Текст книги "Путь к славе (СИ)"

Автор книги: Даниил Калинин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)

Глава 3

Затрофеить Кудасову удалось только пулеметы – миномет крепко покоцали очереди «Максима», а может и «Дегтяревых»; кроме того, к крошечному на вид «самовару» осталось всего ничего трофейных мин. И, наконец, втроем капитан с бойцами смогли утащить лишь скорострельные машиненгеверы с тремя переносками на два патронных «барабана» каждая.

С трофейными пулеметами еще только предстояло разобраться…

А бой в районе засады, как кажется, лишь набирал обороты. Звонко хлопали «сорокапятки», несколько раз гулко ухнули разрывы противотанковых мин – но вскоре к этим звукам добавились лающие очереди автоматических германских пушек, а там и незнакомые Кудасову выстрелы более легких орудий. И, наконец, какое-то время спустя донеслось множество мелких, едва различимых в общей какофонии звуков гранатных разрывов…

Рокота «Дегтярева» в этом хаосе расслышать не удавалось – так что ротному оставалось лишь надеяться, что бойцы старшины Пархоменко уцелеют и успеют выйти из боя.

Впрочем, едва стоило Кудасову и обоим его бойцам добежать до окопов, как смолкли «сорокапятки» – а вот лающие очереди автоматических пушек ещё продолжили греметь… Это наводило на совершенно черные мысли, но капитан прогнал их волевым усилием, звонко крикнув:

– Лейтенант Малкин, ко мне!

Лейтенант Малкин, невысокий крепыш с покатыми плечами борца, въедливый, рассудительный и технически грамотный командир, остался единственным кадровым взводным в роте капитана. Еще двое лейтенантов и ротный политрук получили ранения во время первых воздушных налетов; одного взводного и политрука догнали осколки, когда они пытались прижать людей к земле. Ведь ошеломленные ревом сирен пикировщиков и грохотом взрывов, красноармейцы бросились бежать кто куда… Но бегущих быстрее и чаще догоняют осколки, сбивает с ног, оглушает взрывная волна.

А второй летеха и сам поддался страху и бежал вместе с испуганными бойцами. Его срезала очередь кормового пулемета при выходе «лаптежника» из пикирования…

– Андрей, возьми трофейный пулемет. Патронов к нему кот наплакал, видно мотоциклисты большого боезапаса с собой не возят – так, наскочить, пострелять, выявить огневые точки, прикрыть отход… Думаю, «барабаны» эти примерно на полсотни патронов рассчитаны. Нужно успеть разобраться, как снаряжать ими пулемет, как снимать с предохранителя. А если разберешься, разрешаю остаток уже присоединенного магазина пристрелять по ориентирам. Ну, коли немцы раньше не появятся…

– Понял, сделаем.

Немногословный, вдумчивый и рассудительный (а главное, исполнительный!) лейтенант капитану нравился. Наверное, свою роль играло и то, что закончил Малкин также Рязанское пехотно-пулеметное и был если не земляком, то из соседних краев – так-то Андрей родом из Мурома, а у самого Кудасова в Муроме жила родня… Летеха поспешил на свой опорник, горя желанием разобраться в новом для себя оружии – ну как ребёнок с новой игрушкой, право слово! А Кудасов вдруг подумал, что хоть ячейки и ходы сообщений обоих взводов разделяет всего несколько метров грунтовки, но все же оба узла обороны кажутся изолированными друг от друга… Эти мысли были неприятны – так что капитан поспешил обратился к бойцам, сопровождавшим его в короткой контратаке:

– Сергей, возьмешь АВС себе. У тебя неплохо получилось, мотоциклиста ты довольно точно подковал! Но прицельную планку сдвинь на триста, в бою стреляй только в режиме полуавтоматического огня. Флажок переключатель находится справа-сзади на ствольной коробке; но стрелять в режиме «автомата» разрешаю только в крайней случае. Во-первых, быстрый износ деталей и возможность перекоса патрона при стрельбе, во-вторых, отдача будет очень тяжелой. Пули-то полноценного винтовочного калибра…

Старательный красноармеец Шитюк, явно довольный такому повороту событий, энергично вскинул руку к голове, громко ответив:

– Есть!

– Да не кричи ты… Саша, ты же давай, лопату в зубы – и как можно скорее расширяй свою ячейку, чтобы я рядом мог встать. В бою будешь вторым номером.

– Есть…

Второй красноармеец ответил командиру без всякого энтузиазма – но куда деваться? А капитан уже возвысил голос:

– Бойцы! При появлении врага из ячеек не тянемся, огонь раньше времени не открываем! Подпустим немцев метров на триста, там уж ударим наверняка – из винтовок и ручных «Дегтяревых»! Расчетам «Максимов» без моего приказа в бой не вступать!

Отдав последние распоряжения, Кудасов принялся разбираться с трофейным пулеметом, аккуратно пробуя отсоединить барабанный магазин… Одновременно с тем он регулярно, обеспокоенно посматривал на дорогу – очереди легких автоматических пушек смолкли, но впереди раздавался все более явственный, приближающийся гул моторов.

Отчего пальцы капитана начали невольно дрожать…

Смотреть смотрел – и все же «бэтэшка» появилась внезапно для ротного. Танк словно вынырнул из-за густо растущих вдоль грунтовки деревьев – и Кудасов с некоторым облегчением разглядел тройку бойцов, упрямо жмущихся к корме танка… Однако советская машина шла одна, без товарищей – зато на дороге практически сразу показался немецкий танк.

Это была «двойка» – хотя Кудасов не знал еще названий и классификации германской бронетехники… Вражеский панцер двигается с неплохой скоростью, по грунтовке не отставая от «быстрого танка» – ведь последний идёт по пересеченной местности с десантом на броне. Обе бронемашины разделяет метров триста – но «бэтэшка» развернута к врагу уязвимой кормой. Не долго думая, немец открыл огонь прямо на ходу!

А капитан, внимательно следящий за происходящим сквозь бойницу в бруствере, узнал «лай» легкой автоматической пушки…

Вражеская очередь смахнула с кормы двух красноармейцев; третий успел спрыгнуть в траву и перекатом уйти в сторону. Звонко лязгнул метал, во все стороны полетели звенья разбитой гусеницы – «двойка» разула «бэтэшку», крутанувшуюся на месте. Скрученные траки забились промеж катков, не дав им проворачиваться – вот танк и развернуло… В ответ звонко пальнула «сорокапятка»; красный трассер в донце снаряда оставил в воздухе размазанный след – но махнул он чуть выше, в метре за кормой «двойки».

Поспешил советский экипаж с выстрелом…

Впрочем, германский панцер тряхнуло динамическим ударом пролетевшей рядом болванки, сбив немцам прицел – да и вражеский мехвод не остановил машины, а лишь набрал ход. В итоге вторая очередь, что должна была добить «бэтэшку» в слабую корму, лишь резанула по борту… Секундой спустя бронебойная болванка вломила точно в борт панцера – во все сторону брызнули искры и светящиеся от жара осколки брони!

А столб огня в моторном отделение «двойки» полыхнул пятиметровой свечой…

Но объехав небольшую рощицу, на открытом участке поля показался уже второй немецкий танк. Он шел по следу «бэтэшки», словно гончая за зверем – и, в отличие от экипажа погибшего панцера, ударил прицельно, с короткой остановки… Очередь бронебойных снарядов калибра двадцать миллиметров вспорола слабую кормовую броню – но экипаж не покинул задымивший машины. Пушка ее была исправна – и словно желая отомстить за себя, бойцы решились во чтобы то ни стало ударить в ответ!

Впрочем, экипаж вела не только отчаянная решимость драться до конца – нет, командир танка руководствовался здравым смыслом. Очереди автоматической пушки и спаренного пулемета «двойки» однозначно добьют танкистов при эвакуации из башни и на открытом участке поля, шансов добежать до окопов нет… Как, впрочем, и доползти. Ведь даже потеряв врага из виду, нацисты просто догонят ползущих в траве большевиков – и с удовольствием намотают азиатов на гусеницы.

Уж после потерь в засаде так точно! И поспешно довернув башню к новому врагу, командир «бэтэшки» нажал на педаль спуска…

Ему мешал целиться дым из быстро занимающегося огнем моторного отделения. И болванка ударила не в лобовую проекцию корпуса «двойки», а лишь зацепила ведущее колесо, сорвав гусеницу… Все же этого было достаточно, чтобы попробовать уйти – но смелый командир потерял время. Он успел открыть башенный люк, но огонь уже прорвался в боевой отсек сквозь тонкую перегородку… Скрученный язык пламени вырвался из люка, словно струя огнемета – а мгновением спустя сдетонировал боезапас осколочных снарядов, сорвав башню с погон и подбросив ее в воздух на несколько метров…

Из обреченного экипажа уцелел лишь мехвод – он успел покинуть машину через собственный люк в передней части корпуса прежде, чем огонь прорвался в боевое отделение. Может, кто-то и упрекнет его в трусости – но что еще мог поделать водитель обездвиженной машины, как помочь товарищам? Чадный дым горящего танка скрыл его от глаз немцев – как и последнего уцелевшего бойца из десанта. Один уцелевший танкист и один мотопехотинец – вот, собственно и все, кто остался от танковой засады…

– Сюда бегите, сюда! Быстрее!

Капитан закричал, призывно махнув рукой – и спустя пару минут выжившие, хрипло дыша и судорожно хватая воздух пересохшими глотками, свалились в ход сообщения… Незнакомый, чумазый танкист хрипло попросил:

– Воды!

Кудасов молча кивнул, снял с пояса собственную фляжку, протянул мехводу – а красноармейца Третьякова, бойца отделения Пархоменко, напоил подоспевший Шитюк. Дав выжившим напиться и перевести дух, ротный требовательно приказал:

– Докладывайте!

Но танкист, едва разминувшись с гибелью, потерянно замолчал, обернувшись в сторону горящего танка. Он словно не слышал вопрос капитана, не сумев еще толком отойти от догонялок со смертью – и только теперь осознал, что товарищей его больше нет… Заговорил Третьяков – худощавый красноармеец с веснушками на носу и разбитыми о башню «бэтэшки» губами:

– Товарищ капитан, докладываю… Большая колонна немцев шла, одних танков штук десять – а за ними автомашины с пехотой и пушками на прицепе. Сколько не знаю, когда бой начался, считать уже не мог… Головной танк наши подожгли, когда он мимо засады прошёл – в корму уделали. Так столб пламени полыхнул – метров пять в высоту! Еще два немца сходу накрылись, попытавшись выйти на обочину – подорвались на минах. Ну и в борта наши жгли – у немцев, говорят, борта слабые…

Словно бы в поисках подтверждения, красноармеец обернулся к танкисту – но тот по-прежнему молчал. Тогда боец продолжил:

– Конечно, оставшиеся танки развернулись, начали стрелять – а с грузовиков посыпался десант немецкий. Мы открыли огонь по команде старшины; Пархоменко вложил очередь в кузов с десантом – так ведь любо дорого! Ровной строчкой вдоль борта! И еще одну машину водитель сдуру загнал прямо на мину – куски мяса во все стороны летели…

Глаза бойца хищно блеснули при воспоминании о том, как грузовик с десантом подорвался на противотанковой мине – но тотчас потускнели:

– Только больше их было, товарищ капитан. Сильно больше. И немцы под огнем не растерялись, пушки стали отцеплять, разворачивать в сторону засады… Тогда мы по команде Пархоменко по расчетам огонь открыли. Один повыбили, уцелевшие артиллеристы залегли – а что толку? Оставшиеся пушки обстреляли наши танки, подбили одну «бэтэшку». Броневик еще раньше германские танки сожгли, он только одного германца достать успел… А к нам уже фрицы подобрались – и метров с сорока гранатами закидали! Старшина одну от себя отбросил – а его тотчас очередь, через грудь…

Третьяков вроде даже всхлипнул – но после твёрдо закончил доклад:

– Уцелевшим бойцам командир танка крикнул на корму забираться. Он метко бил – два танка германских накрыл и две пушки заткнул, уже когда отступали…

Кудасов согласно кивнул. Картина боя в засаде словно ожила перед его глазами, все встало на свои места – включая звуки перестрелки, что он слышал из окопов. Остался лишь самый главный вопрос:

– Сколько немецких танков уцелело?

Боец нервно облизал разбитые, и оттого сильно распухшие губы:

– Там разные были машины, товарищ капитан. В засаде сожгли три пушечных, что покрупнее – одна, правда, на мину наехала, и с места стреляла. Вот ее там и добили… Однако воевали также и пулеметные танки. Их крепко пожгли, два немца на минах подорвались. Но один вроде остался; он за «бэтэшкой» в погоню не пошёл – куда ему тягаться с настоящим танком! И еще две пушки у немцев точно остались…

Словно в подтверждение слов красноармейца, на дороге завиднелся низкий, приземистый танк – а следом за ним и несколько автомашин.

– Ясно… Ты, Третьяков, свою трехлинейку где потерял?

Немного пришедший в себя боец с ужасом округлил глаза. Винтарь он выронил, когда двадцатимиллиметровые бронебойные снаряды рвали тела его товарищей на броне «бэтэшки». Тогда он от ужаса забыл, как себя зовут – и бежал, слепо бежал… Парню повезло, выжил – а вот оружие потерял. Не успев еще привыкнуть к войне и понять её, красноармеец Третьяков мыслил категориями мирной, довоенной службы. А тогда утеря личного оружия была серьезнейшим нарушением! Фактически, преступлением…

Капитан, впрочем, не стал долго мучать бойца:

– Возьмёшь трехлинейку Шитюка – и чтобы стреляя, целился! А вы, товарищ танкист, готовы драться? Готовы отомстить немцам за погибший экипаж?

Совсем невысокий – метр шестьдесят, от силы – но при этом довольно развитый тяжелым крестьянским трудом мехвод словно впервые увидел капитана. Сперва взгляд его, обращенный на ротного, был непонимающим, удивленным – но осознав слова Кудасова, танкист твердо, решительно ответил:

– Так точно!

– Вот и хорошо. Тогда именно ты пойдешь ко мне вторым номером в расчёт. Семёнов, продолжай рыть окоп, потом сменимся!

– Есть, товарищ капитан…

Поредевшая кампфгруппа остановилась примерно за полкилометра от окопавшейся роты. Часть мотоциклетного разъезда успела вернуться к своим и предупредить о заслоне. А о судьбе камерадов красноречиво свидетельствовали побитые пулями, сиротливо замершие в низине мотоциклы… Ох, как корил себя капитан за приказ открыть огонь по «цундаппам» – уж трофейные мотоциклы точно пригодились бы его роте! Но в бою он мыслил другими категориям – и надеялся лишить вражескую разведку транспорта, средства к бегству…

Однако теперь немцы сходу убедились в том, что помимо танковой засады существует и пехотный заслон. Замерла на месте «единичка», а германские расчёты развернули две уцелевшие с боя противотанковые пушки. Кудасов ждал, что они первыми откроют огонь – и что орудия поддержат танкисты обездвиженной «двойки»… Дымящая «бэтэшка» мешает немцам целиться по взводу Малкина – но в сторону опорника самого капитана панцер вполне может врезать!

Однако Кудасов ошибся – первыми открыли огонь германские батальонные минометы калибра восемьдесят миллиметров; их поддержало также несколько легких ротных «самоваров». По позициям обоих опорников ударил целый град мин… И как же остро пожалел капитан, что его бойцы не успели нарыть окопов полного профиля с полноценными укрытиями по типу «лисьих» нор!

Мины загремели в ходах сообщения – а когда они залетают в стрелковые ячейки, раздаются отчаянные, резкие вскрики боли… Несколько красноармейцев, не выдержав выматывающего душу воя мин (каждая из которых летит словно в твою ячейку!) рванули наружу. Но их догнали осколки часто рвущихся «огурцов» и снарядов батальонных «самоваров», в их сторону ударили пулеметная «единичка» и пушечная «двойка»…

Последняя, правда, замерла метрах в семистах от обоих опорников, и очереди автоматической пушки сильно рассеиваются на расстоянии. Но все же бронебойные трассы находят свои цели – хотя германский экипаж и не частит… Капитан также сжался на дне ячейки, деля ее с уцелевшим танкистом – перейти в чуть расширенный окоп Семенова Кудасов и его второй номер уже не успели.

По совести сказать, ротный не меньше других боится умереть, боится за свою жизнь; когда в бою стреляешь в ответ, страх притупляется – но сейчас достать врага никакой возможности нет. Целый рой мин гремит за бруствером, на бруствере, совсем рядом в ходах сообщений! Отовсюду доносятся крики боли, испуганные возгласы, вопли о помощи; со всех сторон летят комья земли, поднятые вражескими снарядами – они взрываются, едва коснувшись земли… Одна мина рванула совсем рядом с бруствером командирской ячейки – и на голову, за шиворот Кудасова густо посыпалась земля.

А очередной «огурец» влетел точно в сдвоенный окоп расчета станкового «максима»…

Глава 4

Набирая высоту мина звенит, словно натянутая стрела – а после, на секунду замерев в точке максимального подъема, с раздирающим душу воем стремится к земле. И каждый раз думаешь – вот, моя! Точно моя! Сейчас влетит в ячейку, и абзац…

Алексей Кудасов рано женился, еще в училище; вскоре родилась дочка, а после выпуска появился на свет и сын. Молодую семью помотало по гарнизонам – особенно запомнилась служба на Урале, в части, расположенной недалеко от поселения Верхняя Салда. Год назад ему дали статус города, но сама семья Кудасовых жила в военном городке… Рядом живописная тайга, реки Салда и Иса, рыбалочка в редкие свободные деньки. А в лесу летом красота невероятная; в изобилье ягод, грибов, орехов – хоть и комаров засилье! Но зимой переметало так, что выходную дверь не откроешь – а в самую стужу в подъезды коммунальных домов заходили греться рыси… Выйдешь на дежурство вечером – а на тебя зеленые глаза таращатся, того и гляди скинется хищная кошка! Но молодые рыси, рискнувшие выйти к людям, старались не проявлять агрессии – по крайней мере, пока их самих не трогали.

Вроде самые тяжелые условия службы – но ведь молодые годы кажутся самыми счастливыми… Потом, правда, жена настояла на переводе – тогда Алексей и попал в первую мотострелково-пулеметную бригаду; после нескольких лет службы взводным доверили роту. Дали семейное жилье из двух комнат, какие-никакие удобства, дети понемногу подрастали – и жили Кудасовы уже в городе. А там и театр, и библиотеки, и кино показывают, и школы, и кружки всякие для подростков, и нормальный детский садик… В общем, зажили – как люди зажили.

И вот вдруг – война. И первый бой, и густой минометный обстрел… И думаешь ты уже не о повышение! И даже не о том, выполнишь боевую задачу или нет, сколько врагов убьёшь… Нет, ты мучительно гадаешь – когда же мина влетит в твою ячейку, что сразу станет и могилкой? Сколько ещё секунд жизни тебе отущено?

Или всё-таки пронесёт…

Так до конца и не пришедший в себя танкист, чье имя Алексей не успел спросить, сидел с широко открытыми глазами – и всем своим видом демонстрировал если не полное спокойствие, так полное безразличие уж точно. Разок заглянув в лицо смерти, выбравшись из горящего танка и оставив в гибнущей машине обреченных товарищей (бывших ему едва ли не семьёй), танкист теперь отрешенно ждал собственного конца… Но сам капитан так не мог, ему нужно было сделать хоть что-то! Хоть как-то побарахтаться…

Впрочем, осознание бесполезности ответной стрельбы в настоящий момент мешало ему встать и дать в сторону фрицев пару-тройку очередей. Ведь если Кудасов кого и заденет за полкилометра, то разве что случайно – зато пушечно-пулеметные трассы танков (у них-то оптика!) и осколки мин обязательно достанут ротного.

Осталось разве что помолиться… И капитан, слышавший молитвы лишь от своих деда с бабкой в раннем детстве, неожиданно для себя вновь перекрестился – и негромко, но с чувством попросил:

– Господи, дай мне еще хотя бы разок увидеть семью, проститься с детками… Господи, дай мне сегодня уцелеть, дай еще разок на детей взглянуть…

Кудасов не знал слова молитв – ну разве что «Спаси и Сохрани». А потому он просто говорил от сердца, просил о самом сокровенном… И кажется, был услышал. Потому как минометный обстрел вдруг резко прекратился – словно по команде!

Впрочем, почему «словно»? Сквозь вой падающих мин капитан не слышал гул двигателя «единички». Да и прорезиненные траки панцера не издавали металлического лязга… Но теперь ротный четко слышал – и даже чувствовал приближение танка. А чуть приподнявшись над уцелевшей частью бруствера, наполовину снесенного близким взрывом мины, он увидел «единичку».

Подобравшуюся к окопам на сто метров, даже чуть ближе…

Но танк пошел в атаку не один – редкой цепочкой вперед наступают также уцелевшие германские мотопехотинцы. Человек под семьдесят, никак не меньше… Они приблизились под прикрытием минометного огня – а обстрел закончился лишь только тогда, когда возникла угроза задеть осколками своих же зольдат.

– Рота! К бою!!!

Алексей уже не успевал провести перекличку и посчитать уцелевших людей. Он понимал лишь, что какое-то число красноармейцев наверняка уцелело – однако выживут они лишь в том случае, если остановят германскую атаку.

Понимал капитан и другое – времени поднимать людей у него нет, нужно как можно скорее дать отпор! А там последуют его примеру младшие командиры, наиболее решительные бойцы… Нужно лишь показать этот пример.

– Отделенные, поднимайте людей! Стреляйте целясь!

Последнюю команду капитан отдал, взгромоздив трофейные машиненгевер на бруствер; торопливо нажал на спуск… Молчание. Проверил предохранитель, нажал на спуск еще раз! Но боек лишь вхолостую клацнул. Технически сложное и капризное, такое опасное и скорострельное немецкое оружие отказалось работать после того, как его засыпало землей.

– Твою же ж…

Капитан аж похододел – но тут, отрезвляя его, грохнул выстрел «авээски» Шитюка. Сергей целился тщательно – и первым выстрелом уложил одного из пулеметчиков, несущего МГ-34 со вторым номером… Немцы по цепочке, синхронно залегли, словно репетировали; вновь ударила пулеметная очередь танка, нащупывая одинокого стрелка. Но Сергей целился сквозь узкую бойницу в бруствере и не спешил со вторым выстрелом.

Он рассчитывал ударить наверняка…

Чуть придя в себя, капитан бросился по ходу сообщения в сторону ячейки Саши Семёнова. Перепрыгнув через насыпь, образовавшуюся на дне окопа после взрыва мины-восьмидесятки, ротный добрался до стрелка – и отшатнулся, едва сдержав рвотный позыв.

Мина угодила точно в окоп бойца, изрешетив осколками тело красноармейца. Все же поборов себя, Кудасов поднял засыпанную землей трехлинейку с уже примкнутым штыком – и крепко покоцанным прикладом. Проверил затвор, выщелкнув уже досланный патрон… Безотказная винтовка конструкции Мосина работала, ствол был цел – и, недолго думая, капитан снял с павшего ремень с патронными подсумками.

Патроны Семенову уже не понадобятся…

– Рота, к бою!!! Стреляйте, если хотите жить…

Сам капитан лег животом на стенку хода сообщения, примостив ложе винтовки на бруствере. Быстро прицелился, выстрелил… И практически сразу в его сторону ударил пулемет залегшего на земле расчёта – вспоров землю у головы командира. Кудасов нырнул в окоп, после чего передернул затвор винтовки, досылая новый патрон… Ячейки стали понемногу оживать одиночными, пока ещё редкими выстрелами трехлинеек, открыл огонь расчет Антюфеева – но тотчас в его сторону потянулись трассы спаренных пулеметов «единички». Маленький танк (танкетка!), вооруженный лишь двумя машиненгеверами, все же очень неплохо поддерживает мотопехоту огнём… Но не теряются и германские зольдаты. Немцы наступают очень грамотно, под прикрытием своих пулеметов – короткими рывками по десять, пятнадцать метров; сперва одно отделение, потом другое, третье… А скорострельные МГ-34 и трофейные польские «Зброевки» создают такую плотность огня, что головы не поднять! И даже если целиться сквозь узкие бойницы в бруствере – то прежде, чем успеваешь зачесь рывок мотопехотинцев и поймать врага на мушку, немец уже успевает залечь… Впрочем, кто-то все же попадает, верно подгадав очередной рывок противника – или достав его на земле, если лежащий немец не оказался в мёртвой зоне.

Но сколько всего этих попаданий под плотным огнем германских «машиненгеверов»⁈

Неожиданно для капитана на правом фланге вдруг зарокотал «Максим»! Уцелевший расчет взвода лейтенанта Малкина открыл фланкирующий огонь с пистолетной дистанции всего-то в полсотни метров… Считай кинжальный! Подготовленные пулеметчики поймали момент рывка ближнего к ним отделения – и выкосили его практически целиком в считанные секунды… Ведя ровную строчку кучно бьющих пуль от зольдата к зольдату.

Но ответ не заставил себя ждать – грохнула одна, вторая германская пушка; спустя несколько секунд последовало еще два выстрела. И если первые осколочные снаряды легли чуть в стороне, то третий врезался в бруствер пулеметного гнезда, раскидав расчёт. Увлекшиеся стрельбой бойцы слишком поздно решились сдернуть «Максим» вниз…

Не успели.

– Примкнуть штыки к винтовкам, приготовить гранаты! Бросаем по моей команде! У кого есть – бейте «лимонками»!

Капитан уже понял, что остановить подобравшихся вплотную немцев стрелковым оружием не удастся. Германцы упрямо прут вперед, не считаясь с небольшими потерями – разве что на левом фланге их группы возникла заминка из-за станкового «Максима»… Но хорошо подготовленная мотопехота вермахта должна поддерживать танковые тараны, прорывы эшелонированной обороны – и ее зольдат учили на совесть, отрабатывая их действия до автоматизма. Потому-то немцы так успешно наступали вперед, прикрывая друг друга точным пулеметным огнем… Последний шанс их остановить – это пусть в ход гранаты.

Вот только немцы выучены обращаться со своими простыми в использовании и удобными для броска «колотушками» получше красноармейцев…

Собственные «лимонки» капитан потратил в схватке с германскими мотоциклистами. Взять же оставшиеся М-24 у добитых разведчиков Кудасов не догадался – да и не успел: ведь затрофеили такие «ценные» машиненгеверы… Что совершенно бездарно отказали в бою.

Хорошо хоть, что не пришлось вновь нырять в ячейку Семёнова. Обе «эргэдэшки» красноармейца висели на его ремне – жаль только, что Саша не успел надеть на них «оборонительные рубашки»… То есть стальные цилиндры с множеством насечек, что дают при подрыве дополнительные осколки.

Быстро приподнявшись над бруствером, капитан понял, что уже не успеет нырнуть в ячейку погибшего бойца и вытряхнуть содержимое его вещмешка. Немцы подобрались на полсотни метров – и теперь готовили собственные «колотушки», ползком подбираясь на дистанцию броска.

Важно было опередить врага…

Повернув флажок предохранителя так, чтобы освободить красный маркер, капитан вновь аккуратно приподнялся над бровкой хода сообщения. Убедившись, что фрицы ещё ползут, зажав гранаты в руках, ротный зычно закричал – одновременно с тем встряхнув «эргэдэшку»:

– Гранатами – бей!

Но одновременно с тем со стороны гансов послышалась схожая команда:

– Infanterie, granaten!

Германские М-24 и советские РГД-33 взвились в воздух одновременно – и немцы, и красноармейцы кидали свои гранаты с дистанции в сорок метров; с обеих сторон канонадой загремели частые, хоть и не столь громкие взрывы… Некоторые бойцы бросали «эргэдэшки», забывая встряхнуть их, поставив на боевой взвод – но несколько сильных «лимонок» выправили положение. Хотя чугунный корпус Ф-1 при взрыве сильно крошится – и на сто метров разлетаются лишь отдельные осколки.

С другой стороны, немцы были точнее; одна из «колотушек» упала совсем рядом с капитаном – и Кудасов рыбкой нырнул в ячейку Семенова, спасаясь от взрыва! О мертвом, обезображенном миной бойце он уже не думал… Спустя секунду грохнул близкий взрыв, в ушах вновь зазвенело. Но ротный уже приготовил к бою вторую «эргэдэшку», встряхнул ее… И бросил с секундной задержкой – так, что граната взорвалась над самой землёй.

– Да!

Бросок с задержкой Кудасову удался – во все стороны ударили осколки, свалившие сразу трех фрицев! Но поднявшуюся на рывок мотопехоту вермахта было уже не остановить…

– Infanterie, mit Bajonetten angreifen!

– Огонь!!!

Следуя собственному приказу, Кудасов резко выпрямился, вскинув приклад карабина к плечу; выстрелил навскидку – но на близкой дистанции не промахнулся, свалив крепкого арийца с унтер-офицерскими нашивками. Одновременно с тем окопы ожили выстрелами трехлинеек, накоротке ударил «Дегтярев» Антюфеева… И тут же замолотила трофейная «коса» Малкина, смахнувшая разом пол-отделения фрицев! Правильно оживились советские пулеметчики – германским расчетам теперь неудобно бить в ответ. Густо ломанувшиеся вперёд зольдаты собственными спинами закрыли прицелы МГ-34…

Потери немцев от кинжального огня стали самыми высокими за время боя – однако они не остановили врага. Уж слишком близки были окопы большевиков – шесть секунд бега! Кроме того, несколько германских унтеров и офицеров были вооружены автоматами Бергмана или старыми еще МП-18 Шмайсера – оставшимися на армейских складах со времен Великой Войны… Накоротке очереди пистолетных пуль ударили не хуже иных пулеметов, здорово поддержав рывок немцев! Вновь пришлось нырнуть на дно окопа капитану, спасающемуся от огня вражеского офицера…

Кудасов передернул затвор, досылая очередной патрон. Ротный успел отметить, как бешено колотиться в груди сердце, но руки его уже не дрожали… А после в ход сообщения спрыгнуло сразу двое фрицев – совсем рядом с Кудасовым. Ближний зольдат тут же развернулся к капитану, вскинув карабин к плечу – но пружинисто выпрямившись, Алексей сходу обрушил тяжелый удар приклада на челюсть мотострелка! Разлохмаченный осколками, массивный деревянный приклад трехлинейки удар выдержал. А вот в челюсти немца что-то явственно хрустнуло, и он без чувств рухнул наземь… Камрад оглушенного мотопехотинца среагировал длинным выпадом, уколом наточенного штык-ножа – что ротный пусть и с трудом, но успел парировать в сторону стволом собственный винтовки.

Хотя лезвие вражеского штыка пропороло гимнастерку на правой руке, резанув бицепс…

Однако же кадровый советский командир оказался более умелым рукопашным бойцом. Шейкой крепления своего штыка он подцепил ствол вражеской винтовки у самой мушки – и на противоходе, сильным рывком обезоружил немца! После чего коротким уколом вогнал игольчатый штык в живот зольдата – отчаянно вскрикнувшего от боли и страха…

Вновь ударили очереди автомата Бергмана, зачищая ход сообщения; вскрикнул смертельно раненый красноармеец – строчка пуль перечеркнула его живот чуть повыше пупка. Обернувшись, германский офицер заметил советского командира; увидел немца и капитан, стремительно освободивший граненый штык из живота мотопехотинца… Он успел выстрелить первым, навскидку, заставив немца шарахнуться в сторону. И даже зацепил бок обер-лейтенанта, командира штурмового германского взвода!

Но перезарядить винтовку Кудасов не успевал при всей своей сноровке – очередь пистолета-пулемета МП-35 опередила бы его. Все, что Алексей смог сделать – это резко присесть на колено в надежде сбить прицел врага и выиграть еще мгновение…

Однако последнее движение командира позволило красноармейцу Шитюку поймать вражеского офицера на мушку – и нажать на спуск. Парой секунд ранее он успел сменить очередной магазин – и перевести АВС в режим автоматического огня… Коротко отстучала очередь советского автомата – как и обещал капитан, у него была сильная отдача, и прицел мгновенно сбился. Однако первыми двумя пулями Сергей все-таки достал обер-лейтенанта… В живот и шею.