Текст книги "Проклятая книга"

Автор книги: Дарья Иволгина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)

И вот он заговорил с ней о ее будущем. Хороший это знак или дурной?

– Я хотела бы открыть небольшую таверну, – сказала Джейн и покраснела так, что даже уши у нее запылали. – Я хорошо знаю трактирное дело. Я ведь выросла… в трактире. Я не выйду замуж. Может быть, захочу родить ребенка. Или какая-нибудь женщина подбросит мне ребенка – тогда я подберу ее и выращу, как родную дочь.

– А если это будет мальчик? – спросил благодетель с любопытством.

– Ну, мальчик… – Джейн задумалась. Мысль о том, что подкидыш может оказаться мальчиком, явно не приходила ей в голову. Мир, согласно представлениям Джейн, просто кишел несчастными, брошенными, беззащитными девочками. – Подберу и мальчика! – решила она наконец.

Открыв этому чужому человеку свою самую сокровенную мечту, Джейн теперь дрожала. Ей казалось, что она стала совершенно беззащитной. Мечта служила ей броней, прикрытием от ужасов внешнего мира.

– Сколько тебе не хватает? – спросил благодетель.

Я думаю, еще двадцати соверенов, – отозвалась Джейн и непроизвольно оглянулась: не подслушивает ли кто-нибудь их разговор. Слишком уж большую сумму она назвала.

Ладно, – неожиданно легко согласился молодой человек. – Итак, сегодня королева встречалась с каким-то сумасшедшим?

– Да, сэр.

– Как он выглядел?

– Настоящий англичанин. Из простых. Ну, из ученых, я думаю…

– Почему ты думаешь, что он – выучившийся простолюдин?

– У него грубая одежда… Но вообще он нервничал… не так, как это делают необразованные люди, – пояснила Джейн.

– Как странно! – задумался ее собеседник. – Стало быть, образованные люди нервничают совершенно иначе, чем обычные крестьяне?

– Истинная правда, сэр! – горячо сказала Джейн и для верности несколько раз кивнула. – Образованные больше ужасаются. У них ужас… глубже. До самых печенок их всегда пробирает. Я думаю, сэр, это оттого, – добавила Джейн, явно гордясь собственными философскими выводами, – что они лучше представляют себе все причины и последствия.

– Причины и следствия, – машинально поправил он.

Джейн махнула рукой.

– Они хорошо знают, что может из всего этого выйти, вот в чем беда, сэр, – сказала она. – Ежели человек глупый или мало знает, ему и в голову не придет то, о чем сразу же подумает образованный джентльмен. А тот человек… он джентльмен, – поразмыслив, вынесла вердикт Джейн. – Только очень уж ученый.

– Итак, приходил ученый, и королева его огорчила, – подытожил благодетель девушки.

– Именно так, – сказала Джейн.

– Ты должна узнать, кто этот человек и с какой идеей он приходил.

– И вы дадите мне двадцать соверенов?

– Тридцать!

Глаза Джейн сверкнули так, что это было заметно даже в темноте.

– Его имя мне известно, – сказала она. – Его зовут Джон Ди. Я слышала, как объявляли о его приходе. А вот насчет идеи…

– Можешь больше ничего не узнавать, – прервал ее благодетель. – Возвращайся во дворец. Завтра я дам тебе тридцать соверенов. Уедешь в тот же день, поняла? Ты должна будешь купить свою замечательную таверну где-нибудь на юге страны. Постарайся оставаться незаметной до конца жизни.

И он поцеловал ее в губы.

* * *

Через два дня Джейн Уэсли исчезла из Лондона. Она выехала на юг в наемном экипаже. Ее сопровождал всадник в темном плаще. Они расстались недалеко от Саутгемптона. Девушка сторговала таверну, расположенную в дне пути до порта Саутгемптон. Теперь это великолепное, приносящее доход предприятие принадлежало ей, Джейн Уэсли. Она покорила вершину, которая маячила перед нею как высшая цель в жизни с того самого времени, как Джейн вообще начала задумываться о своем будущем.

Что касается молодого человека, то он добрался до порта и нанял корабль.

Из Саутгемптона он намеревался приплыть в Ревель. В Ревеле он пересядет на другое судно и доберется до Новгорода.

Оттуда можно доехать верхом до Москвы. У него есть важное сообщение для русского царя Иоанна. Русский царь сказочно богат, ведь он владеет богатствами всей монгольской орды – а орда на протяжении трехсот лет владела далеким Китаем!

У молодого человека были куда более обширные планы насчет собственного будущего, чем у малышки Джейн Уэсли. И вершины, которые манили его к себе, задирали свои макушки под самые облака.

* * *

Белокаменная Москва поразила гостя из Англии. Больше всего изумляли его купола – позолоченные, исписанные синей краской с золотыми или серебряными звездами… Но и улицы, торговые ряды, палаты вельмож тоже производили впечатление. В черте города бежали две реки – Москва и Неглинка. Повсюду кипела жизнь. Горожане выглядели довольными, оживленными и очень занятыми.

При дворе, где вскоре оказался англичанин, все обстояло немного иначе. Там он увидел куда больше озабоченных лиц, и немудрено: государь Иван Васильевич сильно переменился после своей памятной болезни и начал относиться к прежним любимцам без былой приязни, вместо них приближая к себе совершенно других людей.

Адашев воевал в Ливонии, Сильвестр молился в одном из отдаленных монастырей. Но оставалось еще много единомысленных друзей и соратников Адашева и Сильвестра при дворе царском. И эти люди смотрели хмуро, были озабочены и опечалены.

Один из них едва не лишился головы, возражая царю, когда Иоанн внезапно раскричался, что не позволит никому указывать царскому величеству, как ему поступать!

– Кто они такие, чтобы мне повелевать? – забыв себя, кричал царь. – Разве я не помазанник Божий на царство? Разве не Третий Рим – Москва, разве я не государь-автократор Третьего Рима? Так почему же какой-то худородный Адашев делает мне выговоры и требует от меня то одного, то другого?

Государь, – подал голос один смельчак, – но ведь Адашев сейчас в Ливонии по повелению вашего величества и возглавляет армию в войне, против которой он выступал! Разве это не говорит о том, что Адашев полностью покорен вашей воле?

Царь налился багровой краской, глаза его выступили из орбит. Он был страшен в гневе, и придворные вжались в расписные стены московских кремлевских палат.

В тот день, по счастью, никто не лишился головы – это только предстояло. Гроза не разразилась в полной мере – лишь зарницы надвигающейся бури бродили по горизонту, вселяя ужас в проницательные сердца.

Однако вечером некто другой обмолвился, рассуждая о делах государственных:

– Если уж на то пошло, то влияние Адашева было только на пользу, поскольку при нем да Сильвестре нравы при дворе были благочестивы, а русскому оружию сопутствовала победа…

Все это тотчас донесли царю новые его любимцы – самые «верные», самые «преданные» и уж конечно «радеющие о благе». И гнев загорелся в глазах царя, чтобы никогда уже не угасать.

А тут докладывают о человеке, который прибыл из Лондона с наиважнейшими вещами.

Царь принял его в присутствии бояр.

Англичанин сносно говорил по-русски, поскольку вырос при кормилице из Московии. Ему еще не доводилось бывать в самой Москве – прежде он не забирался дальше Пскова. Русский царь щедро платил за интересные сведения.

А с Англией у России отношения складывались сложные, но любопытные. Как и Англия, Россия стремилась стать морской державой и войти полноправным членом в сообщество государств, богатеющих морской торговлей. Почти безраздельное господство на южных морях Испании и на северных – Швеции раздражало Англию и Россию. Одно кораблекрушение послужило поводом к сближению России с Англией. В 1553-м году капитан Ричард Ченслер вышел в море на корабле, снаряженном лондонскими купцами, в поисках пути с северо-востока Европы на Дальний Восток. Это были совершенно новые торговые пути. Если бы удалось проложить их, английская торговля бы значительно оживилась. И пока Испания жирела бы на индейском золоте, вывозимом из Америки целыми флотами, Англия – возможно – тоже слегка поднабралась бы жирка на товарах из Китая.

Однако в Белом море Ченслер потерпел крушение и отправился в Москву, где у него наладились некоторые полезные связи.

Через два года англичанин вернулся в Первопрестольную – с новыми идеями и предложениями. В Москве открылась английская торговая компания, которая получила право беспошлинной торговли и другие привилегии. Фактически Ченслер получил монополию на русскую внешнюю торговлю. Чуть позднее англичане предприняли даже путешествие из Астрахани в Бухару, что было бы невозможно без поддержки русского правительства.

Поэтому традиция налаживания связей с Англией у русского двора имелась.

Но этот новый англичанин привез совершенно поразительное предложение государю Ивану Васильевичу.

От иностранцев царь не требовал падений ниц и воздаяния себе истинно царских почестей, он довольствовался почтительными поклонами – как это принято в Европе.

Поэтому наш англичанин, выпрямившись после серии почти танцевальных па, долженствовавших изображать изысканный поклон, заговорил быстро и уверенно.

Он немного косил глазами в сторону бояр, присутствовавших при разговоре, однако надеялся, что у царя хватит ума удалить посторонних.

– Ваше величество! Я привез вам одно предложение, имеющее… большое и серьезное значение… для… э-э… сбора некоторых данных…

Царь все понял и оборвал иностранца.

– Нам не угодно выслушивать тебя здесь! – проговорил он. – Благодарю тебя – и прощай. Английская торговая компания будет рада приютить собрата.

Пораженный краткостью аудиенции, англичанин еще раз поклонился и поскорее удалился из Кремля. Оказать по правде, он был рад этому: здесь, в этих расписных стенах, среди бояр, потеющих в гигантских варварских одеждах, ему было очень душно.

Поздно вечером, когда он сидел в маленькой комнатке на первом этаже в здании английской торговой компании, за Неглинной рекой, кто-то бросил камушек ему в окно. Он выглянул и увидел рослого человека в плаще.

– Интересно, – пробормотал шпион и, схватив шляпу, поскорее вышел на улицу.

Незнакомец в плаще – молодой, сильный с виду человек, – чуть сутулясь, ждал его на противоположной стороне улицы. Его лицо пряталось под татарской шапкой, однако неожиданно луна показалась изза туч и озарила блестящие глаза и острый нос незнакомца. Это был сам царь – переодетый и неузнанный!

– Говори, – велел он кратко.

– Ученый Джон Ди, – сказал англичанин. Он не стал называть Ди астрологом, или магом, поскольку был уже наслышан насчет того, как обходится Иоанн Грозный с любого рода колдунами. Царь Иван славился набожностью и нетерпимостью к еретикам. Однако, как и все дети этой эпохи, Иоанн Грозный любил разного рода механизмы и безгранично верил в их возможности.

– Ди, – повторил царь, запоминая имя. – Дальше.

– Прибор, который позволит передавать сведения на расстоянии.

– Как это?

– Один человек смотрит в кристалл и говорит. Другой – слышит. Слышит, находясь при этом где угодно, на каком угодно отдалении от первого. Место не имеет значения.

Иван Грозный помолчал, подумал, а затем вдруг ступил в тень и быстро зашагал прочь. Англичанин подождал немного, пожал плечами и вернулся к себе. Иван Васильевич его озадачил. Впрочем – не больше, чем сбивала подчас с толку королева Елизавета. У коронованных особ – свои причуды. Простым смертным незачем ломать над этим голову.

* * *

Дорог из Москвы в Великий Новгород вело много, но двое всадников очень хорошо знали, по которой поедет англичанин, недавно побывавший у русского царя. Иоанн Васильевич оплачивал шпионов практически при всех королевских дворах Европы, и время от времени эти расходы окупались – он вовремя получал важные сведения. Соглядатай при дворе королей Англии был выбран почти идеально: бастард, рожденный от знатного родителя, изящный и красивый, он имел все шансы сделать карьеру при Елизавете. Однако по неизвестной причине он предпочел доставлять различные сведения – причем работал одновременно на двух владык: русского царя Иоанна и шведского короля Эрика. Так что из Московии его путь лежал прямиком на север, в Швецию.

Но существовала в Европе организация более могущественная, нежели шпионская сеть, накинутая на Страны королями. И эта организация, не имеющая ни лица, ни имени, знала о намерении Ивана Грозного воспользоваться изобретением Джона Ди. А в том, что Ди рано или поздно добьется успеха, сомнений не было. Он находился на верном пути. И книга аббата Тритемия, запрещенная церковными властями Европы «Стеганография», помогла ему существенно продвинуться к цели.

Младший из всадников заговорил первым:

– А если он здесь не появится?

– Терпение, Арделион, – отозвался его старший товарищ. Сам он воплощал собой эту добродетель – неподвижный, хмурый, невозмутимый. Казалось, ни дождь, ни снег, ни буря – ничто не может поколебать его. У него даже плащ не шевелился на плечах, когда налетали порывы ветра, приносящие иногда быстрый мелкий дождь.

– Тебе хорошо говорить, Тенебрикус, – вздохнул Арделион. – Твоя мать была змеей, а твой отец – ледяной дед.

Из-под совершенно неподвижного, будто изваянного из камня, плаща быстрее, чем атакующая змея, метнулся кулак. Прежде чем Арделион успел понять, что происходит, скула молодого человека вспыхнула болью. Он вскрикнул и схватился за щеку.

– Прежде чем болтать чушь, хорошенько подумай над своими словами, Арделион, – бесстрастно выговорил Тенебрикус. – Иначе не проживешь и года.

– Говорят, ты был палачом в одной из немецких армий, – сказал Арделион. – Это правда?

– Может быть, – сказал Тенебрикус. – Мы должны стоять здесь и ждать. Когда появится этот человек с письмом, нам следует убить его и забрать письмо. Джон Ди не должен узнать о том, что русский царь желает пригласить его к своему двору и предоставить ему условия для работы.

– Откуда ты это знаешь? – спросил Арделион.

– Это знаю не я, а Орден, – возразил Тенебрикус. – Я лишь выполняю то, что мне было поручено.

– И тебе не жаль убивать того парня?

Тенебрикус чуть повернул голову и поглядел на своего спутника. Глаза его были скрыты капюшоном, однако даже сквозь ткань Арделион ощущал, как их взгляд прожигает его насквозь.

– Когда этот парень начнет сопротивляться, ты сам захочешь, чтобы все закончилось поскорее, – холодно молвил Тенебрикус. – Впрочем… Подумай о том зле, которое принесет миру и России изобретение Джона Ди! Войны станут куда более кровавыми, богатые сделаются еще богаче, а бедные умрут от голода…

То ли у молодого человека разыгралось воображение, то ли Тенебрикус напустил на него какие-то свои чары, только Арделион вдруг побледнел. Перед его внутренним взором быстро пролетели страшные картины: женщины в разорванной одежде, окровавленные, опозоренные; мужчины – с отрубленными конечностями, колесованные, умирающие от гниющих ран под разбитыми армейскими телегами… Тучи воронья, жирный черный дым, выползающий из узких окон замковых башен…

Арделион потряс головой, отгоняя жуткое видение. Тенебрикус тихонько засмеялся.

– Ты понял? – спросил он. – Жизнь одного человека не стоит всех этих бедствий. Глупый англичанин должен умереть, чтобы ничего этого не случилось.

– Боже! – вырвалось у Арделиона. – Когда я вступал в Орден, я не думал, что когда-нибудь стану обычным убийцей, который поджидает свою жертву на обочине дороги!

– А о чем ты думал, вступая в Орден? – тихо спросил Тенебрикус.

– Не знаю… Я хотел отомстить… Моего отца повесили за кражу, которой он не совершал… Я был озлоблен и…

– И голоден, – заключил Тенебрикус. – Я знаю твою историю. Моя была другой.

Он задумался, как бы вспоминая прошлое.

– Неужели нельзя сохранить жизнь тому парню? – спросил Арделион. – Кстати, как его зовут?

– Никак, – ответил Тенебрикус. – Он – труп, а у трупов нет имен. Если ты будешь знать его имя, тебе будет труднее его убить. Зло не имеет лица. И для того, чтобы убивать кого-то, нужно забыть о том, что у него тоже есть лицо. Что это не просто некто, кого надлежит устранить, – что это живой человек с собственной судьбой.

– А разве это не так? – возразил Арделион, надеясь, что его голос не дрожит.

Тенебрикус медленно покачал головой.

– Ты – его судьба, а он – никто, – сказал он. – Вот так и только так ты должен думать. Ясно тебе?

Наступило молчание. Затем Арделион негромко спросил:

– Ну хорошо, предположим, мы его убьем и отберем письмо… Но ведь царь Иван поймет, что письмо не дошло по назначению. Что помешает ему отправить Джону Ди новое послание с новым посланцем? Неужели мы так и будем стоять на этой дороге, перехватывая и уничтожая гонцов?

– Естественно, нет, – ответил Тенебрикус. – Однако убийство первого посланца даст нам время.

– Время на что?

– Вернуться в Англию и остановить Джона Ди, конечно, – сказал Тенебрикус. – Кстати, ученого можно не убивать, не ужасайся. Это привлекло бы слишком много внимания к нашей организации. Однако мы должны забрать у него книгу и уничтожить ее. Точнее – книги, потому что, по слухам, Джон Ди сейчас заканчивает работу над своим капитальным трудом, который называется «Монас Иероглифика».

– Она имеет отношение к «Стеганографии»? – спросил молодой человек. Почти против собственной воли он испытывал благодарность к Тенебрикусу за то, что тот отвлекал его разговором от предстоящего дела.

– Говорят, «Монас Иероглифика» была закончена через двенадцать дней после прочтения «Стеганографии», – задумчиво проговорил Тенебрикус. – Да, полагаю, следует уничтожить обе книги… Книга опаснее человека.

– В таком случае, почему бы нам не отпустить англичанина? – спросил Арделион, нервно облизывая губы.

– Он слишком много знает.

– Ди знает еще больше, – возразил молодой человек.

Я тебе уже объяснял. Нам незачем обращать на себя внимание. Смерть никому не известного молодого человека в далекой России останется незамеченной. Другое дело – убийство ученого, знакомого не только с английской королевой, но с многими видными фигурами в университетах Англии и Нидерландов. Нет, в случае с Ди довольно будет уничтожения книги.

Глава пятая. Соледад Милагроса

Эта женщина сразу привлекала к себе внимание: высокая, загорелая, с резкими, грубыми, почти мужскими чертами лица и большими выпуклыми глазами. Эти глаза с желтоватыми белками и черными радужками, обрамленные густыми ресницами, умели заглядывать в самую глубину человеческого сердца. Большой рот никогда не улыбался. Щеки женщины чуть ввалились – может быть, от голода, но скорее всего оттого, что у нее не хватало зубов.

Она была сильной и двигалась как существо, сознающее свою силу.

Ди заметил ее на ярмарке, которая открылась в Лондоне за мостом. Поблизости начали работать сразу два театра, где играли забавные пьесы, а между театрами бурлила жизнь: продавали и покупали самые разные товары, по большей части мелкие и экзотические; бродили дамы легкого поведения и шныряли воры; кое-где мелькали и вербовщики – флоту королевы требовались гребцы, а подвыпившие молодцы были легкой добычей.

Джон Ди гулял среди многоцветья и многолюдья, измышлял о своем и по обыкновению нередко натыкался на прохожих. Иные принимались бранить чудаковатого ученого, вечно погруженного в какие-то отвлеченные мысли, а другие лишь добродушно посмеивались. Мало ли странных людей околачивалось в Лондоне в дни ярмарки!

Женщина гадала по руке. Ей платили мало и неохотно, и Джон Ди, наблюдавший за гадалкой некоторое время, вдруг понял, почему: она говорила людям правду. Если бы она льстила, обещала скорое замужество, рождение наследника-сына, смерть богатой тетушки и тому подобные радостные события – люди расставались бы со своими деньгами куда охотнее. Но она говорила правду и не улыбалась.

Кем она была? Цыганкой? Может быть… Еврейкой? Вряд ли…

Ди приблизился к ней и остановился прямо перед гадалкой. Молча протянул ей ладонь и улыбнулся, заглядывая в бездонные мрачные глаза. Холод пробрал его, когда он погрузил свой взор в бездны ее зрачков. Ему показалось, что он вновь стоит перед своим черным кристаллом, отполированным до зеркального блеска, и всматривается в глубину, ожидая увидеть существо другого мира и вступить с ним в разговор.

Женщина взяла его руку широкой влажной ладонью. Провела острым ногтем по линиям, и они вдруг наполнились кровью, точно крохотные реки. Ди заморгал, пытаясь избавиться от видения.

– Ложь… обман… – пробормотала женщина. – Дьявол близко! Но ты не должен бояться. – За тобой следят. Королева недовольна. Тебя обманут. Ты будешь дважды женат, унаследуешь дом, проживешь много лет, умрешь в бедности и прославишься после смерти.

Ди протянул ей монету.

Женщина взяла ее с равнодушным видом и сунула за вырез своего платья. Тугие груди сомкнулись вокруг монеты и надежно сдавили ее.

– Как тебя зовут? – спросил Джон Ди.

– Соледад Милагроса, – ответила она.

– Ты не испанка, – сказал Ди.

– Нет, – согласилась она. – Я египтянка, а испанское имя ношу просто для удобства. Соледад – правильное название для такой женщины, как я.

Джон Ди заметил, что она сказала «название», а не «имя», как будто была не человеком, но вещью. Впрочем, подумал Ди, возможно, она просто не слишком хорошо владеет английской речью.

– Как тебе удается предсказывать будущее? – задал Ди новый вопрос.

Соледад Милагроса пожала плечами.

– Я просто смотрю и вижу, – объяснила она. – Неужели ты не понимаешь? Я до сих пор удивляюсь, почему другие этого не могут?

– Я удивляюсь другому, – сказал Ди, – если ты хочешь заработать здесь денег, то почему ты говоришь людям не то, что они хотят услышать, а самую неприглядную правду, какую только можно найти?

– Я говорю правду, потому что вижу правду и потому, что люди должны знать о себе правду, – сказала Соледад Милагроса. – Может быть, некоторые из них задумаются над тем, как они живут.

– Но на их благодарность ты не рассчитываешь? – уточнил Ди.

Соледад засмеялась, не разжимая губ.

– Конечно, нет! – воскликнула она. – Но для чего ты спрашиваешь? Ты – ученый человек, как я погляжу, а ученые люди никогда не задают вопросов из пустого любопытства.

Не отвечая, Ди принялся разглядывать ее. Ее кожа была обветренной, потому что она много времени проводила на свежем воздухе. Глаза умели смотреть не моргая. Она была невероятно привлекательна и вместе с тем самая мысль о том, чтобы провести с ней время в постели, вызывала у Ди даже не отвращение, а настоящий ужас. Как будто ему предложили совокупиться со змеей или какой-нибудь другой рептилией.

– Я хочу нанять тебя, – сказал он неожиданно. – Мне нужен человек, который будет смотреть в кристалл и говорить мне обо всем, что там увидит или услышит. Ты сможешь это сделать?

– Да, – сказала Соледад Милагроса. – Я давно искала подобного поручения.

– Ты когда-нибудь встречалась с магией? – спросил Джон Ди. – Учти, я не маг, у меня нет для этого надлежащих способностей. Я ученый, поэт – что угодно, только не колдун. Удивительное дело, но я уже много лет занимаюсь магией, не обладая никакими оккультными талантами.

– А разве для того, чтобы заниматься магией, нужны особенные таланты? – спросила Соледад, лениво растягивая слова.

– Как видишь, нет, – с легким самодовольством ответил Ди. Для него трезвая оценка собственного мистицизма являлась одновременно и предметом небольшой гордости, и поводом для огорчений. – Моя стихия – знание, наука, обучение. Я обуреваем жаждой познать все. Как все истинные поэты, я руководствуюсь видением реальности, которое значительно отчается от обычного мира – места обитания обыкновенных людей. Я изучаю магию потому, что я – поэт и она дает мне ключ к другой форме существования.

– А чем тебя не устраивает твоя форма существования? – спросила Соледад Милагроса.

– Она… скучна, – выговорил Джо Ди самое страшное для себя слово.

Соледад опять засмеялась глухим смехом.

– Хорошо! – воскликнула она. – Ты мне нравишься, и я не буду требовать от тебя ни ласки, ни большой платы. Мне стало любопытно. Ты хочешь, чтобы я смотрела в кристалл? О, сколько всего я смогу увидеть в кристалле – если для того, чтобы разглядеть человека насквозь, мне достаточно лишь бегло взглянуть на него!

* * *

Мать Джона Ди, госпожа Уэлшмен, отнеслась к Милагроса так, как и все ее соседки – независимо от того, поддерживали они с этой дамой дружеские отношения или находились с ней в состоянии войны.

– Кого ты привел? – не стесняясь присутствием гостьи, шипела госпожа Уэлшмен. – Что это за пугало с ярмарки?

Соледад стояла на пороге, расставив крепкие босые ноги, и с интересом разглядывала чистенькую, типично английскую кухоньку госпожи Уэлшмен, развешанные по стенам и начищенные до блеска медные ковши и тазы, расставленные по полкам глиняные и даже фаянсовые кружки и плошки. На печи, сложенной из камней, стояли два котла, большой и поменьше. В углу, в мешке хранилась фасоль, а рядом, прикрытые рогожей, лежали кочаны капусты, похожие на отрубленные головы.

– Матушка, это Милагроса, – сказал Джон Ди, не обращая внимания на возмущенное пыхтенье своей матери. – Она поживет у меня немного. Я нуждаюсь в ее помощи.

– Я ожидала, что ты женишься и оставишь свои глупости! – объявила мать. – Столько сил, столько денег было выброшено на то, чтобы ты получил образование, – и вот результат! Чем ты занимаешься?

– Я побывал у ее величества и предложил ей мое новое изобретение, – защищаясь, ответил Ди. – Ее величество готова профинансировать мою работу, если увидит, что я действительно могу добиться успеха…

– Ее величество считает тебя шарлатаном, – выпалила госпожа Уэлшмен. – Лучше бы ты изучал богословие!

– Ну уж нет, матушка! – возразил Ди. – Это весьма опасное занятие в наши дни. Никогда не знаешь, кого начнут жечь следующими: католиков или протестантов.

– И католики, и протестанты совершенно одинаково жгут и вешают колдунов, – прошептала госпожа Уэлшмен. – Берегись, сын мой, как бы тебя не г обвинили в занятиях черной магией. Когда ты один просиживал над своими чертежами, мы всегда могли объяснить, что ты занимаешься математикой или астрономией. Но после того, как в доме поселится эта чертовка, нам больше никто не поверит.

– Я не маг! – сказал Ди. – «Маги» занимаются злыми вещами, а я – не злой! Я желаю беспредельного развития человеческого разума и благоденствия моей родины! Надеюсь, это не предосудительно!

С этими словами он повернулся и вышел из кухни, таща за собой Соледад Милагросу.

Милагроса поселилась в маленькой комнатке, служившей прихожей к скромным апартаментам самого Джона Ди. Она по целым дням просиживала там одна и, по просьбе хозяина, не болталась по улицам. Ди внял совету своей разумной матери и постарался сделать так, чтобы его странная помощница не мозолила глаза соседям. Однако нарочито прятать ее он не стал, поскольку это также могло вызвать кривотолки.

Занятия с магическим кристаллом несколько замедлились, поскольку от королевы опять явился посланец – все тот же молодой человек с ломающимся голосом. Впрочем, на сей раз он почти все время изъяснялся баритоном и только дважды «дал петуха». Ди счел, что это должно повлиять на настроение молодого человека в лучшую сторону.

И точно. Посланец королевы, правда, держался чванно и при разговоре все время нюхал носовой платок с кружевами – явно подарок какой-то благосклонной особы – однако весть, принесенная им, стоила того, чтобы выдержать все эти павлиньи пляски. Королева прослышала о том, что Ди был знаком со знаменитым географом Меркатором, и просит его изготовить для нее несколько подробных географических карт. По преимуществу – побережий Англии и… Испании. Только об этом не должны знать соседи.

Джон Ди охотно взялся за работу. Он успел понять характер королевы Елизаветы Тюдор. Эта дама предпочитает реальные вещи, то, что можно потрогать руками. Магический кристалл и способы шифровки и передачи информации – вещь, скорее, умозрительная. Географическую карту можно скатать в трубочку, можно огреть ею какого-нибудь зарвавшегося капитана по голове, ее можно потрогать, поводить по ней пальцем. Географическая карта приносит пользу. За это королева готова платить хорошие деньги.

И еще – за молчание. Никто не должен знать, чем конкретно занят географ. Елизавета – хитрая бестия, подумал Джон Ди. Всем известно, что к нему, к доктору Ди, обращаются за гороскопами. Как картограф он не знаменит. За ним даже не станут следить, чтобы выяснить, какие именно карты интересуют Елизавету. Просто потому, что даже не заподозрят, что он занимается картами.

Ловко. Королева сильно выросла в глазах Ди.

Однако ее выгодный в денежном смысле заказ затормозил работу над магическим кристаллом. Утомившись за день от тонкой чертежной работы, он с трудом заставлял себя браться за магическое исследование.

Соледад Милагроса постоянно была к его услугам. Она ничего не говорила, просто находилась рядом – ждала.

Когда Ди впервые вынес кристалл, она оживилась, в ее глазах вспыхнул огонь.

Джон Ди остановился, не снимая платка с черного кристалла.

– Я не занимаюсь злыми вещами, – повторил он своей помощнице то, что говорил и своей матери. – Я не маг в том смысле, какой вкладывают в это понятие невежественные люди. Прежде чем заняться черным зеркалом и иными мирами, я хочу помолиться Богу. Ты должна сделать то же самое. Пусть Бог поможет Нам в нашей работе.

Не возразив ни слова, Соледад Милагроса встала на колени рядом с хозяином и послушно принялась повторять за ним слова латинской молитвы.

Казалось, это совершенно успокоило Джона Ди. Он бережно поставил кристалл на стол и снял с него платок.

– Садись, – велел он Соледад.

Та устроилась напротив кристалла и закрыла глаза. Ди уселся рядом, взял восковые таблички и остро отточенную палочку. «Стеганография», помимо всего прочего, научила его записывать произносимое людьми слово в слово, пользуясь для этого особенными значками.

Соледад была по-настоящему одаренной предсказательнице по стеклу, и Ди понял это в первые же мгновения. Она собралась, сосредоточилась, ее лицо приняло отрешенное выражение, и только глаза на этом неподвижном бледно-восковом лице быстро подергивались то влево, то вправо, как будто женщина следила за кем-то невидимым, мелькающим перед ее взором. Затем она начала медленно описывать фигуру херувима, которую разглядела в глубине кристалла.

– Это Ариэль? – жадно спросил Ди. – Ты узнаешь его? Это Ариэль, Ангел Света?

– Глаза, много глаз… крылья, много крыльев, – говорила Соледад, чуть покачиваясь, а затем переходила на непонятный язык. Ди быстро черкал палочкой по дощечке, стремясь записать каждый звук чужой речи.

Затем все вдруг оборвалось. Соледад закрыла глаза и нервным движением руки набросила на камень платок.

– Он не может многого сказать, – промолвила она все тем же ровным глухим голосом. Голос как будто существовал отдельно от женщины. Сама Соледад Милагроса была покрыта испариной, ее широкие крепкие плечи сотрясала мелкая дрожь, руки прыгали, а из глаз текли желтоватые слезы. Но голос звучал совершенно спокойно.