Текст книги "Путь к славе (СИ)"

Автор книги: Даниил Калинин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

– Да ничего особо не меняется. Твои также поднимаются в атаку – а по проявившим себя огневым точкам отработают не только «сорокапятки», но и танки. Проявят себя чуть раньше – и пойдут в бой уже после того, как передовая группа добежит до окопов… Фронт атаки будет не шибко широким – метров четыреста, пятьсот от силы. И именно здесь мы сосредоточим все «Максимы» пулеметного эскадрона, «сорокапятки» бригады – и твоего полка. Десять снайперски точных орудий, двенадцать станковых пулеметов! Разве мало? К тому же часть «бэтэшек» с самыми опытными наводчиками я также оставлю на исходном рубеже – они будут гасить немецкие огневые точки на флангах группы прорыва.

– Ну, а если танки все же всколыхнут фрицев раньше?

– Тоже не беда. Во-первых, без лязганья гусениц фрицы не поймут, что перед ними танки. Во-вторых, «бэтэшки» мы ещё к полуночи подтянем метров на восемьсот пятьдесят к германским траншеям, чуть окопаемся – так что вряд ли немцы будут ждать атаку раньше, чем рассветет… Ну а так уж, как пойдёт – всего не предусмотришь.

– Понял… Ну, значит, ждём автоматы, револьверы и гранаты.

Майор первым протянул мне руку – и сжав крепкую, мозолистую (не иначе как от рукояти шашки) ладонь, я уточнил:

– Скажи честно, Евстафий – ты как решился-то мне все про казаков выпалить… Не сглаживая, так сказать, углы?

Тихонов только усмехнулся:

– Ну так сам же сказал – не козырять… Комиссара я тут не вижу – а командир бригады, вступающий в бой на танке в первых рядах, вряд ли окажется стукачем. Да и накипело на душе… Так что не обессудь, Пётр Семёнович, ежели какую резкость сказал.

Я вернул улыбку казаку, хлопнув того по плечу:

– Сработаемся.

Глава 15

– Тимофей, не пыхти! Как паровоз, право слово…

Молодой кубанец ничего не ответил старшине, но постарался двигаться тише. Вроде, выдвинулись казаки загодя – но ползти по-пластунски относительно легко лишь первые метров пятьдесят. Когда же приходится ползти вслепую да с полкилометра, то ведь сто потов сойдет! Засопишь и не так… Но самое поганое – это то, что линия горизонта на востоке начала понемногу сереть, предвещая приближающийся рассвет.

Времени у бойцов осталось совсем немного…

Командир «Терского» Невинномысского полка сильно лукавил, когда говорил об отсутствии кубанских казаков – все было в точности наоборот. Вот настоящих, природных терцев в нем не было – вообще не было. Считанное число их еще можно найти в полках 10-й дивизии, развернутых в Моздоке, Пятигорске или Георгиевске. Ведь последние города некогда располагались в пределах владений Терского казачества – а сама 10-я Терско-Ставропольская формировалась по территориальному принципу, из местных.

При этом эскадроны горских национальностей при формировании «казачьей» дивизии были выведены в отдельный полк, передислоцированный в Нальчик…

Каков был процент именно природных терских казаков, сказать сложно. На всем Кавказе терцы сохранили хоть какую-то автономию и родовую землю лишь в станице Слепцовская Сунженского казачьего округа. Первая Мировая (особенно 17-й год, ознаменовавший собой развал армии и начало турецкого рывка на север), последующие столкновения с горцами, продолжавшиеся до начала тридцатых годов, война гражданская… И, наконец, выселение терских казаков, сопровождавшееся неоднократными восстаниями последних – все это ударило по исконному на Кавказе казачеству гораздо сильнее, чем по донцам или кубанцам.

Ну, а добила терцев коллективизация – тогда вспыхнуло восстание в Чечне, и вайнахи обратились к казакам за помощью. То, что чеченцы и ингуши выселяли терцев из станиц при потворстве советской власти в двадцатых – грабя семьи сражавшихся на фронте казаков, отнимая скот, насилуя казачек и сжигая их дома, было забыто. Ну как забыто? Скорее терцы предпочли «забыть» в расчете, что вместе с вайнахами сумеют отбиться… Или хотя бы получат от них оружие.

Хотя какой там мог быть расчет? Скорее уж банальное отчаяние…

Естественно, против регулярной армии, действовавшей при поддержке артиллерии и авиации, восставшие ничего сделать не смогли. Лихие двадцатые, когда партизанская тактика и внезапные конные удары могли дать повстанцам хоть какие-то шансы на успех, канули в небытие… Терцы поддержали горцев, но участие казаков в боевых действиях носило ограниченный характер – а вот с победы Красной Армии начался очередной виток депортаций. Казаков, итак сильно обнищавших после гражданской, по какой-то причине записали в «кулаки»… Получается, что высланные терцы (уцелевшие при депортации и не умершие от голода) хоть где-то и живут – но казаками уже не считаются, и про свои казачьи корни были вынуждены забыть.

Ну, кроме тех, кто сумел бежать за кордон…

Тем не менее, сколько-то природных терцев (или их потомков) могли осесть в городах, успев переселиться из обнищавших станиц – и найти работу на заводах. Другое дело станица Невинномысская – она ведь изначально кубанская! И в отличие от терцев, у кубанских казаков хотя бы землю не отбирали для расселения горцев… Впрочем, после поражения Белого движения, кубанское казачество также потеряло все свои права, привилегии – и само звание казаков. Естественно, что Первая Мировая и Гражданская крепко сократили мужское население; к сим бедам добавился тиф и голод.

А коллективизация, голод и депортация «кулаков» лишь увеличили потери среди старых казаков…

И если в Невинномысской да ближайших к ней станицах и уцелел кто-то из настоящих пластунов, воевавших против турок в Закавказье иль на фронтах Германской… Тех самых пластунов, умевших бесшумно подобраться к врагу (минуя проволочные заграждения), взять часовых в ножи и добыть языка… А порой и вырезать целый взвод немцев, закидав огневые точки гранатами! Так вот, уцелевшие пластуны в полк все равно не попали – его формировала казачья молодежь, лишь в 1936-м вновь получившая право называться казаками.

К слову говоря, молодежь с большим энтузиазмом начала «оказачиваться», массово вступая в клубы или кружки «Ворошиловских всадников»; их крепко поддержал маршал Буденный Семен Михайлович. В кружках учили верховой езде, стрельбе из мелкашек (что вполне подходило для начальной военной подготовки), владению холодным оружием – точнее сказать, отработке некоторых ударов шашками, укола на скаку или блоков-«отбивов».

Однако это был сущий мизер от того, что умели царские казаки – воевавшие на Германском фронте или в Гражданскую; про навыки ближнего боя пластунов и говорить нечего! Но последние были слишком возрастными для вступления в полк; в теории, они могли бы пополнить его в качестве добровольцев лишь во время большой войны… Да наверняка еще пополнят – коли придет нужда.*

*В реальной истории 9-ю «пластунскую» дивизию РККА в годы Великой Отечественной пополняли в том числе и возрастные добровольцы в возрасте до 50 лет – из числа ветеранов еще Первой Мировой (прим. автора).

Майор Тихонов прекрасно осознавал боевые качества своих подчиненных – и уровень их боевой подготовки. Это была конница, способная пройти строем на параде или совершить марш-бросок в конном походном строю; его казаки могли спешиться и вроде неплохо стреляли – но и только. Для дерзкой операции, что изначально планировал комбриг, не имеющие боевого опыта кубанцы подходили крайне мало… К слову сказать, сам майор происходил вообще из малоросского казачества, и относился к Черниговским казакам – ситуация для Российской империи уникальная! Ведь после расформирования Гетманщины и упразднения Запорожского казачества Екатериной II, а также переселения запорожцев на Кубань, малоросские казаки уцелели не как войско, но как сословие. При этом, в отличие от бугских, екатеринославских или азовских казаков, малороссов после расформирования «войска» в крестьян не обратили…

Тем не менее, приказ есть приказ – а войну без потерь не выиграть. Как и было изначально обговорено, майор отобрал от каждой сотни по одному, два отделения. Очень долго выбирал казаков в передовую группу, что должна была закидать гранатами окоп боевого охранения… Но с помощью стереотрубы разведчики обнаружили второй германский окоп, выдвинутый вперед – и тогда майору пришлось спешно формировать вторую группу «пластунов».

Сын кубанской казачки и русского железнодорожника, окончившего Елецкий жд техникум и направленного в Невинномысскую по распределению, Тимофей Иванович Сотников попал как раз во вторую группу. Старшина некстати вспомнил, что на последних учениях по гранатометанию, состоявшихся в полку, Тимофей довольно далеко и точно бросал учебный макет гранаты Рдутловского… У хулиганистого в детстве парня был развитый глазомер. Пацанами часто играли в «войнушку», закидывая друг-друга конскими каштанами (у них мягкие иголки) или снежками; кроме того, отец с детства приучал сына к зарядке и физическим упражнениям, турнику. А когда Тимофей подрос, то заинтересовался местной борьбой на поясах, что у карачаевцев и балкарцев называется «тутуш» – и научился неплохо бросать через бедро или «подсадом» через себя… Все это способствовало физическому развитию молодого парня.

«Оказачиваться» пятнадцатилетний Тимофей начал как и все – три года назад; немалую роль в последнем сыграла одноклассница Ксюшка, природная кубанская казачка. Уж больно понравилась Сотникову чернявая смешливая девчонка с милыми ямочками на щеках и персикового цвета кожей… Кроме того, не хотелось ни в чем уступать знакомым пацанам. Как-то резко те стали «казаками» – и начали носить традиционные кубанки да форсистые черкески! Это не говоря уже о фехтованиях шашками, стрельбе из мелкокалиберных – но все равно ведь настоящих винтовок. На лошадях в станице и раньше никто ездить не запрещал – но когда увидел Тимофей джигитовку, у него аж сердце обмерло от восхищения… В общем, взыграла в парне казачья кровь!

Да и дед по матери, инвалид еще Германской войны, кое-что показал с коротким клинком, не выдержав настойчивых просьб внука…

И вот результат: пыхтит, густо обливаясь потом, ползет вперед, обдирая локти и колени о колючки, да невидимые в темноте камни Тимофей Сотников. Сперва волновался (да что там, боялся!) так, что бой сердца отдавался в ушах; теперь же одна надежда – доползти бы поскорее до конца… И будь что будет.

– Замерли. Сотников, говорю же – прекрати пыхтеть…

Старшина Алексеенко остановил группу «пластунов» – вовремя! То ли что услышал пулеметный расчет, то ли сработала чуйка у зольдат боевого охранения… Но вдруг гулко загрохотал пулемет – и желтые светлячки трассов устремились в сторону казаков. Они вспороли землю совсем рядом, шагах в десяти впереди – а немцы уже запустили в небо очередную осветительную ракету.

– Головы опустите… Задницы прижмите!

Отчаянный шепот старшины, прекрасно осознающего последствия обнаружения группы, заставил Сотникова вжаться в землю – целиком распластавшись на влажной и холодной почве…

– Господи, защити…

Сзади послышался обреченный шепот кого-то из товарищей – но молился казак не зря. Немцы огрызнулись еще парой коротких очередей и неожиданно стихли, так и не разглядев уткнувшихся в пожухлую траву казаков. Вскоре потухла и осветительная ракета – после чего старшина Алексеенко, Владимир Михайлович, обратился к Тимофею:

– Сотников, за мной. Остальным пока здесь оставаться – дай Бог вдвоем проползти незамеченными… Но пыхтеть прекращай, Тимоха. Иначе точно услышат нас немцы…

Старшина был бывалым бойцом – хоть и не являлся казаком по происхождению. Его призвали в армию еще в конце двадцатых, и Алексеенко краем зацепил войну с басмачами… А после Владимир стал участником малоизвестного похода в Афганистан – СССР пытался вернуть власть свергнутому правителю Амануллу-хану. Двухтысячный отряд Красной Армии действовал неплохо – успел захватить несколько афганских городов и разгромить крупный отряд узбекских басмачей, отступивших в Афган. Но когда струсивший Аманулла-хан бежал в британскую Индию с частью государственной казны, отряд развернули назад… По окончанию службы Алексеенко решился остаться на сверхсрочную (и кормежка не в пример лучше, и какой-никакой достаток) – и принял участие в разгроме последней крупной банды басмачей в Каракумах.

Что удивительно, готовили молодого призывника «красные» казаки, оставшиеся на службе в Средней Азии еще с Гражданской. А теперь вот самому старшине, заматеревшему и набравшемуся опыта, пришлось учить казачьему ратному искусству молодых кубанцев…

Опыт войны с басмачами сегодня крепко пригодился старшине. Когда-то ему уже доводилось ползти к дозору врага, обмирая от страха и сцепив зубы от напряжения… Сонных басмачей тогда удалось взять в ножи – а теперь достаточно подобраться к врагу метров хотя бы на тридцать, на бросок гранаты. Добавляет уверенности и трофейный немецкий автомат с дырчатым кожухом и вставленным сбоку магазином – такой автомат у старшины единственный на всю группу… Но боевое охранение немцев – это вам не басмаческий дозор; зольдаты дисциплинированно бодрствуют, готовые огрызнуться очередью на любой шорох.

Возможно, фрицев спугнули танки – хотя Т-26 крались на рубеж атаки на тихом ходу, а «бэтэшки» второй волны остановились километра за полтора от немецких траншей. Старшина слышал, что сперва предлагалось выдвинуть вперед именно БТ-7, сняв гусеницы – но отчетливый гул моторов вряд ли обманул бы фрицев. А без гусениц танки просто не смогли бы толком двигаться по пересеченной местности… Про преимущество в скорости в этом случае уж точно стоило забыть.

В итоге вперед пустили Т-26, тихо урчащие слабосильными движками на малом ходу. Пехотный танк для поддержки наступающей пехоты, все как и было задумано в начале 30-х… Кроме того, влажная после дождей почва неплохо погасила лязг гусеничных траков – и все же совсем бесшумно выйти на рубеж атаки не получилось.

Так что германское боевое охранение бдит – а когда чуть рассветет, немцы обязательно заметят полторы сотни залегших вблизи казаков… Нет, нужно двигаться вперед как можно быстрее.

Во время запуска осветительной ракеты Алексеенко разглядел небольшую низинку чуть правее и впереди, метрах в тридцати. Если доползти до нее, то от пулеметчиков удастся прикрыться земляным гребнем, что скроет маневр пластунов. Ложбинка вроде как тянется в тыл боевого охранения – и вынырнув за спинами немцев, у казаков будет куда больше шансов приблизиться к пулеметчикам на бросок гранаты!

Одно но – саперы, снявшие несколько противотанковых блинов и бодро доложившие, что местность впереди разминирована, под нос к пулеметчикам точно не забирались. А ведь по уму фрицы должны были поставить противопехотки поближе к своим позициям… Удивительно даже, что немцы, сев в оборону, не успели опутать подступы к траншеям спиралью Бруно… Хотя, быть может, «не успели» – это как раз и есть причина ее отсутствия.

Но скорее всего фрицы, готовясь к молниеносному наступлению в Польше, толком не позаботились о запасах колючей проволоки для восточного фронта… Как и о запасе противопехотных мин – ведь не собирались же сидеть в обороне! Все, что было необходимо для обороны, шло на линию «Зигфрида», на случай удара французов… Вот и противотанковые «блины», что извлекли саперы, были вроде как польского производства. С другой стороны – а если у немцев нашлись также и трофейные польские противопехотки? Если, конечно, они вообще существуют*…

На самом деле у поляков была единственная мина собственного производства, противотанковая Mina przeciwpancerna wz.1937 – но её могли использовать и в качестве противопехотного фугаса (прим. автора).

Вот сам Алексеенко обязательно позаботился бы о том, чтобы заминировать ведущую в обход ложбинку. Как и прочие подступы к сдвоенному окопу дежурных пулеметчиков… Но нужно было решаться – промедление сейчас смерти подобно, буквально. Решаться – и молиться, чтобы опасения старшины оказались напрасны…

– Отдышался, Сотников? Все, поползли… Меня держись – уходим вправо.

– Слушаюсь, товарищ старшина…

Тридцать метров – это совсем немного, можно пробежать за считанные секунды. Да и ползком – если налегке, со свежими силами – одолеешь быстро. Но казаки ползли уже с полкилометра, сильно устали – хотя никакого лишнего груза с собой не тащили. Из оружия – у Тимофея револьвер «Наган», россыпь патронов в карманах – да трофейный штык-нож, что парень выпросил, пообещав танкистам немецкие часы на обмен. Самое главное – на ремне висят три трофейные «колотушки». Уж больно просты и удобны в обиходе германские гранаты! Кроме того, их проще бросать за счёт длинной ручки – и они похожи на учебные макеты, что единственный раз бросал казак Сотников…

У бывалого старшины-сверхсрочника опыта, конечно, побольше. И помимо двух «колотушек» на поясе, в карманах покоится пара лимонок – а в голенищах сапогов спрятаны два автоматных магазина; третий примкнут к германскому «Шмайсеру» старого, ещё 1918-го года образца… Кроме того, в форменной деревянной кобуре покоится наградной пистолет «Маузер-Боло», полученный за разгром басмачей.

Невелик вес взятого с собой оружия – а на вылазку казакам выделили тёплые и удобные ватники, что не цепляются лишний раз в отличие от шинелей. И все равно тридцать метров до ложбинки не удалось осилить прежде, чем в воздух взмыла очередная осветительная ракета… А уставший от бесконечного ползания молодой кубанец не успел вовремя замереть – наметанный взгляд дозорного разглядел движение в семидесяти метрах от окопа.

После чего свет ракеты полностью выхватил фигуры обоих казаков, вырвавшихся вперёд… Старшина угадал это за секунду до того, как грянул крик «Alarm!» – и успел приладить приклад автомата к плечу, ловя окоп боевого охранения на мушку:

– Сотников, вперёд, бегом! Пять метров – и падай, гребень прикроет!

Одновременно с тем Алексеенко нажал на спуск, прикрывая молодого казака огнём с места… Он мог бы преодолеть последние метры до ложбины сам – но решил прикрыть молодого парня, дав ему лишний шанс выжить…

Очереди трофейного автомата и германского пулемета-«косы» ударили практически одновременно – метров с семидесяти. Осветительная ракета замерла в верхней точке полёта – и противники хорошо видели друг друга.

Быть может, опытный старшина опередил немцев на считанные доли секунды – выпустив две короткие, пристрелочные очереди… Пока Сотников, сорвавшись с места, пулей пробежал пяток метров до спасительной низины.

А затем тяжёлая маузеровская пуля рванула ватник на плече старшины…

Глава 16

Сотников сдавленно охнул, увидев, что светлячок трассера уткнулся старшине в плечо; он услышал негромкий вскрик – и трясущимися от волнения пальцами отстегнул «колотушку» с пояса, готовясь ее бросать.

До окопа боевого охранения казак гранату бы не добросил – ее бы никто не добросил на семьдесят метров… И вряд ли дальний взрыв одной-двух «колотушек» отвлекли бы пулеметчиков от цели.

Но выполняя инструкции комбрига, по вспышкам пламени на раструбе МГ-34 открыли огонь сразу два станковых «Максима». Расчеты тяжелых пулеметов тащили их вслед казакам передовой группы – и остановились, преодолев половину пути до германских траншей. До окопа боевого охранения, неосторожно вынесенного немцами сильно вперед, оставалось не более двухсот метров – и густые пучки трассеров быстро нащупали врага…

К концу 30-х годов станковый «Максим» сильно устарел – особенно в сравнение с «единым» германским машиненгевером МГ-34; у последнего на станке оптика, и темп стрельбы раза в полтора больший, чем у героя Первой Мировой и Гражданской. Громоздкий щиток и значительный вес советского станкача сильно ограничивают его мобильность, превращая в хорошо заметную мишень.

Но в тоже время значительный вес устойчивого пулемета дает ему хорошую кучность боя и прицельность в руках умелого расчета – а кожух водяного охлаждения позволяет вести огонь длинными очередями, без необходимости смены ствола… Оба «Максима» ударили внезапно для немцев – и быстро нащупали германский расчет короткими, пристрелочными очередями; затем врезали длинными.

Немцы, впрочем, отбивались до последнего – ответный огонь достал большевиков с их старым, громоздким «машиненгевером». Несколько пуль ударили в щиток, заставив пулеметчика отпустить гашетку; также лязгнуло по массивному стволу, повредив ребристый кожух… Но второй номер германского расчета уже запрокинулся назад с обезображенным русскими пулями лицом. Запрокинулся на живот и раненый в спину подносчик, попытавшийся было выбраться из окопа… Ему не хватало воздуха в пробитых пулями легких – и обреченный немец лишь молча, судорожно загребал землю растопыренной пятерней.

В следующую секунду тяжелый удар догнал сам станок, брызнули осколки оптики – а первый номер испуганно вжался спиной в стенку окопа, еще не поняв, почему же так сильно печет в правой руке.

А ведь жжение с каждой секундой становится все острее…

– Товарищ старшина, как вы⁈

– Нормально, Сотников, нормально…

Алексеенко ответил казаку сквозь стиснутые зубы; задело вроде по касательной, но кажется, зацепило ключицу – у самого сустава. От боли захотелось взвыть! Но будучи раненым старшина осознал, что теперь все решают считанные секунды – и единственный шанс выжить, это добежать до германских траншей и связать немцев боем… В поле, если врага сходу не задавить, немцы однозначно добьют отступающих – или просто залегших казаков. Запустят в воздух большие осветительные «люстры» – и в их свете догонят отступающих пулеметными очередями да беглым огнем минометов.

– Давай братец, вперед… Вперед, казаки, вперед!

За спиной уже взревели моторы Т-26. Понимая, что начавшаяся перестрелка всполошит немцев и фактор внезапности вот-вот будет утерян, танкисты спешили выжать из ситуации максимум. То есть преодолеть до немецких траншей наибольшее расстояние прежде, чем германские ПТО откроют огонь… Так что старшина упрямо побежал вперед, увлекая за собой казаков.

Побежал в надежде, что им удастся покрыть оставшиеся метров двести пятьдесят открытого пространства одним стремительным рывком…

Не получилось.

Казаки пробежали метров сто пятьдесят самое большое. А потом гулко замолотили германские пулеметы – и в воздух взмыли осветительные мины-«люстры», высвечивая кубанцев.

– Падай!

Алексеенко среагировал первым, с разбега рухнув на живот. Бежавший рядом Сотников сделал еще шаг, по инерции продолжая движение – но, подцепив Тимофея за щиколотку, старшина свалил его наземь… Пулеметная очередь прошла над головой парня, но сзади тут же послышался глухой шлепок пули о человеческую плоть – до боли знакомый ветерану боев с басмачами.

– Наземь падайте – и по-пластунки вперед!

Старшина закричал отчаянно, дав в крике выход физической боли; казаки стали дружно валиться наземь – а из-за спины вновь зарокотали «Максимы». В довесок к тому, с исходного рубежа звонко хлопнула «сорокапятка»! И хотя ее первая граната рванула чуть левее пулеметного гнезда, да с небольшим недолетом до траншеи – но активно паливший МГ-34 на мгновение замолк…

– Тимоха, давай ползком вперед, готовь гранаты… Мои «колотушки» еще возьми – а я вот, братишка, не смогу теперь по-пластунки, ранен. В окопах… В окопах догоню.

Тимофей, вытаращился на взмокшего от боли и напряжения старшину круглыми от изумления и страха глазами. И кивнул в ответ не сразу – медленно, словно заторможено. Потом, правда, пришел в себя, принял трофейные гранаты – и молча пополз к траншеям, впереди казаков.

…Молодого парня глушил грохот разгорающейся перестрелки; к рокоту пулеметов с обеих сторон добавились выстрелы противотанковых пушек – довольно точно выбивающих станкачи с обеих сторон. Танки не прошли и половины расстояния до траншей – и германские наводчики еще не могут толком разглядеть силуэты советских машин.

Зато минометчикам вполне достаточно света «люстр», чтобы нащупать ползущую цепочку казаков градом мелких 50-миллиметровых мин… Правда, им ответили из полковых минометов – а на господствующей высоте в тылу немцев начали гулко рваться тяжелые гаубичные снаряды!

И во всей этой какофонии выстрелов, взрывов и криков молодой казак упрямо полз вперед, сжимая в руках две гранаты. Пули и осколки покуда щадили его; немецкие пулеметчики словно бы не замечали вырвавшегося вперед русского, увлеченно нащупывая очередями или станковые «Максимы», или цепочку ползущих вперед казаков… Замирающих, как только землю впереди вспарывает строчка пуль! Тимофей же инстинктивно выбирал любые выемки на своем пути, стараясь нырнуть в ложбинку или промоину, укрыться от немцев земляной кочкой – и, наконец, подполз метров на тридцать с небольшим, распластавшись на дне неглубокой ямки.

Дистанция броска гранаты…

Парень лихорадочно скрутил колпачки с рукояток германских гранат – с удивлением отметив, что пальцы уже не трясутся. Рванул запальный шнур первой «колотушки» – и чуть приподнявшись над землей, размашисто швырнул ее в сторону ближайшего пулеметного расчета… Бросок вышел не шибко точным – граната пролетела метров двадцать пять и плюхнулась наземь, не дотянув до бруствера. Но время горения запала у германского трофея весьма солидное – не меньше пяти секунд. «Колотушка» еще не успела рвануть, привлекая внимание фрицев, как в воздух взмыла вторая граната. И эта полетела уже точнее – угодив на дно траншеи всего в паре шагов от станка… Грохнул первый взрыв! А третий номер расчета, преодолевая оцепенения, шагнул к «колотушке» – надеясь отпихнуть ее ногой в сторону.

Но потерянная секунда стала решающей. Граната грохнула уже под ногой зольдата, изрешетив его осколками и отбросив на станок; под тяжестью рухнувшего на него тела станок завалился… Мгновением спустя в сдвоенный окоп пулеметчиков влетела еще одна «колотушка».

– Вперед, братцы, вперед!

Отчаянный крик старшины послышался за спиной Тимофея. Алексеенко первым поднялся на ноги, поднимая на рывок и казаков – покуда германские минометчики не успели засыпать их градом мин… Звонко пальнула в русских 37-миллиметровая противотанковая пушка. Хотя ее фугасная граната не обладает сильным осколочным действием – но, пролетев над головой бойцов, она сбила динамическим ударом двух молодых парней. Ближние к ним казаки испуганно шарахнулись прочь – а позади уже раздался гулкий взрыв…

И все же наступательный порыв отчаявшихся кубанцев немцы не остановили. Замолчал пулемет на ключевом фронтальном участке – а очередные мины рванули уже за спинами бойцов, подгоняя их вперед… Матерый фельдфебель, вооруженный трофейным австрийским МП-34, попытался было организовать оборону зольдат, занимающих траншеи.

Но в сторону унтера, обозначившего себя короткими очередями, полетели еще две гранаты…

Тимофей бросал их уже в спешке – и первая рванула перед бруствером, с недолетом. Но осколки второй достали скривившегося от боли фельдфебеля; кроме того, взрыв оглушил ближнего к унтеру стрелка. Дальше ждать было нечего – немцы наверняка засекли позицию Сотникова; он словно нутром это почуял! Рванув «Наган» из кобуры, казак лихо рванулся вперед – отчаянно, на одной ноте завопив:

– А-а-а-а-а!!!

Последний рывок дался парню за считанные секунды. Тимофей даже не обратил внимания на ударившую вскользь пулю, вырвавшую клок ткани из ватника – и взрыв небольшой мины, хлопнувший рядом с промоиной, где он только что лежал… Нет, кубанец разогнался до хорошего конского галопа – и с разбега прыгнул в окоп!

Правда, не удержался на ногах – и неуклюже завалился спиной на дно траншеи…

Впрочем, эта неловкость и спасла Тимофея. Грохнул близкий выстрел винтовки – а пуля ударила в земляную стенку над самой головой… Германский зольдат мог бы добить упавшего казака уколом штыка – но вместо этого принялся лихорадочно дергать рукоять заевшего вдруг затвора.

На самом деле молодой немец просто очень спешил – и руки его едва слушались от волнения. Все же он справился с неплохим маузеровским карабином, дослав очередной патрон в ствол… Слишком поздно. Также растерявшийся в первые секунды Сотников поднял руку с самовзводным револьвером – и дважды нажал на спуск.

– Шайсе…

Раненый выронил винтарь из рук, со стоном осев на стенку траншеи – а впереди вновь раздался звонкий выстрел легкой немецкой пушки. На этот раз расчет сумел взять точный прицел – и зарядил бронебойную болванку точно в лоб русского панцера, уже вполне различимого в свете «люстры»! Танк резко замер на месте, словно налетел на каменную стенку – а дернувшийся вперед Тимофей вдруг заметил движение слева…

– Швайнехунде!

Обозвав казака свино-собакой, на него бросился камрад подстреленного Сотниковым фрица. Враг бежал вперед, выставив перед собой блестящий, хорошо заточенный штык-нож – забыв о том, что можно и нужно стрелять… Зольдата гнало вперед возбуждение боя, кипящий в крови адреналин – а ведь чтобы пальнуть, нужно замереть на месте и вскинуть приклад к плечу! Лишние секунды, растраченные попусту; не окажись в руке большевика револьвера, все могло бы сложиться иначе… Торопливые выстрелы «Нагана» ударили в упор – и третья пуля остановила немца, когда ему оставался всего шаг!

Всего шаг, чтобы погрузить заточенное острие штык-ножа в податливую человеческую плоть…

Тимофея натурально затрясло; едва сумев подняться на ноги, он с трудом нашарил пальцами последнюю гранату, висящую на поясе – для этого пришлось перехватить револьвер в левую руку. До орудийного капонира было не так и много – чуть менее полсотни шагов. Немцы разнесли свою батарею на довольно широком участке в двести метров – и рядом с Сотниковым оказалось единственное противотанковое орудие… Скрутив с рукояти крышку и рванув запальный шнур, казак широко размахнулся – и силой метнул «колотушку» вперед.

На сей раз бросок вышел не очень точным – граната не долетела до пушки нескольких шагов. Но близкий подрыв «колотушки» всполошил расчет, ранил осколком заряжающего… Рана его была легкой, но болезненной: задело тренированный бицепс правой руки. Впрочем, потеряв пяток секунд, выкормыш «гитлерюгенда» все же загнал бронебойную болванку в казенник…

Но экипаж танка, выбранного артиллеристами в качестве мишени, успел поймать орудие на прицел – и с короткой остановки вложил фугас точно в щиток пушки! Грохнул взрыв, разворотивший тонкий щиток и исполосовавший наводчика осколками – а тяжелый удар пули бросил Тимофея на стенку окопа…

Сотников успел заметить опасность, и даже развернулся к очередному зольдату. Но выстрел врага опередил казака – и левое плечо его взорвалось болью! А непослушные пальцы разжались, выпустив рукоять «Нагана»… Немец же решил, что может добить раненого штыком – и нанес укол длинным, точно выверенным выпадом. Как на учениях… Тимофея спасла развитая в армии подготовка, данная в кружке «Ворошиловских всадников». Он успел уйти от укола отчаянным рывком, с подшагом вправо – и вцепился в ствол карабина, когда немец потянул его назад.