Текст книги "Как Даша и Паша были маленькими(СИ)"

Автор книги: Дарья Колдина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

Посмотрели мы с Пашей на огромное колесо обозрения с открытыми кабинками и нам ещё холоднее стало. Да и как в одном пиджаке в люльку запрыгивать?

– Нет, не будем кататься, – пробурчали мы.

– Может мороженое?! – шутит папа. – Хотите, по десять порций?

Представили мы, как придется есть холодное мороженое, поёжились и вежливо отказались:

– Нет, спасибо, не хочется.

– Какое им мороженое, – говорит мама. – Они от него в снеговиков превратятся.

– Первый раз вижу детей, которые не хотят кататься на аттракционах и отказываются от мороженого, – удивилась тётя Валя.

Мы с Пашей тоже таких детей раньше не видели.

Хотели мы в павильон "Космоса" зайти. Скафандры и спутники посмотреть, да он почему-то закрыт оказался.

Что ж, мороженого не поесть, на аттракционах не покататься, даже побегать – и то невозможно... Решили мы тогда домой ехать, как говориться, несолоно хлебавши. То есть ничего не получив.

И уже в обратную сторону повернули. А тут навстречу нам группа людей идёт. Фотографируются, смеются, о чем-то разговаривают. И говорят не по-русски. Сразу понятно – иностранцы. А одеты-то как! У одного белая чалма на голове, огромная, с пером, шаровары широкие, вышитые золотой ниткой, а на плечах черная спортивная куртка.

Мы с Пашей встали как вкопанные и с любопытством стали их рассматривать. Иностранцы тоже нас заметили и тоже остановились. Улыбаются, что-то оживленно друг другу говорят и на нас посматривают. А потом тот, что в белой чалме, подошёл к нам и дружелюбно сказал:

– Ты и ты – смешной одежд.

– У тебя тоже смешная одежда, – не задумываясь сказал Паша.

– Паша, что ты говоришь, – засмущалась мама.

Но иностранец ещё больше заулыбался, поднял фотоаппарат странной формы, кивнул нашему папе, как бы спрашивая разрешения, и щелкнул кнопкой. Через несколько секунд из фотоаппарата вылез белый картонный квадратик. Иностранец подхватил его и протянул нам. Мы с Пашей взяли непонятную карточку. Она сначала была черная, но постепенно на ней стали проявляться очертания. Это оказалась фотография! Наша! А на ней мы, да смешные какие! Из пиджака две головы торчат: одна в красной беретке, другая в бежевой. Как будто чудо-юдо двухголовое! Да ещё и с четырьмя ногами и двумя руками. Увидели мы себя и давай хохотать! Иностранцы смотрят на нас и тоже смеются. И мама смеется, и папа смеется. Даже тётя Валя и дедушка Юра улыбаются. И нам с Пашей от этого общего смеха стало весело и тепло.

Так мы и разошлись, улыбаясь и посмеиваясь в разные стороны. Мы к выходу, а иностранцы – к фонтану "Дружба народов".

А фотография нам на память о нашем упрямстве осталась. Да, иногда лучше потеплее одеться, а потом снять лишнюю одежду.

Наталья Архиповна

У нас на этаже жила соседка – старенькая Наталья Архиповна. У нее была точно такая же, как и у нас, однокомнатная квартира. Наша мама часто покупала для Натальи Архиповны хлеб и молоко, а мы с Пашей приходили к Наталье Архиповне просто так, в гости.

У неё дома было очень много свободного места, в то время как наша квартира была заставлена мебелью. И пахла её квартира совсем по-другому. Мебель в ее комнате тоже была не такая, как у нас, а "старинная", как говорил мой папа.

Деревянные двери огромного шкафа были украшены резьбой, изображавшей виноградные кисти. Кровать – очень высокая, с медными шишечками на спинках, всегда аккуратно застеленная. На ней одна на другой лежали три подушки – большая, средняя и совсем маленькая, покрытые кружевной накидкой. Получалось, как будто на кровати – высокая снежная гора. И я часто в своих мечтах представляла, как мои куклы катаются с этой горы на санках или живут под краем большой подушки – в домиках за кружевной накидкой. Но по-настоящему так поиграть не получалось, потому что Наталья Архиповна даже не разрешала садиться на её кровать.

Еще в комнате Натальи Архиповны был пузатый комод, тоже очень старый. На комоде стоял пластмассовый грибок. В его шляпке сверху была круглая дырочка с увеличительным стеклом. Если в неё заглянуть, то можно было увидеть девочку в коричневом школьном платье и белом фартуке. Это внутри грибочка была спрятана фотография. И каждый раз, заглянув в дырочку, я спрашивала у Натальи Архиповны:

– Это кто?

– Это моя внучка, – каждый раз отвечала Наталья Архиповна.

Для меня это была как игра. Я спрашиваю – Наталья Архиповна отвечает. Не знаю, что это было для Натальи Архиповны. Может она каждый раз забывала, что я у неё уже про это спрашивала. Ведь Наталья Архиповна была старенькая. А может, ей было приятно поговорить с кем-нибудь про свою внучку.

– Она учится в школе? – продолжала спрашивать я, хотя уже знала ответ.

– Нет, она уже выросла и работает.

– А где она теперь?

– В Ташкенте.

Я жалела Наталью Архиповну. Она здесь, в Москве, одна. А её сын и внучка в далеком городе Ташкенте. Только на праздник пришлют телеграмму: "ПОЗДРАВЛЯЕМ ПРАЗДНИКОМ ВСКЛ ЗНК КАК ЗДОРОВЬЕ ВПР ЗНК МЫ ХОРОШО ТЧК", а приезжают совсем редко.

Наталья Архиповна родилась ещё при царе. Папа в шутку говорил "при царе Горохе". Но на самом деле никакого царя Гороха, конечно, не было. А был царь Николай Второй.

– А вы видели царя? – интересовалась я у Натальи Архиповны.

– Могла видеть, – улыбалась она. – Но мне его не показывали...

Вот какая старенькая и одинокая была Наталья Архиповна. Хорошо ещё, что у неё были мы – соседи.

Тарелка супа

Мама, когда ей нужно было куда-нибудь уйти, иногда просила Наталью Архиповну приглядеть за нами. Наталья Архиповна разливала нам по тарелкам суп, садилась рядышком и смотрела, как мы едим. Но есть суп нам обычно не хотелось.

– Можно мы не будем суп? – канючили мы.

– Мама сказала всё съесть, – отвечала Наталья Архиповна.

Да, мама всегда требовала съедать всё, что в тарелке. Хочешь – не хочешь, вкусно – не вкусно, наелся – не наелся – надо всё съесть.

Как-то мы с Пашей ковырялись в супе, выуживая из него морковку и складывая на края тарелок. Петушок на дне моей тарелки смотрел на меня с надеждой. А Паша пытался спасти нарисованного на его тарелке медвежонка.

Тут Паша вспомнил, какой танк он нарисовал. И потащил Наталью Архиповну за собой в комнату – показывать рисунок.

Я осталась одна. И у меня тут же возникла замечательная идея. Я схватила свою тарелку, пошла в туалет и вылила почти весь суп в унитаз. Потом решила помочь и Паше, и понесла в туалет его тарелку. На обратном пути я едва не столкнулась с Натальей Архиповной и Пашей в дверях. Но успела проскочить вперед них на кухню и поставить Пашину тарелку на стол, чуть не расплескав остатки супа.

– А я уже спасла своего петушка! – отрапортовала я Наталье Архиповне, когда та прошаркала в кухню.

Паша сел за стол и посмотрел на свою тарелку.

– А мой медвежонок, похоже, решил сам себя спасти, – удивленно протянул Паша.

Я усиленно заморгала Паше глазами. Но он ничего не понял, быстренько отправил себе в рот остатки супа и пошёл играть в комнату, и я за ним. А Наталья Архиповна села смотреть на кухне наш черно-белый телевизор.

Через некоторое время мы почувствовали голод. Я решила отправить Пашу на кухню.

– Подойдёшь к холодильнику, достанешь оттуда колбасу и тащи сюда, – давала я наставления. – Только смотри, чтобы Наталья Архиповна не увидела.

Паша сбегал на кухню и вернулся с начатым батоном колбасы. Мы залезли под стол и стали по очереди откусывать от колбасы большие куски. Вскоре мы наелись, но возвращать колбасу обратно в холодильник нам показалось слишком рискованно. Мы решили подождать, когда Наталья Архиповна выйдет из кухни, и принялись играть, а остатки колбасы так и остались лежать под столом.

Вечером пришли родители. И мама случайно обнаружила под столом заметно покусанный и уже начинающий портиться батон колбасы.

– Даша! Паша! Как понимать такое безобразие?! – возмущенно воскликнула она.

Мы с братом поняли, что нам сейчас сильно непоздоровится и поспешили заплакать, чтобы хоть немного разжалобить маму.

– Мы умирали от голода, – оправдывались мы, театрально размазывая по лицу слёзы.

– А почему вы умирали от голода? – допытывалась мама. – Вы что не ели суп?

– Ели, – хныкали мы с Пашей.

– А вы весь суп съели? – продолжала расследование мама.

– Да, – протянул Паша.

– Да, – неуверенно просипела я.

Похоже, мама тоже когда-то была ребенком, и провести её было сложно: она очень внимательно посмотрела на меня, и я поспешно опустила глаза в пол. Но мама ничего не сказала.

С супом я попалась в другой раз. Когда нечаянно уронила тарелку в унитаз. Тарелка дзынькнула и развалилась на две части. Пришла Наталья Архиповна и всё поняла. Никогда я не видела её такой сердитой.

– Разве можно еду выбрасывать! – ужаснулась она. – Когда началась война с немцами, я была молодой девушкой и жила в Ленинграде. Знаешь, как мы все хотели есть!? О таком супе, который ты сейчас вылила, мы во время войны и мечтать не могли. Нам в день выдавали вооот такой маленький кусочек чёрного хлеба. Белый хлеб мы вообще не видели. А суп варили из картофельных очисток и ремней.

От этих горестных воспоминаний глаза у Натальи Архиповны увлажнились, наполнившись слезами. Я представила Наталью Архиповну, поедающую картофельные очистки, и мне стало её очень жалко. Слёзы подступили к краю глаз и полились по щекам. Я бросилась к Наталье Архиповне, она прижала меня к себе и стала гладить по голове.

– Ну, прости, прости, моя хорошая, – приговаривала Наталья Архиповна. – Я не хотела тебя расстраивать...

С тех пор я больше никогда не выбрасывала еду, но ели мы с Пашей всё равно плохо.

Что из этого вышло

Как-то вечером мы всей семьей сидели за столом и ужинали. Мы с Пашей по обыкновению ковыряли ложкой кашу, надеясь, что гречка на тарелке уменьшится сама собой. Мама смотрела на нас, смотрела и не выдержала:

– Нет, ну что же это такое! Почему эти дети ничего не хотят есть? Я стараюсь, готовлю, чтобы вкусно было... А их к столу не дозовешься! А если и дозовешься, то толку-то!

Папа успокаивающе похлопал маму по руке и сказал:

– Ира, не нужно так сильно переживать... Давай попробуем больше не заставлять детей есть.

– Да они тогда вообще ничего есть не будут! Исхудают бедненькие! – испуганно отозвалась мама.

– А вот посмотрим, что из этого выйдет, – невозмутимо ответил папа. – Ты давно хотела съездить к своей тёте в Астрахань. По моему, самое время. Отдохнешь там. А я сам займусь детьми, вернее их питанием.

Перед отъездом мама велела нам хорошо себя вести, не ссориться, не гулять в мокрых варежках, не лизать сосульки и напоследок крепко расцеловала. Глаза у нее при этом были тревожные.

Вечером после детского сада папа поинтересовался:

– Дети, вы будете ужинать?

– Нет! – дружно ответили мы, обрадованные, что можно ничего не есть.

Правда, когда мы посмотрели передачу "Спокойной ночи, малыши", нам всё же захотелось чем-нибудь перекусить. Мы с Пашей стали шарить по кухонным шкафам в поисках хлеба или печенья, но оказалось, что ничего нет.

"Ну и ладно", – решили мы и легли спать.

На следующий день вечером папа опять спросил, будем ли мы есть.

– А что на ужин? – поинтересовались мы на всякий случай.

– Макароны с тушенкой, – сообщил папа, погромыхивая крышкой от кастрюли.

– Ой, нет, мы не хотим! – решительно отказались мы. – Нам сегодня в саду тоже самое давали.

– Ну не хотите – как хотите! – миролюбиво согласился папа и сел за стол ужинать в полном одиночестве.

А мы с Пашей отправились играть в комнату.

Через некоторое время брат, прервав игру, пошел на кухню и спросил:

– Папа, что есть поесть?

– Макароны с тушенкой, – напомнил папа, отрываясь от чтения газеты.

– Опять!? – возмутился Паша.

– Конечно опять, – зашелестел газетой папа, – я ничего нового не готовил.

Паша отказался. И мы опять легли спать, не поужинав.

Вечером на третий день папа, приведя нас из детского сада домой, снова уточнил, будем ли мы кушать.

– А что есть? – поинтересовались мы.

– Подливка и картошка.

Мы немножко подумали и всё-таки отказались. Ведь так здорово – не есть!

Но едва закончились "Спокойной ночи", нас обуял голод. Мы с братом побежали на кухню:

– Папа, дай нам подливку и картошку! – попросили мы.

– Дети, я уже всё съел. Надо было вовремя приходить, – озадаченно произнес папа, почесав затылок.

– И ничего нет? – недоверчиво протянули мы.

– Теперь только завтра, – развел руками папа.

Мы грустные поплелись в комнату.

На четвертый день по дороге из детского сада папа спросил:

– Будете ужинать?

– Будем! – закричали мы в один голос и даже не спросили, что сегодня планируется на ужин.

Придя домой, папа занялся приготовленьем еды, а мы с Пашей стали играть в лото. Играем, а сами слушаем, когда же нас папа позовет. И как только мы услышали: "Даша, Паша...", – мы со всех ног бросились сначала в ванну – мыть руки, а потом на кухню.

И съели по полной тарелке ароматной гречневой каши и по целой котлете. Котлеты у папы, правда, немного подгорели, но все равно были очень вкусными.

В субботу, когда мы с Пашей проснулись, мама уже приехала от тёти Светы. Она стояла у плиты и что-то помешивала в кастрюле. Мы подбежали к ней и обняли.

– Мамочка! Как здорово, что ты вернулась! – захлебываясь от радости и перебивая друг друга, кричали мы с Пашей.

– Я тоже рада! – широко улыбнулась мама, прижимая нас к себе. – Дома так хорошо!

– Мама, а ты готовишь завтрак, да? – любопытствовали мы и норовили сунуть нос в кастрюлю с кашей.

– Да, манную кашу, – объявила мама.

Мы быстро умылись, почистили зубы, оделись и, не дожидаясь приглашения, уселись за стол. Мама выключила под кастрюлькой газ и, не оборачиваясь, громко позвала нас:

– Даша, Паша! Идите завтракать!

– А мы уже тут! – подали мы голос из-за стола.

Мама-то думала, что нас, как всегда, придется несколько раз звать есть... Но нет, теперь мы ели всё, что дают!

Пожар

У мамы и папы была огромная кровать. Кровать стояла за шкафом, и её не было видно. По утрам в выходные дни мы любили с братом прибегать к маме и папе. Лежать с ними на кровати, болтать, дурачиться. Потом мама вставала и уходила готовить завтрак. А мы с Пашей наваливались на папу и старались его обездвижить.

– Я его победил! – кричал Паша, вскарабкиваясь на папу.

Но папа тут же стряхивал его и приплющивал нас друг к другу. Так что над кроватью стоял тот ещё визг и писк. А ещё папа тыкал в нас пальцами и называл это "китайский бокс". Это и вправду было похоже на много-много маленьких китайцев бьющих нас своими маленькими кулачками. Было немного больно, но и смешно.

Потом папа тоже вставал и уходил в магазин. А мы с Пашей оставались бороться друг с другом на широкой родительской кровати. Пока кто-нибудь не заплачет и не побежит жаловаться маме. В тот день мы как-то мирно подрались и пошли одеваться. Вдруг мы почувствовали запах гари. "Наверно, у мамы блины горят", – подумала я и побежала проверять. Но мамы на кухне не было. Она мылась в ванной.

– Мама, у тебя блины сгорели? – крикнула я маме через дверь.

– Я не жарила блины, – услышала я сквозь звук льющейся воды.

Я пожала плечами и пошла в комнату.

Мы стали с Пашей стоить из кубиков ступенчатую пирамиду. Мама помылась и вышла из ванной. Она тут же почувствовала запах гари и зашла в комнату. Заглянула за шкаф – а там... всё в огне!!! Мама закричала:

– Живо к Наталье Архиповне!

Мы с Пашей тоже хотели посмотреть, как горит кровать и побыть пожарными. Ведь это так интересно! Но мама тоже с детства мечтала побыть пожарным. Она быстренько выставила нас за дверь. Мы побежали к соседке и наперебой стали рассказывать Наталье Архиповне, как у нас там здорово горят подушки и одеяла.

А мама в это время тушила пожар. Она наполняла в ванной кастрюлю водой и бежала с ней в комнату – заливать подушки и одеяла. Огонь жалобно шипел на маму, но умирал. Нам с Пашей было интересно, что мама надела на голову вместо каски? Ведь все пожарные в касках.

Вскоре папа забрал нас от соседки, и мы вернулись домой. Квартира пропахла гарью, а кровать и стена над ней почернели от копоти.

Оказалось, что когда мы с Пашей дрались, кто-то из нас задел ногой включенный светильник, который висел над кроватью. Лампочка была горячая. Светильник упал на кровать, и начался пожар. А никто этого не заметил. Обуглившиеся подушки, одеяла и матрас пришлось выбросить. И откладывать деньги на покупку новых. А обои – переклеивать.

Но меня больше волновала моя кукла. Во время пожара она лежала рядом с кроватью на тумбочке. И у неё обгорели волосы. Она стала лысой! Кукла сразу разонравилась мне. Я перестала с ней играть. Мама уговаривала меня не обращать внимания на её волосы, вернее на их отсутствие.

– Надевай ей шапочку и ничего не будет видно, – советовала мама.

– Но я-то ведь знаю, что она лысая! – возмущалась я.

Я просила маму купить мне другую куклу, но на новую куклу денег пока не было ...

Битвы на родительской кровати на некоторое время прекратились, а потом снова возобновились. Но теперь мы уже очень осторожно размахивали ногами. А вставая с кровати, всегда проверяли – на месте ли светильник.

Новая кукла

Приближался мой день рождения. Бабушка спросила меня, что я хочу в подарок. Я уже давно мечтала о новой кукле. Бабушка подошла к выбору куклы обстоятельно. Объездила несколько магазинов и нашла в "Центральном Детском Мире" очень красивую куклу.

В мой день рождения мы с бабушкой поехали за этой куклой. Вошли в "Детский мир", и у меня глаза разбежались. Никогда я не видела столько кукол, колясок, машинок, мячиков, пирамидок в одном месте. И так мне захотелось всё это купить!... Но бабушка не дала мне помечтать, а потянула за руку к прилавку.

– Покажите, пожалуйста, вон ту куклу на верхней полке, с краю, – попросила бабушка продавца.

Молоденькая продавщица вскарабкалась на лесенку и сняла с полки куклу. Кукла мне понравилась. Но я волновалась, что можно найти ещё лучше. И хотела посмотреть всех кукол. Продавщица терпеливо достала нам ещё несколько кукол. Они все мне очень нравились. И эта куколка с каштановыми волосами и та в малиновом плаще. И кукла с двумя косичками в юбочке и кофточке. А ещё была кукла – Красная Шапочка. Я хотела их всех и не могла выбрать. Бабушка, видя мои мучения, сказала: "Первая кукла – лучше всех".

Я ещё раз посмотрела на ту, первую куклу. У неё были светлые волосы, голубые глаза, которые могли открываться и закрываться. Нежно голубое платье из тонкого материала, на ногах – пластмассовые туфли. Она умела говорить "ма-ма". Но у неё не было соски и бутылочки, как мне хотелось. В те времена такие куклы стоили очень дорого, и бабушка не могла мне её купить. Я вздохнула. Пришлось согласиться на то, что предлагали.

Но когда бабушка заплатила за куклу, и я взяла её на руки, то поняла, что это самая лучшая кукла на свете. Всю дорогу домой я прижимала куклу к груди и вдыхала её пластмассовый запах. Мне казалось, что это мой ребенок. Я полюбила куклу всем сердцем. Назвала её Леной. Я не расставалась с ней ни днём, ни ночью. Спала вместе с ней. Брала с собой на прогулку, заворачивала в одеялко, возила в колясочке. Заботилась о ней, купала, переодевала, шила ей одежду. Смастерила из пузырька от лекарства бутылочку, как для малыша. А в губах у куклы ножницами прорезала отверстие. А ещё я делала ей уколы острой булавкой. И от этого на попе куклы появились дырочки. Я думала, они заживут. Ведь когда я разбивала коленки в кровь – они заживали. Но у куклы дырочки так и остались.

Замечательная это была кукла.

Цыплята

Перед началом лета мама и папа купили десяток крошечных желтеньких цыпляток. Цыплята были легкими и пушистыми. А ноги – как тонкие палочки. А пахли цыплята так, будто целый день носились по комнате и сильно вспотели.

Мы с Пашей разделили цыплят. Ему пять и мне пять. А чтобы не путаться – его цыплят пометили зеленкой на спинке. Цыплят мы назвали так: один, два, три, четыре, пять. Это Пашиных. А моих: шесть, семь, восемь, девять, десять. Правда, потом мы никак не могли их отличить.

– Цыпленок, ты кто? Три или пять? Шесть или десять?

Цыплята жили в коробке. Рядом стояла настольная лампа – согревала их. Цыплятки сильно пищали, мёрзли и жались друг к другу. Мы их брали на руки и грели. А потом папа отдал цыплятам свою старую шапку-ушанку. И они, наступая друг другу на спины и головы, смешно забирались в неё. Последний цыпленок, которому не на кого было наступить, бегал вокруг шапки и отчаянно пищал. Мы его брали и сажали в шапку. И он топтался по головам и спинам сидящих там цыплят, устраиваясь поудобнее.

Мама мелко-мелко крошила цыплятам вареное яйцо, смешивала его с творогом и насыпала в мисочку. Цыплята со всех ног с громким писком устремлялись к кормушке и, отталкивая друг друга, начинали отстукивать клювами барабанную дробь: тук-тук-тук.

Мы с Пашей любили играть с цыплятами. Мы устраивали им соревнования: чей цыпленок быстрее добежит до двери комнаты. Но цыплята были глупые. И вместо того, чтобы бежать вперед – разбегались по комнате в разные стороны. И их потом надо было доставать из-под шкафа или кресла.

А ещё мы цыплят катали: Паша – в машинке, я – в коляске. Один цыплёнок вскочил на бортик коляски, замахал крылышками и спрыгнул вниз. Я не успела его подхватить. Цыпленок неудачно приземлился на пол и сломал ногу. Как же я плакала – мне было очень жаль цыпленка. Папа привязал к ноге цыпленка палочки.

– Цыплята – не игрушки! – строго сказал папа и запретил играть с цыплятами.

А цыпленок так и остался хромой.

Когда цыплята ещё подросли – мы отвезли их дедушке на дачу. Там у нас жила курочка. Мы её звали курочка Ряба, потому что она тоже была пёстрая, как курочка из сказки. У нашей курочки Рябы уже были свои цыплята, она их высиживала из яиц. Цыплята ходили за мамой-курочкой по пятам, а она лапками отыскивала им в земле червячков. Наши цыплята, которых мы привезли из Москвы, тоже стали ходить по пятам за курочкой Рябой и её цыплятами. Они стали считать её своей мамой, а она их своими детьми.

Но однажды прилетел сокол, он стал кружить высоко в небе, высматривая цыплёнка. Хорошо, что дедушка его заметил и загнал всех цыплят в курятник. На следующий день мама-курица снова вывела своих цыплят на прогулку по огороду. И видимо, пока мы сидели в доме, снова прилетал сокол. Потому что вечером мы не досчитались одного цыплёнка. Того самого – хромого, со сломанной лапкой. Мы с Пашей очень сильно плакали!

С тех пор цыплята гуляли возле курятника за оградой из сетки. А сокола мы ещё несколько раз видели высоко в небе. Но до цыплят он уже добраться не мог.

Постепенно цыплята превратились в петушков с большими гребешками и курочек с маленькими гребешками. Курочки несли яйца. А петушки кричали: "Ку-ка-ре-ку!"

Поездка к тете Юле

Однажды мы с папой поехали на электричке далеко загород. К папиной двоюродной сестре – тете Юле. У неё там была дача – дом с участком. Тётя Юля мне не нравилась. Она была строгая и холодная, да ещё и с короткой причёской. А мне в то время женщины с короткими прическами – не нравились. К тому же она работала каким-то начальником. И любила командовать.

Тётя Юля сразу начала приказывать папе, что ему делать. Скамейку починить, слив на крыше проверить, старый куст смородины выкопать, в колодец слазить – почистить его. И папа быстренько начал выполнять все её, если можно так сказать, просьбы. Мне это тоже не понравилось. А так как мне нечего было делать – то я вертелась возле папы. А тётя Юля меня прогоняла и говорила, чтоб я не мешала папе.

Я думала, что мы вечером уедем, но папа сказал, что мы тут переночуем.

– А где мы будем спать? – спросила я.

– Ты в доме, в комнате. А я на сеновале.

– Я с тобой, – заныла я.

– Нет. Со мной нельзя.

– Почему?

– На сеновале мыши.

– Ну и что. Я не боюсь.

Но папа был категоричен. Пришлось смириться. Тетя Юля показала мне мою кровать. Я должна была спать одна в комнате. Такое было впервые. Я долго не могла заснуть. Мне хотелось пойти к папе, но я боялась. На улице уже было темно. Я тихонько плакала, щипала подушку – нащупывала в ней перья и ломала их, а потом незаметно заснула.

Утром я долго лежала в кровати. Мне было неловко выходить. И ждала папу, чтобы он ко мне заглянул. Но папа не появлялся. Тогда я встала, оделась и вышла. Тетя Юля возилась на кухне.

– Доброе утро, – сказала она.

Я проигнорировала её "доброе утро" и спросила:

– А где папа?

– Он уехал, – нарочито беспечно ответила тётя Юля.

– Как уехал?! Почему? – я была ошеломлена.

– Рано утром принесли телеграмму. Что-то на заводе случилось. Просили срочно приехать.

– И он уехал? Без меня?! – слезы навернулись мне на глаза.

– Без тебя, – отозвалась тётя Юля.

Я уже вовсю ревела.

– А когда он вернется? – сквозь слезы еле слышно выдавила я.

– Думаю, завтра или послезавтра...

Я почувствовала себя самой несчастной, долго плакала и не могла успокоиться. В доме стояла огромная русская печь. Как в сказке про гусей-лебедей. В печи действительно можно было варить суп и жарить пирожки. Я забралась на печку и решила сидеть там, пока не приедет папа.

Тётя Юля ушла в огород, а я осталась одна, лежала на печке, ревела и ждала папу. В доме было душновато, и назойливо жужжали мухи. Они ходили по потолку вверх ногами и не падали...

От долго плача мне сильно захотелось пить, я тихонько слезла с печки, подошла к ведру с водой и стала хлебать прямо из ведра. А потом мне стало интересно, что делает тётя Юля. Я вышла на крыльцо, спряталась за его перилами и стала тихонько наблюдать. Тётя Юля выставила около дома на лавке корыта с водой. И стирала бельё руками, прямо как моя мама. Похоже, тётя Юля совсем забыла про меня, а мне хотелось, чтобы она обратила на меня внимание. Когда тётя Юля отошла к колодцу за водой, я набрала полную горсть земли, подбежала и бросила ей в корыто. Тётя Юля вернулась, ничего не заметила и продолжила тереть белье.

Потом тётя Юля пошла к дому, а я юркнула обратно на печку.

– Даша, будешь есть? – спросила тётя Юля.

Есть хотелось, и я слезла с печи. Тётя Юля налила мне борщ. Он был такой красный и вкусный – просто пальчики оближешь.

– Пойдём со мной малину собирать, – позвала тётя Юля после обеда.

Мне не хотелось, но я боялась отказаться. Тётя Юля повесила мне на шею кастрюлю с веревочкой. Малины было много-много. Надо было срывать с куста спелые ягоды и складывать в кастрюлю. Правда хорошие ягодки я клала себе в рот. А подозрительные, с жучками там или бледноватые – в кастрюлю. Я собирала малину и плакала. Мне было очень жалко себя – такую одинокую и никому не нужную.

Папа приехал только через два дня. Я вцепилась в него и не отпускала. Ходила за ним как хвостик. Мы втроем сели обедать. Я быстро съела свой суп и встала рядом с папой – охранять его. Тётя Юля и папа о чём-то беседовали, а потом замолчали. И вдруг тётя Юля сказала папе:

– Коля, у тебя просто золотая дочь. Трудолюбивая. И постель сама заправляла и малину мне помогала собирать.

Папа очень удивился.

– Это ты про мою Дашу рассказываешь? – спросил он.

После этих слов тётя Юля показалась мне такой хорошей. Я даже подумала было остаться у неё ещё на денёк и помочь собирать вишню. Но конечно не осталась. А перед отъездом я сказала тёте Юле:

– Извините меня, пожалуйста.

– За что? – удивилась тётя Юля.

– Я вам в таз с бельем грязь насыпала.

– Давай, иди уж, грязь...– проворчала тетя Юля и с неуклюжей ласковостью потрепала меня по макушке. А потом сунула папе в руку сумку.

В сумке были две банки с малиновым вареньем.

Кошелёк на цепочке

Как-то бабушка подарила мне кошелёчек. В нём было всего одно отделение. Кошелек закрывался на защелку и подвешивался на цепочке. Я любила носить кошелек на шее.

Когда мы с бабушкой шли в магазин, я брала кошелек с собой. Потому что если бабушке давали в магазине сдачу – одна железная монетка всегда доставалась мне.

Дома я любила играть в эти монетки. Раскладывала их на столе, сортировала по размерам, строила из них башенки. Я почти не тратила свои монетки. И в итоге кошелечек у меня стал пухлый-пухлый и с трудом застегивался.

Однажды мы с бабушкой поехали в зоопарк. Я взяла с собой кошелечек. В зоопарке мы сначала ходили от клетки к клетке, рассматривая животных. Слонов, верблюдов, жирафов, обезьян... Много, кого видели.

А потом решили покататься на аттракционах.

– Бабушка, а можно я буду покупать билеты на свои деньги? – предложила я.

Бабушка согласилась. Я сама подходила к кассе, доставала из своего кошелька монетки и протягивала их в окошко.

– Мне билет на карусели с лошадками, – говорила я, например.

И тетенька-кассир давала мне билетик за мои монетки.

А ещё я купила себе и бабушке мороженое. В вафельных стаканчиках. Так что кошелек у меня заметно "похудел". Мы с бабушкой сели на скамейку и стали есть мороженое. Чтобы кошелек мне не мешал, я сняла его с шеи и положила рядом. Когда мы съели мороженое, то решили ехать домой. Уже у самого выхода из зоопарка я вдруг спохватилась: кошелек! Он остался лежать на скамейке! Мы с бабушкой бросились обратно. "Только бы его никто не взял!" – думала я. Мы подбежали к нашей скамейке – но кошелька уже не было. Мы обсмотрели всё вокруг. Спросили у людей, сидевших неподалеку. Но, увы, кто-то взял мой кошелек...

Бабушка стала меня ругать: "Нужно смотреть за своими вещами". Теперь я это понимала. Мне было ужасно обидно и жалко потерять свой любимый кошелечек. Хорошо, что я хоть успела потратить большую часть денег на аттракционы и мороженое.

Когда мы шли к метро, я посетовала:

– Бабушка, а тот, кто нашёл мой кошелек, почему он не отдал его мне?

– А как бы он тебя узнал? – спросила бабушка.

– Ну, подождал бы меня у скамейки...

– Это было бы хорошо, если бы он подождал, – согласилась бабушка.

– Или хотя бы не забирал себе мой кошелек, оставил бы там, где нашел. Тогда бы я его просто вернулась и взяла, – вздохнула я.

С тех пор, когда мы ходили с бабушкой в магазин, мне больше некуда было класть сдачу. Я просила бабушку купить мне точно такой же кошелек. Но в магазинах были только взрослые кошельки без цепочек... Кошелёк у меня появился, когда я уже училась в школе. Это был обычный кошелёк с кармашками. Ничего интересного.

Череп и кости

В детстве нам говорили, что бывают нехорошие люди. И им нельзя верить. Они могут сказать тебе: "Девочка, пойдем, я тебе котенка подарю или килограмм конфет куплю", а сами возьмут и украдут тебя.

И мы, дети, наверно, чтобы проверить бдительность друг друга, устраивали друг другу розыгрыши – поверит – не поверит. Когда я была маленькая, то всегда попадалась на такие дружеские розыгрыши.

Скажет мне Наташа, что в киоске на станции вчера мороженое бесплатно раздавали – кому сколько хочешь. Я верю. Ещё и обижаюсь: "А что же ты мне не сказала? Я бы знаешь, сколько порций мороженого попросила – сто!"