Текст книги "Хармс Даниил"

Автор книги: Даниил Хармс

О том, как папа
застрелил мне хорька

 
Как-то вечером домой
Возвращался папа мой.
Возвращался папа мой
Поздно по полю домой.
 
 
Папа смотрит и глядит —
На земле хорёк сидит.
На земле хорёк сидит
И на папу не глядит.
 
 
Папа думает: «Хорёк —
Замечательный зверёк.
Замечательный зверёк.
Если только он хорёк».
 
 
А хорёк сидел, сидел
И на папу поглядел.
И на папу поглядел
И уж больше не сидел.
 
 
Папа сразу побежал.
Он винтовку заряжал.
Очень быстро заряжал.
Чтоб хорёк не убежал.
 
 
А хорёк бежит к реке.
От кустов невдалеке,
А за ним невдалеке
Мчится папа к той реке.
 
 
Папа сердится, кричит
И патронами бренчит,
И винтовочкой бренчит,
– Подожди меня! – кричит,
 
 
А хорёк, поднявши хвост.
Удирает через мост.
Мчится с визгом через мост,
К небесам поднявши хвост.
 
 
Папа щелкает курком,
Да с пригорка кувырком
Полетел он кувырком
И – в погоню за хорьком.
 
 
А ружьё в его руках
Загремело – тарарах!
Как ударит – тарарах!
Так и прыгнуло в руках.
 
 
Папа в сторону бежит,
А хорёк уже лежит.
На земле хорёк лежит
И от папы не бежит.
 
 
Тут скорее папа мой
Потащил хорька домой.
И принес его домой,
Взяв за лапку, папа мой.
 
 
Я был рад, в ладоши бил.
Из хорька себе набил
Стружкой чучело набил,
И опять в ладоши бил.
 
 
Вот пред вами мой хорёк
На странице поперёк
Нарисован поперёк
Перед вами мой хорёк.
 

Даниил Хармс

1929

Га-ра-рар!

 
Бегал Петька по дороге,
по дороге,
по панели,
бегал Петька
по панели
и кричал он:
– Га-ра-рар!
Я теперь уже не Петька,
разойдитесь,
разойдитесь!
Я теперь уже не Петька,
я теперь автомобиль.
 
 
А за Петькой бегал Васька
по дороге,
по панели,
бегал Васька
по панели
и кричал он:
– Ду-ду-ду!
Я теперь уже не Васька,
сторонитесь,
сторонитесь!
Я теперь уже не Васька,
я почтовый пароход.
 
 
А за Васькой бегал Мишка
по дороге,
по панели,
бегал Мишка
по панели
и кричал он:
– Жу-жу-жу!
Я теперь уже не Мишка,
берегитесь!
берегитесь!
Я теперь уже не Мишка.
я советский самолёт.
 
 
Шла корова по дороге,
по дороге,
по панели,
шла корова
по панели
и мычала:
– Му-му-му!
Настоящая корова,
с настоящими рогами,
шла навстречу по дороге,
всю дорогу заняла.
 
 
– Эй, корова,
ты, корова,
не ходи сюда, корова,
не ходи ты по дороге,
не ходи ты по пути.
– Берегитесь! – крикнул Мишка,
– Сторонитесь! – крикнул Васька,
– Разойдитесь! – крикнул Петька,
и корова отошла.
 
 
Добежали,
добежали
до скамейки у ворот
пароход с автомобилем
и советский самолёт,
самолёт с автомобилем
и почтовый пароход.
 
 
Петька прыгнул на скамейку,
Васька прыгнул на скамейку,
Мишка прыгнул на скамейку,
на скамейку у ворот.
 
 
– Я приехал! – крикнул Петька.
– Стал на якорь! – крикнул Васька.
– Сел на землю! – крикнул Мишка,
и уселись отдохнуть.
 
 
Посидели,
посидели
на скамейке у ворот
самолёт с автомобилем
и почтовый пароход,
пароход с автомобилем
и советский самолёт.
 
 
– Кроем дальше! – крикнул Петька.
– Поплывем! – ответил Васька,
– Полетим! – воскликнул Мишка,
и поехали опять.
И поехали, помчались
по дороге,
по панели,
только прыгали, скакали
и кричали:
– Жу-жу-жу!
 
 
Только прыгали, скакали
по дороге,
по панели,
только пятками сверкали
и кричали:
– Ду-ду-ду!
Только пятками сверкали
по дороге,
по панели,
только шапками кидали
и кричали:
– Га-ра-рар!
 

ВСЁ

Даниил Хармс 1929 года.

7—16 октября

Веселые чижи

Посвящается 6-му

Ленинградскому детдому

 
Жили в квартире
Сорок четыре
Сорок четыре веселых чижа:
Чиж – судомойка,
Чиж – поломойка.
Чиж – огородник.
Чиж – водовоз,
Чиж за кухарку,
Чиж за хозяйку,
Чиж на посылках.
Чиж – трубочист.
 
 
Печку топили.
Кашу варили
Сорок четыре веселых чижа:
Чиж – с поварёшкой,
Чиж – с кочерёжкой.
Чиж – с коромыслом.
Чиж – с решетом.
Чиж накрывает,
Чиж созывает,
Чиж разливает.
Чиж раздает.
 
 
Кончив работу.
Шли на охоту.
Сорок четыре веселых чижа:
Чиж – на медведя.
Чиж – на лисицу.
Чиж – на тетерку.
Чиж – на ежа.
Чиж – на индюшку,
Чиж – на кукушку,
Чиж – на лягушку.
Чиж – на ужа.
 
 
После охоты
Брались за ноты
Сорок четыре веселых чижа.
Дружно играли:
Чиж – на рояли.
Чиж – на цимбале.
Чиж – на трубе.
Чиж – на тромбоне.
Чиж – на гармони.
Чиж – на гребенке.
Чиж – на губе!
 
 
Ездили всем домом
К зябликам знакомым
Сорок четыре веселых чижа:
Чиж – на трамвае.
Чиж – на моторе.
Чиж – на телеге,
Чиж – на возу.
Чиж – в таратайке.
Чиж – на запятках.
Чиж – на оглобле.
Чиж – на дуге!
 
 
Спать захотели,
Стелют постели
Сорок четыре веселых чижа:
Чиж – на кровати.
Чиж – на диване.
Чиж – на корзине.
Чиж – на скамье.
Чиж – на коробке.
Чиж – на катушке.
Чиж – на бумажке.
Чиж – на полу.
 
 
Лежа в постели.
Дружно свистели
Сорок четыре веселых чижа:
Чиж: трити-тити,
Чиж: тирли-тирли.
Чиж: дили-дили.
Чиж: титити.
Чиж: тики-тики.
Чиж: тики-рики.
Чиж: тюти-люти.
Чиж: тю-тю-тю!
 

С. Маршак и Д. Хармс

1929

Миллион

 
Шел по улице отряд —
Сорок мальчиков подряд:
раз,
два,
три,
четыре,
и четыре
на четыре,
и четырежды
четыре,
и ещё потом четыре.
 
 
В переулке шёл отряд —
Сорок девочек подряд:
раз,
два,
три,
четыре,
и четыре
на четыре,
и четырежды
четыре,
и ещё потом четыре.
 
 
Да как встретилися вдруг —
стало восемьдесят вдруг!
Раз,
два,
три,
четыре
и четыре
на четыре,
на четырнадцать
четыре,
и ещё потом четыре.
 
 
А на площадь повернули,
а на площади стоит
не компания,
не рота,
не толпа,
не батальон,
и не сорок,
и не сотня,
а почти что
МИЛЛИОН!
 
 
Раз, два, три, четыре,
и четыре
на четыре,
сто четыре
на четыре,
полтораста
на четыре,
двести тысяч
на четыре,
и ещё потом четыре!
 

ВСЁ!

Даниил Хармс

29 июня 1930 года

Врун

 
– Вы знаете?
Вы знаете?
Вы знаете?
Вы знаете?
 
 
Ну конечно, знаете!
Ясно, что вы знаете!
Несомненно,
Несомненно,
Несомненно знаете!
 
 
– Нет! нет! нет! нет!
Мы не знаем ничего.
Не слыхали ничего.
Не слыхали, не видали
И не знаем
Ничего!
 
 
– А вы знаете, что У?
А вы знаете, что ПА?
А вы знаете, что ПЫ?
Что у папы моего
было сорок сыновей.
Было сорок здоровенных
И не двадцать
И не тридцать.
Ровно сорок сыновей!
 
 
– Ну! Ну! Ну! Ну!
Врёшь! Врёшь! Врёшь! Врёшь!
Ещё двадцать,
Ещё тридцать,
Ну, ещё туда-сюда,
А уж сорок,
Ровно сорок —
Это просто ерунда!
 
 
– А вы знаете, что СО?
А вы знаете, что БА?
А вы знаете, что КИ?
Что собаки-пустолайки
научилися летать?
Научились, точно птицы, —
Не как звери.
Не как рыбы, —
Точно ястребы летать!
 
 
– Ну! Ну! Ну! Ну!
Врёшь! Врёшь! Врёшь! Врёшь!
Ну, как звери.
Ну, как рыбы,
Ну, ещё туда-сюда,
А как ястребы,
Как птицы, —
Это просто ерунда!
 
 
– А вы знаете, что НА?
А вы знаете, что НЕ?
А вы знаете, что БЕ?
Что на небе
Вместо солнца
Скоро будет колесо?
Скоро будет золотое.
Не тарелка.
Не лепёшка, —
А большое колесо!
 
 
– Ну! Ну! Ну! Ну!
Врёшь! Врёшь! Врёшь! Врёшь!
Ну, тарелка.
Ну, лепёшка.
Ну, ещё туда-сюда,
А уж если колесо —
Это просто ерунда!
 
 
– А вы знаете, что ПОД?
А вы знает, что МО?
А вы знаете, что РЕМ?
Что под морем-океаном
Часовой стоит с ружьем?
Часовой стоит под морем
(Не с дубиной,
Не с метелкой),
А с заряженным ружьем!
 
 
– Ну! Ну! Ну! Ну!
Врёшь! Врёшь! Врёшь! Врёшь!
Ну, с дубиной,
Ну, с метелкой,
Ну, ещё туда-сюда,
А с заряженным ружьем —
Это просто ерунда!
 
 
– А вы знаете, что ДО?
А вы знаете, что НО?
А вы знаете, что СА?
Что до носа
Ни руками.
Ни ногами
Недостать,
Что до носа
Ни руками.
Ни ногами
Не доехать.
Не допрыгать.
Что до носа
Не достать!
 
 
– Ну! Ну! Ну! Ну!
Врёшь! Врёшь! Врёшь! Врёшь!
Ну, доехать.
Ну, допрыгать,
Ну, ещё туда-сюда,
А достать его руками —
Это —
Просто
Ерунда!
 

Даниил Хармс

1930

Ночь

 
Дремлет сокол. Дремлют пташки.
Дремлют козы и барашки,
А в траве в различных позах
Спят различные букашки.
 
 
Дремлет мостик над водой.
Дремлет кустик молодой.
Пятаков Борис Петрович
Дремлет кверху бородой.
 

<1931>

* * *

 
Мы забрались в траву и оттуда кричим:
Астроном! Астроном! Астроном!
Он стоит на крыльце с телескопом в руках.
С телескопом в руках на крыльце.
И глядит с удивленьем вперёд и назад,
И глядит с удивленьем вперёд и назад,
И глядит с удивленьем вперёд.
 
 
Мы кричим: посмотри! Мы кричим: посмотри!
Посмотри, астроном, в телескоп!
Он обводит глазами таинственный сад.
Телескоп за подставку берёт
И глядит с удивленьем вперёд и назад,
И глядит с удивленьем вперёд и назад,
И глядит с удивленьем вперёд.
 

1936

* * *

 
Жил-был музыкант Амадей Фарадой,
Амадей Николай Фарадой.
 
 
Когда он на флейте играл
тю-лю-лю,
лягушки плясали
Турлим
тю-лю-лю,
Турлим
тю-лю-лю,
Турлим!
 
 
Когда он играл на трубе
ту-ру-ру.
собаки плясали
Фарлай
ту-ру-ру.
Фарлай
ту-ру-ру,
Фарлай!
 
 
Когда он на цитре играл
дин-ди-ринь,
цыплята плясали
Тундрун
динь-ди-ринь,
тундруи
динь-ди-ринь,
Тундрун!
 
 
Когда Николай Амадей Фарадой
играл на литаврах
дун-дун
дири-дон,
коровы плясали
Дун-дун
Дири-дон,
Дун-дун
Дири-дон,
Дун-дун.
 

<Ноябрь 1935>

Тигр на улице

 
Я долго думал, откуда на улице взялся тигр.
 
 
Думал-думал,
Думал-думал,
Думал-думал,
Думал-думал,
 
 
В это время ветер дунул,
И я забыл, о чем я думал.
 
 
Так я и не знаю, откуда на улице взялся тигр.
 

Карл Иванович Шустерлинг <1936>

Мы спешим сегодня в школу

 
На стене часы у нас
Прозвонили восемь раз.
В это время я проснулся
И глаза открыл как раз.
Я проснулся —
И тотчас же
В брюки сунул две ноги.
Потянулся —
И тотчас же
Прыгнул прямо в сапоги!
А потом схватил рубашку.
Сунул руки в рукава,
Сунул голову в рубашку,
Но застряла голова.
Наконец надев рубашку,
Я на улицу бегу,
А тужурку и фуражку
Надеваю на ходу.
Я фуражку
И тужурку
Надеваю
На ходу.
Потому что
День
Сегодня —
Самый
Лучший
День
В году.
Потому что
День сегодня —
Самый лучший день в году.
Потому что
Я сегодня
В школу
В первый раз бегу.
Я войду сегодня в школу.
Прямо в школу
В первый раз!
Я войду —
Часы ударят
В колокольчик девять раз.
Эй вы, люди, расступитесь!
Пропустите, люди, нас!
Мы бежим сегодня в школу,
Прямо в школу —
В первый класс!
 

<1936>

Из дома вышел человек
Песенка

 
Из дома вышел человек
С дубинкой и мешком,
И в дальний путь,
И в дальний путь
Отправился пешком.
 
 
Он шел все прямо и вперед
И все вперед глядел.
Не спал, не пил.
Не пил, не спал.
Ни спал, ни пил, ни ел.
 
 
И вот однажды на заре
Вошел он в темный лес
И с той поры,
И с той поры,
И с той поры исчез.
 
 
Но если как-нибудь его
Случится встретить вам.
Тогда скорей,
Тогда скорей.
Скорей скажите нам.
 

1937

* * *

 
Это резвый конь ребенок.
И не конь еще пока.
Это только жеребенок
35-го полка,
35-го полка.
 
 
Год пройдет обыкновенный.
И сквозь пыли облака
Вдруг поскачет конь военный.
Рыжий конь в сбруе ременной
35-го полка,
35-го полка.
 

Даниил Хармс

1938

«Очень страшная история»

 
Доедая с маслом булку,
Братья шли по переулку.
Вдруг на них из закоулка
Пес большой залаял гулко.
 
 
Сказал младший: «Вот напасть.
Хочет он на нас напасть.
Чтоб в беду нам не попасть.
Псу мы бросим булку в пасть».
 
 
Все окончилось прекрасно.
Братьям сразу стало ясно.
Что на каждую прогулку
Надо брать с собою… булку.
 

1938

Игра

 
Пуговка-веревочка,
Палочка-выручалочка!
 
 
Пряткой будет Женька!
Прячься хорошенько!
 
 
Где мы все и сколько нас.
Долго нам рассказывать.
 
 
Только очень просим вас
Женьке не подсказывать.
 

Хармс

1938

Считалка

 
Динь-день,
Дили-день!
То ли ночь,
А то ли день?
Что за чудо —
Чудеса?
Скрыла туча
Небеса!
 
 
Динь, дон,
Дили-дон!
Отвечает Спиридон:
Это по небу
Плывет
Наш родной
Аэрофлот!
 

Д. Хармс

1938

Я самый храбрый

 
Я сказал, поднявши лапу:
Ну-ка, прыгнем через папу.
 
 
В это время папа сел —
Я и прыгнуть не поспел.
 
 
Я немного разбежался,
 В это время папа встал.
 
 
Тут я прыгнуть отказался.
Потому что я устал.
 

Д. Хармс

1938

Удивительная кошка

 
Несчастная кошка порезала лапу
Сидит и ни шагу не может ступить.
 
 
Скорей, чтобы вылечить кошкину лапу,
Воздушные шарики надо купить!
 
 
И сразу столпился народ на дороге,
Шумит, и кричит, и на кошку глядит.
 
 
А кошка отчасти идет по дороге,
Отчасти по воздуху плавно летит!
 

Д. Хармс

1938

В гостях
Придумай сказку

 
Мышь меня на чашку чая
Пригласила в новый дом.
 
 
Долго в дом войти не мог я,
Все же влез в него с трудом.
 
 
А теперь вы мне скажите:
Почему и отчего
 
 
Нет ни дома, и ни чая.
Нет буквально ничего!
 

Даниил Хармс

1938

Песенка про пограничника

 
Пусть метель
И пурга,
Мы не пустим
Врага!
На границах у нас
Все отличники.
Ни в метель.
Ни в пургу
Не пробраться
Врагу!
День и ночь на-чеку
Пограничники!
 
 
Пограничник
Стоит,
Нашу землю
Хранит.
Он стоит притаясь.
Не шевелится.
Встретить пулей
Готов
Пограничник
Врагов.
А кругом и пурга,
И метелица!
 
 
Кто-то там
Вдалеке,
По замерзшей
Реке
Потихоньку бежит.
Озирается.
Это, видно.
Шпион.
В нашу родину
Он
Сквозь метель и пургу
Пробирается.
 
 
Пусть метель
И пурга
Мы не пустим
Врага!
На границах у нас
Все отличники.
Ни в метель,
Ни в пургу
Не пробраться
Врагу!
 
 
День и ночь на-чеку
Пограничники!
 

Даниил Хармс

1938

Бульдог и таксик

 
Над косточкой сидит бульдог,
Привязанный к столбу.
Подходит таксик маленький,
С морщинками на лбу.
 
 
«Послушайте, бульдог, бульдог! —
Сказал незваный гость. —
Позвольте мне, бульдог, бульдог,
Докушать эту кость».
 
 
Рычит бульдог на таксика:
«Не дам вам ничего!» —
Бежит булвдог за таксиком,
А таксик от него.
 
 
Бегут они вокруг столба.
Как лев, бульдог рычит.
И цепь стучит вокруг столба,
Вокруг столба стучит.
 
 
Теперь бульдогу косточку
Не взять уже никак.
А таксик, взявши косточку.
Сказал бульдогу так:
«Пора мне на свидание.
Уж восемь без пяти.
Как поздно! До свидания!
Сидите на цепи!»
 

Даниил Хармс

1939

* * *

 
На этой странице
Странные птицы
Странно летают!
А тут:
Странные люди
Стоят очень странно,
И странные пальмы растут.
 
 
И странное солнце
Блестит над страною,
И странная светит луна,
Но мы улыбнёмся
И скажем с тобою:
Бумажная это страна.
 

<1930-е>

* * *

 
Жил на свете
Мальчик Петя,
Мальчик Петя
Пинчиков
И сказал он:
Тётя тётя.
Дайте тётя
Блинчиков.
 
 
Но сказала тётя Пете:
Петя, Петя Пинчиков!
Не люблю я, когда дети
Очень клянчут блинчиков.
 

<1930-е>

Дворник – Дед Мороз

 
В шубе, в шапке, в душегрейке
Дворник трубочку курил,
И, усевшись на скамейке.
Дворник снегу говорил:
 
 
«Ты летаешь или таешь?
Ничего тут не поймешь!
Подметаешь, разметаешь.
Только бестолку метёшь!
Да к чему я говорю?
Сяду я да покурю».
 
 
Дворник трубку курит, курит…
И глаза от снега щурит,
И вздыхает, и зевает,
И внезапно засыпает.
 
 
«Глянь-ка Маня! – крикнул Ваня. —
Видишь, чучело сидит
И глазами-угольками
На метлу свою глядит.
 
 
Это вроде снежной бабки
Или просто Дед Мороз.
Ну-ка дай ему по шапке
Да схвати его за нос!»
 
 
А оно как зарычит!
Как ногами застучит!
Да как вскочит со скамейки.
Да по-русски закричит:
 
 
«Будет вам ужо Мороз —
Как хватать меня за нос!»
 

Даниил Хармс

1938

Что это было?

 
Я шел зимою вдоль болота
В галошах,
В шляпе
И в очках.
Вдруг по реке пронесся кто-то
На металлических
Крючках.
 
 
Я побежал скорее к речке,
А он бегом пустился в лес.
К ногам приделал две дощечки.
Присел,
Подпрыгнул
И исчез.
 
 
И долго я стоял у речки
И долго думал, сняв очки:
«Какие странные
Дощечки
И непонятные
Крючки!»
 

Даниил Хармс

<1940>

* * *

 
Искала старушка букашек в цветах
И ловко ловила букашек сачком.
Но крепко держала старушка в руках
Лекарство и ключик, и палку с крючком.
 
 
Однажды старушка копалась в цветах
И вскрикнула вдруг, завертевшись волчком: —
Исчезли! Пропали! Да где ж они? Ах!
Лекарство и ключик, и палка с крючком!
 
 
И с места не может старушка сойти.
Кричит: «Помогите!» И машет сачком.
Скорей помогите старушке найти
Лекарство, и ключик, и палку с крючком!
 

1940

Кораблик

 
По реке плывёт кораблик.
Он плывёт издалека.
На кораблике четыре
Очень храбрых моряка.
 
 
У них ушки на макушке,
У них длинные хвосты.
И страшны им только кошки.
Только кошки да коты!
 

Даниил Хармс

1940

Веселый старичок

 
Жил на свете старичок
Маленького роста
И смеялся старичок
Чрезвычайно просто:
«Ха-ха-ха
Да хе-хе-хе,
Хи-хи-хи
Да бух-бух!
Бу-бу-бу
Да бе-бе-бе,
Динь-динь-динь
Да трюх-трюх!»
 
 
Раз, увидя паука,
Страшно испугался.
Но, схватившись за бока.
Громко рассмеялся:
«Хи-хи-хи
Да ха-ха-ха,
Хо-хо-хо
Да гуль-гуль!
Ги-ги-ги
Да га-га-га,
Го-го-го
Да буль-буль!»
 
 
А увидя стрекозу,
Страшно рассердился,
Но от смеха на траву
Так и повалился:
«Гы-гы-гы
Да гу-гу-гу
Го-го-го
Да бах-бах!
Ой, ребята,
Не могу!
Ой, ребята.
Ах, ах!»
 

Даниил Хармс

1940

Странный бородач

 
Бал веселый!
Бал парадный!
Шумный,
Пестрый.
Маскарадный!
Вход для школьников
Открыт,
Для дошкольников —
Закрыт.
 
 
Вот смотри:
Стоят у входа
Коля с Петей.
Посмотри:
Одному четыре года,
А другому только три.
 
 
Говорят они: – Пустите! —
Но швейцар им: – Нет, друзья.
Вы сначала подрастите,
А таких пустить нельзя. —
 
 
Коля с Петей прочь отходят…
Вдруг к щвейцару с булавой
Гражданин один подходит
С очень длинной бородой.
 
 
– Я на бал иду. Пустите.
Где тут вход? Я не пойму.
– Гражданин, сюда пройдите, —
Говорит швейцар ему.
 
 
Бал гремит, шумит, грохочет.
Всё кругом несется вскачь.
Только громче всех топочет
Очень странный бородач.
 
 
Все танцующие люди
Собрались вокруг него.
Вот несут к нему на блюде
Ледяное эскимо.
 
 
Стихла музыка.
И вдруг
Закричали все вокруг:
– Эй, глядите-ка! Глядите!
У него две пары рук! —
 
 
Понемногу,
Постепенно
Всем понятно стало всё.
Что ведь это.
Несомненно,
Коля с Петей.
Вот и всё.
 

Д. Хармс

1940

Лиса и петух

 
Лиса поймала петуха
И посадила в клетку.
– Я откормлю вас.
Ха-ха-ха!
И съем вас.
Как конфетку.
 
 
Ушла лисица,
Но в замок
Забыла сунуть ветку.
 
 
Петух
Скорей
Из клетки
Скок!
И спрятался
За клетку.
 
 
Не видя в клетке петуха.
Лисица влезла в клетку.
Петух же крикнул:
– Ха-ха-ха!
И запер дверь на ветку.
 

<1941>

Цирк Принтинпрам
невероятное представление
новая программа

 
Сто коров
Двести бобров,
Четыреста двадцать
Учёных комаров
Покажут сорок
Удивительных
Номеров.
 
 
Четыре тысячи петухов
И четыре тысячи индюков
Разом
Выскочат
Из четырёх сундуков.
 
 
Две свиньи
Спляшут польку.
Клоун Петька
Ударит клоуна Кольку.
Клоун Колька
Ударит клоуна Петьку.
Ученый попугай
Съест мочёную
Редьку.
 
 
Четыре тигра
Подерутся с четырьмя львами.
Выйдет Иван Кузьмич
С пятью головами.
Силач Хохлов
Поднимет зубами слона.
Потухнут лампы,
Вспыхнет луна.
 
 
Загорятся под куполом
Электрические зв~зды.
Учёные ласточки
Совьют золотые гнёзда.
Грянет музъпса,
И цирк закачается…
На этом, друзья.
Представление
наше
КОНЧАЕТСЯ.
 

Даниил Хармс

1941

Кто кого перехитрил?

 
Вот сидят четыре зайца,
Я капкан поставлю тут,
И в капкан четыре зайца
Моментально попадут.
 
 
Ой! Ой! Ой! Ой!
Сам в капкан попал ногой.
– Зайцы, зайцы. Поглядите!
Подойдите!
Помогите!
 
 
Надо мной смеются зайцы:
– Хи-хи-хи!
Да ха-ха-ха!
Ты совсем теперь не страшен,
Не страшнее, чем блоха! —
 
 
Тут я разом как вскочу!
Как их за уши схвачу!
И с восторгом
Очень громко
Во весь голос закричу:
– Вот вам, зайцы, и блоха!
Не уйдете! Ха-ха-ха!
 

Даниил Хармс 1941

* * *

 
Еду-уду на коне —
Просто восхитительно!
Вон козел бежит ко мне
Очень уж стремительно!
 
 
Вдруг верхом я на козле —
Это удивительно!
 

Д. Хармс

1941

Неожиданный улов

 
Сын сказал отцу: – Отец,
Что же это наконец?
Шесть часов мы удим, удим.
Не поймали ничего.
Лучше так сидеть не будем
Неизвестно для чего.
 
 
– Замолчишь ты наконец! —
Крикнул с яростью отец.
Он вскочил, взглянул на небо.
Сердце так и ухнуло!
И мгновенно что-то с неба
В воду с криком бухнуло.
 
 
Сын, при помощи отца.
Тащит на берег пловца,
А за ним на берег рыбы
Так и лезут без конца!
Сын доволен. Рад отец.
Вот и повести конец.
 

Даниил Хармс

1941

* * *

 
Девять
Картин
Нарисовано
Тут.
 
 
Мы разглядели их
В девять
Минут.
 
 
Но если б
Их было
Не девять,
А больше,
 
 
То мы
И глазели
На них бы
Подольше.
 

1941

Крысаков и две собачки

<1>

 
Любитель маленьких щенков
Иван Иваныч Крысаков.
 
 
Он каждый вечер ровно в пять
Идет на улицу гулять.
 
 
– Погасла трубка. Не беда.
Её зажжем мы без труда.
 
 
В кармане книжка и пакет,
И только спичек нет как нет.
 
 
– Иван Иваныч, погляди —
Табак и спички позади.
 
 
– Друзья мои, я очень рад.
Вот вам в награду мармелад.
 
 
Иван Иваныч Крысаков
Берет за пазуху щенков,
Приносит их к себе домой
И ставит на пол пред собой.
 
 
– Отныне, милые друзья.
Вы заживете у меня.
– Но, чур, не прыгать, не скакать.
Когда я буду рисовать.
 
 
Иван Иваныч вдруг зевнул,
В кровать зарылся и заснул.
 
 
И двое маленьких щенят
В ногах хозяина храпят.
 

<2>

 
Иван Иваныч Крысаков
Проснулся весел и здоров.
 
 
Мольберт подвинул, и чуть свет
Рисует тётушкин портрет,
 
 
А два приятеля в углу
Кончают завтрак на полу.
 
 
Но из-за кости мозговой
 Вдруг начинают страшный бой.
 
 
Уже вцепился в Бома Бим,
Как вихрь он бросился за ним.
 
 
И от него несчастный Бом
Визжа спасается бегом.
 
 
– Держи его!
Прыжок, другой…
– Иван Иваныч, что с тобой?
 
 
– Куда девался твой портрет?
Увы, на шею он надет.
 
 
И горько плачут две собаки:
Вот до чего доводят драки.
 

1935

Кошки

 
Однажды по дорожке
Я шёл к себе домой.
Смотрю и вижу: кошки
Сидят ко мне спиной.
 
 
Я крикнул: «Эй, вы, кошки!
Пойдемте-ка со мной,
Пойдемте по дорожке,
Пойдемте-ка домой.
 
 
Скорей пойдемте, кошки,
 А я вам на обед
Из лука и картошки
Устрою винегрет».
 
 
«Ах, нет! – сказали кошки.
Останемся мы тут!»
Уселись на дорожке
И дальше не идут.
 

Д. Хармс

1937

Озорная пробка

В 12-м Детском доме, ровно в 8 часов вечера, зазвонил колокол.

Ужинать! Ужинать! Ужинать! Ужинать!

Девчонки и мальчишки бежали вниз по лестнице в столовую. С криком и топотом и хохотом каждый занимал свое место.

Сегодня на кухне дежурят Арбузов и Рубакин, а также учитель Павел Карлович или Палкарлыч.

Когда все расселись, Палкарлыч сказал:

– Сегодня на ужин вам будет суп с клецками.

Арбузов и Рубакин внесли котел, поставили его на табурет и подняли крышку. Палкарлыч подошёл к котлу и начал выкрикивать имена.

– Иван Мухин! Нина Веревкина! Федул Карапузов!

Выкликаемые подходили, Арбузов наливал им в тарелку суп. а Рубакин давал булку. Получивший то и другое шёл на свое место.

– Кузьма Паровозов! – кричал Палкарлыч. – Михаил Топунов! Зинаида Гребешкова! Громкоговоритель!

Громкоговорителем звали Сережу Чикина за то, что он всегда говорил во весь дух, а тихо разговаривать не мог.

Когда Сережка-Громкоговоритель подошел к котлу. – вдруг стало темно.

– Электричество потухло! – закричали на разные голоса.

– Ай, ай, ай, ты смотри, что ты делаешь! – громче всех кричал Громкоговоритель.

– Громкоговоритель в супе купается, – кричал Кузьма Паровозов.

– Смотри, не подавись клецками. – кричал Петр Сапогов.

– Тише, сидите на местах! – кричал Палкарлыч.

– Отдай мне мою булку! – кричала Зинаида Гребешкова.

Но тут стало опять светло.

– Электричество загорелось! – закричал Кузьма Паровозов.

– И без тебя вижу, – отвечала ему Зинаида Гребешкова.

– А я весь в супе, – кричал Громкоговоритель.

Когда немного поуспокоились, Палкарлыч опять начал выкрикивать:

– Петр Сапогов! Мария Гусева! Николай Пнёв!

На другой день вечером, когда Палкарлыч показывал детям новое гимнастическое упражнение, вдруг стало опять темно.

Федул Карапузов, Нина Веревкина и Николай Пнёв, повторяя движения Палкарлыча, поскользнулись в темноте и упали на пол.

Петр Сапогов, воспользовавшись темнотой, ударил Громкоговорителя кулаком в спину.

Кругом кричали:

– Опять потухло! Опять потухло! Принесите лампу! Сейчас загорится!

И действительно электричество опять загорелось.

– Это ты меня ударил? – спросил Громкоговоритель.

– И не думал, – отвечал Сапогов.

– Тут что-то неладно, – сказал Палкарлыч. – Ты. Мухин, и ты. Громкоговоритель, сбегайте в соседний дом и узнайте: если там электричество не тухло, как у нас, то надо будет позвать монтера.

Мухин и Громкоговоритель убежали и, скоро вернувшись. сказали, что, кроме как в Детском доме, электричество не тухло.

На третий день, с самого утра, по всему Детскому дому ходил монтер с длинной двойной лестницей-стремянкой. Он в каждой комнате ставил стремянку, влезал на нее, шарил рукой по потолку, по стенам, зажигал и тушил разные лампочки, потом зачем-то бежал в прихожую, где над вешалкой висел счетчик и мраморная дощечка с пробками. Следом за монтером ходили несколько мальчишек и с любопытством смотрели, что он делает. Наконец монтер, собираясь уходить, сказал, что пробки были не в порядке, и от легкой встряски электричество могло тухнуть. Но теперь все хорошо, и по пробкам можно бить хоть топором.

– Прямо так и бить? – спросил Петр Сапогов.

– Нет. это я пошутил, – сказал монтер, – но во всяком случае теперь электричество не погаснет.

Монтер ушел. Петр Сапогов постоял на месте, потом пошел в прихожую и долго глядел на счетчик и пробки.

– Что ты тут делаешь? – спросил его Громкоговоритель.

– А тебе какое дело, – сказал Петька Сапогов и пошел на кухню.

Пробило 2 часа, потом 3, потом 4, потом 5, потом 6, потом 7, потом 8.

– Ну, – говорил Палкарлыч, – сегодня мы не будем сидеть в темноте. У нас были пробки не в порядке.

– А что такое пробки? – спросила Мария Гусева.

– Пробки, это их так называют за их форму. Они… Но тут электричество погасло, и стало темно.

– Потухло! – кричал Кузьма Паровозов.

– Погасло! – кричала Нина Веревкина.

– Сейчас загорится! – кричал Громкоговоритель, отыскивая в потьмах Петьку Сапогова, чтобы, как-бы невзначай, дать ему подзатыльник. Но Петька не находился. Минуты через полторы электричество опять загорелось. Громкоговоритель посмотрел кругом. Петьки нет как нет.

– Завтра позовем другого монтера, – говорил Палкарлыч. – Этот ничего не понимает.

«Куда бы мог пропасть Петька? – думал Громкоговоритель. – На кухне он. кажись, сегодня не дежурит. Ну ладно, мы с ним еще посражаемся».

На четвертый день позвали другого монтера. Новый монтер осмотрел провода, пробки и счетчик, слазил на чердак и сказал, что теперь-то уж все в исправности.

Вечером, около 8 часов, электричество потухло опять.

На пятый день электричество потухло, когда все сидели в клубе и рисовали стенгазету. Зинаида Гребешкова рассыпала коробочку с кнопками. Михаил Топунов кинулся помогать ей собирать кнопки, но тут-то электричество и погасло, и Михаил Топунов с разбега налетел на столик с моделью деревенской избы-читальни. Изба-читальня упала и разбилась. Принесли свечу, чтобы посмотреть, что произошло, но электричество загорелось.

На шестой день в стенгазете 124-го Детского дома появилась картинка; на ней были нарисованы человечки, стоящие с растопыренными руками, и падающий столик с маленьким домиком. Под картинкой была подпись:

 
Электричество потухло
Раз, два, три, четыре, пять.
Только свечку принесли —
Загорелося опять.
 

Но, несмотря на это, вечером электричество все-таки потухало.

На седьмой день в 124-ый Детский дом приезжали какие-то люди. Палкарлыч водил их по дому и рассказывал о капризном электричестве. Приезжие люди записали что-то в записные книжки и уехали.

Вечером электричество потухло.

Ну, что тут поделаешь!

На восьмой день, вечером, Сергей Чикин, по прозванию Громкоговоритель, нес линейки и бумагу в рисовальную комнату, которая помещалась внизу около прихожей. Вдруг Громкоговоритель остановился. В прихожей, через раскрытую дверь, он увидел Петра Сапогова. Петр Сапогов, на ципочках, то и дело оглядываясь по сторонам, крался к вешалке, под которой висел счетчик и мраморная дощечка с пробками. Дойдя до вешалки, он еще раз оглянулся и, схватившись руками за вешалочные крючки, а ногами упираясь о стойку, быстро влез наверх и повернул одну пробку. Все потухло. Во втором этаже послышался визг и крик.

Минуту спустя электричество опять зажглось, и Петр Сапогов спрыгнул с вешалки.

– Стой! – крикнул Громкоговоритель, бросая линейки и хватая за плечо Петьку Сапогова.

– Пусти, – сказал Петька Сапогов.

– Нет, не пущу. Это ты зачем тушишь электричество?

– Не знаю, – захныкал Петька Сапогов.

– Нет, врешь! Знаешь! – кричал Громкоговоритель. – Из-за тебя меня супом облили. Шпана ты этакая.

– Честное слово, тогда не я тушил электричество, – завертелся Петька Сапогов. – Тогда оно само тухло. А вот когда монтер сказал, что по пробкам хоть топором бей, ничего, я вечером и попробовал одну пробку ударить. Рукой, слегка. А потом взял ее да повернул. Электричество и погасло. С тех пор я каждый день тушу. Интересно. Никто починить не может.

– Ну и дурак! – сказал Громкоговоритель. – Смотри у меня; если еще раз потушишь электричество, я всем расскажу. Мы устроим товарищеский суд, и тебе не поздоровится. А пока, чтобы ты помнил, получай! – и он ударил Петьку Сапогова в правую лопатку.

Петр Сапогов пробежал два шага и шлепнулся, а

Громкоговоритель поднял бумагу и линейки, отнёс их в рисовальную комнату и, как ни в чём не бывало, пошел наверх.

На следующий, девятый, день Громкоговоритель подошел к Палкарлычу.

– Товарищ учитель, – сказал он, – разрешите мне починить электричество.

– А ты разве умеешь? – спросил Палкарлыч.

– Умею

– Ну, валяй, попробуй, авось никому не удавалось, а тебе удастся. Громкоговоритель побежал в прихожую, влез на вешалку, поковырял для вида около счетчика, постукал мраморную дощечку и слез обратно.

И что за чудо! С того дня в 124-ом Детском доме электричество горит себе и не тухнет.

Д. Баш

1928