Текст книги "Остров перевертышей. Рождение Мары (СИ)"

Автор книги: Дарья Сойфер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

Вечером, когда плакат с тотемами был закончен, а ученики уже разбрелись по домикам, и даже Нанду, измученный репетициями, не развлекал народ песнями на веранде, Мара, Брин и Джо сидели на пустом поле для тренировок и жевали печенье синьоры Коломбо. До солнцестояния оставалась всего пара дней.

Убаюкивающе шуршало море, ветерок доносил из главного здания приглушенные звуки джаза, – профессура тоже имела право расслабиться, – небо было расцвечено молочно-розовыми и сиреневыми полосами заката. Приближался самый долгий день в году, и ночь от скромности не показывалась вовсе.

– Ты не собираешься искать этого Коркмаза? – спросила Брин, задумчиво сортируя печенья на блюде по размеру.

– Кто это? – Джо выудил два самых крупных.

– С ним встречалась моя мама, – отозвалась Мара.

Она лениво распласталась на покрывале и любовалась небом, подложив руки под голову. От красоты шведской белой ночи даже есть не хотелось.

– Брин думает, что он мой отец, – продолжила она, немного помолчав. – Я думаю, что, во всяком случае, он ее хорошо знал. Но я искала в интернете – ничего.

– А феноменальная память миссис Крианян? – Брин закончила с печеньем и принялась собирать пальцем крошки.

– Она помнит его. Но давать личную информацию отказывается. Это не для публичного доступа и все такое. Только по специальному разрешению директора.

– Попроси Эдлунда, – предложил Джо.

– Ты в своем уме? – Мара приподнялась на локтях. – Я к лаборатории на сто метров не подойду. Ханна ходила на днях, решила спросить напрямую у Эдлунда, потому что Вукович ей что-то запретила. Так Ханна видела, как профессор выгнал из лаборатории мисс Кавамура! Свою же ассистентку! Не знаю, что у них там за эксперименты, но моя проблема подождет.

– А я бы на твоем месте сходила с ума от неизвестности! Как ты можешь оставаться такой спокойной? – недоумевала Брин. – Ведь ответ так близко, а ты как будто и не собираешься его искать. А если мы с Джо отвлечем миссис Крианян, пока ты…

– Ни за что! – отрезала Мара. – Я знаю, к чему ты клонишь. Хватит с меня взломов. И потом, ответ ведь не главное. Что я буду с ним делать? А вдруг он и правда мой отец? И не захочет меня знать? Так, по-твоему, будет легче?

– То есть лучше всю жизнь знать, что у тебя мог бы быть отец, а ты даже не попыталась с ним связаться?!

– Я пыталась. Не вышло – ну и ладно, судьба такая. Когда получится, тогда получится. Мне бы сейчас разобраться с Вукович…

– Вот он и помог бы нам понять, стоит ли ее опасаться!

– Опасаться я ее буду, если взломаю библи…

– Тихо! – Джо поднял вверх палец. – Кто-то идет.

Брин замерла, вытянула шею и повернулась к главному зданию, наполовину скрытому от глаз тренировочной сеткой и деревьями.

– Да вроде нет никого… – Мара пожала плечами.

– Нет-нет, – прошептала Брин. – Я слышу шаги.

– Женщина, – заметил Джо.

Они замолчали, и спустя несколько секунд из синеватой тени лип на поле вышла Селия Айвана.

– Привет! Мара, я искала тебя повсюду, а синьора Коломбо сказала, что ты заходила за печеньями. Я сделала своего фирменного горячего шоколада и решила присоединиться к пикнику, – она продемонстрировала большой термос. – Вы не против?

Ребята подвинулись, уступая место гаитянке, и Мара в очередной раз поразилась грации, с которой двигалась эта женщина. Она была живой иллюстрацией правила: каблуки, рюшки и косметика – еще не признак женственности. Глядя на нее, Мара верила, что и сама сможет стать привлекательной в простецких майках, кедах и джинсах. Даже грубые наручные часы не делали Селию пацанкой, а лишь подчеркивали хрупкость ее запястья. Тамара вздохнула – не от зависти, от восхищения. Хоть она и всячески открещивалась от бабских хитростей, но в глубине души надеялась однажды стать похожей на Селию Айвана.

– Вы так спорили, – с улыбкой проговорила гаитянка, разливая шоколад по стаканчикам. – Может, расскажете, в чем дело?

– Да так, ерунда, – быстро ответила Брин.

– Вы знали Озгюра Коркмаза? Зимнего из Турции? – спросила Мара, проигнорировав предупреждающий взгляд подруги.

– С трудом припоминаю… Возможно, я видела его пару раз на встречах выпускников. Он не из моего потока. А зачем тебе?

– Брин нашла фотографии, где он вместе с моей мамой. Кажется, у них был роман. Кстати, это Бриндис и Джо, мои друзья.

– Приятно познакомиться, – кивнула Селия. – Ты хотела расспросить его о маме?

– Ну… Да. Хотя… Не знаю, правда ли это… – Мара замялась.

Брин выпучила глаза, призывая ее замолчать, Джо едва заметно качнул головой. Но Тамаре до жути хотелось услышать чье-то мнение насчет отцовства. Вдруг это бред сивой кобылы, и она зря тратит время на поиски Коркмаза?

– Думаешь, он твой отец? – договорила за нее Селия. – Не бойся, Брин, я никому не скажу. Вы не доверяете мне, но у меня нет причин вредить Маре. К тому же я скоро уезжаю.

– Как?! – удивилась Мара. – Так быстро?

– У моего отца много дел дома. Я бы с удовольствием осталась, но кто-то должен за ним присматривать. И у Эдлунда уже есть ассистентка, мисс Кавамура. Не хочу быть лишней. Но я постараюсь помочь тебе с Коркмазом.

– Правда? – и Мара наградила Брин взглядом «я-была-права».

– Конечно, – Селия откинула волосы назад. – Но я сильно сомневаюсь, что он мог быть твоим отцом. Это ведь всего лишь школьная любовь, с тех пор столько лет прошло до твоего рождения…

– А Вы не знаете, какие отношения были у моей мамы и мисс Вукович?

Селия прикусила губу и посмотрела куда-то в сторону, силясь вспомнить.

– Вукович мало кого любит, – произнесла она, наконец. – Лена вызывала у нее раздражение, но сама по себе, или как все остальные женщины… Точно не знаю. Мила со всеми ссорится, меня тоже терпеть не может. А твоя мама была яркой, веселой, ее всегда окружали друзья и кавалеры. Она превращала каждую встречу выпускников в фееричный праздник, который длился всю ночь и охватывал Линдхольм от первокурсника до Эдлунда-старшего. Даже Густав вылезал из своей комнатки в маяке.

– А на встречи выпускников она приезжала вместе с Коркмазом?

– Кажется, нет… Но лучше проверьте архивы.

– Я смотрела, – подала голос Брин. – Но мама Мары не приезжала в Линдхольм несколько лет после выпуска. Там нет ни ее, ни Коркмаза.

– Поищите позже. Я точно помню ее на общих праздниках.

Селия посидела еще немного, в конце концов, даже Брин расслабилась в ее присутствии. И только Джо оставался молчалив, как, впрочем, и всегда.

Вскоре шоколад закончился, гаитянка отчалила с пустым термосом, и ребята поспешили в свои домики. Комендантский час по правилам начинался с десяти, а они протянули почти до полуночи. Большинство учителей наслаждались сейчас в главном здании предпраздничной дегустацией десертов, и студенты надеялись, что легкое нарушение правил останется незамеченным.

Брин и Джо свернули к домикам летних, а Мара в одиночестве двинулась между липами к себе.

– Эй! Мара! – окликнул ее кто-то шепотом.

Она остановилась, пытаясь отыскать источник звука.

– Это я, Нанду! – из-за широкого ствола выглянула знакомая физиономия.

– А, ты… – разочарованно протянула она. – Иди, куда шел.

– Слушай, ты долго будешь дуться за то, что я тогда улетел?

– Я не дуюсь. Сама виновата, что решила положиться на такого хвастуна, как ты.

– Да, я испугался! Думаешь, раз я из фавелы, то готов влезть в кабинет директора?

– Откуда ты? – переспросила Мара.

– Фавела Росинья в Рио. Ну, бедный квартал… Неважно. Тебя ведь не поймали! Я пришел извиниться.

– Зачем тебе? Вокруг твоей гитары и так полно девчонок.

– Им просто скучно. Как только узнают, что я… Ну, не из богатых… И отца у меня нет… – он раздраженно фыркнул. – Ты-то должна понять!

– Предлагаешь организовать клуб?.. – скептически начала Мара, но Нанду рванул ее к себе, пихнул за старую липу и зажал ей рот ладонью.

Мимо по главной дорожке прошествовала сердитая мисс Вукович.

– Она ищет тебя, – шепнул Нанду прямо в ухо Маре. – Я пришел к тебе извиниться и увидел, что она бесится. Твои соседки сказали, что ты после ужина не возвращалась.

Он медленно отпустил руку. Тамара беззвучно выругалась.

– И как мне теперь попасть домой? – еле слышно спросила она.

– Спокойно. Я пролез в вашу душевую через окно и запер ее изнутри.

– Ты… что?! В женскую душевую?

– Мне уйти?

– Нет. Договаривай.

– Я сейчас догоню и отвлеку ее, у тебя три минуты. Лезь туда, намочи волосы, и скажи, что ты все это время мылась.

– Но ведь она узнает, что ты на улице посреди ночи!

– Плевать. Но после этого мы – квиты, ясно?

– Спасибо, – шепнула она и кинулась к своему домику.

– Мисс Вукович, постойте! – донесся до нее вопль Нанду. – Вы не послушаете мой новый куплет?.. Это очень срочно!

– Мистер Торду, Вы смотрели на часы? – резко ответила хорватка.

О чем они говорили дальше, Мара не смогла расслышать, потому что отчаянно пыталась подтянуться, вцепившись в подоконник. Ей удалось в последнюю секунду: едва она приземлилась на кафель, в дверь постучали.

– Мисс Корсакофф, Вы здесь?

– Я же Вам объясняю, мисс Вукович, ее не было дома весь вечер, – прогундел мерзкий голос Сары Уортингтон.

– Все в порядке, я сейчас выйду! – отозвалась Мара.

Пихнула голову под кран, потом спрятала уличную обувь и, как ни в чем не бывало, вышла из душевой, растирая полотенцем мокрые волосы.

– Сколько можно мыться? – недовольно спросила Вукович.

– Извините… – и Мара решила вытащить из рукава свой козырь. – Просто в детском доме нам давали только пять минут, и мне так хотелось…

– Я поняла. Все в порядке. Но на будущее учитывай, что ты здесь не одна, – Вукович поправила очки и перевела взгляд на Сару. – А Вы, мисс Уортингтон, держите свои домыслы при себе.

– Но я переживала: вдруг с ней что-то случилось…

– В таком случае, теперь, когда все выяснилось, Вы сможете спокойно заснуть в своей комнате, не так ли?

Сара пробормотала что-то невнятное и ретировалась вместе с Шейлой и Рашми. Мара вернулась к себе, переоделась и забралась на верхний ярус кровати. Ида уже спала, и Тамара намеревалась последовать ее примеру. Она закрыла глаза: по подоконнику мерно стучали звонкие капли дождя… Минутку… Дождя? Но ведь небо было совершенно чистым! Она свесилась с кровати и увидела прыгающего за окном дрозда. Рот растянулся в улыбке. Нанду прилетел проведать ее! Она подняла вверх большие пальцы, и он спорхнул, исчезнув в листве.

Жизнь на Линдхольме определенно налаживалась. Если не считать того факта, что, по мнению Брин, Мару собирались убить в ее собственный день рождения.

Глава 10

Первым подарком на пятнадцатилетие Мары стала поздравительная открытка, найденная под подушкой. Там не было развернутых пожеланий счастья и успехов в учебе, зато обнаружилось нечто более ценное: номер телефона, адрес и прочие контакты Озгюра Коркмаза. Благодарить за это следовало Селию.

Мара подскочила от восторга и так неистово кинулась слезать с кровати, что ненароком наступила на Иду ван дер Вауде. Та огласила спальню возмущенным голландским ругательством, за что словила проклятия и тапок от Рашми Тхакур. День летнего солнцестояния в домике зимних ничем не отличался от остальных дней.

Вероятно, Вукович просила девочек поздравить Мару, потому что в общей комнате уныло свисали с карниза два синих воздушных шарика. Если Сара Уортингтон планировала кого-то этим разочаровать, то ей не удалось: после подарка Селии никто не смог бы испортить Маре настроение. К тому же на столе в кухне громоздилась целая куча самых настоящих подарков. В красивой бумаге, с яркими лентами, и на каждом карточка: «Для Мары».

Несколько минут именинница просто разглядывала это чудо. Дед Мороз на оленях ее удивил бы сейчас меньше. Мара аккуратно развернула подарки, стараясь не повредить упаковку. Сложила листы в стопку, чтобы сохранить на память. Иначе сама бы потом себе не поверила, что кто-то приготовил для нее сюрприз.

От Эдлунда Мара получила планшет, от Вукович – современный телефон, а от синьоры Коломбо – восхитительные шоколадные конфеты ручной работы. Но больше всех удивила Селия: она подарила еще и свои наручные часы на широком кожаном ремне, которые так восхищали Мару. «Я знаю, они тебе понравились. Носи с удовольствием», – значилось в записке.

С одной стороны, было неудобно. Неужели она пялилась на них таким голодным взглядом? С другой… Нет, их надо было видеть. Если есть в природе слово «клевость», то оно про эти часы. Здоровый старинный циферблат, тисненая надпись по всей длине ремешка, похожая на татуировку: «You may delay but time will not[1]». Мара сразу же нацепила подарок и, любуясь, повертела рукой так и эдак. Красотища!

[1] Ты можешь откладывать, но время не ждет (английская пословица)

Потом включила новый телефон, чтобы позвонить Коркмазу. Но уже занеся палец над экраном, вдруг сдрейфила. Из комнат уже доносились голоса: девочки встали. Не самое лучшее место. И разговаривать с ним один на один… Маре стало не по себе. Поэтому она переоделась, повязала парадную красную бандану и, приняв сухие поздравления от соседок по комнате, поспешила к Брин, чтобы похвастаться подарками и вместе поговорить с Коркмазом.

Но Брин было не до нее: она готовилась к приезду мамы, и, переступив порог своей старой спальни, Мара застыла. Исландка стояла перед зеркалом в странном длинном сарафане до пят: ткань в мелкий цветочек была насборена под грудью, делая Брин похожей на куклу для чайника. Сзади красовался огромный бант. Такой же, но в миниатюре, украшал ободок. Белые волосы были разделены на две косы, переплетенные синей лентой, серьги из мелких шариков в тон качались в ушах.

– Нравится? – довольно спросила Брин и покрутилась вокруг своей оси.

Мара сглотнула, с трудом подбирая слова.

– Ошеломляюще, – произнесла она, наконец.

– Это мама сшила.

– А… – протянула Мара, сообразив, что ее подруга надела этот шедевр, чтобы угодить матери.

– По моему эскизу, – уточнила Брин, и Мара вздохнула. – И для Рагнхильдюр второй такое же.

– Для Ранги… Кого?

– Рагнхильдюр вторая. Я же рассказывала! – исландка взяла с кровати длинноухого белого зайца в цветастом платье с бантом.

– А почему вторая?

– Ты не слушала… – обиделась Брин. – Рагнхильдюр первую мы уронили в море, когда плавали на папиной яхте. Я так расстроилась, что хотела прыгнуть следом. А потом заболела, и меня не могли вылечить, пока мама не нашла в интернете такую же. Она и стала Рагнхильдюр второй.

– Ясно.

Нет, говорить с Брин про Коркмаза сейчас бесполезно. Мара подумала было про Нанду, его болтовня бы сейчас отвлекла, но с улицы раздался долгий гудок.

– Ура! – завопила Ханна в соседней комнате.

– Мама приехала, мама! – зашептала исландка дрожащими губами. – Побежали!

Она схватила Мару за запястье и потащила за собой к маяку, каким-то чудом умудряясь не путаться в длинном пышном подоле. К пристани подплывало крупное белоснежное судно. С такой массой гостей «Сольвейг» Густава не справилась бы ни за что.

На верхней палубе толпились люди, студенты высыпали из домиков и неслись к маяку.

– Почему так рано? Где встречающие? У кого бейджи? – суетилась мисс Вукович.

Сигрун и китайская зимняя девочка притащили ящик, наполненный карточками на разноцветных лентах.

– Почему не рассортировали?! – возмутилась хорватка.

– Но ведь нам говорили, что гости будут только в девять! Мы как раз начали…

– Опять решили все оставить на последний момент?! К зимнему солнцестоянию я пересмотрю состав комитета! Так, кто у нас свободен? Срочно сюда! – цепкий взгляд Вукович пробежался по бурлящей толпе. – Мара! Ты!

– Но мисс Вукович, Брин звала меня…

– Живо! Альфред, Ксения, вы тоже…

Мара вздрогнула, услышав русское имя. До сих пор она не встречала на Линдхольме соотечественников.

– Ты тоже из России? – обратилась она к девушке с пушистыми каштановыми волосами и большими, будто испуганными, ореховыми глазами.

– Из Питера, – улыбнулась та. – Вот уж не думала…

– Потом будете знакомиться, – одернула их Вукович по-русски и снова перешла на язык Байрона. – Запоминайте: теплые цвета – для летних. Желтые ленты – первый курс, оранжевые – второй…

– А твои родители почему не приехали? – прошептала Мара новой знакомой.

– Брат еще маленький, оставить не с кем. Не отвлекайся, а то запутаешься…

– Теперь зимние: зеленые – первый курс, аквамарин – второй… – чеканила Вукович, и Мара постаралась сосредоточиться, что во всей этой суматохе было довольно затруднительно.

С Ксюшей удалось как следует познакомиться лишь через час, когда язык уже болел от слов «Добро пожаловать в пансион Линдхольм! Счастливого солнцестояния!» Толпа родителей и галдящих от перевозбуждения студентов двинулась к главному зданию. Мара была голодна, но тишины хотелось больше. Мысленно посочувствовав синьоре Коломбо, она направилась на веранду четвертого домика в компании измусоленных членов оргкомитета и несчастных, попавших под горячую руку мисс Вукович. Во всем Линдхольме набралось лишь несколько человек, к которым никто не приехал, и они устроили себе собственный пир с кофе и бутербродами на свежем воздухе.

Ксюша Пичугина училась на четвертом курсе и, как и все летние, была весьма добродушна. Она болтала без умолку, чем напомнила Маре Нанду. И не зря: ее тотемом тоже оказалась птица.

– Зарянка, – пояснила Ксюша, отламывая себе кусочек хрустящего плоского хлебца.

Здесь, в Швеции, их подавали на завтрак, обед и ужин. Назывались они knackebrod и во всем соответствовали названию: в них тоже были натыканы точки тмина и прочих специй и зернышек, и жевались они так же плохо, как и произносились. Видимо, держали их для птичьих обитателей острова. Во всяком случае, Ксюше Пичугиной они явно нравились. Мара же по привычке предпочитала свежие теплые булочки, которыми баловала учеников синьора Коломбо.

Когда завтрак закончился, девушка-зарянка заторопилась переодеваться к празднику, и Мара с сожалением побрела к главному зданию. Она не думала, что простой разговор на русском когда-нибудь станет для нее столь редким удовольствием.

Оставшись в одиночестве, она вспомнила про телефон Коркмаза и вновь подумала, не позвонить ли ему, но на сей раз ее отвлек Нанду. Он шел по дорожке, нервно озираясь по сторонам, а следом семенила шумная полноватая женщина. Ее бронзовые от загара руки украшало такое количество браслетов, что одними только солнечными бликами можно было спокойно поджигать муравьев. Она жужжала и квохтала над сыном, потом остановила его и, послюнявив палец, вытерла с его щеки остатки еды. И в самый разгар этой позорной сцены Нанду заметил Мару. Его лицо вытянулось от ужаса. Он что-то пробурчал маме, а потом умоляюще посмотрел на Тамару.

– Ты ничего не видела!

Она широко улыбнулась. Подарок за подарком! Конечно, трепаться направо и налево о том, что Нанду – маменькин сынок, она не собиралась. Последние два дня парень отбывал наказание на кухне за то, что спас ее от Вукович. Но искушение подразнить его было слишком велико.

– Добрый день! Счастливого солнцестояния! – она протянула руку маме Нанду. – Меня зовут Мара.

– Приятно познакомиться! Донна Зилда. Ты дружишь с моим Нандинью?

– Да. Он замечательный и воспитанный мальчик.

– О, да! Любит изображать из себя рок-звезду, но в душе – самый настоящий ангел,

– донна Зилда поправила его растрепанную шевелюру.

Джо рассказывал, что у Нанду как минимум час уходил на создание этой видимости беспорядка. Мара улыбнулась еще шире.

– Тебе, наверное, пора? – он выразительно вращал глазами.

– А Вы уже видели праздник? – притворившись шлангом, она снова обратилась к донне Зилде. – Говорят, там будет что-то невероятное.

– Я как раз собиралась, но Нандинью все пытается показать мне свою комнату. Как будто я там что-то не разглядела, когда привозила его!

– Но ведь и праздники эти ты видела, когда здесь училась! – Нанду явно не хотел появляться на публике вместе с мамой. – Я выступаю только после обеда.

– Твои выступления я слушала за стенкой пятнадцать лет! На других детей мне тоже интересно посмотреть.

– А я как раз собиралась на праздник! – встряла Мара. – Может, пойдем все вместе?

– С удовольствием, – донна Зилда потащила Нанду обратно к главному зданию. – А то мне уже начинало казаться, что он хочет от меня избавиться. Что в этом такого, верно? Разве можно стыдиться материнской любви? Ты только посмотри на него: отрастил два волоска на подбородке и считает себя взрослым мужчиной. Для меня он всегда останется моим сладким Нандинью. Подумать только! До трех лет не отлипал от моей груди, а теперь дотронуться до себя не дает…

Нанду закатил глаза и провел по лицу пятерней. Маре стоило нечеловеческих усилий сохранить вежливо заинтересованное выражение лица и не расхохотаться.

Пока они обходили главное здание и шли к полям для тренировок, где должны были проходить все торжества, девочка узнала о Нанду много нового. Донна Зилда просто фонтанировала компроматами. И все же отчасти Мара завидовала своему другу: пусть болтливая и назойливо заботливая, мама у него все же была. С такой пронзительной нежностью и гордостью на нее, Мару, уже никогда никто не посмотрит. А он, дурак, только дергается, когда ему отковыривают от футболки прилипшую крошку.

Тренировочное поле превратили в площадку для выступлений. Разграничительные сетки сняли, вдоль противоположной от раздевалок стороны установили ряды скамеек. Все кругом было украшено желтыми и оранжевыми гирляндами из бумаги. На высоком судейском кресле небрежно восседал Кевин, красавчик-третьекурсник из зимних. По нему сохла добрая треть девушек Линдхольма, и он об этом знал, поэтому вел себя так, будто позировал стайке папарацци на ковровой дорожке Голливуда. Ему выдали мегафон, чтобы он объявлял номера.

Мара отыскала глазами Брин и ее семейство. Это было нетрудно: белая макушка работала не хуже маяка. Вместе с Нанду и донной Зилдой они пробрались к исландцам, чтобы познакомиться с родителями Брин. Если светло-русая Эйрун во всем напоминала младшую дочь, то Ивар был схож со старшей Сигрун. Те же очки, те же обыкновенные для среднего европейца невнятно-коричневые волосы. А Эйрун словно сошла с полотна какого-то романтического художника. Лебединая шея, отрешенный загадочный взгляд синих глаз. Ее руки с длинными пальцами вполне годились для игры на арфе. Они с Брин обе казались Маре лесными нимфами в своих длинных сарафанах.

Ивару же досталась в семье роль камня, который не давал воздушным шарикам исчезнуть за облаками. Он сухо поздоровался с вновь прибывшими и с головой ушел в разговор с Сигрун о деятельности оргкомитета. Судя по всему, в годы своей молодости он развлекался тем же.

Джо с отцом появились на поле, когда над трибунами эхом разносились вступительные слова Кевина. Мара, Брин и Нанду с вежливой улыбкой представились родителю своего друга, поздравили его с днем солнцестояния, но в ответ услышали лишь одно короткое слово:

– Билл.

Билл Маквайан был в точности таким, как его и представляла себе Мара: увеличенная копия Джо. Человек-гора, который при желании мог бы класть мяч в баскетбольную корзину одной рукой, если бы проявлял хоть какую-то внешнюю активность. Прямые черные волосы с пепельными седыми нитями были затянуты сзади в хвост, обнажая резкие, словно высеченные из камня, скулы.

Потомки гордого народа оджибве устроились сзади, за Марой, потому что других мест не осталось. Даже Джо было сложновато втиснуть колени в узкие ряды между скамьями, а Билл и вовсе выглядел как человек, севший на крошечный детский стульчик. Впрочем, своего неудобства Маквайан-старший никак не показывал.

– Его отец не учился здесь, – шепнул Нанду Маре.

– Почему?

– Джо – первый из племени, кого сюда послали. И то его дед, вроде, возражал. Он у него шишка – в Совете трех огней.

– Где? – переспросила Мара.

– Глянь в интернете. Какая-то индейская организация. Но Билл мыслит прогрессивно. Он и сам стал полицейским, и сына отправил в Линдхольм.

– Представляю, как он проводит допросы, – еле слышно сказала она.

Нанду фыркнул и пихнул ее локтем.

– Нандинью, веди себя прилично! – тут же одернула его донна Зилда. – Представление начинается!

Первыми выступали летние студенты четвертого курса. Каждый приготовил отдельный номер: цепочка трансформаций под музыку. В публике периодически звучали комментарии вроде:

– Недостаточно плавное перевоплощение!

– Цапля какая-то коротконогая!

– Разве это походка гепарда?

– Это зебра или полосатый осел?

Но Мара задыхалась от восторга. Она не понимала, как можно искать недочеты в этом волшебном действе. Сначала выходит человек, потом – бац! – гарцующий олень делает круг по площадке, играет копытами – бац! – и он уже взлетел вверх розовым фламинго, мертвая петля… и к публике крадется, бликуя на солнце гладкой черной шерстью, самая настоящая пантера.

Когда из раздевалок в длинном красном плаще вышла Ксения Пичугина, Мара уже елозила по скамейке от волнения, то и дело вцепляясь в руку Нанду. Заиграл вальс, Ксюша повернулась к публике спиной, распростерла руки – плащ безжизненной тряпкой опустился на землю. Из-под него выпорхнула крошечная пташка, взмыла в летнюю лазурь и спикировала ястребом, пролетела низко над трибунами, буквально стукнулась оземь, заставив Мару ахнуть, и пошла пушистой кошкой. После кошки была лиса, потом косуля, сова, и, наконец, снова невзрачная рыжегрудая зарянка. Птичка исчезла под тканью плаща, и он поднялся вверх, на глазах приобретая человеческие очертания.

Сама от себя не ожидая, Мара подскочила, неистово скандируя «Россия, вперед!» Зрители ошеломленно оборачивались на нее, Ксюша помахала рукой и исчезла в раздевалке.

– Чего ты орешь? – Нанду потянул ее вниз.

– Она ведь даже не вышла за пределы своего ареала обитания, – удивилась Брин. – Что?

– Это ведь были только животные средней полосы, – пожал плечами Нанду. – Ничего особенного.

– Сам ты ничего особенного! – надулась Мара, но следующие выступления смотрела более сдержанно.

– Ты правильно сделала, что обратила на себя внимание, – сказала ей Брин во время короткого антракта. – Так Вукович будет сложнее добраться до тебя.

– Думаешь, она все-таки убийца? Она ведь мне телефон на день рождения подарила, – и Мара с гордостью продемонстрировала подруге новый гаджет. – А я не успела ее поблагодарить.

– Ух, ты! – у Нанду загорелись глаза. – Можно посмотреть?

– Только аккуратно.

– Просто пытается усыпить твою бдительность, – упрямо гнула Брин, пока Мара, закусив нижнюю губу, следила, как Нанду копается в ее телефоне. – Ты меня вообще слушаешь?

– Да-да… – пробормотала Мара. – Усыпить… Я помню.

– Сосредоточься! – исландка дернула подругу за рукав. – Речь идет о твоей жизни! Ты что, не видишь, как она на тебя смотрит?

– Как?

– Очень внимательно. Как будто что-то просчитывает в уме.

Мара взглянула на мисс Вукович: та сидела на противоположной стороне поля за столиком с бумагами и, прищурившись, сверлила свою подопечную взглядом поверх очков. Не зная, как реагировать, Мара помахала ей. Вукович кивнула, поправила очки и вернулась к своим записям. Брин была права: что-то холодное, расчетливое было в этой женщине. Она не из тех, кто совершает убийство от злости в состоянии аффекта. Скорее выжидает и детально планирует. Руководить организацией такого грандиозного события? Воистину работа для маньяка.

По позвоночнику пробежался неприятный холодок, и Мара поежилась. От одной мысли о возможном пожаре у нее заныл шрам, и она потянулась рукой к шее.

– Ты в порядке? – спросил Нанду, возвращая телефон.

– Ага, – она нервно сглотнула.

– Мне надо готовиться к выступлению, увидимся позже, – он хлопнул ее по плечу, и вместе с донной Зилдой двинулся к выходу, протискиваясь между чужими коленями.

– Ты ведь сегодня ничего не ела в домике? – нагнетала Брин.

– Нет… Мы завтракали отдельно… Слушай, может найдем минутку и позвоним Коркмазу?

– Ты все-таки его разыскала?

– Селия помогла.

– Так чего же ты молчала?!

– Не хотела отвлекать тебя от родителей…

– Давай так: весь день ты должна избегать Вукович и держаться рядом с кем-то из наших. – лихорадочно соображала Брин. – Тогда времени у нее останется мало, и вечером она себя выдаст. Ей придется поторопиться перед балом. После ужина мы все соберемся в моей комнате, там никого не будет. Позвоним Коркмазу и обсудим план действий. Сейчас рано, народу везде много, девочки переодеваются перед своими номерами. А потом, когда шоу закончится, будет спокойнее.

– Поняла.

– Только найди пустую чистую бутылку.

– Зачем?

– Надо будет собрать в нее то, что предложит тебе Вукович. Скорее всего, напиток. В жидкой форме мелатонин попадает в кровь быстрее. И ни в коем случае не подавай виду, что ты все знаешь! Не пытайся разоблачить ее в одиночку! Это может быть опасно. Ты должна получить от нее доказательство – больше ничего. Не оставайся с ней наедине. Главное – не спугнуть ее. Иначе она отменит свой план, и ты будешь все время мучиться, не зная, что она придумает в следующий раз. Сегодня – идеальный день. Мы на шаг впереди, на острове много взрослых, в том числе пара человек из Верховного совета. Как только улика будет у нас – Вукович не сможет спастись.

– Она может уплыть с острова, – подал голос Джо.

Он так долго молчал, что девочки забыли о его существовании. Убедившись, что больше никто не слышал их странный разговор, Мара жестом попросила Джо пригнуться к ней.

– Думаешь, она управится с «Сольвейг»? – прошептала она.

– Это остров. Всякий, кто живет здесь не один год, умеет обращаться с лодками.

– Мы не учли кое-что еще, – Брин с досадой поджали губы. – Ей не надо убегать, чтобы скрыться. Она ведь зимняя.

– Зато если Вукович пропадет, мы будем уверены, что она виновна, – сказал Джо.

– Не факт, – покачала головой Брин. – Если у нее есть сообщник, она может попросить его принять ее облик, пока сама…

– Ну нет, хватит! Вукович еще ничего не сделала, а вы уже делает из меня параноика! – воскликнула Мара.

– Ладно, – исландка сдалась. – Будем решать проблемы по мере поступления. Все равно я хотела послушать птичий хор.

На поле как раз вынесли длинные жерди и выстроили из них подобие лесенки. Эдлунд занял позицию хормейстера.

– Дамы и господа, – вещал Кевин со своего трона. – Сейчас самые горячие цыпочки Линдхольма покажут свои таланты!

Раздались разрозненные девичьи смешки.

– Кевин, на кухне синьоры Коломбо сегодня будет много посуды! – голос Эдлунда было отлично слышно и без мегафона.

Зрители расхохотались.

– Ладно-ладно, я всего лишь хотел поднять нашим красавицам настроение. Итак, главный и единственный интернациональный птичий хор Линдхольма!

Под аплодисменты на поле слетелись десятка два самых разных птиц: от соловья до совы, от канарейки до козодоя.

Они заняли свои места на жердях, Эдлунд взмахнул рукой, и остров огласило дружное щебетание на мотив польки «Трик-трак». У случайного заезжего орнитолога от такого зрелища глаза полезли бы на лоб: все законы науки пали перед мастерством летних перевертышей.