Текст книги "Племянница маркизы"
Автор книги: Дария Харон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)
– Мне остановиться? – спросила она грудным голосом.
Его руки так крепко сжали подлокотники кресла, что костяшки пальцев побелели. В глазах де Рассака стояла такая ярость, что Мари пришлось сдержаться, чтобы не отпрянуть.
– Хорошо, тогда мы прекращаем.
– Продолжай, – эти слова прозвучали, как раскаты грома из недр его груди, и разожгли в Мари пламя.
Волна желания распространялась по ее телу, словно степной пожар.
Она подняла на мужа взгляд, в то время как ее руки блуждали по его телу. Ярость исчезла из его глаз. Теперь они казались бездонными темными озерами, но челюсти Тристана оставались крепко сжатыми. У Мари горело лицо, а тело от желания стало подобно мягкому воску. Покачнувшись, она встала и хотела отойти, чтобы незаметно ухватиться за стол.
Вдруг ее коснулись его руки, и мгновением позже она уже сидела у Тристана на коленях. Мари попыталась вывернуться, но безуспешно.
Молодая женщина задыхалась. Она хотела сказать Тристану, чтобы он убирался к черту, но не смогла произнести ни слова. Слишком неописуемым было это чувство: ощущать его в себе, позволить себе стать с ним единым целым.
– Однажды ты уже одурачила меня благодаря моей похоти. Больше тебе это не удастся, – хрипло сказал шевалье. – Око за око, зуб за зуб.
Мари с недоумением взглянула на него. Потом она поняла, что он держит ее так крепко, чтобы она не могла даже пошевелиться.
– Попроси меня об этом. Попроси, чтобы я подарил тебе наслаждение.
Мари сглотнула. Нет, она не позволит себе такой слабости… Никогда… Тело ее вопило от страсти, жаждало освобождения. Гордость, деньги, платья, злость – ничто не могло сравниться с жаждой, которая доводила ее почти до безумия.
– Доставь… доставь… мне… наслаждение, – пробормотала она.
– Убедительно, – сказал он с издевкой и провел рукой но ее груди.
Голова Мари откинулась назад.
– Пожалуйста, доставь мне удовольствие. Сейчас. Здесь. Тристан отвел ее руку и обхватил бедра.
Мари перестала сопротивляться. Она вцепилась руками в его плечи, и та мощь, с которой он вновь и вновь входил в нее, заставила ее вскрикнуть от наслаждения. Экстаз увлек ее с никогда еще прежде не ведомой силой и погрузил сознание в бархатистую черноту.
Запах сандала обволакивал Мари. Совершенно сбитая с толку, она открыла глаза. Ее голова покоилась на плече Тристана, и она могла разглядеть кожу на его шее, которая казалась темной по сравнению с белизной рубашки. Молодая женщина с усилием попыталась собраться и вспомнить о том, что предшествовало всему этому. Ссора. Из-за денег. Из-за платьев.
Мари выпрямилась, и ее супруг отвел руки. Когда она соскользнула, Тристан не выказал никаких возражений. Мадам де Рассак оправила платье, чтобы потянуть время, но он по-прежнему молчал. На негнущихся ногах она пошла к выходу и уже ухватилась за ручку двери, когда Тристан остановил ее.
– Мари, постой.
Медленно, все еще слегка оглушенная случившимся, она обернулась.
– Сколько тебе надо?
Мари изумилась.
– Не знаю, ливров десять-пятнадцать, пожалуй.
Тристан взял со стола кошелек и отсчитал несколько серебряных монет, потом подошел к жене.
– Спасибо, – беззвучно прошептала она. – Сдачу я верну.
Шевалье кивнул и снова сел за стол.
Мари сжала в кулаке холодные монеты. Она должна быть счастлива, радоваться своему триумфу, но не чувствовала ничего, кроме пустоты. Впервые молодая женщина действительно ощутила себя той, кем муж всегда ее называл, – шлюхой.
17
Когда на другой день Мари с Фанеттой вернулись из Лассье (Трой сопровождал их и развозил вино по трактирам), навстречу им кинулся Николя.
– Месье, мадам! Деландра жеребится! Ей совсем плохо! – орал он через площадь. Трой бросил слуге поводья и побежал на конюшню.
Мари с Фанеттой понесли покупки в дом. Они приобрели не только ткани на платья, но и муку, рис и соль, как поручила им кухарка. После того как вещи были разобраны, Мари отправилась на конюшню.
Лошадь лежала в отдельном стойле. Воздух был жарким и влажным, у мужчин к спинам прилипали рубашки. Тристан склонился над боком кобылы, Трой стоял напротив, держа ее хвост. Мари заглянула через плечо мужа, который по локоть погрузил в лоно животного руку.
– Ничего не помогает. Я соскальзываю. Жеребенок лежит правильно, но у кобылы закончились схватки. Мы должны вытащить его! Нужна веревка.
Мари огляделась в поисках веревки, но Николя уже протягивал ее хозяину. Тристан вытащил руку из лона кобылы и погрузил ее в стоящее рядом ведро с водой.
– Надеюсь, он жив. Если мы не достанем его, придется звать врача. Деландра долго так не протянет.
Тристан взял льняное полотенце, которое подала ему Мари, и только сейчас заметил жену.
– Спасибо.
– Я могу чем-нибудь помочь?
– Держи ее голову. Может быть, это ее успокоит.
Он отер со лба пот и отложил полотенце.
Мари опустилась на колени у головы кобылы и положила ее себе на колени. Ноздри животного были сухими и горячими, в то время как шкура влажно блестела. Мари медленно гладила ее шею и шептала успокоительные слова.
Тристан сделал веревочную петлю, затянул ее и вновь по грузил руку в лошадь.
– Проклятье! – выругался он и развернулся так, что его голова оказалась на боку лошади. – Я не могу накинуть петлю на вторую ногу.
По его лицу струился пот.
– Ты справишься, – поддерживал брата Трой. – Главное, оставайся спокойным. – Но… – Тристан осекся, – теперь… мне кажется… я…
– Осторожно! Петля должна захватить обе ноги.
– Я знаю. – Тристан выпрямился и вновь опустил руку в стоящее рядом ведро. – Будешь тянуть или это сделать мне?
– Начинай. Я продолжу, если ты устанешь.
Тристан обернул веревку вокруг руки и потянул. По телу кобылы пробежала дрожь, и она закатила глаза.
– Все будет хорошо, Деландра, – прошептала Мари, поглаживая животное.
Она смотрела на Тристана. Мышцы сильно выделялись под влажной рубахой, его лицо покрывала темная щетина. У Мари сложилось впечатление, что он возится с кобылой еще с ночи. В памяти вдруг всплыл тот франт, который принес ей волан в Версале. Между ними не было сходства, и все же это был один и тот же человек.
– Пошел! – крикнул Трис и сделал передышку, прежде чем начать тянуть снова.
– Копыта, копыта показались! – голос Троя был полон радости.
Кобылу вновь пробрала дрожь, и через минуту на соломе лежал жеребенок. Он был вороным, без малейшего белого пятнышка, и не шевелился. Тристан отвязал веревку от передних ног и положил жеребенка к голове Деландры.
– Он жив? – тихо спросила Мари.
– Сейчас да. Ближайшие часы покажут.
Тристан взял пучок соломы и начал обтирать жеребенка, поскольку Деландра не делала попыток вылизать его. Трой стал ему помогать.
– Принесу для нее попону, – сказал он после, поднимаясь.
Жеребенок открыл глаза и слегка шевельнул головой. Его тонкие ножки дрожали. Кобыла раздула ноздри и тоже попыталась поднять голову. Тристан подвинул жеребенка немного ближе к ней, и Мари поддержала ее шею.
– А что теперь?
– Ему надо попить, и еще должен полностью выйти послед, но с этим проблема – ведь у нее нет схваток… Я поднесу жеребенка, чтобы он пососал. Может быть, это поможет. Подождем еще час, а потом позовем доктора Майяра.
Вскоре вернулся Трой с шерстяной попоной и накрыл ею кобылу:
– Вы останетесь с Деландрой? Я покормлю других лошадей. Кроме того, моя помощь нужна Николя.
– Тогда иди, я здесь обо всем позабочусь.
Пока Трой выходил из стойла, Тристан продолжал обтирать жеребенка соломой.
– Это жеребец. Черный как ночь в новолуние. Дьяболо. Как тебе это имя? Подходит ему?
Удивленная тем, что он спрашивает ее мнение, Мари кивнула.
– Красивое имя.
– Ты купила на ярмарке все, что хотела?
– Да. Оставшиеся деньги лежат в моей комнате. Я верну их, как только мы вернемся в дом.
– Оставь себе. Думаю, в ближайшее время ты будешь часто ходить на рынок.
Перемена в его настроении заставила Мари насторожиться.
– Не знаю. Может быть, – неопределенно ответила она и пропустила сквозь пальцы пряди гривы Деландры. – Спасибо.
Тристан вдруг прервался:
– Мари, я понятия не имел, что ты провела вчера целый день, убирая дом и заново обставляя его.
Молодая женщина пожала плечами:
– Не думаю, что это важно.
– И все же. Почему ты ничего не сказала? Почему позволила упрекать себя?
– Но ведь это именно то, что ты обещал. Ты ведь хотел превратить мою жизнь в непрекращающуюся боль, – напомнила она.
– Кроме достойной осуждения склонности к импульсивности, которая частенько создает мне сложности, – Тристан усмехнулся, без малейшего намека на сознание своей вины, – …одним из моих немногочисленных недостатков являются внезапные вспышки гнева. Если бы каждый, на чью голову я во всеуслышание призывал чуму и погибель, действительно умирал, здесь бы все обезлюдело. Я вспыльчив, но незлопамятен, – добавил де Рассак.
– Неужели? – иронически спросила она и вспомнила о своей «брачной ночи» у мадам Дессан.
– Да. И, как ты очень верно заметила, я должен заботиться о том, чтобы ближайшие шестнадцать лет ты пребывала в добром здравии, если хочу получить выгоду от этой сделки.
Мари промолчала и снова начала насухо вытирать жеребенка.
– Ты не беременна.
Это было утверждение, а не вопрос.
– Нет, – ответила она.
– Зачем же тогда…
– Потому что я надеялась, что это станет выходом. Король признает всех своих незаконных детей. Я получила бы титул и землю, вместо того, чтобы…
– Вместо чего?
Она обвела рукой конюшню:
– Вместо всего этого.
– Но зачем же ты тогда в первый день начала обустраиваться, если тебе это так не по душе?
Мари вздернула подбородок, ее глаза загорелись:
– Потому что это все, что у меня есть. Потому что это все, что осталось от моей мечты, – она опустила голову, почувствовав, как по щекам катятся слезы: – Это все, что у меня еще есть.
– А ты и впрямь мечтала стать фавориткой короля? – В голосе Тристана прозвучало недоверие.
– И да… и нет, – Мари вытерла ладонью лицо. – Я мечтала никогда больше не надрываться в полях – так, что чувствуешь каждую косточку. Я мечтала купить себе все, что понравится. Я мечтала, чтобы со мной обращались с уважением. Я мечтала быть любимой…
Тристан немного помолчал:
– Это детские мечты, Мари. Об этом грезит каждый, – сказал он с неожиданной нежностью.
– Ах да, конечно. Каждый мечтает об этом. И ты тоже? – ехидно спросила молодая женщина.
– Я мечтал о том, чтобы жениться на женщине с состоянием, чтобы не приходилось больше беспокоиться о том, каким будет урожай. Я мечтал сделать «Мимозу» тем, чем она была пятьдесят лет назад. Я мечтал иметь столько денег, чтобы отправить Троя учиться в университет Бордо, чтобы он наконец мог изучать теологию. Я мечтал о том, чтобы иметь возможность купить ему небольшой приход.
Мари удивилась:
– Трой хочет стать священником?
– Хотел, но наш отец был к этому не готов, да и денег у нас не было, чтобы воплотить в жизнь его мечту. Теперь вот регулярно напивается… Ему «Мимоза» так же безразлична, как мне Версаль со всеми этими лизоблюдами-придворными, – Тристан пронзительно взглянул на жену. – Это лишь мечты, и им никогда не стать реальностью. Но они искажают наш взгляд на реальность. Они мешают нам довольствоваться тем, что мы имеем.
Пока он говорил, жеребенок потихоньку поднялся и теперь стоял рядом с ним на тонких дрожащих ножках. Тристан схватил его рукой под брюхо и поддержал.
– Надежды и тревоги, любовь и ненависть, достижения и потери… Это хотя и утомительно, но все-таки настоящая жизнь, а не мечты.
Ноги жеребенка подкашивались, и Тристан осторожно уложил его на пол, а его голову приложил к соску кобылы.
Мари наблюдала за ним. Его волосы прядями свисали на небритое, потное и напряженное лицо. Шевалье, должно быть, был сильно измотан, но, несмотря на это, в каждом движении его рук сквозили забота и осторожность. Мари поняла, что Тристан оставит Деландру и Дьяболо не раньше, чем убедится в том, что для обоих сделано все необходимое, неважно, сколько часов это может продлиться.
Молодая женщина встала:
– Прислать тебе Николя или Этьена?
– Пока в этом нет необходимости.
– Тогда я возвращаюсь в дом и попытаюсь пробудиться от своих грез, – добавила она с грустной улыбкой.
Тристан поднял голову и посмотрел на жену так, что у нее перехватило дыхание:
– Ты уже давно это сделала. Только еще не знаешь об этом.
Его слова не выходили у Мари из головы, когда они с Фанеттой начали кроить ткань. И еще меньше она могла позабыть о его физической привлекательности. То, что она видела его обнаженным у мадам Дессан, оставило ее равнодушной. Мари тогда была занята воплощением в жизнь своего плана, а все остальные ее чувства отошли на второй план. В Версале ее ввели в заблуждение все эти рюши и бантики, перья и парики, эти яркие цвета, которые не имели ничего общего с истинной сущностью шевалье де Рассака.
– Мадам, осторожно! Вы отклоняетесь от линии, – ворвался в ее мысли голос Фанетты.
– Спасибо, – пробормотала Мари, поправляя линию. Когда молодая женщина увидела Тристана на конюшне боровшимся за жизнь жеребенка, это затронуло в ее душе такие струны, о существовании которых она и не догадывалась. Кроме того, его мужественное обаяние опьянило ее, как крепкое вино, не говоря уже обо всем остальном.
Со вздохом она попыталась сосредоточиться на работе, изгнав из своих мыслей Тристана де Рассака.
Он облегчил ей это, поскольку за ужином отсутствовал. Трой кратко сообщил, что с Деландрой и жеребенком все в порядке, но Этьену все же придется провести эту ночь на конюшне. Тристан же отправился спать.
После того как Мари с Фанеттой отнесли посуду на кухню, она уже собиралась возвращаться к себе, чтобы начать шить платья.
Трой сидел у стола и писал.
– Доброй ночи, – сказала ему Мари и направилась к двери.
– Я приготовлю приглашения, а потом пойду спать, – он приветливо улыбнулся невестке. – А ты никогда не думала о том, чтобы научиться писать? – спросил он без обиняков.
– Нет. Кто меня будет учить? – Такая мысль в самом деле еще никогда не приходила ей в голову.
– Могу я. Разумеется, если ты хочешь.
Мари подошла ближе:
– И ты бы взялся за это?
Деверь кивнул:
– Да. Если хочешь, можем начать прямо сейчас.
Мари даже не заметила, как быстро пролетело время. Все оказалось проще, чем она предполагала, и, кроме того, Трой обладал неистощимым терпением, вновь и вновь рисуя с ней буквы.
– На сегодня довольно, Мари. Продолжим завтра.
18
– Трис! – Жислен выронила кисть и бросилась к нему в объятия. – Я думала, мы увидимся только послезавтра, в «Мимозе», во время представления твоей супруги. Сегодня я тебя совсем не ожидала!
– И ошиблась, – он рассмеялся и запечатлел на губах графини такой долгий поцелуй, пока ей хватало дыхания. Потом Тристан начал развязывать ленты перепачканного красками платья, в котором она занималась живописью.
– Это какая по счету картина с розами?
– Я уже перестала считать. А тебе пришлось бы больше по вкусу, если бы я рисовала римские оргии с живых моделей?
– Трудно сказать, но если одной из них буду я…
Пальцы Жислен потянулись к его рубашке, в то время как он просто спустил с плеч ее глубоко декольтированное платье. Графиня грациозно переступила через ворох ткани у своих ног и вызывающе взглянула на Тристана. Увидев ее в чулках и атласном корсете, он перестал владеть собой.
Де Рассак стремительно оттеснил ее назад и усадил на стоящий у стены комод. Жислен, смеясь, запротестовала, но потом ее протест сменился страстными стонами.
Трис закрыл глаза. Страсть почти лишила его разума. Он впился в ее губы. Кровь бушевала в его жилах, заставляя поддаваться почти животному инстинкту.
Еще никогда он не овладевал ею так агрессивно. Но сейчас его охватило неистовство, полностью лишив контроля над собой. Он достиг экстаза прежде, чем смог предотвратить его, прежде, чем довел Жислен до высшей точки наслаждения.
Нога графини скользнула с его руки, а голова склонилась к стене. Тристан задыхался, пытаясь успокоить неистово стучащее сердце.
Жислен погладила возлюбленного по спине и провела рукой по его волосам:
– Ты так скучал по мне? – спросила она глухим голосом.
Тристан внутренне содрогнулся. Если бы это было так! Он думал, что все опять станет как прежде, когда он снова заключит Жислен в объятия, но ошибался. В мечтах его преследовала Мари. Все шло не так, как расчитывал шевалье. Он ожидал, что женщина, на которой он женился в Версале, в возмущении укроется за надменностью и отчуждением, что она, плача и причитая о своей судьбе, возненавидит «Мимозу».
Но все получилось совершенно иначе. Мари не жаловалась, не изображала обмороков, но начала превращать дом в семейное жилище. Она сидела за столом вместе с остальными, смеялась их шуткам и хвалила кухарку. Трой стал меньше пить и вел себя значительно обходительнее.
Мари оказалась не той женщиной, какой была в Версале, и слова: «Вы называете меня шлюхой, не думая о том, что шлюхой сделали меня сами» все сильнее мучили его. Что бы он ни говорил, но ее мечты, возможно, имели шанс стать реальностью. Если бы только он не вторгся в ее жизнь.
Но думать об этом было уже слишком поздно.
Тристан считал, что сможет ненавидеть жену за то, чем она была, и за то, что сделала с ним. Но он не мог. С каждым часом, который проводил с ней, он узнавал ее все лучше.
Все же Мари преподала ему урок, который он смог в последнюю секунду выучить. Она без колебаний готова была пустить в ход свое главное оружие, если считала это уместным, даже если речь шла просто о рулоне полотна. Это был единственный пункт, в котором Тристан не ошибся. Мари сознавала свою власть над ним, хотя не знала о том, что с каждым днем эта власть становится все сильнее.
Жислен нежно отстранила его от себя:
– Давай пойдем в постель. Я ценю дикую страсть, но удобства люблю не меньше.
Тристан отпустил графиню:
– Как пожелаешь!
Она смотрела на возлюбленного, вскинув брови:
– Трис, что-то случилось?
– Нет-нет, я… – он заставил себя улыбнуться, – …меня самого все это застало врасплох. Дай мне пару минут.
Жислен взяла его руку, и они вместе прошли в спальню:
– Сколько захочешь.
Там она повернулась к нему спиной, чтобы он мог распустить ее корсет, а потом вытянулась рядом. Пальцы графини поглаживали его грудь, и он начал расслабляться.
– Она знает про нас?
Тристану понадобилось мгновение, чтобы понять, о ком говорит Жислен:
– Ты имеешь в виду Мари? Нет. Откуда ей знать о нас?
– Тогда хорошо. Знаешь ли, я не люблю публичных сцен.
– Так же, как и я.
Жислен притянула его голову к себе:
– Очень хорошо. Тогда обратимся к сценам более приятным.
Мари взволнованно обходила помещения, украшенные по случаю приема. Трой сказал ей, что ожидается около двадцати человек. К радости молодой хозяйки, Сюзанн явилась к ней и обсудила меню. Вместе с Фанеттой они украсили «Мимозу» и достали из витрин лучший фарфор.
Мари была одета в простое изумрудно-зеленое платье из атласа, которое подчеркивало цвет и сияние ее глаз, а волосам придавало оттенок золота.
Она поставила на стол бокалы и вазы с цветами. Сюзанн привела двух девушек из Лассье, которые должны были помогать ей на кухне и сервировать стол вместе с Фанеттой. Когда на столе, даже при всем желании, уже не оставалось ничего, что можно было бы поправить, Мари перешла в гостиную.
По лестнице спускались Тристан и Трой. Оба были в приличествующих случаю костюмах, которые, хотя и выглядели весьма элегантно, все же не могли сравниться с теми нарядами, какие Мари видела в Версале.
В последнюю неделю между ней и Тристаном установилось молчаливое перемирие. Встречаясь, они обходились друг с другом с отстраненной вежливостью. С Троем же, напротив, Мари общалась каждый день – они продолжали заниматься чтением и письмом.
Ей нравились суховатые комментарии деверя и искорки, часто мелькавшие в его глазах. Он вел себя обходительнее, чем Тристан, и с ним Мари могла быть собой. Кроме того, к Трою ее не влекло физически, в отличие от Тристана, а следовательно, во время общения она могла целиком и полностью посвящать себя беседам.
Оба мужчины, разглядывая ее, остановились перед ней. Мари вскинула голову. К подобным, оценивающим взглядам она привыкла в Версале и знала, как на них реагировать. Наконец Трой восхищенно улыбнулся:
– Мари, ты выглядишь волшебно.
– Спасибо, – она подождала, не сделает ли ей комплимент Тристан, но тот уже отвернулся и изучал в большом зеркале свой шейный платок. Молодая женщина почувствовала легкий укол обиды, и это испугало ее больше всего.
Фанетта провела в гостиную первых гостей, и Тристан вышел навстречу супружеской паре:
– Мадам и месье де Карельян! Очень рад, что вы приняли наше приглашение!
Он склонился перед дамой и обменялся рукопожатием с мужчиной:
– Позвольте представить вам мою жену Мари де Рассак.
Мари улыбнулась обоим:
– Очень приятно с вами познакомиться. Ваш веер поистине прекрасен, мадам де Карельян, – добавила она, с восхищением глядя на резной веер в оправе слоновой кости. – У королевы Марии-Терезии в точности такой же.
– В самом деле? – изумленно спросила мадам де Карельян. – Мне он достался от матери. Она родом из Испании, как и наша королева.
– Видите, это не может быть просто случайностью! – воскликнула Мари.
– Вы непременно должны рассказать мне о Версале. Я мечтаю о том, чтобы однажды увидеть его собственными глазами, но Бернара на это не подвигнуть. Он ненавидит долгие поездки.
– Конечно же, я с удовольствием расскажу вам о Версале, но сейчас мне надо встретить других гостей, так что прошу прощения. Позже у нас будет достаточно времени для этого. Если пожелаете, можете пройти в салон. Там готовы прохладительные напитки.
Карельяны удалились в соседнюю комнату, а Мари обратилась к другим новоприбывшим. Она чувствовала себя уверенно – улыбалась, поддерживала разговор, очаровательно выглядела и изображала искренний интерес. Эти навыки молодая женщина приобрела в Версале.
Гости, все без исключения, были супружескими парами, примерно лет тридцати, которые никогда еще не покидали своих родных мест, поэтому они восхищались Мари как экзотическим цветком. Она улыбалась и мило болтала. С очаровательной улыбкой молодая женщина перешла к следующей супружеской паре, рядом с которой стоял Тристан.
Рост мужчины заставлял казаться стоявшую рядом с ним даму еще более хрупкой. Он на целую голову превосходил даже Тристана. Его огромную круглую голову обрамляли золотистые локоны. Руки великана напомнили Мари о пестиках маслобойки у ее родителей, да и все его тело, несмотря на изящную одежду, выглядело неуклюжим. Широко распахнутыми светло-голубыми глазами он уставился на нее, а его рот так и остался слегка приоткрытым. Что-то в нем показа лось мадам де Рассак очень странным.
Затем Мари взглянула на женщину рядом с ним. У нее было овальное лицо с правильными чертами. Голову венчали тяжелые пряди золотисто-каштановых волос, над янтарными глазами изгибались тонкие темные брови. Наряд на незнакомке был значительно дороже, чем у остальных гостей.
– Добро пожаловать в «Мимозу», – улыбнулась Мари, а затем перевела взгляд на Тристана, который представлял гостей:
– Граф и графиня дю Плесси-Ферток.
Улыбка Мари погасла. Женщина очаровательным жестом протянула ей руку:
– Рада познакомиться с вами, мадам де Рассак. Мы с мужем старинные друзья вашего супруга.
Мари резко вздохнула:
– В это я охотно верю, – она быстро обернулась к мужу. – Как ты осмелился ввести в мой дом свою любовницу?
Хотя выражения лица Тристана не изменилось, ей показалось, что он слегка побледнел:
– В первую очередь это мой дом, и я сам решаю, кому сидеть за моим столом.
Мари уперла руки в бока:
– Хорошо. Тогда решай. Она или я. Я не сяду за один стол с твоей шлюхой и не стану делать вид, что мы лучшие подруги.
Жислен кашлянула, и Мари обернулась:
– Мадам де Рассак, не беспокойтесь. Мы уже уезжаем. Я бы никогда не откликнулась на это приглашение, если бы знала, что вы осведомлены о том, какого рода дружба связывает меня с месье де Рассаком. Поверьте, мне не по душе подобные сцены. Желаю вам приятного вечера.
Она взяла под руку мужа, но тот остался стоять как вкопанный:
– Жислен, мы не можем уйти. Трис обещал показать мне маленькую лошадку. Она совсем черная, поэтому ее назвали Дьяболо.
– Пожалуй, в другой раз, Жак, – мягко, но твердо сказала Жислен. – Пойдем.
Мужчина замотал головой и упрямо выпятил нижнюю губу:
– Нет, сейчас. Я хочу посмотреть на лошадку. Я не хочу уходить.
Мари взглянула на него и вспомнила слова Дегре: «Слабоумный супруг, которого подыскали для сестры герцога де Марьясса».
– Я покажу тебе лошадку, Жак. Пойдем, – сказал графу Тристан, не обращая больше внимания на Мари.
Мужчина захлопал в ладоши и радостно засмеялся:
– О да, Трис, я ведь знал, что ты мой друг! Жислен глупая. Она всегда мне все запрещает.
Тристан взял графа за руку:
– Ни за что не поверю, Жак. Разве она запретила тебе сопровождать ее сюда?
– Но она всегда так ругает меня, – продолжал жаловаться Жак. – Если я не говорю ей, куда иду, она на меня кричит. И никогда не позволяет пойти куда-то одному. Меня всегда должен сопровождать Франсуа или еще кто-нибудь, как будто я младенец.
Все трое удалились, а Мари беспомощно смотрела им вслед. Она не раскаивалась в своих словах, но несмотря на это ей стало не по себе. Молодой женщине с трудом удавалось непринужденно улыбаться прибывающим гостям.
Пока они шли к конюшням, Трис и Жислен молчали, лишь Жак трещал, не замолкал ни на минуту. Он взвизгнул от восторга, увидев Дьяболо, и нетерпеливо дернул щеколду, закрывавшую вход в стойло.
Тристан заметил дурное настроение Жислен.
– Я действительно понятия не имел ни о чем подобном, – пробормотал он. – Я бы никогда не поставил тебя в такое положение.
Графиня по-прежнему молчала.
– Ты мне веришь?
– Да.
– Почему же тогда так сердишься?
Она скрестила руки на груди и взглянула на него:
– Потому что ты использовал меня. И этого я не потерплю.
Тристан растерянно смотрел на нее:
– Я тебя не понимаю.
– Прошлой ночью, когда ты набросился на меня, как голодный волк. Дело было не во мне. И не в твоей страсти ко мне, – голос Жислен стал громче. – Дело было в этой Ксантиппе[13]13
Ксантиппа – жена афинского философа Сократа, заслужившая дурную славу вздорной и сварливой супруги. Еще во времена античности появилось много анекдотов, говоривших о дурном характере Ксантиппы и терпении, какое проявлял по отношению к ней Сократ.
[Закрыть], которую ты привез из Версаля. В дурочке, в которой нет ничего такого, что бы тебя возбуждало.
– Жислен, ради бога…
– Нет, – графиня подняла руку, чтобы призвать его к молчанию. – Я не знаю, что происходит между тобой и твоей супругой. Или чего не происходит. Но дело в том, что она обладает той притягательностью, которая способна и старца, лежащего на смертном одре, заставить почувствовать себя юношей. А уж легко возбудимый мужчина, вроде тебя, с такой женой вообще не должен вылезать из постели.
Тристан замотал головой, но Жислен жестом остановила его:
– Тогда я скажу яснее. Ты хотел не меня прошлой ночью. Ты хотел ее.
Де Рассак провел рукой по волосам:
– Это не так. А даже если и так… этого больше не повторится.
– В самом деле, этого больше не повторится. Потому что с нынешнего дня двери моего дома для тебя закрыты. На будущее тебе придется поискать кого-нибудь другого, чтобы освободиться от своих разочарований.
Тристан пораженно смотрел на графиню:
– Ты ведь это не серьезно, Жислен? Мы вместе уже шесть лет. Ты же не можешь вот так просто вычеркнуть все из-за того…
– Из-за чего? – выражение ее лица не сулило ничего хорошего. – Продолжай! Или мне самой закончить? Я могу запросто откинуть все это, потому что не собираюсь спать с тобой, когда ты думаешь о другой женщине. Я могу быть неверной женой, но у меня тоже имеются принципы. И у меня есть гордость! – Она немного помолчала, а потом опустила голову: – Трис, не делай еще хуже, чем все есть на самом деле. Ты мне по-своему дорог. Я благодарна тебе за то время, что мы провели вместе.
Тристан, который уже понял, что Жислен говорит серьезно, чувствовал, как почва уходит у него из-под ног.
– Ты можешь, глядя мне в глаза, сказать, что все это неправда? Что все мои утверждения вызваны ревностью, чрезмерной фантазией? – сухо спросила Жислен.
Тристан разглядывал мыски своих сапог. Он и сам желал бы это знать… Ему хотелось заключить ее в объятия и успокоить. Сказать ей, что она ошибается, что нет другой женщины, которую бы он так страстно желал, кроме нее самой. Но он не мог. И это понимание еще больше доказывало, как хорошо графиня дю Плесси-Ферток знает его. Куда лучше, чем он сам.
Тристан поднял голову и посмотрел в глаза Жислен:
– Нет, не могу.
– Хорошо. Тогда мне нечего добавить, – она обратилась к своему мужу, который, забыв обо всем, сидел на соломе, гладя жеребенка. – Пойдем, Жак. Мы уезжаем домой.
Он неохотно поднялся:
– Я тоже хочу лошадку. Маленькую, милую лошадку, которая будет только моей.
– Посмотрим. А сейчас поехали.
Она подошла к дверям стойла, ожидая Жака.
– Жислен, мне жаль. Я очень благодарен тебе за все. Ты чудесная женщина, и я никогда не забуду то время, что мы провели вместе. И если ты изменишь свое решение…
Графиня погладила его по щеке:
– Мы соседи и в будущем останемся друзьями. Я не держу на тебя обиду. По сути, мы всегда знали, что это не навечно.
Тристан поцеловал тыльную сторону ее ладони:
– Я желаю тебе, чтобы ты когда-нибудь стала свободна и нашла свое счастье.
Жислен быстро взглянула на своего бывшего возлюбленного:
– Для этого я должна, по крайней мере, начать его искать.
Граф и графиня вышли во двор и вызвали экипаж. Тристан посмотрел вслед карете и отправился к гостям.
Они сгрудились вокруг Мари. Она, безусловно, находилась в своей стихии. Все взгляды были обращены к ней. Тристан взял с подноса бокал и стал наблюдать за своей супругой. Сверкающий драгоценный камень в груде серого гравия. Она никого не выделяла и каждого слушала с интересом. Ее смех жемчугом рассыпался по комнате, а обнаженные плечи мерцали как перламутр.
Мужчины останавливали на ней взгляды, а женщины смотрели с восхищением, к которому примешивалась легкая зависть. Шевалье нашел глазами Троя. Тот стоял в стороне и следил за каждым движением Мари. На его лице читались боль и отчаяние, смешавшиеся с глубокой печалью.
Тристан отвернулся. Единственное, чего ему еще не хватало этим вечером, – осознание того, что его брат влюбился в его жену.
