Текст книги "Ледяное сердце"
Автор книги: Дарья Лисицына
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)
– Ты – стерва. И я тебя ненавижу, честное слово, я тебя убить готова. Ты вообще думаешь, что творишь или нет?! – я услышала, что её голос дрогнул. Нет, нет. Только этого мне не хватало.
– Лиль, я знаю, что вы меня терпеть не можете и что я дура законченная, но я не могла позвонить, да, я даже сейчас ничего не могу толком рассказать. Только извиниться за свое поганое поведение. Извини за то, что у тебя подруга полная идиотка.
– Стерва, – поправила она меня, а я лишь улыбнулась.
– Мир? – она отстранилась от меня, посмотрела своим взглядом «тебе всё равно не отделаться» и кивнула, а потом сказала:
– Всё равно Волков хуже. Придурок недоделанный.
– А он тут причем?
– У него девушка – швабра.
– Девушка? Стоп. Меня неделю не было всего.
Она кивнула влево, и я повернула голову. В той стороне Волков обжимался с какой-то блондинкой. Что за дебильный стереотип? Ну, встречается он с какой-то мымрой. Мне-то что? Он же мудак всё-таки. Все они козлы в какой-то степени. Кто-то в меньшей, а кто-то в большей. Кажется, он почувствовал мой взгляд и резко повернул голову в мою сторону, я же резко вернула голову в прежнее положение.
– Мне-то что? Без разницы. Где Антон? У меня и так минут двадцать осталось.
– Обманывай себя, а не меня. Ты не останешься?
– Я здесь нелегально, так что я уеду и не знаю, когда приеду ещё. Где Тоха, Лиль? Мне поговорить с ним надо.
– Да, вон твой братец. Стену подпирает. Он эту неделю сам не свой, так что он тебя и убить может, осторожнее. Сейчас медляк будет, – она заметила мой взгляд ничего не понимающий, – микрофон Синицыной дали, сейчас петь начнёт. Так, подруга, я тебя рада видеть и готова придушить, но мне нужно найти Сеню, чтобы он тебя раньше не нашеёл. Он тоже невменяемым стал чуть-чуть. Что ты на меня так смотришь? Побесилась я немного. Всё, я пошла.
Она ушла, а из колонок действительно начала играть приятная мелодия. Собрав последнюю храбрость в кулак, я пошла к Антону.
– Тош, можно без рукоприкладств? Я могу объяснить. Хотя, нет, не могу, но давай поговорим? У меня минут семнадцать осталось.
Когда он опустил голову, я увидела в его взгляде бурю эмоций. Удивление, страх, злость. Эмоции слишком быстро сменялись друг друга. Чёрт, он меня точно придушит сейчас.
Но вместо этого он протянул мне руку, приглашая на танец. Как я могла отказать ему? Я вложила свою ладонь в его огромную. Он прижал меня к себе и начал двигаться в такт музыке. Вот только разница в росте была большой, поэтому я не могла даже положить подбородок ему на плечо.
– Помнишь, когда мы танцевали последний раз?
– На Новый год, мне тогда четырнадцать было. Я проспорила дедушке. Знал он, что на слабо меня легко взять.
– Что с того момента изменилось? Почему всё так происходит?
– Знаешь, я прочитала столько книг, но так и не научилась красиво говорить. Вот не получается у меня и все. Хоть убей. Тош, я поняла одну вещь. Знаешь, маленькую такую. Наверное, должно было случиться всё это, чтобы мои мозги встали на место. Знаешь выражение «Дом там, где тебя ждут»? Я всегда думала, что меня нигде не ждут, что нет у меня дома. Есть место, где я ночью и всё, но я поняла, что была полной дурой. Я очень хочу вернуться домой, вернуться в наш дурдом, где либо все друг на друга кричат, либо любят до гроба. Мне не хватает вас. Мне не хватает тех фраз, взглядов, суеты, да, даже обычной тишины рядом с вами. А ещё я поняла, что люблю тебя, чёрт возьми. Ты – мой брат, конечно, не всегда лучший, но всё-таки. Я ведь помню, что ты делал, когда меня задирали. А ты об этом даже не знал. Спасибо тебе, я правда благодарна. Я не часто такое говорю, так что тебе лучше было это всё записывать.
Я чувствовала, как его руки начали сильнее меня прижимать, мне было почти больно, но это было не важно. Я высказалась. На душе легче стало. Я чувствовала, что он собирается что-то сказать, но его перебили.
– Екатерина Ильинична, я не хочу вас отрывать, но нам пора идти, – Глеб.
Твою мать. Достал. Умеет же всё обламывать. Я оторвалась от брата, отошла на шаг от него и повернулась лицом к Глебу.
– Полчаса, тридцать минут, тысяча восемьсот секунд. Мы договорились, вроде? Моё время ещё не прошло! Чего ты припёрся?!
– Вот именно, Глеб, у неё еще десять минут. Кать, прости, не уследил. Пойдём, пока я тебе голову не отвинтил! – я благодарно кивнула Вадиму.
– Господи, что я тебе такого сделала, что ты мне одних идиотов подсовываешь?
– А это кто были такие? – спросил Антон недовольным тоном.
– Телохранители. У Виктора фантазии нет. Думает, убегу, – и тут до меня дошло, что сболтнула я лишнего, – представим, что ты этого не слышал, а мне пора, а то Глеб Петрович инфаркт получит. Пока.
Я выбежала из актового зала, а потом и из школы. Чёрт. Почему всё так получается? Вот почему когда я хочу сделать что-то хорошее, мне подкладывается свинья какая-нибудь? Я подошла к машине и села в неё. На Глеба я не стала поворачивать даже головы. Пусть идёт к чёрту. Вадим тактично молчал, завёл мотор, и мы поехали в салон.
В салоне мы были достаточно долго, ибо вместе с причёской мне решили сделать ещё и макияж с маникюром. Только вот маникюрить нечего, с некоторых пор я состригаю все ногти сразу. Не знаю, что они сделали с моей головой, в зеркало я не смотрела. Потом мы зашли в магазин. Точнее Вадим пошёл, а я осталась с Глебом в машине. В итоге мы подъехали к дому как раз к шести часам. Возле него уже стояло множество машин. Поставив автомобиль в гараж, мы вылезли из неё и пошли на улицу, ибо только так можно попасть в дом. Я мимолетно начала осматривать припаркованные около дома машины, и каково было моё удивление, когда я увидела знакомую машину. Стас. Он был здесь. Он сейчас в доме. В этом самом чёртовом доме.
Мы зашли в гостиную, где поставили огромный стол и где должно было состояться это всё «мероприятие». Я увидела Стаса. Он мило болтал с Виктором о чём-то. Чёрт. Народу было много. И никого я не знала. Глеб и Вадим испарились в туже секунду, как мы вошли в дом. Я сняла пальто, которое «подарил» мне Виктор. Хорошо, что я додумалась сразу надеть платье. Оно было достаточно простое по сравнению с теми, что носили эти дамы из высшего общества, в пол, с вырезами, кружевами, а я выбрала обычное, простое чёрное платье, которое было мне чуть выше колена.
– Катя, подойти, пожалуйста, – услышала я противный голос Виктора.
– Здравствуйте, Виктор. Как видите, я не сбежала, а всё ещё здесь, – я специально не смотрела в сторону Стаса, а вот он смотрел на меня очень внимательно и гневно.
– Да, я вижу это. Познакомься это – Станислав Иванович, он сын моего знакомого, – мне всё-таки пришлось повернуться лицом к Станиславу.
– Здравствуйте, Екатерина Ильинична. Мне приятно познакомиться, – я протянула руку для рукопожатия.
– Приятно познакомиться, Екатерина, – Стас пожал мою руку, и я пошла к себе, чтобы хотя бы посмотреть, что со мной сделали.
Открыв дверь, я так и осталась стоять на пороге. Он ведь не серьёзно? Может, у меня глюки начались? Но нет, создание с высунутым языком и виляющим хвостом, доказывало, что оно настоящее и живое. Это создание ещё и гавкать начало.
– Ты кто такой? Виктор ведь понимает сарказм, правда? Что мне с тобой делать?
Дело было вечером понедельника за ужином. Мы как обычно молчали, но Виктор вдруг спросил, чего бы я хотела. Вот я и ляпнула, что золотистого ретривера. Я ведь даже подумать не могла, что он его купит. Вот взрослый мужик, а верит всему подряд.
Я села перед щенком на колени и посмотрела на него. Он склонил голову на бок и тоже начал внимательно меня рассматривать. В его взгляде я что-то увидела, это даже объяснить нельзя, у него уже была какая-то преданность и любовь. Вот и как его отдать обратно с такими глазами?
– Ну, и как тебя зовут, глазастый? – я немного подумала и сказала. – Бродяга. Будешь Бродягой? Ни у тебя, ни у меня пока нет постоянного места жительства. Тебе нравится?
Это создание подошло ко мне и положило свою маленькую морду на мои колени. Ну, как положил, попытался.
Выпускать его нельзя было, а мне не хотелось идти вниз, поэтому я взяла собаку, села возле дивана, опираясь на него спиной, и гладила Бродягу по его маленькой голове.
– Что это? – я немного увлеклась и не заметила, как в комнату вошла мать.
– Собака. Не видно, что ли? Виктор твой сарказма не понимает.
– А он милый. Ты всегда хотела собаку. Я что пришла, Виктор просил тебя спуститься, – я так устала за день, что мне не хотелось никуда идти.
– Нет, не хочу. Я лучше спать лягу.
Я почувствовала, а не увидела, как брови матери поползли вверх.
– Кать, спустись, посиди десять минут и иди обратно.
– Тебе надо, ты и делай. Не хочу потакать Виктору! Он мне никто, чтобы держать здесь! Я всё равно выберусь в итоге.
– Чего ты добиваешься?
– Либо он меня убьёт, либо вышвырнет на улицу. И первый, и второй вариант мне подходят.
Она достаточно долго смотрела на меня, а потом произнесла:
– Я должна тебе кое-что рассказать. Это важно. Выслушай.
– А у меня есть выбор?
– Мы с твоим отцом не ладили. Точнее он со мной не ладил, а я его любила. Действительно любила. Ему сразу же понравилась моя сестра, но соглашение было насчёт меня. Всё произошло слишком быстро: смерть его родителей, наша свадьба, его ко мне неприязнь, причём откровенная, он её даже не скрывал. В соглашении было написано, что если в течение трёх лет я не забеременею, то нам можно было развестись. Наверное, это судьба, ведь все три года у меня ничего не получалось. Потом он узнал, что скоро родится Антон, и мы быстро развелись. И именно тогда я узнала, что тоже беременна. Ты не представляешь, как я была счастлива. Ведь я ждала этого ребёнка, как человек ждет воды в пустыни. Я прекрасно понимала, что не стану ничего говорить Илье. Да и зачем? У меня должен был родиться сын, он был счастлив. Для меня этого было достаточно. И он, и сестра были счастливы, для меня это было всем. Ты родилась, такая маленькая, хорошая, светлая. Я назвала тебя Екатерина. Ты росла, а я любила тебя, как никого раньше не любила, да и не полюблю уже. Игоря и Машу я люблю, но это что-то другое. Тебе было три, когда появился Виктор в моей жизни. Он переломил её, джентльмен. Я влюбилась как последняя идиотка, скрывала тебя до последнего, но, когда он узнал, что у меня есть дочь, поставил условие: либо он, либо ты. Он никогда не любил детей, это сейчас у него кризис среднего возраста, а он ведь даже не знает про своих детей. Поверь, я не выбирала его, никогда, но на тот момент я ничего не могла тебе дать, совершенно. Вот и пришлось внушить и тебе, и Виктору, и всей своей семье, что я тебя терпеть не могу, что ты ошибка. Отец забрал тебя, а я стала жить, как птица в клетке. Я следила за тобой, присматривала, но ничего не могла сделать, когда в твоей жизни случалось что-то ужасное. У Виктора маниакальная мания преследования. Он следил за мной, но, когда я узнала, что беременна Игорем, испугалась, но именно в тот период ему нужно было улететь на год. Он предлагал лететь с ним, но я отказалась. Родила и точно также скрывала его. Потом Маша, я не знаю, как мне так везло, но двоих детей прятать было уже сложнее. Да и жила я здесь периодически. Приходилось скидывать их на соседку, ты её знаешь. Знаешь, ты во всём права. Хороша мать. Одну дочь отдала на попечении бабушки и дедушки, второго сбрасываю на соседку, да, и Маша теперь с вами живёт. Скорее всего, нормальной жизнью. Но это не мой выбор, я не могу уйти он него. Я пыталась, у меня ничего не получилось. Он находит и возвращает, наверное, только могила заставит его забыть меня. Кать, я люблю тебя и всегда любила.
Она замолчала, а я сидела и смотрела в одну точку. Я не знала, что сказать, я даже не могла посмотреть в её сторону. Все мои мысли, всё, что я знала, оказалось ложью. Неправдой. Как теперь с этим жить? Что сейчас сказать? Что вообще нужно делать? Я привыкла её ненавидеть, я привыкла обходить ее стороной. Да, я её ни разу мамой не называла. Что теперь делать?
Оглушающий звук, и звон разбитого стекла. Единственное, что я слышала перед тем, как я подняла голову и увидела, что мама держится за грудь с левой стороны, а через пальцы текла алая кровь. Её белое платье моментально пропиталось кровью. Она смотрела на меня без страха, в её глазах было спокойствие и милая улыбка на лице.
«Нет, нет, не опять. Такого не может быть» – билось в голове.
Грохот. Она упала.
– МАМА! – единственное, что я смогла крикнуть перед тем, как подлетела к ней.
В её глазах была уже пустота, не было ничего. Я видела уже такой взгляд, он был у Сарры, когда её сбила машина.
– Нет, нет, нет. Пожалуйста, не надо. Не снова. Пожалуйста, – я чувствовала, как по щекам текут слёзы, чувствовала, солёную воду на губах. И вновь эта пустота в душе. Опять всё повторяется. Я не переживу этого в третий раз. Моя нервная система не выдержит. Не сможет.
– Мама, пожалуйста. Я прощаю тебя, правда. Я тоже люблю тебя, прошу, останься здесь. Пожалуйста. Умоляю.
Больше я не смогла ничего сказать, меня опять начала забирать темнота, как тогда, в начале года. Только тогда я знала, что смогу выбраться из неё, смогу выплыть, а сейчас я не хотела выплывать, я не была уверена, что вообще начну это делать. Неужели это конец всего? Я хочу этого, хочу конца, но есть какая-то часть меня, которая хочет назад. Конец ли это?
Глава 14
Прикосновение. Объятие. Такие простые слова, простые жесты внимания, некоторые думают, что они совершенно не нужны, что это лишнее, но на самом деле в этих обычных жестах столько эмоций, столько счастья и горя, что можно просто задохнуться от такого потока. Иногда тебе просто необходимы эти самые ненужные жесты. Тебе не нужны слова, не нужны сочувственные взгляды. Нужно простое прикосновение к руке, простое сжатие пальцев на собственной ладони. Этого будет достаточно, чтобы понять, что ты не один в этом чёртовом мире, что вот рядом кто-то есть, кто-то готов поддержать тебя.
Не нужны мне эти громкие слова, не нужны пламенные речи, просто подойди и обними, просто прикоснись к моей руке своими огромными пальцами. Мне не нужны твои слова, мне нужно осознание, что ты здесь, что ты больше не исчезнешь. Ты этого не слышишь, но я кричу, я каждую секунду умираю внутри себя, но ты этого не замечаешь. Как громко мне нужно крикнуть, чтобы ты всё-таки услышал меня? Что мне сделать, чтобы ты оказался просто рядом со мной? Что мне нужно сделать? Дай понять, что мне нужно сделать, умоляю.
В очередной раз за день ты проходишь мимо, бросаешь какие-то фразы, хмурые взгляды, а я делаю вид, что не замечаю этого. Я такая дура. Мои мозги совершенно не хотят начинать работать, не хотят анализировать всю ситуацию, а если начинают это делать, то ночами я рыдаю, уткнувшись лицом в подушку. Когда это началось? Когда я начала замечать, как ты повзрослел, как ты смотришь на других, когда я вообще начала ревновать тебя и замечать твоё присутствие в своей жизни? Я знаю ответ, я каждый день вспоминаю и проклинаю день, когда открыла глаза и увидела белый больничный потолок, когда вспомнила всё, что когда-то было забыто моим детским мозгом. Этот день невозможно забыть. Ведь теперь я помню всё, что было, и эти воспоминания убивают меня, сжирают и не хотят отпускать. Как можно было забыть всё счастье? Как можно было забыть людей, которые дарили его? Как можно было запомнить только боль? Всё-таки странная штука память и психика. В сотый раз за день прокручиваю всё, что случилось в темноте.
«Тишина, темнота, но страха нет, нет никаких чувств, я просто ничего не чувствую. Спокойствие и умиротворение. Нет боли потери, больше нет в глазах слёз, нет мыслей о смерти. Хорошо и спокойно, никто не трогает, не задает вопросов, не говорит, что ему жаль, не смотрит с жалостью. Наверное, это и есть смерть.
Не знаю, сколько я просто наслаждалась этой успокаивающей тишиной, но в какой-то момент я почувствовала, что кто-то сжимает мою ладонь. По привычке отдернула руку, но чувство осталось, ничего не изменилось. Резко открываю глаза, но передо мной только темнота, а рядом никого нет. Пытаюсь стряхнуть с руки что-то, но на ней ничего нет, но чувство есть.
– Прости меня, малышка. Нужно было прийти раньше, но нельзя было.
Что? Этот голос. Нет. Не может быть. Но до моих ушей всё доносился и доносился этот голос. Я затыкаю уши руками, чтобы хоть как-то его заглушить, но нет, слова четко отпечатываются в моей голове. Если я слышу голос, если я всё ещё ощущаю это чёртовое сжатие руки, то я не умерла. Я всё ещё жива, а значит, я в полнейшей отключке и мозг сам самой вырабатывает специальное вещество, которое и заставляет меня быть в своём уме, в прямом смысле.
– Кать, открой глаза, прекрати пугать людей, которые тебя любят. Прошу тебя.
– Прекрати, – сильнее зажимаю руками уши, – остановись, пожалуйста. Ты мёртв, я смерилась с этим, пожалуйста, прекрати эту пытку. Ты давно умер, я видела, я была там. Я похоронила тебя. Пожалуйста, не мучай меня вновь.
Я говорю это еле-еле в пустоту. По щекам текут слёзы, но я их не замечаю. Только сильнее зажимаю уши и закрываю глаза. Чувствую, как кто-то прикасается к моему лицу и что-то убирает, видимо волосы.
Резко снова наступила тишина. Медленно убираю ладони от ушей и открываю глаза. Темноты больше нет, есть свет, неяркий, еле заметный. Пытаюсь дотронуться до него, но он отдаляется всё дальше и дальше. Ноги сами собой идут вслед за ним. Вместо света появилась картинка.
Кажется, это я, но на вид мне года четыре или пять, не больше, а рядом мама. Мы стоим возле дома бабушки и дедушки. Там праздник, кажется, играет музыка и слышится смех.
– Мама, почему мы здесь? – поворачиваю голову и вижу, как мама садиться передо мной на корточки.
– В этом доме живет твой папа, и я хочу, чтобы ты жила с ним, – я не видела ужас в своих глазах, но я его прекрасно ощущала.
– Зачем к папе? Не хочу. Я его не знаю. Я домой хочу. Мамочка, пойдём домой.
– Нет, домой нельзя. Милая, когда-нибудь ты поймёшь мой поступок. Скорее всего, всю жизнь будешь ненавидеть, но так будет лучше для тебя. Поверь мне, малышка.
Чувствую слёзы на щеках и боль. Маленькой мне очень больно, а по щекам текут слёзы.
– Нет, мама, пойдём домой, – вижу, как хватаю маму за рукав и пытаюсь куда-то тащить, но куда там.
– Родная, я люблю тебя, поэтому и делаю это. Всё будет хорошо, ты мне веришь?
– И я тебя, – слабый кивок.
– Отдашь это папе, хорошо? – опять киваю. – Вот и ладно. Милая, у тебя всё будет хорошо, у тебя будет прекрасная семья.
– А у тебя? – слышу слабый голос с моей стороны. Мама не отвечает, просто отдаёт мне конверт и нажимает на звонок, находящийся на калитке, и быстро уходит, чтобы её не заметили. Смотрю ей вслед и ощущаю пустоту. Бросила, больше не появится в моей жизни, но при этом ощущается тёплое и сладкое чувство, наверное, это и есть любовь ребёнка.
И тут до меня доходит. Воспоминания. Это всё воспоминания, которые я запечатала глубоко внутри себя, чтобы они не вызывали боли. Но я помню другую версию или просто знаю ту версию, которую мне рассказывали. Почему сейчас я начала вспоминать? Не понимаю.
– Кто ты? – слышу мужской голос, мне не нужно поворачивать голову, чтобы узнать, кто это. Этот голос я узнаю из миллиона, дедушка.
Маленькая я протягивает конверт своей ручкой, дедушка берёт его, открывает и начинает читать. На его лице отражается множество эмоций, но после прочтения письма, он вновь смотрит на меня и спрашивает:
– Тебя Катя зовут? – киваю. – Ну, пойдем в дом, Катя. Не бойся ты, я не кусаюсь.
Добродушная улыбка, давно я не видела её. Я иду следом за ними. Кидаю взгляд на календарь в комнате, первое сентября, день рождения Антона.
– Садись на стул, – тогда пристройки ещё не было, поэтому я осталась на кухне, а дедушка пошёл на второй этаж.
– Ты кто? – передо мной возник мальчик лет шести, но это был не Антон. Его бы я узнала сразу.
– А ты?
– А ты не ответила.
– Катя, – каким-то слабеньким голоском говорю я.
– Ты чего такая пугливая? – я молчу и упорно смотрю в пол, – Я – Андрей.
Что? Кто? Нет, с Волковым я познакомилась только в начале этого учебного года. Это не может быть он. Я не могла забыть такого мудака.
– Волков, хватит пугать девочку, – я поднимаю голову и вижу, как какой-то пацан, явно старше Андрея на пару лет, даёт ему хорошего пенделя, и маленькая я начинает улыбаться. А у меня внутри появилось чувство какой-то победы.
– Вот, это другое дело. Я – Виталий, можно просто Вит.
– А я Антон, – не понятно откуда возник мой братец и встал передо мной. Маленькая я инстинктивно отодвигается назад на стуле.
– А я Катя.
– Мы уже поняли, – Вит, симпатичный мальчик и, видимо, очень добрый, но его я тоже не помню.
– Ага, пугливая и трусливая. К мамочке не убежишь от нас? – услышала гордый голос Волкова. Он даже маленьким был сволочью.
Внутри зародилась неприятное чувство, месть. Первое чувство к Волкову была месть? Да уж, месть, ненависть, далеко мы не ушли за одиннадцать лет. Потом всё произошло слишком быстро. Маленькая я взяла полный стакан с водой, спрыгнула со стула и вылила содержимое Волкову на голову. На секунду воцарилась тишина, потом Вит с Антоном начали ржать, а вот Андрею было не до смеха, он стоял и очень зло смотрел на меня.
– По-любому твоя, такая же прибабахнутая с характером.
Я не успела посмотреть, кто это сказал – вместо картинки вновь возникла темнота.
Это было первое знакомство с семейством? Если это всё правда, то у меня огромное количество вопросов ко всем.
Вновь появился свет, а это значит новое воспоминание.
Первое, что я увидела, это была Сара. Мы сидели на диване в гостиной, значит, нам по десять или девять лет. Родители уже погибли, а я сижу и смеюсь, я чувствую себя просто счастливой. Что же произошло со мной? Почему я забыла все счастливые моменты, но прекрасно запомнила всю боль? Почему я забыла людей? Что должно было произойти в моей жизни?
Посмотрела на календарь и поняла, что до несчастного случая остался всего месяц. Через месяц уже не будет Сары, а моя жизнь укатится далеко.
– Скажи ей наконец, пацан ты или тряпка?! – в дверях стояли Вит с Андреем. Всё-таки Вит симпатичный парень, а Волков почти не изменился. Вот только что-то изменилось. Моё к нему отношение. Внутри уже не было негатива к этому мальчишке, было что-то другое. Тёплое и милое, а губы сами расплывались в улыбке. Нет, не могла я в него влюбиться. Мне ведь только десять. Да, и забыть это не может, наверное.
– Что этот придурашливый должен мне сказать?
– Сар, давай выйдем.
– Ух ты. Серьёзный разговор? Интересно. Ну, давай, Андрюша. Я в предвкушении.
Я смотрела на него серьёзно, но внутри чувствовала, что сейчас взорвусь от смеха. Неужели я влюбилась в него?
– Кать, я уезжаю, – он произнес это так тихо, что я еле это услышала.
– Что в этом такого? Ты всё время уезжаешь. Когда приедешь?
– Никогда. Это последний наш разговор, родители меня увозят за границу.
Внутри что-то оборвалось. Опять образовалась пустота. Опять меня бросают. И он тоже, но внешне я ничем себя не выдавала.
– И ты бросаешь? Здорово, удачи тебе. Вместе с Витом можете валить куда угодно. Только потом не надо возвращаться.
Я вскочила с дивана и хотела пойти наверх, но виноватый голос Волкова меня остановил:
– Подожди, поверь это не моя идея. Я бы не уезжал отсюда, честно. Вот, это подарок на память. Ты его только не выбрасывай сразу, а то я знаю тебя. Перестанешь злиться, посмотри на него хотя бы. Прощай, Кать.
На последнем предложении он положил свою ладонь мне на плечо, но я даже не шелохнулась, было больно от осознавания, что и он уедет от меня, и он бросает. Андрей вышел из комнаты, а у меня по щекам катились слёзы. И всё-таки он мудак. Я пошла наверх, к себе в комнату. Это был первый раз, когда я закрылась в ней, когда не хотела никого видеть, и это всё из-за Андрея. Все мои проблемы всегда исходили только от Волкова. В дверь постучали, я открыла и впустила Сару.
– Кать, все они такие. Не обращай внимание. Вернуться и прощение просить будут. Мне идти домой нужно, а ты на подарок посмотри, он очень красивый.
Сара вышла, а я подошла к столу, куда она положила маленькую коробочку. Открыв её, я увидела подвеску в виде гитары, но и её я не помню. У меня такой точно нет. Через секунду я поняла, почему я её не помню. Уменьшенная копия меня закрыла коробочку, взяла ее, подошла к книжному шкафу, взяла какую-то книгу и засунула коробочку в неё.
Тайник? А я о нём ничего не знаю или не помню. Интересно, коробочка до сих пор там? Гитара и опять Андрей. Вот почему я начала заниматься музыкой. Из-за него. Скорее всего, это было где-то на подсознательном уровне. Название книги я не успела прочитать, так как картинка вновь исчезла и появилась темнота. Но она была недолго, через секунду я увидела, как уменьшенная копия меня стоит, прислонившись к двери так, чтобы её не заметили, а через мгновение я услышала голоса:
– Что теперь делать? Вот скажи мне. Я говорила, что нельзя отпускать Андрея. Теперь она окончательно замкнётся в себе. Сначала мать бросила, затем смерть родителей, потом отъезд Виталия с Андреем, теперь ещё и смерть Сары. Что делать, я, например, не знаю, а ей всего десять. Что будет с её и так шаткой психикой? – это была бабушка. Это было после смерти Сары? Но этого подслушанного разговора я тоже не помню.
– Успокойся, она сильная, справится, – а это дедушка.
– Справится? Да, она к себе никого не подпускает. Тогда у неё друзья были, а сейчас нет никого. Она ото всех шугается и тебя даже к себе не подпускает. А ты был единственный, с кем она могла разговаривать и секретничать, кроме Сары. Даже Стас уже не может с ней находиться, а он любит её, как сестру родную. Но всё равно несмотря ни на что будет рядом.
– Дай ей время, и все восстановится…
– Восстановится?! Да она разговаривать перестала.
– Это после пережитого стресса. Тебе же сказали, что такое бывает и всё будет в порядке.
– В порядке? Два с половиной месяца прошло уже, а она молчит, но зато занимается спортом. Да, это очень важно. Я хочу, чтобы к нам вернулась наша Катя, которой она была хотя бы четыре месяца назад.
– Нужно ждать.
Резко всё оборвалось, и за долю секунды одна картинка сменилась другой. Была уже не ночь, а утро. Все сидят и завтракают. Молча. А в моём внутреннем мире что-то изменилось, что-то опять оборвалось и, кажется, я знаю что. После этого я помню всё, что было, но до того только аварию и страх перед машинами. Смерть Сары стала последней каплей для моей пошатанной психики. С этого всё и началось. Вот и отправная точка.
– Ну, что, Кать, поехали?
– Нет, я не сяду в машину. Не буду ездить в этом драндулете с болтами.
Я видела, как все сидели в шоке, как обречённость менялась радостью, но потом вновь обречённостью, ведь я уже была не той Катей, которую привела к ним мама. Я начала делать себя сама.
– Милая, тебе Андрей звонил. Привет передавал, – сказала бабушка, но явно пытаясь что-то выведать.
– Кто? Я Андреев никаких не знаю. Я на тренировку опоздаю такими темпами. И не называй меня «Милой», раздражает.
И вновь картинка исчезла, но это длилось недолго, через мгновение я оказалась в актовом зале музыкальной школы, точнее музыкального класса. Ведь это школа, куда я ходила заниматься спортом и всем остальным.
Волосы были фиолетово цвета, во рту жвачка, а на лице полно железа. Выглядела я не очень красиво, но на тот момент мне это нравилось. Странно, я помню этот момент, сейчас должен войти какой-то парень, и я с ним поругаюсь.
– Привет, Кать, это ты? Правда? Просто тебя не узнать, что с тобой стало? – поднимаю голову и вижу красивого парня, с короткими волосами, сверкающими глазёнками и добродушной улыбкой.
– Да, я – Катя, а ты кто? Я тебя не знаю. И отвечать не собираюсь на вопросы.
– Серебрякова, ты чего? Это же я – Вит, Виталя, болван неотёсанный. Не помнишь?
– Нет, я тебя, парниша, не помню. Вас тут много ходит. Всех запоминать не обязана. Покеда, парниша. Надеюсь, больше не увидимся.
Картинка исчезла, а до меня дошло. Это был тот самый добродушный Вит. Мальчишка, который защитил меня от Волкова. Тот, который всегда был рядом и смешил. Тот, которого я полюбила, как родного. Я стерла из памяти четыре года жизни, просто вычеркнула. Вот она, защитная реакция организма на внешние раздражители. Клин клином вышибают. Одно потрясение стёрло память, а другое восстановило, но почему я не вспомнила момент аварии? Почему это осталось для меня опять загадкой?
На душе остался какой-то неприятный осадок. Волков прав, я трусиха, взяла и убежала от проблем своим извращённым способом. И что теперь?
– Привет, малышка. Я опять к тебе пришёл, а ты всё также лежишь с закрытыми глазами и не реагируешь ни на что. Если ты меня слышишь, то иди на мой голос. Выкарабкайся, пожалуйста. Я очень виноват перед тобой. Прости меня, дочка. Я очень виноват именно перед тобой. Я не знал, что так всё произойдёт. Открой глаза. Останься с Антоном, бабушкой и дедушкой, они очень тебя любят.
Папа… опять этот голос, но он мёртв, я точно знаю. Глюки, именно они, мозг просто выделяет вещество, которое осуществило моё желание, услышать его ещё раз. Самый последний раз. Просто глюки, просто этого не может быть. И я это прекрасно знаю.
Закрываю глаза. Голос в моей голове прав, нужно вернуться. Пора уже стать собой и так всем шесть лет нервы трепала. Пора вернуться обычной Кате.
Вижу свет, но он не такой, как перед воспоминаниями. Пытаюсь открыть глаза, получилось только с десятой попытки. Рот не закрывается, что-то мешает, а в горле какое-то странное ощущение, что-то вставлено. Рядом странный звук и странное чувство, что я не дышу. Через минуты две понимаю, что, скорее всего, нахожусь под искусственной вентиляцией лёгких. Инстинктивно дёргаю рукой, чтобы избавиться от неприятного ощущения, но руки привязаны, не могу ими пошевелить. Чёрт, я ведь только отключилась и максимум, что сделала, так это ударилась головой об пол. Надо привлечь внимание, что ли. Начинаю бить рукой об кровать, через пару минут ко мне кто-то подлетает, тяжело дыша, в человеке узнаю Александру Максимовну.
– Наконец-то. Катя, знала бы ты, как нас напугала всех. Четыре дня была в отключке. Больше никогда так не делай. Сама убью тебя»
Из воспоминаний меня вывел очень громкий голос брата:
– Кто будет с Бродягой гулять, а?! Одевай на себя шмотки и вперёд на улицу, а то живность завела, а ухаживать я должен.
Бродягу по моей просьбе привез Глеб на следующий день после моей выписки, а выписали меня только через десять дней. Сначала все были в шоке, ведь я не переносила животных вообще. Сколько Антон просил собаку из-за меня ему отказывали. А тут я сама притащила целую собаку. А что сделать, если захотела? Бабушка долго «ломалась» перед тем, как разрешить его оставить. Потом Антон долго кричал, что Бродягой собаку звать не будет, но в итоге я победила. Всё-таки моя собака. Тем более сложно спорить с тем, кто не может разговаривать. От пережитого шока я опять потеряла голос, как выразился психиатр, которому я вылила немного воды на голову, сам виноват, не люблю я психиатров, с головой у меня ведь всё в порядке. В общем, он сказал, что пока я сама не захочу начать разговаривать, голос не вернётся, а тогда я действительно не хотела разговаривать и что-то рассказывать. Да, и сейчас тоже, поэтому молчу я, как партизан, и счастлива. Прошлое так и сжирало меня, но оно часть меня, и я смогла немного, но смериться с ним.
