Текст книги "Странный ангел (СИ)"

Автор книги: Даниил Курсовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)

И он изо всех сил пытался вновь спрятаться за ней!..

Аня, разумеется, об этом и не подозревала.

– Что ты там увидела?.. – весело крикнула она.

– Там… Там была какая-то необычная птица… – неловко отозвалась Катя.

Нет, не Катя!..

Костя!

– Где?.. Я не вижу!..

– Она улетела…

И Катя повернула голову к Ане – потому что Костя подумал, что дальше придумывать птиц или, допустим, белок, будет неправильно.

При этом Костя со страхом думал, что не сможет скрыть своего смущения и будет продолжать краснеть, вызывая недоумение у Ани…

Но, повернувшись к Кате, Костя вдруг совершенно успокоился.

Нет-нет! Это он не сам успокоился!..

Его пришла на помощь Катя!..

«Ну что за глупости!.. – шепнула она ему изнутри. – Ты же сейчас девочка!.. Девочки не стесняются девочек!..»

«Но я же не девочка на самом деле… – пробормотал Кате в ответ Костя. – А мальчики девочек стесняются. Особенно если девочки голые…»

«Но Аня-то не должна узнать, что ты мальчик!.. – возразила Катя. – К тому же под одеждой мы все голые. Так что стесняться тут нечего. Лучше полюбуйся на нее!.. Посмотри, какая она красивая!.. Нет, не просто красивая – прекрасная!.. Какая она естественная, открытая, непосредственная!..»

Катя, маленькая придуманная девочка Катя, говорила сейчас как взрослая мудрая женщина.

И она была совершенно права.

Костя вздохнул и посмотрел на Катю новыми глазами.

Аня была очень хорошо сложена, и с течением времени должна была превратиться в очень красивую девушку, но Костя не думал об этом.

Ведь он был еще ребенком, подобно Ане (и Кате!..), поэтому сейчас он любовался Аней настоящей, а не будущей, не распаляя свое воображение и свою плоть взрослыми фантазиями.

Он видел Аню всю, целиком, не выхватывая с особым вниманием отдельных частей ее тела. Он любовался ею всей. Он любовался ею открыто. Он не боялся любоваться ею, не отягощал своего взгляда мыслью о каких-либо надуманных запретах.

И, в то же время, он любовался ею…

Он любовался ею с любовью!..

«Ну вот видишь?.. – шептала ему в это время Катя. – Нельзя стесняться того, что так красиво!..»

«Того?..» – мысленно переспросил Костя.

«Не надо придираться к словам! – упрекнула его Катя. – Ты прекрасно понимаешь, что я имела в виду. Хорошо, повторю еще раз, специально для придирчивых – нельзя стесняться той, которая так красива!.. Нельзя стесняться естественной красоты!.. Нельзя стесняться своего восхищения этой красотой!.. Этот вариант тебя устраивает?..»

«Этот – да!..» – мысленно улыбнулся Костя.

«А вообще тебя надо отшлепать!» – сердито сказала Катя.

«Мама бы меня, наверное, и в самом деле отшлепала…» – улыбнулся Костя вновь. – «Но я не буду ей об этом рассказывать…»

«Вот и правильно. Это ваша тайна. Твоя и Ани.»

«Моя и Ани?..»

«Конечно! Здесь я уступаю тебе место…»

«Нет-нет, будь со мной!.. Не уходи!..»

«Да здесь я, здесь… Испугался уже!.. Ничего не можете без нас, женщин!..»

«Ты еще не женщина. Ты маленькая девочка. Ты даже младше меня самого на целых два года!..»

«Ах, подумаешь, два года!.. Это совершенно неважно…»

Весь этот невероятный диалог длился какие-то доли мгновения, но он отразился во взгляде Кати.

И Аня заметила это очень необычное, таинственное отражение. Оно согрело ее намного лучше и глубже, чем теплая вода, в которой она стояла сейчас. Оно согрело ее совсем по-особенному, чем отражение родительской любви, в которой Аня нежилась всегда, и особенно когда бывала голенькой. Она ведь, собственно, потому и обожала бывать голенькой с мамой и папой, что так воспринимала их любовь особенно отчетливо и сама переполнялась любовью к ним.

И в лагере, купаясь голышом вместе с другими девочками и мальчиками, Аня всегда вспоминала маму и папу, но главным в купаниях на их детском пляже было ощущение не любви, а свободы и простого физического удовольствия от прикосновений к открытому телу чистой воды, солнца и песка.

Но сейчас, с Катей, все было как-то иначе, совсем не так, как при маме с папой, не так, как на пляже в лагере.

Это новое, совсем новое чувственное переживание оказалось очень приятным, и очень, очень волнительным для Ани и для Кости в образе Кати.

Но почему так происходит, они не стали задумываться.

И поступили очень мудро.

– Какая ты… – пробормотал Костя. Аня, естественно, услышала эти слова из губ Кати.

– Какая?.. – тихо спросила она.

– Вся загорелая…

– Это я в лагере так загорела!.. – улыбнулась Аня, вдруг вынырнув из теплой волны нового ощущения, но не освобождаясь от него полностью. – Мы там все купались и загорали без ничего!..

– Все-все?.. – удивились Катя с Костей.

– Ну, то есть не все, а только младшие отряды. – поправилась Аня. – И пляж для младших отрядов у нас там был отдельный...

Дети замолчали, с улыбками глядя друг на друга.

Как им было сейчас хорошо!..

– Ты не против, если я еще поплескаюсь?.. – спросила Аня.

– Конечно, плескайся! – воскликнула Катя (а Костя был рад ее поддержать). – Пока еще рано, и сюда не пришел еще кто-нибудь.

– А, ну и пусть приходит!.. – беспечно махнула рукой Аня.

Впрочем, ей совсем не хотелось, чтобы сейчас сюда пришел еще кто-то и нарушил очарование этого места и этого времени, которые сейчас принадлежали только им с Катей.

Поэтому Аня поплескалась еще самую чуточку и вышла на берег.

– Давай, я тебя вытру! – вдруг предложила Катя.

То есть это, конечно, предложил Костя, неожиданно для себя самого.

– Давай! – легко согласилась Аня.

Катя взяла в руки принесенное Аней полотенце и принялась бережно вытирать Ане сначала голову, аккуратно отжимая ее довольно короткие волосы, потом плечи, грудь, спинку, руки, животик, попку, ножки…

Аня только жмурилась от удовольствия.

– Меня после ванны папа любит вытирать. Большим оранжевым полотенцем!… – вдруг сказала она. – И он тоже так старается, прямо как ты!..

– Старается?.. Он тебя трет изо всех сил?..

– Нет, наоборот! Он меня не трет, а промакивает полотенцем, как бесценную статуэтку!..

– Статуэтку?..

– Да, это мама так говорит!.. – пояснила Аня. – «Что ты с ней церемонишься, как будто она бесценная статуэтка!» – всегда говорит она. И принимается меня сама растирать!.. До красноты!.. Ух!..

– А как тебе самой больше нравится?..

Аня немножко подумала.

– Мне нравится и так, и так!.. – сказала она.

– Тогда давай я тебя тоже разотру!.. – предложила Катя. – Я буду тебе сейчас мама и папа в одном лице!..

И Катя хихикнула, неожиданно для самой себя (и для Кости!..)

– Не в одном лице, а в одних руках!.. – сказала Аня ей в ответ, и тоже хихикнула.

Катя принялась растирать Аню в том же порядке, с плеч до самых пяточек, и теперь Аня не жмурилась, а кряхтела.

– Тебе не больно?.. – заботливо спросила Катя.

– Нет, что ты! Классно!.. – воскликнула Аня.

И, вновь хихикнув, добавила:

– Мама меня еще шлепает, когда разотрет!..

– Вот так?.. – спросила Катя.

И легонько шлепнула подругу по растертой попке.

– Нет, сильнее!..

– Вот так?..

И Катя шлепнула Аню гораздо крепче.

– Ой! – невольно воскликнула Аня. – Да вот так, вот так!.. Какая у тебя рука сильная!..

– Извини… – смущенно сказала Катя. – Случайно получилось!..

– Да ладно, ты что! Мама меня еще сильнее шлепает!.. – успокоила ее Аня. – И у нее рука больше!..

– Мама тебя шлепает, когда наказывает?.. – удивилась Катя.

– Нет, мама меня шлепает только после ванны или когда играет со мной. А когда она меня наказывает, она со мной перестает разговаривать. – ответила Аня.

И со вздохом добавила:

– Лучше бы она меня шлепала или даже выпорола, чем молчать вот так…

– А что ты делаешь, чтобы она не молчала?..

– Ну, что… Иду просить прощения!..

– И она тебя прощает?..

– Конечно! Всегда!.. Мириться с мамой так здорово!..

Катя сложила полотенце и отступила на шаг назад, с удовольствием разглядывая подругу.

– Теперь ты не только загорелая, но и вся красненькая!.. – сказала она. – Красненькая-прекрасненькая!..

Это произнесла именно Катя, а не Костя, потому что только девочка могла сказать так другой девочке. Причем такая девочка, которая только что была «мамой и папой в одних руках».

Но Костя мысленно горячо поддержал Катю. Он был с ней целиком и полностью согласен.

Аня только смущенно улыбнулась в ответ.

Надо было уже одеваться. И тут Аня почувствовала, что одеваться ей совсем не хочется.

Привычка к невинной младенческой наготе дома, воспоминание о свободной наготе во время купаний в лагере, сегодняшнее, совсем особенное переживание вдруг сплелись вместе, и Аня поняла, что для нее нет ничего более естественного, чем быть обнаженной. Особенно вместе с Катей. Для Кати…

Это было так же естественно, как для Кати быть всегда полностью одетой.

Но солнце поднималось все выше, и на пруд мог прийти еще кто-нибудь. К тому же подруг ждали разные другие замечательные дела.

Поэтому Аня быстренько оделась, а Катя помогла ей застегнуть пуговки на ее легком платье из набивного ситца.

Глава третья

1

Вот это, особенное переживание Кости-Кати и Ани, сразу же стало их личной и самой главной тайной. При этом оно не было чрезмерно острым, чрезмерно волнительным на протяжении всей их дружбы.

Они ведь были еще дети. Они никуда не торопились. Они наслаждались каждым часом, каждым днем жизни, которая казалась им бесконечной. Они еще не знали, что значит «владеть друг другом», «принадлежать друг другу», «быть собственностью друг друга» в том смысле, как это понимают искушенные взрослые.

Они и так принадлежали друг другу, как это свойственно только самым лучшим, самым добрым детям – свободно и радостно, целиком и полностью.

Тем не менее, в самом начале осени Ане пришлось пережить не один приступ жгучей обиды и ревности.

А все потому, что Катя привлекла внимание всех, понравилась сразу всем, когда первого сентября она вошла в классную комнату своего третьего класса.

В конце первой учебной недели уже довольно пожилая Мария Андреевна, учительница третьего, по секрету так сказала Ирине Александровне:

– Через мои руки прошло много самых разных детей, и мальчиков, и девочек. У меня, как вы понимаете, было много учеников!.. Многие из них уже успели стать совсем взрослыми. Были среди них плаксы, капризули, ябеды, жадины, звезды в кавычках, а еще тихони и лапочки, добряки и злюки, озорники и озорницы с самым добрым сердцем, но вот такого солнышка, как ваша дочь, я не встречала никогда!..

– Солнышка?.. – с улыбкой переспросила Ирина Александровна.

– Да, именно солнышка!.. Оно ведь светит всем и никого не обижает, никого не оставляет без своего внимания!.. Все остальные ученики класса с первого же дня стали ее лучшими друзьями и подругами. Все хотят сидеть с ней, все хотят с ней играть, секретничать, просто разговаривать. Я такого раньше никогда не видела!.. Я всерьез думала над тем, чтобы награждать других учеников тем, чтобы усаживать их за одну парту с Катей!.. Но этого, конечно, нельзя делать просто потому, чтобы не утомить вашу девочку.

– Но у Кати есть и совсем особенная, самая близкая подруга, Аня Звонарева. – возразила Ирина Александровна.

– Да, я знаю. – согласилась Мария Андреевна. – Замечательная девочка! Она как раз их тех озорниц, кто мне всегда нравился больше всех. Но она ведь учится классом старше. И очень переживает, бедняжка, что Катя учится не с ней!..

Мария Андреевна была совершенно права. Она только недооценивала всей глубины Аниных переживаний.

Уже с первого, и, тем более, со второго дня их знакомства Аня сразу же стала считать Катю своей самой лучшей подругой, такой подругой, какой у Ани до сих пор не было.

Но Катя…

Оказывается, она и другим девочкам улыбалась точно так же, как Ане! И с другими она была так же мила и доброжелательна!.. И с другими она могла говорить о самом разном, причем к большому взаимному удовольствию. И даже с мальчиками Катя сразу же нашла общий язык, с чем у Ани бывали трудности. Самые ярые нахалы и грубияны рядом с Катей вдруг становились смирными, как ягнята.

В общем, с самого начала учебного года Катя стала для всех сверстников своей. Ни минутки она не была «новенькой». Она сразу стала «старенькой»!..

Так неужели, думала Аня, если бы на ее месте рядом с Катей в утро их знакомства была какая-нибудь другая девочка, Катя отнеслась бы к ней точно так же?.. Неужели Катя начала бы и с другой девочкой дружить так же, как с Аней?.. Неужели Катя совсем не выделяет Аню из всех остальных девочек Дубравки?..

Эти вопросы Аня с первых дней осени задавала себе постоянно, и они мучили ее буквально до слез.

Их классные комнаты находились на разных этажах, и Ане нужно было только спуститься, или Кате – подняться, чтобы проведать друг дружку, но Катя поднималась очень редко. Гораздо реже, чем Аня спускалась вниз. Кате все время было некогда, потому что на переменах она всегда была окружена другими детьми. Катя общалась со всеми со своей неизменной солнечной улыбкой, и уже при одном взгляде на ее лицо и у детей, и у взрослых поднималось настроение.

Опускалось оно только у Ани, которая с завистью наблюдала за этими сценами из коридора, часто не имея возможности подойти к Кате поближе.

И только после школы, когда Аня и Катя вновь встречались у кого-то из них дома, и проводили остаток дня вдвоем, Аня успокаивалась. В эти часы никто другой не отнимал у Ани Катино внимание.

Но по утрам Анино настроение падало, и она собиралась в школу с большой неохотой.

2

Наконец, на эти перепады обратила внимание Дарья Петровна, и осторожно спросила, в чем дело. Было это уже во второй половине сентября.

В ответ на мамины расспросы Аня, неожиданно для себя самой, расплакалась и никак не могла остановиться. Тогда Дарья Петровна усадила дочь к себе на колени, обняла, и Аня сквозь слезы рассказала маме о всех своих обидах, о всех незаданных вопросах и сомнениях.

– Да ты моя детка!.. – внимательно выслушав Аню, сказала Дарья Петровна. – Тут уж ничего не поделаешь, Катя – такая девочка!..

– Какая – такая?.. – пробормотала Аня.

– Ну, вот такая, редкая!.. – пояснила Дарья Петровна. – Солнышко, как говорит Мария Андреевна. И, раз она солнышко, каждому хочется погреться возле нее!..

– Но мне же тоже хочется!.. Она же моя лучшая подруга, а не всех остальных!..

Дарья Петровна мягко улыбнулась.

– Я думаю, Кате так предназначено. Она не может обидеть никого. Она это понимает. – сказал она, вытирая платочком Анины слезы. – И при этом, должна тебе сказать, она ведет себя очень мудро.

– Мудро?..

– Конечно. Она делится своим теплом со всеми, но при этом не сгорает полностью. Нет, знаешь ли, ничего хорошего в том, чтобы взять да и сгореть раньше времени!.. У Кати ведь есть она сама, есть ее мама, есть ее лучшая подруга…

– И это все-таки я, да?..

– И это – ты!.. Без «все-таки». Вот подумай, почему после школы и в выходные Катя общается только с тобой?..

– А почему?..

– Да потому, что она отдыхает с тобой от своих трудов в другое время!..

– От своих трудов?..

– Да, моя милая. Ведь выслушать каждого, найти для каждого правильное слово – это огромный труд. И большинство других только берут что-то у Кати. А ты еще и отдаешь!..

– Ты правда так думаешь?..

– Я правда так думаю. – твердо ответила Дарья Петровна. – И не просто думаю, а знаю!.. До твоего возвращения из лагеря Катя с мамой прожили в Дубравке целый месяц. И Катя успела познакомиться со многими местными детками. Но ее лучшей подругой стала именно ты!.. Так что успокойся, не мучайся и не завидуй другим. Это они могут тебе завидовать. Хотя в зависти, конечно, ничего хорошего нет.

Аня вздохнула с облегчением. И даже немножко пожалела тех девочек, которые хотели бы стать Катиными лучшими подругами, но не смогли. Еще она пожелала, чтобы они поскорее избавились от своей зависти, и от всех других нехороших чувств.

Точно так же, как уже избавилась от них сама Аня. С помощью мамы…

Как хорошо мама умела находить нужные слова!.. С Аниной души будто бы свалился тот холодный камень, который давил на нее столько дней.

– Мамочка! Ты ведь у меня тоже солнышко! – с чувством сказала Аня, обнимая Дарью Петровну. – И я бы тоже очень хотела, чтобы ты светила всегда, и никогда не сгорала!..

– Хорошо! – засмеялась Дарья Петровна. – Буду светить всегда!.. И как бы я светила, если бы у меня не было тебя?..

– Значит, я тебе тоже что-то отдаю, да?..

– Не просто «что-то», а очень многое!..

Аня улыбнулась и умильно спросила:

– Мам, а что именно?..

– Ну, в двух словах об этом и не скажешь. К тому же есть такие вещи, о которых совсем не обязательно говорить вслух.

– А что надо с ними делать?..

– Чувствовать. Просто чувствовать. А еще понимать и принимать без слов.

Аня вновь вздохнула и, немного подумав, сказала:

– Мам, я очень сильно чувствую, что бы мне очень хотелось, чтобы Катя была со мной всегда!.. И в школе тоже. Как жаль, что она в третьем, а я – в четвертом!..

– Очень много «бы» у тебя получилось!.. – улыбнулась Дарья Петровна. – Правда, я слышала, что Катя делает большие успехи и схватывает все буквально на лету. Вот ты возьми и позанимайся с ней по программе четвертого класса!.. Не все же в куклы играть.

– И.. И что будет?..

– Ну, что будет… Катя возьмет, да и перейдет в твой класс!..

– А такое разве разрешают?..

– Такое нельзя запретить. И вы можете этого добиться вместе, если, конечно, как следует постараетесь.

– Ой, мамочка! Как хорошо ты придумала! – подпрыгнула Аня от радости.

– Ну вот, заголосила!.. – улыбнулась Дарья Петровна и чувствительно шлепнула Аню. – Придумала-то я, а заниматься будешь ты!..

– Я буду, буду!.. – горячо сказала Аня.

3

И уже со следующего дня подруги принялись заниматься по программе сразу двух классов. Аня просто поражалась, как легко все давалось Кате.

Костя ведь не мог рассказать Ане о своем настоящем возрасте, и о том, что он уже начинал учиться в четвертом классе. Да к тому же одна на двоих голова у Кости с Катей была очень даже светлой.

Успехи Катя были настолько очевидны для всех, что уже со второй четверти Катя начала учиться вместе с Аней. И, разумеется, свое законное и более чем заслуженное право сидеть с Катей за одной партой Аня не уступила никому.

Конечно, Мария Андреевна была огорчена, что ей пришлось расстаться с Катей, и не скрывала этого. Но проводила свою лучшую ученицу с чистым сердцем. Ну а Эльвира Теодоровна, теперь уже общая учительница Ани и Кати, такому прекрасному приобретению была только рада.

Правда, Кате в четвертом классе пришлось трудиться еще больше – как ученице и как «солнышку». Ведь и в четвертом классе ее на каждой переменке окружали одноклассники, и к ним еще добавлялись гости из третьего, продолжавшие считать Катю своей.

«Этак вы все в четвертый от меня сбежите!» – притворно сердилась Мария Андреевна.

Ничего подобного, разумеется, не произошло.

Катя была одна в своем роде.

Правда, ее ускоренный переход в следующий класс обеспокоил Ирину Александровну. Она боялась любых резких перемен.

Но в новом классе Катя стала чувствовать себя еще лучше, и Ирина Александровна постепенно успокоилась. Она поняла, что ей не стоит волноваться ни о Кате, ни о Косте.

И теперь у подруг было гораздо меньше времени на их безмятежные девчачьи игры, но зато каждая их игра во время отдыха приносила им еще больше удовольствия.

Аня оказалась большой выдумщицей. Во всех играх с куклами вела всегда она, придумывая куклам и игрушкам разные жизненные роли и изобретая всевозможные сюжеты и повороты. Катя с огромным удовольствием подхватывала все Анины предложения, и Дарья Петровна с Ириной Александровной часто откладывали свои дела, чтобы просто понаблюдать за кукольным спектаклем, который импровизировали девочки.

Это было намного интереснее любых сериалов!..

Ирина Александровна после одного из этих спектаклей высказалась в том роде, что если бы подруги показали нечто подобное на публике, это вызвало бы большой интерес.

Ане с Катей очень понравилась эта идея.

И уже на следующий день, после уроков, они показали небольшую импровизацию в своем собственном классе.

Успех превзошел все ожидания!

Уже на следующий день девочек пригласили выступить в бывшем Катином третьем классе. Тут артисток ждал просто шквал аплодисментов.

Само собой, известие об этих выступлениях моментально распространилась по всей школе, и вскоре девочек засыпали предложениями выступить и в других классах. А еще немного погодя подруга Дарьи Петровны, воспитательница детского сада, пригласила девочек «что-нибудь показать и моим деткам».

Детки встретили артисток с огромным воодушевлением, и сами приняли деятельное участие в развернувшемся действии.

И после того Аня с Катей стали частыми и желанными гостьями в садике. Самой собой, каждый раз они показывали что-нибудь новенькое, вовлекая в действие и своих маленьких зрителей.

Разумеется, Аню с Катей интересовали не только вот эти импровизации и выступления. Девочки прекрасно дополняли друг друга. Если Аня была выдумщицей, то Катя – мастерицей на все руки. Она великолепно шила, придумывая куклам самые фантастические наряды, и еще замечательно лепила и клеила. Первый год была для подруг карнавальным, ну а в течение следующего они очень много рисовали и склеивали из картона и бумаги игрушечных домиков, замков и целых дворцов. Многие из этих архитектурных чудес раздаривались сверстникам, и Катя с Аней тут же принимались придумывать и создавать новое чудо, еще более яркое и необычное.

У Ирины Александровны это увлечение подруг вызвало просто шквал эмоций и воспоминаний. Она ведь по профессии была архитектором, одним из лучших в своем проектном институте. Эту работу ей пришлось оставить из-за болезни Кости…

К счастью, не все было подарено другим. Многие из их великолепных поделок Аня оставила у себя, чему впоследствии была очень рада.

Надо сказать, что и все дети относились к этим подаркам чрезвычайно бережно. Уже став постарше, Аня специально ходила в гости к друзьям и знакомым, чтобы вновь полюбоваться на то, что когда-то создали они с Катей.

И достаточно было Ане прикоснуться к какому-нибудь чудесному домику или замку из ярко раскрашенного картона и папье-маше, как она живо вспоминала каждую минуточку, посвященную работе над этой вещицей.

Каждую минуточку, наполненную необыкновенным счастьем…

4

Учебный год пролетел быстро. На следующее лето Аня не поехала ни в какой лагерь, потому что ни на день не желала расставаться с Катей. А Катя никогда не покидала Дубравку.

То лето было наполнено просто безумными приключениями.

Началось с того, что Катино воображение разыгралось, и она тоже стала придумывать новые игры – но вовсе не для кукол. В самом начале июня Катя уговорила Аниного папу сделать для них с Аней луки. «Теперь мы с тобой будем ловкие охотницы!» – заявила Катя. «Неужели мы будем убивать зверюшек?..» – с ужасом спросила Аня. «Нет! Мы будем стрелять в цель на меткость!..» «Но тогда мы же не будем охотницами…» «Ладно, тогда мы будем амазонками!..» – тут же выдала новое решение Катя.

Вместе с мамами подруги сшили себе легкие платья с древнегреческим орнаментом. К платьям прилагались деревянные сандалии с переплетенными ремешками до колен, колчаны для стрел и крылышки в прическах, сделанные из картона, раскрашенного золотой переливчатой краской.

И стоило только Аней с Катей в таком виде, да еще с луками и колчанами за спиной пройтись по Дубравке, как это вызвало просто массовый ажиотаж среди их сверстниц и даже девочек постарше.

Чуть ли не каждая принялась уговаривать маму сшить ей «платье как у Кати с Аней», а папу, дядю или дедушку – сделать лук, стрелы и мишень. И очень скоро в Дубравке появился целый отряд «амазонок». Они красовались в своих «древнегреческих» платьях и устраивали соревнования по стрельбе.

Мальчики тоже не избежали этого увлечения, хотя никто из них не решился нарядиться в древнегреческую тунику. «Вот глупые!» – удивлялась Аня. – «Все же тогда так ходили!..» Зато метких стрелков среди мальчишек тоже было немало.

К счастью, обошлось без жертв среди населения Дубравки. И ни одна стрела не убила ни одной пичужки. Дарья Петровна считала, что это полная заслуга Кати.

Затем уже Ане пришло в голову построить «древнегреческую колесницу», которую тоже сделал ее папа. А вот впрягали в них уже совсем взрослых Маврика и Манюню. При этом Катя предложила перекрасить козликов «во что-нибудь симпатичненькое».

Дарья Петровна буквально потеряла дар речи, когда на следующий день увидела Маврика и Манюню уже не чисто-белыми, а ярко-оранжевыми.

«Что вы сделали с несчастными животными?!..» – воскликнула Дарья Петровна, не зная, смеяться ей или сердиться.

«Мамочка, они вовсе даже не несчастные, они счастливые! – возразила Аня. – Ты только посмотри на их мордочки!..»

«Они ведь у нас теперь не простые козы. – добавила Катя. – Они у нас теперь козерожки!..»

Мордочки «козерожек» в самом деле лучились неописуемым счастьем. К тому же им очень понравилось катать в колеснице наездницу. Колесница была небольшая, и в ней подружки катались по очереди. И не только подружки, но и другие девочки, и даже мальчики, которым удавалось уговорить девочек дать им прокатиться.

Некоторые мальчишки, правда, впрягали в подходящие тележки своих собак, и это было тоже очень занятно, однако ни у кого в Дубравке не было повозки лучше, чем у Кати с Аней. Это признавали все.

Правда, в самом конце того лета подружкам пришлось пережить утрату – умерла Элеонора. Она ведь была уже довольно пожилой козьей дамой, и Маврик с Манюней были ее послёдышками. Элеонора не болела, она просто тихо угасла.

Аня плакала, Катя утешала ее.

«Она прожила долгую и счастливую жизнь!.. – так, очень серьезно и мудро, сказала Катя. – Особенно счастлива она была в последний год, с нами со всеми.»

«Правда?..» – спросила Аня.

«Ну конечно! – ответила Катя. – Ведь мы все очень любили ее, и она понимала, что ее любят.»

По настоянию подруг, Элеонору похоронили на самом краю дубовой рощи, и положили на ее могилку камень с трогательной надписью: «Здесь покоится Элеонора, самая прекрасная коза на свете…»

И это лето пролетело как один день. Осенью Катя с Аней пошли в пятый класс. Обе закончили его круглыми отличницами, и Аня предвкушала еще одно лето, полное новых приключений и удовольствий со своей необыкновенной подругой, без которой она уже и не представляла жизни.

Но весной Ане исполнилось двенадцать лет, и в ней с каждым днем все отчетливее начинали происходить все те изменения, которые превращают девочек в девушек и затем готовят их к превращению в женщин…

Аня начала вытягиваться и одновременно округляться. Она была как будто все той же, и, однако, становилось другой – новой, удивительной и еще более прекрасной.

Ну а Катя тоже подрастала, конечно, хотя и оставалась при этом прежней маленькой девочкой. И платья она носила все такие же нарядные и пышные, как раньше.

Бесконечно так продолжаться не могло, разумеется. Жизнь неумолимо вела Аню и Катю (и Костю, особенно Костю…) к развилке, о приближении которой они еще не догадывались.

Глава четвертая

1

Весна того года была затяжной и холодной, а первая половина июня огорчила всех унылыми серыми дождями. Гулять на улице было никак не возможно, и все эти дни Аня и Катя провели под крышей – играли, читали, рисовали, вспоминали свои приключения, хихикали, смеялись и просто болтали о разных пустяках.

Но Ане с каждым днем все сильнее хотелось побывать на пруду. Она уже очень соскучилась и по самим купаниям в открытой воде, и еще более – по тем особенным переживаниям, которыми сопровождались купания.

Ведь Катя, необыкновенная Анина подруга становилась при этом еще более необыкновенной, и такой она была Ане и еще более дорога.

Как удивительно Катя смотрела на Аню, когда она купалась!.. Какой нежной при этом была Катина улыбка! Какими глубокими становились ее глаза!.. Аня была готова утонуть в этой нежности и в этой глубине.

А Катины руки!..

Ане всегда очень нравилось, когда после купания дома в ванной ее вытирали мама или папа. Или мама и папа вместе. Их руки, конечно же, были ничуть не менее чуткими, чем Катины. По-своему они были даже более чуткими – ведь это были мамины, папины руки, это были руки самых близких на свете людей, которые зачали, родили и воспитывали Аню.

Но Катины руки…

При одном только воспоминании об их прикосновении (этой весной – особенно…) в теле и душе Ани возникал таинственный трепет, и сладкий и терпкий одновременно.

Нет, не было во всем мире ничего похожего на те ощущения, которые дарили Ане Катины руки!..

2

Вот почему Аня обрадовалась просто несказанно, когда, проснувшись однажды утром, увидела, что вся ее мансарда залита ярким солнечным светом.

– Ура! – закричала Аня.

Объятая восторгом, она спрыгнула с кровати и затанцевала на деревянном полу, уже хорошо прогретом солнцем – точно так, как танцевала здесь же почти два года назад.

– Сегодня будем мы купаться! Сегодня будем мы играть! И ярким солнцем наслаждаться! И… это… И бегать, прыгать и скакать!.. Вот!.. – припевала она при этом.

Правда, сегодня никто не прервал ее танца и никто не мог полюбоваться им, потому что Анины родители уже успели уйти по своим делам, а Катя еще не пришла.

– Катя! – воскликнула Аня. – Катя, Катенька моя! Ты подруженька моя!.. И..

Но стишок вдруг оборвался, потому что слов для его продолжения почему-то не нашлось.

И еще что-то произошло с самой Аней. Что-то вдруг кольнуло ее в сердце и сковало движения – так, что она не смогла продолжать свой танец.

Аня остановилась и тревожно выглянула из окна.

Нет, солнце сияло все так же, и на небе не было ни облачка.

Дожди ушли из этих мест куда-то далеко, далеко.

Так откуда же взялась эта невидимая тень, эта странное тоскливое предчувствие?..

Может быть, это просто дает знать о себе какая-нибудь случайная боль?.. Так бывает с человеком, ведь он устроен очень сложно, как и любое живое существо. Вот такая случайная боль, даже не боль, а болька, иногда кольнет, мелькнет, а потом и отпустит.

Отпустит, да…

..Все, уже отпустила, ушла, исчезла.

Исчезла, исчезла.

Или нет?.. Или она просто где-то спряталась?..

Аня сердито встряхнула головой.

Что за глупости?!..

В этом прекрасном мире, где Катя сияет ничуть не хуже самого солнышка, нет места даже для случайной боли!.. Нет, и не может быть!..

Аня встряхнулась еще раз, оделась, и принялась заправлять постель.

3

А вскоре пришла и Катя, тоже очень обрадованная солнечным утром.

Сегодня на ней было почти такое же платье, в каком Аня увидела ее в день их знакомства.

Только то платье было ярко-алое, а это – ярко-розовое, но тоже ниже колен, все в оборках и белоснежных кружевах, с кружевной белоснежной тесьмой по подолу, с пышными рукавами почти до локтей, и белым широким поясом, завязанным сзади на талии большим бантом. И если в тот день на ногах Кати были белые короткие носочки с оборками, то сегодня – розовые без оборок, но зато с двумя алыми полосочками. А вот туфельки на ногах Кати были в точности как те – на низком каблучке, с пряжкой. Только шляпки на голове Кати сегодня не было, зато ее пышные русые волосы венчали два больших розовых банта.