Текст книги "Племянница маркизы"
Автор книги: Дария Харон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)
– Видит Бог, я скажу тебе, кто ты есть, ты, маленькая…
Тристан дотронулся до плеча графа:
– Продолжайте, и мы с вами встретимся перед рассветом. Слово «честь» здесь еще имеет значение, – резко прошептал он.
Сен-Круа на шаг отступил:
– Вы еще об этом пожалеете, Рассак.
– Уже пожалел. Если бы речь шла обо мне, то мы решили бы дело немедленно, на кулаках. Такие люди, как вы, не стоят ни пули, ни хорошего удара шпагой. Одна досада – мне не хочется смущать нашего гостеприимного хозяина. Но смотрите, как бы нам вдруг не оказаться наедине. Тогда я могу позабыть о своем воспитании.
Голос Тристана дрожал от гнева, а все тело напряглось, будто он ожидал лишь слова, чтобы вцепиться в глотку этому человеку.
Граф в упор взглянул на него, затем повернулся и, не сказав ни слова, начал прокладывать себе путь в толпе ко входу в галерею.
Мари, по-прежнему сжимавшая руку Тристана, боялась даже дышать. Она чувствовала кипевшую в нем ярость, вспоминая о том, что муж говорил о своем вспыльчивом характере, и надеялась, что он успокоится так же быстро, как вошел в раж. Но де Рассак не расслаблялся.
Свободная рука Тристана все еще была сжата в кулак. Мари заметила взгляды стоявших вокруг, в качестве извинения улыбнулась и потянула мужа к лестнице, которая вела в ярко освещенный парк.
– Все хорошо, Трис, – шептала она, успокаивая супруга и разжимая его кулак своими пальцами. – Он ушел. Забудь о нем. Он не стоит того, чтобы о нем думать.
Взгляд Тристана вернулся, словно он только что находился где-то далеко-далеко. Он глубоко вздохнул.
– Ты права, – де Рассак выпустил ее ладонь. – Давай немного пройдемся. Свежий воздух охладит меня.
Они вместе проскользнули по освещенному парку и добрались до самого большого из искусственных прудов. Несколько весельных лодок с факелами скользили по темной воде.
– Хочешь покататься на лодке? – спросил Тристан.
– Благодарю, но я предпочитаю твердую почву под ногами, тем более ночью. Вот фейерверк я бы с удовольствием посмотрела, – улыбнулась Мари.
Тристан огляделся:
– Поднимемся к павильону Дианы, это наивысшая точка «Белль Этуаль». Оттуда у нас будет самый лучший обзор.
По посыпанным гравием дорожкам они поднялись на холм. Чем больше Мари и Тристан удалялись от здания, тем меньше становилось факелов. Не встречались им и другие гости.
Белые мраморные колонны павильона светились в темноте. Мари поднялась на пять ступеней и запрокинула голову, чтобы рассмотреть фрески купола, но ни один из двух установленных на некотором отдалении факелов не давал достаточно света, чтобы увидеть детали. Черно-белая мозаика на полу представляла собой мифологическую сцену охоты. Молодая женщина рассеянно потерла носком туфли изображение лука, который держала в руке Диана.
Тристан присел на ступеньку, глядя вниз, в парк, и на освещенные окна замка. До него доносились отдаленные звуки музыки.
Мари села рядом с ним.
– Спасибо, что вступился за меня.
Он наклонил голову:
– В конце концов, ты моя жена, так что оскорбил он меня. Кроме того, он оскорбил Жака.
Слова Тристана ранили ее сильнее, чем слова Сен-Круа.
– Понимаю. Единственный, кто имеет право считать меня шлюхой, это ты, – с горечью ответила Мари. Глаза ее горели, и она невидящим взглядом уставилась на свои ладони, лежащие на коленях.
Тристан вздохнул:
– Мари, ты ведь знаешь, что я не это имел в виду.
– Не это? А что же тогда? – Голос ее звучал и вполовину не так резко, как ей хотелось бы, поэтому она быстро продолжила говорить: – Я решила, что ни за что не перестану повторять тебе снова и снова, что люблю тебя. До тех пор, пока ты сам этого не поймешь. Но я устала…
Молодая женщина осеклась, и ее слова захлебнулись в слезах.
– Мари, такие вещи нельзя вызвать принудительно.
Она всхлипнула:
– Да, я не могу заставить тебя верить мне. Не могу заставить тебя любить меня, – она торопливо вытерла слезы, катившиеся по щекам.
Тристан взял жену за подбородок, но она отвела голову и отошла от него:
– Больше не желаю об этом говорить. Давай ждать фейерверка.
Де Рассак подошел к ней и снова протянул руку. С выражением покорности судьбе она позволила ему это сделать и не сопротивлялась, когда Тристан развернул ее лицом к себе. Мари смотрела на него пустыми, усталыми глазами, которые не выражали больше ничего, кроме безнадежности.
Его поцелуй был удивительно нежным, и против воли по ее телу разлилось тепло. Рука ее дрожала, и Мари боролась с собой, чтобы не погладить Тристана по щеке. Ее душа наполнилась сладкой и в то же время неописуемой болью. Она задрожала еще сильнее и наконец отстранилась от него.
– Прекрати! – гневно крикнула она. – Прекрати делать так, будто…
– Как будто что?
– Как будто ты мне поверил. Как будто ты меня любишь.
– Наверное, это все, что я могу. Вести себя, как будто это так.
Мари покачала головой и хотела встать, но Тристан удержал ее.
– Возможно, я боюсь, что ты меня любишь только потому… – он на секунду замолчал и глубоко вздохнул, – потому, что я – это все, что у тебя осталось, и ты не получила ничего из того, о чем действительно мечтала.
Мари понадобилось некоторое время, чтобы понять смысл его слов. Ее сердце начало биться так быстро, что ей с трудом удалось сохранить ясность мысли:
– Ты хочешь знать, почему я тебя люблю?
Тристан едва заметно кивнул, и Мари закрыла глаза.
– Я люблю тебя потому, что весь мир начинает преображаться, когда ты рядом. Я люблю тебя за то, как ты обращаешься с теми людьми, которые важны для тебя. Я люблю то, как ты каждый день снова и снова берешь на себя всю ответственность за «Мимозу». Я люблю то, как ты смотришь на меня, когда думаешь, что я этого не замечаю. Я люблю, когда ты целуешь меня, словно я самый драгоценный, хрупкий подарок, который ты когда-либо получал. Я люблю тебя потому, что ты тронул мое сердце, – ей пришлось набрать побольше воздуха в легкие. – Я люблю тебя, потому что ты – то особенное, чего я ждала всю свою жизнь.
Наступившая тишина давила на Мари. Она открыла глаза и вгляделась в лицо своего мужа, похожее на маску.
– Этого тебе достаточно? – голос ее прозвучал тихо, как шорох.
Его взгляд вернулся откуда-то из дальней дали:
– В настоящий момент – да, – ответил он глухим голосом, и прежде чем Мари опомнилась, она уже оказалась в объятиях мужа. Не слушая ее слов, он целовал ее так, словно она вовсе не была хрупкой.
Молодая женщина погрузила пальцы в густые волосы своего супруга и ответила на поцелуй с той же страстью, которая бушевала в нем. Все ее тело отзывалось на поцелуи его горячих влажных губ, которые снова и снова льнули к ее губам, словно хотели навечно оставить на них свою печать.
Мари застонала, потом схватила его за волосы и резко отвела его голову назад.
– Скажи это, – горячо, едва дыша, потребовала она. – Скажи это, черт возьми!
Тристан тяжело задышал, и она увидела, как в его глазах промелькнуло сопротивление. И все же он склонился над ее ухом:
– Я люблю тебя. Ты сводишь меня с ума, делаешь беззащитным, больным от желания и бессонным от страсти. Я мог бы смотреть на тебя часами. Я люблю то, как бескомпромиссно идешь ты навстречу судьбе и твердо требуешь своего. Я люблю твое большое сердце и ранимую душу, которые скрываются за твоей красотой. Я люблю то, как ты прикасаешься ко мне. Я люблю, когда в порыве страсти ты шепчешь мое имя. Этого тебе достаточно?
Губы Тристана снова завладели ее губами, как бы в доказательство его слов. Когда же он наконец отпустил ее, Мари улыбнулась.
– В настоящий момент – да. Углубиться в это мы сможем позже, в наших апартаментах.
– К чему ждать? – его руки уже скользнули ей под юбки, прошлись по шелковым чулкам и добрались наконец до теплой гладкой кожи бедер. – Когда ты такая горячая, ты действительно знаешь, как устроить мужчине рай.
– Нет, – слабо возразила она. – Не просто мужчине – тебе. Только тебе.
Мари уже не видела ни взрывающихся в ночном небе ярких ракет, ни огненных колес, ни павильона – лишь калейдоскоп цветов, в центре которых было лицо Тристана. Она достигла пика наслаждения, снова и снова выкрикивая в темноту ночи его имя.
Жислен раздраженно дернула юбку, которая зацепилась за кустарник. Она вполголоса проклинала и посылала к черту Ришара, которому недоставало чувства ответственности. Нежная ямочка, кокетливая улыбочка – и Жак уже позабыт! И он, конечно же, воспользовался этим шансом, чтобы сбежать.
Изящные туфельки графини явно были созданы не для того, чтобы предпринимать ночные прогулки по окрестностям. Деревянные колодки, надетые для защиты от грязи, все время съезжали, и ей приходилось постоянно смотреть под ноги, чтобы не споткнуться.
Она уже искала Жака у зверинца и у пруда с кувшинками, так и не обнаружив его след. Вздохнув, графиня огляделась. Возможно, он забрался на дерево, чтобы лучше видеть фейерверк.
Жислен подобрала юбки и начала подниматься по усыпанным гравием дорожкам к павильону Дианы. Ребенком она проводила здесь много времени, когда ее томили заботы, и даже сегодня это место оставалось для нее магическим, приносившим успокоение и уверенность.
Она смотрела на дорогу, поэтому слишком поздно заметила, что на ступенях павильона какая-то парочка предается любовным играм. Графиня подавила улыбку и отвернулась.
И тут ночь разорвал крик женщины.
Жислен застыла, услышав имя и осознав, кто занимался любовью всего в нескольких метрах от нее. Сестра хозяина замка наблюдала их обоих за ужином, и сознание того, что она потеряла Тристана навсегда, ранило ее в самое сердце. Она всегда знала, что их отношения не могут длиться вечно, но когда дело дошло до того, что ей действительно пришлось отпустить возлюбленного, чтобы не потерять самоуважение, боль превысила все ожидания графини дю Плесси-Ферток.
Согласие между Тристаном и его женой было очевидным. Эта темпераментная юная девушка получила все, о чем только мечтала: любимого мужчину, уважение в обществе, возможность жить так, как хочется. А теперь еще и заняла ее последнее тайное убежище.
Жислен вонзила ногти в ладони и поспешила назад. Слезы жгли ей глаза. А вдруг Жак сломал шею во время своей ночной вылазки… Вдруг упал в один из прудов и захлебнулся? И тогда она свободна… свободна… о чем всегда говорил ей Анри.
Она вспомнила большие голубые глаза Жака. Полные доверия и любви. Как он держал перед ней собственноручно сорванный букет луговых цветов, как звонко чмокнул ее в щеку. Как сияло от радости его лицо, когда он называл ей цветы по именам.
Графиня смахнула слезы и постаралась избавиться от этого видения. Никогда не смогла бы она строить свою жизнь на его насильственной смерти. Никогда умышленно не предприняла бы ничего против мужа. От одной этой мысли ей становилось дурно. Жислен опустилась на каменную скамью и попыталась успокоиться. Ничего с Жаком не случилось. Наверное, Ришар давно нашел его и отвел в комнату. У ее супруга был ангел-хранитель, который следил за всеми детьми и слабоумными.
Высоко в небе догорали последние вспышки фейерверка. Жислен смотрела на падающие звезды и желала, чтобы точно так же растаяли в воздухе все ее заботы. Погрузившись в свои мысли, она оставалась сидеть, хотя фейерверк давно закончился и факелы в парке гасли один за другим.
– Такой дивной ночью – и в одиночестве?
Графиня обернулась. Около скамьи стоял граф де Сен-Круа. Она не могла видеть выражение его лица, но даже слов было достаточно, чтобы почувствовать явную угрозу.
– Я направлялась в свои покои и хотела лишь немного полюбоваться фейерверком. А теперь мне надо идти. Меня ждут.
Жислен встала, с трудом поборов желание просто убежать, и величественно направилась к дому.
– Кто же вас ждет, графиня? Разве что слабоумный кретин? – преградил ей дорогу граф.
Женщина попыталась увернуться, но племянник короля приблизился еще на шаг, тем самым загнав ее в ловушку. Спину ее царапал цоколь какой-то статуи, а граф поставил руки по левую и правую стороны от ее головы. Теперь Жислен могла видеть на его лице презрительную улыбку.
– Он подождет. Этот кретин, наверное, играет в своих деревянных солдатиков. Я же предлагаю вам совсем иной вид развлечений. Тот, который достоин женщины, обладающей таким шармом и красотой.
Граф нагнулся и поцеловал ее в бровь. Потом его губы начали блуждать около уха Жислен:
– Вам вообще-то известно, что такое спать с мужчиной? С настоящим мужчиной, который знает толк в искусстве любви?
Графиня стояла, как окаменевшая. Она не могла поверить, что граф на самом деле осмелится не только оскорбить ее словами, но и коснуться. С силой, которая удивила ее саму, она отбросила ладонь наглеца и выскользнула из-под его руки. Ее голос едва заметно дрожал, когда она наконец нашла слова, чтобы поставить его на место.
– Граф, я могу извинить ваше поведение, приписав его избыточному количеству выпитого вина, на которое не поскупился мой брат. Я уверена, что завтра вы пожалеете о своих поступках и вам станет стыдно за них. Будьте здоровы.
Сен-Круа последовал за ней, вызывающе медлительно, все еще коварно улыбаясь.
– Я должен извиняться за то, что вы воспламенили мое сердце? Ах, Жислен, вы же это не всерьез?
– Я запрещаю вам называть меня по имени. Для вас я – графиня дю Плесси-Ферток, – она ускорила шаг, чтобы быстрее оказаться в безопасности: – Если вы извинитесь передо мной, то я не стану ничего рассказывать брату о вашем недостойном поведении.
Совершенно неожиданно негодяй схватил женщину за рукав и резко развернул к себе:
– А я обещаю ничего не рассказывать о вашем недостойном поведении!
Указательным и большим пальцами он впился ей в щеки, чтобы не дать сжать губы при поцелуе.
Жислен отчаянно уперлась ладонями в его плечи. Его толстый шершавый язык вызывал у нее рвотный рефлекс. Графиня попыталась отклонить голову, но де Сен-Круа держал ее крепко. Женщина поняла, что еще немного – и она потеряет сознание. Жислен растерялась. Надо было что-то делать! И вдруг племянник короля отпустил ее.
Жислен не стала терять времени, оглядываясь на него, и бросилась к дому, словно за ней гналась тысяча чертей. Лишь у дверей она обернулась, поскольку не слышала шагов преследователя. К ее облегчению, она была одна. Графиня прислонилась к стене дома и закрыла глаза. По ее лицу катились слезы. Она чувствовала себя такой грязной, все еще ощущая противный вкус его поцелуя на губах… Что такого она сделала, чтобы так спровоцировать мужчину? Неужели по ней заметно, что в ее жизни нет физической любви? Должно быть, так. Ведь раньше никто не отваживался обращаться с ней подобным образом, словно она дешевая проститутка.
Может быть, поговорить с Анри? Но ей нестерпимо было опять видеть то сострадание, которое она так часто замечала в его глазах, а потребовать от брата отъезда графа казалось слишком высокой ценой.
Графиня отдышалась и попробовала собраться с мыслями. Из дома доносилась музыка. Праздник еще долго не закончится, а ей надо вернуться в свою комнату. Жислен не желала никого видеть и уж тем более не хотела ни с кем разговаривать. Теперь ей хотелось только спать. И проснуться уже в другом мире.
23
Мари, зевая, потянулась. Взгляд ее упал на зеркало, вставленное под балдахином кровати. Всю ночь она так восхищалась им, что Тристан наконец пригрозил потушить свечи. Чего, конечно же, не сделал.
Возможность не только чувствовать мужа, но и видеть во время занятий любовью игру мышц на его спине, узкие бедра возносила возбуждение на недосягаемую высоту. Мари была уверена, что после этой ночи ничто и никто не сможет больше их разлучить.
То, что сейчас она лежала в обитой алым атласом кровати одна, имело вескую причину. Вчера вечером, когда, трепеща от ожидания и предвкушения, они с мужем шли через бальную залу, Анри пригласил Тристана на охоту, которая была назначена на следующее утро, и, чтобы поскорее отделаться от герцога, ее муж без лишних слов согласился. Очевидно, он решил принять это приглашение.
Подобная готовность исполнить обещанное впечатлила ее, тем более что Мари знала: поспать ему удалось едва ли более двух часов. Молодая женщина взглянула на свое отражение в зеркале и довольно потянулась, а потом смежила веки, чтобы еще немного подремать, – ведь напольные часы показывали лишь без десяти девять.
Вдруг кто-то бесцеремонно затряс ее за плечо. Мари увидела испуганно распахнутые глаза Фанетты:
– Мадам, проснитесь! Случилось нечто ужасное!
Мари растерянно заморгала и встала:
– Фанетта, что такое?
– Граф де Сен-Круа… он мертв, – запинаясь, сказала девушка. – Его обнаружили рано утром. В парке.
– Мертв? – Мари попыталась собраться с мыслями и найти подобающие такому происшествию слова сожаления, хотя в душе считала, что эта кончина не представляет собой большой потери для человечества.
– Это, конечно, грустно, но почему ты так взволнована?
Фанетта схватилась за горло:
– Они арестовали шевалье де Рассака и сейчас находятся по пути в Нарбонну.
– Что?! – Сон как рукой сняло.
– Люди, сопровождавшие графа из Парижа, обвиняют в убийстве вашего мужа. И нашли… – она прервалась, всхлипывая.
– Ну говори же! – крикнула Мари.
– Нашли под телом графа коробочку с фиалковыми пастилками.
Мари чувствовала себя убитой. Невозможно, чтобы это было правдой. «Это не может быть правдой», – мысленно поправила себя Мари. Тристан никогда не смог бы убить человека. Тем более по такой смехотворной причине! Этому должно быть объяснение, и она не успокоится, пока не найдет его.
– Помоги мне одеться, – молодая женщина откинула полог и подошла к тазу для умывания.
Не прошло и получаса, как она уже спускалась по лестнице. Мари искала Троя, но не нашла ни его, ни герцога де Марьясса. В отчаянии она не замечала ни взглядов присутствующих, ни их шушуканья. Едва увидев графиню дю Плесси-Ферток, сидевшую у окна, она, ни минуты не колеблясь, поспешила к ней.
– Графиня, где я могу найти вашего брата? – без предисловий спросила Мари.
Жислен повернулась к ней. Под покрасневшими глазами залегли темные тени.
– Анри вместе с Троем поехал в Нарбонну. Они попытаются сделать все, чтобы опровергнуть обвинение.
– Обвинение? Но это какая-то ошибка! Тристан не убийца.
– Всем известно о его взрывном характере. Многие гости были свидетелями того, как он угрожал графу, а под телом нашли коробочку с пастилками. Многовато для совпадения, вы не считаете?
– Он этого не делал, – с полной уверенностью повторила Мари. – Тристан не убийца.
– Интендант юстиции из Монпелье вчера также был гостем «Белль Этуаль» и присутствовал при споре. Если Тристану предъявят обвинение, то не только в убийстве, но и в государственной измене. Граф – племянник короля. Если Триса осудят, он будет повешен.
Голос Жислен звучал так монотонно, как будто она приняла слишком много лауданума[14]14
Лауданум – настойка опия на спирту.
[Закрыть]. Графиня опустила голову и снова уперлась взглядом в землю. Мари в бессилии сжала кулаки. Она огляделась по сторонам и только теперь заметила, что глаза всех присутствующих устремлены на нее. С высоко поднятой головой молодая женщина прошла мимо них и направилась в конюшню. Ей нужно было ехать в Нарбонну.
– Запрягайте лошадей, – приказала она первому конюху, который попался ей по пути. Он кивнул и исчез в конюшне. Вскоре слуга вернулся со старшим конюхом. Тот поклонился молодой женщине.
– В чем дело? – нетерпеливо спросила Мари. – Я жду, когда мне запрягут лошадей.
– Мадам де Рассак, мне запретили давать вам лошадей. Вы должны оставаться в «Белль Этуаль».
– Герцог ничего не может мне запретить, а уж тем более не может решать, что мне делать. Если ты отказываешься запрячь для меня лошадей, я сделаю это сама.
Мари хотела пройти мимо него и взвешивала, будет ли он ей препятствовать, но старший конюх лишь взглянул на нее и спокойно сказал:
– Это распоряжение не герцога. Шевалье де Рассак просит вас ожидать его возвращения и не покидать «Белль Этуаль». Он поручил мне передать вам это до того, как его увезли в Нарбонну.
Мари остановилась. Тристан хотел, чтобы она оставалась здесь. Значит, он не сомневался, что вернется. Молодая женщина глубоко вздохнула.
– Хорошо. Я остаюсь.
К ужасу Мари, ожидание сильно затянулось. Трой и герцог вернулись в «Белль Этуаль» лишь к вечеру следующего дня. Она с тяжелым сердцем бросилась им навстречу. Их одежда была столь же помятой, как и их лица.
– Где Трис? – хрипло спросила она.
Трой воздел руки в жесте бессилия. Лицо его было серым:
– Мари…
– Я предложил людям графа де Сен-Круа больше денег, чем они видели или увидят за свою жизнь, но мне не удалось заставить их отказаться от обвинения, – прервал его герцог.
– Но ведь он этого не совершал!; Это какая-то чудовищная ошибка! – в отчаянии воскликнула Мари.
– Конечно, он этого не совершал, – фыркнул герцог. – Едва ли не каждый из тех, кто перемолвится с Сен-Круа более чем десятью словами, имел основания убить его. Так что дело не в этом. Они хотят устроить показательный процесс, дабы преподать другим наглядный урок, чтобы было неповадно. Вот и все.
– Преподать урок? – растерянно повторила Мари. Трой обнял ее за плечи:
– В последние годы в наших местах все больше непорядков! Недовольство королевской властью постоянно растет. Зачинщики на несколько месяцев попадают за решетку, но это не слишком помогает. Теперь судьи не упустят возможность повесить убийцу королевского племянника, тем самым заверив короля, что его власть нерушима и здесь, на юге.
– Но Тристан этого не делал! Нет доказательств. Как же они хотят обвинять его? – Мари покачала головой, словно отгоняя от себя видение. – Вас разве не выслушали?
– Мартен Пудрен, интендант юстиции Лангедока, видел стычку Триса и Сен-Круа. О взрывном характере Тристана всем хорошо известно, а кроме того, его коробочка с пастилками лежала под телом убитого. Этого достаточно, чтобы выдвинуть обвинение. Но главное – оба сопровождавших Сен-Круа угрожали распустить всю судебную палату Нарбонны, если дело приостановят.
– Я нанял двух адвокатов для защиты Триса. Кроме того, я подкупил надзирателя, чтобы его хорошо кормили и чтобы он получал все, что ему потребуется, – сказал герцог. Он выглядел усталым и разбитым. – Больше в данный момент я ничего не могу для него сделать.
– Я хочу видеть своего мужа, – Мари освободилась из объятий Троя. – Немедленно.
Герцог покачал головой:
– Посещения запрещены. Мы тоже его не видели. Мари, будьте благоразумны, прошу вас. Сейчас мы сделали все, что только было возможно в этой ситуации. Поверьте, благополучие Триса мне так же небезразлично, как и вам.
– В этом я не сомневаюсь, ваша милость, но я чувствую себя такой беспомощной… – Глаза Мари наполнились слезами.
– Как и все мы, мадам, – герцог поклонился. – Прошу прощения, я должен попрощаться с гостями, а перед тем привести себя в надлежащий вид.
Мари кивнула и посмотрела на Троя:
– Мы возвращаемся в «Мимозу»?
– Думаю, это будет разумнее всего. Герцог задействовал все связи, какие мог. Если появятся новости, мы об этом узнаем.
Мари впилась ногтями в ладонь, чтобы не закричать от беспомощности. Сознание того, что Тристан находится в тесной, сырой и грязной камере, предоставленный на милость своих охранников, сводило ее с ума.
Следующие дни не внесли никакой ясности в ситуацию. Ничего не происходило. Не было известий ни от самого Триса, ни от адвокатов и членов суда, ни от герцога.
Мари казалось, что на каждом шагу она наталкивается на незримые стены. Трой избегал ее. Он проводил время на сборе урожая и у виноградного пресса. Молодая женщина тоже пыталась отвлечься, но это не помогло. Вначале она хотела отправить Тристану весточку, но потом вдруг задумалась – о чем писать? О повседневных мелочах? Или о любви, чтобы потом над ее словами в тюремных коридорах гоготали пьяные охранники? Бесчисленные исписанные листки валялись, скомканные, на полу. Беспомощность и постоянное ожидание сделали Мари агрессивной и раздраженной. Она замечала это по взглядам, которые бросали на нее Сюзанн и Фанетта, и знала, что должна с этим что-то делать, если не хочет сойти с ума. Решение, которое в итоге приняла Мари, она сообщила Трою за ужином.
– Я поеду в Версаль и поговорю с королем. Никакого суда не будет. Триса отпустят. Я верю в это.
Трой опустил вилку:
– Мари, твоя вера в людей и высшую справедливость делает тебе честь, но с чего бы королю помиловать Триса? Откуда ты знаешь, что он вообще станет говорить с тобой?
– И тем не менее я это знаю, – возразила Мари, словно позабыв, что из Версаля ее выслали. Она высокомерно вскинула голову и продолжила: – Я знакома со многими влиятельными людьми, которые могут для меня кое-что сделать. Мне надо было сообразить это гораздо раньше.
Трой, нахмурив лоб, рассматривал ее. Он почти в одиночку опустошил бутыль вина, стоявшую на столе. Как и каждый вечер, когда за столом отсутствовал Тристан.
– Думаю, мне не удастся отговорить тебя от этой идеи.
– Верно. Во всяком случае это лучше, чем сидеть без дела.
– Нужно ли мне сопровождать тебя?
– Нет. Ты нужен в «Мимозе». Я возьму с собой Фанетту и Николя, на всякий случай. Я не собираюсь оставаться там дольше, чем необходимо.
Теперь предстояло обсудить вопрос, который она охотно не стала бы затрагивать, но без этого было не обойтись.
– Мне нужны деньги.
– Конечно, они тебе понадобятся, раз ты едешь в Версаль, – Трой придвинул к себе бутыль.
Мари убрала с лица прядь волос и сказала:
– Прекрасно. Я уезжаю завтра утром, если ты, конечно, дашь мне тысячу ливров.
Он наполнил бокал остатками вина:
– Я говорил о деньгах, а не о целом состоянии.
– Речь идет о твоем брате, Трой! – воскликнула Мари и подалась к деверю. – Мне придется оплатить жилье во дворце, купить пару новых платьев и дать денег лакеям, чтобы получать от них сведения.
– За всю свою жизнь я не видел сразу тысячу ливров.
– Ты не знаешь, где Трис хранит ключ от своего сундука? – с тревогой спросила Мари. Без денег она могла забыть о своем плане.
– Конечно, знаю, но мне никогда и в голову не приходило открывать этот сундук.
– Это крайний случай. Мы должны сделать все, чтобы спасти твоего брата. Ты не можешь сейчас торговаться!
Трой немного помолчал, потом отодвинул тарелку и встал:
– Пойдем. Если там есть столько денег, ты их получишь.
Подавленная, она последовала в комнату Тристана, где стоял сундук с деньгами. Вынув ключ из ящика секретера, Трой открыл сундук и достал два кожаных кошеля:
– Вот. Здесь тысяча ливров.
Мари взяла их и прижала к груди. Из-за его молчания ее неуверенность только усиливалась.
– Спасибо.
Он пожал плечами:
– Для меня деньги никогда не имели значения. – Мари кивнула, поскольку не знала, какого ответа ожидает деверь. – Но для многих тысяча ливров – это хороший повод задуматься о своей преданности.
Теперь она поняла, к чему Трой это сказал.
– Я не собираюсь никуда пропадать с деньгами. Мне нужен твой брат, – резко ответила молодая женщина.
– Хорошо. Значит решено, – таким отстраненным, как сегодня, Мари никогда еще его не видела.
– Ты не хочешь пожелать мне удачи?
– Да, хочу. И не только тебе. Нам всем.
