Текст книги "Ледяное сердце"
Автор книги: Дарья Лисицына
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)
Я посмотрела на брата и покачала головой. Нет, сегодня у меня точно мигрень с ними начнется.
– Чего ты престал ко мне?
– Вот именно, Тох.
– Так надоели вы мне. И один и вторая.
– А то тут причём? Это вы ко мне подошли, а не я к вам. Я сидела, никого не трогала.
– Так, чтобы по этой школе не пошли какие-либо сплетни. Катя, это Иван – мой непутёвый друг, – я посмотрела на его друга. Виски сбриты, а чёлка спадала на лоб, узкие джинсы, чёрные туфли, симпатичное личико, глаза серого цвета, чёрная рубашка, не застегнутая на первые две пуговицы, высокий, хотя скорее слишком высокомерный и гордый, – Иван, это Катя – моя младшая сестра.
Вот нравится мне смотреть на их реакцию, когда они узнают, кто я Тохе. Сначала непонимание, потом осмотр меня с ног до головы, следом круглые от удивления глаза, ну а после – стандартные вопросы.
– Кто?! Она?! Не верю. Ты говорил, что твоя сестра младше тебя на год, а тут явно не год.
– Иван, мне паспорт тебе принести? Я в десятом классе. Больше я тебе ничего не скажу. Верь не верь, мне как-то плевать.
Такой реакции я ещё не видела у дружков брата. Этот Иван сел рядом со мной и протянул мне руку. Я как-то с недоверием посмотрела на него, и он пояснил:
– Давай начнём сначала. Был не прав, вспылил. Очень каюсь. Иван Костров, – я опешила, такого прежде не было. Я посмотрела на брата – он стоял в таком же немом шоке. По взгляду Вани я поняла, что он не отстанет.
– Хорошо, Екатерина Серебрякова, – я протянула руку в ответ. Он пожал её и отпустил. Хорошо, на этом мы закончим, надеюсь. Что-то пять минут тянутся слишком долго. Где чёртов звонок?
– А парень у тебя есть?
Как у людей меняется мнение, когда они узнают о тебе что-то интересное.
– Есть.
Мне он не поверил, повернул голову к Антону и вскинул бровь.
– А я откуда знаю-то?
– Я про свою сестру знаю всё, а ей пятнадцать. Она без моего ведома и шагу не делает. Конечно, её это бесит, она много кричит и возмущается, но зато я знаю, кому вставлять пистон.
– Это забота или надзирательство? – спросила я, так между тем.
– И то и другое. Просто мне так спокойнее.
– Ну, это не про него, – и свершилось чудо, прозвенел звонок, из классов хлынули ученики, – советую сейчас идти покурить, иначе не успеете.
Сказав это, я встала и пошла в кабинет, иначе бы моя голова развалилась пополам. Я старалась игнорировать головную боль, но с каждой секундой это становилось всё сложнее и сложнее. Положив голову на парту, я закрыла глаза и наслаждалась тишиной.
– Твой дядя фараон?!
Так, начинаются вопросы, а значит, отдохнуть у меня не получится.
– Да, он самый. И скажи это всем, а то одно и тоже повторять не хочу.
– А, если…
– Нет, ваши задницы я не буду вытаскивать из ещё большей задницы. Я даже сама не использую эти «связи». Это тоже передай остальным.
Даже если бы он что-то ещё спросил, я бы ему не ответила, но к моему счастью он отстал. Зачем надо было в форме приходить, нельзя было в штатском прийти, что ли?
– У тебя проблемы? – это была Лилит.
– Нет, проблем нет. Я опоздала всего на шесть минут. Какие проблемы?
– Связанные с гитаристом, – а теперь Арсений подал голос. Гитарист? Чёрт.
– Ты что-то знаешь?
– Он опять ходит с гитарой. Так что не сложно догадаться. Тем более это уже традиция.
– Помоги мне. Ты мне должен, я тебя с утра не убила.
– А почему ты думаешь, что…
– Сеня!
– Не знаю, что тебе предложить. Тебе повезло, что он учится в параллельном, а не с нами.
– Ты меня утешаешь или издеваешься?
– И то и другое. Ладно, пойдём. Есть одна идейка, но она тебе не понравится, и ты не сможешь прятаться каждую перемену.
– А прятаться где?
– В курилке. Он туда не ходит. Он же святоша. Идёшь?
А у меня есть выбор? Либо сидеть в курилке, либо слушать очередную композицию, придуманную Витей.
– Иду.
Так называемая курилка – это была заброшенная теплица, недалеко от школы. Директор прекрасно знал, что там делают учащиеся, но ничего не говорил. Даже приходил туда, отдавал приказы и уходил. Я туда никогда не ходила, но зато Антон ходил. Что он курит, знали, наверное, все, кроме бабушки и дедушки. Для них он святой.
– Ты что тут забывала?! – как только мы зашли туда на меня обрушились сразу три озадаченных голоса.
– Долгая история. Сколько до урока, а то тут долго не протяну.
– Шесть минут, а потом две по двадцать минут.
– Ты издеваешься или утешаешь?!
– Я же сказал, и то и другое.
– Убью, сволочь.
Он промолчал, но посмотрел на меня очень насмешливым взглядом. Гадёныш малолетний.
Всё бы хорошо, но, когда гитарист появился в поле зрения, я испугалась.
– О-о, я забыл, сегодня же серенада. Поржем опять.
– Костров, заткнись, – рявкнула я. Это бесило. Им смешно, а мне вот прячься и мучайся.
– Ты чего бесишься? Он же не тебе её петь собирается, – я посмотрела на него убийственным взглядом. – А вот это очень неожиданно.
– Нет, блин, я тут просто так прячусь от жизни хорошей. Заняться больше нечем.
– Привет, – услышала я голос гитариста.
Голова болела, мозги не работали. Он как-то сказал, что, если у меня есть парень, то он отстанет. Парень вроде есть. Стоит вон рядом кулаки сживает. Стоп, а, как он тут оказался? Когда успел? Какой выход? А, если получится? Господи, убей меня на месте, чтобы я не мучилась.
Все получилось само собой, если бы я думала головным мозгом, а не спинным, то нашла бы выход и получше, но нет, головной мозг отказывался работать.
Любой нормальный человек, особенно девушка, представляет свой первый поцелуй далеко не в шестнадцать лет и не в курилке перед кучей придурков, но в моей жизни никогда не бывает ничего по-человечески.
Наверное, при первом поцелуе все что-то чувствуют, но я ничего не почувствовала, хотя нет, чувствовала, почему-то это был стыд и шок Волкова и остальных, но он быстро отошёл. Всё закончилось так же внезапно, как и началось, это прекратил ни он, ни даже я, а школьный звонок. Пора собирать мозги в кучу и валить отсюда подальше. Я выбралась из цепких ручонок Волкова и пошла в школу. Сначала я шла, а, когда ушла из поля зрения курилки, побежала.
Осознание того, что я сделала, пришло только в кабинете географии, в середине урока. Голова начала болеть ещё сильнее. Я просто не могла думать о чем-то кроме этой чёртовой боли. Сил терпеть не осталось. Не знаю, что сказала мне географичка, когда я встала, быстро собрала вещи и вышла вон из класса. Я собиралась идти к Ане, а потом желательно домой, поспать. Дойти я не смогла только потому, что к головной боли прибавилось головокружение, и я села на первую попавшуюся лавочку.
– Почему он? – голова и так жутко гудела, а этот голос свалился на меня очередной болью в висках.
– Отстань от меня, тебя это не касается, – ответила я сквозь ноющую боль, встав с лавочки, я попыталась уйти.
– Я задал вопрос, – он, схватив меня за локоть, дернул на себя, и я вновь впечаталась в стену затылком. Боль вновь дала о себе знать, и я поморщила, но этот дебил этого не заметил.
– Что ты хочешь от меня? – тихо спросила я, чтобы лишний раз звон в ушах не вернулся.
– Почему он?! Я за тобой два года таскаюсь, подарки, записки, сюрпризы, а ты выбираешь какого-то ублюдка.
– Мне плевать на твои подарочки и всё остальное. Оставь меня в покое, я сто раз тебе говорила, что я никогда не буду с тобой не то, что встречаться, я даже общаться с тобой не буду.
– Почему он?
Голова гудела, если бы не он, я бы уже давно взвыла от боли. В мою больную голову пришло только «Мудачино».
– Потому что Мудачино.
– Что?
– Что слышал. Отстань от меня уже!
Я вырвалась из его железной хватки, когда он только стал таким смелым? И пошла не в направлении Ани, а в направление выхода из школы. Не знаю, шел ли он за мной, но выйдя за забор школы, я прислонилась к нему спиной и достала телефон. Я была не в состоянии самостоятельно дойти до дома. Я набрала первый попавшийся контакт.
– Катя? Ты чего звонишь?
Стас.
– Заберёшь меня? А то я помру, честное слово.
Сил не осталось, я закрыла глаза, кое-как убрала телефон в карман джинс и начала чувствовать, что теряю сознание. Чёрт, только не сейчас, через пять, десять минут, но не сейчас. Мои мысли не были услышаны, а вот сознание всё равно потерялось в темноте. Последнее, что я почувствовала, как меня кто-то подхватывает, а дальше полная темнота.
Глава 7
Когда я начала приходить в сознание, в нос сразу же ударил запах больницы, запах препаратов, запах смерти. Для меня синоним слова «больница» – смерть. Каждый раз, когда я в неё попадала, то кто-то умирал. Я практически не болела, поэтому в больницах бывала редко, очень редко. Первый раз попав в неё, мне сказали, что мама и папа уехали и больше не вернуться ко мне, второй раз умерла Сара. Она была моей единственной подругой, которая была рядом и поддерживала меня, как может поддержать десятилетний ребёнок. Она была милой, весёлой девчонкой с карими глазами и чёрными волосами, мы были ровесницами. Кто-то скажет, что в шесть лет, что в десять невозможно ощущать всё остро, но я с легкостью могу сказать, что это не так. В любом возрасте смерть ощущается остро.
Я точно помню глаза бабушки, когда она мне говорила, что мама и папа уехали, помню ужас в глазах Сары, когда она побежала за своим любимым котом на проезжую часть, помню, как машина врезалась в неё, оглушающий крик Сары. Я помню всё, но говорю, что не помню ничего, а они верят, ведь детский мозг мог просто стереть воспоминания, заблокировать их. Никто не знает, что это я отпустила чёртового кота, из-за меня Сара побежала за ним, из-за меня она умерла, но об этом никто не узнает. Это всегда будет со мной. После её смерти я окончательно закрылась от людей, меня пытались водить к психологам, психиатрам, но ничего не выходило, поэтому они просто опустили руки, а я росла, росла одна, сама по себе.
Я хотела открыть глаза, но попытка увенчалась неудачей, веки отказывались подниматься. Я попыталась пошевелить хоть какой-нибудь частью тела, и у меня вышло. Я легонько пошевелила левой рукой и тут же почувствовала дискомфорт. Было ощущение, что в руку что-то воткнули, а если я нахожусь в больнице, то не сложно было догадаться, что это была игла, а если игла, значит капельница. Живот завязался в узел. Мне стало плевать, что со мной, даже стало плевать, что я нахожусь в больнице. У меня был один вопрос: «Сколько я нахожусь там, где нахожусь?»
Всё-таки открыв глаза, я повернула голову и увидела иглу, вставленную мне в вену, трубку, по которой текла какая-то жидкость, ну, а потом саму капельницу со стеклянной ёмкостью. Кажется, всё не просто плохо, а ужасно. Я попыталась хоть немного привстать, но скрип открывающейся двери и резкий голос меня остановили.
– Не шевелись! – через секунду этот голос уже намного спокойнее спросил. – Пить хочешь?
Хочу? Только сейчас я поняла, что ни во рту, ни тем более в горле не было никакой жидкости. Я кивнула, а он помог мне попить. Как я ненавидела такое состояние. Как я ненавидела быть беспомощной, слабой, уязвимой.
– Ничего не хочешь рассказать? – я почувствовала, что матрас прогнулся ещё сильнее под тяжестью тела Стаса.
Что я могу ему рассказать? Я даже не знаю, что со мной и сколько я здесь нахожусь. Слабым голосом и еле слышно я произнесла:
– Почему я здесь?
– О-о-о, эта часть мне больше всего нравится. Это я хочу у тебя спросить, почему ты здесь. Тебе повезло, что я шёл возле школы. Иначе бы не знал, что произошло.
Опять эта фраза «Тебе повезло». Да, мне вообще по жизни везёт. Иногда удивляюсь своей удачливости.
– Почему я здесь? – тот же вопрос и тот же слабый голос.
– У тебя переутомление и легкое сотрясение мозга. Вот объясни мне, как можно получить сотрясение, сидя в доме на жопе ровно?! – я его не видела, но чувствовала, что он начал злиться.
Сотрясение?! Что же это такое? Чёрт, что теперь делать-то?!
Как? Упади в бассейн и узнаешь.
– Это случайность.
– Случайность?! Ты видишь, к чему привела твоя «случайность»?!
– Стас, не начинай, пожалуйста. Сколько я здесь?
– Сейчас 14:25, среда.
Среда? Был только понедельник. Чёрт. Я была в отключке два с половиной дня. Интересно это тоже очередное счастье?
– А…
– Я никому ничего не говорил. Я знаю тебя.
– А…
– Три-четыре недели. Это сотрясение, а не порез.
– А…
– Это витамины, от них тебе ничего не будет. Только будешь похожа на наркомана со стажем.
Достал. Так и хотелось встать и убить его, но слабость и игла в вене мешали это сделать.
– Раздражает.
– Что?
– То, что ты заканчиваешь за меня предложения. Теперь я понимаю Артёма. Меня отпустят домой?
– Нет, – резко, жестко и с какой-то ненавистью отрезал он. – Если тебя отпустить домой, у тебя не будет никакого постельного режима! Поэтому ближайшие три недели ты проведёшь здесь под присмотром опытных врачей! Это не обсуждается.
– Стас…
– Я всё сказал! – он резко встал и вышел из палаты.
Господи, ну и что мне теперь делать? Какую он наплел историю бабушке с дедушкой? Что теперь будет? Что мне сделает Волков за исчезновение? Хотя, зачем переживать, если всем просто до высокой колокольни на меня. Это факт. Я к этому привыкла. Только Стас и Артём пытаются обо мне заботиться. Даже тогда, когда я ограждаюсь от них.
– Здравствуй, как себя чувствуешь?
Тишину в палате разрушил голос медсестры, которая пришла, скорее всего, поменять или убрать эту чёртову капельницу. Я повернула голову и посмотрела на неё: наигранная улыбка, тоскливые серые глаза.
– Никак, вы пришли убрать эту штуку?
– Да, но ненадолго. Скорее всего, вечером тебе её снова поставят.
– Значит, буду наркоманом со стажем, – повторила я слова Стаса, но в этих словах не было ни капли веселья или намека на шутку.
Наконец вытащив иглу из моей вены, медсестра попросила согнуть руку в локте и вышла. Я смогла сесть, хотя слабость во всём теле осталась. Рядом с кроватью стоял мой рюкзак. Поставив его на кровать, я начала в нём копошиться и, найдя телефон в самом дальнем углу, достала его и разблокировала. На экране высветились пропущенные вызовы от «Мудачино», «Антон», «Арсений» и от какого-то неизвестного номера. В общем счёте пропущенных было шестьдесят штук. Такого в моей жизни ещё не было. Мне нужно было узнать, что Стас наплёл родственникам. Антону я звонить не стала, не думаю, что ему хоть что-то рассказали, а вот Волков, как я успела понять, добивается того, чего хочет. Набрав номер Андрея и положив телефон к уху, я стала ждать его ответа. Он не заставил себя долго ждать, уже через четыре гудка поднял трубку.
– Чего-то хотела или просто так звонишь, поиздеваться?
Голос был холодным и безразличным, он злился. Вот только на что ему злиться? Мы встречаемся только из-за его же шантажа. Знаю я его меньше месяца. Мы, по сути, чужие люди.
– Эм…просто.
Как-то не очень убедительно произнесла я.
– Ясно.
И наступила тишина. Ни я, ни он ничего не говорили. Я просто не знала, как у него спросить, что наплёл Стас.
«Только не бросай трубку, Волков» – крутилось в моей голове. Мне просто на просто нужно было задать простой вопрос. Когда я собралась с духом, то меня перебили.
– Вот мне интересно. Я, конечно, понимаю, что мне ты не то, что не доверяешь, ты меня терпеть не можешь из-за некоторых моментов. Мне плевать, что тобой движет так поступать, но я тебя совершенно не понимаю. Женская логика ли это или ещё что-то. Если честно мне плевать, но ты могла написать хотя бы СМС, что уезжаешь. Ты вообще представляешь, что было с твоими бабушкой и дедушкой, когда им позвонили со школы и сказали, что ты ушла, и слова не сказав?! Просто встала и ушла! Естественно не знаешь…
– Андрей…
– Я не договорил! Ты можешь думать не только о себе хоть иногда?! Плевать тебе на меня, Сеню, Лилит, Антона, но ты можешь подумать хотя бы о бабушке с дедушкой!
Дальнейших его слов я не слышала, так как сбросила вызов и швырнула телефон обратно в рюкзак.
Было обидно, паршиво, но главное было то, что он был прав. Во всем. Ну, почти. Мне не плевать на всех, на многих, но не на всех. Я могу относиться к человеку отстранёно, холодно, но если ему нужна помощь, то я помогу. Вот такой я странный человек. И первое мнение Андрея обо мне точно такое, какое я создавала на протяжении многих лет.
Я всю жизнь притворяюсь каким-то другим человеком, никто не знает обо мне фактически ничего. После смерти Сары я никого не подпускала к себе слишком близко, всегда держала дистанцию. Сначала держала, а потом вовсе перестала общаться и обращать внимание на людей. Так я и живу шесть лет, но сейчас мне хочется измениться, хочется завести друзей, чувствовать хоть что-то к кому-то. Только вот я сама всё испортила. Сейчас все на меня злятся и думают точно так же, как Волков, что мне просто плевать.
Вновь достав телефон из рюкзака, я убедилась, что Андрей мне не перезванивал, это было и хорошо. Я открыла пропущенные звонки и была почти уверенна, что неизвестный номер, это номер Лилит.
«Пора менять свою жизнь» – с этими мыслями я провела пальцем по экрану, набирая номер. Спустя пару гудков мне ответили.
– Да? Кто это?
Ха, даже так.
– Катя.
– О-о-о, неожиданно. Что-то хотела?
На заднем плане у неё играла музыка, но, скорее всего, это была не её музыка. Слишком громкая так ещё и тяжёлый рок. Голова начала болеть только, услышав такие басы.
– Да, только ты можешь уйти куда-нибудь, где потише и не людно.
– Ага, в туалет.
– Я серьезно.
– Я тоже.
Пора начать говорить правду.
– У меня сотрясение, так что твоя музыка на заднем плане не улучшает ситуацию.
Я думала, сейчас начнутся вопросы или хотя бы требование объяснить, но вместо этого я услышала открытие и закрытие двери, и, что самое главное, тишину.
– Ты в больнице, – скорее утверждение, чем вопрос.
– Ну-у, вроде как.
– Почему не сказала?
– Была в отключке всё это время.
– То есть в отключке?
– То и значит, я очнулась максимум час назад.
– Но все думают, что ты на курорт уехала.
Ух ты. Как Стас замахнулся.
– Ага, с пятиразовым питание и надзором. Слушай, ты серьезно в туалете?
– Это единственное место в доме, где тихо и безлюдно.
– Ладно, кажется. Пусть все дальше думают, что я на курорте, хорошо?
– Хорошо, но я не понимаю почему.
– Ты не представляешь сколько мне надо было сил, чтобы тебя набрать.
Она хотела что-то сказать, но я её перебила, так как в палату зашла девушка лет тридцати пяти в белом халате.
– Я перезвоню позже, врач пришёл, кажется.
– А Стас сказал, что тебе некому звонить, так как никто не знает. Как ты себя чувствуешь?
– А Вы для начала кто? Если на вас белый халат, то это не делает вас врачом.
Длинные волосы были собраны в хвост, глаза были карего цвета и сосредоточены, а халат был наглухо закрыт. Она достала из кармана стетоскоп, повесила его на шею, а потом и бридж, на котором было написано, что она заведующая отделением, и зовут её Александра Максимовна.
– Понял не дурак, был бы дурак не понял. Чувствую? Хренова.
– Настолько плохо?
– Голова немного гудит. Вот и всё.
– Не тошнит, не рвёт? Просто голова болит?
– Эм… да. Станет рвать, вы узнаете об этом первая, обещаю.
Я понимала, что это обычные для врача вопросы, а вот для меня это все было в новинку. Она еле видно кивнула, подошла и села на кровать.
– Поднимай футболку, послушаю тебя.
Дальше всё было по стандарту: послушала, померила давление, сказала, чтобы я ни о чем не спрашивала, иначе Стас настучит мне по голове. Когда она, наконец, покинула палату, я взяла телефон и хотела позвонить Лилит, но меня остановили. Парень лет двадцати, который залетел ко мне, промямлил что-то вроде «Только не сдавай» и залез под кровать. Это больница или дурдом? Скорее, дурдом.
– Слушай, к тебе не заходил паренёк лет двадцати, с выбритыми висками?
Голос медсестры вывел меня из состояния шока.
– А он не из психиатрии?
Спросила я первое, что пришло мне в голову.
– Нет, но мы подумываем его туда перевести.
– Нет, не заходил. Зайдёт, я вам скажу.
– Хорошо, отдыхай.
– Вылазий, она ушла.
Он вылез из-под моей кровати и самым наглым образом забрался на неё с ногами. Я хотела возмутиться, но что-то меня остановило и вместо того, чтобы возразить я стала его рассматривать. Светлые волосы, «модная» причёска с выбритыми висками, серые глаза, прямой нос, пухлые губы. Он был красив, очень красив и это настораживало. Не знаю, кто дернул меня за язык. Больная голова или то, что я спала двое суток, но сначала я сказала, а потом поняла, что ляпнула:
– Ты на гея похож. Ты в курсе?
Я только хотела извиниться за свой длинный язык, как следующее его выражение повергло меня в шок.
– Настолько заметно? Хотя только ты это и заметила. Я – Рома, а ты?
Меня удивило это спокойствие и добрая, озорная, почти мальчишечья улыбка, которая не спадала с его лица, как только я начала говорить. Мне бы так научиться относиться к людям, легко и непринужденно.
– Екатерина. Ты серьёзно гей? Просто я ляпнула это так из-за причёски. Ну, и всего остального. Ты слишком красив, – я заметила, как его глаза начали блестеть так же, как и улыбка, – ну, вот опять. Лучше мне заткнуться.
– Да, нет. Говори, мне не многие такое говорят. Тех людей, которых я знаю не в счет, они любят подлизываться, а от тебя идет правда.
М-да, знал бы ты, какая от меня исходит правда. Я уже и не помню, когда последний раз говорила её.
– Первое впечатление всегда ошибочное.
– Не думаю, мелкая.
Как он меня только, что назвал? Мелкая? Были бы силы, убила бы эту смазливую рожицу.
– Не называй меня так.
– По сравнению со мной, ты мелкая.
Вот опять.
– Тебе сколько лет?
– Недавно исполнилось девятнадцать.
– Ну, а мне шестнадцать в январе было. Три года не такая уж большая разница.
Стандартная реакция. Ничего нового.
– Шестнадцать? Но ты… ты…
– Маленькая, плоская с глупым, наивным лицом?
Закончила за него я.
– Я этого не говорил.
– Но подразумевал.
– Прости?
– Забей. Всё нормально, я привыкла.
– Ладно, мелкая. Дайка свой телефончик. Обещаю, есть его не буду.
Я протянула ему телефон, он в нём что-то потыкал и вернул назад.
– Станет скучно, звони, пиши, и я приду. Я тут надолго, а ты?
– Недели три-четыре.
– Я тут уже месяц. Увидимся, мелкая. И без возражений.
После этого он встал и вышел, а я так и не поняла, фраза «И без возражений» относилась к тому, что мы увидимся или к тому, что он называет меня «Мелкая».
Я посмотрела свои контакты и почему-то не удивилась, когда увидела новый номер с именем «Ромочка♥». Я закатила глаза, но переименовывать не стала, пусть будет.
Следующие три с половиной недели для меня прошли очень скучно. Сначала я спорила со Стасом, что мне можно находиться дома, но он стоял на своём, а как только я начинала говорить про то, что эта Vip палата слишком дорогая, он очень сильно начинал злиться и кричать, поэтому я просто плюнула на это. Я только попросила привести мне мои альбомы и карандаши, чтобы не сойти с ума в четырех белых стенах. Иногда мне действительно казалось, что я нахожусь в какой-то псих больнице, не хватало только смирительных рубашек.
За эти недели произошло не много, но я сдружилась с Лилит, которая приходила ко мне вместе со Стасом, ибо без него её не пускали ко мне. Рома, как и обещал, приходил ко мне, точнее прятался у меня под кроватью, а потом развлекал меня. С ним я чувствовала себя свободно и легко, сначала меня это очень пугало, но потом я как-то смирилась с мыслью, что этот девятнадцатилетний ребенок от меня не отстанет. Он даже заставил с ним сфоткаться под предлогом, что это на долгую и светлую память. Первые сорок минут мы спорили, а потом я сдалась.
И вот теперь стоя в коридоре с рюкзаком на плече, я ждала Стаса, который забирал мою выписку. В душе теплилась надежда, что он придёт, ведь больше мы с ним не увидимся, в этом я была точно уверенна.
– Ну, что, идём?
Ко мне подошел Стас и ждал, когда я всё-таки пойду.
– Конечно.
Вот и всё. Каких-то двадцать минут пешком, и я буду дома. И вся моя рутинная жизнь вернётся ко мне. Выйдя из больницы, я заметила знакомый мужской силуэт. Не обращая внимания на афигевшего Стаса, я подошла к Роме и сказала:
– Не знала, что ты куришь.
– Ну, всё бывает в этом бренном мире.
Я закатила глаза и уже скорее по привычке, чем от злобы произнесла:
– Придурок.
– Стерва.
– Скотина.
– Сучка.
– Козел.
– Дура.
– Ублюдок.
– Я тебя ненавижу.
– О-о, это взаимно, Ромео.
Как-то я заглянула в Ромин паспорт и долго ржала над его настоящим именем, на что он с гордым видом произнёс, что в двадцать один он ко всем чертям поменяет имя, чтобы я издевалась над ним поменьше.
Стас, который стоял максимум в четырех шагах от нас, потерял свою челюсть.
– Если бы это была не ты, я бы тебе давно уже шею свернул.
– Да-да, придумай что-нибудь новенькое, а то каждый день одно и то же. Ладно, мне домой пора. Пока, что ли.
– Пока, что ли.
Он был выше меня на полторы головы, поэтому я встала на носочки, обвила его шею одной рукой и поставила подбородок ему на плечо, а он положил свою руку на мою талию. Это тоже был как бы ритуал. Настолько привычный, что мне стало как-то паршиво от того, что больше никто меня так не обнимет, не поцелует в макушку и не назовет меня «Мелкой».
– Ладно, Мелкая, тебе пора.
– Тебе тоже.
– Пока.
– Пока.
– Слишком банально.
– Пошел к чёрту, придурок.
Он рассмеялся, а я просто улыбнулась. С ним я научилась это делать хоть иногда. На этой фразе мы разошлись, он пошёл в больницу, а я к машине Стаса, чтобы закинуть туда вещи и пойти пешочком домой.
– Что это было? Я тебя в больницу положил, а не на курорт.
– Ну, все думают, что я на курорте. Так что никто не в обиде.
– Кто он?
– Друг.
– Друг? Кать, ему лет двадцать.
– Девятнадцать. Не волнуйся, больше я с ним не увижусь. И прошу, не разговаривай со мной про это три с половиной недели. Забудь про них и всё.
Я не стала дожидаться его ответа, просто всунула наушники в уши, включила музыку и пошла домой, а по щеке всё-таки скатилась слеза, которая означала, что три недели свободной жизни закончились. Прощай, Рома, здравствуй, паршивый дом, в котором меня все ненавидят.
Глава 8
Октябрь это время, когда деревья раздеваются, а люди одеваются, когда природа готовится к спячке, а человек пытается проснуться после трех месяцев жары и отдыха. Практически все к началу или середине октября втягиваются в рабочие будни, в свой обычный режим жизни. Для меня всё всегда было просто. Школа, дом, летом только дом. Я расписала свою жизнь, но, увы, все мои планы полетели к чёрту, ведь практически месяц я пропустила и теперь не могу втянуть в обычную школьную жизнь. Да и в свою обыденность. Не получается, моя жизнь просто летит коту под хвост.
Обычно к первым числам октября глаза уже сами собой открывались в 6:40, а в 7:20 я уже выходила из дома, чтобы не опаздывать. Сейчас уже одиннадцатое число, а встаю я с кровати только в семь, если не позже, с огромным трудом и стонами. Мозг и организм никак не могут привыкнуть жить без таблеток и капельниц, и из-за этого я теперь опаздываю на первые уроки минимум на 10 минут. Из-за больницы я расслабилась и вот он, чёртов результат этого «отдыха». Мало того, что практически весь сентябрь я пропустила так ещё и эти опоздания. Раньше хотя бы Маша меня будила, а сейчас из-за того, что я пропала на три с половиной недели и никому ничего не сказала, мне объявили бойкот. За то время, что я дома ещё ни один из членов этой семьи не сказал мне ни слова. Кроме бойкота и моих «просыпав», всё было как обычно.
Хотя из школьных слухов, которые мне каждый день рассказывает Лилит, я узнала, что рассталась с Волковым, а точнее он меня бросил из-за того, что я опять же пропала и неизвестно с кем и чем занималась. Теперь по школе ходит много слухов «чем», а особенно «с кем» я могла чем-нибудь таким заниматься. Первые пару дней хотелось врезать всем и каждому за их перешёптывания и косые взгляды, а потом я смерилась, хотя, как можно смериться с тем, что вся школа считает тебя шлюхой? Скорее я просто перестала замечать эти взгляды, но желание всех убить у меня осталось, так как из-за моих опозданий теперь не только учащиеся шептались, но и учителя откровенно глумились надо мной. Наверное, первым порывом у Лилит было убить Волкова, а если не убить, то очень сильно покалечить или вырвать язык, чтобы перестал вякать всякую чухню, но я её переубедила.
На часах уже 8:05, а я только подхожу к воротам школы, это могло означать одно, что я опять опоздала. Я чувствовала себя как наркоман, которому нужна доза, чтобы жить нормально, мне же просто нужна была не доза, а витамины, которые мне капали каждый день в больнице. Порой мне так и хочется сходить к Александре Максимовне, чтобы она мне выписала какое-нибудь лекарство, какой-нибудь допинг, чтобы я была похожа на человека, а не на бледный овощ.
Зайдя в стены школы и подходя к раздевалке, чтобы снять куртку, я заметила людей, которых тут не должно было быть, а именно бабушку и дедушку. Я хотела тихо и мирно пройти мимо, но у меня не получилось этого сделать.
– Катя, так и знал, что ты опять опоздаешь. У тебя это вошло уже в привычку. Сначала вообще не ходить, а теперь опаздывать. Десять минут это уже норма.
– Простите, Павел Петрович, я просто проспала.
– Так же, как и вчера и позавчера и до этого…
– Да, я просто сильно устаю и всё.
– Нам нужно серьёзно с тобой поговорить.
Душа упала в пятки вместе с сердцем, которое так и норовило выпрыгнуть из грудной клетки.
– О чём?
– Пройдёмте ко мне в кабинет. Это будет долгий разговор.
Теперь меня начала бить мелкая дрожь. Мне конец, сейчас либо меня вышвырнут из школы, либо сдадут в детдом, либо отправят к матери. Второй вариант мне нравился намного больше, чем третий.
Войдя в кабинет директора, я не стала даже осматриваться, ведь через день в течение многих лет ходила сюда на исправительные беседы, которые мне, конечно, не помогали, а только усугубляли положение.
– Катя, где ты была на протяжении трёх с половиной недель?
– На курорте, – на автомате ответила я.
– А если правду?
Какую правду? Нет правды, ушла и сказала, что не вернётся.
– Это правда.
– Хорошо, тогда закатай, пожалуйста, свои рукава.
Вот теперь душа, сердце, желудок, да, и вообще все внутренние органы находились у меня в пятках. Вот теперь мне стало по-настоящему страшно. Если бы я действительно была на курорте, то мои вены были целые, а сейчас они были больше похожи на ситечко, а для них это могло означать только то, что я колюсь, а это совсем плохо. И… стоп, в мою голову только пришла суть моей же мысли, они считаю, что я колюсь, а, если я колюсь, значит, я наркоман. Твою же мать. Всё. Это действительно аут и конец моей жизни.
– Для чего?
Я всегда говорила чётко, даже, когда боялась, но сейчас голос дрогнул.
– Ты нервничаешь. Ну же, чем быстрее начнём, тем быстрее закончим.
