Текст книги "Путь к славе (СИ)"

Автор книги: Даниил Калинин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

Глава 18

…– Прошу к столу, товарищ комбриг!

Широким жестом к расстеленной на траве белой скатерти меня пригласил водитель штабного броневика Ваня Мухин – невысокий и круглолицый, смешливый красноармеец с хитрыми огоньками в глазах. Я мельком взглянул на богатство, крупно нарезанное трофейным германским штык-ножом – и вот где его достал мехвод? Уж точно не в бою – хотя легкий пулеметный броневик для настоящего боя не слишком-то и подходит… По крайней мере, для атаки укрепленных германских траншей – хотя во Львове броневик нас с начштаба крепко выручил.

Теперь, правда, на нем разъезжает сам Дубянский, поправивший здоровье в госпитале – а я получил в свое распоряжение новую машину и новый экипаж, пока Малютин ремонтирует «тройку» в тылу наступающей бригады…

– И где вы только взяли это богатство?

Действительно, богатство: круг аппетитно пахнущей краковской колбаски, разрезанный на четыре части (по числу членов экипажа) сменяют крупные шматы копченого сала и сочный красный перчик; непонятно, где его вообще удалось достать. Разве местные строят себе теплицы в конце 30-х? Ни разу не задумывался над этим вопросом… Еще на покрывале разложены ровные ломти пшеничного хлеба, густо намазанные сливочным маслом – а чуть в стороне в траве притаилась прозрачная бутыль с красного цвета напитком. Не иначе как домашнее вино? Перехватив мой взгляд, мехвод лишь неопределенно пожал плечами:

– Так слабенькое же, товарищ комбриг, словно компотик. А то вон вода из фляжек уже затхлым отдает!

– Ничего, перетерпишь. Вино – вылить, в бутылку набрать воды… Как будет возможность.

Мухин стремительно поскучнел, улыбка мигом исчезла с его лица; додумался же предложить комбригу выпить! Хотя, возможно, кто-то из старших командиров такое предложение оценил бы резко положительно… Но точно не я, противник спиртного на идеологическом уровне. Насмотрелся еще в детстве на бухих русских мужиков, пропивших всякое достоинство и уважение – и потерявших не только человеческий облик, но и саму жизнь… А уж сколько было драк на дискотеках исключительно по синьке окружающих! Уже в зрелые годы прочитал про замечательного священника из Ельца, отца Николая Брянцева – создавшего в городе «общество трезвости» и развернувшего широкомасштабную кампанию против пьянства.

Кроме того, у танкистов на всех боевых выходах царит строгий «сухой» закон – не дай Бог пойти в бой хмельным! Скорость реакции падает, координация движений сбивается – а в поединке с панцерами или ПТО это ж верная смерть… Хоть после боя мужики порой и лечат нервы спиртным – но точно не на марше.

А уж Мухин-то и в бою пока не был…

– Ладно, давайте по быстрому перекусим.

Вообще, изначально я планировал разделить трапезу с танкистами – благо, что на вынужденной стоянке, необходимой для дозаправки танков, решились сварить горячее. В полевой кухне сейчас кашеварят сразу и первое, и второе; причем если второе – это пшенная каша на свином сале, то на первое суп с пшенкой на свиных ребрах! Никогда не понимал свинину в качестве основы для бульона – но ведь то были стандарты мирной, никак не связанной с войной жизни.

Тем более что ребра-то копченые – а уж это совсем другой расклад…

Да, полевая кухня с горячей едой – это, конечно, очень хорошо. А вот что совсем-совсем… нехорошо! Так это то, что в РККА образца 1939-го года нет сухих пайков – вообще нет. Вот в Русской Императорской армии образца 1914-го года они были – включая саморазогревающиеся консервы. Причем технологию создания консервных банок с такой хитрой приспособой немцы успешно сперли; ничего сложного там нет – химическая смесь в нижнем отделении банки вступает в реакцию после банального проворота корпуса, и греет отсек с мясными или мясорастительными консервами. Танкисты панцерваффе используют саморазогревающуюся тушенку на марше – и германский экипаж вполне может перекусить горячим прямо на ходу…

Но что там тушенка – в РККА даже банальных сухарей или галет в масштабах армейского снабжения еще нет! Хорошо хоть, мы нагрузили танки запасом свежего хлеба – и успели даже самостоятельно засушить небольшой запас сухарей… Заодно снабдив танкистов и копченой колбасой, и польскими да трофейными немецкими консервами.

Железный паек, ага. Но в целом, ситуация так себе… Я там противотанковое ружье предлагал, командирскую башенку на танк, выпуск орудий ЗИС-3! А на самом деле стоило бы попросить о тушенке и галетах в обязательный паек.

Не желая обижать экипаж – сосредоточенного и скромного пулеметчика Колю Малых, а также застенчиво улыбающегося радиста Владика Никишева, я с благодарным кивком взял кусок хлеба с половинкой перчика, и колбаски. После чего похвалил запасливого и в целом, рукастого мехвода:

– Молодец, Мухин, объявляю тебе благодарность!

Ванька снова расцвел, даже чуть покраснел от удовольствия – а я вдруг понял, что красноармейцам из экипажа лет по девятнадцать самое большое. В отличие от танкистов, война еще не успела их обтесать – мальчишки, право слово, совсем мальчишки… В итоге у меня кусок в горло не полез – и, не желая стеснять ребят, я коротко приказал:

– Вы ешьте, но и про запас не забудьте. Колбаса с салом могут еще пригодится на марше – а там уже и кашевары горячее до ума доводят…

Подавая парням личным пример, я вернул четверть круга краковской обратно на скатерть – и отступил в сторону, вновь обозрев позиции кое-как замаскированной бригады.

Вернее сказать – полутора батальонов, понесших немалые потери в последних боях, но это если считать машины. А так, основные силы 24-й лтбр собраны сейчас в перелеске – и на опушке не очень большой рощи, где мы кое-как замаскировали танки, тягачи с «сорокапятками». Маскировочные сети у нас есть, включая трофейные – но на все машины их не хватает… Да еще полтора эскадрона конницы в довесок – это же четыреста всадников с лошадьми, плюс цистерны-заправщики! Наблюдатель с воздуха активность на земле обязательно разглядит…

А наше собственное истребительное прикрытие лишь недавно ушло назад, сделав над перелеском прощальный круг.

Там-то и было лишь звено из трех не шибко скоростных «чаек», сменивших привычные «ишачки». Пилоты последних несут регулярные потери в воздушных боях – и командование решилось закрыть их переброской из Монголии уже получивших боевой опыт экипажей… В то время как ветеранов Халхин-Гол, летающих на И-16, массово перевели на север – в Восточной Пруссии вроде бы затевается большое наступление; но это так, обрывочная информация из штаба армии… А наше прикрытие имело задачу отогнать бомбардировочную эскадрилью в случае чего – или, по крайней мере, не дать врагу точно отбомбиться по расположению бригады! Кроме того, «ястребки» должны были атаковать воздушного разведчика, если последний окажется в квадрате нашего движения.

Но вражеской авиации до сего момента в воздухе видно не было…

Почему лишь до сего момента? Да потому, что именно сейчас высоко в воздухе словно бы завис одинокий самолет, медленно летящий – можно сказать даже, «плывущий» с северо-западной стороны!

Вот и приплыли… По уму, наше воздушное прикрытие должны были сменить заправленные машины. Но – не сменили; очевидно, не хватает самолетов. И что самое поганое, у меня нет прямой связи с нашей авиацией – в настоящий момент штатная рация не добивает даже до оставшегося в тылу 106-го батальона…

– Никишев, срочно вызывай обоих комбатов! Мухин, свернуть скатерть-самобранку и приготовить машину к движению! Коля – добеги до поваров, пусть тушат кухню, нас сейчас и малый дымок выдаст…

Сам я также нырнул в бронированное и довольно прохладное нутро пулеметного БА-20, пока радист спешно вызывал комбатов:

– Ноль первый, в воздухе «птичка»! Пусть люди занимают «бэтэшки»; зенитчикам – огонь, только если немец снизится. И казакам подскажи увести лошадей в рощу, да спрятаться самим.

– Понял, ноль десятый. Выполняю.

Я повторил приказ комбату-два – в душе уверенный в том, что принятые меры маскировки уже ни на что не повлияют… У фрицев отличная оптика – и какое-то движение на опушке разведчик все равно заметит. А снизившись, наверняка увидит замаскированные танки…

Разве что на снижение фрица достанут расчеты ДШК.

Разведчик, однако, снижаться не стал – вместо этого в течение нескольких минут он нарезает круги над перелеском и рощей, пытаясь словно бы что-то разглядеть. В броневик уже вернулся штатный пулеметчик – а у меня в душе забрезжила робкая надежда, что фриц все-таки не разглядел танки и вскоре уберется восвояси… Но прошла еще минута, друга – а разведчик все также висит в небе, нарезая круги над нами.

– Чего же ты не улетишь, гнида⁈

Словно в ответ на мой вопрос, на очередном круге разведчика земля вдруг вздрогнула – и тотчас в стороне рощи раздался мощный взрыв…

– Ноль первый, «птичка» корректирует артиллеристов! Пусть расчеты ДШК попробуют его достать!

– Есть!

На перелесок обрушились еще несколько ударов тяжелых гаубичных снарядов – а в небо устремились едва заметные на солнце трассы крупнокалиберных пулеметов. Если память мне не изменяет, ДШК способен бить в высоту до двух километров – а германский маноплан с неубирающимися шасси вряд ли поднялся выше. Но с учетом рассеивания очередей на таком расстоянии говорить о точной стрельбе не приходится – немца удастся разве что спугнуть…

Впрочем, его и спугнули. Не знаю, показалось мне или нет – но вроде бы на крыле разведчика вдруг ярко сверкнул удар зажигательной пули, после чего немец стал быстро набирать высоту. Но помешало ли это точности артиллерийского огня? Не могу сказать… Однако, за очередным ударом тяжелого снаряда вдруг раздался оглушительный взрыв – от которого содрогнулась сама земля! А над перелеском взвился гигантский столб пламени…

Побежали из рощи испуганные лошади и люди – а у меня дыхание перехватило от ужаса при виде огненного облака, поднявшегося над позицией батальона. Кажется, немцы попали в одну из цистерн-заправщиков… И хотя каждый из четырех бензовозов был опустошен как минимум, наполовину – но ухнуло столь жутко, что мой броневик едва не перевернуло тяжелым ударом горячего, спрессованного воздуха…

Нам еще повезло, что штабная машина стоит в стороне от танков, на самом краю перелеска! Все равно по броне ударил град то ли земли, то ли осколков – а когда взвесь дыма, пыли и поднятой в воздух земли наконец-то осел, я увидел три ярко горящих танка.

Полыхают, словно облитые бензином скирды соломы…

Сколько еще «бэтэшек» получили повреждения разной степени тяжести, пока что сказать сложно. Но полевая кухня танкистов точно была в стороне взрыва – и словно бы испарилась в огненном облаке.

Вот и поели горяченького…

– Боженька, защити, Боженька…

Я встретился взглядом с Никишевым; у красноармейца мелко трясется нижняя губа, а глаза широко вытаращены от ужаса. Поймав мой взгляд, радист все же осекся – но я постарался кивнуть ему как можно спокойнее:

– Молись, если хочешь. Сейчас это точно не будет лишним…

Бригадному комиссару, оставленному со 106-м батальоном, не понравились бы мои слова. Но Макаров, успевший хлебнуть лиха еще во Львове, был в душе только рад моей просьбе остаться на занятых позициях – и выступить вслед нам, лишь когда третий бат сменят на отбитом участке германской обороны… Там, конечно, тоже хватает рисков – зачистив примыкающие к «кургану» участки траншей, Т-26 майора Агафонова встали в жесткой обороне.

А ведь контратаки на них обязательно последуют…

К слову, после самого прорыва бойцы «третьего» батальона довольно легко зачистили германские окопы. Ведь когда танки идут вдоль линии траншей (а не лицом к ним под прямым углом), они без особого труда достают укрывшихся в окопах пехотинцев пулеметно-пушечным огнем. Да и развернутые по фронту обороны, замаскированные батареи ПТО немцы были вынуждены демаскировать – и срочно перемещать… Порой уже под огнем моих танкистов! Но ведь иначе вести бой могла лишь одна, ближняя к «коробочкам» пушка – и ее также необходимо было успеть развернуть против боевых машин.

Однако же прорыв и зачистка – это одна задача, но совсем иная состоит в том, чтобы удержать занятые траншеи от возможных контратак. В конце концов, без дополнительных фортификационных работ и грамотного развертывания уцелевших танков, наши ребята были бы столь же уязвимы к «продольной зачистке»… Именно потому вместе с комиссаром остался и начштаба Дубянский – на Василия Павловича я надеюсь крепко!

Правда, сейчас полковника мне крепко не хватает, как и выбывшего по ранению помощника по строевой части – чью должность мы впопыхах так и не укомплектовали…

Так вот, комиссара наверняка бы задело мое чрезмерное попустительство в отношении молящегося бойца. Но, во-первых, комиссара здесь нет – а во-вторых, еще неизвестно, как бы повел себя сам Макаров, окажись он заперт в тесном пространстве легкого броневика с противопульной броней. Да еще и под обстрелом гаубичной артиллерии… Когда взрывы с такой силой шатают машину, что БА-20 того и гляди, перевернется! А еще осколки долетают до нас все чаще – и дробно бьют по броне, заставляя вздрагивать весь экипаж… Пока, правда, все больше по носовой части.

Я то еще привычный – как-никак, уже дважды дрался в танке. А вот молодые пацаны совсем побелели с лица…

Правильно говорят – в окопах атеистов нет. Сам я никогда не был особо «восцерковленным», но и не видел никакого вреда в православии. Жили бы люди по заповедям, то давно бы уже обрели мир на земле и гармонию – и не было бы никаких войн! А некоторых священников, вроде Николая Брянцева, я так и вовсе крепко уважаю… И уж тем более глупо мне говорить о том, что Бога нет – когда я сам успел умереть в прошлой жизни, но оказался вдруг в теле комбрига Фотченкова!

Конечно, осмыслить этот факт я так и не смог, запутавшись в догадках и теориях… Впрочем, я и ранее был уверен в том, что человек разумный не эволюционировал из обезьяны – тем более, что споры на тему «недостающего звена» не стихают до сих пор. Одни говорят – вот он, точно нашли! Но после выясняется, что найденный питекантроп – это лишь вымершая, тупиковая ветвь… Зато научно удалось установить, что все живущие на земле мужчины имеют одного предка мужчину, источника Y-хромосомы. И также все живущие на земле женщины наследуют михотохондрии от одной предка-женщины… А теория возникновения вселенной из «большого взрыва» и «космического бульона»? Ну что за бред⁈ Она общепринята лишь потому, что в какой-то момент ученые решились натянуть сову на глобус в попытках уйти от библейской истории происхождения мира.

Что, однако, не мешает другим ученым критиковать «большой взрыв» именно с научной точки зрения…

Вот какие странные мысли вдруг лезут в голову при обстреле! Космический бульон, питекантропы – так вон он, большой взрыв! Чуть не угробил нас в броневике – за три сотни метров от эпицентра… А сейчас снова загрохотало по броне – то ли осколки, то ли комья земли и камни, поднятые близким взрывом.

– Господи, спаси и сохрани! И помилуй…

Я и сам широко, торжественно перекрестился, озвучив слова древней – и, пожалуй, самой известной молитвенной формулы. Вроде, даже как-то спокойнее стало… А спустя еще минуту артобстрел стих; Мухин, подождав немного, выбрался из машины, осмотреть ее на возможные повреждения – и тут же отчаянно заматерился. Впрочем, я и сам чую, что броневик осел на спущенных колесах – да и по сильно вытаращенному носу машины прилетело крепко.

Я хотел было позвать водителя и уточнить ситуация – но тут чуть успокоившийся уже радист обратился ко мне лишь немного дрожащим голосом:

– Товарищ… Т-товарищ комбриг, разведка.

– Слушаю!

В наушниках послышался прерывающийся треском и помехами доклад лейтенанта Шматова, командира разведгруппы:

– Ноль десятый… Вижу танки в километре… На северо-западе. Чешские, еще «двойки»… Грузовики с пехотой.

– Принял, уходите. Не скрываясь, прямо к рощам, на полном ходу. И немцев тяните за собой…

– Выполняю.

Я кивнул сам себе, быстро обдумывая дальнейшие действия – после чего обратился к Никишеву:

– Влад, вызывай комбата Акименко.

– Слушаю, ноль десятый.

Голос Кирилла показался мне каким-то безжизненно надтреснутым – из-за чего я здорово испугался за майора:

– Ноль первый, ты там не ранен?

После секундной паузы в наушниках также глухо откликнулись:

– Нет. Но три экипажа накрылись вместе с машинами… И еще есть потери да повреждения.

– Понял. Значит так – сюда идут немцы, танковая часть, мотопехота. Снимай все свои коробочки, что на ходу – и доукомплектуй экипажи за счет тех, чьи машины обездвижены. Остальные бэтэшки – неподвижные огневые точки… Казаки, чьи лошади убежали, пусть огонь тушат – прочие всадники отступают с тобой и Богодистом. В тылу овраг метрах в пятистах, склоны там пологие. Пока что туда, но по сигналу красной ракеты – фланговый охват. Вопросы?

– Никак нет.

– Выполняй, ноль первый…

План будущего боя созрел в голове очень быстро. У меня есть несколько «сорокапяток» (не могли же ведь все ПТО накрыться во время артналета⁈), есть обездвиженные танки с поврежденной ходовой… А разведка выведет немцев к перелеску – все равно ведь враг уже знает местоположение бригады. И дело даже не в разведчике – черный дымный столб прекрасно демаскирует позицию…

Значит, здесь мы немцев и встретим – на предельных дистанциях боя «сорокапяток». А как подойдут немцы поближе, втянувшись в перестрелку – так мой засадный полк нанесет фланговый удар… Правда, мне самому придется остаться с прикрытием – и помоги Господи правильно оценить ситуацию. выбрать нужный для сигнала момент!

Лишь бы только бомберы не налетели, пока «бэтэшки» в овраг спустились… Впрочем, выкормиши геринга наверняка отбомбятся по роще и занявшемуся огнем перелеску. Так что выходит – нормальный я сообразил план?

– Влад, вызывай комбата-два.

Глава 19

…Мы с экипажем залегли неподалеку от повреждённого осколками броневика; страшно думать, случись самым крупным из них ударить по боевому отделению! Броня пять миллиметров, и далеко не факт, что удержит даже винтовочную пулю – а против бронебойной вообще без шансов.

Выбрали мы более-менее широкую промоину, чуть расширив её двумя лопатами и насыпав впереди невысокий бруствер – вот и все укрытие… По уму, мне нужно было уходить с танкистами Акименко, и ждать в засаде – но командирских танков у нас нет, а в обычной «бэтэшке» тесно и экипажу. Конечно, в броневике пространства точно не больше – из-за меня пришлось даже убрать стойку с пулеметными дисками по правому борту! Но мне нужны была радийная машина с подготовленным радистом – поскольку сам я рацию пока не освоил. А радийные танки заняты командирами рот и выше… И их уже не потеснишь.

Тем более, что «коробочек» после налёта осталось не так и много, и участие в бою обязательно для всех экипажей; с точки зрения безопасности ещё неизвестно, где надёжнее. За тонкой броней БТ-7, способной выдержать удар болванки лишь на предельных дистанциях боя – или в мелком окопчике, замаскированного чуть в стороне от разбитой гаубицами стоянки… Про неподвижный броневик и говорить не приходится – если кто из немцев заметит машину, сожгут его первым же выстрелом.

Лучше уж в неглубоком «окопе»…

– Видите немцев, товарищ комбриг?

Я согласно кивнул Мухину, аккуратно приподнявшись над бруствером с биноклем в руках. Германские панцеры действительно можно разглядеть – но цепочка танков находится ещё довольно далеко и не представляет сейчас непосредственной угрозы… Нет, все свое внимание я сосредоточил на броневике разведчиков – что в настоящий момент спешно уходит от погони.

Лейтенант Шматов выполнил мой приказ – снялся с места, как только я скомандовал уходить. Довольно шустрый на шоссе, но чересчур тяжёлый (пять тонн!) и потому медленный на пересеченной местности, броневик БА-10 имел все же приличную фору – и от панцеров уверенно оторвался.

Увы, германские броневики разведки «хорьх» идут едва ли не вдвое быстрее нашей машины… Пара фрицев загоняют моих разведчиков, словно дичь – пытаясь зажать их машину под перекрестным огнём автоматических пушек. И ведь уже близко подобрались гады – на пятьсот метров… Экипаж БА-10 спасает пока мастерство мехвода, умело бросающего броневик из стороны в сторону – его отчаянные зигзаги сбивают прицел германским наводчикам. К тому же очереди их пушек относительно короткие – в обойме всего десять снарядов…

Неожиданно звонко ударила «сорокапятка»; сперва я ругнулся сквозь зубы, подумав на замаскированную в роще батарею – но потом понял, что пальнули из броневика, прямо на ходу. Прицельности ноль, попасть можно только случайно – но один из «хорьхов» суетливо и испуганно шарахнулся в сторону.

Невольно я сжал кулаки за своих разведчиков – но чуда не случилось. БА-10 неожиданно нырнул передним колесом в незамеченную мехводом промоину, отчего броневик сильно сбавил ход… И германская очередь ударила точно в корму. Брызнули искры разбитой кормы, и практически сразу вспыхнуло пламя – языки которого едва различимы при солнечном свете.

Но обреченный экипаж решился драться до конца – ясно понимая, что покинув броню, им не уйти в поле от очередей автоматических пушек и спаренных пулеметов… Вновь огрызнулась танковая «сорокапятка» – и красный трассер, опережая звук выстрела, тотчас врезался в лобовую броню «хорьха»! На расстоянии в пятьсот метров рациональные углы наклона крупповской брони не спасли германских разведчиков – БА-10 ударил с места, и наводчик старательно выверил прицел… Понимая, что шанса пальнуть снова может и не быть! Наконец, немец сам потерял осторожность и попёр прямо вперёд, уверенный в победе.

Думал гад, что осталось лишь добить в поле бегущих советских разведчиков… За что и поплатился, резко сбавив ход – и также густо задымив.

Увы, «сорокапятка» пальнула всего раз – салютом в честь погибающего экипажа. Очередь второго «хорьха» врезала в борт – а стремительно разгорающееся пламя охватило машину целиком. У меня ещё оставались какие-то невнятные надежды – но затем ухнул взрыв внутри броневика. Сдетонировал боезапас, развалив корпус машины изнутри… А я вдруг почуял во рту отчетливый металлический привкус.

Прокусил губу от переживаний…

– Ну, падлы… Сдохните!

Мне остро захотелось, чтобы уцелевший германский броневик уже подкатил, наконец, поближе к роще – метров хотя бы на семьсот. И чтобы оставшиеся четыре орудия Елизарова изрешитили сраного «хорьха»! Не сразу я успокоился, взяв себя в руки; майор будет действовать согласно полученной перед боем инструкции – и постарается ударить именно в борт панцеров. Случится же это не ранее, чем немцы подойдут к разбитой стоянке метров на семьсот – и первым откроет огонь старшина Мишин, самый точный и умелый из оставшихся танковых наводчиков…

Всего на позиции замаскированы семь танков с разбитой ходовой и исправными пушками. Они дружно откроют фронтальный огонь вслед за Мишиным на дистанции, практически предельной для орудий «бэтэшек»… Затем, когда враг приблизится, чтобы вести более-менее прицельную пальбу, ударит с правого фланга замаскированная в роще батарея «сорокапяток» – развернутая под углом к наступающему клину германских панцеров.

А пара уцелевших полковых миномётов поддержат товарищей навесным огнём. Близкий взрыв 120-миллиметровой мины вполне может сорвать гусеницу – а случайно ударив в моторную часть, сожгет танк.

Ну, а там уж и я, не мешкая, подам сигнал из ракетницы… По крайней мере, таков план. Однако планы, как поговаривал Мольтке-старший, существуют до первого выстрела противника… Вот и сейчас «хорьх» замер на месте, не решаясь продолжить движения вперёд. После смерти камрадов его экипаж явно не желает примерить на себе роль живца.

Однако, уничтожив опасный советский броневик, фрицы пустили вперёд группу мотоциклов – пять штук, на каждом по два ганса. И что самое поганое, фрицы рванули не напрямки, а обходя все ещё дымящий подлесок с левой стороны – держась при этом как можно дальше от рощи… Они покатили считай, прямо на нас.

А у моих танкистов и артиллеристов строгий приказ открывать огонь только по панцерам…

– Малых, занять пулеметную башню.

– Есть…

Николай заметно побледнел с лица, но дисциплинированно побежал к броневику – что мы на рукак затолкали вглубь подлеска. Есть шанс, что гансы нас всё-таки не заметят…

– Ваня, а ты оставь-ка Владу свой винтарь – и ползи к казакам. Пусть хоть десяток сюда отправят – и если что, готовятся поддержать нас огнём.

– Есть!

Запасливый мехвод, раздобывший где-то внештатный карабин, явно рад порученной ему миссии – а я невольно обругал самого себя. На позиции осталась практически сотня казаков – но я приказал залечь им позади танков и в роще на случай, если немцы пустят пехоту в бой. Задача бойцов – отсечь вражеских гранатометчиков от наших «коробочек» и защитить пушки от удара мотопехоты с тыла… Но надеясь все же, что перестрелка будет скоротечна, сам я рискнул дистанцироваться от казаков – чтобы в нас не прилетело, если бойцы откроют ружейный огонь рядом с броневичком.

Думал, в безопасности пересидим, пока не подойдут танки Акименко, что фрицы не заметят нас – да только наоборот вышло! Бодро, весело катят в нашу сторону массивные «цундаппы» – а может, и «бмв», я не силен в немецких мотоциклах. В танках более-менее разбираюсь – но учёные горьким опытом, немецкие панцеры ползут вперёд очень медленно, явно дожидаясь результатов разведки…

– Влад, ты из карабина-то стрелять вообще умеешь?

Бледный с лица красноармеец молча кивнул; мог бы и не спрашивать – все же красноармейцы принимают присягу только после первых стрельб.

– Перефразирую вопрос: ты сможешь попадать из винтаря, если начнётся бой?

Никишев хотел было ответить что-то бодро-утвердительное – но тотчас замялся, а затем виновато протянул:

– Не знаю, товарищ комбриг…

– Понятно… Значит так, Влад, тут все просто. Бой – если он вообще будет – случится накоротке, так что и планку прицела смещай на сотню, это во-первых. Во-вторых, если цель прет на тебя, то целься под пупок – это самое верное. И помнишь, да, что целик и мушка должны сойтись в одной плоскости, составить единую линию? Чтобы свести ее с целью, можно ненадолго задержать дыхание – сперва только вдохнув. А затем на выдохе, мягко потянуть спуск… Но долго не целься – лучше уж беглый огонь, прижимающий противника к земле, чем единственный выстрел, которым ты ещё, не дай Бог, промажешь! Вот ты фрицев к земле прижмешь с Николаем, а я уж гранатами постараюсь гадов достать… Понял, боец?

– Так точно, товарищ комбриг!

Ответил Никишев уже явно бодрее – это хорошо; впрочем, главное покажет перестрелка, если та всё-таки случится.

Хотя как ей не случится, если немцы прямо на нас прут…

– Ждём! Огонь пока не открываем!

И вновь я ругнулся сквозь зубы на самого себя; ведь не предупредил же Малых о том, когда открыть огонь! По хорошему, нужно дать фрицам подобраться поближе – и ударить из пулемета накоротке, пользуясь тем, что броневик вряд ли сразу разглядят… Но умница Николай и сам не спешит первым поднимать пальбу. Пусть и за тонкой броней, ему наверняка спокойнее, чем в наспех углубленном окопе «для стрельбы лёжа»… Но ещё спокойнее, когда немцы не палят в ответ из скорострельных машиненгеверов.

Мотоотряд довольно быстро добрался до опушки молодого, не успевшего толком подрасти леса. В раздражение на Мухина я обернулся направо – и заметил кое-как ползущих казаков в сотне метров от окопа. «Пластуны», чтоб их… Хотя чего я хотел от молодых призывников? В моем времени восемнадцать-девятнадцать лет (для работников народного хозяйства) – это вообще ещё дети какие-то… Ну пускай не дети – пацаны.

Но явно ж не мужики, кому завтра в бой идти и кровь проливать – и свою, и чужую. Может быть, конечно, я и предвзят, и нельзя всех под одну гребенку… Однако ощущения именно такие.

– Влад, дай-ка мне карабин, пока немцы ещё далековато…

Мотопехота фрицев могла бы пройти к стоянке вдоль опушки – но враг решил разведать стоянку, пройдя сквозь лес. Вперёд гансы пустили дозор из трех человек, ещё одного зольдата оставили у мотоциклов. Оставшиеся шесть мотоциклистов держатся компактной группой, вооруженной сразу двумя МГ-34… Погано. Если первыми заметят казачков и успеют открыть огонь из пулеметов, следующее мне на выручку отделение (десяток?) покрошат в минуту.

Хорошо бы немцев опередить… Приняв винтарь из рук потянувшегося к штатному «Нагану» Никишева, я коротко мотнул головой:

– Не нужно. Если только вплотную подберутся…

Красноармеец послушно кивнул – а я умастил ложе винтовки на бруствере, поплотнее утопив тыльник приклада в плечо. В свое время на срочке я пострелял не так и много – но общий принцип стрельбы одиночными что из «Калаша», что из «трехлинейки» одинаковы. Разве что привычный мне АК-74М вёл огонь в полуавтоматическом режиме, а с затвором карабина придётся повозиться… Но пока мы стояли на переформировке у Каменецка, я выкроил время, побывал на стрельбах – под легендой, что восстанавливаю стрелковую форму после ранения. Палил, правда, больше из танкового ДТ или табельного «ТТ» – собственные неумелые действия в перестрелке во Львове я и сейчас вспоминаю со жгучим стыдом… Однако же из винтаря я также выпустил пару обойм; к слову на стрельбище, в спокойной обстановке, продольно-скользящий затвор «трехлийнейки» мне проблем не создавал.

Ну, посмотрим, как пойдет сегодня…

Сейчас я целюсь в сторону группы немцев с пулеметами – напряженно ожидая, что германский дозор вот-вот заметит казаков. Закиданный ветками броневик фрицы вроде бы не разглядели… Пока что до врага остаётся ещё метров семьдесят, и я надеюсь подпустить мотоциклистов чуть поближе – на бросок гранаты.

Заодно и Малых будет проще достать врага…

Неожиданно в левый бок ткнулся локоть Никишева, а над ухом горячо зашептали:

– Товарищ комбриг, дозор…

Оборвав бойца, грохнул выстрел – и германская пуля резанула по брустверу, выбив земляное крошево в вершке от моей головы!

– Тварь!

Я испуганно нырнул вниз – а недавнюю напряженную тишину разрезал оглушительный грохот выстрелов. Сперва замолотил пулемёт броневика, к нему добавились частые, излишне суетливые выстрелы казачьих карабинов… Немцы ответили из винтовок – а затем гулко замолотили оба пулемета, ударив в сторону БА-20, демаскировавшего себя стрельбой. С перебоем ударило сердце – и тут же очередь танкового «Дегтярева» резко оборвалась.

Да твою же ж… Дивизию.

– Спокойно, боец, спокойно! Без суеты.

Обращаюсь к Владу – но успокаиваю, как кажется, самого себя… Я сноровисто прополз к самому краю промоины (не забылись ещё навыки, полученные юнцом на «Самбо»); аккуратно высунул наверх голову. Броневик молчит – пули МГ-34 или ранили, или убили красноармейца, возможно, успевшего свалить кого-то из немцев… А дозор фрицев азартно палит в сторону залегших, и явно растерявшихся казаков. Возможно, терцы уже идут нам на помощь – но из двух пулеметов фрицы покрошат подкрепление ещё на подходе.