Текст книги "Вид на жительство (СИ)"

Автор книги: Дарья Гусина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)

Глава 13. В которой не было бы счастья, да несчастье помогло

Глава 13. В которой не было бы счастья, да несчастье помогло

… Лес пел. Песня не была красивой или приятной, но вкрадчивый голос завораживал. Нестерпимо хотелось найти источник звука, приблизиться к нему и слушать, слушать…

Я проснулась и с удивлением обнаружила, что стою на коленях у постели. Ах, ну да, зов природы – уж больно острым был вчерашний баат. Сколько же я воды выхлебала? Зевнув, я накинула плащ и вышла из телеги. Утро было настолько туманным, что впередистоящие телеги угадывались только по очертаниям.

Было еще темно, лишь на востоке посветлело над кронами деревьев. Пассажиры отсыпались после вчерашнего празднества. Хорошо хоть, никто не пил ничего крепче чая накануне: во-первых, маги не любят пьяных, могут и выкинуть из телеги или отцепить повозку прямо в пути (считается, что подвыпивший привлекает нечисть и хуже противостоит ее магии), во-вторых, все обозные мечтали поскорее отправится в путь, а не проспать свою очередь.

Обойдя обозы и посетив места общего пользования, я неторопливо пошла к нашей телеге, стараясь не заплутать в кисельном тумане. Всегда тяжело отхожу от сна. Наверное, потому, что всегда глубоко погружаюсь в сновидения. И в детстве была такая. Бабушка будила меня пораньше, чтобы к школе я успела прийти в себя и не путать явь со снами. Побаливала голова – вчерашние потрясения давали о себе знать. Я с Альдом-то ночью разговаривала, или мне приснилось? Нет, не приснилось. С беспокойством оглянулась вокруг, но не увидела своего «телохранителя». Интересно, на какое расстояние я могу удаляться от привороженного эльфа?

Меня что-то беспокоило. Я покрутилась на месте, не спеша залезать обратно в тепло повозки. Спать уже не хотелось. Может, самой нагреть воды в котелке и вымыться в банном домике? А потом отдельно для Лим водички поставить? Нужно только собрать хвороста, лавка с дровами еще закрыта, мастер, должно быть, спит. Туман понемногу рассеивался. Предвкушая удовольствие, я углубилась в чащу, не собираясь, разумеется, выходить за защитный контур. Лес был словно вылизан, весь бурелом ушел на костры. С другой стороны станции мне повезло больше. Собрав полную охапку веток, я вернулась к обозу и занялась котелком, который никто не удосужился вымыть накануне. Спустившись в овражек к ручью, шипя от прикосновения холодной воды, принялась отмывать остатки пищи смесью песка и ила, мурлыча под нос странную мелодию, услышанную во сне. Потом вдруг поняла: вот он, источник беспокойства – песня звучит не только в моей голове, рядом кто-то поет. Мне почему-то казалось, что голос раздается из чащи, хотя лесное эхо могло и искажать звук. Голос тоже был странный: низкий, вкрадчивый, мяукающий, монотонно повторяющий одну и ту же мелодию с точностью до ноты. Я поднялась на склон овражка и застыла с полном котелком в руке, прислушивалась, испытывая странную тревогу. В обозе много разных существ. Я, например, никогда не слышала, как поют гномы. Или файнодэры. Но кому могло понадобится петь в чаще?

Кто-то прошел мимо, задев руку. Я вздрогнула, выронив котелок. К счастью, это был всего лишь Огунд. Мальчик скользил по тропинке, словно не замечая меня.

– Огунд! – радостно воскликнула я. – И тебе не спится? Эй!

С досадой посмотрела вниз, на перевернувшийся котелок и мокрые ноги, и устремилась за ребенком. Что ему понадобилось в чаще? Возможно, мальчику просто захотелось в кустики или наставник велел накопать баата, но зачем отходить так далеко, тем более без мешка и лопаты?

– Огунд! – крикнула я, забегая вперед. – А ты не знаешь, какие мы сегодня в очереди к мастеру?

Заглянула в лицо мальчика и осеклась: Огунд шел с закрытыми глазами. Он спал. Длинные черные ресницы трепетали, веки дергались от бешеного движения глазных яблок – ребенку что-то снилось. Я коснулась его плеча. Огунд остановился и застыл передо мной, покачиваясь.

– Огунд, – тихо позвала я. – Ты меня слышишь?

Мальчик нерешительно двинулся вперед, обходя меня и углубляясь в чащу. Мне стало страшно. Как будят лунатиков? Я и в родном-то мире была мало знакома с этим явлением, а что уж говорить о параллельном. Двинувшись вслед за ребенком, шипя и поскальзываясь в грубых, мокрых туфлях, позаимствованных из шкафа Кессы, я прислушивалась к звукам из леса. Слева между деревьями что-то мелькнуло. Я присмотрелась. Лим? И эта с закрытыми глазами идет так, словно видит все сквозь веки. Лим и Огунд сошлись на одной тропе, пошли затылок в затылок, мальчик впереди, девушка за ним. Что-то плохое происходит.

Пение становилось громче, мое беспокойство – сильнее. Мы вышли к прогалине с купиной остро пахнущего можжевельника, и тут мне стало по-настоящему жутко. Забитые в землю столбики для Защитного Плетения были вывернуты, потемневшая от времени веревка с узлами и крашеными палочками была разодрана и расплетена до пакли.

Огунд и Лим переступили через разорванное Плетение и исчезли в кустах. Я испытала острое желание развернуться, побежать к телеге и позвать на помощь Сонтэна. Но тогда я точно потеряю след. Песня звучала из-за можжевеловых зарослей. Ветер усилился, голос то относило прочь, то кидало мне прямо в уши. И я двинулась вперед, несмотря на тревожно бьющееся сердце.

Подойдя ближе к выдернутым колышкам, я осмотрелась. Земля вокруг остатков Плетения была взрыхлена. Только одно существо может разрывать защитный контур с такой легкостью. Вернее, разрушать поддерживающую его магию движением своих ресниц, а все остальное довершают острые зубы и клыки. Ночью здесь был Ний, Хозяин леса. Вот отсюда он шел, загребая землю своими косолапыми ступнями. А здесь оставили свои птичьи следы маленькие, юркие твари. И другие твари, не такие уж маленькие. Я преодолела желание вернуться и пошла за друзьями. Что-то подсказывало: если я их потеряю, то вряд ли когда-нибудь увижу вновь.

…Существо пело. Самозабвенно и выразительно. У него было темно-коричневое лягушачье тело, крошечные трехпалые ручки, которыми оно двигало в такт песне, и лысая лягушачья голова с большим ртом. Ростом существо было с кошку. Оно сидело на пне, словно дирижер перед оркестром. В двух-трех шагах от него, сжавшись в комочек и положив руки под щеки, лежали в траве Огунд и Лим. Казалось, они крепко спят.

Я осторожно подняла с земли большой корявый сук и начала подкрадываться. Существо меня не замечало. Щеки его раздувались. В его песне я смогла распознать лишь: «не сотворится» и «глубокий сон».

Лягушка-переросток заметила меня в тот момент, когда я уже занесла палку над пнем. Существо совсем по-человечески ойкнуло и нырнуло в траву. Ничего, я и в траве тебя достану. От удара о пень сук раскололся и заострился.

– Госпожа! – взвизгнуло существо, почему-то с другой стороны. – Не бейте Баольбина!

В этот момент я очень досадовала, что у меня нет с собой золотого порошка. Я развернулась, занеся над головой свое импровизированное оружие.

– Госпожа! Вы все не так поняли! – пищал лягушонок.

– Как же, – пробормотала я, наступая и бдительно следя, чтобы нечисть не прошмыгнула мимо.

В голове у меня мелькнула мысль, что все происходящее по меньшей мере странно. Существо не убегало в лес и пыталось что-то объяснить.

– Что ты такое? – спросила я, вглядываясь в траву в блеклых рассветных лучах.

– Я буккан, госпожа.

– Какой такой пуккан?

– Я лесная Бука! Но я хороший!

Я мысленно порылась в памяти. Что-то вспомнила. Однако мои воспоминания несколько разнились с тем, что утверждало это странное существо. Буккан. Разумная нечисть. Чаруют с помощью пения. Любят заключать договоренности с людьми ради домашней пищи и специй. Злопамятны и мстительны. Очень опасны, потому что сообразительны. Букканов лучше не злить. Сами они человечину не жрут, однако из мести могут увести в лес детей и подростков на поживу лесной нечисти. Букканы выплетают звуки из серых искр. Один буккан может пропевать две-три песни одновременно, для разных жертв. И каждый слышит свое. И не может сопротивляться. Были случаи, когда не сойдясь с жителями той или иной деревни в размерах подношения, букканы истребляли их начисто: кого-то заводили песней в лес, кого-то топили в водоемах.

– Что-то не похож ты на хорошего! Ты заворожил моих друзей!

– Нет, госпожа! Все не так! Я отвел черное волшебство! Погрузил ваших друзей в сон. Теперь они не уйдут в чащу. Дайте мне допеть песню, на них все еще ворожба.

Я покосилась на Огунда и Лим. Они спали, но уже как-то… по-другому. Лим была очень бледна, просто до синевы, а у Огунда заострились черты лица.

– Госпожа, – перебирая кукольными лапками, буккан медленно выполз из травы на пень. – Вы можете мне доверять. Я ваш проводник. Меня послал Хозяин Тонких Озер.

– Ты тот помощник?

– Да, госпожа, – существо склонило свою лысую голову. – Я должен провести вас в Северные леса, показать место, где тонка ткань между мирами.

Я медленно опустила сук.

– Сегодня ночью в лесу сотворена черная магия, – озабоченным тоном продолжил буккан, выговаривая слова так, как обычно делали лесные существа, вроде и по-людски, а вроде нет. – Черный маг зачаровал местную нечисть, чтобы та напала на обозы. Лишь вас и ваших друзей нечисти было приказано увести в чащу.

Я похолодела.

– Плетение…

– Да, Хозяин его порвал. Здесь много гозов, госпожа.

– Надо бежать, предупредить!

– Поздно, госпожа. Вряд ли на станции кто-то остался в живых.

… Существо по имени Баольбин допело свою песню и исчезло в чаще, заверив меня, что помнит о своих обязанностях и явится, когда придет срок. Лим и Огунд проснулись. Они ничего не помнили. Однако до вопросов дело не дошло. Как только друзья узнали об атаке нечисти, немедленно заспешили к обозам, стараясь не заплутать в лесу.

Все мои попутчики были изранены, но живы. Сонтэн баюкал руку, глубоко пропоротую чем-то вроде длинного когтя. Альд прихрамывал, Эгенд держался за залитое кровью плечо. У Михо все ноги ниже колен были в крошечных порезах, парень, пыхтя, срезал огромным ножом со штанов клочья ткани, пропитанной кровью. Даже Узикэль носил на себе следы недавней битвы в виде синяков и ссадин. Сидя на приступке телеги, почтенный файнодэр грозно потрясал увесистым поленцем, явно выдернутым из подпорок для Плетения.

– Всепроникающий! Они живы! – Эгенд первым заметил меня и дернулся.

Сонтэн радостно мне кивнул, Михо помахал рукой, просияв, а Альд изменился в лице, сполз по бортику телеги и откинулся назад, дергая кадыком. Бледная Лим, закусив губу, немедленно принялась нарезать дрожащими руками бинты из белого полотна.

– Даша! – Сонтэн обнял меня одной рукой. – Мы волновались! А Альд… он… мы думали, нечисть унесла вас с Лим.

– Нет! О Боги, нет! Я… Огунд… так получилось… я встретила…

– Нечисть теперь нападает даже на станции. Это ужасно! Нам повезло, нам просто неслыханно повезло…

Они пустили вперед гозов, крепких неразумных тварей, с короткими ногами и длинными передними лапами, чем-то напоминающих обезьян, но очень клыкастых и когтистых. За ними шли акаморы. Нечисть в мгновения ока затопила пространство между обозами, нападая на едва проснувшихся людей. К тому моменту, как в битву вступили маги, лесные твари убили двух хуми и ранили почти всех, кто попался на ее пути. Монах-наставник спас двух детей, которых гозы уже тащили к лесу, и получил серьезную рану в живот. Я разглядела Огунда в мельтешащей у телеги толпе. Он стоял, привалившись к борту повозки, и с ужасом осматривался.

– Нам повезло, – вслед за Сонтэном повторил в своей простой манере Эгенд. – Вот и не верь потом, что не бывает худа без добра. Нечисть спугнуло то, от чего они прыснули в лес, забыв свою добычу.

– Почему они ушли? Что их спугнуло? – спросила я.

– Нечто…

Сонтэн хотел что-то сказать, бросил на меня странный взгляд и отступил в сторону, открывая вид на рыдающую беременную ворчунью из впередиидущей телеги. Женщина сидела на земле и причитала, стянув с головы косынку. Подойдя ближе и ничего пока не понимая, я прислушалась:

– Рубаха… петельки у ворота. Штаны исподни…. Кафтан молью поеденный… Еще рубаха одна с вышивкой алыми маками… три.

Ее муж сидел рядом, схватившись за голову, и с ужасом смотрел на жену, бормоча:

– Это что же? Это с нашего сундука вещи?

– Мертвяки, – уточнил подошедший ближе Альд.

Он рассказал, что в самый сложный момент битвы, когда волна нечисти угрожала затопить всю станцию, из леса появилась странная кавалькада на пегих южных лошадках. По виду тролли, с амулетами и в боевой раскраске на лицах, а из одежды – одно деревенское рванье. При виде всадников нечисть застыла, повела носом и, словно единое существо, бросилась в лес, сбивая и подминая под себя сородичей. Кавалькада молча проехалась мимо оторопевших обозных. Кто смог разглядеть мертвые лица троллей, пришел в ужас.

– Они явно кого-то искали, вглядывались, даже остановились, – продолжил Альд. – Но тут с тракта зазвучали эльфийские барабаны. Тролли исчезли в лесу, одна вонь осталась.

– Дура же ты дура, – с тоской произнес муж беременной. – Это ж надо так накаркать! Ну кто тебя за язык твой длинный тянул.

– Это я-то виновата? – окрысилась женщина, вмиг забыв о причитаниях. – Еще неизвестно, кого мертвяки искали. Кого выглядывали, пока кое-кто по лесам бродил и непуганным остался. И что творил там, нам неведомо.

Беременная смотрела прямо на меня:

– Одно слово, магия черная.

– Ты болтай, но не забывайся, селянка, – бросил Альд, надменно поднимая бровь. – И впредь не забудь старую присказку: у простака да дурака язык выплетает такие Нити, что и магу не расплести. Радуйся, что ты на сносях, иначе я научил бы тебя уважению.

Женщина неохотно отвела взгляд. С близнецами не забалуешь, они все-таки из знатного рода эльфы. Муж беременной забормотал что-то виноватое.

Альд оттащил меня в сторону, закатал рукав до локтя и продемонстрировал нитевидные выступы на коже. Черные. Меня резко затошнило, в глазах зарябило.

– Ты чего, тоцки?

– Что это?

– Проклятье Диноры. Сейчас спало, а час назад до плеча дошло.

– Это из-за того, что я была далеко?

– Не думаю, – Альд задумчиво рассматривал ветвистый узор, мерцающий черным, но постепенно бледнеющий. Ну у него и нервы! – Скорее от того, что тебе что-то угрожало. Я так чувствую. Не спрашивай, как понял. Рассказывай.

Я рассказала эльфу о встрече с проводником и в точности передала его слова.

– Буккан? – вытаращился Альд. – Это то же самое, что мышке в няньки кошку назначить.

Но больше всего встревожила эльфа новость о том, что в обозе есть черный маг и нацелен он почему-то на меня, Лим и Огунда. То, что я вообще оказалась в лесу случайно и никакой магии не чувствовала, казалось на фоне этого пустяком.

… Кэльрэдин был рад, что доклад одного из пожилых констеблей, вернувшегося с патрулем после объезда центральных трактов, совпал с собранием Малого Совета. Выступление констебля подтверждало его, Кэльрэдина, правоту и давало ему право на дальнейшее давление на советников. Во время доклада недоверчивость на лицах присутствующих постепенно сменялась напряжением, а затем и озабоченностью. Глава патруля, выходец из простой семьи и эльф лишь на четверть, тем не менее имел репутацию опытного воина и командира, не склонного к преувеличению.

Слова констебля отдавали жутью, хотя сам он старался делать доклад с непроницаемо спокойным лицом. Суть отчета сводилась к следующему: чистые расы больше не находятся в безопасности, нечисть нарушает вековые соглашения, договориться с ними пока нет возможности – они нападают на посланников. Повсеместно не хватает магов. Самое большое количество жертв среди средних рас, клариконов, боглов, бруни, южных троллей и других. В лесах Кохт нечисть напала на телеги клариконов-переселенцев. Почти все были захвачены в плен и унесены в лес живыми, чего раньше не происходило. Ходят слухи о черных магах, объединившихся в некую тайную организацию с нарастающей мощью и использующих кровь средних рас для магических ритуалов. У серых рас пропадают дети. Но это еще не все.

На одну из станций между Кэльфестом и Тунницей нечисть напала на обозы, взломав защитный контур. Жертв было бы очень много, но нечисти помешали нанести существенный урон. Свидетели сообщают о появлении отряда северных троллей.

– Северные тролли? Так далеко к югу? – вырвалось у одного из членов Совета.

– Эльфы растревожили осиное гнездо, – пробурчал другой советник, из рода людей.

Властитель вспомнил старую пословицу: «У глупого хуми всегда эльф виноват». А ведь еще при жизни его прапрапрадеда земли, заселенные сейчас людьми, принадлежали двенадцати главным эльфийским родам. Но люди словно чума. Эльфы веками предпочитают маленькие поселения, родовые усадьбы и удаленность от шумных трактов. Даже эльфийскую столицу, Рээдин-Тээн, с ее изобилием общественных зданий и плотными жилыми кварталами, трудно назвать перенаселенной. У хуми все по-другому: туда, где поселился один, через пару лет набегает толпа соплеменников с женами (и сопливыми детишками, мрущими, как мухи, но нарождающимися, как котята), так что вскоре хуторок вырастает в поселок, а поселок – в шумный городишко, грязный, скученный, вонючий, где жители селятся чуть ли не на головах друг у друга. Самое непонятное состоит в том, что хуми любят свои жалкие поселения и ни в какую не желают перенимать высокую культуру у своих более возвышенных соседей. Эльфы напрасно пытались донести до их убогих голов, как окружать себя красотой. Помнится, один из Ставленников, вместо того, чтобы благодарить милостивых покровителей, высыпал драгоценный эльфийский мрамор в бухту где-то на западе.

Меж тем глава патруля продолжал, набрав воздуха и тряхнув пыльной головой:

– И дальше, Почтенный Совет, я продолжаю… Маги четырех обозов… – констебль сделал паузу, сглатывая и подбирая слова, словно его эмоции расходились с необходимостью излагать сведения сухо и ровно, – они такую штуку рассказали… Тролли… Странный то был отряд. Они вели себя, словно и троллями-то не были. Не грабили, не пытались захватить детей и женщин, хотя в обозах и тех, и других хватало. Словно кого-то искали. Но не нашли. Нечисть при виде их в лес сбежала. Гозы, акаморы и ферьеры.

– Что ж там за вид был такой? – удивился один из придворных магов. – Кого могли испугаться гозы? Гозы!

– Плохой вид. Маги утверждают, что ни луки, ни мечи, ни Плетения троллей не брали. Псы, что с обозом шли, словно ополоумели, в лес поубегали. Маг Плетений, почтенный хуми-полукровка, говорит, те тролли были… уже мертвы…

По рядам сидящих в зале прокатился гул.

– … смердело от них, как из могилы… стрелы клочья плоти выбивали, а им хоть бы что. И свидетельствуют, – констебль громко сглотнул, – то и был Буушган из северного клана. Буушган этот вроде как погиб в конце лета, а потом, слухи ходят, вроде как воскрес и с ним весь отряд его, включая шамана Бола.

– Воистину, людская молва поднимает мертвецов из могил и заставляет телеги по воздуху летать, – презрительным тоном выкрикнул из задних рядов сереброволосый Равай из рода Митрэдоонов.

– По поводу летающих телег ничего не знаю, не видел, – покачал головой констебль.

– Отчего же мертвецы? – задумчиво переспросил сидящий в первом ряду придворный маг Кендиил. – Может, они просто больными были? Чумные или запаршивевшие?

– Так маг сказал, – не растерялся констебль. – По искрам определил. Не было у них живых искр. Лишь черные.

Равай сморщился, перекосившись всем лицом, и выразительно хмыкнул. В последнее время Кэльрэдин все больше и больше присматривался к Раваю. Уж больно заносчив стал Советник. Слухи ходят, он метит на трон как наследник следующего правящего рода, и матушка его, сереброволосая эльфийка из влиятельного на северо-востоке рода, очень этому способствует. Серебро и Золото имеют высокую цену, но уже много сотен лет троном в зале Печальных Предков правит Медь. Но это не тот металл, что таскают с собой бедняки в худых кошелях, это медь, которая поет в звонкой бронзе в красных колоколах сторожевых башен.

Придворный маг, склонив голову на согнутую в локте руку, казалось, крепко задумался.

– Некромантия? – тихо вымолвил он.

Члены Совета заговорили все и разом. Совет галдел. Никто не хотел признавать явный факт – в Ондиган вернулась некромагия, и тролли, до того избегавшие всякого волшебства, первые ею воспользовались. Есть от чего усомниться и досадливо взвыть, признав, что Кэльрэдин, Безумный Кэльрэдин, Длиннорукий, Зачинщик Войны, Ложный Миротворец (народ охоч до придумывания колких прозвищ), прав был, что вступил в противостояиние с троллями.

Шум постепенно затих. Взоры членов Совета были обращены к магу Кендиилу. Тот дождался, пока не замолк последний возбужденный голос, и заговорил:

– Все мы знаем, что означает воскрешение мертвецов. Нет ничего страшнее и непростительнее, чем некромантия. Черная магия существовала всегда, но лишь несколько раз за последние тысячелетия, по свидетельству дошедших до нас манускриптов, она изливалась в свою крайнюю форму – способность к оживлению мертвого. Государства, в которых подобная магия давала всходы, зачастую гибли или восстанавливались десятилетиями после ее искоренения. Просто одолеть суккуба или инкуба, которые по сути своей есть неупокоенные души, но нелегко убить то, что уже мертво.

– Кто решится на такое? – раздался дрожащий голос одного из магов. – Все знают, как расплачиваются черные колдуны за использование недозволенной магии, что уж говорить о некромантах…

– Да, – Кендиил задумчиво кивнул. – Черный маг после проведения первого обряда живет всего лишь несколько лет, вне зависимости от того, кто он, эльф или хуми, и каждый последующий обряд черных искр сокращает его жизнь. Вот почему некромантия всегда была уделом безумцев или одержимых идеей разрушения, что в принципе суть одно. Есть ведь еще путь, Зло-за-Гранью.

– Это детские сказки, – бросил Равай. – Зло-за-гранью! Чушь!

– Нельзя отрицать чужое мнение, даже если оно, – Кендиил с упреком посмотрел на встрявшего в разговор среброволосого, – кажется невероятным. Верования Северных Шаманов выдержали испытание тысячелетиями и хранят еще множество загадок. От них мы все знаем, что помимо нашего мира существуют другие. Возможно, некоторые народы Ондигана, островов и Страны Драконов – потомки существ, некогда перебравшихся в наш мир из иных. Шаманы считают, что иногда ткань всепроникающей магии становится проницаемой из-за цикличных напряжений, и ее покров может истончится и лопнуть. Мы не знаем, какие миры граничат с нашим. Но известно одно: их множество. Вероятно, некоторые из них извращены и агрессивны, и находящееся там Зло может просочиться и к нам. По моим подсчетам в данный момент мы находимся на пике процесса истончения. И, – маг тяжело вздохнул, – похоже, самое страшное, чего можно было ожидать, свершилось.