телефон.
– Она не может ответить. Вы по какому вопросу?
– Хотела заказать свадебный торт на середину августа. Не знаете, у нее еще есть свободное время?
– Нет, она перестала брать заказы две недели назад, у нее отпуск. Запись только на октябрь.
– Так долго?! Но я хотела именно у нее… Подруга так ее рекомендовала…
– Извините, она слишком загружена. Ничем не могу помочь.
Он сбросил звонок и предусмотрительно отключил звук. Потом и на своем телефоне тоже. Ника совсем о себе не заботится с этим бизнесом… Не успел он обрадоваться, что не придется делить любимую женщину с Марком и фирмой, как ее завалили заказами и приглашениями провести мастер-класс. И все было ничего, пока она не переоборудовала всю его кухню в мультифункциональное нечто из нержавеющей стали. Не домашний очаг, а военный штаб межгалактических войн, где вместо карт наступления – графики и таблицы заказов. Одно приятно: Паше перепадали пробные порции и всякие лакомые остатки тортов, кремов и муссов, что на фигуре сказывалось бы не лучшим образом, если бы не сгорало потом ночами в спальне.
Месяц платонических отношений стал, пожалуй, самым тяжелым испытанием в его жизни. Что ж, сам виноват. Больше он даже близко не подходил к травмоопасным видам транспорта: боялся, что снова не сможет прикоснуться к Нике так долго. Пока не случилось то, что случилось. Теперь ей предстоит операция, а потом два месяца восстановления. Два долгих месяца.
Репкин пошел мыться в оперблок, бригада уже ждала его. Паша облачился в робу, маску и шапочку и прошествовал на непривычное для него место по ту сторону экрана. Незнакомый анестезиолог в круглых очках кивнул на свободный стул, приглашая Исаева присесть, но тот замер, увидев любимую на столе. Ника лежала, распятая между монитором и капельницей, и смотрела на него с улыбкой.
– Я тебя люблю, – прошептала она.
– И я тебя, – только чувство неловкости перед коллегами не дало Паше раскиснуть и броситься к ней.
Вместо этого он сглотнул, кашлянул и сел на предложенный стул, пытаясь изобразить спокойствие и мужскую надежность. Его колотило от невозможности что-то сделать и повлиять на ход событий. Давненько он не был в операционной как зритель, и эта роль его не устраивала.
– Ну, Исаевы у нас готовы? Оба? – Репкин зашел, подняв стерильные руки вверх.
– Готовы, – ответила Вероника.
– Сергеич, ты присматривай за главой семейства, – обратился Репкин к анестезиологу. – Нашатыря ему, если что.
– Все нормально, – буркнул Паша. – За монитором следи. Давление не высоковато?
– Так, дружище, жена твоя – вот, – Сергеич нахмурился. – Остальное – наша забота. Не представляю, как в Америке врачи работают, когда у них там проходной двор из родственников…
– Во всем свои плюсы, – резонно заметил Репкин. – Радуйся, что мы не пошли естественным путем. Тогда он бы тут сутки всем нервы мотал. Так, народ, приступаем. Олечка, готовь расширитель…
– Ты маме звонил? – тихо поинтересовалась Ника.
– Нет, как договаривались. Чтобы не нервничала. Только Катьке. Она там уже какие-то вещи для приготовила.
– Не знаешь, Лена отвезла на презентацию мини-пирожные?
– Понятия не имею! – Паша с трудом сдерживался: пустая болтовня мешала ему вслушиваться в разговор за экраном. – Наверное!
– Чего ты злишься?
– Потому что ты даже сейчас думаешь про свои заказы! Кстати, тебе пять минут звонили по поводу свадебного торта.
– Правда?! И что ты сказал?
– Отказался, разумеется. Ей нужно уже через пару недель!
– Зачем так сразу! Может, я бы и смогла…
– Нет, Ника! До октября слышать ничего не хочу!
– А что, вы делаете торты? – встрял в разговор любопытный анестезиолог.
– Да, – Ника оживилась. – Я – кондитер. Если вам что-то понадобится…
– Поверить не могу, – фыркнул Паша. – Хотя бы сегодня отвлекись от работы! Надеюсь, ты сюда не притащила визитки? Хватит того, что ты на нашу свадьбу сама делала все десерты!
– Хочешь сделать хорошо – сделай сам. Между прочим, всем понравилось.
Господи, она даже теперь, прикованная к столу, в дурацкой голубой шапочке умудрялась умничать. Как же ему хотелось сейчас расцеловать ее до потери сознания, чтобы она кроме его имени больше ничего не могла произнести…
– Сейчас будем извлекать, – объявил Репкин. – Надя, вот здесь… Нет, аккуратнее, ага… Вероника, мы тебя немного покачаем, не волнуйся…
Паша стиснул пальцы замком так, что они хрустнули. Он должен был хоть куда-то деть руки, чтобы не рвануть туда и не вмешаться в процесс.
– Пошли-пошли-пошли… Надя, сильнее! Ага, держим…
Раздалось хрюканье, хлюпанье и вдруг… тоненький писк. Паша замер. Писк усилился и перешел в сердитый басовитый крик.
– Десять сорок, – Репкин взглянул на настенные часы.
– Мамочка, у вас мальчик, – медсестра пихнула им с Никой под нос склизкий окровавленный комочек на подносе и куда-то унесла.
– Боже, какое чудо, – голос жены доносился словно откуда-то издалека.
– Так, работаем дальше… – продолжил Репкин. – Отсос. И вот здесь убери.
Снова хрюканье.
– Десять сорок три.
– Второй мальчик, – другая сестра продемонстрировала Паше младенца и тоже исчезла.
– Почему он не кричит? – забеспокоилась Ника.
– Все нормально, брат его немного прижал, – одна из ассистенток перегнулась через экран. – Сейчас им займется неонатолог.
Секунды тянулись медленно, Паша напрягся, соленая влага жгла воспаленные от недосыпа веки. И, наконец, к первому сердитому присоединился второй пронзительный крик. Впервые в жизни Исаев был счастлив услышать детский плач. Наклонился поцеловать любимую: она тоже беззвучно плакала от счастья.
– Как думаешь, они в порядке? – она судорожно шмыгнула.
– Так, пациентку мне не нервируем, – анестезиолог тронул Пашу за плечо. – Мамочка, будете плакать, мне придется дать вам поспать.
– Нет-нет, – всхлипнула Ника и поморгала. – Я больше не буду.
– Так, папаша, детей будем смотреть? – подошла к ним медсестра в розовом костюме, наверное, из детского. – Первый мальчик два девятьсот десять, девять баллов, второй чуть меньше, два семьсот пятьдесят, семь баллов. Оба пойдут сразу в детское отделение. Хотите пока пойти подержать?
– Так нечестно, – обиделась Ника. – Я тоже хочу.
– Не расстраивайтесь, вам их вечером принесут покормить, – сестра улыбнулась. – Ну что, идем?
– Я быстро, – выпрямился Паша. – И потом сразу к тебе.
Его проводили в небольшую комнатку, усадили на лавку и выдали два пищащих, туго спеленутых кабачка. Он бережно взял их, прижал к себе, боясь шевельнуться или выронить. Только сейчас до него дошло: двойня! Как же они будут справляться? Это сейчас ему детей положила на руки медсестра. А как взять их из кроватки самому одновременно? А если они будут плакать сразу? И ночью, получается, спать вообще нельзя будет?
Его обуяла такая туча эмоций, что он и сам не мог разобраться, что чувствует. И страх, и волнения, и нежность, и любовь, и благодарность Нике.
Едва ощутив родное тепло, мальчишки перестали плакать. Второй, который был чуть краснее брата, казалось, уснул, а первый пытался моргать и сурово смотрел на отца. Надо же, разница – какие-то три минуты, но старший уже настолько серьезнее. На кого они похожи? Как их назвать? Ника что-то выписывала из словаря, что-то предлагала, а он только отмахивался, не хотел загадывать заранее. Все говорили ему, что стоит увидеть ребенка, как имя придет само. И где оно? Ничего не приходит, ничего не понятно… Двойня… Для них же, наверное, надо придумывать похожие имена? Или как это вообще принято?
Руки затекли, но Паша не мог двинуться. Это нормально, что ему уже хочется их положить, а он не может? Кювезы слишком далеко, ногой не дотянуться. Но ведь если встать, то кто-то из детей может выскользнуть… И где медсестра? И надо бы сфотографировать, а как это сделать, если заняты руки?
Младший, словно почуяв страх, недовольно закряхтел, и Паша принялся раскачиваться всем корпусом из стороны в сторону. Ничего, справятся. По крайней мере, их с Никой двое, да еще и две тетушки, и бабушка Надя, которая наверняка будет ругаться, когда узнает, что рождение внуков произошло без ее ведома…
После кесарева теперь держат пять суток, значит, надо купить кроватки, собрать, все вымыть… А еще ванночки, комод, белье… Может, попросить Репкина задержать Нику еще на пару дней? Нет, так долго он без нее просто не выдержит.
– Ну что, папа, наобщались? – снова нарисовалась детская медсестра. – Я забираю?
– Подождите… Вы можете нас сфотографировать?
– Конечно. Где фотоаппарат?
Паша с досадой прикрыл глаза: в памяти всплыл кабинет Репкина и черный футляр на диванчике для посетителей… Ника его убьет. Ведь сто раз сам себе напоминал, заряжал всю ночь, обклеил квартиру яркими листочками с восклицательными знаками…
