Текст книги "Проклятая книга"

Автор книги: Дарья Иволгина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)

Глава девятая. Королевский гороскоп

– Стучат, дедушка, – сказала Соледад Милагроса своему учителю.

Они сидели в маленькой комнате, сплошь покрытой узорными тенями, на горе ковров. Соледад наклонялась над кристаллом, высматривая в его глубинах плывущие фигуры. Ей было интересно, но заниматься интенсивным изучением увиденного стало почему-то лень. В Англии все происходило немного иначе. Вероятно, дело в климате. Когда идет прохладный дождь, больше нечем бывает заняться – только сиди в кабинете у Джона Ди и работай: разглядывай видения, заставляй их становиться более четкими, получай от них ответы – и скрывай эти ответы от хозяина.

В Севилье все обернулось совершенно иначе. Работать не хотелось. Жара размягчала все кости в теле Соледад. Ей хотелось валяться на коврах, шевеля пальцами ног, ковыряться пальцами в сладостях, тянуть прохладную воду с розовыми лепестками. В голове у нее было пусто, как будто туда засунули подушку.

– Пусть себе стучат, – отвечал старик. – Нам нужно узнать все в точности. Если морисков все-таки изгонят из Севильи, то когда это произойдет…

– Может, нескоро, – зевнула Соледад.

Старик вдруг засмеялся.

– Для меня это не имеет значения…

Стук повторился.

– Скажи, дедушка, – Соледад улеглась на спину, заложила руки за голову, чуть изогнулась, инстинктивно соблазнительным движением выставляя мягкую грудь, – сколько тебе лет?

– Возможно, сто… – по голосу Фердинанда было слышно, что он улыбается. – Какое это имеет значение? Я достиг такого уровня знаний и власти над своей жизнью, что мне безразлично – как меня зовут, какую религию я прилюдно исповедую, сколько мне лет…

– Больше ста, – утвердительно молвила Соледад.

– Значительно, – не стал отпираться он.

– А я смогу прожить столько же? – спросила она, перекатилась на живом и устремила на учителя блестящий глаз с желтоватым белком.

– Зачем тебе жить так долго? – удивился Фердинанд. – Ты ведь женщина! Мужчина с возрастом становится благообразен, а женщина делается безобразной, отвратительной! Она теряет признаки пола, у нее вырастает борода, она становится похожей на смерть!

– Дедушка! – Соледад капризно вытягивала губы трубочкой. – Но я ведь могла бы сохранить вечную молодость!

– А, ты к этому стремишься? – Фердинанд тихонько захихикал. – Но женщине, особенно красивой, нельзя сохранять вечную молодость. У красивой женщины всегда есть завистники. А завистники наблюдательны, не забывай об этом. Живущий бесконечно долго старик не вызывает большого интереса. Так, ползает какой-то там старикашка. Но красавица, которая остается таковой на протяжении сорока, ста, ста пятидесяти лет – это неизбежно притягивает внимание. Нет, нет и нет! Ты закончишь свои дни ужасно, на костре или на раскаленных углях, или вмурованной в статую, которую поджаривают на медленном огне…

Соледад облизнулась.

– Я не боюсь! – объявила она.

– Не сомневаюсь… – отозвался старик. – Однако мы еще не закончили с кристаллом. Собственно говоря, мы даже еще не начали. Может ли это существо, которое ты там видишь, выйти на поверхность? Мы должны попробовать уговорить его, чтобы оно поделилось с нами хотя бы частью своего могущества. Я всю ночь не спал – размышлял, как нам лучше воспользоваться полученным сокровищем…

Дверь затряслась под ударами.

– Открывай! – загремели голоса.

– Дедушка, стучат! – опять сказала Соледад. – Лучше бы нам отворить.

– Прячь кристалл, да поглубже, – распорядился старик. – Положи в фонтан. А книги заверни в ковер и вынеси, зароешь потом в саду.

Он, кряхтя, поднялся и побрел к выходу.

– Иду, иду! – еще издали закричал Фердинанд.

За дверью стояло трое стражников, с ними – главный инквизитор Санчес и еще один человек в плаще с капюшоном. Острое чутье подсказало Фердинанду, что этот неизвестный и представляет для него самую большую опасность. Однако он и виду не подал, что догадывается об этом. Принялся причитать и всплескивать руками:

– Опять честного человека хватают! Опять доносы на меня, благочестивого гражданина, Иса свидетель!

– На сей раз тебе не отвертеться, – сурово возгласил Санчес.

Фердинанд быстро посмотрел ему в глаза. Обычно главный инквизитор произносил подобного рода суровые речи, но при прямом взгляде глаза в глаза тихонько моргал, успокаивая старца. Между ними все давно уже было обговорено и решено.

Но на сей раз Санчес отвел взгляд. Сердце Фердинанда похолодело. Что случилось? И опять эта тень в капюшоне. Наверняка его работа! Но кого представляет незнакомец? Инквизицию Мадрида? Папский престол? Новое руководство доминиканского ордена? Дьяволы преисподней, что же случилось?

Он принялся суетиться, вздыхать, приплясывать на месте.

– Не угодно ли войти и освежиться с дороги? – сгибаясь в поклоне, осведомился старый мориск. Он не оставлял надежды на то, что сумеет умаслить и этого, в капюшоне. Конечно, обойдется второй захребетник недешево – уже сейчас видать – но ничего, дело того стоит. Сейчас, когда Милагроса привезла кристалл и научилась разговаривать с заключенными внутри духами, жизнь Фердинанда получила новый смысл.

Первыми в дом пролезли, оттеснив хозяина, стражники. За ними проскочил сам Фердинанд, далее вошел инквизитор Санчес и последним – незнакомец в капюшоне.

Тенебрикус оставил своих друзей на постоялом дворе. Незачем им соваться в логово Фердинанда. Тенебрикус полагал, что это душевредно. С собой он взял только Харузина. Одетый стражником, он озирался по сторонам с нескрываемым интересом. Сергей впервые был в таком доме.

Разумеется, на некоторых играх ребята с удовольствием отыгрывают мусульманский восток. Девочки облачаются в шаровары и заматывают лица, интригуя напропалую в «гареме» и заодно готовя кашу у костра – для «повелителя». Команда мусульманского лагеря начинает изъясняться с сильным кавказским акцентом – с большим или меньшим успехом. Некоторые цитируют ибн-Сину или Ходжу Насреддина. Наиболее ретивые заучивают молитвы на фарси.

Естественно, народ радостно совершает намаз пять раз в день. В пять утра, пугая соседние команды и случайных грибников – энтузиастов, «муэдзин» начинает вопить из палатки, созывая «правоверных» на молитву. У каждого есть молитвенный коврик, халат и набор дежурных благоглупостей.

В целом такие команды бывают очень эффективными. Потому что хорошо изученная и от души отыгранная экзотика – великолепный способ сплотить команду. Похожие вещи случаются при отыгрывании Японии или древнего Китая.

Сейчас Харузин напрягал все свои ролевые воспоминания, чтобы не выйти из роли севильского стражника в составе свиты главного инквизитора.

Старичок-мориск вел себя совершенно так, как один знакомый Харузину ролевик. Это был очень известный (в узких кругах) и очень хороший ролевик. Он с одинаковым успехом играл и мавра, и Робин Гуда, и Короля Артура, и офицера первой мировой, и Высокого Эльфа, и назгула… В роли старого, нищего, лукавого мусульманина он точно так же утрированно кланялся, пригибался к земле при виде вышестоящих, точно так же втайне презирая этих напыщенных, надутых дураков в богатых халатах. Поэтому Харузину постоянно казалось, что мориск врет. Что он издевается над гостями. Что он каким-то мистическим образом узнал о ролевых играх и теперь пародирует ролевиков.

– С тобой была женщина, – сказал Санчес. – Где она?

– О господин! – возопил Фердинанд. – Какая женщина может быть с таким бессильным старцем, твой ничтожный слуга?

Он бегал перед идущим вперед Санчесом, как пес, который то выскакивает на лесную дорогу, то исчезает в чаще, то вдруг появляется – проверить, следует ли за ним медлительный хозяин. Полы халата Фердинанда мели пол.

– С тобой была женщина, – повторил Санчес с нажимом.

– Бессильный старец не прикасается к женщине, – вздохнул Фердинанд. – Он не оскверняет своего тела бесполезной похотью. К тому же твой ничтожный раб – христианин и потому ведет целомудренный образ жизни.

Он поцеловал кончики своих пальцев и устремил на Санчеса сладкий взгляд, намеренно игнорируя зловещего гостя в низко надвинутом капюшоне.

– Где она? – тихо спросил Тенебрикус.

– О, господин! – возопил Фердинанд и завертелся на месте, точно дервиш. – Разве достойно показывать женщин дома незнакомым мужчинам? Этого не делают!

– Ты ведь клялся в том, что являешься добродетельным христианином! – напомнил Тенебрикус. – Христиане не прячут своих женщин.

– И напрасно, – живо проговорил старик. – Потому что среди мусульманских женщин не случается такого разврата и глупостей…

Он прикусил язык и сделал вид, что очень испугался, сказав лишнее. Но Тенебрикус хорошо видел: старик попросту тянет время. Может быть, даже рассчитывает на то, что его схватят, а его ученицу и воспитанницу не тронут.

Тенебрикус приблизил лицо к самым глазам Фердинанда и прошипел:

– Где Милагроса?

– Не знаю, мой господин! – ответил Фердинанд дерзко.

Тенебрикус отшатнулся от него и выкрикнул, обращаясь к стражникам:

– Ищите!

Те бросились в разные комнаты дома и вскоре действительно притащили Соледад Милагросу. Она шла рядом с одним из стражей, очень прямая и гордая. На ней была ее обычная одежда: пышная длинная юбка из рваной, но очень богатой ткани, блуза с длинными рукавами и низким вырезом, в который можно было увидеть ее груди; на голове – легкий шарф, который скрывал нижнюю часть ее лица.

– Вы имеете право хранить молчание, – сказал Харузин. – Все, что вы скажете, будет обращено против вас.

Он говорил это по-русски, поэтому Милагроса вздрогнула и устремила на него огненный взгляд. Она не поняла смысла произнесенных слов. Не догадалась и о происхождении языка. Но зловещий смысл фразы угадала обостренным чутьем пойманного в ловушку животного.

Она что-то прокричала низким, гортанным голосом и рванулась в сторону.

Фердинанд мелко хихикал, поглядывая на нее тревожными, странно расширенными глазами.

– Взять обоих! – приказал Тенебрикус.

Санчес повернулся к стражникам.

– Вы слышали, что вам сказали? Выполняйте!

– Вы допускаете сейчас очень большую ошибку, мой господин, – произнес Фердинанд совсем другим тоном. Теперь в голосе мориска не было ни приниженности, ни старческого дребезжания. – Очень большую ошибку.

И непонятно было, что означают эти слова: то ли утверждение собственной невиновности, то ли угрозу.

Когда двое стражников увели арестованных и Санчес с Тенебрикусом и Харузиным остался в доме мориска, главный инквизитор Севильи обратился к представителю Ордена Святой Марии Белого Меча:

– Что дальше?

– Нам следует найти эти вещи.

– Вы уверены, что кристалл и книги в доме Фердинанда?

– Дорогой брат, – сказал Тенебрикус проникновенно, – я уверен, что Фердинанда не зовут Фердинандом. Я уверен, что Милагроса – не его дочь и не его внучка. Я уверен в том, что эта дьяволица побывала в Англии и привезла сюда две книги и колдовской кристалл. Равно как и в том, что эти предметы сейчас находятся в том же доме, где стоим и тратим время на пустые пререкания мы с вами.

– В таком случае, начнем, – вздохнул Санчес. Он был человеком покладистым, приученным почитать начальство и в принципе очень не любящим неприятности.

Они разошлись по разным комнатам и вскоре Санчес вернулся в ту, где они назначили место встречи, – с кувшинами в нишах и узорными тенями, – чтобы предъявить ковер, в который были завернуты две книги. Одна из них – в треснувшем деревянном окладе, с полусгнившими страницами, явно более старинная, – представляла собой запрещенный и многократно сожженный трактат аббата Тритемия «Стеганография». Вторая, гораздо более новая, на более дешевом материале, – труд доктора Джона Ди «Монас Иероглифика». Эту книгу еще не сжигали ни разу. Она даже не успела попасть в списки запрещенных инквизицией книг.

– Мы ведь искали именно это? – осведомился Санчес.

– Да, – сказал Тенебрикус, принимая у него из рук книги и внимательно рассматривая их. – Однако арестовать Фердинанда на основании того, что он держит у себя эти книги, мы не можем.

– Но!.. – возмутился главный инквизитор. – Простите, добрый брат, но мне все время кажется, что главная ваша цель – выставить меня на посмешище.

– Могу вас заверить, – сказал Тенебрикус и улыбнулся своей самой искренней и милой улыбкой, от Которой у Харузина кровь стыла в жилах, – что моей целью, равно как и целью моего Ордена, является отнюдь не это. Вас не следует выставлять на посмешище, добрый брат, ибо вы – честный католик и боретесь за чистоту веры по мере своих сил, образования и рвения. Нет, нет и нет! До сих пор так называемому Фердинанду удавалось удерживать вас в убеждении, будто он – безобидный старый шарлатан, вся вина которого в излишней отзывчивости к бедам знатных и не слишком знатных испанских дам. Увы! Это опасный колдун. Его, несомненно, следует сжечь на костре. Но говорить об этих книгах нельзя ни под каким видом. Во-первых, вторая из них – более опасная, чем первая, – не внесена в Индекс. Во-вторых, о том, что сохранилась хотя бы часть первой, также не стоит рассказывать людям. Большинство наших добрых христиан живут в счастливом неведении о том, что подобные книги вообще существуют. И это очень хорошо, добрый брат!

– Полностью с вами согласен! – энергично кивнул толстяк. Его щеки тряхнуло от резкого движения головой, губы шлепнули.

Харузин вдруг подумал, что манеры главного инквизитора похожи на манеры старого колдуна-мориска.

Оба склонны удивительно неискренне, по-восточному утрированно лебезить.

– Итак, этот вопрос улажен, – с явным облегчением произнес Тенебрикус. – Теперь нам нужно отыскать еще две вещи.

– Две? – удивился Санчес. – Кажется, остался только кристалл… Кстати, насколько дорого он может быть оценен?

– У него нет цены, – возразил Тенебрикус. – Я вообще не думаю, что такие вещи могут обладать ценой – в денежном выражении. Вы не вполне отдаете себе отчет в том, с каким предметом нам предстоит иметь дело. Я подозреваю, что эта вещь принадлежит преисподней, куда ее надлежит отправить – соблюдая все возможные меры предосторожности.

– Ну, хорошо, – с видимой неохотой согласился толстяк инквизитор, – а какова вторая вещь?

– Все что угодно, что поможет нам выдвинуть против Фердинанда и его помощницы обвинение в колдовстве, – сказал Тенебрикус. – Желательно нечто такое, что было бы направлено против царствующей особы вашего государя.

– Ну, знаете… – протянул толстяк.

И задумался.

Несколько лет назад у Филиппа II были серьезные распри с папой Римским – преимущественно по поводу того, что церковные власти получили слишком много прав в делах совершенно светских.

Папа прибег к обычному оружию Святого Престола – пригрозил Филиппу интердиктом, то есть запрещением совершать богослужения на территории Испании.

Филипп смирился и склонил выю под ярмо инквизиции, отдав своих подданных почти в полную власть духовных властей.

Это имело определенный смысл в стране, которой угрожали лютеране и мусульмане. И не только в религиозном, но и в политическом смысле.

Тенебрикус разглядывал жилище Фердинанда, пытаясь составить себе представление о характере мориска. Сладострастник – несомненно. Интересно, кто его возлюбленные и в каком виде он им является? Уж наверняка не в образе дряхлого старика. Возможности мориска достаточно велики для того, чтобы морочить голову дурочкам, продающим свои ласки за деньги и лживые посулы подарить им рецепт долгой молодости.

Впрочем – почему лживые? Среди вещей старика нашлись многочисленные мази и притирания. Некоторые, судя по запаху, были самые обычные, содержащие одурманивающие вещества, которые использовались по всей Европе ведьмами для «полетов на метле». Другие, видимо, давали эффект разглаживания морщинок на лице. Любопытно, как долго этот эффект держится?

Тенебрикус показал Харузину свои находки и поинтересовался его мнением. Естественно, этот человек ничего не делал без умысла – он и Харузина с собой пригласил вовсе не для познавательных целей, как могло бы показаться, и не для того, чтобы тот, будучи представителем «русской делегации», получил возможность доложить «товарищам» о результатах экспедиции в дом мориска. Тенебрикусу требовался свежий, непредвзятый взгляд на события и факты.

Харузин понюхал мази, сморщил нос и сказал: – Человеческая глупость никогда не видоизменяется. У нас тоже продают за бешеные деньги какие-то чудо-притирки. «Как не повезло яблоку, как повезло вам», – процитировал он старую рекламу. – То есть яблоко сморщится и увянет или сгниет, а вы – если будете пользоваться таким-то кремом, продается везде и за бешеные деньги, – никогда не покроетесь морщинами.

Тенебрикус взял немного мази, источающей сильный розовый запах, и мазанул себя по щеке. И тут… глубокие морщины мгновенно разгладились, показалась розоватая юношеская кожа.

Лицо этого человека сделалось совершенно жутким: сплошь морщинистое, увядшее, оно несло на себе клочок молодой кожи как язву, как плохо заживший рубец.

Харузин смотрел во все глаза. Ему было страшно.

– Понял? – проговорил Тенебрикус. – Эта мазь действует. Не знаю, как долго продержится ее действие, но она сработала.

– Это… ужасно! – выговорил Харузин. – У нас таких, мне кажется, нет.

– Просто у вас нет настолько наглядных, – возразил Тенебрикус. – Желание сохранить свое тленное тело прекрасным допустимо лишь в определенных пределах. Нельзя пытаться обмануть природу. Конечно, для обычного человека, особенно для женщины, вполне дозволяется ухаживать за своим телом, только не делая свою внешность самоцелью. И все равно, самые красивые люди – старики, сохранившие свою добродетель. Их красота становится духовной, а это уже – свет нетленности…

– Согласен, – вздохнул Харузин и снова против своей воли метнул взор в сторону розовой полоски на щеке Тенебрикуса.

Тот прикоснулся к ней пальцами.

– Это противоестественно, – сказал он. – Это оскорбляет человеческую природу, которую Господь создал мудро.

– Но старость настигает нас вследствие грехопадения, – вздохнул Харузин. – Не истолковать ли эти мази так, что старик боролся против последствий грехопадения?

– Лечить нужно не симптомы, а саму болезнь, – возразил Тенебрикус. – Что толку в том, чтобы снять боль, если то, что убивает человека, будет продолжать убивать его – только незаметно? Единственное врачевство против старости и смерти – покаяние и очищение от грехов…

– Этой мази недостаточно для вынесения смертного приговора, – подал голос инквизитор.

– Значит, будем искать еще, – повернулся к нему Тенебрикус.

– Смотрите! – воскликнул Харузин, вытаскивая из-под кувшина, стоящего в нише, какой-то клочок пергамента. – Какая странная штука! Похожа на магическую формулу…

Тенебрикус схватил клочок, как коршун хватает добычу, и стремительно поднес к глазам. На его лице медленно проявилась нехорошая улыбка.

– Что там? – нервно спросил Санчес. От возбуждения от даже подпрыгивал на месте.

Тенебрикус протянул ему клочок. Там было написано:

FELIPE II RЕY – «Филипп Король».

И далее следовало истолкование каждой из букв этого имени и титула.

F, первая буква со своей цифрой 1, соответствует первому небу – Луны, непостоянство коей заметно в Филиппе.

Вторая буква Е соответствует небу Меркурия. Ему приписывают мудрость. Но Филипп не знает настоящей мудрости, состоящей в завоевании сердец своих подданных; поэтому эта буква стоит рядом с нулем.

Третья буква L относится к небу Венеры. Король имеет некоторую удачу в этом отношении, поэтому эта буква имеет спутником единицу.

Четвертая буква I соответствует небу Солнца, могущество которого простирается далеко; с ней соотносится цифра пять.

Пятая буква Р соответствует Марсу. Филипп одержит большие военные победы, поэтому эту букву сопровождает цифра семь.

Шестая буква Е указывает небо Юпитера, верховное божество коего распространяет, как золотой Дождь, все земные блага. Но так как Филипп очень далек от подражания ему, шестая буква имеет в соседстве ноль.

Седьмая буква есть первый числовой знак I, относящийся к Сатурну, чье печальное влияние вступит в силу, когда его величеству исполнится шестьдесят шесть лет, представленных седьмой цифрой – I. Когда они исполнятся, король подвергнется сатурновой участи (то есть, старости, тлену и смерти).

Восьмая буква есть второй числовой знак, соответствующий хрустальному небу, особенность коего – освещать предметы. Король мало расположен проявлять доброту, приличествующую государю, потому что он предпочитает, чтобы его боялись, нежели любили. Поэтому здесь стоит единица.

Девятая буква R соответствует небу, известному у астрологов под именем «дрожащего». Нельзя отрицать, что робость – один из недостатков короля. Она делает его государем нерешительным и несмелым, поэтому букве R дается в удел цифра пять.

Десятая буква Е означает десятое небо, или твердь. Его характер – постоянство. Филипп обнаруживает его в политике, заставляющей скрывать свои истинные намерения под лживой маской, хотя эти средства часто остаются без результата. Здесь уместна цифра два, так как она означает две степени совершенства в этом качестве короля и при этом отсутствие многих других.

Одиннадцатая буква – Y – соответствует одиннадцатой сфере, или эмпирею, символу верховного возвышения. Ее сопровождает цифра четыре, указывающая, что Филипп II обладает немногим более, чем третьей частью достоинства, которое ему приличествует, так что, не имея почти двух частей того, что ведет к славе этого возвышения, к возрасту шестидесяти шести лет, он никогда не достигнет эмпирея.

Разделим шестьдесят шесть лет на шесть периодов мистического числа одиннадцать и комбинируя их с шестью планетами, им соответствующими, получим:

Филипп в свои первые одиннадцать лет был непостоянен, как луна.

В промежуток от одиннадцати до двадцати двух лет он упорно отказывался от учения из пренебрежения к влиянию Меркурия, что сделало из этого государя нуль в делах литературных познаний.

С двадцати двух до тридцати трех лет он привязался, но слабо, к культу Венеры, что означается цифрой один…

– Да это гадания о жизни государя! – воскликнул Санчес, прерывая Тенебрикуса.

Тот оторвал глаза от пергамента.

– Ну вот, – с облегчением сказал он, – мы и раздобыли все, что необходимо нам для обвинительного акта!

– Какая чушь! – прошептал Харузин.

Тенебрикус резко повернулся к нему:

– Вы полагаете, что это чушь, мой друг?

– Естественно! – фыркнул Харузин, больше не считая нужным скрывать свое презрение. – Суеверная, пустая чушь! Эдак что угодно можно написать, лишь бы средневековую латынь знать да уметь царапать пером по бумаге. Конечно, человек в двадцать лет предается Венере, а в возрасте Митрофанушки не хочет учиться, а хочет жениться, – это без всякого «Меркурия во втором доме» понятно…

– Кто сей Митрофан? – спросил Тенебрикус.

Харузин махнул рукой.

– Литературный персонаж… Неважно. Все равно его никогда не существовало. То есть в конкретном виде. В виде всевозможных копий – сколько угодно…

– Оставим, – решил Тенебрикус. И обратился к инквизитору. – Итак, вот вам материал для возбуждения дела о магическом покушении на жизнь его католического величества. А мы пока отыщем кристалл.

Мы осмотрели уже весь дом, – протянул Санчес.

Харузин принялся бродить по саду. Спор между инквизитором и членом Ордена Святой Марии начал его утомлять. Он практически не понимал быстрой вульгарной латыни, на которой изъяснялись оба церковных деятеля. Так, мелькали изредка слова, застрявшие в современных языках. Вроде «аутодафе».

Неожиданно Сергей остановился и не веря своим глазам уставился на фонтан, бивший в центре маленького ухоженного садика. Струя воды сверкала на солнце, так что смотреть на нее было больно. И все же Эльвэнильдо разглядел, что время от времени в струе мелькает лицо странного существа. Оно было узким, с близко посаженными очень большими, удлиненными глазами и крохотным ртом. За спиной у существа трепетали крылья.

Некоторое время бывший лесной эльф не мог отвести от этих крыльев взгляда. Его просто завораживали эти странные живые отростки на спине водяного существа. Иногда Харузину казалось, что они состоят из лучезарных перьев, трепещущих в воде. Но спустя миг он отчетливо видел, что это кожистые крылья наподобие тех, которые бывают у летучих мышей и всяких доисторических ящерах, восстановленных для любознательного телезрителя английской познавательной программой ВВС «Прогулки с динозаврами». А затем луч солнца заставлял моргнуть, и снова перед пораженным зрителем струились разноцветные райские перья. Ангел-дьявол все время менялся.

Харузин подумал: «Похож на инопланетянина, как их изображают в книжках „Все мировые тайны в мягкой обложке“… или в фильмах, вроде „Близких контактов третьего рода“… Неужели это инопланетянин? Может, вообще всю нашу цивилизацию создали инопланетяне?»

Он тряхнул головой, понимая, что погружается в некий транс. Существо притягивало его, заставляло думать с бешеной скоростью, перебирая в мыслях мириады вещей. О жизни, о смерти, о Боге, о своем собственном величии – еще бы, далеко не всякому человеку будут являться ангелы…

– Ариэль! – прозвенел у него в мозгу хрустальный голос.

– Ты – Ариэль? – спросил Харузин. – Ты ангел света? Ты являлся Джону Ди, не так ли?

Ответом было пение. Тихо, невероятно мелодичное, похожее на мелодию вальса, исполняемую на ксилофоне.

Неожиданно Харузин ощутил, как кто-то грубо хватает его за плечи и отпихивает в сторону. В первое мгновение Харузин почувствовал приступ бешенства. Ярость застлала ему глаза черным покрывалом. Сергей сжал кулак и взметнул руку, намереваясь ударить того, кто оборвал чудесную музыку и прекратил его связь с дивным созданием внутри фонтана.

Затем что-то обожгло его щеку. Одну, другую. Снова первую. Харузин заморгал и увидел прямо перед собой образину Тенебрикуса. Контраст по сравнению с дивным созданием, льющимся вместе с фонтанной струей, был таким разительным, что слезы брызнули у Сергея из глаз.

– Ненавижу! – бросил он Тенебрикусу.

Тот, крепко держа его за плечи, несколько раз встряхнул лесного эльфа.

– Приди в себя! – настойчиво сказал Тенебрикус. – Ну же! Не думал, что ты такой слабак!

Харузин заморгал. Щеки его горели, влага застилала взор.

– Ох, – тяжело выдохнул он. – Что случилось?

– Это в фонтане, да? – спросил Тенебрикус. – То, на что ты смотрел?

– Да… Кто это?

– А что он тебе сказал?

Харузин прищурился:

– Откуда вам известно, что он что-то мне сказал?

Тенебрикус засмеялся.

– Мне так показалось… Ты стоял неподвижно и глядел на струю фонтана, а губы у тебя шевелились. Предположить, что ты творишь молитву при виде обычной воды, я – уж прости! – не смог. Конечно, такое случается, если тебе довелось проделать долгий путь по смертоносной пустыне и вдруг перед тобой открывается колодец… Но сегодня, как мне представляется, немного другая ситуация.

– Да, – сказал Харузин. – Там, в фонтане. Странное существо. То ангел, то дьявол.

– Дьявол может притворяться ангелом света, – сказал Тенебрикус. – А вот ангел света никогда не притворяется дьяволом. Если при каком-либо видении тебе чудится – только чудится! – нечто адское, сразу отвергай это видение. Это закон. Понял? Всегда нужно помнить о безопасности. Твоя душа не может подвергаться опасности. Вот что главное.

– Да, – повторил Харузин, теперь уже вполне послушный, – я все понял… Так я и буду поступать.

– Мы нашли! – крикнул Тенебрикус, обращаясь к инквизитору Санчесу. – Мы нашли проклятый кристалл!