Текст книги "Знак драконьей крови"

Автор книги: Дамарис Коул

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 24 страниц)

Пэшет прижал к груди изуродованные руки. Три пальца левой руки были скрючены и обожжены, так что Пэшет не мог ими даже пошевелить. На ладони правой руки пылала выжженная руна Маелунна – бога измены. Не скоро он снова сможет взять в руки оружие. От его неосторожных движений волдыри на ладонях лопнули, но боль утихала, исчезала куда-то, унося с собой все его чувства. Пэшет поднял голову и посмотрел на оцепеневшего Тайлека.

Лицо мага вытянулось от страха за содеянное.

– Фелея! Госпожа! Владычица души моей! Прости меня! – он наклонился к ней, но она заворчала и отодвинулась. Встав на ноги, она держалась одной рукой за покрасневшую щеку, и Тайлек побледнел перед ликом ее нерастраченного гнева.

– Ты ударил меня?! Ты забыл, что я – это все, что у тебя есть, забыл, что я – это ты?! – она стала наступать, и Тайлек упал на колени.

– Вот зачем все это было задумано, теперь я разгадала твои намерения. Ты забыл, что твоя власть, твоя юность, твоя жизнь – все это дала тебе я! Мой Компаньон сделал это! Но тебе недостаточно того, что ты – второй по могуществу после меня. Ты задумал присвоить второго Компаньона, забрать его себе. Дурак! Неужели ты надеялся, что, даже соприкоснувшись с г'Хайном, ты станешь более велик, чем я?

Тайлек отчаянно замотал головой, в глазах его показались нескрываемые слезы страха:

– Не великим хотел стать я, Фелея! Никогда я не думал об этом! Я просто подумал, что, если бы у нас обоих была такая сила, мы могли бы править вместе, и никто не осмелился бы тогда противостоять нам. Мы...

– Править вместе! – Фелея расхохоталась и покачала головой. – Ты всегда считал себя умнее, чем ты есть на самом деле, Тайлек. Ты замахиваешься на дела более великие, чем тебе по плечу. – Она посмотрела на него сверху вниз и, прикоснувшись кончиками пальцев к мокрым дорожкам на его щеках, улыбнулась неожиданно мягко: – Но все равно ты всегда был лучше и сильнее остальных, да, любимый?

На лице Тайлека вспыхнуло выражение надежды. Схватив руку Фелеи, он покрыл ее поцелуями.

– Никто не сможет любить тебя сильнее, чем я, Фелея!

– Я так и думала. – Фелея снова улыбнулась, но не весело. – Вот поэтому ты заслужил самое жестокое наказание!

Свободной рукой она схватила волшебника за волосы и отогнула назад его голову. Вырвав из его рук свою вторую руку, она ловко просунула ее за пазуху Тайлеку. Тайлек попытался схватить ее за руку, но схватил лишь воздух. Тем временем Фелея схватила что-то, висящее у него на груди, и сильно дернула. Когда она вынула руку, сжимая что-то в кулаке, в неярком свете сверкнула оборванная золотая цепочка.

– Нет! Нет!

Тайлек громко взвыл и чуть было не вырвал у Фелеи ее добычу, но его руки вдруг превратились в подобие скрюченных птичьих лап, переплетенных выдающимися синими венами. Из горла Тайлека вырвались странные хриплые звуки. Сухие губы сморщились и опали, щеки запали в беззубый Старческий рот. Глаза провалились, клочья длинных седых волос облепляли маленький, покрытый пигментными пятнами старческий череп. Все тело Тайлека ссохлось и согнулось под внезапно навалившейся на него огромной тяжестью немыслимого множества прожитых лет. Упав на пол, он протянул вперед дрожащую руку.

Фелея отступила на шаг назад, приподнимая подол платья, чтобы Тайлек не дотянулся до нее.

– Постарайся покрепче запомнить, что ты не такой на самом деле, Тайлек. Я думаю, что ты еще будешь мне благодарен за это наказание. Как-никак я тебе кое о чем напомнила, – наклонившись над ним, она швырнула на пол разорванную цепочку. – Не мечись так, любимый. Ты устанешь. Это не очень мудро с твоей стороны, так как, если ты проживешь в своем естественном виде достаточно долго, это может заставить меня вернуть тебе твою драгоценную красоту.

Даже при всей силе своей ненависти Пэшет не выдержал и отвернулся, чтобы не видеть мольбы в полуслепых глазах Тайлека. Фелея обожгла его сердитым взглядом:

– Собери своих солдат и провиант во дворе. Мы отправляемся немедленно.

Она прошла совсем рядом с ним, и он спрятал свои изуродованные руки, глубоко поклонившись волшебнице.

Йалст помог ему добраться во двор замка, так как для Пэшета каждое движение было как адова мука. Притихшая было боль вернулась теперь с троекратной силой. Заключенная в волшебном столе магия умела сама реагировать на прикосновения непосвященных и реагировала жестоко. Воспоминание об этом безмолвном нападении болью отдалось в позвоночнике и обожженных руках. Пока Йалст отдавал распоряжения солдатам, Пэшет сидел под стеной замка и рассматривал руки.

Йалст принес ему бинт и мазь от ожогов. Увидав размеры ожогов, он присвистнул и нахмурился:

– Тебе надо бы показаться врачу.

Пэшет покачал головой:

– Забинтуй их и никому об этом не говори. Госпожа не должна думать, что я ни на что не годен. Я не хочу, чтобы меня оставили при кухне.

Тем временем во дворе выстроилось две сотни воинов со своим провиантом. Из дверей замка показалась Фелея. Небольшая свита, сопровождавшая ее, пошатывалась под тяжестью ее имущества, собранного в большой спешке. За свитой вышагивали четверо адептов Тайлека, которые несли на плечах импровизированный гамак, в котором раскачивалось высохшее тельце мага. Ни слова не говоря, Фелея остановилась в самой середине строя солдат и прочла заклинание, вызвав появление широкой алого цвета паутины, несколько напоминающей ту, которая обвивалась вокруг Нориссы перед ее исчезновением.

Пэшет ощутил толчок, который отозвался в его спине еще более сильной болью. Затем ему показалось, как будто его раскручивают, привязав к концу длинной веревки. В следующее мгновение он обнаружил себя стоящим на вершине обезглавленной горы. Повсюду на равнине копошились его солдаты. Среди них корчился в пыли Тайлек – ссохшаяся, хнычущая кукла. Вдали, на крутой стороне глубокого ущелья, одинокая фигура карабкалась по склону высокой горы. Еще семеро человек, поддерживаемые в воздухе непонятной силой, пересекли ущелье без всякого моста.

Пэшет услышал вопли своих солдат. Кто-то молился, большинство сыпали проклятьями, но все они смотрели в небо. Пэшет, преодолевая боль, поднял голову.

На холме, сложенном из расколотых гранитных плит и валунов, стояла неподвижная Фелея. Ее точное подобие парило высоко в небе на спине устрашающей крылатой твари ярко-красного цвета. Пэшет некоторое время наблюдал, как тварь напрасно пыталась пробить невидимую стену, которая не давала ей перелететь на другую сторону ущелья.

Пэшета толкнули, и он обратил внимание на то, что его солдаты, объятые ужасом, столпились вокруг него. Их невежество разозлило его, и он чуть было в ярости не набросился на них. Его солдаты как будто ждали, что он начнет их успокаивать!

Однако эта мысль так глубоко проникла в него, что Пэшет поборол гнев и оставил в сторону все эмоции. Конечно же, они обратились к нему в трудный час – он был их командиром. Оставаясь глухим к любым ощущениям, Пэшет принялся отдавать приказы.

32

После яркого солнца, отраженного и усиленного снежной белизной снаружи, Байдевин на ощупь пробирался по темному каменному тоннелю. Когда подоспел Медвин, ему стало гораздо проще, так как посох волшебника продолжал светиться в темноте, и это позволило гному избежать многих трудных участков. Остальные же, не обладая волшебным даром, не видели ничего дальше собственного носа, и в темноте время от времени раздавались звонкие удары стали о камень и сдавленные проклятья. Шарканье башмаков по песку и гравию, устилающему путь, действовало на нервы Байдевину, и его воображение то и дело рисовало ему полчища чудовищ, подстерегающих их во мраке тоннеля, или всевозможные несчастья, которые поджидают Нориссу в конце пути.

– Там свет! – внезапно прошептал Норвик.

Байдевин в панике обернулся к Медвину и его светящемуся посоху, но заметил, что Норвик, несколько опередивший остальных, указывает вперед, не глядя на волшебника позади. Сам же Байдевин, стараясь держаться поближе к Медвину и свету, который испускал волшебный посох, не рассмотрел слабое сияние в конце коридора.

Осторожно они пошли по узкому коридору. Коридор слегка изогнулся и внезапно вывел их в длинную, просторную пещеру.

Без факелов, вообще без какого-либо огня, рассеянный свет, сияние которого они заметили, лился прямо с потолка пещеры. В самой ее середине стояли Норисса и Кей с Иллой. За ними, глубже в тело горы, пещера была темна. Дальняя ее стена состояла словно из дыма и тумана. Байдевин обратил внимание на то, что в то время, как в коридоре гулял промозглый сквозняк, в пещере, куда он вошел, оказалось удивительно тепло.

– Норисса! – Байдевин подбежал к тому месту, где Норисса стояла перед кучкой камней. Его страх улегся только после того, как она улыбнулась и, назвав его по имени, повернулась, чтобы приветствовать остальных.

– Байдевин! Медвин! Идите сюда, посмотрите, что оставила мне моя мать!

Невысокий гранитный столб стоял внутри треугольного пространства, образованного двумя черными каменными плитами, соприкасающимися концами. На вершине столбика стояла чаша из полупрозрачного черно-синего стекла, наполненная водой. В воде плавал небольшой белый камень, похожий на градину, который светился своим собственным светом и освещал несколько рун, написанных на краях чаши. Байдевин разобрал знаки времени, огня и смерти. Остальные надписи напоминали собой бессмысленную головоломку; лишь только Байдевин попытался расшифровать надпись, руны словно задвигались и еще сильнее переплелись между собой. Может быть, Медвин и сумел бы в них разобраться, но Байдевин так этого и не узнал, потому что волшебник с удивлением глядел на свой посох.

Посох всегда светился довольно ярко, но теперь он часто и ослепительно вспыхивал, и в такт этим вспышкам ярче замерцал белый камень в чаше. Норисса смотрела на этот камень, как зачарованная, Боср и остальные нерешительно переступали с ноги на ногу. Никто из них не обращал внимания на Медвина.

Между тем старый маг печально переводил взгляд с одного огня на другой.

– Все сильней и сильней я удивляюсь могуществу, которым обладала моя госпожа! – он отступил от алтаря, и свечение посоха и белого камня померкло.

Кей вздохнул и посмотрел на Нориссу:

– Это очень красивый алтарь, но какому богу он служит, госпожа?

– Богу, который не принадлежит к этому миру, – ответила она.

Взгляд Байдевина задержался на сотканной из дыма стене. Она все это время оставалась на месте, не растекаясь по комнате, не изменив ни формы, ни размеров. По поверхности ее пробегали легкие волны возмущений, но они быстро гасли. Байдевин зашел за алтарь.

Его первое ощущение было таким, словно на него повеяло ледяным холодом, обжигающим холодом, который высасывал из тела все силы. Затем пришла боль. Норисса, выкрикивая слова предупреждения, схватила его за руку и потащила назад. Выплеснувшийся из алтаря неожиданно горячий воздух обжег его кожу.

Норисса, строго глядя на своих спутников, обратилась к ним с такими словами:

– Никто из вас не должен прикасаться к алтарю или заходить за него. Все, что нам потребуется, находится там, – и она показала на проходы в стенах пещеры по левую и по правую руку от себя.

Только после того, как каждый из членов их отряда кивком подтвердил, что понял ее слова, Норисса расслабилась.

– Мы все голодны и нуждаемся в отдыхе, – улыбнулась она. – Так давайте же воспользуемся тем, что для нас приготовлено, – она повернулась и, слегка пригнувшись, перешла из пещеры в комнату, находящуюся за спиной справа.

Байдевин почувствовал, как чья-то рука легла ему на плечо, и остановился. Норвик наклонился к нему и тихо прошептал:

– Скажи Босру, что я вернулся ко входу. Мне кажется, что кто-то должен покараулить вход в пещеру.

Байдевин кивнул и поторопился догнать остальных. Ему показалось, что в соседней комнате, куда он попал, было не так тепло, как в главной пещере, но эта комната была залита таким же мягким светом. И она была забита продуктами.

Вдоль каменных стен были сложены большие пакеты заготовленного мяса. Мешки с зерном и мукой чередовались с большими головами сыра, сложенными у дальней стены. С потолка свисали целые гирлянды сушеных фруктов. Тонкая струйка воды выбивалась из-под выпуклости в стене неподалеку от входа и исчезала в трещине в полу. Еще одна дверь вела в соседнюю комнату.

Боср пощупал зерно, попробовал сушеные фрукты.

– Зерно чистое, и фрукты не подгнили, – удивленно объявил он.

Его длинный нож взрезал головку сыра. Терпкий аромат белого сыра распространился в воздухе, и Байдевин почувствовал, как рот его наполняется слюной.

Боср протянул Нориссе толстый ломоть сыра, Норисса разломила его пополам и отдала детям.

– Хватит на всех, Боср, как вам кажется?

– Если угодно, госпожа. – Боср поклонился.

Некоторое время все сосредоточенно жевали. Пока Боср чистил лезвие ножа, Байдевин тщательно обернул свежий срез сырной головки вощеной бумагой. Потом он обвязал сыр грубой тканью и поспешил за остальными, которых Норисса повела в следующую комнату.

Из этой комнаты они попали в следующую, а потом – еще в одну и еще... Комнат оказалось всего восемь, и каждая была освещена мягким светом, лившимся прямо с потолка. Каждая комната была забита всяческими необходимыми вещами. Тут были одеяла, была мужская одежда, были инструменты для ремонта оружия, был склад дров и запасы трута и лучины для растопки. В последней комнате Бремет вытащил из кучи одежды меховую куртку и набросил ее на плечи Нориссы. Байдевин заметил, как их пальцы встретились и на краткий миг задержались, касаясь друг друга, пока Норисса плотнее запахивала куртку. Затем она повела их обратно в главную пещеру. Байдевин шел последним, яростно топча ногами пыль на полу комнат.

Не задерживаясь в главной пещере, Норисса прошла через проход в противоположной стене. Короткий коридор, заворачивающий направо, привел их в маленькую прихожую.

Вдоль одной стены стояла единственная кровать, оставляя достаточно места, чтобы пройти туда, где за тяжелой занавеской скрывалась последняя комната.

В этой комнате стояла такая же кровать, как в прихожей. Напротив нее был установлен легкий складной столик. В изножье кровати стояла на полу кожаная дорожная сумка. На широкой каменной полке стоял деревянный ларец, и были разложены различные предметы, необходимые женщинам для ухода за своей внешностью.

Норисса задумчиво прикоснулась к серебряному гребню, погладила крышку ларца и прошептала:

– Это была комната моей матери.

Не сказав друг другу ни слова, мужчины вместе вышли из комнаты.

Они устроили лагерь возле входа в главную пещеру. Восемь маленьких комнат с припасами дали им все необходимое доя того, чтобы устроиться со всеми удобствами. Норвику тоже отнесли теплую одежду, еду и оружие и оставили его сторожить вход в пещеру на склоне горы.

Вскоре в горшке забулькал сытный суп из риса и сушеного мяса. Кей удивил всех, сумев испечь на углях три золотистые лепешки.

После того как они поели, Байдевин отозвал Медвина в сторонку и рассказал ему о том, что произошло в те несколько мгновений, пока он оставался с той стороны алтаря. Когда гном и маг проходили мимо этого места, посох Медвина снова ярко вспыхнул, а потом снова померк и спокойно замерцал.

Медвин несколько раз вздохнул. Его удивление и любопытство были очевидны.

– Это место – настоящая загадка для меня, – он кивнул в сторону комнаты, где оставалась Норисса. – И она тоже – тайна. Сила, которую она демонстрирует, не принадлежит ей – в этом я уверен.

– Возможно, это наследие ее матери, разбуженное ее присутствием, предположил Байдевин. Взглянув на посох, он быстро отвел глаза, борясь с желанием выхватить магический жезл из рук наставника.

– В твоих словах есть доля истины, – кивнул Медвин. – Теперь, по крайней мере, понятно, что задумала Бреанна, когда покинула Актальзею незадолго до своей гибели. Но здесь есть еще что-то – еще кто-то, – он повернулся и посмотрел на алтарь. – Это попахивает могуществом богов. Эта штука способна повергнуть в прах наш мир и вызвать из небытия бессчетное количество новых. Кто скажет, как она сюда попала?

– Амулет Нориссы? Компаньон? – прошептал Байдевин. – Ведь из-за этой вещицы и началась эта ужасная война. Норисса уже упоминала о великой магии, которая всегда с ней, но которую нельзя трогать.

Медвин нахмурился:

– Она ничего не говорила мне об этом.

Байдевин посмотрел сначала на алтарь, потом на коридор, ведущий в комнату Нориссы.

– Что же это могло быть, если в этом заключена такая сила?

– Проклятье! – в голосе Медвина зазвучал сильнейший гнев. Последние свои слова он произнес намного тише, но его палец очень решительно и сурово угрожал Байдевину. – У моей госпожи Бреанны было достаточно силы, чтобы повергнуть Фелею одним ударом, но она предпочла умереть сама, чем выпустить эту силу на свободу и погубить одного-единственного ребенка! – в этом месте он погрозил Байдевину уже посохом. – Я знаю, как ты любишь магию и волшебство, Байдевин, но запомни – эта власть развращает без пощады и милосердия. Вспомни о тех разрушениях, которые причинила Фелея, стремясь завладеть этим Знаком. И смотри, чтобы тебе не последовать ее примеру!

Они долго и сердито смотрели друг на друга. Байдевин смотрел на старого мага с вызовом, но именно он первым отвел взгляд и повернулся, чтобы уйти. Медвин загородил ему дорогу посохом.

– Не торопись получить степень, Байдевин, – голос его прозвучал неожиданно мягко, ни тени недавнего гнева не было в нем, – наслаждайся своим ученичеством. Бремя мастера обрушится на тебя очень скоро...

Байдевин не мог подобрать достойного ответа, такого, чтобы не прозвучал слишком грубо, а потому отошел от старого волшебника, не проронив ни слова.

33

Отпив хороший глоток вина из третьего по счету кубка, Пэшет продолжал наблюдать за тем, как готовится ко сну лагерь.

Всего несколько человек оставалось на виду. Крылатое чудовище скрылось из вида много часов назад, но Пэшет хорошо понимал чувства своих людей: большинство предпочло опасности быть застигнутыми летучим драконом на открытом месте воображаемую безопасность под пологами палаток.

Пэшет не испытывал подобного страха, но в мозгу его было почти так же темно, как и у многих солдат. Перед глазами снова и снова вставала картина гибели Джаабена, а боль в руках то совершенно стихала, то снова пронизывала его острыми иглами. Сейчас боль успокоилась, и вино помогало ему с удобством коротать время. Только одно отравляло его пьяное спокойствие...

С самого момента прибытия на место Пэшет постоянно наблюдал за подвесной кроватью, которую неусыпно стерегли четверо адептов. Когда был воздвигнут шатер Тайлека, адепты поместили своего господина внутрь, а один из них остался на часах перед входом.

Если бы не эти четверо... Пэшет вздохнул и потребовал еще вина. Он упустил свой шанс. Вскоре после того, как были установлены шатры Фелеи и Тайлека, служанка Фелеи подошла к сторожившему вход адепту и заговорила с ним, и Тайлека тут же отнесли в шатер госпожи. Пэшет незаметно вошел в палатку Фелеи вслед за ними и тихо встал у входа.

Когда подвесную кровать опустили у ног Фелеи, Пэшет с трудом заставил себя поверить в то, что эта штука на кровати может быть живой. Тайлек напоминал своим внешним видом один из множества незахороненных трупов в пещерах пустыни Дринлар: высохшая кожа, казалось, была натянута прямо на кости скелета, сухожилия напоминали темные тени, оплетающие кости, натянувшаяся на черепе кожа заставляла его постоянно держать открытым беззубый рот. Плащ колдуна исчез, и он был укрыт тонкой шерстяной тканью. Мука, которая виднелась в его мутных глазах, была единственным при знаком того, что Тайлек еще жив.

Фелея при виде его нахмурилась, как хмурится мать, отчитывая непослушного сына. Его талисман лежал у нее на коленях, и золотая цепь его была снова цела.

– Ах, любимый, – проворковала она, – наглость и амбиции – это хорошее подспорье против любого противника, за исключением твоей королевы. Я уверена, что теперь ты это хорошо понял.

Вместо ответа волна крупной дрожи пробежала по всему телу Тайлека. Фелея с неожиданной нежностью наклонилась над высохшим телом и вложила в его скрюченные пальцы медальон. Узловатые пальцы мгновенно сжались. Упругая молодая кожа появилась на запястье, на предплечье руки и быстро распространялась все выше и дальше, высохшие члены округлились, стали упругими и сильными мышцы. Тайлек оживал так же быстро, как съеживался и усыхал. Лишь только превращение было закончено, Тайлек сел. Один из адептов сделал шаг вперед и набросил на плечи своего господина его черный плащ, расшитый серебряными и ярко-алыми нитями. Не произнеся ни слова, Тайлек опустился перед Фелеей на колени и так стоял, сотрясаемый подобострастным трепетом.

В улыбке Фелеи Пэшету почудилось удовлетворение, вызванное покорностью Тайлека. Затем взмахом руки она отпустила колдуна и всех, кто находился в ее шатре.

И теперь, много часов спустя, Пэшет все продолжал смотреть на шатер колдуна сквозь опрокинутый полог своей палатки. Ему приходилось напрягать зрение, чтобы сосредоточиться на черной фигуре адепта перед входом. Ему казалось, что фигура эта постепенно тает в тусклой красноватой дымке. Порывы ветра вздымали с земли клубы пыли и еще сильнее мешали его наблюдениям, скрывая шатер и все, что происходило вокруг него.

Некоторое время спустя Пэшет заметил над шатром Фелеи ярко-красную точку. Туча росла, клубилась, словно вскипая и разбрасывая сверкающие искры, вставая ярким пятном на фоне темного неба. Пламя факелов и костров подпрыгивало, стараясь дотянуться до этой тучи. Тонкий, неистовый и пронзительный вой заставил Пэшета выбежать из палатки. Вокруг него поспешно покидали свои палатки солдаты его армии, в их выкриках звучал неприкрытый страх.

Над палатками красная туча сгустилась и превратилась в огненный шар. Сверкнула малиновая молния, и над равниной прокатился удар грома. Ветер стих, и с неба закапали тяжелые и маслянистые капли дождя.

Пэшет забился в свою палатку, слишком усталый, чтобы делать что-то. Его сил хватило лишь на то, чтобы терпеть боль. Обожженные руки снова начали кровоточить.

34

Дождь продолжался всю ночь. Он падал с неба темной стеной, очень быстро уничтожая снежный покров, так что вскоре почти повсюду обнажился скалистый рельеф горного склона. Байдевин сомневался, что в такую погоду даже Тайлек осмелится повести свои войска через узкий мост, но Боср настоял на том, чтобы наблюдение продолжалось и все они по очереди несли вахту при входе в пещеру, стараясь, впрочем, не выходить под дождь из-под прикрытия каменного коридора. Все они были людьми, привычными к походной жизни и ее трудностям, включая сюда и ночевки под дождем, но этот ливень был не совсем обычным. Несмотря на сильный холодный ветер, вода, льющаяся с небес, казалась теплой. Большие теплые капли, попадая на кожу, оставляли на ней маслянистую неприятную пленку, липкую и вызывающую раздражение.

Отстояв на часах положенное время, Байдевин прилег и попытался заснуть. Он действительно задремал, но часто просыпался от неприятных сновидений, подробности которых он уже не помнил, вздрагивая при звуках далеких воображаемых голосов. В конце концов он оставил все попытки отдохнуть и, выбравшись из-под полога, заново разжег огонь в очаге.

Ближе к утру Илла выбралась из своей комнатки, протирая глаза. Отложив в миску жаркое, она подобрала оставшийся хлеб. Байдевин сопроводил ее до того места, где коридор, ведущий к комнатам Иллы и Нориссы, заворачивал. На его вопрос о Нориссе Илла вздохнула, и на ее юном лице появилось немалое беспокойство.

– Госпожа всю ночь не спала, все сидит читает записки матери. – Илла посмотрела на миску с едой. – Может быть, если она немного поест, так и отдохнуть сможет.

Байдевин смотрел, как она скрылась за углом коридора, и вернулся к очагу. Когда начали просыпаться остальные, он вышел и отправился к Норвику, который нес караул у входа в пещеру. Вместе они наблюдали, как наступает хмурое утро и как сереет чернота ночи. Солнце так и не появилось, и дождь не перестал.

Через некоторое время до них донеся топот ног, и из тоннеля показался мчащийся во весь дух Кей.

– Госпожа велела, чтобы все шли к ней! – сообщил он, слегка задыхаясь.

Байдевин достиг главной пещеры раньше Кея и Норвика. Норисса стояла перед алтарем из черного камня. В мягком сером платье, которое она надела вместо своего изодранного прежнего одеяния, она выглядела еще более бледной и уязвимой. Блестящие черные волосы были тщательно расчесаны и свободно свисали почти до колен. Их цвет только подчеркивал темные круги под глазами – признак усталости, хотя сами глаза сверкали решимостью.

Ее взгляд испугал Байдевина. Неужели это та же самая девушка, которая еще вчера вечером прыгала от радости, исполнив, наконец, свое главное желание? И он попытался дотянуться до Нориссы при помощи "неслышной речи".

Часть Нориссы приветствовала это, но затем поспешила дальше. Ее мысли были полны загадками и недоуменными вопросами, которые то кружились на одном месте, то устремлялись вдаль, складываясь в какие-то умозаключения и неопределенные предвидения, до которых было все равно не дотянуться. Байдевин прикоснулся к целому букету разнообразных эмоций, начиная от радостного восхищения и горького сожаления и кончая желчным привкусом пресыщения старыми и новыми страхами. Откуда-то в нее вливалось знание, она владела множеством магических секретов, обладая такой могучей силой, что одно только лишь легкое прикосновение к ней едва не заставило Байдевина задохнуться, как от сильного удара. Как он ни старался, он не смог разобраться ни в одном из этих магических секретов, одна лишь сила приветствия заставила его мысли вернуться к нему.

Когда все собрались, Норисса тихо обратилась к ним:

– Я многое узнала, с тех пор как мы оказались здесь, но еще больше мне предстоит узнать. Вскоре я покину вас, чтобы завершить это дело, взмахом руки она быстро восстановила тишину, погасив волну их возражений. – Это я должна доделать одна, а у меня остается мало времени. Начиная с этого момента, я должна полностью положиться на вас и на других, которые будут охранять меня все это время.

– Какие это "другие"? – раздался громкий хор голосов, в котором выделялся голос Байдевина.

Вместо ответа Норисса повернулась и прошла за алтарь туда, где в глубине пещеры клубилась дымная стена.

Все последовали за ней, и Байдевин, даже не зная, чего ожидать, вновь оказался не готовым к ощущению леденящего холода, который пронизал зал. Его товарищи жадно хватали ртами воздух и корчились от холода, но Норисса, казалось, ничего не ощущала.

Она шагнула в туман. Его стена чуть отступила перед ней и вдруг стремительно исчезла, унося с собой холод, словно втянутая ноздрями невидимого божества.

Перед ними стояла целая армия, но она была из камня.

Вырезанные из сверкающего черного камня фигуры солдат были выстроены шеренгами по девять человек, и число этих рядов терялось в полумраке пещеры. Каждый воин стоял в положении "смирно", с оружием в руке, устремив взгляд в какие-то никому другому не видимые дали. Каждая статуя была как застывшее совершенство, каждая – творение мастера, во всех мельчайших деталях и подробностях. Плечом к плечу, грозно и неподвижно стояли побывавшие в сражениях воины, словно живые.

Байдевин услышал удивленное восклицание Босра. Вождь повстанцев сделал несколько шагов и прикоснулся к статуе офицера, стоящей чуть впереди солдат.

– Не может быть! Это Сэрел!

Медвин и Бремет окружили Босра, и на лице каждого было написано выражение недоверия. Байдевин и Норвик тоже приблизились и встали по сторонам Нориссы.

– Что это такое? – спросил Норвик.

– Это – моя армия, – улыбнулась ему Норисса.

Бремет осторожно прикоснулся дрожащими пальцами к холодному каменному лицу офицера.

– Это мой отец, – тихо сказал он.

– Откуда ты знаешь? – быстро спросил Норвик, делая шаг к нему.

Бремет уронил руки вдоль тела, продолжая рассматривать неподвижное лицо, находящееся на одном уровне с его лицом.

– Я был слишком молод, когда он оставил нас, и я думал, что я позабыл, как он выглядит. Но я его узнаю.

Норисса подошла к Бремету. Взяв его ладонь в свою, она наклонилась к нему совсем близко, бормоча слова утешения. Байдевин ощутил укол ревности. Это чувство прорвалось даже в его слова, которые прозвучали удивительно высокомерно:

– Не может быть, чтобы это был реальный человек. Скорее, это монумент, воздвигнутый в честь бравого солдата.

При эти словах Боср пристально всмотрелся в незрячие глаза офицера, которого Бремет называл отцом.

– Сэрел был моим братом во всем, кроме кровного родства. Вместе с ним мы покинули Драэль, чтобы поступить на королевскую службу. Мы вместе учились и вместе сражались. Это я сопровождал короля Брайдона в земли колдовского племени, а когда мы вернулись с молодой королевой, Сэрел стал капитаном ее гвардии. Будет только справедливо, чтобы именно его лицо символизировало заветы верности нашего народа.

Медвин покачал седой головой:

– Я уверен, что мы нашли последних воинов королевы, те самые последние две сотни, которые отправились с Бреанной в последнее загадочное путешествие, но так и не вернулись обратно. – Маг шагнул к первой шеренге солдат и прикоснулся к каменной повязке на бедре одного из воинов. – Когда они покидали Актальзею, в бедро Маэна попала стрела, но он не пожелал остаться.

Норисса подошла к Босру сзади. Боср продолжал внимательно разглядывать лицо человека, которого он называл Сэрелом, и Норисса улыбнулась:

– Он не потерян для тебя, Боср, он жив. Он – часть моего наследства.

Лицо Босра побелело от ярости, когда он взглянул на свою королеву. Когда она попыталась прикоснуться к нему, он отодвинулся.

– Я не хотела оскорбить твоей печали, Боср, – сказала Норисса. – Я только хотела сказать, что она преждевременна.

– Жестокость тебе не к лицу, Норисса, – заговорил Медвин, лицо его стало таким же каменным, как у солдат. – Или ты так упиваешься своим могуществом, что вид чужого горя доставляет тебе удовольствие?

Норисса переводила взгляд с Босра на Медвина, потом посмотрела на Бремета.

– Ваши товарищи в действительности не мертвы. Они просто спят, и по моему приказу они проснутся и снова встанут рядом с вами, – она обвела руками внутренность пещеры. – Вы спрашивали, почему королева бросила своих людей в самый ответственный момент. Вот почему! Она пришла сюда, чтобы подготовить это место, последний оплот, последнюю крепость. Здесь и здесь... – Норисса коснулась своего лба, – моя мать оставила все необходимое для своей страны и для своего ребенка.