Текст книги "Исцеление (СИ)"
Автор книги: Дарья Сойфер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)
Глава 17
30 мая 15:43
#отпускное
Душа просит праздника. Предложения в студию.
Сначала Паша названивал Нике с упорством продавца пылесосов. Извинялся. А потом вдруг решил: с хрена ли? Взрослый мужик. Завидный, между прочим, жених. Помани пальцем любую из медсестер – и компания на вечер обеспечена. Ну, нахамила Катька. И когда Паша понял, что из-за ее слов Карташову бесследно сдуло из квартиры, обрушил на сестру весь свой гнев. А он был страшен.
Отчитал мелкую так, что выпори он ее просоленными розгами, эффект и то был бы слабее. Рассказал про первый день, про истерики Никиты, про грозу и путешествие в больницу. Про то, как Ника купала ребенка, канифолила каждый день ванну, кухню и комнаты, чтобы мелкий не дышал пылью. Не спала по ночам и тягала на улицу коляску. Утешала и распевала колыбельные и ни на секунду не подумала сбежать, как сама непутевая Катька. Паша своего добился. Устыдил девчонку. Выбил обещание во что бы то ни стало извиниться при следующей встрече. И не просто извиниться, а покаяться и рухнуть в ноги этой святой женщине.
Однако потом Катя с мужем и ребенком свалила думать о своем поведении, а Паша попытался поговорить с Никой. И ему не удалось. Святость Карташовой испарялась на глазах, а он злился. В конце концов, лично он ничего такого плохого не сделал. Распинался перед Макарихой, чтобы заслужить одобрение Никиной лучшей подруги, честно выслушивал ее пустой треп, изображал из себя английского аристократа. Ладно, чутка перестарался, чтобы проверить реакцию Карташовой. И сам уже был не рад, потому что та взъелась и изводила его потом своими показательными выступлениями. И вот уже почти-почти… Но нет! Явилась Катька, брякнула глупость, не подумав, а Ника, как нарочно, будто этого и дожидалась. Взяла, жестокая, и бесследно исчезла.
Паша в такие игры не играл. Уверенно держался одиноким мустангом. На выходные смотался к Поспелову на дачу с половиной своих стратегических запасов алкоголя. Выбрал жемчужины коллекции больничных подношений и устремился за МКАД отдыхать по-мужски. Женя обеспечил закусь и приятную беседу, погода выдалась солнечная… Не выходные, а мечта.
Сельскую пастораль испортила Света Поспелова. Как и все замужние женщины, она страдала от острой нехватки романтики. Вытянула из расслабленного вискарем Исаева подробности про Нику, раздула из этого целую драму и принялась пилить Пашу на тему дамы сердца и рыцарских поступков. Женю к тому времени разморило на садовых качелях, и вступиться за друга было некому. Поэтому Паша продолжал пить и волей-неволей слушать.
На следующее утро он проснулся в бане Поспеловых с жутчайшей головной болью, провалами в памяти и стойким ощущением, что должен ехать к Нике. Откуда взялось это мерзкое ощущение, он понятия не имел, но оно росло и крепло внутри, как кишечный паразит.
В Москву он вернулся в понедельник, намылся и даже сходил в парикмахерскую. Следы прошедших возлияний, правда, остались еще в мешках под глазами, но он уже выглядел приличным человеком.
Хотел было ехать днем, но запоздало вспомнил, что Ника вышла на работу. Подумал, не купить ли цветов, но отбросил эту глупую затею. Вот пусть сначала поговорит с ним, сходит в кино или кафе, тогда и получит цветы. Ему тоже нужны гарантии. И пусть он сам пока не представлял, чего именно хочет от Карташовой, но знал, что, во-первых, не успокоится, пока ее не увидит, а во-вторых, это явно не история на одну ночь.
К половине седьмого он подрулил к ее подъезду, припарковался и принялся ждать. Зная, где она работает и во сколько заканчивает, произвел несложные расчеты. Однако она не появилась ни через пять минут, ни через пятьдесят. И только Паша собрался выйти из машины и подняться в квартиру, на случай, если она пришла пораньше, хотя свет в окнах не горел, как во двор, сверкая капотом, въехал «ягуар». Мгновение в Исаеве еще жила надежда, что богатенький буратино может подвозить какую-то другую жительницу этой несчастной хрущевки, но элитный автомобиль затормозил аккурат у знакомого подъезда.
Блики на лобовом стекле не давали Паше рассмотреть, что происходит внутри. Но когда дверца распахнулась и на асфальт ступила изящная ножка, а следом вылезла и предательница целиком, Исаев увидел на ее лице широкую беззаботную улыбку. И замер. Не мог пошевелиться. Ника обернулась, махнула рукой водителю «ягуара» и зашагала домой. И когда сияющий многолошадный монстр поравнялся с Пашей, тот смог различить довольную физиономию Веселовского.
Несколько минут Исаев сидел в тишине. Потом не выдержал, вылез на свежий воздух. Как раз зажглись фонари, на небе еще виднелись рыжие росчерки, с раскидистого каштана осыпались снежными хлопьями мелкие белые цветочки. Дневная духота ушла. Из чьих-то окон тянуло жареной рыбой, и Паша сам не знал: паршиво ему от этого тошнотворного запаха или от того, что он только что увидел.
– Кого ждем? – раздался за спиной женский голос.
– Лена? – удивился Исаев, обернувшись.
– Ага. Так что ты тут стоишь, как не родной? Ника уже, судя по всему, дома. Или ты со мной хотел поговорить?
– Не знаю… Может, и с тобой… Сходим куда-нибудь?
– Только не сегодня, – Макариха поморщилась и потерла переносицу. – Устала, голова болит… Не думай, что это отмазка. Серьезно.
– Окей.
– А может, завтра? Или в четверг?..
– Тебе решать, у меня отпуск.
– Давай в четверг. Спишемся ближе к делу.
Паша сам не понимал, зачем позвал Лену. Как-то само сорвалось с языка. Свидание его сейчас интересовало меньше всего, продолжение вечера тоже. Она была из тех красоток, которыми приятно щегольнуть, но непонятно, куда пристроить в обыденной жизни. Как машина с откидным верхом: выглядит круто, но ни во дворе оставить, ни зимой на рыбалку поехать. И задолбаешься соответствовать.
Нет, Лена нужна была ему скорее как способ расшевелить Карташову. Они же подружки? Как там делается у девушек: секретики всякие, тайны, самое сокровенное на ушко… Вдруг Ника узнает, что он куда-то пригласил Макариху? Спохватится и сама прибежит первая. Или ворвется на свидание и с разбегу: «Нет, Паша, тебе я нужна, а не она!» Повиснет у него на шее, вернется в его квартиру и уж тогда-то… Ха! Ну и дурак! Исаев ухмыльнулся своим мыслям. Очевидно, что такого не будет. Но помечтать-то можно.
В четверг приехал, как и договаривались, за Леной. Не удержался, поднял глаза на их окна. Ника суетилась на кухне. Паша вдруг явственно вспомнил дразнящие запахи, которые исчезли из дома с ее уходом. Он, конечно, разогревал остатки лазаньи, но пахло все равно не так. Стало как-то пусто, слишком тихо и уныло, и он пользовался каждым удобным случаем, чтобы слинять куда-нибудь по делам.
– Ну что, едем? – подскочила к нему Макариха, и он вздрогнул от неожиданности: одного силуэта Ники хватило, чтобы забыть, зачем он тут стоит.
– Ага, – он клюнул Лену в щеку.
– И кого это ты там высматриваешь? – спросила она, усаживаясь на пассажирское сиденье.
– Да так… Просто…
– Расслабься, я ей ничего не сказала.
– Кому? – он пристегнулся и непонимающе взглянул на нее.
– Баське, кому же еще. Уж не знаю, что там у вас произошло, но она с того вечера сама не своя.
– В смысле?
– А кто ее знает! Молчит. Я надеялась у тебя выяснить. Решила лишний раз ее не дразнить, напридумывает себе всякого. А мы ведь даже не на свидание. Так, по-приятельски… Верно?
– Само собой.
– Ну вот, – Лена убрала со лба волосы. – Так что давай, выкладывай, что ты там с ней сделал.
– Я?!
– А кто же? Уж не знаю, какими правдами и неправдами ты ее к себе заманил, чем ты там ее пытал, но она вернулась другим человеком.
– Ничего я не делал, – Паша вырулил на проспект, намереваясь сводить Лену в кино: там она будет меньше болтать.
– Но с ней творится что-то странное, – вещала Макариха. – Сначала злилась, а теперь постоянно улыбается, как обдолбанная. Может, ты ей какие обезболивающие прописал?
– Да нет же! – начал раздражаться Исаев.
– Она так дико улыбается, что мне все кажется, она расплачется в любой момент.
– Не вижу связи.
– Мужик! – фыркнула Лена. – Состояние на грани истерики. И чем дольше она в таком настроении, тем сильнее ее в какой-то момент накроет. Понимаешь?
– Как затишье перед бурей?
– Вроде того. Я уже боюсь к ней подходить, рванет в любой момент, – она покачала головой. – Может, влюбилась?
– Что?! – Паша сильнее сжал руль.
– Есть у меня такое подозрение… И вот об этом я хотела с тобой поговорить.
В кои-то веки Исаеву стало интересно послушать, что скажет Макариха, но помешал телефонный звонок.
– Да! – резко ответил он.
– Павлик, – раздался на другом конце взволнованный голос Надежды Сергеевны. – Ты можешь приехать?
– Что случилось?
– С Алиной плохо… Болит живот, она лежит… Может, и у нее аппендицит?
– Вызывайте скорую.
– Просто… Сам знаешь, как бывает… Может, ты посмотришь? Я тебе доверяю, как никому. Прошу тебя, – она всхлипнула.
– Еду.
– Что там? – обеспокоенно спросила Лена.
– Кино отменяется. У Алины что-то с животом.
– Она могла и травануться, – дернула плечом Макарычева. – С ее бурной студенческой жизнью…
Паша догадывался. Если Алина хоть немного похожа на его собственную младшую сестру, алкогольное отравление – первое, что приходит на ум. Но разве объяснишь маме, что ее ненаглядное дитятко может позволить себе подобные излишества? К тому же, он отлично помнил, как пыталась тетя Надя сосватать ему Алинку. И все-таки развернулся и поехал к Карташовым. Благо, против пробок было совсем близко.
– Так в кого, говоришь, Ника влюбилась? – вернулся он к прежнему разговору, притормаживая на светофоре.
– Давай лучше потом обсудим, не хочу вот так, в суматохе, – отмахнулась Лена.
Паша медленно втянул воздух, выдохнул. Ладно, терпения ему не занимать. Подрулил к дому, но все парковочные карманы были утрамбованы так плотно, что удивительно, как люди вообще умудрялись открывать дверцы. Будний день, вечер, спальный район. Типичная история. Пришлось покружиться по соседним дворам, подкараулить выезжающую даму на «хонде» и еще минут десять ждать, пока она сможет отчалить, никого не поцарапав. Десять сантиметров назад – пятнадцать вперед. И так добрую сотню раз. И Макариха, как назло, молчала. А он не хотел показаться слишком заинтересованным и переспрашивать снова. Сидел, барабанил пальцами по рулю и нечеловеческими усилиями сдерживал желание пойти и вытряхнуть водительницу из машины, чтобы сделать все самому.
Наконец, «хонда» выехала, чиркнув, правда, зеркалом о чей-то бок, но Паша и без того слишком долго ждал, чтобы теперь начать бороться за справедливость. Позволил нарушительнице уехать и, лихо заполнив пробел между двумя внедорожниками, выскочил из машины. Макариха семенила следом, едва поспевая на своих шпильках за его широким шагом.
И все бы ничего, но у домофона уже торчала Ника, нервно тыкая пальцем в одну из кнопок. Увидев Пашу, а затем и Лену, она замерла, окинула их взглядом, красноречиво подняла брови, но так ничего и не сказала.
– Что там стряслось с Алинкой? – поинтересовалась Макариха, как ни в чем не бывало.
– Откуда мне знать… – Ника снова повернулась к двери. – Тут вечно шестерка заедает…
– Давай я, – предложил Паша.
Но она упрямо стояла на месте, продолжая нетерпеливо жать на несчастную цифру. В своем неистовстве Ника, вероятно, была не одинока, потому что изображение на этой кнопке стерлось подчистую. Исаев смотрел на ее потуги и мысленно вспоминал названия человеческих костей на латыни, чтобы не сорваться. На os hamatum[1] дверь поддалась, и через несколько мгновений неловкого молчания в лифте они поднялись в квартиру.
Тетя Надя уже дожидалась их на лестничной клетке.
– Павлик, слава Богу! – бросилась она к Исаеву, не удостоив приветствием ни Лену, ни старшую дочь. – Ей так плохо…
– И почему вы не вызвали скорую? – он нагнулся развязать шнурки.
– Здравствуй, Паша, – дядя Витя, Никин отчим и отец Алины, выглянул из своей комнаты.
Он почти совсем облысел, волосы кустились лишь вокруг ушей. Кожа стала землистой от долгих лет курения. Паша пожал протянутую руку и, посетив ванную, последовал за тетей Надей в комнату Алины. И сразу чуть не запутался головой в люстре с десятками прозрачных висюлек, придержал их, чтобы они перестали звенеть. Как же тут все отличалось от спальни Ники! Компьютерный стол, заваленный больше журналами, чем учебниками, мелкая дребедень, расставленная всюду, из ящиков комода свисают какие-то яркие тряпки… И ворох плюшевых игрушек. Как дите малое, честное слово.
Ника уже сидела на краешке разложенного дивана рядом с сестрой. Та выглядела бледной, тихонько постанывала, лежала на правом боку, поджав к животу колени. Неужели у них в семье аппендицит заразный?
– Можешь лечь на спину, я тебя посмотрю? – спросил он, трогая ее лоб.
Температуры не было, скорее наоборот: холодный и липкий от пота.
Алина, закусив нижнюю губу, послушно повернулась и вытянула ноги.
– Мне надо ее осмотреть, – сообщил он всем присутствующим, которые с любопытством толпились вокруг.
– Конечно-конечно, – тетя Надя закивала, не двигаясь, однако, с места.
– Мам, подождите снаружи, – попросила Алина, и все гуськом вышли, прикрыв дверь.
– Ну, выкладывай, – тихо спросил Паша: заметил, как она с опаской косилась на мать.
– Тошнит немного… Но не рвет, – она поморщилась от нового приступа. – То болит, то отпускает… Но болит очень сильно…
– Когда началось?
– На парах… Несколько часов назад.
– Что-то принимала?
– Нет, – она мотнула головой.
– Честно? – он прищурился, оценивая состояние зрачков.
– Даже не пила. Тебе дыхнуть?
– Верю. Поднимай футболку.
Живот нельзя было назвать таким уж острым. Напряжение – не сильное, синдром Воскресенского – отрицательный. Нет, на аппендицит не похоже.
– Еще что-то было? – он продолжал пальпировать.
Боль локализовалась справа, но низковато… Странно, очень похоже на случай Ники, но Алина явно выглядит хуже. Может, у этой все-таки придатки?
– Были еще кровянистые выделения, – нерешительно прошептала она, помолчав.
– Из прямой кишки?
– Нет… Оттуда…
– А для месячных не время?
– Нет… Тут такое дело… Я вроде как беременна.
Последнее слово Алина произнесла тихо-тихо, едва шевеля губами и отведя глаза. Но подействовало оно, тем не менее, как удар в гонг.
– Ты почему сразу не сказала? – спросил он как можно терпеливее: женской логики ему на сегодня и без того хватало.
– Я думала… Может, это не связано… Мама говорила, что похоже на аппендицит. А вдруг и правда он? Вчера вот вечером желудок побаливал… Я погуглила, что сейчас и беременных оперируют, и можно сохранить ребенка.
– То есть тетя Надя ничего не знает?
– Не-а, – Алина умоляюще посмотрела на него. – Можешь ей не говорить? Я подумала, если ты сам прооперируешь, то можно будет пока оставить все как есть… Это же врачебная тайна, нет?
– Тайна тайной, – он потер переносицу, ощутив внезапное желание уйти в мужской монастырь. – Но у тебя не аппендицит.
– В смысле?
– Девяность девять процентов, что это внематочная. Зародыш прикрепился в твоей правой трубе.
– И как быть? – Алина вцепилась в его запястье, как будто он мог что-то изменить. – Ребенка никак нельзя сохранить? Переместить в матку?
– К сожалению, нет.
– Я боялась, что это может быть выкидыш… – ее глаза заблестели от слез. – Но он же может пройти сам? Для этого не надо ехать в больницу? Ну, в смысле… А это точно не выкидыш?
– Нет, – Паша сочувственно взял ее руку. – Алина, послушай меня. Ситуация опасная. Нужно оперировать. Без этого никак.
– А шов будет такой же страшный, как у Ники?
– Скорее всего, нет. Можно обойтись лапароскопией, совсем маленькими разрезиками, – он показал пальцами расстояние около сантиметра. – Даже следов потом почти не останется. Но я пока ничего не гарантирую. Нужен специалист.
– Разве ты не можешь это сделать? Пожалуйста-пожалуйста! – она клянчила почти как Катя, и хотя он такого поведения терпеть не мог, внутри что-то екнуло. – Ведь если аппендицит можно так удалять, и внематочную… Значит, мама не узнает? Ты напишешь, как будто бы это был аппендицит, и все! Я прошу тебя! Она ведь меня убьет!
Паша чувствовал, что теряет стойкость и самообладание, и потому сделал первое, что пришло в голову:
– Ника! – отчаянно крикнул он.
Похоже, она была его единственным спасением. Ему смертельно не хотелось снова во все это влезать. Отпуск прямо-таки задался! Очередная Карташова, очередная дилемма.
– Ника, – снова позвал Исаев, и она, наконец, соизволила появиться.
– Что там, Павлик? Что-то ужасное? – тетя Надя едва ли не подпрыгивала, чтобы заглянуть через плечо старшей дочери в комнату.
– Нет-нет, Надежда Сергеевна, все под контролем. Еще минуточку.
– Иди, мам, – Ника щелкнула дверным замком.
– Нужен твой совет, – Паша понизил голос.
– Только не ругайся, я тебя умоляю! – отчаянно зашептала Алинка. – И обещай, что не скажешь маме!
– Мне это уже не нравится, – нахмурилась Ника.
– Да пообещай ты ей уже! – Исаев не выдержал и, дождавшись утвердительного кивка, продолжил. – У нас внематочная беременность.
– В смысле?! – Вероника лихорадочно пригладила волосы и, явно не зная, куда деть руки, скрестила их на груди. – Алина, ты в своем уме? Я тебе лет пять назад все объяснила про контрацепцию! Только не говори, что ты по пьяни…
– Ты же обещала! – младшая совсем по-детски надула нижнюю губу.
Вот-вот, Катя делала точно так же! Знал бы, что эти две мелкие курицы вырастут такими дурами, порол бы их в детстве ремнем для профилактики.
– Она не хочет говорить маме, – вмешался Паша, пока не началась ссора. – Просит меня взять ее на операцию.
– Ты же в отпуске! – удивилась Ника. – И ты не гинеколог.
– Когда я брал тебя, тоже была не моя смена, – он вздохнул, мысленно уже ругая себя за следующие слова. – Теоретически, я и правда могу выйти. И не придется ничего рассказывать Надежде Сергеевне. Беременность правотрубная, такие часто путают с аппендицитом. Слишком схожая клиника. Раз десять, наверное, за мою практику мне клали на стол женщин с ошибочном диагнозом. Я, правда, всегда в этих случаях трубу удалял. Так что ничего не гарантирую.
– Алина… Твою же мать… – Ника устало опустилась на компьютерное кресло и провела по лицу ладонью.
– Но он же сказал: можно так сделать, и мама ничего не узнает, – пыталась разжалобить сестру Алина.
– Помолчи! – огрызнулась та. – Ты уже сделала все, что могла. Паша, у тебя из-за этого могут быть неприятности?
– Не должны, по идее. Скорую надо вызывать по-любому, поедем к нам. Я пока запрошу операционную… Просто не хочу обманывать тетю Надю без твоего ведома. Чтобы потом не оказаться крайним.
– Вечно ей все сходит с рук, – вздохнула Ника, осуждающе взглянув на сестру. – По-хорошему, Алин, надо сейчас пойти и выложить все маме и дяде Вите. Тебе не помешало бы как следует всыпать… Радуйся, что у нее гипертония, а у него был в позапрошлом году инфаркт. Всех подняла на уши, а сама…
– Ладно-ладно, ей сейчас и без того плохо, – вступился Паша, хотя был солидарен коллегой по клубу старших отпрысков. – Выпишу, и сможешь ее хорошенько взгреть. Значит, решили? Беру как аппендицит?
– Добрый ты человек, Исаев, – Ника покачала головой и сдалась. – Хорошо, пусть будет так. Пойду, обрадую маму. Отец ребенка в курсе? Кто он вообще?
– Тут такое дело… – Алина посмотрела на сестру, на Пашу, снова на сестру. – Учти, ты уже обещала, что не будешь психовать… В общем, это твой босс. Марк.
[1] Крючковидная кость (лат.)
Глава 18
30 мая 21:52
#тоска #отпускныебудни
Народ, я серьезно.
Работа засасывает, как Мордор.
Заберите меня кто-нибудь из Москвы.
Пашино возвращение в больницу не было триумфальным. Медсестры косились на него с недоверием, коллеги натянуто улыбались. Лукьянова высказалась за всех:
– Исаев, что тебе не отдыхается? Пришел хвастаться отпуском?
– Конечно, – Паша достал форму, чтобы переодеться. – Какое может быть удовольствие от жизни, если не испортить настроение ближнему?
– Давай, издевайся, – Лукьянова потерла шею, убирая очередную заполненную историю. – У тебя, дружочек, зависимость. Тебе бы загорать, а круги под глазами только чернее стали.
– Это меня Поспелов на тех выходных напоил. Насильно.
– Рассказывай мне тут, – она скептически хмыкнула. – Лечиться надо.
Исаев и правда чувствовал себя довольно скверно. И не потому, что гостил у Жени. Как-то все вдруг стало тошно и безрадостно. Что-то навязчивое крутилось в голове, но тут же ускользало. Хотелось сбежать куда подальше от собственных мыслей, сменить обстановку, только чтобы все прекратилось. И он поспорил бы с кем угодно на свою коллекцию предметов, извлеченных из прямой кишки, что дело в Карташовой. Пора уже было ее выловить, зажать в угол и все выяснить раз и навсегда. Либо она с ним, либо она сама по себе. И никаких намеков, обид, недоговорок и прочих женских ритуалов. Оставалось только разобраться с ее сестрой.
В скорой с Алиной ехала Ника, Паше пришлось сажать тетю Надю к себе и везти следом. Надежда Сергеевна что-то рассказывала, и под ее мерный бубнеж Исаев задумался: как могла младшая Карташова забеременеть от Марка?
Нет, теорией он владел и, чего уж скрывать, сам, бывало, практиковался. Но даже он со своей склонностью выпить и расслабиться никогда не забывал про предохранение. А уж Веселовский должен быть помешан на том, чтобы все шло по плану. Чем человек богаче, тем серьезнее он относится к последствиям своих поступков. Особенно, если этот человек зарабатывает на инвестициях и привык соображать на несколько ходов вперед.
Паша сам был свидетелем знакомства Алины и Марка. Она тут же включила свое обаяние, он лениво предложил подвезти. Даже если включить воображение и представить, что все случилось в первый же день, а оно примерно так и было, судя по срокам, то глупо было бы допускать малейшую вероятность, что Веселовский вдруг решил поэкспериментировать с ощущениями. И потом еще так хладнокровно подвозил домой старшую Карташову? Приударил за обеими? Либо он последний мерзавец, либо что-то тут нечисто.
Свои подозрения Исаев решил держать при себе. Ника и без того перенервничала, и он удивлялся ее способности брать себя в руки. Она явно была неприятно поражена, встретив его в компании Лены, хотя и старалась не подавать виду. И после всего этого не врезать Алине, узнав про ее шашни с Веселовским? Паша мысленно ей аплодировал. Да, Ника побледнела. Да, почти не разговаривала ни с ним, ни с сестрой, ни с подругой, но при этом именно она действовала разумнее остальных. Собрала младшей вещи в больницу, уладила формальности с неотложкой. Он бы и рад был объяснить ей, что с Леной встретился по-дружески, но момент все время был неподходящий. Как-то ни к селу, ни к городу. Тут у девушки труба в любой момент лопнет, а он со своими объяснениями… Сначала операция – потом разговор.
В хирургии выдалось затишье, поэтому Паша смог сразу отправить Алину на стол. Переоделся, подготовился, вызвал с пятого этажа дежурного гинеколога. Пришла, на его беду, Наташа Табакова. Не то, чтобы он был шовинистом, да и она, в отличие от многих его знакомых, была не язва и не болтушка. Но от ее правильности сводило скулы. Высокая, всегда выпрямленная, с короткой мальчишеской стрижкой и без косметики, она любила все делать идеально. Перфекционистка в халате. Увидела непорядок, словила сестру, заставила все исправить. Умом он понимал, что это для врача прекрасное качество, но от него требовалось соответствовать, и он заранее внутренне напрягался.
Даже присутствие Фейгина не сильно скрасило действительность. Окна операционной выходили на запад, и всю вторую половину дня солнце неистово ее калило. Теперь здесь царило пекло, от которого моментально пересыхало во рту. Наташа вошла почти армейской походкой, коротко кивнула.
– Внематочная, пять недель, – сообщил ей Паша. – Плодное яйцо в правой трубе, в перешейке.
– Почему не к нам?
– Сначала ставили аппендицит. Будем удалять?
– Рожавшая?
– Нет, первая беременность.
– Молодая?
– Двадцать.
– Тогда пытаемся сохранить трубу.
Паша вздохнул. Собственно, от Табаковой другого и не ждал.
– Давай тогда лучше сама, – он уступил ей место.
Наташа работала медленнее, чем он, зато ювелирно. Было непривычно, он любил войти в темп, и ему то и дело хотелось ее поторопить, подогнать. Казалось, она нарочно какие-то простые мелочи делает по-черепашьи. И говорить особо было не о чем: другое отделение, мало общих тем.
Выручил Фейгин.
– Слушай, Паш, а чего ты все на отпуск жалуешься? – поинтересовался он, копошась в телефоне.
– А похоже, что я хорошо отдыхаю?
– Поехали после смены ко мне на дачу, – предложил Илья. – Жена с детьми у тещи будет, сосед одолжил мне мотоцикл.
– И тебе разрешили лихачить? – Паша с сомнением глянул на товарища поверх экрана.
– Как тебе сказать, – довольно ухмыльнулся тот. – Я в своем уме им такое докладывать. Ну, так что? Там раритетный «харлей», мечта поэта. Какой-то бешеной лошадности.
– Ну не знаю… Я не любитель.
– Дело твое, – Илья вздохнул. – Ничего ты не понимаешь в удовольствиях. Вот и тухни в своей Москве.
– Я подумаю, – сдался Паша.
– Другой разговор! Мангал поставим, мне тут десятилетний коньяк пациент притащил…
– Фига себе! За какие такие заслуги?
– А что, все хирургам надо? – хмыкнул Фейгин. – Не дождетесь. Хирурги – зло. Там вообще история была… Тебе Женя не рассказывал?
– Про буйного мужика, который в реанимации отвязался от койки?
– Не, это отдельная тема. У Поспелова новый экспонат в коллекции из прямой кишки. Воздух.
– В смысле?
– В общем, один мужик, да еще и непростой какой-то, говорят, шишка, засунул себе в зад насос.
– Что?! – Табакова не удержалась, хихикнула.
– Ага, – довольный собой, продолжал повествование Илья. – Качал воздух, ловил кайф… Ну и кишка вся в лоскуты. Не знаю уж, что там за это досталось Жене, но мне притащили роскошный коньяк. Я его даже дома пока не показывал, отберут.
Паша расхохотался. Обычно сдержанная Табакова от смеха пустила слезу.
– Люди, пощадите, – взмолилась она. – Мне чуть-чуть осталось.
Исаев давненько не ассистировал, но тут был даже рад оказаться на вторых ролях. И история с трубой не его, и взялся бы сам – удалил бы. А у Наташи получилось сохранить. Алине теперь можно было беременеть в свое удовольствие, другое дело, как она этим шансом воспользуется в следующий раз. И снова Паша удивился вселенской несправедливости: честной и старательной Нике пришлось перенести две полостных операции, рискуя украсить себя калоприемником, а взбалмошная Алинка отделалась без последствий. Вот в чем логика?
– Наташ, а генетическую экспертизу эмбриона еще можно будет провести? На отцовство?
– Твой, что ли? – нахмурилась Табакова.
– Да нет. Девушка просто пытается повесить ответственность на одного солидного мужика… Как-то там все туманно. Что-то я сомневаюсь, что он бы не предохранялся. Тем более, между ними ничего серьезного не было.
– Ну, ты же в курсе, что ни один метод контрацепции не дает полной гарантии?
– Это понятно, но шансы мизерные…
– Не скажи. Знаешь, сколько ко мне приезжает таких? И со спиралью, и на таблетках, и с презервативами… Не угадаешь, где подстелить соломки.
– Ясно.
– Думаешь, девочка врет? – Табакова на мгновение оторвала взгляд иглодержателя на мониторе.
– Почем я знаю…
– Стой… Вот здесь браншами перехвати… Ага, сейчас я затяну… Смысл ей врать? Двадцать первый век, ДНК… Скорее, сама себе помогла.
– Проколола резинку?
– Мужики… – качнула головой Табакова. – Это слишком заметно.
– Тогда как?
– Подумай сам. Ей всего-навсего был нужен биоматериал. У меня уже были такие. Мужчины стараются защититься до и забывают об осторожности после. Выбрасывают – и все.
– Фу, – поморщился Паша. – Даже для меня фу.
– Ну, если бы все ждали, пока парень раскачается на потомство, человечески род бы вымер, – Табакова потянула шею. – Стол у вас неудобный… Понять не могу, почему. А скобы есть?
– Я обычно нитками шью.
– Не, я люблю скобы. Так лучше проветривается и шрамы тоньше.
– Танюш, гляньте нам скобы, – попросил Паша сестру.
В любом другом случае он сделал бы так, как привык, но после мастер-класса Табаковой хотелось повести себя по-джентльменски. Нет, Ника его в конец испортила.
Он вышел, стянул со взмокшего затылка колпак, достал телефон, чтобы скорее порадовать тетю Надю. Ей сообщил, что с аппендицитом все вышло удачно, потом позвонил Веронике уже с достоверной информацией.
– Подожди, я отойду в сторонку, – попросила она.
В трубке зашуршало, и вскоре раздался ее голос, но уже приглушенный.
– А отцовство можно как-то установить? – она явно прикрывала микрофон рукой.
– Теоретически да, но смысл теперь?
Глупо было надеяться, что Ника ничего не заподозрит… Но он до последнего хотел уберечь ее от разочарования.
– Я… Мне придется поговорить с Марком, так или иначе. Я не могу сделать вид, что ничего не было. Просто… Я хорошо знаю Алинку, она любит приукрасить. И мне не хочется бросаться ложными обвинениями.
– Дождись меня, пожалуйста. Я спущусь через десять минут.
Он сбросил звонок и решил для начала заглянуть в реанимацию. Надеялся, что после наркоза Алина разоткровенничается так же, как и ее старшая сестра. В боксе интенсивной терапии было прохладнее и легче дышать. Собрав волю в кулак, Паша прошел мимо запотевшей бутылки минералки на сестринском посту, пообещав себе купить две таких. Облизнул шершавым языком пересохшие губы и направился к пациентке.
Алина уже приходила в себя. Бледная, она выглядела слабой, но умиротворенной.
– Как там все? – спросила она. – А то медсестра мне ничего не сказала.
– В целом, неплохо, – уклончиво ответил он. – Мне жаль, что так вышло с ребенком.
– А трубу ты смог сохранить?
– Ее сохранили, но не я. Доктор Наталья Евгеньевна из гинекологии. Она, наверное, еще заглянет к тебе.
– Ну и слава Богу, – Алина с облегчением прикрыла глаза.
Паша стиснул зубы, чтобы никак не прокомментировать полнейшее равнодушие девушки относительно потери ребенка. Даже его сестра, когда у нее были какие-то неприятности во время беременности, звонила ему посреди ночи и ревела в трубку. А тут как будто и не было ничего. Он не считал себя ханжой, но ощущение появилось мерзкое, словно глотнул жидкого мыла.
– Ты уверена, что отец – Марк? – он присел на стул для посетителей и наклонился к Алине. – Ника нервничает.
– Она всегда нервничает. Но это правда. Я больше ни с кем… В общем, правда, – ее взгляд был еще плохо сфокусирован, но говорила она четко.
– И ты никак не помогла этому случиться?
За годы врачебной практики он понял, что люди охотнее откровенничают с чужими, чем с близкими. Сработало и на сей раз. Алина отвернулась к окну, глаза подернулись пленкой влаги.
– Ты, наверное, решишь, что я стерва, – тихо проговорила она и всхлипнула. – Но это было спонтанно… Недавно в интернете был скандал с одной… Она была горничной и стащила использованную резинку одной знаменитости. То есть формально они даже не спали. А суд решил дело в ее пользу, и она теперь получает огромные алименты. Понимаешь?
