Текст книги "Знак драконьей крови"

Автор книги: Дамарис Коул

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 24 страниц)

Она прислушалась к приглушенным рыданиям девушки. Кем он был ей? Братом? Или, может быть, мужем? Норисса отвернулась, острое чувство вины словно обожгло ее с новой силой.

Болезненный стон привлек ее внимание к мужчине, которого она перевязывала. Заглядевшись на двух женщин, Норисса слишком туго забинтовала его рану, и та снова начала кровоточить. Норисса быстро остановила кровотечение и заново перевязала глубокую колотую рану. Затем она отправилась в поисках еще кого-нибудь, кто нуждался бы в ее помощи.

Она осторожно перешагивала через лежащие тела и видела, что все они либо перевязаны, либо неподвижно лежали с укрытыми лицами. Остановившись подумать о том, что еще она бы могла сделать, Норисса заметила Босра, быстро шагавшего через площадь. Вместе с ним шли несколько человек, которых Норисса не знала. Староста остановился там, где лежали раненые солдаты, и принялся задавать вопросы, держась твердо и бескомпромиссно. Норисса вздрогнула, предчувствуя, что, быть может, ей самой скоро придется столкнуться с ним. Тем временем Боср покинул своих сопровождающих и куда-то поспешил, лицо его было мрачным, но удовлетворенным. Он прошел неподалеку от Нориссы и встретился с ней глазами. Норисса первой отвела взгляд, не в силах вынести выражения боли и гнева во взгляде старосты. Услышав, что ее зовут, она медленно пошла на зов, спотыкаясь о камни от усталости, благодарная за передышку.

Хеска, сидя у очага, поманила ее к себе. Вручив Нориссе кружку горячего брота, она сделала знак Нориссе сесть рядом.

– Садись, передохни! Ты много работала, и работы будет еще больше, когда остальные вернутся.

Остальные? Норисса вспомнила, что часть повстанцев отправилась в погоню за солдатами. Она осторожно опустилась на землю, ухитрившись не расплескать горячий напиток. Брот оказался довольно жидким, но горячим и ароматным. Она выпила его маленькими глотками, гадая, что поделывают Медвин и Байдевин. Боср потребовал их присутствия сразу по окончании битвы, и с тех пор Норисса их не видела. В конце концов ей удалось погасить тлеющую искру беспокойства тем, что, если бы что-то с ними было не так, она наверняка бы почувствовала неладное. С этой мыслью она снова вернулась к напитку и даже почувствовала себя лучше благодаря теплу, которое разливалось по всему телу.

Она просидела рядом с Хеской довольно долгое время. Хеска одной рукой баюкала своего малыша, а второй неустанно помешивала варево в котле. Она щедро делилась бротом со всеми, кто подходил к ее очагу с пустой кружкой или котелком. Норисса пристально посмотрела вслед незнакомой женщине, которая удалялась от очага, осторожно балансируя двумя мисками брота, из которых поднимался пар, и спросила:

– Кто это? Я не встречала ее раньше.

– Это Натха из Крина, поселка к югу от нашего. – Хеска с сочувствием покачала головой. – Сегодня ночью она потеряла двух братьев, и до сих пор нет известий от мужа, который отправился преследовать врагов. – Хеска повернулась к Нориссе, и на губах ее появилось нечто напоминающее улыбку. – Я более удачлива. Слава высшим силам, мой муж даже не ранен. Даже теперь он работает... – и она показала половником на группу мужчин, которые устанавливали последнюю подпорку для временного трехстороннего навеса. Из четверых Норисса узнала только одного – Теля, мужа Хески.

– Сколько незнакомого народа вдруг появилось откуда-то, – проговорила Норисса. – Как получилось, что они поспешили к нам на подмогу?

Хеска как-то странно посмотрела на Нориссу, но громкие крики помешали ей ответить.

С запада возвращались с победой повстанцы. Большинство из них шли пешком, некоторые опирались на плечо товарища, несколько человек несли на носилках. Норисса вскочила и бросилась к ближайшим из них. Опустившись возле раненого на колени, она как раз осматривала рану, когда кто-то сильно потянул ее за рукав.

Над ней склонился Ятрай, его лицо выражало не то боль, не то сильнейшую панику.

– Скорее, госпожа, вы должны немедленно идти. Кхелри тяжело ранен!

Кхелри! Это было почти точное попадание в цель. Норисса затрясла головой, пытаясь справиться с болью, которую причинили ей новости, принесенные Ятраем. Слезы, которые она сдерживала все утро, подступили к глазам, и все вокруг стало неясным и словно поплыло. Ятрай схватил ее за руку, и паническая нотка прямо-таки зазвенела в его голосе:

– У этого человека только сломана рука. Ты должна пойти со мной, мой брат умирает!!!

Норисса смахнула слезы с лица.

– Какую пользу я могу принести ему? Я не властна над смертью.

– Но ты должна! – Ятрай заставил ее подняться. – Сорин говорит, что ты – Шэй!

Его слова привлекли всеобщее внимание. Во многих, очень многих взглядах Норисса прочла надежду, недоверие, даже страх, и ей пришлось справиться с паникой, которая начала охватывать и ее, пока Ятрай тащил ее за собой.

Когда они пришли туда, где лежал Кхелри, Сорин как раз наклонилась над ним, ее дрожащие пальцы бесполезно комкали окровавленные лохмотья, засунутые под тунику. Тут же стояла Грента, сжимая и разжимая худенькие кулачки. Ее широко открытые топазовые глаза неотрывно смотрели на лицо отца.

Норисса склонилась над Кхелри и медленно отняла окровавленные тряпицы, открыв глубокую ножевую рану в груди. Разрез был невелик, но хриплое и булькающее дыхание Кхелри говорило о том, что нож проник слишком глубоко.

– Я ничего не могу для него сделать. – Норисса выпрямилась и отвернулась; ее голос прозвучал как предзнаменование смерти.

– Ты уверена? – раздался вдруг голос Медвина, и его рука легла ей на плечо. Он стоял прямо над ней, и Норисса повернулась, чтобы упасть в его объятья.

– Медвин! Кхелри умирает, и они думают, что я могу вылечить его!

– А ты можешь? – сильная рука обняла ее за плечи и слегка потрясла, успокаивая. – Тебе никогда не приходилось делать этого раньше?

– Нет! – прошептала Норисса, видя перед собой свои собственные руки, покрытые чешуями и заканчивающиеся страшными изогнутыми когтями. В ту ночь она вылечила Медвина. Теперь она поняла, что именно это воспоминание ее разум лихорадочно пытался вызвать все сегодняшнее утро. Воспоминание о могуществе, хотя она и не желала обрести его теперь, доставило ей радость.

– Я не могу снова призвать ту силу...

Медвин посмотрел куда-то на верхушки деревьев.

– Тогда он умрет, – просто сказал он.

Норисса, как ни старалась, не могла разглядеть на лице мага никакого определенного выражения, а его слова были лишены всякой интонации, но все же в них было обвинение и упрек, и Норисса вспыхнула:

– Почему я? – сердито воскликнула она. – Почему я всегда должна отдавать? Что бы я ни делала, все равно этого оказывается недостаточно и от меня требуют еще и еще!

Норисса вырвалась, всерьез намереваясь тут же покинуть и поселок, и все, что было с ним связано. Пусть кто-нибудь другой тащит на себе все бремя ответственности! Она бы отреклась и от своего наследственного права, и от магии, которую навязывал ей Медвин. Зачем расходовать время и силы на этих людей, когда она должна ответить голосу, который зовет ее, и обрести свой собственный мир и покой?

Норисса уже повернулась чтобы уйти, но наткнулась на исполненный страдания взгляд Сорин. Женщина молчала, но ее заполненные слезами глаза разбили и разметали по сторонам праведный гнев Нориссы. Она внезапно уселась прямо на землю и принялась расшнуровывать ботинки.

Когда с ботинками было покончено, Норисса зарылась босыми ногами в прохладную землю. Мягкая почва раздалась, заполнила промежутки между пальцами ног, и ноги погрузились в нее по щиколотку, Норисса проникла еще глубже и позвала своего красноглазого ящера, но только когда он шевельнулся в ответ, она осознала, что не такой защитник ей нужен сейчас. Она нуждалась в иной поддержке и потому оставила ящера в покое. Для того чтобы найти то, что нужно, ей не потребуется провожатый.

Она не пошла и другим путем, а вместо этого вырвалась разумом наружу, покинув свое тело и соединившись со свободным дыханием окружающего мира. Она осознала, что тело ее осталось на земле, плотно прижатое к ней руками и ногами, что губы ее продолжают шептать слова приказов и магических формул, которые возвращались в память словно из туманного и позабытого далека, прорываясь сквозь туманную дымку окутывающей тело боли, в то время как ее разум распространяется сразу во все стороны, свободно проникая в самые потаенные уголки леса, чтобы слиться с ее источниками жизни. Там она погрузилась в сущность гигантских квеннеровых деревьев и обнялась с духами тонколистных кустарников свейл, смешалась с мельчайшей каймановой травой и позволила увлечь себя в глубину, следуя извилистыми и перекрученными путями корней, чтобы пить вместе с ними энергию земли.

В пальцах рук и ног родилось почти физическое ощущение покалывания, которое поднималось все выше, распространяясь по всему телу. Норисса сосредоточила свое внимание на источнике этой энергии, и она свободным потоком хлынула в ее тело. Исчезла усталость, истаяла боль. Сырая, первобытная, ничем не стиснутая жизнь пульсировала внутри нее, и все ее существо затанцевало в такт ее властному ритму.

Норисса медленно продвинулась к Кхелри. Еще до того как она прикоснулась к нему, она поняла, что жизнь медленно, но неуклонно покидает его. Норисса плавным ласковым жестом положила ладони ему на грудь, туда, где зияла страшная рана. Она остановила истекающую из тела энергию и повернула ее вспять, заставив вернуться назад, а затем наполнила тело доверху своей собственной энергией, бешено бурлящей внутри нее.

Когда его булькающее дыхание стало тише и спокойней, Норисса позволила себе улыбнуться. Бьющееся с перебоями сердце Кхелри обрело свой нормальный ритм, а синюшные губы покраснели. Под пальцами края раны сошлись, и рана закрылась, но Норисса отошла от него только после того, как уверилась, что его жизнь вне опасности.

Затем она почувствовала, как чьи-то руки прикоснулись к ней, поставили на ноги и подвели к еще одной жизни, которая трепетала как огонек свечи на ветру, грозя погаснуть. Когда и здесь Норисса сделала все, что могла, ее подвели еще к одному умирающему, и еще, и еще... Под ее пальцами сломанные кости срастались, раны заживали и глаза вновь обретали зоркость. Норисса восполняла утраченные силы, выкачивая из земли все новые и новые порции энергии и распределяя их между теми, кто пока оставался жив. И вот ее подвели к неподвижно лежащему, уже холодному телу. Норисса прикоснулась к этой пустой скорлупе и резко отвернулась, не внемля протестующему хору жалобных голосов. Смерть была естественным противовесом жизни, и Норисса не могла этого изменить.

Наконец все было кончено. Ничьи руки не влекли ее больше в том или ином направлении. Ноги ее утонули в земле, и она стояла, погрузившись в океан энергии.

И еще один голос позвал ее, голос знакомый, исполненный заботы и нежности, но Норисса не ответила. Ей оставалось сделать еще одну вещь, которая осталась пока незавершенной. Ее разум двигался по сужающейся спирали, выискивая ту точку, в которой нарушено было равновесие. Голос снова воззвал к Нориссе, и в нем появились требовательные нотки. Норисса стала полна силы, но ей некуда было ее приложить. Голос указал ей направление, и она медленно спустилась к самой земле, где обнаружила в конце концов свое собственное тело, вибрирующее от переполняющей его мощи и не способное ею управлять. И Норисса погрузилась в самое себя.

Тонкая стенка, которой она отгородилась от окружающего мира, перестала вдруг существовать, и на Нориссу накатил гул восхищенных голосов, ноздри защекотало, и она поперхнулась горьким дымом горящего дерева. Лишившись внезапно всех своих сил, Норисса упала на колени, и только руки Байдевина удержали ее от того, чтобы рухнуть на землю навзничь. Гном поддерживал ее, бормоча на ухо какую-то успокаивающую чушь.

И снова множество рук протянулись к Нориссе. Как во сне, она ощутила, как ее приподнимают над землей, укутывают теплым пледом, несут и укладывают на что-то мягкое. Знакомые и незнакомые женские лица окружили ее. Опять и опять она ощущала чьи-то прикосновения: осторожное прикосновение к щеке, нежное поглаживание по волосам, короткое пожатие руки. Кто-то принес еще одеяла и укрыл ее, вокруг звенели слова признательности и благодарности.

Медвин стоял чуть в стороне, наблюдая за ней, и в глазах его сияла гордость за нее. Норисса попыталась сесть. Ей очень хотелось рассказать ему о чудесах, которые она открыла. Она рассказала бы ему о широких потоках энергии, пронизывающих земную твердь, она рассказала бы ему об энергии, которая с шипением и гулом проносится в воздухе над кронами деревьев, она поведала бы магу о силах, которые неустанно движутся между небом и землей, не принадлежа ни тому, ни другому, но связанные и с тем и с другим. Этими и многими другими тайнами она поделилась бы со старым волшебником, если бы только ей удалось подняться. Но тело отказывалось ее слушаться.

Ода опустилась на свое ложе из одеял и отдалась заботам своих многочисленных сиделок.

18

Когда Норисса открыла глаза, вокруг было темно и тепло. Укрытая целой горой тяжелых шерстяных одеял, она едва могла пошевелиться, но это не сильно ее огорчило. Проснуться в таком уютном гнезде само по себе было приятно. Норисса зевнула и потянулась. Скорее всего, она заснула бы снова, но голос Сорин не дал ей этого.

Сорин оказалась рядом с ней, без конца поправляя и разглаживая одеяла, она засыпала Нориссу целым градом вопросов: "Отдохнула ли ты? Встанешь ли ты или будешь спать дальше? Не голодна ли ты?"

Последний вопрос отдался в пустом желудке Нориссы гулким эхом и прогнал последние остатки сна. Норисса кивнула, учуяв знакомый аромат жаркого из ярья, который потрясающе легко перекрыл все остальные ощущения, которые беспорядочной толпой осаждали обостренные вчерашними переживаниями, вновь пробужденные органы чувств.

– Я зверски голодна!

– Прекрасно. – Сорин отвернулась и заговорила с мужчиной, который, неловко улыбаясь, заглядывал через ее плечо. – Сходи, скажи старейшинам, что госпожа проснулась, но им придется подождать, пока она поест.

Кривоватая улыбка на лице Кхелри стала шире, и он исчез.

Кхелри!

Воспоминания о том, что случилось в поселке, внезапно нахлынули на Нориссу.

– Сорин! – Норисса резко села. – Битва! Раненые!

Сорин коротко рассмеялась и похлопала Нориссу по руке.

– Не переживай так из-за этого. Все сделано как надо, и все прошло...

"Все прошло?.. Сколько я проспала?" – подумала Норисса. Неужели всякий раз после сеанса лечения она будет отсыпаться, теряя драгоценные дни?

– Как долго...

– С утра, – пояснила Сорин, и Норисса оглядела крошечную комнатку, в конце концов признав в ней вовсе не комнату, а одно из временных убежищ, поставленных сразу после битвы. В дальнем темном углу свернулась калачиком Грента, молча глядя на Нориссу. Сквозь простыни, натянутые вместо четвертой стены, просвечивало пламя временного очага, сложенного из камней. Судя по тому, как все остальное скрывалось в темноте, на улице стояла глубокая ночь.

Сорин вышла наружу, чтобы с кем-то потолковать, затем вернулась и достала откуда-то комплект чистого платья. Она, не переставая, что-то говорила о людях, чьих имен Норисса никогда не слышала, и только раз в ее болтовне мелькнуло знакомое слово Крин – и Норисса вспомнила Хеску с ее варевом и незнакомую женщину у котла.

Она снова нырнула под одеяла, и дружелюбная болтовня Сорин текла мимо ее ушей, однако не прошло и нескольких минут, как перед Нориссой появилось целое блюдо жареного мяса, хлеб, печеная шааба, причем в количестве, достаточном, чтобы накормить троих. Одновременно с едой появился тазик, полотенце и кувшин горячей воды. В глиняном черпаке Сорин принесла душистое мыло из нефа.

Закончив хлопоты, Сорин вытолкнула Гренту из угла и повела прочь. У входной занавески она обернулась через плечо.

– Если надо будет что-то еще, позови – я буду неподалеку.

Норисса быстро помылась и переоделась. Затем она приступила к трапезе и подобрала все, вплоть до самого маленького кусочка. Вытирая блюдо коркой хлеба, она весело спросила сама себя, как это может быть, что после того, как ее наполняла такая энергия, она оказалась такой пустой внутри. Пока она ела, ей припомнился Боср и его шок, когда Джаабен потребовал выдать наследницу престола. Сорин, пусть и с удивлением, но признала ее, а вот жестокий взгляд Босра, который она перехватила, решительно ей не понравился. Конечно, она не была откровенна с этими людьми, и многие из них погибли, так и не узнав, за что они погибают. И теперь ей предстояло столкнуться с их праведным гневом.

Встав, Норисса отряхнула подол своей взятой взаймы юбки, стараясь заодно стряхнуть и страх, который начал одолевать ее. Не слишком охотно она подошла к занавеске и, коротко и резко выдохнув, отдернула ее в сторону.

Множество радостных, улыбающихся, торжествующих женщин бросилось ей навстречу, они закружили Нориссу в своем водовороте, так как каждой хотелось быть к ней поближе, каждой хотелось сказать ей несколько слов благодарности или ободрения, признаться в непоколебимой верности. Норисса позволила этому потоку подхватить себя и вынести к костру, который горел на площади. В толпе мужчин, кольцом стоящих вокруг костра, образовался проход, и Норисса по инерции влетела в него на полном ходу, внезапно оказавшись у самого огня. Там ее усадили на толстое бревно между Медвином и Байдевином. Позади нее из толпы выскользнула Сорин и укутала плечи Нориссы теплой шалью. Отступив на шаг, она тем не менее осталась стоять позади нее. Норисса огляделась. Байдевин по обыкновению хмурился, Медвин мимолетно улыбался Нориссе и снова обратил свое внимание на нескольких мужчин, которые стояли перед ними небольшим полукругом.

Это был Совет Старейшин. При появлении Нориссы старейшины зашептались между собой, свет пламени от костра, а может быть, свет надежды осветил их морщинистые лица.

Медвин наклонился ближе и похлопал Нориссу по руке:

– Джаабен рассеял мое колдовство, но ты уже достаточно подготовлена, чтобы встретиться со своими подданными. Не бойся.

Прежде чем Норисса успела что-нибудь сказать в ответ, кто-то из толпы объявил громко:

– Все на месте! Совет начинается.

Боср выступил вперед. Взгляд его обежал толпу, и Норисса, посмотрев туда же, нахмурилась: в толпе было много незнакомых людей. Вообще число собравшихся раза в три превосходило количество жителей Драэля, но новые лица, то тут, то там виднеющиеся в свете костра, казались смутно знакомыми, и это отчего-то обеспокоило Нориссу. Тем не менее она была уверена, что не может никого из них знать. В этот миг Боср заговорил, и Норисса обратила свое внимание на него.

– Я приветствую наших братьев и соседей из Крина и Татха. Мы от всего сердца благодарим за вашу мужественную помощь в битве и скорбим вместе с теми, чьих очагов коснулась смерть, – его взгляд на секунду остановился на Нориссе, и за этим взглядом проскользнула какая-то невысказанная мысль. В прошлом мы просили бы у высших сил облегчить страдания раненых, но в этот раз, похоже, наши молитвы были услышаны прежде, чем мы произнесли хоть слово, – его цепкий взгляд снова остановился на Нориссе. – И мы собрались здесь, чтобы выяснить, как это произошло.

Байдевин вскочил со своего места.

– Вам кажется, что леди Норисса знает, какова воля богов? Как это...

Боср коротким взмахом руки приказал ему замолчать.

– Я уверен, что леди может нам многое рассказать. В этот раз мы собираемся выслушать ответы из ее собственных уст.

Байдевин открыл было рот, чтобы что-то возразить, но Норисса наклонилась вперед и заставила его снова сесть рядом с собой.

– Пусть так и будет, – прошептала она. – Настало время быть откровенной до конца.

Байдевин уселся на бревно. Боср подозвал к себе мужчину, который стоял позади старейшин. Это был тот самый незнакомец, которого Норисса впервые заметила в лесу, на поляне, перед самым нападением солдат Джаабена. Он был не из Драэля, но Норисса почему-то довольно ясно видела его лицо на фоне темной стены деревенской хижины, в гудении множества голосов. Она потрясла головой, чтобы отогнать видение, когда Боср заговорил с ним, указывая на Нориссу:

– Крелсер из Татха, знаешь ли ты эту леди?

Человек кивнул:

– Да. Прошлой ночью некая женщина появилась в нашей деревне, призывая нас к оружию. Она уговорила нас поспешить на помощь жителям Драэля, а потом исчезла, как туман на ветру, – он ткнул пальцем в сторону Нориссы. Вот эта женщина!

В толпе раздались утвердительные возгласы, многие незнакомцы кивали головами.

Затем были вызваны мужчина и женщина из Крина. Они рассказали точно такую же историю, и оба опознали в Нориссе привидение, явившееся в их деревню.

Сообщение вызвало в толпе настоящий шквал восторга, даже члены Совета с воодушевлением начали перешептываться между собой. Все были довольны результатами исследования – все, кроме Босра.

Боср стоял по-прежнему холодно-отчужденный, не внимая ничьим голосам, и, когда он внезапно шагнул к Нориссе, она ощутила настоящий страх. Она была смущена тем, что она услышала, сбита с толку, озадачена. Теперь она узнавала лица незнакомцев – это они привиделись ей в темноте, и это у них она просила помощи. А она-то думала, что это просто сон, что эти люди были просто действующими лицами ее сна, а крик о помощи – привычным спутником ночных кошмаров. Однако все они утверждали, что все, что привиделось ей во сне, происходило на самом деле, и они были благодарны ей за ту роль, которую она сыграла в отражении ночной атаки врага. И гнев Босра казался поэтому совершенно неожиданным и беспричинным, еще одной нитью, которая запуталась между углами того сумбура, который царил у нее в голове.

Боср молча стоял, рассматривая ее сверху вниз. Шум постепенно стих, и толпа притаилась, почувствовав его недовольство.

– Кто ты такая?! – его слова прозвучали резко, скорее как вызов, а не как вопрос, требующий ответа. – Ты, кто появилась среди нас, выдавая себя за человека, которого преследуют наши враги и который обрушил само зло на наши головы? – он широко развел руками, охватив одновременно и пепелище, и бездомных жителей поселка.

Норисса сидела, храня неподвижность, не уверенная, как следует отвечать. Она хорошо представляла себе, что творится в голове у каждого из них. Ее присутствие считается чем-то значительным, но почему так рассержен Боср? Все остальные восприняли ее без каких-либо вопросов. Почему он один противится ее приходу?

Она почувствовала на своих плечах чьи-то дружеские руки, горячее тело, готовое защитить, прижалось к ее спине, и голос Сорин зазвучал над самой ее головой:

– Она – Нандил Шэй, – сказала она просто, и по рядам женщин прокатился согласный ропот. – Она вернула нашей земле жизнь. Ты сам, старейшина, охотился на жирных ярья и ел сладкие свежие коренья. Ты сам видел, как она вылечила наших умирающих мужей и братьев, – это было только сегодня. Почему ты не хочешь увидеть в ней ту, кем она на самом деле является, новую Нандил Шэй, предвестницу жизни?

– Потому что я не могу понять, что же я вижу. – Пламя костра освещало Босра сзади, и он стоял перед Нориссой словно изваянный из мрака, над головой его дрожало оранжевое сияние. – Кто это дитя, которое играет заклятиями невероятной силы? Кто она, если ее лицо – я понял это недавно напоминает мне лицо моей умершей королевы? Это дитя путешествует в компании волшебника, одно имя которого побуждает исполненные надежд воспоминания, но я-то знаю, что не могу помнить этого. Чья это магия?!

– Эта магия – моя, – спокойный и глубокий голос Медвина заглушил треск факелов и поленьев в костре. – Это обыкновенная предосторожность.

Все, и даже Сорин, были поражены.

– Ты считаешь, что ее нужно было защитить? От кого?

– От ваших надежд и ожиданий, – ответил Медвин. – От обязательств, которые потребовали бы от нее слишком многого и чересчур быстро. Не сомневаюсь, что вы с радостью приняли бы ее и короновали в тот же день, как вам стала бы известна ее личность...

Сорин кивнула, и Медвин продолжил:

– И вы сочли бы одно только ее присутствие за исполнение предсказанного и ожидали бы немедленного падения нынешней госпожи.

– Именно поэтому мы и ждали ее прихода, – вскользь заметил Боср.

Медвин покачал головой:

– У нее еще нет ни силы, ни знаний для схватки с таким противником. Мое заклинание преследовало цель выиграть время, чтобы она выучилась пользоваться своим Талантом.

По мере того как Медвин говорил, губы Босра вытягивались в тонкую, ироническую улыбку, и Норисса внезапно поняла причину его гнева.

"Да, Боср, теперь я разглядела твои страхи. Ты понял, что избавитель наконец появился, но у него нет ни сил, ни власти. Спаситель оказался наполовину ребенком, наполовину – молоденькой девушкой, которую надо защищать и лелеять, пока твои воины будут умирать за нее". Норисса подавила горькую усмешку. Она подумала, что он, быть может, не так уж и не прав своем гневе, и попыталась пересчитать те немногие чары, которыми она в достаточной степени овладела. Ни одно из этих заклинаний не было достаточно могущественным, чтобы с его помощью одолеть опытного мага.

Норисса вздернула подбородок, на губах ее возникла сдержанная, едва заметная улыбка. Она дерзко посмотрела Босру прямо в глаза. Эта улыбка говорила: "Да, я понимаю, но ничего не могу сделать". Проглотив в горле горький комок, Норисса встала и вышла к огню. Повернувшись к слушателям, она заговорила достаточно громко, чтобы было слышно всем и каждому:

– Боср совершенно прав, задавая вопросы касательно того, чего он не понимает. Я признаю, что я скрыла от вас многое, но сейчас я расскажу вам, кто я такая и что я совершила.

Отсвет костра блеснул на седых волосах Босра, когда он кивнул и отступил в сторону:

– Говори.

И Норисса рассказала им о своем детстве, проведенном в горах, о смерти родителей и непреодолимой силе, которая звала ее. Она поведала им об амулете, об Эдель и чудовищах Тайлека. Об иллюзиях, которые мог создавать амулет, она упомянула тогда, когда рассказывала о бегстве из Виграмского замка и своей первой встрече с Байдевином и Медвином. Ее повесть затянулась надолго, и кто-то принес и положил в костер новые дрова. Матери укачивали на руках детей, а по рядам слушателей передавались из рук в руки куски холодного мяса и хлеба. Укрывшись пледами и шалями, повстанцы усаживались на землю, и никто не ушел, пока не услышал всей истории.

Когда рассказ был окончен, Норисса повернулась к старейшинам.

– Я думаю, что я и есть тот самый наследник престола, возвращения которого вы так ждали, но я никогда не искала этих почестей и готова передать их любому, кого вы назовете. Если же вы решите, что это мой долг, то я поклянусь всей своей силою защищать этот край. Если вы не примете меня, – она посмотрела на Босра, – я стану считать себя свободной и вправе продолжать свое собственное паломничество.

В один голос собравшиеся объявили ее королевой. В темноте то тут, то там раздавались клятвы верности и любви. Медвин с гордой улыбкой и Байдевин с самодовольной ухмылкой встали Позади нее.

Норисса купалась в волнах их радости и счастья, и даже острая необходимость откликнуться на зов и пойти ему навстречу отступила на короткое время.

19

Разгром отряда Джаабена называли теперь "Битвой Героев". Новая королева принесла Сайдре новую уверенность. Колдовство больше не повторяло своих атак, и по всей стране дозорные отряды армии Фелеи предпочитали отсиживаться в замках и фортах. Путешественники спокойно передвигались между поселками, а горны Кузнецов пылали денно и нощно. Оружейники ковали новое оружие и приводили в порядок старое, в открытую нарушая многолетний запрет на производство оружия. Немногие усталые души лелеяли надежду, что с царствованием Фелеи покончено, но глубоко внутри даже они понимали, что это не так. Ничто не могло быть решено окончательно, пока подлинная наследница престола не была коронована в Актальзее, а власть и могущество госпожи не были сломлены. Медвин неустанно предостерегал всех против благодушия, говоря, что мирная передышка есть ни что иное, как временное отступление темных сил, которые готовятся нанести свой последний сокрушительный удар.

И все же многое переменилось. Мрачная тень над страной исчезла, и все цвета засияли под солнцем в своем первозданном великолепии, ничем не омрачаемые. Жизнь снова стала яркой и привлекательной, стоящей того, чтобы за нее сражаться.

Люди из Крина и Татха остались в Драэле на половину лунного цикла, чтобы помочь заново отстроить сожженный поселок. К тому времени, когда они вернулись к своим очагам, дома были построены заново.

Вытоптанные солдатскими кайфарами поля были заново перепаханы и засеяны. Вскоре семена проросли, и нива зазеленела нежно-зеленым ковром. Стада ярья собирались в лесах, чтобы выйти к водопою утром или вечером, и шумно пили у реки. Стаи ярко-желтых и черных дессонов усаживались на ветвях деревьев на берегу реки и громко выражали свое возмущение появлением их многочисленных стад, нетерпеливо дожидаясь того момента, когда им можно будет слететь вниз и полакомиться жучками, которых вывернут из жирной земли острые копыта ярья. Повсюду на земле кипела жизнь, и люди не могли не откликнуться тем же.

Норисса перестала сердиться на Байдевина за "украденную" магию и обнаружила в его обществе новую приятную сторону, пока они вместе постигали нелегкую науку под строгим попечительством старого волшебника. В негласном соревновании каждый стремился "переколдовать" другого, оба обнаружили, что их главные умения почти не пересекаются между собой. Так, пока Норисса заучивала заклинания и формулы, Байдевин весьма преуспел в предметной магии, прежде всего – в алхимии. Даже Медвин был удивлен его быстрым продвижением. Норисса же обнаружила в себе талант подлинной "сестры земли" и без труда научилась открывать и закрывать те каналы, по которым в толще земли перемещались потоки энергии, не теряя при этом самоконтроля.

Но больше всего ей нравилось разговаривать "от мозга к мозгу". С помощью неслышной речи можно было управлять более простыми созданиями, и она часто подманивала к себе смешных зверьков и пичужек, чтобы развлечь детей. Именно этот способ общения еще крепче привязал ее к Байдевину и Медвину. Глубина ее связи с Байдевином частенько заставала ее врасплох. Он казался ей частью ее самой, с легкостью читая ее настроения и приходя на помощь в решении какой-нибудь проблемы раньше, чем она успевала осознать, что звала его. И все время, не переставая, она сопротивлялась зовущему ее голосу.