Текст книги "Племянница маркизы"
Автор книги: Дария Харон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)
24
Утром следующего все было готово к отъезду. Фанетта сидела в экипаже рядом с Мари. Она восприняла это решение на редкость спокойно и за несколько часов собрала все необходимое. Николя притулился на козлах. Он покидал «Мимозу» неохотно. Слово «Версаль» ни о чем ему не говорило, а уж тем более его туда не влекло.
Мари распорядилась, чтобы на каждой почтовой станции они меняли лошадей, но не ночевали, пока не доберутся до цели. Хотя к моменту их отъезда о решении суда все еще не было никаких известий, она не желала терять ни дня. Ведь чем скорее она вернется, тем лучше будут шансы Тристана. Она не хотела даже думать о том, что суд может состояться в ее отсутствие. Или о том, что Тристан умрет в своей камере. Спустя пять дней после их отъезда Николя втащил сундуки по узкой лестнице в крохотную комнатку восточного крыла дворца. Она была еще уже, чем та, которую Мари занимала в первый свой приезд с маркизой де Соланж, но молодая женщина не обращала на это внимания. Она рухнула на кровать и мгновенно уснула – дань ночам, проведенным в карете.
На следующее утро Фанетта разбудила ее рано, как и было велено, и помогла одеться. Потом Мари отправилась на поиски Жана Дегре. В кармане ее юбки лежал туго набитый деньгами мешочек, который должен был открыть перед ней все двери.
Она нашла Дегре в фойе. Тот был занят беседой с пышно разодетым мужчиной, который скромно опустил мешочек в его карман и после этого удалился.
Мари решительно направилась к лакею. Жан взглянул на нее, и от удивления у него поползли вверх брови.
– Мадемуазель Кальер, какая неожиданность! Ваш поспешный отъезд вызвал всеобщее волнение.
– Мое имя – мадам де Рассак, Жан. Не делай вид, будто тебе об этом ничего не известно, – ничуть не смутившись, ответила Мари.
– Как пожелаете, мадам де Рассак. Что привело вас обратно в Версаль?
– Личные обстоятельства. За твою помощь я заплачу, в накладе не останешься.
– Я весь внимание.
– Мне нужна аудиенция у короля. Чем скорее, тем лучше.
Дегре поднял брови:
– А кому же она не нужна, мадам де Рассак? Многие гости пребывают здесь только по этой причине.
– Сколько это будет стоить, чтобы оказаться в самом верху листа ожидания?
– У вас нет таких денег, – Жан смахнул пылинку с рукава своей ливреи. – Кроме того, если уж речь зашла о том, что я думаю, то поберегите лучше свои деньги и свое время.
Мари пристально взглянула на лакея:
– Что тебе известно?
– Слухи, как обычно. Если хоть часть из них верна, то деньги вам лучше потратить на мессы за упокой души месье де Рассака.
– Какие слухи и кто их распространяет?
Жан смотрел в пустоту:
– Моя память, к несчастью, с годами становится все хуже.
Стиснув зубы, Мари вынула кошель и раскрыла его:
– В каком-то смысле это утешение – знать, что некоторые вещи остаются неизменными, – она положила несколько монет в протянутую руку Жана, и они тут же исчезли в его кармане.
– Адъютанты графа де Сен-Круа доставили его тело в Париж. Они проинформировали нашего монарха и потребовали головы шевалье де Рассака, а также присутствия представителя короля на заседании суда, дабы исключить подкуп и манипуляции. Его величество был не в восторге от этого происшествия.
– Мне необходимо поговорить с ним, Жан. Ты можешь это устроить. Я отдам тебе все деньги, какие у меня есть, – голос Мари дрожал.
Дегре вздохнул:
– Уберите свой кошелек. Я порасспрошу об этом, но говорю сразу – надеяться особо не на что.
– Спасибо. Сегодня вечером вновь встретимся здесь, – Мари на мгновение заколебалась. – Мне запрещено находиться в Версале, поэтому большую часть времени я буду проводить в своих апартаментах, чтобы меня никто не увидел. Если вдруг появится возможность, ты знаешь, где меня найти.
Дегре поклонился:
– Очень хорошо.
– Жан, я на тебя рассчитываю, – сдавленным голосом сказала Мари. – Ты – моя единственная надежда. Не разочаруй меня.
Глаза лакея по-прежнему не выражали никаких чувств.
– Я сделаю все, что в моих силах, – кивнув, он повернулся и пошел прочь.
Мари посмотрела вслед Дегре и вернулась в свою комнату. Сейчас она впервые заметила тесноту клетушки, которая на ближайшее время станет ее пристанищем. Четыре шага туда, четыре обратно. Она очень надеялась на то, что усилия Жана увенчаются успехом.
Вскоре, стиснув зубы, ей пришлось признать, что торопить события бесполезно. Хотя Жан каждый вечер доставлял ей сообщения, аудиенция все откладывалась.
Мысли путались, и Мари ощущала себя бесполезной, как никогда. Она начала было писать Трою, но подумала, что это не лучшая идея: сообщить Тристану о том, что она снова в Версале. Если ее замысел удастся, останется достаточно времени для того, чтобы все ему объяснить. Она непоколебимо верила в то, что сумеет убедить короля, как только получит возможность говорить с ним.
От Фанетты, которая свободно перемещалась по дворцу, Мари узнавала самые последние сплетни, ни одна из которых не пробудила ее интереса. Молодая женщина часто сидела у окна и смотрела на гуляющих по парку придворных. Ей с трудом удавалось вспомнить, что она совсем недавно тоже была в их числе, шла в этой чудовищной пестрой свите, которая служила лишь для того, чтобы развлекать короля.
Мари тосковала по мирной, уютной жизни в «Мимозе». По ароматам лаванды и розмарина, лазурно-голубому небу и яркому солнцу. По тому месту, которое впервые стало ее настоящим домом.
По прошествии недели ее терпение было на исходе. Все чаще Мари думала о том, что процесс над Тристаном начнется еще до того, как она увидит короля. Когда Жан движением головы снова дал ей понять, что не принес новостей, она отвела его в сторону:
– Значит, нам надо придумать что-то другое. Я теряю время. Если я не получу аудиенцию, мне придется искать другую возможность поговорить с королем.
– Вы о чем?
– О задней дверке, через которую я могу проникнуть, – ответила Мари. – Как горничная или кто-то вроде того.
– Это не так просто. Распорядок дня короля расписан по минутам.
Здесь Дегре был прав, но королю все еще удавалось урвать час-другой для себя. И никто не знал этого лучше, чем Мари. Ей надо устроить так, чтобы поймать его в один из таких моментов.
На следующее утро она ждала, когда король вернется с прогулки в свои покои. Убедившись, что за ним никто не следует, Мари через скрытую дверь прошла в тайный ход, которым пользовался Людовик, чтобы незаметно покидать свои апартаменты. Подобным образом он раньше часто посещал ее или исчезал с нею в одном из удаленных салонов. В самом деле, ей давно уже надо было прибегнуть к этой хитрости.
Мари прислушалась к голосам короля и его камердинеров. Когда лакеи удалились и наступила тишина, она чуть-чуть приоткрыла дверь. Король сидел на кушетке и читал какое-то письмо. Он действительно был один.
Мари попыталась успокоить бешено колотящееся сердце. Рядом с королем был колокольчик, которым можно было вызвать стоящую у дверей охрану. Одно движение руки, и ее арестуют. Но она знала, что все равно придется рискнуть. Другого выхода не было.
Дрожащими пальцами молодая женщина открыла дверь и вошла в помещение. Шелковое платье тихо шелестело при ходьбе. Это заставило короля поднять голову. Письмо, которое он держал в руке, упало на пол.
В нескольких шагах от монарха Мари присела в глубоком реверансе. Она ждала, что он позволит ей подняться. Секунды казались ей часами, от неудобной позы свинцовой тяжестью налились плечи.
– Какой сюрприз! Мари Кальер, или, лучше сказать, мадам де Рассак? Наглость вашего супруга, кажется, заразительна.
Мари оставалась неподвижной.
– Можете подняться, – в голосе короля прозвучало раздражение. – И можете удалиться.
Мари подняла голову и медленно выпрямилась:
– Сир, мне необходимо с вами поговорить. Умоляю вас, уделите мне несколько минут вашего драгоценного времени. Речь идет о человеческой жизни.
– И одна маленькая птичка уже щебечет мне на ухо имя этого человека. Не трудитесь, мадам де Рассак. Я не помилую убийцу моего племянника.
Мари в отчаянии сжала руки, быстро шагнула к королю и упала перед ним на колени:
– Он этого не сделал! Он не убийца…
– Д'Истрю и де Марен доложили мне, что произошло. А поскольку несколько месяцев назад я имел возможность познакомиться с шевалье, я не сомневаюсь в том, что он воспользуется любой возможностью, чтобы выступить против меня. Сегодня убит Сен-Круа, а завтра обманутые подданные будут штурмовать Версаль. Нет, этому надо положить конец.
Мари чувствовала решимость, звучавшую в каждом слове короля. Ей, конечно, была известна неприятная история времен его юности. Когда Людовику было десять лет, произошла фронда[15]15
Фронда – обозначение целого ряда антиправительственных смут, имевших место во Франции в 1648–1652 гг. В разговорной речи, в память о тех событиях, выражение «фронда» или «фрондёрство» означает браваду перед вышестоящими без желания радикальных перемен.
[Закрыть]. Инициатива тогда исходила от парламента, но ее быстро подхватили высшие круги дворянства, которое боялось ограничения своих прав. Король, его мать, королева Анна Австрийская и кардинал Мазарини вынуждены были покинуть Париж и искать убежища в Сен-Жермен-ан-Ле. Людовик никогда не забывал, что лояльные до поры подданные, такие как принц Конде, главнокомандующий самой большой армии Франции, или герцог Орлеанский, его родной дядя, не испытывали угрызений совести, когда речь касалась трона и власти.
Этим объяснялось нежелание короля жить в Париже, и поэтому он затеял строительство Версаля, дворца, который служил бы ему надежным убежищем и одновременно собирал здесь высший свет общества, чтобы все были перед глазами. Этим же объяснялось и отстраненное поведение короля по отношению к тем, от кого он мог ждать сопротивления своей власти.
Мари прикусила нижнюю губу и начала лихорадочно соображать, что делать. Ведь не могла же она сказать королю, что Тристан не испытывал к Версалю и связанным с ним политическим играм ничего, кроме презрения. Король интересовал его столь же мало, как и вопрос, какой надеть камзол: синий или серый.
– Сир, шевалье де Рассак никогда не ставил под сомнение вашу власть. Если вы ищете союзников в провинции, то он – как скала среди волн, – твердо сказала Мари.
Король засмеялся:
– Ах, Мари, в своем стремлении удержать то немногое, что дал вам брак с шевалье, вы извращаете факты так, как вам нравится.
Молодая женщина сдвинула брови:
– В моем стремлении…
– Ну как же! Ведь если шевалье приговорят к смерти, вы остаетесь ни с чем. Жене государственного преступника трудно будет оплачивать счета за платья и прочую мишуру. Я вижу, для вас наступает длинная холодная зима. Понимаю я и то, почему вы так стремительно выступили на защиту своего мужа и не хотите считаться с реальностью.
Лишь теперь Мари поняла, что имел в виду король. Она глубоко вздохнула, чтобы сдержать ярость:
– Нет, сир, это не та причина, по которой я молю сохранить ему жизнь. То, что будет со мной, совершенно неважно. Я прошу вас об этом, потому что люблю мужа. Я готова сделать все, чего бы вы ни потребовали. Сведения, которые у вас имеются, ложны. Приговорить его означает принести в жертву невинного. Он гордый человек, но никогда не сделал бы ничего, что поколебало бы вашу власть. Смерть моего супруга станет невосполнимой потерей для Франции, сир.
Постепенно она воодушевлялась речью и сама уже слышала страстность в своем голосе. Взгляд короля задержался на ней, и Мари встретила его, не опуская головы.
С громким вздохом король встал. Его высокие каблуки застучали по полированному паркету, когда он начал ходить взад-вперед.
– Как вольно вы обходитесь с понятием «любовь»! Не вы ли еще совсем недавно уверяли меня, что ваша любовь целиком и полностью принадлежит мне? А теперь вы всем сердцем любите шевалье. Его повесят и на следующее лето вы наверняка найдете кого-нибудь еще, кого сможете полюбить. Если повезет в выборе, возможно, зимы не окажутся для вас столь холодными, как я опасался.
Мари услышала издевку в словах Людовика и впилась ногтями в ладони, чтобы не расплакаться. Когда она наконец смогла ответить, голос ее дрожал:
– Я ошибалась, когда заверяла вас в своей любви, сир. Я была влюблена в… в мечту. Влюблена в бархат и шелка, в драгоценности. Это было легкомыслие, присущее юности. В своей великой мудрости вы поняли это, сир, и остерегли меня от меня самой. За это я буду вечно вам благодарна. Но сердце мое принадлежит шевалье. Если вы допустите, чтобы его убили, вы убьете и меня. Молю о вашей милости, молю о его жизни.
Король молчал. Снова потянулись мучительные, секунды. Решение уже созрело, и Мари отчаянно надеялась, что оно будет верным. С глубоким вздохом Людовик подошел к секретеру и вынул из ящика чистый лист бумаги. Сердце Мари начало колотиться, когда она увидела, как перо летает над ней, выводя слог за слогом.
– Прежде чем я поставлю здесь свою печать, вы должны прочесть это. Это все, что я готов сделать для шевалье. И то лишь в память о проведенных с вами волшебных часах. Не потому, что я хоть на миг поверил, что супруг ваш невиновен.
Король протянул ей бумагу, и Мари схватила ее. Закончив читать, она побледнела.
– Пожизненное изгнание? – беззвучно спросила молодая женщина.
– Я не готов терпеть в провинции нарушителя спокойствия. В своем великодушии я дарую шевалье жизнь. Ведь это именно то, чего вы желали.
Да, она желала этого, но тогда Тристану придется оставить «Мимозу». А она не уверена в том, не предпочтет ли он в этом случае смерть.
– Неужели вы ожидали, что все так и пойдет своим путем, как прежде? – Голос короля прервал ее размышления, и Мари невидящим взглядом уставилась на него: – Что ж, у вас есть время подумать. Мое предложение действительно до пятнадцатого числа следующего месяца. Если к этому времени шевалье де Рассак все еще будет находиться во Франции, над ним начнется процесс с д'Истрю и де Мареном в качестве главных свидетелей.
25
Тюрьма в Нарбонне представляла собой мрачную четырехугольную башню недалеко от ратуши. Даже снаружи ее вид вызвал у Мари головную боль. Трой и герцог де Марьясс, сопровождавшие молодую женщину, помогли ей выйти из кареты. Она крепко сжимала маленький кожаный футляр, в котором находилось письмо короля.
– Мы сделаем это. Мы объясним ему, что он должен ухватиться за этот шанс, если хочет дожить до следующего своего дня рождения, – подбадривая, заметил герцог. – Все будет хорошо, вот увидите, мадам де Рассак. Трис иногда отличается прискорбным упрямством, но он не глуп.
Мари кивнула, надеясь, что герцог прав. Послание короля вывело стражников из летаргии. Они поспешили отвести прибывших к узнику.
Герцог шел впереди. Пока они пересекали узкие, скудно освещенные факелами переходы, Мари крепко сжимала руку Троя. Краем глаза она видела крошечные зарешеченные камеры, выстеленные соломой, в которых не было ничего, кроме голых скамей вместо кроватей и деревянных лоханей. Грязные руки тянулись к ней сквозь решетки, а беззубые рты на бледных лицах ухмылялись вслед. В воздухе стоял запах мочи и гнили. Мари передернуло. В мыслях она рисовала себе ужасные картины, но увиденное превзошло все ее ожидания.
Охранник закрыл двери в конце коридора и запер задвижку.
– Мои люди остаются на посту. Любая попытка к бегству будет пресечена, – он сплюнул на землю и крикнул в глубину подвала: – Посетители, ваше высокородие.
Мари выглядывала из-за широкой спины герцога. К ее облегчению, помещение было относительно большим и сухим. Сквозь маленькое, забранное решеткой отверстие падали слабые полосы света. Она разглядела кровать с подушкой и шерстяным одеялом. Рядом стояли стол и стул, спинка которого была наполовину сломана. Конечно, все это роскошью не назовешь, но камера Тристана и не такая дыра, в которых прозябали остальные заключенные. Деньги герцога сделали свое дело.
Она ощущала присутствие мужа, но не видела его. Глаза Мари неуверенно и отчаянно вглядывались в темноту.
– Трис?! – позвала молодая женщина. Ее голос эхом отдался в стенах камеры. Вытянув руки, она двинулась вглубь.
Тристан вышел из тени. Его спутанные волосы падали на плечи, лицо заросло густой бородой. Темные пятна и грязь покрывали рубашку, когда-то белую, и брюки. Мари, не обращая внимания на все это, упала в его объятия.
– Наконец, наконец я снова обрела тебя, – внезапное облегчение вызвало у нее на глазах слезы. – Я так рада, что ты жив! Что с тобой все в порядке! – Мари почувствовала, как напряглось его тело: – Ну, конечно, не в порядке, но… все же… – она осеклась, заметив горящий взгляд мужа. Ее рука потянулась к его лицу. Кончики пальцев коснулись щеки. – Я так тосковала по тебе, – легким поцелуем Мари коснулась его губ. Поскольку он не отреагировал на это и ничего не ответил, она быстро продолжала: – Я добилась помилования, Трис. Если захочешь, ты сегодня же сможешь покинуть тюрьму.
Он смотрел на жену так, словно она потеряла рассудок:
– Если захочу? – голос его звучал хрипло, как будто Тристан долго молчал.
Трой подошел ближе:
– Да. Мари была у короля. Она убедила его освободить тебя.
Тристан пристально посмотрел на Мари. Она выдержала его взгляд.
– Суда не будет, топ cher, – подал голос герцог, обнимая Тристана за плечи. – Похоже, что ты еще побаюкаешь на коленях своих внучат.
Тристан снова пристально взглянул на Мари. Она изобразила некое подобие улыбки и облизнула губы:
– Я была в Версале и получила обычную аудиенцию, на которой изложила свою просьбу, – молодая женщина надеялась, он понял, что она хотела этим сказать. – Ты свободен.
– Но почему тогда ни один из вас не радуется, а судорожно пытается сделать вид, что рад? – голос Тристана звучал тверже.
Трой опустил глаза, Мари тоже молчала. Наконец тишину прервал герцог:
– Конечно, топ cher, здесь скрыт подвох. Ты ведь знаешь, что король подарков не делает. Его предложение просто: ты свободен уже сегодня, но в течение десяти дней должен покинуть Францию.
– Изгнание? – слова повисли в воздухе. Мари овладела собой:
– Да, изгнание. Но тогда не будет суда, не будет приговора, не будет виселицы.
Тристан выпустил Мари и сложил руки перед грудью:
– Значит, никакого суда.
Молодая женщина с готовностью кивнула и почувствовала, что ей стало немного легче от того, что муж понял главное. Но следующие его слова мгновенно отрезвили ее.
– А никто из вас не пришёл к мысли, что суд может доказать мою невиновность? Что меня оправдают? – разорвал тишину голос Тристана. – Никто из вас не потрудился найти настоящего убийцу? – Его горящий взгляд скользнул по Мари, прежде чем он резко продолжил: – Или вы думаете, что это сделал я?
– Нет, конечно нет! – одновременно воскликнули Трой, Мари и герцог.
– Тогда назовите мне причину, по которой я не могу просто порвать на тысячу частей этот клочок бумаги?
– Потому что суд ни за что тебя не оправдает! – в ярости закричала Мари. – Посягнуть на жизнь королевского племянника все равно что посягнуть на жизнь самого короля. На его власть. Оба сопровождавших Сен-Круа адъютанты назвали тебя бунтовщиком и заговорщиком, который только того и ждет, чтобы собрать своих людей и идти на Версаль. Если дело дойдет до суда, приговор уже известен – смерть.
– Но черт возьми, я ведь этого не делал! – выкрикнул Тристан, теряя выдержку. – Должна же существовать справедливость!
Анри де Марьясс поднял свою унизанную кольцами руку:
– Она восторжествует, если ты примешь условия короля. Никакой иной справедливости ты на земле не найдешь. Убийца Сен-Круа будет осужден в другом месте, и я не хочу, чтобы ты предстал перед судьями раньше, чем он, – герцог обнял Тристана за плечи. – У тебя есть шанс начать новую жизнь. Так воспользуйся же им.
Де Рассак нетерпеливо высвободился.
– Я не хочу новой жизни. Я вполне доволен своей.
Герцог сжал кулаки:
– Забудь о той жизни. У тебя есть выбор между кораблем, который увезет тебя, куда захочешь, или повозкой, которая доставит тебя к виселице.
– А что будет с «Мимозой»? Все, что я делал, я делал для имения, – раздраженно сказал Тристан. – Ты вот смог бы так просто покинуть «Белль Этуаль»?
– Если бы на кону была моя жизнь, то да. Слишком большое удовольствие я получаю от жизни. Есть еще столько всего, что я хотел бы увидеть и сделать, – герцог продолжил, но уже спокойнее. – Я бы покинул «Белль Этуаль». Даже если бы не было никого, кто сопровождал бы меня. Даже не зная, кто будет дальше поддерживать имение.
Трой, все это время державшийся чуть поодаль, тихо сказал:
– Хотя до сих пор я разочаровывал тебя, Трис, я буду заботиться о «Мимозе» до последнего своего вздоха, клянусь тебе. Ты не должен беспокоиться. Я сохраню ее, на случай, что ты когда-нибудь вернешься, и для следующих поколений семьи де Рассак.
Мари облокотилась на стену под окошком, следя за спором мужчин. Тристан реагировал именно так, как она ожидала и опасалась. «Мимоза» – то, с чем он был связан неразрывно. И эта его вера в справедливость… Он не пойдет обходным путем, если существует хотя бы призрачная возможность доказать свою невиновность всему свету.
– Оставьте нас на минутку наедине, – попросила она Троя и герцога. Молодая женщина смотрела им вслед, когда они покидали камеру. Потом Мари сцепила пальцы, подошла к мужу и заглянула ему в глаза: – Я понимаю тебя, Трис. Понимаю твое желание вернуть себе доброе имя, опровергнуть все обвинения. Мне хотелось бы тебя в этом поддержать.
– Ты сможешь это сделать, если объяснишь обоим, что я не побегу, как трусливый пес. Я хочу суда.
– Но этот суд – фарс. Они ищут жертву, которую смогут повесить для устрашения смутьянов по всей стране. – Она говорила спокойно, в надежде, что Тристан наконец поймет это.
Де Рассак провел ладонью по лицу:
– Я не могу бежать. Не могу…
Мари прервала его:
– Я не платила за помилование своим телом. Я валялась у короля в ногах и молила даровать тебе жизнь, – она опустила голову. – А если говорить о результатах, то не добилась того, чего хотела.
– Я вовсе не думал, что ты получила эту бумагу в постели, – сказал Тристан, словно это было самой естественной вещью на свете.
Мари удивленно вскинула брови:
– Нет?
– Нет. Я же сказал тебе в «Белль Этуаль», что люблю тебя и верю тебе. Хороши были бы любовь и вера, если бы при первой же опасности я бы усомнился в тебе!
От такого признания у молодой женщины подкосились ноги. Он верил ей. Он не считал поездку в Версаль камнем преткновения между ними.
– Я даже не поблагодарил тебя за то, что ты сделала, дабы спасти меня от виселицы, – продолжал Тристан.
– Это и не нужно. Мои действия были продиктованы эгоизмом. Я пока не готова увидеть тебя на виселице. У меня впереди еще столько лет, и я хочу, чтобы все это время ты был рядом. Ты нужен мне, Трис, – страстно сказала Мари. – Я нуждаюсь в тебе куда больше, чем когда-либо будет нуждаться «Мимоза».
Она подошла к мужу и положила руки ему на плечи:
– Люби меня. Живи со мной.
– Но «Мимоза»… Что будет с ней…
Мари приложила палец к его губам:
– Речь идет о тебе, Трис. О твоей жизни. Не о «Мимозе». Не о Трое. Только о тебе. Не думай всегда о других. Хоть раз подумай о себе.
Он открыл рот и кончиком языка провел по ее пальцу. Она затаила дыхание и прильнула к нему.
– Так лучше? – спросил Тристан с горящими глазами, в которых она наконец узнала взгляд того человека, которым он был до того, как их разлучили. Это дало Мари надежду, что ей удастся убедить мужа в том, что еще не все потеряно.
– Да, но этого недостаточно. Поцелуй меня, – попросила она. – Мы и так уже слишком много говорим.
Губы Тристана прижались к ее губам, едва она успела договорить. Чувства молодой женщины так неожиданно прорвались, что слезы побежали по щекам, пока она отвечала на его поцелуй.
– От беспокойства за тебя я стал почти сумасшедшим. Я знал, что ты совершишь какое-нибудь безумие, чтобы помочь мне, и каждый день молился, чтобы тем самым ты не погубила себя, – прошептал де Рассак, затаив дыхание.
– Ты это знал?
– Ты не будешь сидеть сложа руки в замке и не примешь от судьбы ответа «нет». Это твоя вторая натура.
– Я не приму «нет» и от тебя, Трис, – тихо сказала Мари. – Давай уедем вместе. Я знаю, что не смогу заменить тебе «Мимозу», но в наших силах построить вторую «Мимозу» там, где мы захотим. Никто не сможет запретить нам поддержать связь с Троем. Никто не сможет запретить ему посещать нас. Отъезд – это не конец, это начало.
Тристан вздохнул:
– Мне стоит большого труда не поддаться твоим уговорам, если ты каждым сантиметром своего тела доказываешь, что жизнь еще так много может мне предложить.
– Хорошо, – Мари бесстыдно потерлась о его бедра. – Пусть так и будет.
Его руки скользнули по юбкам жены назад, спокойно обхватив ее бедра:
– Ты не будешь презирать меня, если я выберу простейший путь? Если я не стану бороться за свою честь?
Мари закатила глаза, подавила горький смешок и серьезно сказала:
– Ты будешь ненавидеть меня за то, что я – единственное, что осталось в твоей жизни?
– Если ты не ненавидишь меня за то, что «Мимоза» навсегда останется в моем сердце.
– Мужчина, которого я узнала, обладает большим сердцем. Там есть место и для «Мимозы», и для Троя, и для меня. И для всех воспоминаний, которые ты захочешь взять с собой.
Де Рассак схватил ее ладони и молча удерживал их в своих в руках. Мари безмолвно молила всех святых, которых вспомнила, чтобы его любовь и доверие к ней оказались достаточно велики, чтобы победить гордость и «Мимозу».
С бьющимся сердцем она ответила на взгляд Тристана и попыталась передать ему свою уверенность. Они могли это сделать, но решение он должен принять сам. Мари сказала все, что хотела.
Наконец Тристан выпустил ее ладони и склонился над посланием короля, которое так небрежно выронил. Он поднял его и в последний раз пробежал глазами содержание. Потом свернул и покрутил между пальцами.
Страх наполнил грудь Мари. Она почувствовала внутреннюю борьбу мужа и ждала его решения.
Тристан пристально смотрел на нее. В его глазах читалась такая тоска, что разрывалось сердце.
В конце концов он протянул ей свиток. Мари всхлипнула и схватила его дрожащими пальцами. Она не отваживалась спрашивать. В глазах молодой женщины блестели слезы.
– Десять дней – это немного, чтобы все устроить, – наконец сказал Тристан, и она облегченно вздохнула. – Так что давай больше не будем терять ни минуты.
Мари смахнула слезы, улыбнулась мужу и протянула ему руку. Через минуту они покинули подвал, и дверь за ними захлопнулась.
