Текст книги "Сквозь тебя (СИ)"
Автор книги: Дарья Данина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)
Глава 31
Игнат
Я открыл глаза, когда почувствовал боль в запястье. Тёплый металл врезался в кость и я дёрнулся вперёд, чувствуя тяжесть.
Яся...
Наглухо зашторенные окна не пропускали свет, но можно было догадаться, что на улице давно рассвело. Она спала как младенец. Крепко и сладко. Одна её ладошка покоилась под щекой, а вторая над головой. Я перевёл взгляд на наши скованные запястья: она не будет в восторге. Но у меня не было выбора. Пока только так я могу удержать её в доме. Жалею, что проснулся. Потому что в моей башке снова начинают толкаться мысли о том, что мне с ней теперь делать...
Я бы не стал так заморачиваться, если бы это был другой человек. Но это она. И она не должна была быть там! А тем более становиться свидетелем того, как я решаю вопросы с проблемными людьми. Она должна была оставаться в неведении. Продолжать жить в своём долбанном розовом мирке. У меня даже были мысли выкинуть её из своей головы и оставить её в покое. Но один неверный шаг спутал все карты, мать её! И что делать теперь... сука, если бы я знал.
Ты так сладко спишь, Яся... как же я тебе завидую, девочка.
Максимум: сутки. И тебя начнут искать.
Ублюдок Рома... надо было прикончить тебя ещё в тот день, когда ты просрал мой товар. Утопить, как щенка и забыть. Тогда бы не было этого дерьма. Тогда бы я даже её не встретил. Это было бы лучше.
Сегодня у меня встреча со следаком. Очень, блять, вовремя. А потом и отец... чёрт. У меня нет желания видеть его. С тех пор как он фактически сбросил меня со счетов, я стараюсь видеться с ним редко и лишь по делу. А учитывая события этой ночи, дело будет. Он не идиот. Два и два сложить умеет.
От Ясиного телефона я избавился ещё по дороге, а вот свой следует держать от неё подальше. Поэтому свободной рукой я тянусь к своему мобильнику, который бросил на пол возле кровати, и на всякий случай меняю пароль. Пишу Юрке, чтобы ждали меня после двух и снова прячу телефон под кровать.
Спишь...
Мне жаль, что пришлось тебя заставить проглотить эти таблетки. Но ведь ты не веришь мне на слово... думала, я наркотой тебя накормить хочу? Ты ведь не дура, Яся. Ты умная. Но порой ты такая дура.
Пока снотворное действует, ты можешь отдохнуть. Временное облегчение. Обманчивое и такое прозрачное.
Осторожно перекатываюсь на бок, опуская наши сцепленные наручниками руки. Скидываю на пол полотенце, которое сползло с её тела, и обвожу жадным взглядом обнажённую грудь.
Я скучал.
Я дерьмо. Я полное дерьмо, потому что даже сейчас не могу сдержаться. Не могу держать руки при себе. Убираю растрепанные пряди ей за плечо и кончиками пальцев касаюсь нежной кожи. Ощущаю покалывание под ногтями. Её бархатистая кожа покрывается мурашками, и я готов собирать их языком, чувствуя сладость и лёгкую дрожь.
Яра... мне хочется жалеть, что я встретил тебя. Но я не могу. Сейчас мне кажется, что с твоим появлением мои лёгкие открылись заново.
Я рисую линию, проводя по тонкой ключице и веду пальцами ниже. Касаюсь ложбинки между полными грудями и сдвигаю её руку вбок, открывая маленький светло-коричневый сосок. Задеваю его. Сначала мягко, едва касаясь, а затем плотнее прижимая к нему большой палец. Обвожу его, заставляя твердеть. Бля... мой кадык конвульсивно дёргается, пропихивая похоть по моей глотке. Спуская её в грудную клетку и заполняя там всё горячим воздухом.
Яся делает рваный вдох и такой же выдох. Кажется, будто она плачет во сне. Но мои руки сейчас живут отдельно от головы. Я не могу остановиться.
Приподнимаюсь и, перекинувшись нависаю над ней. Слегка подталкиваю, переворачивая её с бока на спину. Дышу тяжелее, чувствуя как возбуждение и помутнение мёртвой хваткой вцепилось мне в горло. Ткань трусов неприятно трется о возбужденный член.
Я сплёл наши пальцы, в то время как вторая рука сжимала и разжимала кулак, будто давала мне время подумать. Одуматься. Зря.
Желание. Оно делает человека слепым. И глухим. А меня – живым.
Смотрю на её приоткрытые опухшие от слёз губы, и облизываю свои. Такие же пересохшие, как и её. Склоняюсь над ними и прихватываю их зубами. Провожу языком, увляжняя, и посасываю, впитывая их вкус. Слегка солоноватый.
Коленом раздвигаю её ноги и опускаю бёдра. Касаюсь пахом её ничем не прикрытого лобка. Потираюсь о него, пытаясь снять напряжение. И чувствую ответ её губ. Они на мгновение твердеют... а потом её ротик открывается шире, впуская меня. Приглашая в гости. Чем я тут же воспользовался, не скрывая утробного рычания и крепче прижимаясь к ней.
Она чувствует меня. Возможно, не осознает под действием
сильнодействующего снотворного... но мне сейчас не хочется об этом думать. И без того шаткое равновесие ускользает от меня окончательно. Я опускаю руку на упругую грудь и стискиваю её сильнее, чем хотелось бы... и в этот момент Яра распахивает свои зелёные глаза.
...
Она Смотрит не моргая на меня несколько секунд. Просачивается сквозь меня, заставляя мою кожу покрываться изморозью. Мне почти больно. Потому что в какой-то момент я понимаю, что она не здесь. Будто сомнамбула... Яра не видит меня.
И я теряюсь в этой боли. Растворяюсь в ней. Готов вариться в этом кипятке неверия и отрешения. Она под действием. Пусть так. Да.
Моя рука опускается ей на шею и оглаживает едва выпуклые венки. Повторяет узор, и пальцы обхватывают нежное горло. Ротик Яси открывается и одновременно с этим грудь высоко вздымается от попытки поймать кислород. Развожу её ножки ещё шире, умещаясь между ними и вжимаясь твёрдым членом в тёплую киску... вот так. Я снова чувствую себя человеком, а не животным. Хотя, если задуматься, возможно я становлюсь ещё большим животным. Ведь многие вообще не принимают меня за человека. Но она та, которая может заполнить пустоту внутри меня. Заполнить на столько, что становится трудно дышать.
Склоняюсь к её губам и впиваюсь в них так, будто она эликсир, способный излечить меня. Мою прогнившую душонку. Убираю пальцы с её шеи и глотаю её тихий вопль, ударяющийся о мою глотку. Я заберу его. Я оставлю его себе.
– Ясенька, – шепчу ей в губы. Чувствую себя обнажённым. Донельзя. С вывернутым нутром. Выпотрошенным. Сгусток нервов и боли. Я так устал. Я так хочу тебе все рассказать. И сдохнуть, наконец, – прости меня, девочка. За всё прости...
Я знаю, что она не слышит меня. Бредит сном, не желая пробуждаться. Не желая знать меня. Я согласен. Я со всем согласен.
Оторвался от неё и, поколебавшись недолго, нашарил под своей подушкой ключ от наручников. Расцепил наши запястья, а показалось, что оторвал от себя кусок. Сбросил кольца на пол и мягко растёр её кожу на том месте, где её жалил металл. Прикоснулся губами и вдохнул аромат её кожи. Взглянул ей в лицо, и готов был поклясться, что не видел там больше ни откровенного страха, ни сомнения. Желание. Хоть и не настоящее, одурманенное маленькой таблеткой. Но мне большего и не нужно. Я большего и не заслужил.
Прокладываю дорожку из поцелуев от её пальцев к плечу, а затем разрываю зрительный контакт. Пожалуйста, молчи, Яра. Не говори ничего.
Сердце колотилось, как сумасшедшее, когда я приподнял её и осторожно перевернул на живот. Слепо обжигая бархатистую кожу своими губами. Пересчитывая позвонки и молясь на то, чтобы время остановилось.
Ярослава выгибается, подставляя мне те места, до которых я ещё не дотянулся, и сгребает в кулачки простынь под собой. Ловит воздух дрожащими губами и тихо вздыхает. Как хорошо. Как же охуенно, мать вашу.
Мои пальцы спускаются к ягодицам и сжимаются на упругой плоти, оставляя следы на коже. Мои веки закрылись. Я вслушивался в её прерывистое дыхание, пропуская его сквозь грохот в собственных ушах.
– Игнат... – одно лишь слово. Одно лишь моё имя вызывает рябь мурашек по всему телу и с моего языка срываются слова, которые я не хотел произносить вслух. Слишком грязно. Я уже не вижу берегов.
Быстрым рваным движением спускаю с себя трусы и провожу пятернёй по своему члену. Он пульсирует в моей руке, будто я уже кончаю. Кончаю от того, что она просто назвала меня по имени. Моя девочка. Моя Яра.
Я боялся. Боялся момента, когда она очнётся. Вынырнет из гущи наркоза и снова начнёт проклинать меня. Смотреть с ужасом и презрением. Страхом, который она так отчаянно пытается скрыть от меня...
Приподнимаю её бёдра, оглаживая их своими ладонями, и пристраиваюсь сзади. Провожу пальцами по нежным складочкам, находя влагу. Растирая её и нервно облизывая вновь пересохшие губы. Моя... ты для меня, Яся. Я не могу это отрицать. Прости. Мне бы уйти от реальности. Вместе с тобой.
Снова обхватываю свой член и большим пальцем размазываю по головке выступившую каплю. Бля. Я дрожу. Горло сдавило так, что я готов давиться собственным бессилием.
Толкнулся, наконец, вперёд, заполняя её собой... и застывая на несколько мгновений. Впитывая те ощущения, от которых все назойливые мысли вышибает из головы. Они разбегаются по углам словно бильярдные шары от удара кием. Разбегаются и оставляют после себя лишь бескрайнюю, бесконечную пропасть.
Глава 32
Поначалу его лицо казалось мне размытым и совсем немного чужим. В плотной темноте я была в состоянии различить лишь очертания широких плеч и крепкой шеи. Сбивчивое дыхание и горячий воздух, бьющийся о мои губы.
Я судорожно искала его глаза, всё ещё не в состоянии понять где я и что вообще происходит. Это было сном, но таким близким. Осязаемым и до сумасшествия приятным. Я почти сразу поняла, что это Игнат. Только его губы так жадно целуют. Только его руки так властно управляют моим телом. Только под его натиском я таю, словно лёд в горячем чае. Он такой горячий.
Мне жарко. Жарко и слишком душно. Это комната так ничтожно мала для нас двоих. Я чувствую дрожь в спине, когда он падает на меня, впечатываясь грудью. Я чувствую на своём животе всё ещё пульсирующий член и влагу, растёкшуюся по прохладной коже. Держалась за его плечи, всё ещё боясь себе признаться в том, что это был не сон. Я поняла это не сразу, но... я ничего не сделала... я так низко пала. Господи, я всё ещё пыталась уверить себя в том, что ничего не понимала. В том, что до сих пор сплю. Что мои руки не по своей воле держатся за него. И это вовсе не мои ноги обхватывают его спину. Не я...
Его голова упала мне на плечо. А когда горячие губы коснулись ключицы, я резко вздрогнула, выдавая себя. И, кажется, он понял.
Приподнялся надо мной и уставился, едва заметно дернув тёмной бровью. Выдерживать его взгляд было невыносимо. Я напряглась и отвела взгляд, утыкаясь им в серую стену напротив.
– Яся, – моя нижняя губа задрожала, когда он произнёс моё имя. Я почувствовала холод от той интонации, с которой он его произнёс. Закрыла глаза в надежде вернуться туда, откуда он меня вытащил. Там было лучше. – Яся? Посмотри на меня?
Мне бы хотелось проигнорировать его просьбу. Но это было бы ещё большей глупостью. Я и так в них погрязла настолько, что вряд ли теперь выкарабкаюсь из того карьера, который сама же для себя и выкопала. Я на дне.
– Ты сломал мне жизнь, Игнат, – произношу, выполняя его просьбу. Вот так: с корабля на бал. Из бани в зимнюю прорубь.
– Я знаю, – его пальцы касаются моей щеки и сдвигают волосы, пряча мне их за ухо. Так бережно и осторожно. Словно и не было той жестокости, с которой он расправлялся с человеком. С близким мне человеком. А я? Чем я лучше? Теперь? Я грязь.
Прохладные подушечки его пальцев производили на меня парализующий эффект. Честно? Мне хотелось закрыть глаза и раствориться в этом прикосновении. Даже имя своё забыть.
Тихое парное дыхание нарушало повисшую в спальне тишину. Это было... странно. Всё было странно. От его нежности и внимательного взгляда до моего желания раствориться в нём. Это было несопоставимо с тем, что произошло этой ночью.
– Это ничего не значит, – выдавливаю из себя оправдание для своей слабости. Хочется верить, что он понял, что конкретно я имела в виду. И Игнат слабо кивает несколько раз. Перекатывается на бок, а затем поднимается. Оставляя после себя холод и пустоту.
– Я сделаю нам завтрак, – бросил через плечо и, подобрав что-то с пола, поднялся с кровати. Резким движением дёрнул за шторы, впуская, наконец, в комнату яркий дневной свет.
Я не знала, что делать. Дрожащие руки натянули на грудь одеяло, а растерянный взгляд упёрся в его спину. На ней было так много мелких шрамов. Игнат передвигался по комнате медленно и расслабленно. Достал из ящика бельё и, натянув его на себя, вышел из спальни. Холод? Вот сейчас по-настоящему холодно.
...
Я не знала, как начать разговор. Наблюдала за его рваными движениями, за напряжённой спиной и застывшей на лице маской. Всё его спокойствие как ветром сдуло. Что могло произойти за пятнадцать минут?
Передо мной стояла чашка с кофе и сахарница, в которой гостила крошечная чайная ложечка. Я взглянула на чашку напротив. Большая, зелёного цвета, с россыпью кленовый листьев, закрученных в спираль от невидимого ветра. Он достал из ящика металлическую шкатулку, из которой насыпал себе в чашку сухих зелёных листьев. Было похоже на мяту. Я уловила едва заметный аромат и вытянула шею. Опустила веки, принюхиваясь...
– Хочешь?
Резко распахнула глаза и взглянула на Игната. Тот стоял возле своего стула, сжимая его спинку в своих крепких пальцах. Казалось, что он не знал, куда деть свои руки. Это было непохоже на него. Он нервничал.
– Что?
– Чай? Могу и тебе заварить.
– Нет, – махнула головой и придвинула к себе сахарницу. По хребту пробежалась очередная волна холода... единственное, чего я хочу – это, чтобы ты отпустил меня.
– Нам поговорить нужно, Яра.
Я ослышалась? В первые секунды мне именно так и показалось. Напряжение достигло своего апогея. Пальцы на столешнице сжались в кулаки...
– Разве я против? – тяжело сглотнула и убрала руки под стол. К черту кофе. К черту сахар.
– Я не могу тебя пока отпустить, – тихо и чётко произносит, и опускается на стул, что стоял напротив. Я сдерживаю порыв вылить кипяток ему в лицо... хотя, о чем это я? У меня кишка тонка.
Киваю, словно на мою шею повесили гирю на резинке, и поджимаю губы. Плакать нельзя. Он и так считает меня слабой... а может он прав? В моем горле образовался ком, а в носу неприятно защипало. Но всё же я смогла прошептать... нет – прохрипеть:
– А отпустишь ли?
– Не знаю. Ты... блять, Яра! Как же ты усложнила всё! Ты даже представить себе не можешь! – в его глазах блеснула ярость и я стиснула зубы, лишь бы он не услышал, как они застучали. – Ты понятия не имеешь, в какое дерьмо ты вляпалась... – пальцами застучал по столу, а потом нервно провел ладонью по лицу, – если бы я там был один... блять! Ты должна была быть дома! У тебя, блять, свет в окнах
горел! Какого хера ты оказалась в том доме?!
Свет? Откуда дома свет? Юля? Юля ведь у родителей!
В голове всё перемешалось. Этот бардак с каждой минутой лишь усугублялся. Он доводил до исступления. Прожигал нутро.
– Твой Ромашка жив, – злобно рычит и тянется к окну. Сгребает с подоконника пачку с сигаретами и зажигалку. Прикуривает и выпускает струю дыма, заполняя молокой пустоту между нами. А моё сердце делает прыжок в груди. Переворачивается, будто напоминая мне: я есть! Ещё не всё потеряно! – В больничке лежит. Не факт, что очнётся, но...
И снова сбивает меня с ног. Спускает с небес на землю. И я чувствую, как от моего лица отхлынула кровь. Взглянула в его чёрные глаза сквозь мутную дымку. В них... казалось, что в его глазах было всё! И ничего.
– Не смотри так на меня. Поняла? – Я услышала хруст и опустила взгляд. Это были его пальцы, стиснутые в кулак.
– Как?
– Меня не надо жалеть, Яся. Слышишь?
– Я не... – как он сумел уловить жалость в моём взгляде? Я ведь действительно на долю секунды позволила себе эту эмоцию.
– Ты не знаешь меня. Ты не знаешь, через какое дерьмо я прошёл. И... то, что происходит сейчас, – дёрнул головой и бросил тлеющий окурок в собственную чашку, – это лучше того, что могло бы быть!
– Могло? – если честно, то я совсем его не понимала. Я понятия не имела о чем речь, и что он имел в виду. Но... сейчас я видела боль. На дне тёмных и снежных глаз плескалась боль.
– Я живу. А мог бы существовать, – сдвинул кружку в сторону, и откинулся на высокую спинку стула. Расслабился? Нет... создаёт видимость. И не только для меня. Он пытается в этом убедить и себя. Я так же как и он отодвигаю свой кофе. Опираюсь локтями о стол и склоняюсь вперёд. Нахожу в себе смелость задать вопрос... дрожашим от волнения голосом:
– Что произошло с тобой, Игнат?
Глава 33
Игнат
– Свежо выглядишь! Даже удивительно... – его стрёмные намёки с самого начала выводят из себя. Я пропускаю это через себя и осторожно смотрю ему в глаза. Он уже в курсе? Судя по сжатым губам и насупленным бровям – да. Хотя... когда я в последний раз видел его улыбку? Или одобрение?
Предвзятость, стыд и... бля, это снисхождение! Будто он гребаный царь, который раздаёт подаяние нищим.
– Ты поговорить хотел? – мои пальцы сжимают зажигалку и едва слышно постукивают ею по древесине царского стола в его кабинете. Перевожу взгляд на часы, отмечая, что через час я должен быть в гараже.
– Собственно, так, – отец демонстративно тянет время, фасуя на своём столе бумаги и перекладывая папки с одного места на другое. Дерьмо... я не могу сдержать горькую ухмылку. Он это видит и, выгнув густые тёмные брови, тянет вниз уголки своих губ, – где ты был этой ночью, Игнат?
– С каких пор тебя это волнует? – сука... он заставляет меня нервничать. Видит это и, кажется, даже наслаждается.
– Ты мой сын. Конечно же меня это волнует!
– Вот я и спрашиваю: с каких пор, пап?
Думаешь, я не знаю, что ты тупо прощупываешь почву? Я насквозь тебя вижу, батя...
– Я в курсе твоих дел, Игнат, – уверен, что ошарашил меня этой вестью? Не удивил.
– Я в курсе, пап.
Мой взгляд замирает на дверном проёме, откуда просачивается тусклая полоска света. Нарочно отвлекаюсь на неё. Прислушиваюсь... мой мозг интуитивно ищет посторонние звуки, в тщетной попытке абстрагироваться от его голоса. Давно чужого.
– И что? Ничего не хочешь мне рассказать?
– Я только что разговаривал со следователем... наговорился, – да уж... этот суслик глубоко копает. Настолько глубоко, что я на какое-то время даже облегчение почувствовал. Глядишь: дело с больницей сдвинется с мёртвой точки.
– А теперь со мной поговори. – Давит на меня, и мне тут же хочется послать его нахер, – если не как с отцом, то как с главным судебным представителем поговори...
– Посадить меня хочешь? – да хер там... я почти рассмеялся ему в лицо. Слишком длинная цепочка за всем этим потянется... а отец себя на дно не потащит. Это беличье колесо не даст ему открыть рот.
– Я хочу быть в курсе того, что мне придётся разгребать, Игнат! Какого хуя ты творишь?! – дёргается вперёд, перегибаясь через стол. Он оказывается так близко, что я едва сдерживаю свои руки, чтобы не припечатать его носом о столешницу. Сука... за своё очко боишься, пап.
– А мне кажется, что Евгений Павлович просто переживает за свою репутацию. Или за своё тёплое насиженное кресло... угадал?
– Щенок... – прошипел сквозь плотно стиснутые зубы и сел на место. Покрасневшее лицо говорило о том, что он едва сдерживается, чтобы не втащить мне. Но... боится. Несмотря на то, что он продолжает называть меня симулянтом, иногда я вижу в его глазах страх. Прикрытый напускной сферой важности и надменности. Да уж... не царское это дело: бояться...
– Пацан в коме... и тебе крупно повезёт, если он оттуда не выйдет.
– Не выйдет, – прячу зажигалку в кармане толстовки и нащупываю там же небольшой ключ от наручников. Яся. Прости, что снова приковал тебя. Выбор-то у меня невелик.
– Где девчонка? – отец смотрит на меня исподлобья и раздувает свои точёные широкие ноздри, – Где она?!
Я даже незаметно вздрагиваю от звенящего крика, что отбился от стен кабинета и повис в наэлектризованном воздухе.
– Понятия не имею, – безмятежно пожимаю плечами, но звон в башке набирает обороты. Документы на отцовском столе шевельнулись и словно жидкий свинец растеклись по древесной поверхности. Дёргаю головой и сжимаю переносицу большим и указательным пальцами.
– Там была девка. И ты, кажется, близко с ней знаком, – я убираю от лица руку, смотря на то, как он выдвигает возле себя ящик и достаёт оттуда фотографию. Чёрт! Вот же... на ней я. Курю. На балконе. В квартире, где живёт Ярослава.
– Я же говорю, что понятия не имею, где девка, – отпихиваю от себя фото и смотрю ему в глаза. Выдерживаю этот взгляд явсёзнаю, и незаметно ухмыляюсь.
– Я даю тебе неделю, Игнат. Понял? – вновь прячет фото в столе и тихо задвигает ящик, – неделя. Ты должен со всем разобраться.
– Здесь и разбираться нечего, – мне хочется поскорее отсюда свалить. Говорят, что родные стены лечат... херня.
– Дважды повторять не стану. Ты знаешь... или прячь её лучше, или избавься от неё.
...
Ярослава
Когда злость поутихла, я уже была без сил. Будто выпотрошенная заячья тушка. Я упала на кровать и уставилась в потолок безжизненным взглядом. Моё запястье болело, а кожа под металлическим браслетом покраснела, норовя лопнуть в любой момент. Нелюдь.
Как бы я не пыталась сдвинуться с места, дальше чем на расстояние вытянутой руки я продвинуться не смогла. Я даже не смогла сдвинуть кровать. Ни на миллиметр. Мне показалось, что она была приварена к полу. Но это не так.
Не имея понятия который сейчас час, я подразумевала, что дело близится к вечеру. Я больше не видела солнца, а это значит, что оно скрылось за деревьями, направляясь к линии горизонта.
Он уехал, пристегнув одну мою руку к изголовью кровати, сказав, что вернётся до того, как стемнеет. В чём я уже начала сомневаться.
Повернувшись на бок, я свернулась в клубок и тихо заскулила в подушку. Низ живота начал болеть, потому что я уже долго сдерживаю желание сходить в туалет. Мой мочевой пузырь, казалось, лопнет с минуты на минуту. Ублюдок...
Поджимаю ноги сильнее, и стараюсь отвлечься на посторонние мысли. О чём угодно. Например, о том, что меня скорее всего уже спохватились. Родители. И возможно Юля. Рома постепенно уходит на второй план. Игнат сказал, что тот жив. В плохом состоянии, но жив. Если Рома очнётся, то я могу надеяться на то, что он скажет обо мне. И меня найдут.
Закрываю глаза, вспоминая наш с Игнатом последний разговор. Его глубокий взгляд, проникающий в душу и задевающий нервные окончания.
– Что произошло с тобой, Игнат?
В ответ он высоко поднял брови и тихо усмехнулся. Но я вижу, что в действительности ему совершенно не смешно. Посмотрел так, что целый ворох противоречивых эмоций шевельнулся в моей груди. За этим взглядом прячется нечто, что он держит взаперти. Открывает рот, словно хочет мне что-то сказать, но через секунду снова сжимает губы. Они превращаются в тонкую, почти белую полоску.
– Не мог же ты родиться с этой жестокостью? – чувствую, что хожу по краю тонкого и слишком острого лезвия. Боюсь пораниться. Отвожу взгляд и нервно облизываю сухие губы.
– Ну, ты же у нас мозгоправ? – произносит, прочистив горло, и поднимается из-за стола. Ловит в моих глазах непонимание, – ну, или на кого ты там учишься в своём институте... психоанализа?
– Хочешь, чтоб я гадала? – от нахлынувших эмоций мне хотелось кричать. Бросить в него этой белоснежной сахарницей, или выплеснуть этот дурацкий кофе.
– Кто знает? – пожимает плечами и отворачивается, распахивая настежь окно. Ледяной ветер сиюминутно забирается в помещение. Остужает мои покрасневшие щёки. Я молча поёжилась. Футболка, которую он мне одолжил не спасала от холода. А он, черканув зажигалкой, прикурил себе сигарету. Я увидела тонкие бороздки в уголках его глаз. Словно его позабавил мой вопрос.
– Ты говорил, что не причинишь мне вред, – стараюсь вышвырнуть из головы омерзительную картину того, как Рома лежал на полу в луже крови. На мгновение допускаю мысль, что это могло быть дело вовсе не рук Игната. Сколько их там было трое? Может, это не он бил?
Дура... ищешь ему оправдание? Ты такая идиотка, Яся.
– Я и не отрицаю это. Просто ты не хочешь мне доверять.
Доверять? О каком вообще доверии может идти речь после всего случившегося?! Он шутит?!
– Я ничего о тебе не знаю, – почти... лучше бы и не знала, – если бы ты хотел, ты бы сам рассказал. Но ты...
– Мне нужно уехать, Яся, – перебивает, поворачивая ко мне потускневшее лицо, – я вернусь до того, как стемнеет.
– Ты оставишь меня здесь? – мой голос дрогнул, а Игнат на миг закрыл глаза, словно его что-то злило и раздражало. Я старалась не повышать голос и казаться спокойной. Судя по всему, получалось у меня плохо.
– Ты здесь в безопасности, – трясёт головой и делает ещё одну затяжку. Густое облако дыма выплывает в окно и растворяется в морозном воздухе.
– Я буду в безопасности дома, Игнат, – произношу тихо и впиваюсь пальцами в столешницу. Иначе они дрожат. Пересохшее горло с трудом выдавливало звуки и слова.
– Сходи в туалет, – чеканит, будто не слышит меня. Тушит сигарету в снегу, что собрался на козырьке подоконника и захлопывает окно.
– Что? Зачем? Я уже ходила... – не понимаю к чему он ведёт. Внутренности сжались в комок, а с губ сорвался рваный вдох.
– Я запру тебя до своего приезда. Поэтому, лучше сходи сейчас.
Он подходит к столу и бросает короткий взгляд на мою чашку с почти нетронутым кофе. Хмыкает и, забрав посуду, выливает остатки в раковину. Между нами повисла пауза. Загустевшая тишина липла к ладоням, делая их слишком влажными.
– Ты не можешь так поступать со мной...
Может. Ещё как.
– Ты пойдёшь или нет? – вновь игнорирует меня, оглядываясь через плечо. Взгляд твёрдый. Жёсткий.
– Да...
Встала из-за стола и задвинула за собой стул. Покорность. И пыль в глаза. Возможно, именно так я смогу заполучить свою свободу?
