Текст книги "Исцеление (СИ)"
Автор книги: Дарья Сойфер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)
Глава 13
21 мая 22:18
#цветыжизни #детскаянеожиданность
Бесконечно можно смотреть на три вещи: как горит огонь, как течет вода, и как мужчина укачивает ребенка. Последнее, правда, доводится увидеть не каждому.
Никита уснул только часам к десяти. Наигрался, накупался, наелся и, получив любимую пустышку, блаженно уснул, раскинув ручки. А тем временем у Ники было ощущение, что ее пару раз основательно провернули через мясорубку.
Это все пресловутая женская сердобольность. Нет бы накормить Пашу тортом и уйти. Он с алчным блеском в глазах уничтожил добрую половину, выпил две кружки чая, и его разморило. Сидел с сонным видом, честно делал вид, что слушает ее, а сам отчаянно моргал.
И она сдалась. Со времен операции всякая мысль о Паше, как о хирурге, вызывала благоговейный трепет. Может, он что-то вшил ей под кожу? Чип обожания врачей? Иначе как объяснить, что стоило ей подумать о том, как он спасал жизни на суточном дежурстве, и она тут же отправила его спать? Он из вежливости немного попререкался, пытался убедить ее, что только секундочку просто полежит, но едва коснулся головой подушки, как рот приоткрылся, веки сомкнулись, и он смачно засопел.
Ника утащила манеж с ребенком в другую комнату, позвонила маме и получила полный инструктаж. Для надежности еще и сверилась с интернетом, почитала про полугодовалых детей: что они едят, что умеют, во что с ними надо играть. Даже посмотрела видео.
Потом расстелила на полу одеяло и, плюнув на свой наряд, уселась рядом с Никитой, разыгрывала с его игрушками теремок и выдала все, что помнила из Барто. Когда начало смеркаться, подумала, что хорошо бы чем-то накормить Пашу, когда он проснется. Да и у самой в желудке урчало, когда малыш пил свою смесь, причмокивая. Поэтому усадила Никиту в автокресло, взяла с собой на кухню и, изучив содержимое Пашиного холодильника, все-таки заказала пиццу.
Нет, в глубине морозилки она нашла слипшийся комок пельменей и кусочек чего-то, что могло быть как салом, так и чем угодно другим. На дверце холодильника стояли лекарства, и половина из них приказала долго жить еще до начала нового тысячелетия. Зато была довольно свежая финская водка, вскрытая банка со шпротами и несколько яиц. На них, правда, дата проставлена не была, поэтому Ника не рискнула затеять омлет, чтобы не напороться на дохлых птенцов или что еще могло завестись под скорлупой за годы хранения.
На пиццу она набросилась, почти как Паша на торт. Съела два куска и только потом вспомнила, что хорошо бы разбудить и хозяина квартиры. Но Исаев спал так сладко и беззаботно, что у нее не поднялась рука. Тогда она, напевая что-то Никите, чтобы он не скучал, – а он показал себя на редкость спокойным ребенком, и оставалось только догадываться, чем так довел его родной дядюшка, – немного прибралась в коридоре и на кухне. Разложила прилично обувь, расставила посуду, отскребла кофе с плиты, который явно выкипел там еще в античные времена. Потом не выдержала и вымыла окно. Шов немного заныл от стараний, но по-другому Ника там просто не могла находиться. Не то, чтобы у Паши царил жуткий беспорядок. Просто казалось, что жильцов кто-то спугнул и неожиданно выгнал из дома, и с тех пор там не ступала нога человека.
Время шло к вечеру, чем еще развлечь Никиту, она не представляла. Поэтому оттерла ванну с содой, не решившись воспользоваться серьезными химикатами, и взялась за купание. Вода ребенку нравилась, он плескался, хлопал по поверхности, и все бы ничего, не преврати он Нику в мокрую насквозь кикимору. Тушь размазалась, уложенную челку прибило ко лбу, платье липло и свисало самым жалким образом. И все же Ника была собой довольна.
Первый раз наедине с маленьким ребенком – и вроде все обошлось! Да, один раз он чуть не нырнул под воду, выскользнув из рук, и она чуть не умерла от ужаса. Но ведь поймала! А он засмеялся, решив, что это была игра, и принялся вырываться с удвоенной силой. Тогда она сдалась: вытащила его из воды, завернула в полотенце и прижала к себе.
Теплый, мокрый, он приятной тяжестью оттягивал руки. Ника привыкла считать себя продвинутой особой, мечтала, как будет штурмовать мир бизнеса, распихивая локтями шовинистов, которые в нем обосновались. Будет самой настоящей бизнес-леди: умной, сдержанной и успешной. Станет равной Марку Веселовскому.
А сейчас все это вдруг показалось несусветной ерундой, чем-то фальшивым и надуманным. И абсолютно бесполезным. Вот он: настоящий маленький человечек. Смеется и трогает крошечными розовыми пальчиками ее лицо, и слаще запаха она никогда в жизни не ощутит. Ни от одной новой папки с документами не пахло приятнее, чем от этого пухленького щекастика с пушистой макушкой.
И Ника одела в его в комбинезончик с осликом, приготовила смесь и покормила. И еще какое-то время сидела, машинально покачиваясь, хотя он и не думал капризничать. Уткнулась носом в шелковистые волосики и думала о чем-то своем, а внутри все разрывалось и переворачивалось. Ей не хотелось отпускать ребенка, уезжать, хотелось все время вот так сидеть с ним, хотя еще несколько часов назад она не подозревала о его существовании. Неужели она всего-навсего раба инстинктов? Интересно, был бы ребенок Марка, о котором она так долго мечтала, таким же сладким? И были бы рядом сам Марк? Смотрел бы на малыша так же взволнованно и восхищенно, как Паша? Корчил бы ему рожицы? Или отдал бы нянькам, не изменив своему образу жизни?
В очередной раз Ника увидела себя со стороны и поразилась глупости собственных фантазий. Отчего-то теперь она сильно сомневалась, что из Марка вышел бы хороший отец.
Уложила задремавшего ребенка в кроватку. Он поморщился во сне, сделал жалобное личико, и, испугавшись, что он вот-вот заплачет, она наклонилась, тихонько погладила его, дала пустышку. И вот она, долгожданная минута свободы. А Ника еще долго не решалась отойти, любуясь на беззаботного спящего младенца и пытаясь разобраться, откуда внутри это непонятное щемящее чувство.
Пора было уходить, но она не решалась. Что-то держало ее. Она убеждала себя в том, что жалеет Пашу, который вдруг проснется ночью от детского плача и не сможет сориентироваться. Заглянула в его комнату: он дрых в той же позе, что и ложился. Она прикрыла его пледом, он только причмокнул и повернулся на бок. И тогда Ника плюнула на все сомнения, за и против, на объяснения, которые, очевидно, придется давать с утра, и вернулась к ребенку. Взяла из шкафа одну из Пашиных футболок, переодела мокрое платье и улеглась на диван рядом с кроваткой, завернувшись в покрывало. Но уснула не сразу: все смотрела через сетку на маленького человечка и гадала, будет ли у нее однажды такой? И справится ли она? Одно дело – пару часов, а если вот так каждый день? И обо что ударилась головой Катя, когда решила доверить сына брату? Одному Богу известно, чем бы все закончилось, если бы Ника именно сегодня не вспомнила про торт.
Часа в два ночи раздались странные звуки. Кряхтение, поскуливание, возня. Карташова не сразу поняла, где находится. Хотела встать с кровати, но впечаталась в спинку дивана, потому что у ее кровати дома стена была с противоположной стороны. И тогда все резко встало на свои места: Исаев, ребенок, ночь. И ребенок этот жалобно похныкивал. И сразу вспомнились мамины рассказы про то, как она вставала к самой Нике. Кормила ее раз по пять, а то и больше. Пришлось идти на кухню, включать чайник. По идее стоило бы покачать малыша, но спросонья она бы точно не смогла удержать его одной рукой, отсчитывая ложки со смесью.
Оказалось, в темноте не так просто вспомнить планировку чужой квартиры. Дважды наткнувшись на что-то твердое и отбив мизинец на ноге, Ника просветила себе путь до кухни телефонным фонариком. Включила чайник, взяла бутылочку и попробовала налить воды, но почему-то услышала, как что-то звонко течет на линолеум. Растерянно поморгала и поняла, что держит бутылку вверх донышком. Перевернула, налила снова. Стала отмерять ложки: одна, две, четыре… Или три? Или три уже было? Или нет? Так, допустим, четыре, тогда еще пять… Минутку, или она продолжала сыпать, когда не считала? Господи, как женщины вообще ночью могут что-то делать с ребенком?! И плач доносится все отчетливее и громче…
– Ты чего делаешь?! – раздалось у нее за спиной.
Ника вздрогнула от неожиданности и обернулась. В дверях стоял растрепанный Исаев и морщился от яркого света. Спросонья она совсем забыла, где находится. А Паша, кажется, запамятовал и про нее, и про племянника.
– Никита… – она потерла глаза и почувствовала, что размазала тушь. – Я уложила, ты спал… Я легла… В общем, он хочет есть… Но я убей не помню, сколько насыпала. Надо семь ложек на семь делений…
– А почему в таком виде? – он нахмурился. – Моя футболка… Мы что, вчера?..
– Ты в своем уме? Ты ведь даже не пил… – она оглядела себя: вытянутая футболка, едва прикрывающая зад. – Купала его, вся вымокла… Почему мы все еще говорим?! Он плачет!
Паша молча отодвинул ее от стола, вылил то, что она успела намешать, и уверенными движениями приготовил новую порцию. Сразу видно человека, который привык просыпаться посреди ночи и быстро действовать. Да, она бы точно не смогла бы стать врачом. И не только потому, что не жаждала увидеть кишки. Просто со сна она, человек с высшим экономическим образованием, не сумела даже досчитать до семи.
– Ложись, я его покормлю, – бросил Паша.
– А как же… Ну, я без твоего разрешения… В смысле, я могу и такси вызвать…
– Ляг, женщина. И уймись.
– А футболку я… – ее мысли и слова никак не собирались в нужную последовательность, язык еле ворочался. – То есть не думай, что я лазила у тебя по шкафам… Платье, правда…
– За кого ты меня принимаешь? – Исаев вздохнул и потряс бутылочку, перемешивая детское питание. – Неужели я бы выгнал тебя в ночь после того, как ты меня выручила? Иди, отдыхай, голопопик. Не вводи в искушение.
– Я в трусах! – возмутилась она, натягивая футболку пониже.
Но все же подчинилась и торопливо исчезла в темном коридоре, и успела даже нырнуть под плед, пока он дошел, включил настольную лампу и уселся у нее в ногах кормить Никиту.
Пятно света легло на пол, тени сделались длинными, и Нику отбросило в детство. Тогда она болела, ночью у нее был жар, а мама вот так же зажгла ночник и сидела рядом. Поила теплым клюквенным морсом, рассказывала сказку и трогала лоб. А потом, когда Ника пропотела и почувствовала себя легкой-легкой, переодела в сухую ночнушку и уложила на свежую прохладную наволочку.
Во всей этой ситуации было что-то очень знакомое, домашнее. Настольная лампа горит, Ника лежит на диване, и кто-то сидит с ней, как с маленькой. Конечно, Паша сидел не с ней, а с племянником, но все равно было страшно уютно.
Ника вдруг поняла, что видит себя рядом с ним. Даже если он будет сидеть на этом самом диване через десятки лет, когда состарится, лицо покроют морщины, волосы поседеют, на руках выступят пигментные пятна, ей по-прежнему будет с ним хорошо и спокойно. Как бывает только с самими близкими людьми.
– Давай я унесу его к себе? – шепотом предложил он. – Ты хоть выспишься.
– А как же ты?
– А я свое отоспал. И потом, ты сама говорила, мне надо с ним осваиваться. Видишь, я, наконец, его кормлю.
Ника сдалась, натянула плед до подбородка и свернулась в клубочек. И сама не заметила, как задремала. Казалось, и сна толком никакого не было, вывалилась на секунду из реальности, открыла глаза, – а уже светло, тихо, и кроватки рядом никакой нет.
Подскочила, протерла глаза и рванула из комнаты. Неужели Паша забрал? А если у него там что-то случится? Уронит, рядом с собой ребенка положит – и придавит во сне, сколько случаев таких? Или манеж опять провалится? Или вдруг кормил, уснул, а ребенок захлебнулся? За две секунды, которые занял у Ники путь из одной комнаты в другую, сердце чуть не выскочило из горла. Все мамины истории, которые раньше вызывали смех и желание покрутить пальцем у виска, вдруг нахлынули пугающей волной. Неужели мама чувствует это каждый раз, когда Ника забывает ответить на звонок?..
К счастью, все обошлось. Паша дрых, распластавшись по кровати, Никита мирно ковырял игрушечного слоника и не требовал к себе внимания. Завидел гостью, оживился, задрыгал ножками, загулил.
– Иди ко мне, мой хороший, – прошептала Ника и взяла его на руки. – У, да ты надул полный подгузник? Так много? И такой маленький человек? Давай скорее, поменяем. Ты мой сладкий, – она потерлась носом о его животик, и он громко взвизгнул от восторга. – Тише-тише, разбудим дядю. Ну-ка, что у нас тут?.. Литра два, не меньше! Признавайся, ты же не мог сам столько напрудить? Это все дядя, да?
– Ничего подобного, – раздался с кровати хриплый голос, и Ника вскинула голову.
Паша приподнялся на локте и с озорным прищуром наблюдал за ней.
– Красный цвет тебе идет, – интимным полушепотом сообщил он.
– В каком смысле? Твоя футболка белая… – она взглянула вниз и ахнула: линялая и вытянутая футболка висела на ней, как на вешалке, и стоило ей нагнуться, лучше любого декольте продемонстрировала все детали нижнего белья.
А комплект и правда был красный. Не то, чтобы она на что-то рассчитывала… Имела же она, в конце концов, право носить, что вздумается? И совершенно не планировала, что Исаев после торта кинется ее раздевать.
– Проказница, – ухмыльнулся Паша. – Оказывается, торт не был главной благодарностью в твоем меню…
– Прекрати немедленно! – Ника выпрямилась и прижала предательскую ткань к телу.
– Меня все устраивает, – Исаев откровенно издевался. – Мой любимый цвет. И ты зашла как раз вовремя: я готов принять свой заслуженный презент.
И он похлопал по кровати рядом с собой.
На мгновение Ника замешкалась. От его наглости, разумеется. Не собиралась же она в самом деле лезть к нему? Хотя спал он без футболки, и на миллисекунду ей захотелось выяснить, так ли уж он готов… Бред. Ну и поганец!
– Вот как?! – она хитро подбоченилась. – Хочешь получить свой подарок? Целиком?
– Я вроде так и сказал, – он все еще улыбался, но в голосе прозвучала растерянность.
– Отлично, – Ника облизнулась, снова наклонилась, на сей раз сознательно принимая выгодную позу.
Одним движением выдернула из волос ленту, отчего те рассыпались мягкими пушистыми волнами. Повела плечом, зазывно прикусила нижнюю губу, и Паша судорожно сглотнул.
– Ты это… Я… В том смысле, что… – рассеянно бормотал он.
– Получи, – и она переложила Никиту на то место, по которому Исаев только что похлопал. – Думаю, о лучшем подарке ты не мог и мечтать.
Она выпрямилась и в оглушающей тишине прошествовала к двери.
– Думаю, мне стоит переодеться и поехать домой, – с этими словами она взялась за футболку и потянула ее вверх, игриво улыбнувшись и исчезнув в темноте коридора.
Уже застегивая пуговицы на платье, она услышала, как Паша в отчаянии воскликнул:
– Дружище, серьезно?! Именно сейчас?! Где твои хваленые подгузники? И как я теперь должен спать в луже? Черт, весь матрас насквозь…
Ника злорадно ухмыльнулась и, донельзя довольная собой, выскочила из злополучной квартиры. Хорошее настроение сохранялось у нее ровно до тех пор, пока не подъехал лифт. А все потому, что вся его задняя стенка была зеркальный, и едва расползлись со скрежетом двери, как Ника во всем великолепии увидела то, что минуту назад считала обольстительницей.
Подтеки туши, растрепанная и торчащая клоками шевелюра, на щеке – вмятина от подушки. Господь всемогущий! Бедный Исаев! Он-то поддел ее, как обычно, а она устроила стриптиз для бедных! И то, что она приняла за потерю дара речи от невероятной женской соблазнительности, было примитивным страхом за жизнь! И кто бы не растерялся, начни на него наступать до чертиков жуткая баба? Кикимора, натуральная кикимора… Как будто за время операции он не мог увидеть все ее анатомические особенности! Красный лифчик… Эка невидаль! Нет, она никогда больше не сможет взглянуть ему в глаза.
Стиснув зубы от злости и досады, Ника кое-как привела себя в порядок и, чуть не сбив с ног таджика с газетами, понеслась домой.
– Так-так-так… – приветствовала ее Лена, скептически сканируя с ног до головы.
Сама Макарычева уже собралась на работу и допивала утренний кофе с молоком, являя собой образчик невесомости и элегантности в новеньком шифоновом комбинезоне. Да, вот от кого мужчина может проглотить язык! Даже если он врач, и голых теток повидал на своем веку, как автомеханик карбюраторов.
– Уже уходишь? – буркнула Ника, стряхивая босоножки.
– Вчерашнее платье, отсутствие косметики, одна пуговица пропущена… – для довершения образа Лене не хватало только клетчатой кепки и трубки с крепким табаком. – И кого за это благодарить? Неужели красавчика-босса? Нет, иначе ты бы исторгала лучи радуги. Того курьера?.. Вряд ли… Ну-ка… Неееет. А ну, стой! В глаза смотри! – Макарычева прижала пальцы к губам. – Не может быть… Исаев…
Ника молча выдержала осуждающий взгляд, не найдя сил, чтобы возразить.
– Я так и знала! – Лена зажмурилась и хлопнула себя по лбу. – Как ты могла?! Теперь понятно, откуда это настроение. Он воспользовался тобой, а потом высмеял? Прогнал? Господи, он сделал тебе больно?! Я его урою! Вот козел!..
– Да нет, все в порядке, – перебила подругу Ника. – Ничего такого. Я отнесла торт, а сестра подкинула ему на неделю племянника. Пришлось помочь. Никакой романтики.
– Ты уверена? Потому что если…
– Прекрати! – Ника швырнула сумочку на этажерку. – Я в своем уме! Это же Паша Исаев! И я отлично помню, как он относился ко мне! Он хороший человек, но как мужчина?! – она фыркнула. – Боже упаси. Даже если он будет последним…
– Я поняла, поняла. Так откуда плохое настроение?
– Устала, не выспалась. Маленький ребенок, сама понимаешь…
– Ну, отдохни. Я сваливаю, у тебя весь день тишины впереди, – Лена отодвинула пустую кружку. – Тебе сколько еще отдыхать?
– Неделю точно. А потом по самочувствию. Так Веселовский сказал. Хотя по мне, я бы уже сейчас поехала в офис.
– Не сомневаюсь, – улыбнулась Лена. – Ты бы и из реанимации туда поехала.
– Слушай, ты уже подумала о предложении Марка? – Ника достала из холодильника йогурт и грейпфрут – свой обычный завтрак.
– Ну, я не буду тянуть одеяло на себя, – вздохнула Макарычева. – Львиная доля работы – твоя. Мне вообще кажется, что ты из вежливости сохраняешь за мной место партнера. Нет, не перебивай! – она предупреждающе подняла руку. – Я буду рада тебе помочь, как могу, но из нас двоих экономист – ты. Если ты доверяешь Веселовскому – почему бы и нет.
– Доверяю, пожалуй…
– Звучит не очень уверенно. Просто если бы ты считала, что предложение хорошее, приняла бы сразу. А ты кривишься, как когда ешь свои несчастные грейпфруты.
– Но я их люблю!
– Ну-ну, – Лена хмыкнула. – Хочешь знать мое мнение – Веселовский со своим контролем убьет весь кайф от бизнеса. Я в любом случае не соскочу, потому что это я подбила тебя на эту историю. Но как бы все не переросло в очередную офисную тоску. Возьмет и наймет потом каких-нибудь дизайнеров на свой вкус, потом заменит нас другими кондитерами, перевернет все меню, искалечит концепцию, и мы закончим продажей гамбургеров и бизнес-ланчей. Зато деньги будут, в этом я не сомневаюсь.
– Не думаю, что он такой уж изверг… Ему же понравилась наша идея, значит, он будет ее придерживаться… По большей части… Может, как-то прописать это в контракте?..
– Говорю же: решай сама, – Лена подошла к зеркалу и придирчиво проверила макияж и прическу. – Кстати, одна девчонка с работы видела вчера твой «Красный бархат». Фотки, конечно.
– И?
– Спрашивала, не сделаешь ли ты ей такой, только повыше? У ее парня день рождения, а сама она не знает, с какой стороны подойти к плите. Чтобы человек на восемь хватило. Можешь?
– Ну, не знаю… Маскарпоне сейчас стоит недешево… Если она возместит расходы на ингредиенты…
– Насчет этого даже не переживай, – Лена нагнулась, чтобы застегнуть изящные серебристые босоножки. – Я ей брякнула цену от балды. Сказала, что ты училась у лучших шефов, и времени в обрез. Она согласилась заплатить.
– Тогда сделаю, – улыбнулась Ника, в очередной раз поражаясь деловой хватке Макарычевой.
– Ты бы завела уже кулинарный инстаграм, – бросила Лена через плечо, отпирая входную дверь. – Цены б тебе тогда не было. Все, покеда.
А что, можно было бы и завести. Вот, например, брауни пекла главбуху – можно было бы и сфотографировать. Красивые вышли. Или те печенья с миндалем… Итальянские… И Ника ради эксперимента решила запечатлеть каждый шаг своей готовки. Алла Михайловна как раз просила сделать маффины. Почему бы не совместить?
Протерла стол, пододвинула его поближе к окну и приступила к процессу, стараясь, чтобы все выглядело аккуратно и презентабельно. И когда тесто, разлитое по ярким формочкам, уже раздувалось и крепло в духовке, на Нику обрушился телефонный звонок. Включив таймер, чтобы ненароком не забыть про выпечку, она ответила.
– Ну, рассказывай, как там племянник Павлика? – полюбопытствовала Надежда Сергеевна. – Ты еще у него?
Нике пришлось признаться, что она сбежала. Не уточняя, правда, по какой причине. Сердобольную женщину поступок дочери привел в негодование.
– Как ты могла?! – возмутилась Надежда Сергеевна. – Он там один с малышом! Даже толком не успел освоиться! Я не стану говорить, что думаю о его сестре, мне она никогда не нравилась. Но ты?! Ладно бы у тебя была работа, но ты в отпуске! И не помочь человеку, который спас тебе жизнь? Ты хотя бы оставила ему еды впрок?
– Нет, – Ника вздохнула. – Я бы приготовила, но у него холодильник пустой.
– И ты… ушла?! – голос мамы звенел и прерывался. – Ты хоть понимаешь, что он даже в магазин не может выйти?! Как он один спустит коляску? Он же ничего этого не умеет!
– Закажет что-нибудь… – неуверенно возразила Ника.
– И я тебя воспитала… А если у ребенка закончится питание?! Нет, такого я от тебя не ожидала, – Надежда Сергеевна тяжело дышала, не находя слов.
И Нике стало совестно.
– Ты просто позоришь меня! Нет, я поеду туда сама… – не унималась мама. – Подумать только: оставила мужика одного с маленьким ребенком! Да все что угодно может случиться! Иван Петрович, наш сосед, тогда уснул, а у него сын включил неисправный телевизор! И все! Короткое замыкание! Чудом их разбудила эта их пуделиха… как ее… Черри… Керри… Шерри… Иначе все!
– Мам, Никита даже ползать не умеет! Ладно, я тебя поняла. Завтра же с утра принесу ему продуктов и помогу с ребенком. Ты довольна?
– А почему только завтра?
– Мне еще убраться надо, хотела окна помыть, а то на майских некогда было…
– Серьезно, Вероника?! Окна?! Именно сейчас?
– Ладно, мам. Сейчас закончу печь и пойду к Исаеву.
– Вот так-то. Нет, это ж надо было… – продолжала ворчать Надежда Сергеевна, и Ника, не выдержав, отключилась.
И не успела она вытащить маффины и придумать благопристойный предлог для звонка Паше, чтобы он окончательно не зазнался, как улыбающаяся докторская физиономия сама замигала на экране телефона.
– Снова хочешь получить подарок? – поинтересовалась она вместо приветствия.
– Ника, это срочно, – Исаев был серьезен, его голос с трудом перекрывал неистовый плач младенца. – Пожалуйста, мне нужна твоя помощь.